Ну конечно же, это была сладкая парочка – цыган Имант и Леонтина. Оба солидно одетые, как если бы собрались в ресторан.
– Т-т-т-т-т! – радостно затрещал Имант.
– Имант говорит, что очень хотел с вами встретиться, – перевела Леонтина.
– Взаимно, – буркнул я.
Мне нужно было спешить в редакцию «вечерки», чтобы проконтролировать качество сканировки. Позавчера уже стряслась прелесть неизъяснимая. Я бегал снимать в передвижной цирк и польстился на морского льва, который не только балансировал на носу мячи, не только ловил шеей кольца, но еще и принимал томные позы, и аплодировал сам себе ластами. Я исправно с утра притащил негативы, сдал их и помчался дальше. Вечером я заглянул в свежую газету…
Морской лев имеет цвет, который я назвал бы мокрым. От природы он, возможно, темно-серый или темно-коричневый, кто его разберет, по-моему, человеческое око никогда этого зверя сухим не видело. А мокрый он лоснится и сияет, как угольная глыба. Так вот, в газете он был розовым. Как нужно отсканировать негатив, чтобы получить розового морского льва, я не знаю! И ответственный секретарь тоже не знает. А знает он, что человек, желающий, чтобы его снимки выглядели качественно, должен стоять над душой у сканировщика и добиваться нужного результата. Я как раз нес негативы с цветочной выставки и собирался стоять над душой до упора. Зеленые розы и черные ромашки были мне как-то ни к чему…
– Т-т-т-т-т! – затарахтел Имант, показывая пальцами по ладони торопливую походку, потом потыкал в пряжку на моем ремне, потом схватился за голову и, наконец, скроив жуткую рожу, воздел руки к небесам.
– Имант говорит, что у вас есть высокопоставленный знакомый в казенном доме… служебный человек… – Леонтина призадумалась.
– Т-т-т! – обратился к ней цыган. И очень укоризненно.
– Ему что-то угрожает через посредство женщины, – перевела Леонтина. – Что-то такое, неземное, очень страшное.
Я наконец-то отвлекся от мыслей о негативах.
Васька!
Этот перестраховщик слинял с моего горизонта и я уже который день не знал, как обстоит дело с охотой на нереала.
В глубине души я догадывался о подлинной причине этого разрыва, нет, не разрыва и даже не расставания… скорее, расхождения…
Я разгадал его тайну.
Вообще-то я человек простой и далекий от интриг. Всякие сложные стратегические умопостроения, которые царили в женском педагогическом коллективе, я элементарно не мог осилить. Если бы мне велели разобраться в Васькиной биографии, я бы завалил это задание. Но тогда меня понесло…
И вынесло!
– А что угрожает? – спросил я. И, чтобы получилось доходчивей, изобразил сперва повешение (высунув язык, естественно), потом – выстрел в висок (из указательного пальца правой руки), а на закуску – удар кинжалом в пузо. За достоверность последнего, впрочем, не ручаюсь – Имант мог подумать, что у меня просто схватило живот, вот я за него и держусь с агонией на лице.
Но общий смысл до него дошел. Цыган закивал и, подняв обе ладони до плеч, сделал два резких рубящих движения вниз – как будто отсекал от своей грудной клетки какую-то дрянь.
Точно, подумал я, об этом же мы с Васькой однажды спорили! О каком-то канале, который ему грозились перерубить!
– Как он узнал, где меня нужно искать? – спросил я у Леонтины.
– Если бы я знала! – воскликнула она. – Сидел дома, смотрел телевизор, он классический балет любит, вдруг сорвался, потащил меня куда-то…
Можно было подумать, что она жалуется. Но так ворчливо брюзжать может только очень счастливая и гордая своим избранником женщина, понял вдруг я. Вообще-то мог бы понять и раньше…
– Речь идет об одном моем знакомом, – объяснил я. – С ним действительно не все в порядке. Пусть теперь скажет, что нужно делать!
– Т-т-т-т-т! – Имант показал рукой вперед. И сделал движение, которое расшифровывалось однозначно: за мной!
Мы понеслись.
Но неслись мы странно. Время от времени цыган останавливался, замирал, словно прислушиваясь, и мы должны были тормозить и торчать рядом, делая вид, будто так и надо. Потом он опять срывался – и мы должны были его догонять. Хорошо еще, если на прямой. Однажды он резко свернул в переулок, а мы с Леонтиной проскочили и должны были возвращаться.
Это не был бег – это было еще хуже. Если кто видел соревнования по спортивной ходьбе, когда люди стремятся к финишу на негнущихся ногах, зато отчаянно размахивая руками, так тот может понять, как выглядели мы трое, прошибающие пешеходов почище пушечного ядра.
Имант шагал впереди, и ему доставались все восклицания, визги и ругань. Он отвечал яростным «Т-т-т!» Что интересно – за этот треск ему все прощалось…
Вдруг он остановился и жестом велел нам спрятаться за угол. Так мы и сделали. Он прошелся взад-вперед и присоединился к нам.
– Т-т-т… – совсем тихонько сказал он мне, приглашая выглянуть из-за угла. И даже показал пальцем, куда смотреть.
Я увидел того амбала, который специализировался по чистке кармы веником! Того, который преследовал меня на базаре! Он был не один, а с маленьким дедком, который стоял к нам спиной. Но мне вовсе не нужно было видеть эту мерзкую рожу, чтобы узнать деда-вонючку.
Они тоже кого-то караулили.
Дед оставил своего телохранителя и подошел к самому краю тротуара. Он что-то держал в кулаке. Я вспомнил, как он разбудил полтергейст в «Анжелике» и стал соображать – не хлынет ли сейчас дрянь из канализационных люков. Вот и проворонил тот миг, когда дед что-то этакое выкинул на проезжую часть.
Не думаю, чтобы эта была горсть гвоздей. Однако машина, которой полагалось бы в ряду прочих машин соблюдать правила взаимной дорожной вежливости, вдруг остановилась. Та, что шла сзади, врезалась ей в бампер. И началось обычное столпотворение, какое бывает при ДТП – дорожно-транспортном происшествии.
– Т-т-т-т-т! – показывая пальцем на сбившиеся в колонну машины, толковал Имант. При этом еще показывал пальцами по ладони что-то вроде бега по пересеченной местности, потом вдруг продемонстрировал мне два пальца знаком «V», и, наконец, показал, какой бы вырос у него огромный бюст, будь он женщиной.
– Т-т-т! – одобрительно отвечал я. Бюст такого размера попался мне в одной из тех газеток, которые мы перешерстили, пока напоролись на Астралона. Это были даже не два футбольных мяча, даже не два крупномасштабных арбуза, а, я бы сказал, два шарообразных аквариума, каждый литров на пятьдесят.
– Перестаньте его передразнивать! – вмешалась Леонтина. – Сейчас выбегут две женщины, точнее, женщина и девочка. Нужно их перехватить и увести.
Я посмотрел на нее с уважением. Что значит разница в психологии! Там, где мужчина видит всего лишь необъятный бюст, женщине мерещится целый детектив…
Но Леонтина оказалась права. Действительно, из второй по счету машины, той, что впилилась в первую, быстро выкарабкались женщина и девочка. И тут же к ним направились дед-вонючка, его ручной громила и непонятно откуда взявшийся мужчина пресолидной внешности, восточного типа и в длинном сером плаще.
– Т-т-т-т-т! – с этим боевым кличем Имант кинулся им наперерез, по не налегке, а волоча меня за руку.
Очевидно, цыган от природы был лишен чувства страха. Он отпихнул громилу и покрутил пальцем у своего виска, тарахтя так, что перевода не требовалось.
– Это он! – воскликнула женщина, прижимая к себе девочку. – Настька, не бойся, слышишь!
– Да я не боюсь! – пискнуло ошарашенное дитя.
Женщина повернулась ко мне…
Ну, конечно, я не какой-нибудь конфетный ДиКаприо, но и не такое же чудище, чтобы от меня отскакивать.
– Да уводите же их! – крикнула Леонтина. Она благоразумно не приближалась к мужской заварушке.
Имант между тем вступил в диалог с элегантным дядькой и что-то такое ему ты-ты-тыкнул, что тот отступил.
– Скажите им, что вас прислал служебный мужчина! – крикнула мне Леонтина.
– Я от следователя Горчакова! – послушно воскликнул я.
– Ребенка! – она пихнула ко мне дочку. – Ребенка куда-нибудь уведите!
– Да я вас обеих сейчас уведу! – я взял женщину за руку и удивился, как это человека может сотрясать столь крупная дрожь. – Бежим! Бежим скорее!
Иногда во мне просыпаются стратегия и тактика. Я понял откуда-то, что если бежать по тротуару, то нас, во-первых, будут тормозить прохожие, а во-вторых, непременно нагонит громила. И я даже подозревал, что где-то поблизости околачиваются еще двое.
Значит, надо было рвать в неожиданном, и потому перспективном направлении – на проезжую часть!
Когда три человека, взявшись за руки, решительно врезаются в поток транспорта и, пробираясь противоположному тротуару, какое-то время бегут параллельно ему, между автобусом и колонной легковушек, – со стороны это, наверно, замечательно. А вот если кто пробовал – тот меня поймет…
На той стороне я первым делом потащил свой прицеп в переулок, подальше от деда-вонючки и соратниками, чтобы вовсе с глаз долой!
– Ох, не могу больше! – выкрикнула женщина. – Сейчас упаду!
И тут мы услышали грохот. За нами гнался слон, или мамонт, или целый тираннозавр… как он, кстати, выглядит?…
– Нельзя падать! – я дернул ее за руку и потащил к ближайшему подъезду.
– Мамочка, мамочка! – запричитал наконец ребенок. До ребенка дошло, что неприятности и погоня – всерьез.
Мы все трое одновременно ломанулись в приоткрытую дверь. Есть такие подъезды, где дверь вечно полуоткрыта, но это еще не значит, что она распахивается настежь.
Мы бы полчаса колготились возле этой щели, которая была впору женщине с дочкой и тесновата в талии мне, но тут в мою спину врезался мамонт – и мы под скрежет несмазанных петель провалились в подъезд;
– Т-т-т! – победно затрещал Имант и показал мне большой палец.
Затем он ткнул в женщину с ребенком, показал пальцами бег, потом обвел в воздухе воображамый прямоугольник и нарисовал несколько совершенно иероглифических загогулин,
– Нихт ферштейн, – ответил я ему и завертелся в поисках Леонтины. У нее так хорошо получалось переводить с тэ-тэ-тэшного языка!
Леонтины не было. Да и не могло быть.
Мои спутницы выдержали этот кросс потому, что обе обули кроссовки. А на Леонтине были туфли с каблуками. И она не рискнула выкидываться на проезжую часть под красный свет в такой обуви…
Имант сделал жест, означавший: «За мной!» И углубился в подъезд.
Вот тут-то его ясновидение и подвело. Двор, который, судя по его целеустремленности просто обязан был бать проходным, оказался тупиковыми.
– Т-т-т! – сообщил Имант, постучав себя по лбу. И вдруг с хмурым видом выкинул четыре пальца.
Во мне все внутренности заледелели.
– Четыре амбала? – спросил я. – Четыре черта с рогами?
И тут меня надоумило счесть присутствующих…
– Четыре гроба?!.
– Да вы с ума сошли! – напустилась на меня женщина. – Чего вы мне ребенка пугаете?
– Этих ребенков гробом не испугаешь, – буркнул я и наконец-то вгляделся в девочку повнимательнее. – Настя?
– Настя, – подтвердило дитя. – А я вас сразу узнала, Игорь Петрович! Мама, помнишь?
Тут только до меня дошло, кто эта женщина. Возможная подруга Башарина, которую так искал Васька! А зовут ее, зовут ее…
– Алевтина Петрова!
– Очень приятно, – отвечала Аля. – Добрый день, Игорь Петрович!
– Ну, как дела? – поинтересовался я. А какие, простите, вопросы следует задавать бывшему классному руководителю в таких случаях?
Тут под моим носом обнаружился кулак. Это был смуглый волосатый кулак Иманта.
Осознав, что я написанных в воздухе загогулин не разумею, Имант развернул меня к себе спиной и дал коленом под зад. Не так чтобы сильно – просто придал ускорение. А сам протянул Але руку с грацией балетного солиста и с «Т-т-т!», которое, чтоб я сдох, прозвучало с французским прононсом!
– Видела бы тебя Леонтина! – сказал я ему, обернувшись. Очевидно, он понял подколку – замахал на меня двумя растопыренными ладонями с явственным выражением: молчи, идиот!
Затем мы вернулись в подъезд, Имант выглянул, убедился, что никаких магических амбалов в переулке нет, и повел нас за собой короткими перебежками, от магазина к магазину.
И вывел на улицу Верещагина. Как выяснилось, он считал лучшим укрытием от взбесившихся магов редакцию «Отчего дома».
Я хотел было напомнить ему, что он отныне тут персона нон грата, но всех моих мимических способностей недостало для такого сложного, можно сказать, политического понятия. Имант махнул рукой с выражением: «А-а, все – ерунда!» и устремился в редакционную дверь.
Мы миновали и первый, и второй, и даже третий этаж. Я за это время часто бывал в «Отчем доме» и полагал, что его несложную географию усвоил. Оказалось – дудки! Тут имелся еще четвертый этаж!
Очевидно, цыгана тут пару раз прятали от возмущенной Ксении.
Пока я соображал, это ли имелось в виду при демонстрации четырех пальцев, он достал из кармана черную железку, поковырял в замке крошечной дверцы, открыл ее и первым полез в темную глубину. Аля с Настей забрались следом, а я был замыкающим.
– Ну и что мы тут будем делать? – спросил я Иманта. – Если они нас выследили, то переловят тут, как, как… как грудных младенцев!
Имант помотал пальцем – мол, не паникуй, все не так плохо, все гораздо хуже! И, пригибаясь, протиснулся мимо поставленного дыбом стола к окошку.
Если бы я был наблюдательнее, то обратил бы внимание на узкие щели, которые тянулись прерывистой полосой под самой крышей «Отчего дома». Если вытянуть шею, то из них было отлично видно улицу Верещагина и тех, кто по ней ходит.
Судя по тому, с каким увлечением Имант изучал этот пейзаж, там, на улице, что-то происходило. Я добрался до соседней щели и охнул.
Черная иномарка подкатила к «Отчему дому», а из нее вылезала знакомая компания – три амбала, дед-вонючка и подозрительно элегантный дядька. Они выследили нас и действительно готовились взять живьем на чердаке.
Имант повернулся и поднес палец к губам.
– Сукин ты сын! – сказал я ему. Он помотал головой, как будто понял.
– Игорь Петрович!… – очень жалобно обратилась ко мне Аля. – Что же теперь будет? Я боюсь – это очень сильные гипнотизеры… Они меня однажды уже заманили!
– А чего они от вас хотели? – спросил я.
Имант, повернувшись к нам спиной, изучал маневры гипнотизеров.
– Вы во всякую дурацкую магию верите? – судя по всему, Аля ожидала отрицательного ответа, но я честно кивнул головой, что означало: да, разумеется, как же иначе!
– Они утверждают, что следователь Горчаков – тульпа. Вы знаете, что такое тульпа?
– Аля, я знаю все, – я вздохнул. – Он действительно тульпа. Это чистая правда. Но при чем тут вы?
И тут до меня дошло!
– Аля! Это вы его сотворили?!?
– Ой, тише, Игорь Петрович, тише… – донеслось от той щели, где засела Настя.
Ребенку было интересно! Не каждый же день такое кино.
– Игорь Петрович! – Аля смотрела честными круглыми глазами. – Хоть вы мне поверьте! Я ничего не творила! А они грозятся, ну…
И она показала на дочку, а потом прижала палец к ненакрашенным губам.
– Сотворили, Алечка, – скорбно сказал я. – Сотворили не более не менее как следователя угрозыска в чине капитана. А судя по тому, что Васька не имеет от начальства ни одного взыскания, вы сотворили мимоходом и его прямого начальника, Андрея Евгеньевича Сорокина.
– Да как же я могла сотворить живых людей??? – Аля в недоумении посмотрела на свои руки, как будто именно ими месила то тесто, из которого вылепила Ваську.
– Ну, как вам объяснить… Вы его придумали, Горчакова. Вы представляли себе человека, а он взял да и материализовался…
В глазах у Али было полнейшее непонимание.
– Мало мне было хлопот? Сперва – эти! Потом – как я билеты доставала! Я же должна увезти ребенка! И еще пока вещи отстирала! У меня после этого гипноза с крокодилом все воняло, как у бомжа! Так еще и эта!… Этот!… Тульпа!… Горчаков!…
Судя по голосу, слезы на глазах уже созрели. И в большом количестве.
– Но ведь вы действительно воображали себе мужчину, такого положительного, неглупого, ведь воображали? Ведь понемножку придумывали?
– Ну да! – в отчаянии воскликнула Аля. – Придумала! А что мне еще оставалось делать? Муж – пустое место! Эти кобели вокруг – немногим лучше! Я же не какого-то Ди Каприо!…
Слезы брызнули из глаз, но Аля даже не подумала их вытереть.
– Я же обыкновенного, только хорошего! Просто – мужчину! Мне же не красавец нужен, не артист, не Киркоров! Мне бы такого, чтобы только – мой, чтобы другие бабы на него не таращились! Ну и пусть рыжий… И не рыжий, а с рыжинкой… самую чуточку… мне так нравится… Я шла по улице и думала – вот он ждет меня дома, чистенький, ласковый, и дома – порядок, и за дочкой он присмотрел, чтобы уроки делала, и я ему ужин сейчас сготовлю! Я же в магазине колбасу покупала и думала – вот, ему должно понравиться… Я же рубашки в магазине смотрела и думала – вот ему должно пойти!… А вы!…
Тут она разревелась окончательно.
– И вам нужен был именно такой – среднего роста?… – я все еще пытался понять.
– При чем тут рост?! – простонала она. – Мне нужен такой, чтобы… чтобы… Чтобы налево не бегал!
Так, подумал я, это уж точно – Васька. Ни налево, ни направо, ни кругом, ни бегом! Верность несокрушимая! Вот он, оказывается, кому верность хранил…
– Чтобы не трус!…
И это – про Ваську. Трусом он никогда не был.
– Чтобы на него можно было положиться!…
М-да… в отличие от меня…
– Но почему – мент???
– Почему? А вы часто домой возвращаетесь в одиннадцать часов вечера через проспект, Писаревскую и потом наискосок – через пустырь? Господи, на какие я там рожи насмотрелась! Поубивала бы! – Аля впала в настоящую ярость. – Соседку муж встречал, еле у них отнял, так ему же удирать пришлось. Менты же не разбирают, кто прав, кто виноват! Пьяному скоту лапать женщину можно, а нормальному мужику дать этому скоту в ухо – нельзя!
– Так-так-так… – я забормотал немногим вразумительнее Иманта. – Значит, человек, который по долгу службы может безнаказанно дать в ухо пьяному скоту? Логично, более чем логично…
Увы – Ася все еще мечтала о справедливости. Тот, кого она создала и выпустила на свободу более десяти лет назад, и должен был сражаться за справедливость! Но сейчас, когда она повзрослела, поумнела, многое поняла…
Дочь!
Хорошо все-таки, что я побыл еще и педагогом. Сейчас под угрозой – дочь. Вот-вот она войдет в тот возраст, когда самый праведный мужик уже будет воспринимать ее не как дитя, но как женщину. И Ася, беспокоясь о дочери, удерживала свою мечту именно в необходимом состоянии – состоянии борьбы за социальную справедливость, против пьяных рыл, за безопасность маленьких детей.
Но какой же силой воображения обладала эта курносая женщина!
Она же по меньшей мере десять лет держала Ваську в человеческом мире, и как держала! Он натурального мента было не отличить!
Я уж собирался сказать что-то насчет силы воображения, какой-нибудь комплимент, но тут внизу послышался шум.
И звучный женский голос перекрыл этот шум, пронизывая межэтажные перекрытия, как горячий нож сливочное масло.
– Это что еще за Божье наказание?!.
Имант, который, оказывается, уже давно не смотрел в щель, а наслаждался моим объяснением с Алей, громко замычал и затарахтел разом.
– Степашина! Это твоя магическая клиентура?! Последний день работаешь в редакции! А вас попрошу покинуть помещение!
Очевидно, наши преследователи, пытаясь обнаружить нас методом обыска, напоролись на достойное сопротивление.
– Вы что на меня руками машете?! Я вам сейчас помашу!
Вспомнив, что у Ксении в сумке постоянно обретается пистолет для особо буйных посетителей, я заранее заткнул уши. Выстрела не было, но голос проник и сквозь ладони.
– Я милицию вызывать не стану! Я сама – ведьма! А ну – пошли отсюда в задницу!
Что-то опять загремело. Похоже, что по лестнице.
– Вот это женщина… – пробормотал я, а Имант устремился к наблюдательной щели.
– Ура! Ура! Ура! – негромко завопил ребенок. – Они уходят!
– Они засядут где-нибудь поблизости, – сказал я Але. – Боюсь, что сегодня вам никуда уехать не удастся.
Чтобы убедиться в этом, я пробрался к щели.
Возле иномарки шло совещание. Очевидно, в самую неподходящую минуту подала голос мобилка. Амбальский шеф вынул ее из кармана, что-то сердито сказал в микрофон, мотнул головой в сторону того громилы, что охотился за мной на базаре, и громила кинулся ловить проезжающее такси. После чего шеф и дед-вонючка отбыли, а амбалы, повыясняв отношения, сели в иномарку и отъехали. Но остановились они за углом, я сверху прекрасно это видел и Имант – тоже.
– Но что же делать? – в растерянности спросила Аля. – У нас все вещи в машине остались…
– Т-т-т! – успокоил Имант. И опять приник к щели.
Что-то он там такое углядел, от чего с безумным треском «Т-т-т!» сорвался с места и, покинув чердак, поспешил вниз по лестнице.
– У него крыша едет, да? – спросила милая Настенька.
Я оглядел окрестности. Ничего вдохновляющего, вот разве что микроавтобус медленно едет вдоль тротуара, соображая насчет парковки… Но если в нем вызвал такой азарт именно микроавтобус, значит, там, внутри, за окнами с занавесочками, сидит Леонтина.
До меня понемногу стало доходить. Имант прекрасно знал, что сквозь Ксению никакое маги к чердаку не пробьются. Может быть, для спасения Али были разработаны и другие варианты, но вот пришлось использовать этот. И Леонтина, сообразив, приехала забрать нас отсюда!
Ишь, как этот микроавтобус норовит пристроиться к редакционной двери!
– Идем скорее! – заторопил я Алю с Настей. – Сейчас нас отсюда увезут!
Кое-как прикрыв чердачную дверь, мы осторожно спустились по лестнице. Я уже отворил дверь, ведущую на улицу…
Имант, стоя у микроавтобуса, махал руками, как ветряная мельница, только более художественно. Леонтина, высунувшись, тоже что-то показывала. Но, видно, словарный запас жестов оказался недостаточным.
– Но Таир же внятно сказал – везти к нему! – воскликнула она в отчаянии.
Таир!
Так вот почему Имант примчался спасать Алю!
Я сразу вспомнил, как эта сладкая парочка смылась из «Инферналя». Ну, точно, проклятый ясновидящий почуял, что в фальшивом салоне побывал настоящий маг, и помчался вдогонку! И они договорились! А Таиру поперек горла Васькина затея непременно спасти нереала! Он же прямо намекал, что у Васьки может быть разрублен канал! Вот!… Он уберет с дороги Ваську, спокойно отыщет своего нереала и разделит его на составные части… на детали!…
– Стой! – прошептал я Але. – Назад! На чердак!
– Но?…
– Аля, это то же самое… – я, схватив ее за руку, уже тащил вверх по лестнице. – Он тоже хочет уничтожить следователя Горчакова!
– Кто – он?… – Аля не столько шла, сколько влеклась по ступеням.
– Таир! Ох, Алечка, вы еще не знаете, что это за тип! Это, это…
Перед моими глазами нарисовалось худое мальчишеское лицо с темными тенями, с острым взглядом. Вот ведь гад, подумал я, нанял цыгана! Знал же, что я цыгану доверяю!
А шиш тебе, подумал я дальше, а дулю тебе!
Пусть Горчаков – поросенок, пусть он вообразил себя конспиратором и не звонит уже который день, пусть этот рыжий мерзавец – мент поганый, но магам на растерзание я его не дам!
Глава восьмая.
Епископ блефует, а птенчики наслаждаются
В сауне «Древнерусской школы ведической реабилитации» шла крутая разборка.
Двое, представившиеся Алевтине Петровой как Генерал и Эмириэль, заперлись в предбаннике и решали наиважнейший вопрос: как жить дальше?
– Но я уже сообщил – ты понимаешь, сообщил! – что инкуб практически в наших руках! – возмущался тот, что прибыл на встречу в бомбоубежище, украсившись блондинистым париком. – Ты понимаешь, что уже есть заказы?
– Да понимаю я, понимаю! – отбивался Епископ, которому для конспирации втемяшилось побыть с полчасика Генералом. – Но ты подумай – ведь нам помешало недоразумение!
– Ничего себе недоразумение!
Имелся в виду крокодил Гришка. В самом деле, кто мог предположить, что в бомбоубежище Дома колхозника живет настоящий нильский крокодил? И что Аля с перепугу выпустит его на свободу?
Епископ-то все рассчитал грамотно. Если уничтожить канал, по которому Аля связана со своей тульпой, следователем Горчаковым, то зловредный следователь исчезнет! А тот чудак в сиренево-розовых штанах, который помогает ему прятать нереала, сам по себе – пустое место. Изъять нереала из той квартиры, куда его запрятал Горчаков, несложно. И придется уж рискнуть – впервые пустить в ход заклинание Таира, порабощающее инкуба. Вот и все!
– И какого этого самого я с тобой связался? – спросил Эмириэль, хотя на самом деле его звали куда как попроще, а звучное имя было придумано Епископом в последнюю минуту.
И Епископ, и его подчиненные, и прочие приближенные к магии лица избегал всуе поминать черта. Бога, впрочем, тоже.
– Но ведь сперва все шло по плану…
– А потом? Ты подумай – если мы сорвем первые заказы, то это – все, конец! Что я людям скажу? И кто после этого захочет иметь со мной дело?
Епископ вздохнул.
– Знаешь, что? – спросил он. – Мы, кажется, не учитываем еще одной стороны, заинтересованной в поисках инкуба.
– И кто же эта глубокоуважаемая сторона? – глумливо осведомился собеседник.
– Да инкубы же! Тебе не кажется странным, что они до сих пор не пришли к нему на помощь?
– Ну, и что ты этим хочешь сказать?
– Погоди, я думаю… – Епископ действительно думал, он выстраивал версию, и она-таки сложилась. – Вот как я вижу ситуацию. Тульпа оседлала инкуба. В результате его связи нарушились. Он не может связаться со своими, а они – с ним.