Улин Виктор. Хрустальная сосна

   Вернувшись домой, я вдруг отметил сильно опустевшую вешалку в коридоре и платяной шкаф- оказывается, зимние вещи Инны занимали много места; с их исчезновением повеяло еще большим одиночеством и заброшенностью. Я, правда, ждал, что Инна пришлет свою летне-осеннюю одежду, ведь стажировка должна была кончиться в конце декабря… Но она почему-то ничего об этом не сказала и ненужных вещей не прислала.

*10*

   Как- то вечером после работы мы вышли из НИИ вместе с Лавровым. Я не помню, чтоб нам было домой по пути. Похоже, Саша специально отправился со мной, желая поговорить. Но он долго оставался мрачным, и мы шли молча, слушая лишь громкий скрип снега. Я уже думал, что он в самом деле идет в ту же сторону по какой-то надобности, как вдруг он замедлил шаги и посмотрел мне в лицо:
   - Слушай, Женя, ответь мне на один вопрос.
   - Хоть на два, - сказал я.
   - Как мужик ответь, ладно?
   - Ладно, как мужик и отвечу. Но что за вопрос? - я еще не догадался, куда он клонит.
   - Скажи мне, только честно - что у тебя с Бессоновой в колхозе было?
   - С какой Бессоновой? - не понял я, услышав совершенно незнакомую фамилию.
   - Ну с Катей! Ты что - даже фамилии ее не знаешь?… Так что у тебя с ней было?
   - Катей?…- вот уж какого вопроса я ожидал именно от Лаврова меньше всего. - В каком смысле "было"?
   - В самом прямом. Ты не понял?
   - Ах, в этом…- я вздохнул. - В*этом* ничего не было.
   И мгновенно подумал, что после нелепого дня рождения в самом деле могло что-то "быть", не протрезвей я и не возьми себя в руки…
   - Нет - ты правду скажи. Честное слово тебе даю, на чем хочешь поклянусь, что не разболтаю. Ты ведь меня знаешь… Только скажи - было у тебя с ней, или не было?
   - Еще раз повторяю: не бы-ло. Ничего не было. А что это тебя так волнует?
   - Ну… - Лавров потупился, видимо, не в состоянии объяснить свой интерес. - Мне просто… Ты ведь с ней так много общался…
   - Ну, в основном с нею, положим, общался не я.
   - Но все равно… Вы втроем часто ходили. И вечером, у костра - когда ты пел, было такое чувство, будто поешь специально для нее. Только для нее, и больше никого вокруг не существует. Я помолчал, удивленный: оказывается, Лавров понял и даже спустя столько времени помнил все, что я старался скрыть от всех и от себя самого в том числе.
   - И самое главное…- продолжал он. - Ты ведь… Ты ведь по сути дела, заслонил ее от опасности, подставившись сам.
   - Ты еще скажи, как Матросов, на амбразуру упал!
   - Нет, серьезно. Это не каждый ради женщины на такой шаг пойдет…
   - Ну…- я пожал плечами. - Раз уж ты просишь откровенности… Да, Катя мне нравилась. Очень нравилась. И мне в самом деле приятно было с нею общаться. И проводить время. И, возможно, ты прав даже насчет аварии. Возможно, если бы под ударом оказалась не она, а кто-то другой, я прыгнул бы не так быстро… И все бы для меня обошлось.
   - Так вот, скажи мне - неужели ты общался с нею, и тебе не хотелось обладать ей, как женщиной?
   Я ответил не сразу. Вспомнил один из вечерних разговоров с Катей и Славкой по пути с фермы. Когда я развивал им теорию насчет супружеской верности, полную глупого, пионерского, подросткового максимализма. Сейчас повторить все то же самое я уже не мог. И даже не потому, что недавно осознал свое желание обладать Катей без возвышенных иллюзий. Что-то сломалось во мне - с отъездом Инны упала вера в счастливую семейную жизнь и семейное счастье вообще. И возможно, даже в любовь… Но я до сих пор не задумывался над этим всерьез. И не хотел обсуждать все с Лавровым. Поэтому сказал уклончиво и кратко:
   - Да нет, мне было достаточно хорошо общаться с нею и без физиологии.
   - Но как… Как можно общаться, как можно дружить с женщиной, - с неожиданной горячностью вспыхнул Лавров, махнул руками и даже совсем остановился. - Как можно дружить, гулять и так далее, если женщина - не твоя?!
   - Твоя, моя… - я вздохнул.
   Меня уже начал утомлять этот разговор. Потому что неожиданно достиг таких глубин моего самосознания, которые я прятал от себя, не в силах еще разобраться. И я попытался отшутиться:
   - Так я же не обезьяний вожак, которому во что бы то ни стало нужен гарем! К тому же на всех-то и сил не хватит… Но Лавров не принял шутки.
   - И все-таки! Я считаю, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна в принципе! Что если женщина не моя, то я и сам не смогу раскрываться перед ней полностью, и она от меня что-то утаит. И наше общение будет неполным, в конце концов…
   - А теперь ты ответь мне прямо и как мужик, - резко оборвал его я. - В колхозе она была твоя. Ну и как, теперь, после этого, когда все кончилось - тебе очень хорошо, да?
   Еще не договорив, я понял, что хватил лишку и зря обидел Саню. Лавров ничего не ответил. Он насупился, помрачнел и снова молча зашагал по улице. У первого же перекрестка скупо попрощался и свернул в сторону.

*-*

   Сколь долго я ни возился, но необъятная записка подошла к концу. Я тщательно собрал по порядку мученически надписанные листки и отдал начальнику на просмотр.
   - Хорошо, - пробурчал он, равнодушно складывая их куда-то себе в стол.
   - Посмотрю на досуге…
   - А… А что мне теперь делать? - спросил я, поскольку начальник, кажется, не думал об этом вопросе.
   - Вам? - он пожал плечами так, словно я спрашивал, где в нашем городе сейчас можно купить свежие ананасы. - Придумаем что-нибудь… А пока почитайте новую книгу ГОСТов.
   И я сел читать эту книгу. Новой она называлась относительно - лишь потому, что была последней из вышедших. И знал я ее достаточно хорошо. Но послушно взял у начальника.
   В моем положении читать было гораздо более легким занятием, чем писать.
 

*-*

 
   Сколько можно читать книгу ГОСТов?
   Толстую, сплошь разрисованную болтами, гайками, профилями и прочими, отдельно мало нужными деталями. Через неделю я опять подошел к начальнику и спросил, что нужно в этой книге конкретного. Он почесал затылок и велел съездить в Центральную патентную библиотеку, посмотреть точный ГОСТ на один достаточно новый переключатель. Выписав местную командировку, я поехал в центральную. Вообще-то отдел ГОСТов Центральной патентной библиотеки - весьма любопытное хранилище инженерной мудрости. В толстых томах, аккуратными рядами стоящими на полках, при желании можно найти все. Абсолютно все - узнать стандартные размер, форму и параметры любого изделия человеческих рук, зарегистрированного как промышленный образец. От интегральной микросхемы до застежки для лифчика. И в былые времена, когда начальник посылал меня за каким-нибудь ГОСТом, я любил развлекаться, роясь в совершенно ненужных томах и читая технические описания разных вещей - например, бельевых прищепок. Но на этот раз настроение не было легкомысленным. Я быстро определил нужный том, нашел переключатель, перекорябал на листочек все, что запросил начальник. И в тот же день вернулся на работу. Чему, кажется, даже сам начальник удивился.
   - Вот, Илья Петрович, я вам принес все, что вы просили, - сказал я, положив ему на стол свои записи.
   - Принесли? Надо же, как быстро…- он нахмурил лоб, и вдруг спросил без всякого перехода: - Евгений Александрович, ходят слухи, будто вы от нас уходить собираетесь. Это правда?
   - Уходить? - растерянно переспросил я, мгновенно оценивая ситуацию, но все-таки сумев держать себя в руках. - Ну кто знает, Илья Петрович… Все проходит и все уходит.
   - Ну-ну, - сказал начальник и снова уткнулся в свои бумаги.
   А я молча вернулся за свой стол и стал думать. Уходить… Это не слухи, таких слухов не могло быть в принципе даже не потому, что я никому ничего не говорил - я и сам не думал никуда уходить. Вопрос начальника был прямым намеком… А я так онемел от неожиданности. что даже забыл спросить следующее задание. Уходить… Ладно, что успел сгруппироваться, и не сказал ни да, ни нет. Ведь главное - не выдавать врагу своих планов. Врагу… Значит, начальник теперь мой враг? Получается так, если заговорил об уходе. Мои мысли прервал будильник, стоявший на столе у Рогожникова. Он не пересиживал на работе лишней минуты, по звонку срывался и бежал домой. И сейчас молниеносно собрался и хлопнул дверью. Потом поплелся Лавров. Покорпев еще чуть-чуть за кульманом, отбыл Мироненко. Начальник переложил бумаги, не спеша оделся и ушел, не попрощавшись со мной. А я сидел за столом, словно не мог найти сил оторваться от него. Я никуда не спешил. Тем более, что дома меня не ждало ничего, кроме одиночества. И там было едва ли лучше, чем на работе.
   Неожиданно из-за шкафа появилась Виолетта. Странное дело - я был уверен, что ее давно уже нет, она никогда не задерживалась до конца дня, всегда находя важнейшие предлоги для более раннего ухода с работы.
   - Евгений Александрович, - сказала она, подойдя ко мне. - Наверное, по домам пора.
   Очнувшись, я кивнул и поднялся. В руках ее была шуба и как-то само собой вышло, что я помог ей одеться, и даже поправил сзади воротник, как всегда делал, когда подавал пальто Инне… Пока я собирался, Виолетта возилась за шкафом, и вышли комнаты мы вместе. Заперли дверь, а внизу на проходной столкнулись с заядлой сплетницей Семеновой из соседнего сектора. Увидев нас вдвоем, она разинула рот - но ничего не сказала.
   На обледенелых ступенях институтского крыльца Виолетта поскользнулась в своих модных сапогах и взяла меня под руку, предварительно спросив разрешения. В этом не было ничего особенного - но я подумал о Семеновой и мне на миг стало так смешно, что я даже забыл свои невеселые размышления.
   - Евгений Александрович, - сказала наконец она. - Вы чувствуете, что этот тип хочет вас выжить?
   - Какой? - спросил я, хотя прекрасно понял, о ком идет речь.
   - Наш несравненный Илья Петрович. Сам сидит, ни черта не делает. А других выживает.
   Я знал, что по отношению к начальнику Виолетта испытывает нечто вроде сладкой ненависти. И он отвечает взаимностью, только поделать ничего не может, поскольку только в нашем секторе имелась свободная штатная единица, на которую усадили Виолетту, необходимую всему институту как единственный технический переводчик. Я понял, что сейчас она видит во мне потенциального союзника и пытается втянуть в свой блок. То есть блока пока нет. Есть лишь одна тихо враждующая женщина. Если нас станет двое, то это окажется уже в два раза больше.
   Но ни в какие блоки я вступать не хотел Мне было достаточно приключений с рукой. Пока, во всяком случае. Поэтому я лишь усмехнулся:
   - На все воля божья, Виолетта Алексеевна. И к тому же ничего особенного он не сказал. Просто задал один не вполне тактичный вопрос, вот и все. Может, и впрямь кто-то слух пустил…
   - Может, может, - легко согласилась Виолетта; она была умна и сразу поняла, что я не созрел, но в сочувствующие гожусь. - Одно только вам скажу: если захочет, он вас выживет. Потому что теперь вы ему как чертежник не нужны.
   - Ну уж дудки, - против желания вскипел я. - Уволить он меня по
   КЗОТу не сможет! Если пойдет на принцип, я все переверну, на уши поставлю и узлом завяжу, до суда доведу - но докажу что потерял работоспособность по вине администрации, пославшей меня на сельхозработы, где отсутствовали условия охраны труда. И тогда они у меня попляшут…
   - Ох, Женя… То есть простите, Евгений Александрович, - вздохнула она и поправила мне шарф. - Не все так просто, как кажется вашему честному взгляду на мир. Поверьте мне, я хоть и кажусь не старой, но работаю не один десяток лет. До суда не дойдет. Илья выживет вас просто так. Тихо и аккуратно. Создаст невыносимые условия, и вы сами с радостью убежите, даже на меньшую зарплату - хотя меньше найти трудно…
   Я молчал. Виолетта прямо говорила те слова, которые пока смутно роились в моей голове, не приняв оформленный образ.
   - Вас выживет и на ваше место возьмет кого-нибудь другого, кто бы ему чертил. Такого квалифицированного инженера, умеющего быстро, точно и грамотно работать с чертежами, у нас в секторе больше нет…
   - Ну, вы мне льстите, - вставил я, хотя мне было приятно слышать похвалу.
   Хотя похвала эта относилась по сути и не ко мне, а к тому Евгению Воронцову который существовал до отъезда в колхоз… Но все-таки было приятно.
   - Мироненко делает собственный проект, но как технолог он нуль. К тому же на Илюшу работать просто не будет. Эти два полудурка… Я поразился, как уничижительно аттестовала она ни в чем не повинных Витька и Саню.
   - Эти два полудурка - мальчики на побегушках, хоть практически ваши ровесники. Способны лишь на то, чтобы прямую линию провести между двумя указанными точками, не больше. Основной работник у него вы. И не пытайтесь меня перебить, я знаю, что говорю. Теперь - извините за прямоту, но факт есть факт - чертить вы не сможете. И он от вас избавится.
   Мне было удивительно слышать, как Виолетта, сидящая за своим шкафом и не имеющая никакого фактического отношения к делам сектора, может так точно все раскладывать по полочкам. Я словно увидел картину со стороны. И она показалась мне неприглядной.
   - Вот, Евгений Александрович, - с улыбкой сказала она. - Можете мне не верить, но я вас уважаю, сочувствую и искренне желаю добра. И мой вам совет - подбирайте новое место работы Чтобы когда Илья вас начнет дожимать, было куда уйти…

*11*

   Окружающие человека предметы имели свою одушевленную сущность. И боялись хозяина, потому слушались и повиновались. Но стоило хозяину попасть в беду, как все резко выходило из повиновения - я слышал или читал где-то об этом. Но только сейчас осознал на себе. Обычно наш дом все находился в идеальном порядке с технической точки зрения. Я вообще терпеть не мог квартир, где сочится ржавая вода из неплотных соединений или заедает выключатель в прихожей. В доме все должно работать, как часы. Пока я оставался нормальным человеком, так и было.
   Теперь же послушные предметы сорвались с цепи. Я раньше не замечал, сколько времени регулярно трачу на поддержание дома в рабочем состоянии. Из-за травмы я ни к чему не притрагивался без малого полгода - и все начало валиться, Причем как-то сразу и везде одновременно.
   Первым проявил себя горячий кран на кухне. Перестал держать, причем, судя по внешним признакам, не из-за изношенной прокладки, а сорвалась резьба на самом штреке: в принципе его можно было закрыть, но стоило по неосторожности сделать лишних четверть оборота, как кран соскакивал и вода снова била плотной струей. Я давно это заметил. Но старался не думать, как буду левой рукой чинить кран. Конечно, я мог позвать на подмогу дядю Костю. Или даже пригласить - как большинство неумелых мужчин - сантехника из ЖЭКа. Но тревожить лишний раз соседа мне было совестно. А слесарь не входил в мои планы: став инвалидом, я заметил, что денег стало гораздо меньше, чем прежде. Ведь я ничего не готовил дома сам, предпочитал питаться в с столовых или покупать консервы. К тому же много забирала водка, жить без которой я теперь уже не мог. И выделять из своих скудных средств непредвиденные расходы мне не хотелось. Я подозревал, что они могут понадобиться мне в более серьезном случае.
   Некоторое время я обходился тем, что заворачивал кран с чрезмерной осторожностью. Наконец его стало невозможно закрыть вообще. В один из пустых субботних вечеров мерный стук падающих капель вывел меня из себя. И я понял, что мне придется-таки заниматься ремонтом.
   Я перекрыл квартирную магистраль: переехав сюда с Инной, я сразу не пожалел бутылки водопроводчику, и он врезал мне проходной вентиль в ответвление стояка, - и принялся за кран.
   Головку я отвернул разводным ключом, левой рукой и без особого труда. Снял барашек и вынул нутро. Штрек и прокладка оказались в исправности - резьба сорвалась в самом корпусе. Это, конечно, было хуже, поскольку сточенный штрек можно нарастить, подложив шайбу, а с таким дефектом уже ничего не сделать. Но под ванной у меня давно хранился ящик с водопроводной арматурой, которую я годами терпеливо собирал по помойкам и свалкам металлолома, не надеясь, что необходимую деталь можно купить в хозтоварах. Найдя подходящую, почти новую никелированную головку, я ввинтил туда старый штрек. Собирать кран одной рукой было, конечно, труднее, чем разбирать. Но все-таки я справился, и вся операция заняла чуть больше получаса. Я пустил воду - все вернулось в норму.
   Я был доволен: в борьбе с краном победил я. Следующей взбесилась дверца книжного шкафа, которая упала мне на ногу. Я осмотрел древесностружечный торец - дырки для шурупов разболтались, и консервативными средствами петлю было уже не закрепить. Я развел эпоксидную смолу и натолкал ее в отверстия вместе с кусочками ваты. Через сутки образовалась крепкая масса, напоминающая текстолит, винты вошли, нарезав новую резьбу, и дверца вернулась на место.
   Я опять оказался сильнее.
   А третьим сломался выключатель у двери туалета - тот, который в любом доме подвергается самым тяжелым нагрузкам. Несколько раз просто заел и сразу отказался работать, перестал щелкать, лишь туго сопротивлялся движению.
   Даже не снимая крышки, я знал, что чинить его бесполезно, надо менять. Во всяком случае, при наличии всего полутора рук. По пути с работы я купил новый выключатель и принялся за дело. Чтобы заняться установочными работами, требовалось прежде всего отключить электричество. У меня стояли автоматы, потому что из-за скачков сети в первый год я не мог напастись вечно сгорающих пробок. Пока дядя Костя, с которым на этой почве и познакомились, не посоветовал купить автоматические. Я бодро нажал красные кнопки, и квартира погрузилась в декабрьский мрак.
   Раньше темнота смущала мало: я всегда все делал без света. Так я и начал по привычке. Потыкав отверткой, я нашел винты, отвернул и бросил их куда-то, отъединил провода. Сыплющиеся в темноте шайбы весело щелкали по полу. Я быстро ослабил раскоряченные лапы и высвободил старое нутро. Половина дела была сделана. Однако смонтировать левой рукой вслепую новый выключатель оказалось в тысячу раз сложнее. Я с трудом затолкал его в коробку, вроде бы закрепил, но когда попытался вставить винты, которые крепят провода, то понял, что это дело безнадежное. Я потел, мучался, ругался - и, наконец, уронив винт в темноту, бессильно прислонился к стене.
   Я ничего не видел и почти не ориентировался в темноте, а включать свет было нельзя, поскольку проклятые провода оказались бы под током. И тогда я принял единственно верное - и так не похожее на прежнего меня - решение. Я бросил все как было, решив, что пару дней обойдусь без огня в туалете. Дождался выходного, когда не нужно было затемно уходить из дому - и при скупом зимнем свете с великими муками сумел подсоединить выключатель.
   Я понял, что ни в чем, даже в самой малой малости, теперь уже нельзя забывать про нерабочую руку. Но в любой ситуации можно найти обходные пути…
 

*-**-*

 
   **Совершенно неожиданно в столовой я встретил Геныча. Это было удивительно, поскольку он работал слесарем в отделе КИПиА, который находился на заводе, в другом корпусе. Геныч остался таким же, как прежде - усатым и золотозубым; впрочем, с какой стати было ему меняться?
   - Слыхал я про тебя, - он кивнул, пожимая мне левую руку. - Слыхал… Мы помолчали.
   - Эх, житуха, будь она…- непоколебимый Геныч вдруг тяжко вздохнул.
   - А у тебя-то что? - спросил я.
   - У меня… Да знаешь…- он оглянулся, опасаясь, видимо, знакомых, которые могли оказаться рядом. - Проблема… Ты знал, что мы с Тамаркой в колхозе, ну в общем, это самое…
   - И не только я. Мне кажется, вы этого ни от кого не скрывали.
   - Да не в этом дело… там хорошо было. Сам знаешь, как это иногда бывает.
   Я промолчал. Потому что уже не к гордости - чем готов был бесконечно похваляться раньше - а к стыду своему не знал, как "бывает иногда".
   - А теперь вот, понимаешь, жениться собрался.
   - На Тамаре?! - я искренне удивился.
   - Да ты что, - ужаснулся Геныч. - Я еще не совсем чеканутый.
   Тамарка - это… Тамарка. На таких не женятся. А я нормальную нашел.
   - Ну и как, хорошая девочка?
   - Да какая там девочка… Но не в этом суть. Она в нашем же НИИ работает, тоже на заводе - лаборанткой в экспериментальном цехе.
   - А, ясно. И ты боишься, что слухи пойдут?
   - Гораздо хуже, - Геныч опять испустил вздох. - Слухи давно пошли.
   Потому что Тамарка ко мне в отдел постоянно таскается. До сих пор. Втюрилась, что ли?
   - А ты что?
   - А я… Понимаешь, какое дело - я ведь знаю прекрасно, что Светка в тысячу раз лучше. Но… Но как Тамарка придет, вспомню, что в колхозе было - и не могу от нее отказаться. И опять все начинается… И так без конца…
   - Да, дела, - сочувственно сказал я. - Запутался ты в своих бабах, я вижу…
   - Знаешь, Жень…- Геныч в очередной раз вздохнул. - Я, наверное, вообще из института уйду.
   - Куда? - быстро спросил я, потому что эта тема с некоторых пор стала для меня животрепещущей.
   - Да водилой куда-нибудь. В какой-нибудь УПАТ, на автобусе буду шоферить… У меня ведь автотранспортный техникум закончен, права, правда, только бэ-сэ… Просто я не по распределению пошел, а сюда устроился: место непыльное было.
   - Да уж, непыльное, - согласился я, подумав о своей искалеченной руке.
   - А так переучусь на другой класс - на автобусе заработки побольше будут.
   - И это тоже так, - подтвердил я, снова думая о своем.

*-*

   Мысль о новой работе - точнее, о том, где и как ее искать, грызла меня теперь постоянно. Не отпускала даже ночью, когда я просыпался и лежал в черной пустой квартире, глядя в потолок. Я бесконечно перебирал возможности найти работу с моим образованием.
   Я был инженером, но сейчас фактически перестал им быть. Потому что вспомнил, чем занимался на работе. НИИ разрабатывал новые изделия. Сектор за сектором, отдел за отделом, каждый вкладывал свое. Наш сектор занимался в основном сдачей готовых технологических чертежей. Он был маленьким, поскольку вырос в свое время из группы. И так получилось, что самые ответственные сдаточные задания всегда поручали мне, в этом Виолетта не грешила против правды. Потому что начальник делал вид, будто занят наукой, пишет некую монографию, и ему было не до прозаических чертежей. У Мироненко, который занимал должность старшего инженера, давно уже висел свой прибор и он по сути вел отдельную тему. Сашка и Витек истинно бегали на подхвате. И получалось, что основным работником в самом деле был я.
   Был, потому что умел хорошо делать чертежи. Но зато другого не делал, после института ничему так и не научился. Теперь было ясно, что чертить я больше не смогу. То есть весь мой профессиональный опыт, наработанный тут за два года, шел псу под хвост. Генычу предстоял гораздо более легкий путь. И не потому, что он оставался здоровым - его специальность была востребована и он мог устроиться на работу водителем в любой момент. Я, конечно, кое-что знал. Чисто теоретически. Сопромат, например. Теорию машин и механизмов, физику с математикой немного, еще кое-что. Но куда можно было приткнуть мои знания, чтоб извлекать из них пользу?
   Конечно, я мог уйти в систему образования. Я понаслышке знал от мамы, что в школах постоянная нехватка учителей математики. И пусть у меня нет специального диплома, но наверняка на это закрыли бы глаза, тем более, что мужчин в школе не хватало принципиально. Но я вспоминал отца - и понимал, что в школу не пойду ни при каких условиях. Мог я устроиться и не совсем по специальности, или даже туда, где специальности не требуется вовсе.
   В техническую библиотеку, на почту, во вневедомственую охрану… Но это означало смерть. Полный отказ от перспектив, от удовлетворения скромного желания не просто получать деньги, чтоб не умереть с голода, а делать какое-то дело, которое приносило бы удовольствие. Радость жизни и перспективу.
   Я знал, что огромная масса людей ходит на ненавистную работу только из-за зарплаты. Но мне было всего двадцать пять лет. И ставить на себе крест прямо сейчас не хотелось. Было страшно, обидно и безысходно.
   И самое главное, я не имел никого, с кем поделиться мыслями, рассказать о сомнениях и попросить если не совета, то хотя бы каких-то предложений.
   Родители отпадали, поскольку отец уже давно не представлял в моих глазах серьезного советчика а перед мамой я вынужден был постоянно держать позицию активной обороны. И ни в коем случае не мог оказаться перед ней растерянным и просящим моральной помощи - что постоянно и без сомнений делали мои ровесники. Друзей у меня тоже не осталось.
   Раньше они вроде были; меня с моей гитарой всегда звали в любую компанию, несколько раз приглашали даже к Инне на работу, для увеселения вечеров. Теперь я сошел с дистанции - и не знаю как, но люди словно прознали о моем несчастье, и вокруг образовался вакуум. Я иногда общался со Славкой, но и он был не советчик; я почему-то полностью потерял уважение в нему и уже не мог воспринимать серьезно. И я жил наедине с собой, не зная, что делать дальше.
   Я вернулся в нашу комнату и сел за свои каракули.
   - Евгений Александрович! - раздался из-за шкафа серебряный голосок Виолетты. - Не хотите выпить кофейку после обеда? Начальник поднял голову, и я поймал его настороженный взгляд. Я мгновенно понял ход его мыслей. Если я соглашусь выпить кофе с Виолеттой - само приглашение уже было достаточным событием! - значит, объединяюсь с нею в блок. А раз с ней, то против него. Но я уже чувствовал себя вне этого сектора. Я знал, что долго мне тут не работать. И было все равно, что подумает начальник. И даже захотелось позлить его подозрениями.