Вересов Дмитрий. Черный ворон

   – Спасибо вам, Танечка. Спасибо за надежду... Только пусть этот разговор останется между нами...
   – Естественно.
   Таня улыбнулась и лукаво подмигнула ему. Боже мой, какой трус, слизняк...
   Тут заворочался и встрепенулся толстячок Юлик, и общение приобрело иной характер, веселый и несколько фривольный. Таня заключила с Юликом пари, что в течение часа добудет обоим гостям классный свежачок. Они подъехали к центральному переговорному пункту, что под Аркой, и Таня моментально высмотрела среди многоликой публики двух зареванных цыпочек лет по семнадцать, явно не питерского вида. Она подсела, сочувственно поинтересовалась... Обычная история – у Нади с Галей украли сумочку, а в ней и деньги, и билеты домой. Отдохнули, называется! Таня утешила их, увела из зала... На ранчо девочек славно накормили, еще лучше напоили, а потом Таня, успевшая совершенно очаровать Надю с Галей, увлекла их за собой в страстный танец и первая, подавая пример, сбросила с себя жакет, а за ним и юбку... Потом рижане поливали всю троицу, визжащую от восторга, шампанским, а на все это с отеческой улыбкой поглядывал Вадим Ахметович. Потом кавалеры на руках разнесли обнаженных дам по опочивальням. Разница заключалась лишь в том, что рижане донесли Надю и Галю непосредственно до постелей, а Шеров сразу за дверью поставил Таню на ноги, и она побежала в душ.
   У нее с Папиком был свой интим, особенный... Уезжая через два дня, рижане подарили Тане тысячу рублей, а девочки прожили на ранчо еще неделю, перейдя от рижан к не менее веселым омичам. Когда все же пришел миг расставания, Галя и Надя рыдали, обнимались и целовались с Таней, клялись, что ни за что не останутся жить в ненавистной Полтаве, непременно переберутся в Ленинград и будут часто-часто навещать свою самую дорогую подругу в ее замечательном доме. Утешало их то, что они увозили с собой много дорогих подарков.
   Все это было замечательно, но в силу своего неуемно-деятельного характера и пытливого ума Таня не могла выполнять свои функции в режиме ограничения. Она была терпелива, не проявляя инициативы, но в исполнении поручений босса достигла того уровня мастерства, когда можно рвать заведенную рутину обязанностей. Выйдя на новый уровень компетентности, она автоматически выходила и на новый уровень свободы.

IV

   У Тани давно уже выработался свой подход к решению проблем – не дергаться, не зацикливаться, не хвататься лихорадочно за первые попавшиеся варианты, не суетиться. А определить для себя веер самых приемлемых решений, приглядеться, спокойно подождать подходящего случая, – а тогда уже действовать решительно, четко, сочетая импровизацию и сценарные заготовки.
   А случай возникнет обязательно – надо только уметь его увидеть.
   Летом Таню направили на языковую практику в «Интурист». Выбрала она стандартные двухнедельные туры средней престижности – группы по пятнадцать-двадцать штатников, неделя в Ленинграде, неделя по Руси. В Танины обязанности входили экскурсии по городу и окрестностям, присутствие на всех мероприятиях, улаживание конфликтов, ведение расчетов по туру, светское общение, ответы на вопросы – и плотная слежка за туристами на предмет нелояльного, аморального и просто нестандартного поведения. Все это удивительно напоминало ее работу у Шерова, и Таня справлялась блистательно, вызывая удивление и зависть коллег, профессиональных тургидов. Она пасла группу на протяжении тура, встречая ее в Пулково и провожая там же. После каждой группы Таня сдавала два отчета – финансовый и политический, получала зарплату и два-три дня отдыха, после чего в назначенный час приходила в центральный офис на Исаакиевской и отправлялась за новой группой.
   Селили туристов в «Советской», возле Балтийского вокзала. За Таней и ее сменщицей Людой был на лето закреплен в той же гостинице номер 808, уютный, одноместный.
   В первый же день работы Таня обратила внимание на молоденьких, хорошо одетых и довольно симпатичных девочек, которые стайками или поодиночке отирались у входа, курили на лавочках в скверике перед гостиницей. Такие же девочки, только посмазливее и понаряднее, попадались и в холле, и в ресторане, и в кафе на этажах. Таня стала запоминать их повадки и лица, приглядываться. Естественно, она с первой минуты поняла, кто это такие, – и у нее начал складываться план. Но прежде надо было кое в чем разобраться и кое-что уточнить.
   Как-то, возвращаясь с группой из Павловска, Таня приметила крепких молодых людей, которые подходили к девочкам, перекидывались какими-то фразами, крепко брали их под локоток и уводили внутрь гостиницы. Таня отвела свое стадо в ресторан, но ужинать не осталась, отправилась в кафе на втором этаже. Там она взяла чашку кофе, села за столик у окна, положила перед собой расчетную книжку и листок бумаги и углубилась в бухгалтерию, изредка поглядывая в окно.
   Минут через пятнадцать из гостиницы почти одновременно выбежали десятка два девочек, молча и поспешно разбрелись, явно в расстроенных чувствах. Еще через десять минут к входу подъехал автобус без окошек, и те же крепкие молодые люди стали выводить и сажать в него оставшихся девочек. Одни садились понуро и покорно, другие вырывались и что-то доказывали. Автобус отъехал.
   От внимания Тани не ускользнуло, что некоторых особенно стильных и приметных девочек в этот вечер у гостиницы не было. Никого из них она не увидела и внутри. Это подтверждало кое-какие Танины предположения.
   Другая Танина группа состояла из трех пожилых супружеских пар, одиноких старушек, старичка, двух уродливых перезрелых девиц и Джонни – бородатого разбитного мужичка, коммерсанта из Айовы, который уже в аэропорту начал оказывать Тане усиленные знаки внимания. Таня пошла на контакт, за ужином позволила ему немного порезвиться под столом с ее ножкой и даже кивнула, когда он, склонившись к ее уху, шепотом пригласил ее после ужина в свой номер на рюмочку мартеля.
   В его номере Таня не спеша и с удовольствием выпила полбокала мягкого и ароматного коньяку, а потом дружески, но твердо разъяснила Джонни, что входит в ее профессиональные обязанности, а что не входит. На прощание она намекнула ему, что проблема его мужского одиночества при желании вполне разрешима. Расстались они лучшими друзьями, Вечером, когда группа возвратилась из Кировского театра, Джонни подошел к девушке, курившей у выключенного фонтана, обменялся с ней несколькими фразами и, взяв ее под руку, гордо направился в гостиницу. В холле он встретился с Таней. Она подбадривающе подмигнула ему. Девушка была из тех, кто в прошлый раз с плачем выбегал из гостиницы.
   Джонни был откровенен с Таней, и она посоветовала ему не экономить на интимных услугах во избежание дурной болезни, кражи или неприятностей с гостиничной администрацией. И порекомендовала обратить внимание на холлы, кафе, ресторан. Приведя новую подругу в номер, следует сразу же отправить ее в душ, а самому подальше припрятать кошелек, оставив лишь заранее оговоренную сумму.
   Через день, за ужином, Джонни подсел к молоденькой пышной блондинке в роскошном вечернем платье, которая потягивала через соломинку пепси-колу. По пути он оглянулся на Таню. Та еле заметно кивнула – эту блондинку она давно заприметила и даже знала, что ее зовут Анджела.
   Джонни вступил с Анджелой в разговор. Минуты через три она встала и плавной походкой покинула ресторан. Джонни допил коктейль, принял от невозмутимого бармена нераспечатанную бутылку «Мартини», расплатился и вышел.
   Таня встала. Пора действовать. Ах, как сладок ты, охотничий азарт!
   Она вышла в холл гостиницы, миновала стойку администрации, улыбнувшись знакомой дежурной, и направилась в дальний конец к телефонам-автоматам.
   Порылась в сумочке, нашла монетку, опустила, набрала номер.
   На стойке администрации оглушительно зазвонил телефон. Дежурная сняла трубку.
   – Старшую, – сухим, начальственным голосом сказала Таня. – Кто у вас там сегодня, Зуева?
   – Д-да, – сказала дежурная. Таня краем глаза увидела, как она, прикрыв ладонью трубку, крикнула: – Наталья Семеновна, вас! Возьмите трубочку.
   – Слушаю, – раздалось в трубке через несколько секунд.
   – Северо-западное управление, капитан Медникова, – безапелляционно произнесла Таня. – В двадцать один ноль-ноль силами городского УВД и нашего управления в вашем учреждении проводится оперативное мероприятие. Прошу оповестить персонал, сохранять полное спокойствие и оказывать всяческое содействие...
   – Какое, простите, мероприятие? – спросили на том конце.
   Таня ждала этого вопроса. Она моментально сменила чеканный бюрократический тон на бабски-раздражительный:
   – До чего вы, женщина, непонятливые! Русским языком вам говорят – на блядей облава!
   – Так ведь была уже...
   – То было профилактическое мероприятие Ленинского райотдела, – с прежним металлом в голосе проговорила Таня.
   – А т-теперь? – голос в трубке дрогнул.
   – Полномасштабная операция, – сказала Таня и незаметно нажала на рычаг телефона. Продолжая что-то говорить в трубку, она покосилась в направлении администраторской. Из двери позади стойки вышла представительная, похожая на народного депутата женщина и что-то взволнованно и тихо стала говорить дежурной.
   Этот ход Таня рассчитала во всех подробностях. В сущности, неважно, примут ее звонок за чистую монету или нет. Она внутренне ликовала в предощущении глупых физиономий, когда сообразят, как их провели... Ну, не поверят, начнут выяснять про Северо-западное управление и капитана Медникову – вечер, никого на месте нет... А вдруг правда? А вдруг, сохраняя инкогнито, позвонил и предупредил «наш человек в Гаване», в существовании которого Таня нисколько не сомневалась? Даже если тот, а скорее всего та, на кого в конечном счете и был рассчитан звонок, решит, что это провокация, она обязательно известит своих девочек – как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть.
   Таня взглянула на часы. Три минуты девятого...
   Звонки по номерам начнутся, скорее всего, через полчаса, чтобы красотки, которые уже при деле, успели хоть что-нибудь заработать... А теперь ей самой надо бы поспешить.
   Подойдя к дверям комнаты Джонни, Таня прислушалась. Шум воды. Это хорошо.
   – Кто? – крикнул по-английски раздраженный голос.
   – о Джонни, это Таня! Срочно! Чрезвычайное происшествие! – крикнула она в ответ.
   – Иду!
   В дверях появился сердитый Джонни, еще в брюках.
   – Какого черта... – начал он.
   Таня вытащила его в коридор и зашептала:
   – Облава! В гостинице полиция и КГБ! Твою девочку посадят в тюрьму, а тебя вышвырнут из страны и сообщат в госдеп!
   – Что-о?! – заревел Джонни. Таня поспешно зажала ему рот рукой.
   – Тише! Доверься мне. Возьми пиджак и деньги, спускайся в бар и посиди там. Я останусь с девочкой, а когда они придут, скажу, что это моя кузина, или еще что-нибудь. Мне они поверят...
   – Но я... я заплатил вперед...
   – Не беспокойся. Через полчасика позвонишь снизу в номер, и я скажу, были они или нет. Если все будет нормально, ты поднимешься. Я уйду, а ты получишь свое. Во второй раз они не заглядывают.
   Джонни облегченно выдохнул.
   – Таня, я твой должник. Ты только скажи...
   – Потом сочтемся. Поспеши!
   Через две минуты из ванной вышла распаренная, благоухающая Анджела, обернутая в белое махровое полотенце.
   – Джо-онни, – промурлыкала она, обернулась – и застыла в полном изумлении.
   На кровати вместо Джонни она увидела совершенно голую рыжеволосую красотку со смутно знакомым лицом. Та нежно ей улыбалась и шептала:
   – Ну, иди же ко мне, моя сладенькая!
   Таню заносило черт знает куда. Она это понимала, но как хотелось приколоть дуреху!
   – А... а Джонни?
   – Он скоро придет. Мы с Джоником взяли тебя на пару. Сначала я, потом он... Господи, что она несет?!
   – Я коблих не обслуживаю. – Анджела глянула волчицей.
   Тут Таня побледнела. Знакомое чувство обожгло, как пощечина. Змеиным шепотом она произнесла:
   – Не груби, солнышко. Три счетчика. Джоника на пятнашку зарядила?
   – На двадцатку...
   – Грины по три сдаешь? – решила поломать ее Таня.
   – По четыре...
   – Ой, врешь, сладенькая... Но на первый раз прощаю – такая ты пампушечка! Смотри сюда.
   Рыжая потянулась, достала со столика сумочку и извлекла оттуда четыре хрустящих новеньких пятидесятки.
   – Хороша икебана? Твоя будет – и Джоник добавит, само собой... Теперь иди ко мне, моя богинечка...
   В раже своем готовая на все, пошла ва-банк, забыв про омерзение, которое только что испытывала от этой шлюшки.
   – Я... я не умею...
   – А тут и уметь ничего не надо. Брось полотенчико, ложись сюда и прикрой глазоньки... Я покажу тебе кусочек рая...
   Телефонный звонок был громким и противным.
   – М-ням, – сказала Анджела, не выпуская из пухлых губ Танину грудь, и махнула свободной рукой – мол, ну его!
   – Возьми трубку, сладенькая, – сказала Таня, чуть отодвигаясь, – наверное, что-нибудь важное.
   Или Джоник.
   Анджела выпустила Танину грудь, поцеловала ее в губы и, присев на кровати, взяла трубку.
   – Хэлло! – сказала она. Лицо ее тут же изменило выражение. Она слушала внимательно, испуганно, изредка вставляя:
   – Да... да... поняла.
   Бросив трубку, она молча кинулась одеваться.
   – Что случилось, кисонька? – лениво спросила Таня.
   – Одевайся скорее, – взволнованно проговорила Анджела, безуспешно пытаясь натянуть трусики – обе ноги она просунула в одну, как бы это сказать... штанину, и теперь трусики упорно не лезли выше колен.
   – Эй, порвешь, – предупредила Таня. – В чем дело-то?
   – Менты идут по всем номерам... Большая облава!
   – Ну и что?
   Анджела изумленно взглянула на безмятежную Таню.
   – Чего ты испугалась, глупенькая? Мы сейчас спокойненько оденемся, сядем за столик, выпьем вина, поболтаем. А шмон придет – так что с того? Имею я право после трудового дня посидеть с подружкой в собственном номере?
   – Но номер-то не твой!
   – И что? Мы пиджачок Джоника в шкаф повесим, а если спросят, я скажу, что поменялась номерами с туристом – на уличный шум жаловался.
   Видя, что Анджела смотрит по-прежнему встревоженно и удивленно, Таня пояснила:
   – Я ведь здесь на совершенно законном основании. Работаю в «Интуристе», живу здесь с группой... Ну, наливай, что ли, подруженька, если оделась уже. Или нет, причешись сначала.
   И Таня не спеша стала одеваться.
   Уже сидя за столом и разглядывая на свет бокал с темно-красным «мартини», Таня спросила:
   – Кто звонил-то?
   – Мадам, – сказала Анджела и тут же раскашлялась, поперхнувшись.
   – Кто такая, как зовут?
   Таня уже стряхнула с себя наваждение. Голос стал жестким и требовательным.
   Анджела посмотрела на нее с невыразимой мукой.
   – Так ты легавая?
   – Неужели похожа? – Таня улыбнулась и поняла, что дамочка сломалась.
   – Нет.
   Анджела решительно тряхнула головой; Испугалась. Таня заметила страх, промелькнувший в глазах девушки.
   – Ну вот видишь. А мадам мне нужна по делу. Интересному делу.
 
   Она играла с Анджелой, как кошка с мышонком.
   Розовым мышонком...
   – Ой, расскажи!
   – Попозже. Сначала про мадам.
   – Зовут ее Алевтина Сергеевна. Она в верхнем ресторане работает, метрдотелем. Строгая такая, партийная, ни за что не скажешь...
   – И у нее все девочки под началом?
   – Ты что, только самые клевые! – Анджела самодовольно улыбнулась. – Пятерых я знаю, а других только так – по лицам. Многие по вызову приезжают...
   – Она сейчас работает?
   – Каждый вечер. А что?
   – В общем, я останусь тут Джоника караулить, а ты допивай, сходи к своей Алевтине Сергеевне и скажи ей, что я жду ее ровно в одиннадцать в дальнем правом холле второго этажа. Там, где большой аквариум, знаешь?
   – Знаю. А если она не захочет?
   – Тогда скажи ей, что всю телегу насчет облавы пустила я.
   Анджела посмотрела на Таню с каким-то даже благоговением.
   – Ну, ты даешь!
   – Не даю, а беру, – уточнила Таня. – Все, что мне надо. Ну, иди, только обязательно потом возвращайся, а то Джоник расстроится. И денежки не забудь...
   Анджела встала, протянула было руку к лежащим на углу столика деньгам, но на полпути отвела ее. – Не возьму, – тихо и хрипловато сказала она. Таня поднялась, подошла к Анджеле, прижала к себе и поцеловала. Языком она раздвинула ей губы и просунула язык глубже в рот. Анджела ответила тем же. Поцелуй получился страстным, но недолгим. Таня разжала объятия и отошла на полшага.
   Неожиданно для себя девица отъехала умом. Это было видно по растерянному виду и блаженным глазкам. Как в народе говорят, попробуешь пальчика – не захочешь мальчика. Взяв со стола салфетку, Таня кинула ее Анджеле.
   – Губки оботри, солнышко.
   Пока Анджела вытирала губы и заслезившиеся глаза, Таня вынула из сумочки еще шесть пятидесяток и добавила их к четырем.
   – Посмотри на меня, – сказала она Анджеле. Та посмотрела.
   – Здесь пять сотен, – продолжила Таня. – Они твои. Купи себе что-нибудь хорошее – от меня. Если не возьмешь, я обижусь. Это не плата за услугу.
   Анджела кинулась к Тане с объятиями. Та мягко, но решительно отстранила ее:
   – Иди. И сделай все, как я просила. Ради меня. Анджела пошла к дверям. На пороге она остановилась, раскрыла сумочку, достала из нее двадцатидолларовую бумажку и положила на резную консоль.
   – Я не приду, – сказала она. – Не могу сегодня...
   – Понимаю, – сказала Таня. – Ступай. Я навру ему что-нибудь.
   Она не стала дожидаться Джонни. Раз до сих пор не позвонил, значит, нашел другое развлечение. А если даже и нет – утром можно объясниться.
   Таня вышла из номера и захлопнула дверь. В коридоре, по пути в свой номер, она столкнулась с Джонни. Он шел в обнимку с двумя пьяными финнами, размахивая ключами. Из кармана у него торчала непочатая литровка «Столичной». Финны тоже были не пустые.
   Джонни тупо уставился на нее, но тут же расплылся в улыбке.
   – О, мисс Танья! – радушно проревел он. – Это мои друзья! Мир-дружба! Пойдемте с нами, а?
   – В другой раз, Джонни!
   Джонни посмотрел на нее с пьяной обидой, но, моментально забыв о ней, подхватил новых друзей, и все трое, гогоча, двинулись к нему в номер продолжать веселье.
   Таня вошла к себе, захлопнула дверь, направилась в ванну и вымыла лицо теплой водой с мылом.
   Потом посмотрелась в зеркало.
   – Партийная, говоришь? – пробормотала она. Она не стала подкрашивать губы. Раскрыв стенной шкаф, она сняла с вешалки строгий серый пиджак и юбку к нему. Одевшись, она положила в карман ключ, зажигалку и пачку сигарет, взяла со стола недочитанный английский детектив и, захлопнув дверь, направилась к лифту.
   Таня села на диванчик в холле с аквариумом, раскрыла книжку и стала читать.
   – Таня?
   Таня подняла глаза. Перед ней стояла подтянутая женщина средних лет в строгой гостиничной униформе. Бесцветные волосы уложены в высокую прическу. Узкие, поджатые губы. И ледяные глаза.
   – Да, это я.
   Обе одновременно достали из карманов одинаковые сигареты – длинноствольный «Уинстон» – одновременно протянули друг другу, посмотрели на пачки, и одновременно расхохотались.
   Алевтина Сергеевна плюхнулась на диван рядом с Таней.
   – Ну, рассказывай, темнилка рыжая!
   После нескольких удачных проб деловое сотрудничество стало регулярным. Анджела, ставшая кем-то вроде связной между Таней и Алевтиной Сергеевной, привезла заграничную папку с твердыми пластмассовыми корочками. В этой папке было в алфавитном порядке подколото тридцать шесть тонких прозрачных папочек со своего рода «личными делами»: имя или псевдоним, возраст, основные антропометрические характеристики (рост, вес, объем груди, талии, бедер, длина ноги в шаге, размер одежды и обуви), главные ролевые характеристики («гаврош», «тургеневская девушка», «поэтесса-интеллектуалка», «генеральская жена», «африканская страсть», «невеста-девственница», «вокзальная», «пастушка», «эсерка Каплан», «Снежная королева», «партайгеноссе» и так далее, включая даже «мясника»), любимые позы и виды соитий, индивидуальный прейскурант на основные и дополнительные услуги и телефон диспетчера Оксаны Сергеевны. Это была родная сестра Алевтины, жившая на алименты от мужа – полковника милиции. Таня эту сестру не видела ни разу, хотя по телефону общалась регулярно. В некоторых делах имелись особые отметки типа «храпит», «спиртного не давать!», «забывшись, кусается», «ценности прятать от греха!».
   К каждому делу прилагался стандартный набор цветных фотографий: лицо крупным планом и пять в полный рост – одна в одежде и четыре без оной – вид спереди, вид сзади и две произвольные, наиболее эффектно подчеркивающие искусство фотографа и прелести модели. Потом, когда некоторые фотографии изрядно затрепывались, Таня придумала делать новые прямо на ранчо. Джабраил, мастер на все руки, наловчился щелкать девочек не хуже анонимного фотографа Алевтины.
   Этот бесценный альбом Алевтина составила специально для Тани, почувствовав, видимо, что с появлением «темнилки» ее собственный бизнес выходит на качественно иной уровень.
   Изучив папку, Таня вынула из нее одно дело – Анджелы, «начинающей актрисы». Его она не станет показывать никаким гостям, а прибережет для личного пользования.
   Папка лежала прямо в гостиной, и Таня охотно показывала ее всем гостям. Они смотрели, как правило, делали свой выбор, вместе с Таней составляли график и приблизительную смету. Потом Таня звонила диспетчеру, оставляла заказ и согласовывала технические детали. Иногда требовалось внести изменения. Скажем, кто-то мог заболеть, влипнуть в неприятность с милицией – такое изредка случалось, – или отправиться с надежным клиентом в путешествие. Тогда Таня обсуждала изменения с гостем и только после этого делала повторный звонок.
   Девочки добирались автобусом, электричкой или приезжали на такси. Иногда их привозил на «Волге» Джабраил. Сначала безмолвная Женщина отводила их в Танин кабинет, где Таня проводила с ними предварительную беседу о нюансах предстоящей работы и давала на подпись заранее составленный счет в двух экземплярах. Этот счет Таня всегда составляла с десятипроцентным люфтом, чтобы сразу пресечь всякие споры и разногласия. И только потом девочки вместе с Таней шли к гостям. Покидая ранчо наутро, а то и через день-два, они забирали с собой один экземпляр счета, который затем передавался Алевтине, а второй Таня складывала в особую коробочку – Папику к оплате.
   Девочкам гости не платили ничего. Выпрашивать у них что-либо запрещалось категорически под угрозой колоссального штрафа или увольнения – здесь вам не гостиница. Таня об этом даже не напоминала, уповая на доходчивость наставлений Алевтины. И действительно, ни одного такого случая замечено не было. Очень часто гости делали девочкам подарки по собственной инициативе. Это не возбранялось.
   Собственно оплата услуг Таню не касалась совершенно. Некоторые гости оставляли деньги Па-пику или, в его отсутствие, Джабраилу. В других случаях Папик брал все расходы на себя. Раз в месяц Таня суммировала накопившиеся счета, заносила итог в специальную графу домашнего гроссбуха и показывала Папику или Джабраилу. Джаба приносил соответствующую сумму денег, складывал в портфель и ехал в город, на квартиру диспетчера. Там его ждала Алевтина. Она пересчитывала деньги, сверяла сумму по тем счетам, которые хранились у нее, и забирала деньги, выдавая Джабраилу расписку, которую Джабраил привозил и отдавал Папику. Девочки получали зарплату непосредственно у Алевтины. И никто, кроме Тани и Алевтины, не знал, что пять процентов комиссионных со всей суммы откладывались на счет Тани, и она могла получить их у Алевтины по первому требованию и без всякой расписки.
   Эта схема начала работать в сентябре. Папик узнал о ней в начале августа, когда Таня привезла очередную группу в Москву и в свободный вечер, предварительно созвонившись, приехала к нему на квартиру. Тогда он отмолчался, но судя по тому, что уже в сентябре удвоил ей жалование, а с октября накинул еще, Танину инициативу оценил очень положительно.
   Раз в месяц к Тане приезжала Анджела, но ее визиты на ранчо были преимущественно деловые. Она привозила от Алевтины новые «личные дела», изымала дела уволившихся по состоянию здоровья, семейным обстоятельствам (т. е. удачному выходу замуж, как правило, за иностранца) или, наоборот, в связи с переходом на другую работу (в большинстве случаев, принудительную). Они ужинали с Джабраилом или с гостями, которым Таня представляла Анджелу как свою подругу. Потом, по указанию Тани, Женщина стелила Анджеле постель на диванчике прямо в Таниной спальне. Естественно, как только Женщина закрывала за собой дверь, Анджела перепрыгивала в Танину широкую кровать. Ночь принадлежала только им.
   К особам с нетривиальной половой ориентацией Таня себя не причисляла, и памятная постельная сцена, с которой, собственно, и началось знакомство с Анджелой, была с ее стороны сугубо деловой авантюрой. Ну, и любопытство, конечно – хотелось лично испытать, что это за «розовая любовь», о которой столько читала у Жаклин Сьюзен. Однако теперь Таня была вынуждена признаться себе, что «это дело» оказалось несравненно приятнее и волнительнее, чем стриптизы перед Генералом или игры с Папиком. Главным образом, из-за пьянящего привкуса крайности, недозволенности. До чего же сладко постоянно переступать через грань – а без этого до чего серо и скучно!