Улин Виктор. Хрустальная сосна

   - Какой-такой трест? - не понял Славка.
   - Ну, армян-шабашников, - пояснил Володя. - не знаешь, что ли?
   - Нет, что-то не встречал.
   - Есть особые бригады, и почему-то из одних армян, - пояснил я. -
   Ездят по всему союзу со своим дорожным оборудованием на "КамАЗах". Гудронная печка у них есть. Раскидывают где хочешь асфальтовый завод. Сами песок находят, щебень и гравий, полотно подсыпают и даже каток у них небольшой есть, для сельской местности хватает. Асфальт варят и кладут. Где скажешь, там и проложат. Хоть через лес. Хоть через реку вон.
   - Дерут, наверное?
   - Думаю, не без этого. И я бы на их месте тоже драл. И ты тоже. Я видел, как они вламывают - не чета нашим деятелям в оранжевых жилетах, что целую неделю одну колдобину на трамвайном переезде замазывают. Солнце жарит, они полуголые, битумом перемазаны, печка раскалилась докрасна, ревет, как газовая турбина, рядом с ней не то что работать - стоять невозможно, смотреть страшно. А они ведь не только варят - надо сначала дорогу выгладить, щебневую подушку насыпать, снивелировать и вывести правильный профиль, обочины обработать, иначе после первой же зимы к чертям все развалится., как у нас на Кольцевой. Адская работа, говорить нечего.
   - А кто платит?
   - Совхоз.
   - Совхоз? - недоверчиво усмехнулся Славка. - Дороги разве совхозу принадлежат?
   - А черт его знает. У нас все принадлежит не тому, кому следует. Но какая разница, ездят-то по ним совхозовские. Значит, за свои нужды деньги платили. Сделали армяне на славу - я сам видел, как девчонки в клуб на каблуках бежали. Ты можешь такое представить в этой клоаке?
   - Так что же эти себе так же не сделают?
   - А, эти… Совхоз и колхоз разные вещи. В принципе у колхоза самостоятельности больше. Они могут себе небоскреб построить на свои деньги. Но все от руководителя зависит. А здешнему председателю все до фонаря. Так же, впрочем, как и всем им тут. Кислушку поваривают - вот и решение всех проблем.
   - Да если бы и не до фонаря? - вставил Володя. - Откуда деньги, у них тут и денег нет. Ты посмотри по сторонам - это же нищета! В кинохронике довоенная деревня богаче выглядит! Избу себе не могут обшить да покрасить, заборы все везде свиньями подрыты! Он в сердцах махнул рукой.
   - А почему так? - спросил Славка. - Земля-то богатая, чернозем.
   - Земли мало, - я пожал плечами. - Еще руки нужны. И голова. У негров в Африке не только земля, но даже бананы на пальмах. Вот и бегают до сих пор без порток. А сколько земля даст, если сварщик без стакана водки звена не заварит? К тому же тут, наверное, еще и народу не хватает.
   - А вот это уж ерунда, - возразил Володя. - Народу тут в избытке.
   - Не может быть, - сказал я. - Откуда может быть в деревне избыток, если в каждой газете пишут, что не хватает на селе рабочих рук и ног и прочее?!
   - Пишут одно, а слышат другое. Мне дядя Федя рассказывал. Тут укрупнение прошло. Стукнуло кому-то моча в голову, и пустили лозунг: укрупнять, в такую мать… Несколько мелких колхозов взяли и в один большой слили. Эта деревня,- в здешнем колхозе. И та, что ниже нас по течению - тоже. И еще две есть, за полевым станом в ту сторону. Раньше каждый ковырял себе помаленьку, теперь всех объединили. Народу стало много, а делать нечего. Дядя Федя говорил - молодых вообще насильно в город гонят, потому что они тут от безделья пухнут.
   - Как от безделья? - не поверил Славка.
   - Да вот так. Взять. к примеру, наш АВМ. Один на весь колхоз, и то через пень-колоду работает. Сколько людей на него можно поставить, чтоб по выработке хоть какая-то зарплата получалась? Четверых, пятерых. Дальше некуда, потому что копейки выйдут.
   - Так нас-то зачем сюда возят? - развел руками Славка. - Что получается: им делать нечего, а мы здесь работаем? Парадокс.
   - Выходит так, - хмуро сказал Володя.
   - И в небе, и в земле сокрыто больше, чем снится нашей мудрости, Горацио…- вздохнул я.
   - Тем более в стране, где все делается не естественным путем, а с прямо противоположного конца, - добавил бригадир.

*-*

   В лагере никого не было, кроме Саши-К, который сидел за столом, сдвинув кружки и плошки, и сосредоточенно заполнял какие-то растрепанные справки и сметы. Да еще Ольга - почему-то без Лаврова -лениво погромыхивала на кухне.
   - Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах, - отметил Саша-К факт нашего чрезмерно раннего прихода.
   - АВМ накрылся, - коротко объяснил Володя.
   - Надолго? Или вообще насовсем?
   - Хрен его знает, товарищ майор… - пожал плечами Володя. - Звено у цепи полетело. Варить надо, а когда заварят - неизвестно. И на вашу смену завтра, думаю, тоже хватит.
   - Н-да, пошла звезда по кочкам…- буркнул Саша-К и снова уткнулся в свои бумажки.
   - Что за агрегат там у вас, - вдруг заговорила Ольга, высунувшись в окошко раздачи.- Чего только уже не было?! И горел он, и перегревался, и застревал, и заедал, и теперь эта самая… как ее цепь… Того и гляди он вообще взорвется! И…
   - Типун тебе на язык, - строго оборвал Володя, метнув на нее такой уничтожающий взгляд, что Ольга мгновенно исчезла в кухне.
   - Да уж, верно, - согласился Саша-К. - То понос, то скарлатина.
   Потому что все уже давно на ладан дышит. В самом деле, хоть бы в наш заезд ничего серьезного не произошло…
   - А где все, кстати? - спросил Славка.
   - Упоролись купаться за нижнюю деревню. Говорят, там песчаный пляж. Задницу удобно шлифовать.
   Мы выпили по паре кружек вчерашнего молока с хлебом, потом Володя ушел к себе в палатку.
   - Теперь и окунуться можно, - предложил я.
   - Иди, - кивнул Славка. - А я сначала на болото схожу.
   - А зачем на болото?
   - Да так… В общем, надо. Хочешь, вместе пойдем.
   - Да нет, я что-то утомился. Лучше пойду искупаюсь.
   - Ну ладно, - вздохнув, Славка полез в палатку за сапогами.
   Ходил он долго. Я уже успел выкупаться, вернулся в лагерь и по вечерней
   - хотя до вечера еще оставалось время - привычке присел с гитарой у костра. Услышав тихую игру, из палатки выбрался Володя, подошел и молча сел рядом на доски. Наконец появился Славка. Он был до колен перемазан болотной жижей, а в руках нес нечто, обернутое штормовкой.
   - Что там у тебя? - окликнул я. - Сову, что ли, поймал?
   - Да нет, не сову…- Славка покосился на Володю. - Пошли в палатку, покажу.
   - Чего в палатку идти, - усмехнулся Володя. - Я и так вижу, что там у тебя цветы.
   Славка слегка покраснел и вытащил неимоверной величины букет красных, словно осколки рубина, диких полевых гвоздик.
   - Откуда такая красота? - изумился я.
   - На болоте есть сухой островок. Я давно приметил. Там их видимо- невидимо.
   - Кому нарвал-то? - равнодушно поинтересовался Володя. - Катьке, что ли, вашей?
   - Да не все ли равно кому, - уклончиво ответил Славка, пропустив мимо ушей слово "вашей". - Хоть бы и ей. Что тут особенного?
   - Да мне-то что…- Володя пожал плечами. - Просто так… Раз у нее день рождения, так и отметить можно, все отрядом.
   - Какой день рождения? Почему? - не понял Славка. - Откуда ты знаешь?
   - Не я, а ты. Зачем цветы собрал, разве не ко дню рождения?
   - Нет конечно. Просто так нарвал.
   - Просто так?! - теперь Володя смотрел с искренним и заинтересованным непониманием. - А зачем просто так цветы дарить?
   - Вот, - усмехнулся я. - Времена меняются, и не пойми в какую сторону.
   Дожили до жизни. Положить женщину в постель можно просто так. А чтобы подарить ей цветы, нужна причина… Прогресс, одним словом. Володя молча пожал плечами, поднялся и ушел в столовую. Мы со Славкой быстро пробрались в девчоночью палатку. Он положил цветы на Катину раскладушку - я почувствовал ставший уже привычным укол ревности, увидев, что он безошибочно знает, которая раскладушка именно Катина. И тут же очередной раз вспомнил слова Вики и опять подумал, что она была права…
   Но я подавил все в себе и даже помог Славке аккуратнее прикрыть букет штормовкой.

*-*

   А потом настал вечер. Из-за нашего раннего возвращения мы со Славкой вполне могли опять сходить на ферму за молоком. Но девчонки вернулись с вечерней смены как обычно: поздно и усталые. Идти вдвоем без Кати нам почему-то не хотелось. И мы остались в лагере. Я провожал глазами Геныча и морехода, без всякого удовольствия потащившихся с пустыми флягами на ферму, и вдруг подумал, что сегодня судьба хотела дать мне шанс*еще раз*ощутить под ногами вечернюю дорогу, сломать черное ощущение, пришедшее позавчера. И тем самым уничтожить нечто, зловещим предчувствием тронувшее меня тогда… Да нет, какое черное, какое предчувствие?! Я и сам не знал, что на меня напало.
   Но я уже не мог отогнать эти внезапные, темные мысли. Такое со мной было впервые в жизни. Шел обычный вечер, я сидел у костра в кругу друзей. В уже почти родной компании - и в то же время испытывал абсолютное одиночество. Все были разбиты по парам. И Катя, сидевшая неподалеку от меня, снова была занята Славкой, по привычке обмахивая его от комаров. А те, кто сидел в одиночестве: Саша-К, Володя и даже Вика - были тоже отъединены от меня чем-то непонятным, но ощутимым. Чем-то, не дававшим сегодня слиться с друзьями в песнях и ощутить волну принадлежности себе самому и всем одновременно. Это сосущее чувство одиночества захлестнуло меня с такой силой, что, сыграв несколько песен, я понял, что не хочу и даже вовсе могу больше играть и петь… Ребята требовали еще песен, но сославшись на боль в пальцах, я отложил гитару. Принесли магнитофон и начались танцы. Обычные прыжки и топтания вокруг костра. И только Саша-К сидел, приложив к уху приемник и что-то выискивая на волнах. А потом вдруг резко выключил магнитофон. Народ возмутился, но командир вывернул на полную громкость свой маленький транзистор, и мы поняли, что он нашел передачу "После полуночи" - или, как тут же не преминула уточнить Тамара, "для тех, кому не с кем спать". Все обрадовались и вернулись к костру. Потому что приемник играл одну за другой очень хорошие, в основном забытые мелодии.
   Услышав известную песню про паромщика, Лавров с Ольгой неожиданно пошли танцевать. Это был какой-то еще не виданный мною, плавный, но одновременно дикий и необузданный танец. Они извивались в странных, сладострастных позах, касаясь телами, временами даже, кажется, целовались быстрыми скользящими поцелуями, и Ольга падала на руки Сане, трепетно и горячо выгибаясь. Они словно занимались сексом на глазах у всех под музыку и поучали от этого острое, непонятное зрителям наслаждение.
   Глядя на них, я чувствовал в себе прежнюю, нарастающую грусть осознанного одиночества. Я пытался подумать об Инне, которая сейчас, возможно, тоже страдала от одиночества и думала обо мне - но получалось плохо. Не видев свою жену почти месяц, я знал, что до конца лета нам осталась привычная разлука, и вдруг со страхом понял, что не могу сейчас представить ее лица…
   Я поднялся и тихо ушел на кухню, сел на холодную дощатую скамью. Песня невнятно долетала сюда. Я слушал отрывочные слова про звезды над рекой, прохладные поля и журчание воды за паромом - и тоска давила меня нарастающей тяжестью. Все кругом было именно так. Падали сквозь черное небо звезды в замершую степь, упала прохлада на луга и тихо притаившийся перелесок, шумела река на недалеком перекате - словно хотела предупредить меня о чем-то - и пронзительно дрожал на за ней желтый огонек над будкой паромщика… Только я вдруг понял, что мои берега ему не соединить, что все хорошо кончится для кого-то другого, а над мной нависло нечто черное, как ночное небо над беззащитной степью. А счастье давно уже осталось на противоположной стороне…
   Что - хорошо кончится, если для меня еще ничего и не начиналось? Что черное, кроме ночного неба, могло нависнуть надо мной?! Почему счастье осталось на том берегу?! Я не знал, но все это было именно так. Я тихо вышел из столовой, обошел лагерь, чтобы кто-нибудь не заметил и не потащил обратно к костру, и тихо проскользнул в свою палатку. Спальник был влажным от вечерней прохлады. Снаружи гремел магнитофон: передача для полуночников кончилась, и ребята продолжили обычные танцы - а совсем рядом за брезентовой стенкой что-то шелестело в мрачном лесу. Я свернул брюки и привычный армейский китель, подсунул их, как обычно, под голову, и опустился на скрипучую, продавленную до земли раскладушку.

*13*

   **Со сварщиком все вышло даже гораздо дольше, чем предчувствовал Николай. Привести его на АВМ дяде Феде удалось лишь после обеда. Первая смена весь день спала, играла в карты и тихо одуревала от безделья.
   Но косилки не зависели от сварщика и от самого агрегата. Они пушили траву без остановки, тракторные тележки методично привозили ее и сваливали нам. Когда мы приехали на работу, у бункера громоздилась гора размером с дом, и наверху, словно телеантенна, торчали воткнутые вилы.
   Володя посмотрел на кучу, покачал головой и виртуозно выругался. И началась битва. Чтобы облегчить загрузку, мы опять включили измельчитель. Кидали траву втроем - даже Степан; вероятно, дядя Федя прочистил ему мозги за недавний отъезд "в кузницу". Однако заставить агрегат работать сверх производительности было невозможно никакими силами. К одиннадцати часам на площадке стояло двести с лишним мешков, а куча вроде и не уменьшилась.
   То есть нет, конечно; она существенно убыла - но все-таки оставалась очень большой.
   - Тут еще часа на три, а то и на четыре, - тоскливо сказал Славка, ровняя вилами край.
   - Ну что - будем пахать до победного, или оставим подарок утренникам?
   - спросил я.
   - Как начальник скажет, - пожал плечами Володя. - В принципе пахать в три смены мы тут не нанимались.
   - И сварщик шлялся черт знает где тоже не из-за нас, - добавил я.
   Мы продолжали молча кидать траву в бункер. Подъехал грузовик и тихо встал в стороне. К нам подошел дядя Федя:
   - Умаялись, небось, мужики?
   - А то, - буркнул Володя.
   Я промолчал.
   - Ладно, шабаш. Сегодня сухо, до утра не сгорит.

*-*

   Вернувшись в лагерь, я сразу пошел на речку. Силуэты ив на острове и горы противоположного берега сделались совершенно черными. Небо чуть светлело внизу тревожной синевой, а выше налилось первозданной чернотой, и вода в реке была тоже абсолютно черной. Лишь слегка взблескивала на перекате, словно рыбий бок, да дрожала длинным отражением огня под будкой паромщика.
   - Пошли купаться голыми! - предложил Славка.
   - Голыми? Ты что - у девиц научился?
   - Да нет, просто так. Усталость, кстати, лучше смывается. Надо момент использовать: кругом темень и рядом никого. И мы полезли в речку голыми. Вода, как всегда, оказалась теплее, чем от нее ожидалось. Мы плескались очень долго. Но когда вернулись в лагерь, грузовик еще темнел возле кухни. Проходя мимо, я заметил темные силуэты и неясную речь. Один был шофер - я узнал его по деревенской скороговорке. Он куда-то звал невидимую собеседницу. Кого именно, я понял сразу. Как ни странно, не испытывая никаких чувств, я все-таки ощущал присутствие Вики даже на расстоянии и в полной темноте…
   Мы переоделись. Я привычно натянул два свитера и китель, взял гитару и пошел к костру. Танцы уже прошли или еще не начинались - во всяком случае, все сидели у костра и терпеливо ждали песню. Я услышал, как громко хлопнула невидимая дверца, нетерпеливо заскворчал стартер, взревел мотор, и машина умчалась, растаяв в черной пустоте луга.
   Вика вернулась к костру и села рядом с Костей. Он, как обычно, тут же облапал ее, но Вика не сопротивлялась. Она была тихой и какой-то непохожей на себя. Он обмял ее плечи, исследовал бока и бедра и уже, как я невольно отметил, скользнул точно нечаянно пару раз, проверяя не убежал ли куда-нибудь ее бюст и сохранилась ли прежняя упругость - она сидела смирно. Похоже, напряженно думала о чем-то своем.
   Катя, как всегда, сидела рядом со Славкой, хотя обмахивать его не было необходимости: комары исчезли до следующего вечера. Исчез и дым, искры крутились над костром, чистыми огненными спиралями уходя в небо.
   Шум двигателя первым услышал Володя. Выпрямился, прислушиваясь, и вгляделся куда-то за мое плечо. Я обернулся, не переставая играть. По степи приближались желтые круги фар. Их заметили все, и песня оборвалась на полуслове.
   - Что… это…- испуганно прошептала Вика.
   - А вот и первые индейцы, - мрачно сказал Саша-К.
   Машина подъехала к столовой, громко развернулась и покатила прямо на нас, ломая кусты. Загремели разваленные дрова, со звоном покатился умывальник - грузовик приближался. Что-то затрещало, хлопнул оборванный шнур палатки девчонок, стоявшей у самой кухни. И наконец грузовик остановился в полутора метрах от нас, горячо дыша радиатором слепя нестерпимо ярким в ночи светом. Рев мотора внезапно умолк, и сделалось совсем тихо, только трещали дрова в костре. Потом кто-то тяжело спрыгнул с борта - ничего не было видно из-за сплошной стены света, направленного прямо на нас. Наконец из темноты появились, чернея неровными силуэтами на фоне фар. Одна, две, три… Славка тихо присвистнул.
   Перед грузовиком стояли пять здоровенных фигур. Одна посередине была чуть поменьше и выделялась нелепым сооружением на голове - я узнал шофера в неподражаемой шляпе.
   Все хранили молчание.
   Шеренга двинулась к нам. Вика пискнула и спряталась за чью-то спину. Костя-мореход не спеша встал, оправив тельняшку, и медленно поднял доску, на которой сидел. Рядом поднялся Володя. Стоявший возле шофера верзила вынул руки из карманов и медленно потер друг о друга кулаки. Тишина звенела растущим напряжением. Встал Славка и, взяв за плечи Катю, отодвинул ее куда-то в темноту. Пришельцы сделали еще шаг.
   От наших отделился Геныч.
   Я понял, что сейчас нечто произойдет. Точнее, не "нечто", а именно вполне ясно, что - и ничего хорошего для нас из этого не будет. Надо решаться. Иначе…
   Геныч напрягся, словно желая что-то сказать и не находя слов. Я нарочито медленно отложил гитару, еще медленнее встал и шагнул навстречу деревенским. Судя по всему, они этого не ожидали. Самый здоровый верзила напрягся, как бык. Сейчас ударит - спокойно, как о постороннем, подумал я и, кашлянув, произнес насколько было возможно спокойным голосом:
   - Чайку не хотите с нами выпить?
   Парень молчал, медленно поднимая кулачищи.
   - Я вас приглашаю, мужики - присаживайтесь с нами чай пить!
   - Чего?… - хрипло переспросил стоящий с правого краю лохматый блондин, чьи спутанные кудри светились вокруг него, словно нимб.
   - Чаем хотим угостить. Свежим, по-городскому заваренным.
   Ночные гости молчали, ошарашенные неожиданностью.
   - Что стоишь, как не свой, - я довольно-таки развязно потянул шофера за рукав. - Садись к костру, друзей зови. Сейчас организуем.
   - Ладно, чуваки, пошли присядем, что ли? - в полной растерянности произнес он.
   Парни медленно приблизились и по-деревенски опустились на корточки у огня. Первые, самые опасные секунды были выиграны. Я быстро пошел на кухню. Лихорадочно раздул огонь в еще горячей печи, заглянул в закопченное ведро. Чаю там было достаточно. Кто-то схватил меня сзади за рукав. Я обернулся, готовый нанести удар в темноту - и с удивлением увидел маленькую Люду. Обхватив меня двумя руками, она прижалась небольшим своим, мелко дрожащим телом, и сквозь свитера и куртки я почувствовал, как сбивчиво бьется ее сердечко. Совершенно неожиданно мне стало ее жалко, я простил ей похабный купальник и даже ощутил в себе желание ее защитить. Абсолютно мне безразличную - но все-таки защитить вместе с остальными.
   - Ты что? - спросил я.
   - Женя, мне страшно…- прошептала Люда.
   - Мне вообще-то тоже не весело, - усмехнулся я. - Еще бы полминуты, и… Скорее бы уж чай закипел.
   Я прислонился к забору и почувствовал внезапную дрожь в ногах. Драка еще может начаться, ничего окончательно не улажено… И что-то нечеловеческое, звериное, жесткое, еще висело над нашим маленьким лагерем, брошенным в бесконечности черной враждебной степи.
   - Я так испугалась, знаешь…- продолжала Люда. - Я подумала, они нас бить приехали.
   - Они именно бить и приехали, - ответил я. - Только не вас, а нас.
   - А нас -*что*? - тихо спросила Люда и мне показалось, что в темноте я увидел ее расширившиеся от ужаса зрачки.
   - Не будем об этом, - сказал я, взяв ее за плечи и легонько встряхнув. - Сейчас чаем их напоим, и все… Поможешь мне с кружками? Люда уже не могла говорить- только судорожно кивала мне в ответ.
   Драка все-таки не началась.
   Когда мы с Людой вернулись, неся дымящиеся кружки, парни по-прежнему молча сидели у костра. Из наших остались тоже одни ребята: девчонки куда-то попрятались. У костра сидели два полукружья: пятеро мрачных чужаков а напротив, через огонь, шестеро наших.
   Со мной получалось семь против пяти - формально мы перевешивали. И казалось, можно было подраться. Правда, я по-настоящему драться никогда не умел, так уж сложилась моя детская и подростковая судьба. Славка и Саня Лавров тоже: танцор Лавров был слишком утонченным, чтоб молотить кулаками по чужим челюстям, это видно по его танцам, а Славка, как выяснилось в колхозе, оказался вообще несостоятельным с мужской точки зрения; я бы, например, не потерпел, чтоб меня, словно изнеженную девицу, обмахивали веткой от комаров… Саша-К, без сомнения, уже вышел из возраста, когда хорошо дерутся. Геныч - тот бы смог, он и пытался начать драку единственным из нас. Мореход силен, как буйвол, но умел ли он бить куда следует? Вот Володя - наверняка классный мастер: он абсолютно все умел делать точно и превосходно, без лишних слов. Но эти пятеро все как один, должно быть, каждую получку привыкли кулаки чесать и обладали необозримой практикой.
   И отделали бы они нас…
   Все это я думал, а парни пили чай. Хлебали, шумно втягивая воздух, по-деревенски неторопливо. И в абсолютном молчании. Допив, аккуратно составили пустые кружки на доску, шофер что-то тихо сказал - и вся пятерка, не проронив слова, погрузилась обратно в машину. Дальний свет фар погас. Зарокотал мотор. Погремев деревяшками, грузовик задним ходом отполз от костра и исчез в темноте. Так, словно его и не было.
   Я вытер со лба выступивший пот.
   - Чего это ты им услуживать полез? - вдруг набросился на меня
   Геныч. -
   Они же махаться приехали. А ты - "чайку", "кофейку"… Тьфу!
   - А тебе очень хотелось?
   - Ну так и помахались бы. А то скажут теперь - городские слабаки.
   Даже стукнуть нас побоялись всемером против пятерых…
   - Ну, так беги и догони их, - насмешливо предложил Володя. - Они недалеко отъехали. Может, еще успеешь. И они согласятся помахаться лично с тобой.
   - А что?! - набычился Геныч, и фикса его угрожающе засверкала, поймав отблеск костра. - И догоню! Не хрен тут…
   - Уймись, - оборвал его Саша-К. - Если шило в заднице зашевелилось - беги на берег вон к тем дубам!
   - Там нет дубов, - совершенно серьезно возразил тот.- Только ивы.
   - Нет, ты именно к дубу иди. Разбегись как следует и трахнись башкой.
   Может, верхушка закачается!
   Геныч обиженно молчал.
   - Помахался бы сейчас, - продолжал Саша-К. - В твоей силе никто не сомневается. Но сегодня их было пятеро, а завтра бы вся деревня примчалась. Не пугай ежа голой задницей.
   - Женщины! - прокричал мореход. - Можно выходить. Отбой тревоги!
   Девчонки вылезли из палатки, испуганно поеживаясь. Снова расселись у костра. Костя врубил магнитофон.
   - А где…- оглянувшись, заговорил Саша-К.
   И при первых же звуках его голоса я совершенно внезапно и неожиданно ощутил, как тревога пронзает, пробивает навылет, не оставляя ничего, кроме факта:*Вики не было у костра!*… Это потрясение, молниеносно родившее ужасающую в своей возможности догадку, хлынуло отовсюду и накрыло меня холодной, тяжелой волной. И я забыл, что мне в общем нет никаких дел до Вики, забыл про Катю, про свою жену Инну, про всех других женщин на свете… Просто вдруг почувствовал, как она дорога мне, как единственна и неповторима, и что ее, обманув, тайком похитили у меня…
   Саша- К продолжал говорить. Не слыша ничего и не сознавая, что делаю, я метнулся к кухне. Лихорадочно расшвырял порушенные грузовиком дрова, отыскал отлетевший в сторону опор. Хорошо отточенная сталь холодно и спокойно блеснула, отразив слабый звездный свет. Зажав оружие в руке, я помчался в ночь -вслед уже невидной машине… И лишь пробегая мимо столовой и подсознательно отметив доносившиеся оттуда всхлипы, вдруг пришел в себя и остановился. Меня пробил жар и одновременно холод, я мгновенно осознал глупость своей затеи, даже если Вику в самом деле увезли… И всю всеобщую чушь происходящего.
   Но… Но радость открытия, что с*нею* ничего не случилось, затопила все мое существо. И я понял, что сейчас я - это не я… Что я готов сейчас броситься к ней и… и даже взять ее… Овладеть этой женщиной нежно, но настойчиво и с полным правом. Раз уж - отчасти благодаря моему вмешательству - она только что не досталась кому-то иному…
   Я вошел под навес. В углу чернела съежившаяся фигура. Было абсолютно темно, но я разглядел рыжие, неповторимые, не сравнимые ни с чьими иными и такие любимые сейчас волосы… Бросив топор, звонко ударившийся о невидимый столб, я подошел к Вике. Сел рядом и молча обнял ее плечи.
   - Женяаа…- еле слышно прошептала она, неизвестно как узнав меня, и уткнулась лицом мне в ухо, и я почувствовал, как по моей шее текут горячие быстрые ручейки…
   - Ну что ты, Вика… - я осторожно гладил ее волосы. - Все кончилось, они уехали. Пойдем обратно к костру.
   - Я знаю… Только мне… Мне стыдно туда идти. Я ведь знаю. Я во всем виновата. Это ведь из-за меня все произошло…