Страница:
Мне не хотелось никого видеть, тем более проводить лишнюю минуту в этом, внезапно опостылевшем секторе. Я бросил все, не заглядывая даже в рабочий стол, где, кажется, лежали какие-то мои книги. Я в тот же день побывал у заведующего отделом, получил обходной лист и сдал пропуск.
Уходя вечером из НИИ, я знал, что никогда больше сюда не вернусь.
Новый год я встречал у родителей.
Впервые за несколько последних лет мама позвонила накануне и как-то необычно, без привычного напора позвала к себе - и неожиданно для себя я согласился. Сам не знаю, почему. Наверное, просто привык к новому году как семейному празднику, а в своем доме семьи у меня больше не было.
Это получился грустный и тягостный вечер. Я давно не видел родителей и был просто убит происшедшей в них переменой. Отец совершенно сдал. В течении вечера он непрерывно считал пульс и мерил давление, несколько раз ложился передохнуть. Черные мешки у него под глазами говорили, что сердце его на пределе. И мама изменилась; это была уже не прежняя моя, жесткая и непреклонная мама - а обычная старушка. Она как-то похудела и пожелтела, и стала совершенно неузнаваемой. Мягкой и суетливой, даже доброй. Если бы она была такой всегда - возможно, вся жизнь моя сложилась бы по-другому… Я смотрел и понимал, что осколок, задевший меня, кажется, отлетел в родителей. Я ничего не рассказывал им о своей жизни, тем более скрыл, что сейчас без работы. Но мама чувствовала мою потерянность и старалась мне во всем угодить - и это было так ужасно, что хотелось кричать. Хотелось вернуться назад; пусть бы она ругалась и воспитывала меня, как делала всю жизнь - но лишь бы все стало прежним, лишь бы не видеть их внезапно постаревшими и сдавшими на десятилетия вперед…
Чтоб меня побаловать, мама даже раздобыла шампанское - кажется, кто-то принес им в школу. Я пил его без удовольствия, ел тщательно приготовленные мамой салаты, но на душе было так горько, что я не чувствовал вкуса. Мне хотелось водки - как осенью на Катином дне рождения. Хотелось, как сделалось в последнее время привычкой, напиться до отключения реальности. Чтобы не видеть ничего и не ощущать себя…
Мы натужно посидели перед телевизором до полуночи и сразу после нового года пошли спать.
Мама постелила мне в моей прежней комнате, где все вещи остались на тех же местах, какими я оставил их, уехав из этой квартиры и начав жизнь с Инной.
Я долго не мог уснуть: мешали доносящиеся со всех сторон невнятный бубнеж телевизоров, застольные возгласы и песни из соседних квартир. И собственные мысли.
Я лежал и думал, как неустойчива жизнь, какой бы надежной она ни казалось.
Еще недавно мое существование казалось наполненным смыслом. Но не прошло и полугода, как все ушло. Я потерял пальцы на руке, тут же пропали ощущение молодости и радость жизни. Потерял жену. Теперь остался без работы. И уж точно без надежд на будущее.
*13*
*-*
*-*
*-*
*-*
*14*
*-*
Уходя вечером из НИИ, я знал, что никогда больше сюда не вернусь.
*-*
Новый год я встречал у родителей.
Впервые за несколько последних лет мама позвонила накануне и как-то необычно, без привычного напора позвала к себе - и неожиданно для себя я согласился. Сам не знаю, почему. Наверное, просто привык к новому году как семейному празднику, а в своем доме семьи у меня больше не было.
Это получился грустный и тягостный вечер. Я давно не видел родителей и был просто убит происшедшей в них переменой. Отец совершенно сдал. В течении вечера он непрерывно считал пульс и мерил давление, несколько раз ложился передохнуть. Черные мешки у него под глазами говорили, что сердце его на пределе. И мама изменилась; это была уже не прежняя моя, жесткая и непреклонная мама - а обычная старушка. Она как-то похудела и пожелтела, и стала совершенно неузнаваемой. Мягкой и суетливой, даже доброй. Если бы она была такой всегда - возможно, вся жизнь моя сложилась бы по-другому… Я смотрел и понимал, что осколок, задевший меня, кажется, отлетел в родителей. Я ничего не рассказывал им о своей жизни, тем более скрыл, что сейчас без работы. Но мама чувствовала мою потерянность и старалась мне во всем угодить - и это было так ужасно, что хотелось кричать. Хотелось вернуться назад; пусть бы она ругалась и воспитывала меня, как делала всю жизнь - но лишь бы все стало прежним, лишь бы не видеть их внезапно постаревшими и сдавшими на десятилетия вперед…
Чтоб меня побаловать, мама даже раздобыла шампанское - кажется, кто-то принес им в школу. Я пил его без удовольствия, ел тщательно приготовленные мамой салаты, но на душе было так горько, что я не чувствовал вкуса. Мне хотелось водки - как осенью на Катином дне рождения. Хотелось, как сделалось в последнее время привычкой, напиться до отключения реальности. Чтобы не видеть ничего и не ощущать себя…
Мы натужно посидели перед телевизором до полуночи и сразу после нового года пошли спать.
Мама постелила мне в моей прежней комнате, где все вещи остались на тех же местах, какими я оставил их, уехав из этой квартиры и начав жизнь с Инной.
Я долго не мог уснуть: мешали доносящиеся со всех сторон невнятный бубнеж телевизоров, застольные возгласы и песни из соседних квартир. И собственные мысли.
Я лежал и думал, как неустойчива жизнь, какой бы надежной она ни казалось.
Еще недавно мое существование казалось наполненным смыслом. Но не прошло и полугода, как все ушло. Я потерял пальцы на руке, тут же пропали ощущение молодости и радость жизни. Потерял жену. Теперь остался без работы. И уж точно без надежд на будущее.
*13*
После нового года я несколько дней пил без остановок. Начинал, вставая с постели, продолжал малыми дозами с большими перерывами, весь день поддерживая концентрацию алкоголя в своей крови. И ночью тоже иногда просыпался - и принимая очередную таблетку снотворного, запивал водкой. Запойным алкоголиком, несмотря на чрезмерное употребление продукта, я не стал. Хотя пропивал практически все деньги, оставляя минимум на примитивную еду типа вареных яиц с майонезом, квартплату и снотворное. Как бы я ни напивался с вечера, утром всегда чувствовал себя хорошо. А когда пил равномерно в течении нескольких дней, то в более глубокий запой не уходил, просто в какой-то момент чувствовал, что пить надоело, как и все остальное, и начинал трезветь.
Это казалось даже немного досадным: будь я запойным алкоголиком, имелась бы возможность уйти в настоящий запой и не вернуться обратно. Тихо умереть в своей постели или около стола. И больше не мучиться: жизнь не прельщала меня, я не ждал от нее радостей или сбывшихся ожиданий - ничего хорошего не ожидал. И думаю, что был прав. Несмотря на двадцать пять лет, мне казалось, что жизнь предстоит доживать. И в общем был бы рад, если бы назначенный судьбой срок сократился…
Это казалось даже немного досадным: будь я запойным алкоголиком, имелась бы возможность уйти в настоящий запой и не вернуться обратно. Тихо умереть в своей постели или около стола. И больше не мучиться: жизнь не прельщала меня, я не ждал от нее радостей или сбывшихся ожиданий - ничего хорошего не ожидал. И думаю, что был прав. Несмотря на двадцать пять лет, мне казалось, что жизнь предстоит доживать. И в общем был бы рад, если бы назначенный судьбой срок сократился…
*-*
Хуже было, что после занятия сексом с Виолеттой в моем организме произошли какие-то изменения, идущие явно не на пользу. Словно включилось нечто, уже давно выключенное, и я вспомнил прежние времена и понял, что*хочу женщину*. Несмотря на свою абсолютную неустроенность и крушение всех планов, несмотря на пьянство и разочарование в собственной жизни, я хотел женщину. Хотел с такой силой, что казалось: найди я ее, и сразу все проблемы отодвинутся на второй план…
Я вспоминал наш ураганный половой акт. И думал - а почему бы…Почему не повторить это вновь. Еще раз, и совсем не обязательно на работе. Я мог позвать Виолетту к себе домой. И мог быть счастлив с нею и забыть обо всем…
**Я мог, конечно, позвонить в свой бывший сектор: там имелся городской телефон. И позвать Виолетту, и договориться о встрече. Но я знал, что она не снимет трубку первой, и мне придется говорить с начальником, Мироненкой или кем-то из парней. Мне не хотелось слышать никого их них; для меня они уже перестали существовать; всякое напоминание о них возвращало в прежнюю несчастливую жизнь. И звонить я не стал.
Просто подошел вечером к НИИ и стал ждать Виолетту. Как школьник девочку на точке возле школы, не смея позвонить домой или найти каким-то иным способом…
Виолетта показалась минут за двадцать до конца рабочего дня. Я шагнул ей навстречу из теплой январской метели - и она, кажется, даже не удивилась.
Я схватил ее за руку, и некоторое время мы шли молча. Виолетта ни о чем не спрашивала, и я не сразу решился заговорить.
- Вета…- наконец начал я, вспомнив, что через квартал будет улица, где она сворачивала на трамвай. - Вета, знаешь что…
- Что?…- тихо повторила она, словно предчувствуя все, что я собирался сказать.
- Вета… Я тоскую по тебе… И я… Я тебя хочу.
Последнее слово далось мне с большим трудом; кажется ни разу в жизни я еще не говорил его никому.
Виолетта молчала.
- Вета… Пойдем ко мне… Я…
- Женя, - мягко сказала она, останавливаясь и глядя на меня. - Женя, я тебя понимаю, но…
- Но дома муж, - продолжил я, чувствуя обрушившееся отчаяние; но с чего, собственно говоря, я думал что после одного раза на работе она согласится и дальше встречаться со мной…
- Женя, муж ни при чем, даже если бы он был…
Я молчал. Дальше было примерно ясно.
- Женя, я не могу с тобой быть, пойми…
- Но… Но тогда…
- Тогда… Тогда я ощутила необходимость вывести тебя из оцепенения, встряхнуть и заставить вспомнить, что ты мужчина… И это удалось, Но дальше…
- А почему нельзя дальше?
- Женя, ты знаешь сколько мне лет?
- Тебе… Ну…- я мгновенно решил сбавить год по сравнению с тем, что представлял. - Ну, тридцать девять, а что?
- Женя, Женя…- она горько усмехнулась, глядя на меня. - Ты мне льстишь, хоть и не умеешь этого делать. Я старше тебя на двадцать три года.
- Двадцать… три…- сраженный пробормотал я.
- На двадцать три. У меня сын старше, чем ты…
- Ну и что, - попытался возражать я. - Но ведь нам было хорошо вместе…
- Пойми, Женя…- не слушая, продолжала Виолетта. - Тебе сейчас двадцать пять, мне - сорок восемь. Через десять лет ты будешь в самом расцвете сил, а я…
- Но… Но я же не собираюсь на тебе жениться, - сгоряча сказал я и тут же поправился. - Хотя и это возможно… Я хочу просто встречаться с тобой. И… и хотел бы, чтоб ты жила со мной. Потому что мне с тобой хорошо, а я не могу один…
- Женя…- грустно сказала она. - Не хотела тебе говорить, но придется…
До нашего с тобой случая я уже лет пять не занималась сексом… И лет семь или восемь при этом ничего не чувствовала…
- Но… Но разве тебе не было хорошо со мной…- я уцепился за последнюю соломинку. - Ты же… ты же сама говорила, что тебе со мной хорошо…
- Говорила… Потому что хотела оживить тебя. Хотела, чтобы ты распрямился и принял решение…
- Значит…- все падало куда-то в головокружительную бездну.
Бюст Виолетты - две роскошные, хоть давно не действующие молочные железы с восхитительными сосками - был передо мной. Он как ни в чем ни бывало выпирал из-под пушистой шубы, и я мог его коснуться, но теперь стало ясно, что это не нужно, никому не нужно…
- Значит, все было… напрасно…И тебе было все равно…
- Значит…- кивнула она.
Я отвернулся и зашагал прочь.
- Женя! Постой Погоди!
Я обернулся. Виолетта держала меня за рукав; в глазах ее что-то блестело.
- Женя, пойми… Я не так выразилась… Прости меня, если можешь… Я имела в виду… - она отчаянно держалась за меня. - Что я боюсь. Боюсь привязаться к тебе, а потом оказаться не нужной, когда состарюсь, а ты будешь полон сил.
- Я никогда уже не буду полон сил, - тихо ответил я. - Я уже сейчас старше тебя…
- И еще, Женя! - Виолетта схватила меня за обе руки и встряхнула, пытаясь заглянуть мне в глаза. - Это неверный путь. С тобой случилось несчастье, твоя жизнь рухнула. Я попыталась дать тебе толчок. Теперь ты должен все строить сам. Сам по-новому делать себя. Я тупо молчал, думая лишь о том, что*никогда* больше не буду больше играть ее тяжелыми грудями,*никогда*не испытаю ощущения себя в ней…
- Если мужчина на переломном этапе связывает жизнь с женщиной, которая годится ему в матери…Да-да, в матери, - повторила Виолетта, хотя я не возражал. - То ничего хорошего у него в жизни уже не будет. Потому что он должен быть сам глава и лидер, и только тогда он сможет…
Виолетта говорила что-то еще -правильные, рассудительные и абсолютно верные для постороннего человека слова. Не дослушав, я высвободил руки и пошел прочь Не оглядываясь и не ощущая снега, что сыпал прямо в лицо.
Вернувшись домой, открыл свежую бутылку водки и выпил в один прием, двумя стаканами подряд. Напился молниеносно тяжело. Потом меня выворачивало наизнанку в туалете. Обнимая унитаз, ударяясь подбородком о его холодный край, я от всей души мечтал умереть. Потому что жить дальше было уже вовсе незачем.
Я вспоминал наш ураганный половой акт. И думал - а почему бы…Почему не повторить это вновь. Еще раз, и совсем не обязательно на работе. Я мог позвать Виолетту к себе домой. И мог быть счастлив с нею и забыть обо всем…
*-*
**Я мог, конечно, позвонить в свой бывший сектор: там имелся городской телефон. И позвать Виолетту, и договориться о встрече. Но я знал, что она не снимет трубку первой, и мне придется говорить с начальником, Мироненкой или кем-то из парней. Мне не хотелось слышать никого их них; для меня они уже перестали существовать; всякое напоминание о них возвращало в прежнюю несчастливую жизнь. И звонить я не стал.
Просто подошел вечером к НИИ и стал ждать Виолетту. Как школьник девочку на точке возле школы, не смея позвонить домой или найти каким-то иным способом…
Виолетта показалась минут за двадцать до конца рабочего дня. Я шагнул ей навстречу из теплой январской метели - и она, кажется, даже не удивилась.
Я схватил ее за руку, и некоторое время мы шли молча. Виолетта ни о чем не спрашивала, и я не сразу решился заговорить.
- Вета…- наконец начал я, вспомнив, что через квартал будет улица, где она сворачивала на трамвай. - Вета, знаешь что…
- Что?…- тихо повторила она, словно предчувствуя все, что я собирался сказать.
- Вета… Я тоскую по тебе… И я… Я тебя хочу.
Последнее слово далось мне с большим трудом; кажется ни разу в жизни я еще не говорил его никому.
Виолетта молчала.
- Вета… Пойдем ко мне… Я…
- Женя, - мягко сказала она, останавливаясь и глядя на меня. - Женя, я тебя понимаю, но…
- Но дома муж, - продолжил я, чувствуя обрушившееся отчаяние; но с чего, собственно говоря, я думал что после одного раза на работе она согласится и дальше встречаться со мной…
- Женя, муж ни при чем, даже если бы он был…
Я молчал. Дальше было примерно ясно.
- Женя, я не могу с тобой быть, пойми…
- Но… Но тогда…
- Тогда… Тогда я ощутила необходимость вывести тебя из оцепенения, встряхнуть и заставить вспомнить, что ты мужчина… И это удалось, Но дальше…
- А почему нельзя дальше?
- Женя, ты знаешь сколько мне лет?
- Тебе… Ну…- я мгновенно решил сбавить год по сравнению с тем, что представлял. - Ну, тридцать девять, а что?
- Женя, Женя…- она горько усмехнулась, глядя на меня. - Ты мне льстишь, хоть и не умеешь этого делать. Я старше тебя на двадцать три года.
- Двадцать… три…- сраженный пробормотал я.
- На двадцать три. У меня сын старше, чем ты…
- Ну и что, - попытался возражать я. - Но ведь нам было хорошо вместе…
- Пойми, Женя…- не слушая, продолжала Виолетта. - Тебе сейчас двадцать пять, мне - сорок восемь. Через десять лет ты будешь в самом расцвете сил, а я…
- Но… Но я же не собираюсь на тебе жениться, - сгоряча сказал я и тут же поправился. - Хотя и это возможно… Я хочу просто встречаться с тобой. И… и хотел бы, чтоб ты жила со мной. Потому что мне с тобой хорошо, а я не могу один…
- Женя…- грустно сказала она. - Не хотела тебе говорить, но придется…
До нашего с тобой случая я уже лет пять не занималась сексом… И лет семь или восемь при этом ничего не чувствовала…
- Но… Но разве тебе не было хорошо со мной…- я уцепился за последнюю соломинку. - Ты же… ты же сама говорила, что тебе со мной хорошо…
- Говорила… Потому что хотела оживить тебя. Хотела, чтобы ты распрямился и принял решение…
- Значит…- все падало куда-то в головокружительную бездну.
Бюст Виолетты - две роскошные, хоть давно не действующие молочные железы с восхитительными сосками - был передо мной. Он как ни в чем ни бывало выпирал из-под пушистой шубы, и я мог его коснуться, но теперь стало ясно, что это не нужно, никому не нужно…
- Значит, все было… напрасно…И тебе было все равно…
- Значит…- кивнула она.
Я отвернулся и зашагал прочь.
- Женя! Постой Погоди!
Я обернулся. Виолетта держала меня за рукав; в глазах ее что-то блестело.
- Женя, пойми… Я не так выразилась… Прости меня, если можешь… Я имела в виду… - она отчаянно держалась за меня. - Что я боюсь. Боюсь привязаться к тебе, а потом оказаться не нужной, когда состарюсь, а ты будешь полон сил.
- Я никогда уже не буду полон сил, - тихо ответил я. - Я уже сейчас старше тебя…
- И еще, Женя! - Виолетта схватила меня за обе руки и встряхнула, пытаясь заглянуть мне в глаза. - Это неверный путь. С тобой случилось несчастье, твоя жизнь рухнула. Я попыталась дать тебе толчок. Теперь ты должен все строить сам. Сам по-новому делать себя. Я тупо молчал, думая лишь о том, что*никогда* больше не буду больше играть ее тяжелыми грудями,*никогда*не испытаю ощущения себя в ней…
- Если мужчина на переломном этапе связывает жизнь с женщиной, которая годится ему в матери…Да-да, в матери, - повторила Виолетта, хотя я не возражал. - То ничего хорошего у него в жизни уже не будет. Потому что он должен быть сам глава и лидер, и только тогда он сможет…
Виолетта говорила что-то еще -правильные, рассудительные и абсолютно верные для постороннего человека слова. Не дослушав, я высвободил руки и пошел прочь Не оглядываясь и не ощущая снега, что сыпал прямо в лицо.
Вернувшись домой, открыл свежую бутылку водки и выпил в один прием, двумя стаканами подряд. Напился молниеносно тяжело. Потом меня выворачивало наизнанку в туалете. Обнимая унитаз, ударяясь подбородком о его холодный край, я от всей души мечтал умереть. Потому что жить дальше было уже вовсе незачем.
*-*
Я никогда не думал, что разумный мужчина может так сходить с ума от желания быть с женщиной.
Уйдя от Виолетты, я не пытался искать с нею встреч, потому что понял бесполезность. В самом деле она, сумела совершить однократный толчок и вывела меня на орбиту. И сгорела сама, оставив меня в полном мучительном одиночестве.
Я сидел дома или ходил по улицам; заглядывал исподтишка в лица встречным женщинам - а внутри меня даже не грызло; меня жгло разрушительное желание. Я хотел женщину, мне требовалось снова войти во влажную женскую плоть. Причем не поспешно и не за шкафом, а в нормальной обстановке много раз подряд, чтоб удовлетворить то не нашедшее выхода желание, что аккумулировалось в прошлой весны. Которого я сам не осознавал, пока Виолетта не сдвинула что-то и не обрушила лавину, накрывшую меня с головой. Я больше не мог думать вообще ни о чем. Кроме как о женщине. О женском теле, услужливом в удовлетворении моих желаний. Ночью я просыпался и шарил рукой около себя. Я пытался снова ласкать себя Инниными вещами - но увы, они полностью потеряли свой запах и стали для меня непритягательными, как простые тряпки. Наверное, лучше всего было взять проститутку. Насытиться ею - может быть, хватило бы одной - до потери сознания и успокоиться, и начать думать о своем будущем. Но я не сделал этого. Причем по самой прозаической причине. Я не боялся заразиться венерическими болезнями: с одной стороны, я мало что о них знал, с другой -жизнь как-то незаметно утратила самоценность. И я даже не брезговал ими. И, разумеется, меньше всего меня волновали вопросы морали. Просто я знал, что на проститутку - хорошую профессионалку, а не на дешевую уличную шлюху, один вид которой вызывает рвотный рефлекс - у меня не хватит денег. Я представлял себе, что настоящие продажные женщины дежурят в холлах гостиниц, постояльцами которых являлись в нашем городе рыночные грузины, и мог предполагать расценки. А я меня было крайне мало денег. Да что там говорить - у меня их почти не было. Я почти ничего не ел, потому что все отнимала водка. Единственное средство спасения.
Заняться сексом, конечно, можно было не с одной лишь на свете Виолеттой и вовсе не обязательно с проституткой. Это я тоже прекрасно понимал. Теоретически знал, что в мире женщин больше, чем мужчин. И найти себе кого-то для интимных встреч в принципе не должно было составлять проблем. Но вся беда заключалась в том, что у меня практически не имелось пригодных к этому делу знакомых. В последние годы круг общения составляли только семейные пары, общие для нас с Инной. Прежние, институтские подружки - из коих некоторые, возможно, и не отказались бы нырнуть ко мне в постель - давно растерялись; к тому же наверняка большинство из них вышли замуж. Новых я не завел, а в последние полгода вообще от всех отстал. Я вспоминал колхоз - какими манящими и доступными бывали окружавшие меня девушки… Я кусал себе локти, за свою глупость, меня съедала горечь неиспользованных возможностей. Особенно часто вспоминал я Ольгу, ее прохладное тело, и татуированную грудь. Потом пришло на ум, что он, кажется, собиралась позвонить после возвращения из колхоза и, конечно, не собралась: мне вообще никто не звонил, кроме мамы да Инны с поручениями. Впрочем, тут я был не прав: возможно, она и звонила, пока я лежал в больнице… Где, кстати, у мня имелись все шансы вплоть до продолжения - но я сам, своей глупой рукой, порвал бумажку с адресом медсестры Зои. Конечно, я мог элементарно заглянуть к ней на работу - надеясь, что за минувшее время ее желание быть со мной не угасло - но я не сумел пересилить страх вновь войти в то здание, даже просто приблизиться к нему…
Подумав об Ольге, я решил, что, возможно, ее еще можно отыскать… Мысли эти не звучали здраво; Ольга казалась одной из самых непостоянных женщин, которых я когда-либо встречал на своем пути. Однако в данной ситуации она, возможно, была единственной, кто мог бы помочь. Я не ждал привязанности и каких-то внутренних, подсознательных отношений. Мне требовалось сиюминутное тело, мгновенное настроение, при котором женщина молча раздвинет ноги, не заботясь о таинствах вечной души. Казалось, что Ольга подходила. Но я не знал, как ее искать.
Я пытался вспомнить хоть что-то об Ольге, слышанное в колхозе или от Лаврова, могущее помочь выйти на ее след. И понял, что не располагаю абсолютно никакими сведениями: даже конкретным местом ее работы. Пришлось прибегать к крайней мере: позвонить Славке, с которым в последние месяцы практически не общались. Он не знал даже того, что я уволился с работы. Как быстро сделалась несуществующей наша прежняя дружба, когда мы дня не могли прожить без того, чтоб один не забежал к другому в сектор… Обо мне он слушал довольно равнодушно, а потом вдруг - чего до сих пор еще не бывало! - начала взахлеб рассказывать о Кате. Как она сейчас живет, как ей трудно, потому что муж придурок и козел и так далее. Я перебил его; мне была абсолютно неинтересна Катя - чужая беременная женщина, из-за которой я, кстати, покалечил свою руку и сломал себе жизнь. И еще именно она служила укором моего последнего идеалистического всплеска прежде, чем травма заставила повзрослеть. А Славка, похоже, был настолько увлечен, что мог говорить сейчас только о ней.
Странно, но я даже не вспомнил по-настоящему предложение Кати "мне помочь", сделанное ночью после неприятного дня рождения. Возможно, я все еще хотел ее, но подсознательно не верил в истинность ее слов. А может быть, меня сдерживал отсвет именно того идеализма, который окрашивал все мое отношение к ней… Оборвав разговор о Кате, я прямо попросил его найти Ольгу, чтобы она мне позвонила - или взять у нее телефон и сказать, что я позвоню сам.
- А зачем тебе? - искренне удивился Славка. - Эта прошмандовка на кой пес тебе сдалась?
- Она говорила летом, у какой-то родственник в нефтяном институте работает, - мгновенно соврал я, пропустив мимо ушей данную Ольге аттестацию. - Может, на работу поможет мне устроиться.
- А ты что - хочешь уже в ВУЗ уйти? - начал было он.
Я оборвал разговор, не желая развивать тему, и настоятельно повторил свою просьбу. Хотя был заранее уверен, что Славка - уже не мой прежний друг, которого я слепо видел в этом человеке год назад, и вряд ли сильно потрудится ради меня. И что, скорее всего, придется просто ловить Ольгу у проходных разных корпусов института - наудачу. Как я уже встречал Виолетту…
Уйдя от Виолетты, я не пытался искать с нею встреч, потому что понял бесполезность. В самом деле она, сумела совершить однократный толчок и вывела меня на орбиту. И сгорела сама, оставив меня в полном мучительном одиночестве.
Я сидел дома или ходил по улицам; заглядывал исподтишка в лица встречным женщинам - а внутри меня даже не грызло; меня жгло разрушительное желание. Я хотел женщину, мне требовалось снова войти во влажную женскую плоть. Причем не поспешно и не за шкафом, а в нормальной обстановке много раз подряд, чтоб удовлетворить то не нашедшее выхода желание, что аккумулировалось в прошлой весны. Которого я сам не осознавал, пока Виолетта не сдвинула что-то и не обрушила лавину, накрывшую меня с головой. Я больше не мог думать вообще ни о чем. Кроме как о женщине. О женском теле, услужливом в удовлетворении моих желаний. Ночью я просыпался и шарил рукой около себя. Я пытался снова ласкать себя Инниными вещами - но увы, они полностью потеряли свой запах и стали для меня непритягательными, как простые тряпки. Наверное, лучше всего было взять проститутку. Насытиться ею - может быть, хватило бы одной - до потери сознания и успокоиться, и начать думать о своем будущем. Но я не сделал этого. Причем по самой прозаической причине. Я не боялся заразиться венерическими болезнями: с одной стороны, я мало что о них знал, с другой -жизнь как-то незаметно утратила самоценность. И я даже не брезговал ими. И, разумеется, меньше всего меня волновали вопросы морали. Просто я знал, что на проститутку - хорошую профессионалку, а не на дешевую уличную шлюху, один вид которой вызывает рвотный рефлекс - у меня не хватит денег. Я представлял себе, что настоящие продажные женщины дежурят в холлах гостиниц, постояльцами которых являлись в нашем городе рыночные грузины, и мог предполагать расценки. А я меня было крайне мало денег. Да что там говорить - у меня их почти не было. Я почти ничего не ел, потому что все отнимала водка. Единственное средство спасения.
Заняться сексом, конечно, можно было не с одной лишь на свете Виолеттой и вовсе не обязательно с проституткой. Это я тоже прекрасно понимал. Теоретически знал, что в мире женщин больше, чем мужчин. И найти себе кого-то для интимных встреч в принципе не должно было составлять проблем. Но вся беда заключалась в том, что у меня практически не имелось пригодных к этому делу знакомых. В последние годы круг общения составляли только семейные пары, общие для нас с Инной. Прежние, институтские подружки - из коих некоторые, возможно, и не отказались бы нырнуть ко мне в постель - давно растерялись; к тому же наверняка большинство из них вышли замуж. Новых я не завел, а в последние полгода вообще от всех отстал. Я вспоминал колхоз - какими манящими и доступными бывали окружавшие меня девушки… Я кусал себе локти, за свою глупость, меня съедала горечь неиспользованных возможностей. Особенно часто вспоминал я Ольгу, ее прохладное тело, и татуированную грудь. Потом пришло на ум, что он, кажется, собиралась позвонить после возвращения из колхоза и, конечно, не собралась: мне вообще никто не звонил, кроме мамы да Инны с поручениями. Впрочем, тут я был не прав: возможно, она и звонила, пока я лежал в больнице… Где, кстати, у мня имелись все шансы вплоть до продолжения - но я сам, своей глупой рукой, порвал бумажку с адресом медсестры Зои. Конечно, я мог элементарно заглянуть к ней на работу - надеясь, что за минувшее время ее желание быть со мной не угасло - но я не сумел пересилить страх вновь войти в то здание, даже просто приблизиться к нему…
Подумав об Ольге, я решил, что, возможно, ее еще можно отыскать… Мысли эти не звучали здраво; Ольга казалась одной из самых непостоянных женщин, которых я когда-либо встречал на своем пути. Однако в данной ситуации она, возможно, была единственной, кто мог бы помочь. Я не ждал привязанности и каких-то внутренних, подсознательных отношений. Мне требовалось сиюминутное тело, мгновенное настроение, при котором женщина молча раздвинет ноги, не заботясь о таинствах вечной души. Казалось, что Ольга подходила. Но я не знал, как ее искать.
Я пытался вспомнить хоть что-то об Ольге, слышанное в колхозе или от Лаврова, могущее помочь выйти на ее след. И понял, что не располагаю абсолютно никакими сведениями: даже конкретным местом ее работы. Пришлось прибегать к крайней мере: позвонить Славке, с которым в последние месяцы практически не общались. Он не знал даже того, что я уволился с работы. Как быстро сделалась несуществующей наша прежняя дружба, когда мы дня не могли прожить без того, чтоб один не забежал к другому в сектор… Обо мне он слушал довольно равнодушно, а потом вдруг - чего до сих пор еще не бывало! - начала взахлеб рассказывать о Кате. Как она сейчас живет, как ей трудно, потому что муж придурок и козел и так далее. Я перебил его; мне была абсолютно неинтересна Катя - чужая беременная женщина, из-за которой я, кстати, покалечил свою руку и сломал себе жизнь. И еще именно она служила укором моего последнего идеалистического всплеска прежде, чем травма заставила повзрослеть. А Славка, похоже, был настолько увлечен, что мог говорить сейчас только о ней.
Странно, но я даже не вспомнил по-настоящему предложение Кати "мне помочь", сделанное ночью после неприятного дня рождения. Возможно, я все еще хотел ее, но подсознательно не верил в истинность ее слов. А может быть, меня сдерживал отсвет именно того идеализма, который окрашивал все мое отношение к ней… Оборвав разговор о Кате, я прямо попросил его найти Ольгу, чтобы она мне позвонила - или взять у нее телефон и сказать, что я позвоню сам.
- А зачем тебе? - искренне удивился Славка. - Эта прошмандовка на кой пес тебе сдалась?
- Она говорила летом, у какой-то родственник в нефтяном институте работает, - мгновенно соврал я, пропустив мимо ушей данную Ольге аттестацию. - Может, на работу поможет мне устроиться.
- А ты что - хочешь уже в ВУЗ уйти? - начал было он.
Я оборвал разговор, не желая развивать тему, и настоятельно повторил свою просьбу. Хотя был заранее уверен, что Славка - уже не мой прежний друг, которого я слепо видел в этом человеке год назад, и вряд ли сильно потрудится ради меня. И что, скорее всего, придется просто ловить Ольгу у проходных разных корпусов института - наудачу. Как я уже встречал Виолетту…
*-*
Однако я ошибся. Славка все-таки остался неплохим парнем - просто изменилось мое отношение к нему. Он позвонил на следующий вечер. Но новости были неутешительными. По крайней мере, для меня. Славка разыскал сектор, где прежде работала Ольга, и узнал, что после инцидента с колхозными прогулами она в самом деле ушла из института. Точнее, не возвращалась туда вовсе, уволившись молниеносно и исчезнув в неизвестном направлении.
- Слушай…- я был с поражен и смят. - Но хоть фамилия у нее какая?
Я готов был искать ее сам любыми способами.
- Ты знаешь, - растерянно ответил он. - Я вообще-то это попытался выяснить. Но… Ее фамилии никто в секторе не знает…
- То есть как?
- Да так. Знали, конечно, девичью, когда она на работу пришла. А замуж вышла втихую, отправилась в отпуск и вернулась с кольцом, никого на свадьбу не приглашала и вообще никого не посвящала в свою семейную жизнь. Никто даже не знал, кто ее муж… Зато я знал, - остро подумал я.
- А зарплату получала переводом на сберкнижку, так что даже в ведомостях ее никто не видел, - продолжал Славка. - Полная тайна. Прямо-таки Мата Хари районного масштаба… Просить Славку сходить прямо в отдел кадров или в бухгалтерию я не стал: этой была уже процедура, уровня войсковой операции, к тому же такой информации в нашем достаточно строгом режимном НИИ ему могли и не дать.
- А девичью фамилию ты ее не спросил?
Это оставалось уже последней надеждой.
- Спросил…- вздохнул он. - Она была Смирновой.
Да уж, - думал я, искренне поблагодарив Славку и повесив трубку. - С такой фамилией в нашем миллионном городе хрен кого разыщешь… Как всегда в неприятных для меня ситуациях - а в последнее время они все стали исключительно неприятными - я прошел на кухню и выпил водки. Потом некоторое время стоял у окна, тупо размышляя: почему так несправедливо, почему жизнь обрубает мне все боковые ходы…
- Слушай…- я был с поражен и смят. - Но хоть фамилия у нее какая?
Я готов был искать ее сам любыми способами.
- Ты знаешь, - растерянно ответил он. - Я вообще-то это попытался выяснить. Но… Ее фамилии никто в секторе не знает…
- То есть как?
- Да так. Знали, конечно, девичью, когда она на работу пришла. А замуж вышла втихую, отправилась в отпуск и вернулась с кольцом, никого на свадьбу не приглашала и вообще никого не посвящала в свою семейную жизнь. Никто даже не знал, кто ее муж… Зато я знал, - остро подумал я.
- А зарплату получала переводом на сберкнижку, так что даже в ведомостях ее никто не видел, - продолжал Славка. - Полная тайна. Прямо-таки Мата Хари районного масштаба… Просить Славку сходить прямо в отдел кадров или в бухгалтерию я не стал: этой была уже процедура, уровня войсковой операции, к тому же такой информации в нашем достаточно строгом режимном НИИ ему могли и не дать.
- А девичью фамилию ты ее не спросил?
Это оставалось уже последней надеждой.
- Спросил…- вздохнул он. - Она была Смирновой.
Да уж, - думал я, искренне поблагодарив Славку и повесив трубку. - С такой фамилией в нашем миллионном городе хрен кого разыщешь… Как всегда в неприятных для меня ситуациях - а в последнее время они все стали исключительно неприятными - я прошел на кухню и выпил водки. Потом некоторое время стоял у окна, тупо размышляя: почему так несправедливо, почему жизнь обрубает мне все боковые ходы…
*-*
У меня, конечно, оставался один вариант. Самый простой и наверняка успешный.
Вытащить из стола старые записные книжки - я не выкидывал их никогда, допуская возможность, что когда-нибудь старый адрес или телефон давно покинувшего мою жизнь человека может понадобиться. И методично обзвонить всех имеющихся там девиц. Всех до одной, начиная со школьных времен.
Женских фамилий было в этих книжках больше, чем достаточно. И имелась вероятность, что хотя бы одна окажется незанятой. И согласится встретиться со мной и снять трусы без далеко идущих планов. Однако я не стал пытаться претворить идею в жизнь. Во-первых, она требовала неимоверного объема разговоров по телефону - бесед и рассказов о себе. А я не хотел общения, поскольку ни на один даже самый безобидный вопрос не был в состоянии ответить так, чтобы не ранить душу.
Я нуждался не в общении, а в женщине, которая подставила бы себя без лишних слов, а потом отряхнулась и ушла до следующего раза, не отягощая меня вопросами. И я сомневался в том, что сумею найти подобную среди старых подруг. С которыми и в прежние годы никогда не занимался сексом, а лишь вел умные разговоры да пел под гитару… И, кроме того…
Признаться честно, я был не уверен в своих силах. Я где-то когда-то читал, что если быку-производителю отпилить рога - только рога, не трогая ничего больше! - то он утрачивает способность к своей основной деятельности. Без всяких внутренних причин, лишь от ощущения собственного психологического дискомфорта, рожденного осознанием неполноценности.
А я казался себе именно неполноценным, причем с чисто мужской точки зрения. Лишившийся работы, не имеющий ни денег, ни положения, ни малейших перспектив на улучшение. И к тому же я помнил, с какой брезгливостью смотрела на мою руку Инна. Само лицо жены как-то стерлось из памяти - но косой взгляд, брошенный на меня остался. Равно как и нежелание заниматься со мной сексом, неспособность возбудиться в ответ на мои ласки - эти вспоминания засели очень крепко, и я боялся, что с любой из найденных женщин получится именно так же.
Некоторое время я жил, как в тумане. Пил водку и снотворное, утром слонялся в сумеречном состоянии, томимый желанием и жаждой и неспособностью найти удовлетворение, потом снова пил снотворное и водку, и падал спать уже днем. К вечеру просыпался, некоторое время бодрствовал, а с наступлением ночи опять глушил себя прежними дозами. И так продолжалось изо дня в день.
Потом однажды, витая в хмельном полусне, я вдруг совершенно трезво подумал, что скоро кончатся все деньги, полученные при увольнении из НИИ. И я просто умру с голода. То есть пора-таки выходить из этого состояния и определяться с работой. Сейчас я уже жалел о содеянном - сокрушался, что смаху ушел из НИИ. И понимал, что виною - то есть толчком к этому но безрассудному шагу - послужила женщина… Да, именно женщина в самом женском смысле. Пока мы общались с Виолеттой как приятели за кофе, все шло нормально и оставалось в прежнем состоянии. Но наш рискованный сексуальный контакт смел остатки разума - и подвиг меня на действия. В общем глупые и ни к чему хорошему не приведшие. Сам этот случайный - и, вероятно, не нужный акт, мелькнув искрой удовольствия, вверг меня в еще большее отчаяние.
Я перестал думать о женщинах; все это уже казалось несбыточным. И стал размышлять насчет работы.
Вспомнилось предложение Соколова устроить меня на вычислительный центр. Сейчас, в совершенно оторванном от жизни состоянии, эта возможность казалась нереальной. Я был не способен вообще ни на что, тем более на обучение новой специальности.
Но потом я вспомнил дяди Костиного внука, которому помогал с информатикой. Понял, что я еще могу в чем-то разобраться. И, кстати, сам предмет был связан с вычислительными машинами. Два дня я не пил, приводя в порядок свою опухшую рожу. Потом искал по карманам Соколовский телефон - к счастью, у меня с детства имелась привычка не выбрасывать бумажек до тех пор, пока точно не удостоверюсь в их ненужности.
Телефон я нашел, Соколову позвонил. Как ни странно, он сразу вспомнил наш разговор - впрочем, прошло не больше трех недель; просто за это время я в корне перевернул свою жизнь. Он обещал переговорить со своим другом и сообщить мне результат в ближайшее время. Если бы это сорвалось, мне бы остался единственный выход. Слоняться по городу, разглядывая доски объявлений на разных предприятиях. Соколов перезвонил на следующий вечер и назначил встречу.
Вытащить из стола старые записные книжки - я не выкидывал их никогда, допуская возможность, что когда-нибудь старый адрес или телефон давно покинувшего мою жизнь человека может понадобиться. И методично обзвонить всех имеющихся там девиц. Всех до одной, начиная со школьных времен.
Женских фамилий было в этих книжках больше, чем достаточно. И имелась вероятность, что хотя бы одна окажется незанятой. И согласится встретиться со мной и снять трусы без далеко идущих планов. Однако я не стал пытаться претворить идею в жизнь. Во-первых, она требовала неимоверного объема разговоров по телефону - бесед и рассказов о себе. А я не хотел общения, поскольку ни на один даже самый безобидный вопрос не был в состоянии ответить так, чтобы не ранить душу.
Я нуждался не в общении, а в женщине, которая подставила бы себя без лишних слов, а потом отряхнулась и ушла до следующего раза, не отягощая меня вопросами. И я сомневался в том, что сумею найти подобную среди старых подруг. С которыми и в прежние годы никогда не занимался сексом, а лишь вел умные разговоры да пел под гитару… И, кроме того…
Признаться честно, я был не уверен в своих силах. Я где-то когда-то читал, что если быку-производителю отпилить рога - только рога, не трогая ничего больше! - то он утрачивает способность к своей основной деятельности. Без всяких внутренних причин, лишь от ощущения собственного психологического дискомфорта, рожденного осознанием неполноценности.
А я казался себе именно неполноценным, причем с чисто мужской точки зрения. Лишившийся работы, не имеющий ни денег, ни положения, ни малейших перспектив на улучшение. И к тому же я помнил, с какой брезгливостью смотрела на мою руку Инна. Само лицо жены как-то стерлось из памяти - но косой взгляд, брошенный на меня остался. Равно как и нежелание заниматься со мной сексом, неспособность возбудиться в ответ на мои ласки - эти вспоминания засели очень крепко, и я боялся, что с любой из найденных женщин получится именно так же.
Некоторое время я жил, как в тумане. Пил водку и снотворное, утром слонялся в сумеречном состоянии, томимый желанием и жаждой и неспособностью найти удовлетворение, потом снова пил снотворное и водку, и падал спать уже днем. К вечеру просыпался, некоторое время бодрствовал, а с наступлением ночи опять глушил себя прежними дозами. И так продолжалось изо дня в день.
Потом однажды, витая в хмельном полусне, я вдруг совершенно трезво подумал, что скоро кончатся все деньги, полученные при увольнении из НИИ. И я просто умру с голода. То есть пора-таки выходить из этого состояния и определяться с работой. Сейчас я уже жалел о содеянном - сокрушался, что смаху ушел из НИИ. И понимал, что виною - то есть толчком к этому но безрассудному шагу - послужила женщина… Да, именно женщина в самом женском смысле. Пока мы общались с Виолеттой как приятели за кофе, все шло нормально и оставалось в прежнем состоянии. Но наш рискованный сексуальный контакт смел остатки разума - и подвиг меня на действия. В общем глупые и ни к чему хорошему не приведшие. Сам этот случайный - и, вероятно, не нужный акт, мелькнув искрой удовольствия, вверг меня в еще большее отчаяние.
Я перестал думать о женщинах; все это уже казалось несбыточным. И стал размышлять насчет работы.
Вспомнилось предложение Соколова устроить меня на вычислительный центр. Сейчас, в совершенно оторванном от жизни состоянии, эта возможность казалась нереальной. Я был не способен вообще ни на что, тем более на обучение новой специальности.
Но потом я вспомнил дяди Костиного внука, которому помогал с информатикой. Понял, что я еще могу в чем-то разобраться. И, кстати, сам предмет был связан с вычислительными машинами. Два дня я не пил, приводя в порядок свою опухшую рожу. Потом искал по карманам Соколовский телефон - к счастью, у меня с детства имелась привычка не выбрасывать бумажек до тех пор, пока точно не удостоверюсь в их ненужности.
Телефон я нашел, Соколову позвонил. Как ни странно, он сразу вспомнил наш разговор - впрочем, прошло не больше трех недель; просто за это время я в корне перевернул свою жизнь. Он обещал переговорить со своим другом и сообщить мне результат в ближайшее время. Если бы это сорвалось, мне бы остался единственный выход. Слоняться по городу, разглядывая доски объявлений на разных предприятиях. Соколов перезвонил на следующий вечер и назначил встречу.
*14*
В вычислительном центре все отличалось от того, что я оставил в своем НИИ. Это было трудно объяснить, но с порога создавалось впечатление чего-то современного и неимоверно просторного. После душных, перегороженных кульманами клетушек института огромный машинный зал, круглые сутки залитый люминесцентным светом, казался просто дворцом.
Впрочем, сравнивал я лишь в первые минуты. Дальше думал о том, что и как буду в этом дворце делать. Как ни странно, о моих умениях при приеме на работу не спросили. Начальник ВЦ - приятель Соколова - принял меня достаточно любезно и удивился, что на низшую должность пришел человек с высшим образованием. Однако посмотрев на мою руку, он, кажется кое-что понял. Меня оформили, выдали белый халат, представили начальнику смены, и этим закончилось Начальник смены, мужчина лет тридцати с чем-то, бегло спросил, знаком ли я с электронно-вычислительными машинами; я столь же бегло рассказал, чему учился еще студентом. Удовлетворившись этим, он довольно равнодушно сказал:
- Ну что ж, учись дальше!
И этим было выражено все.
Впрочем, сравнивал я лишь в первые минуты. Дальше думал о том, что и как буду в этом дворце делать. Как ни странно, о моих умениях при приеме на работу не спросили. Начальник ВЦ - приятель Соколова - принял меня достаточно любезно и удивился, что на низшую должность пришел человек с высшим образованием. Однако посмотрев на мою руку, он, кажется кое-что понял. Меня оформили, выдали белый халат, представили начальнику смены, и этим закончилось Начальник смены, мужчина лет тридцати с чем-то, бегло спросил, знаком ли я с электронно-вычислительными машинами; я столь же бегло рассказал, чему учился еще студентом. Удовлетворившись этим, он довольно равнодушно сказал:
- Ну что ж, учись дальше!
И этим было выражено все.
*-*
Учиться я начал сразу. Ходил по пятам за опытными операторами и старшим инженером, следил и запоминал. Неторопливо читал толстые инструкции по устройству и эксплуатации ЭВМ. Поскольку машина марки ЕС, изготовленная с одной из стран социалистического содружества, пришла из-за рубежа, то книги были переводными. Перевод во многих местах оказывался неточным - это понимал даже я, еще ничего не знающий о технике. На я вникал с интересом, пытаясь исправлять ошибки и запоминать их. Обычному человеку это могло показаться ненормальным. Но мне, проведшему несколько месяцев в фактическом безделье и уже махнувшему на себя как на специалиста, инструкции казались интереснее любого детектива.
Благодаря неимоверным усилиям я достаточно быстро научился производить операторские действия: закладывать перфокарты в устройство ввода, ставить нужные магнитные диски с подпрограммами, менять пленку на НМЛ - накопителях на магнитной ленте - и нажимать нужные кнопки, перебегая от пульта к пульту. Даже рука особ не досаждала - вероятно, потому, что я сразу учился делать левой. И вообще я быстро понял, что работа оператора ЭВМ относится к разряду "не бей лежачего". ВЦ еще не начал работать на полную мощность, вторая машина ЕС-1045 ожидалась лишь осенью, да и первая работала не с полной загрузкой. Штат же был полностью укомплектован. Во всяком случае, работой себя никто не утруждал. Народу вокруг меня собралось много - причем не в разбитом на маленькие комнатушки, сотообразном пространстве НИИ, а постоянно на виду, на большом пространстве вычислительного центра. В основном мои новые сослуживцы были девицами. Причем в основной массе несколько моложе меня. Имелись, конечно, и старшие - но работали программистами. То есть находились на более высокой ступени в здешней табели о рангах.
Благодаря неимоверным усилиям я достаточно быстро научился производить операторские действия: закладывать перфокарты в устройство ввода, ставить нужные магнитные диски с подпрограммами, менять пленку на НМЛ - накопителях на магнитной ленте - и нажимать нужные кнопки, перебегая от пульта к пульту. Даже рука особ не досаждала - вероятно, потому, что я сразу учился делать левой. И вообще я быстро понял, что работа оператора ЭВМ относится к разряду "не бей лежачего". ВЦ еще не начал работать на полную мощность, вторая машина ЕС-1045 ожидалась лишь осенью, да и первая работала не с полной загрузкой. Штат же был полностью укомплектован. Во всяком случае, работой себя никто не утруждал. Народу вокруг меня собралось много - причем не в разбитом на маленькие комнатушки, сотообразном пространстве НИИ, а постоянно на виду, на большом пространстве вычислительного центра. В основном мои новые сослуживцы были девицами. Причем в основной массе несколько моложе меня. Имелись, конечно, и старшие - но работали программистами. То есть находились на более высокой ступени в здешней табели о рангах.