Вересов Дмитрий. Черный ворон

   – Йигыт, йигыт.. молодец прямо! – льстиво улыбаясь, сказал узбек.
   Павлу стало неловко и немного противно.
   – Что сегодня по телевизору? – спросил он.
   – Говорят, «Начало», – тут же ответила Таня. – Хороший фильм, только надоел.
   – Начало-мочало! – фыркнул узбек. – Ску-учно. Вчера «Зита и Гита» была. Вот это кино! А «Начала» нам не надо... Вечерний рацион – и спать, да?
   – Что-что? – переспросил Павел.
   – Рацион, – с явным удовольствием повторил узбек умное слово. – Гулять немножко будем, атмосферу дышать.
   – Может, и мы не пойдем? – предложила Таня. – Посидим в холле, кофе попьем или в парке подышим атмосферу.
   Павел, натужившись, чтобы не рассмеяться, смог лишь кивнуть головой.
   Они сидели на скамеечке неподалеку от входа в стационар, курили Танины «Мальборо», разговаривали и поджидали запаздывающую Варю. Таня рассказывала Павлу о европейском турне, которое она совершила вместе с камерным оркестром областной филармониио о городах, нравах и магазинах, о разных смешных и досадных накладках и оплошностях, характерных для советских людей, вырвавшихся за рубеж. Павел заговорил об экспедиции, при всей трагичности более чем удачной с точки зрения науки, понемногу увлекся, начал размахивать руками, строить планы... После долгого перерыва мысли охотно встраивались в прежнюю, добольничную систему координат: наука-работа-институт-город. Родители. Сестра. Привычный круг привычных лиц, забот и надежд... Таня легонько толкнула его локтем в бок. Он поднял голову. Перед ними стояла Варя в мешковатом сером жакете и как-то странно смотрела на него.
   – Опоздала, – чужим голосом сказала она. – Владька заболел. Перекупался и заработал ангину.
   – Варя, – сказал Павел. – А ко мне сестра приехала. Только не Елка, а другая, двоюродная. Таня.
   Варя затравленно посмотрела на Таню. Таня поднялась.
   – Варечка, – прочувствованно сказала она и протянула руку. Варя нерешительно взялась за Танину руку. – Мне Павел столько о вас рассказывал. Вы наша спасительница. Если бы не вы...
   – Что вы... – смущенно пробормотала Варя. – У меня работа такая. А вот Павлик... он такой... такой...
   Таня взяла Варю за плечи и притянула к себе.
   – Родная ты моя...
   Павлу отчего-то стало не по себе.
   – Эй, девчонки, пошли-ка в дом. Что-то я прозяб.
   В холле было гулко и пусто. За угловым столом, возле большой пальмы в кадке, сидела, закусывая, шумная и веселая компания отдыхающих. Павел, Таня и Варя устроились подальше от них на кожаном диване. Девушки пили кофе из термоса, ели пирожные, прихваченные Таней из правительственно-дачного буфета, и оживленно, как старые добрые подруги, беседовали обо всем на свете-о модах, о родных городах, о балете, о детях и котах. К Павлу они не обращались и лишь изредка посматривали в его сторону. Он и не порывался вступить в разговор, а молча сидел, смотрел на них и смаковал изумительное легкое вино местного производства – ему был разрешен один стаканчик. Павел невольно ловил себя на том, что сравнивает их внешность, манеры, осанку... Ему стало стыдно, он попытался отвлечься. Но ничто другое не шло на ум...
   Да, каждая черточка Вариного лица тоньше, изящнее, благороднее, чем у Тани. Но в целом – как проигрывает ее лицо рядом с Таниным! На фоне яркого неяркое выглядит блеклым. Откуда вдруг проступили на любимом лице темные мешочки под глазами, тонкая сеть морщинок вокруг губ и глаз, крупные поры на носу? Только оттого, что рядом появилось лицо, лишенное всех этих изъянов, гладкое, безупречно юное? Юное... Павел, вздрогнув, ощутил ледяное дыхание арифметики человеческих дней: Таня младше его па пять лет, Варя – на два года старше. Когда видишь их обеих вместе, разница в семь лет не только не исчезает, но и удваивается... Это нечестно, нечестно! Разве бедная Варя виновата? А Таня – она в чем виновата?
   Павел отвернулся, якобы осматривая панно меж зеркальными стеклами. Он старательно разглядывал счастливых дехкан, летающих, как пчелки с мотыгами, над огромной розовой тыквой, но видел не их, а две стоящие в рядок женские фигуры. Обе легкие, изящные, грациозные... Но грация их – разного стиля, да и разного класса. Рядом с Таниной фигуркой, литой, упругой, как мячик, словно тщательно выделанной величайшим из мастеров, не упустившим ни одной самой маленькой детали, Варя, увы, казалась собранной умело, но на скорую руку, без окончательной подгонки. Плечи немножечко костлявы и широки, спина сутуловата, руки длинноваты, ноги тонковаты, суставы толстоваты... Да как он смеет! Что ему Варя – лошадь на ярмарке?
   Павел закрыл глаза – и тут же в голове появилась картинка: обвисающие груди, чуть дряблые живот и бока. А вот у Тани наверняка...
   Тут он всерьез разозлился на себя, залпом допил стакан и обратился к девушкам с каким-то нелепым вопросом. Те переглянулись, дружно улыбнулись, Таня сказала ему что-то короткое и смешное и вновь заговорила с Варей, оставив его наедине с собой.
   "Нет, неправда, Варя все-таки удивительно красива, только... только когда рядом нет Тани... Опять не то... Лучше вспомни, чем ты обязан ей, как самоотверженно ухаживала она за тобой, беспомощным, подняла на ноги, как она любит тебя... Но Таня... В чем можно упрекнуть Таню? Разве ее поведение не самоотверженно, не бескорыстно? Сегодня она проявила такое понимание и доброту, такую мудрость, на которую ты сам не способен тысячу лет и на которую едва ли способна Варя. Она... она ведь сделала все так, чтобы ты не угрызался, не чувствовал себя подлецом перед нею. Ведь что бы она там ни говорила, если бы она была тебе только другом, то не примчалась бы сюда с другого края света, бросив все дела, которых у нее так много... Или это и есть настоящая дружба?.. Господи, ну почему она такая прекрасная! Ну что бы ей быть чуточку поплоше, поглупей, побабистей – как бы это все упростило! Надавала бы пощечин, укатила
   бы, пыхтя как паровоз... Только с ней так быть не может, все это, как она сама сказала, «для быдла»... Или бы Варя была похуже..."
   Шумная компания удалилась, напоследок прихватив с собой недопитую бутылку коньяку. Нянечка застучала стульями, передвигая их с места на место и шуруя мокрой тряпкой. Прошествовала мимо дежурная медсестра с биксом в руках, многозначительно глянув в их угол.
   – Эй, – сказала Таня и провела ладонью перед самым лицом Павла, – ваше высочество! Народ истомился, спать хочет, а попросить нас выйти вон не решается. Снизойдите!
   – А? – встрепенувшись, спросил Павел.
   – Заведение закрывается. Пошли отсюда.
   – Куда? – Павел поднялся.
   – Ты к себе, баиньки. А мы с Варенькой еще поболтаем в беседке.
   – Да, – подтвердила Варя, когда Павел вопросительно посмотрел на нее. – Пойду только Алика предупрежу, чтобы, если вдруг кому-то понадоблюсь, позвал.
   – Проводим кавалера до палаты, – сказала Таня. – А мы пойдем в сад, послушаем тишину. Я тебя такой штучкой угощу...
   Она приоткрыла сумку, показывая,
   – Я ведь на работе, – хихикнув, напомнила Варя.
   – А никто стаканами глушить и не предлагает. По чуть-чуть, по глоточку...
   Таня зевнула, прикрыв рот ладошкой, и потянулась. Варя вздрогнула.
   – Ой, прости пожалуйста. Ты ж с дороги не отдыхала, а мне все одно дежурить. Я пойду.
   – Давай еще по рюмочке, – предложила Таня. – А потом, если хочешь, приляг прямо здесь. А я посижу еще, спать-то не хочется, а зеваю так, по привычке.
   – Нет, ты непременно ложись. Обязательно надо выспаться. А мне в стационар пора. Я там в кабинете на кушеточке покемарю. Не привыкать. Только ты не провожай, не надо...
   Она встала. Поднялась и Таня. Неожиданно Варя шагнула к ней и крепко обняла.
   – Ты такая хорошая. Спасибо тебе.
   Голос ее дрогнул.
   – Мне-то за что? – легко, сбивая пафос, спросила Таня. – Это ты у нас хорошая. Большого Брата на ноги подняла...
   Такое прозвище она дала Павлу только сегодня, после того как надоумила его, во избежание недоразумений, представить ее Варе как свою кузину.
   Варя ткнулась ей в плечо.
   – Только... только ты ему, пожалуйста, ничего не рассказывай, что я тут наговорила, ладно? Я сама, потом как-нибудь...
   – Я похожа на болтушку? К тому же, знаешь ли, тебе и говорить ничего не обязательно было. И так по глазам видно, как ты его боготворишь. Вы с ним очень похожи.
   – С ним?! Да что ты? Я самая обыкновенная, а он... он...
   – Во-первых, не такая уж обыкновенная, а во-вторых, я про то, что у него тоже все по глазам видно. Все у вас будет хорошо. Он тебя любит.
   Порывистый Варин поцелуй пришелся Тане пониже уха. Таня улыбнулась.
   В миг, когда за Варей закрылась дверь, улыбка бесследно стерлась с лица. Вслед Варе полетел символический плевок, сухой, но смачный.
   Сестра Тереза траханная! И похотливая. Милосердная сестрица долбаная... И Павел, простодыра, тоже хорош – на что запал, спрашивается? Из такого семейства, а не знает, что медичкам в таких вот привилегированных заведениях чуть не в обязанность вменяется совмещать медицинские услуги с интимными. Но что-то не слыхала, чтобы из-за этого кто-нибудь из чиновных клиентов на них женился. Не отдам! Мой! То, что на даче и в стационаре сестры выполняли еще и другие обязанности и по другому ведомству, Таня лишь догадывалась. А если и так, что это меняет? Шлюха – она во всем шлюха!
   Однако же предаваться гневу, даже наедине с собой – роскошь непозволительная. Надо спокойно все обдумать и действовать осторожно, грамотно. Дело здесь тонкое, деликатное, малейший просчет – и мимо кассы...
   В эту номенклатурную, закрытую для простого люда южную больничку Таня проникла без труда: несколько предварительных звоночков организационного свойства – и ее с почетом встретили прямо на раскаленном летном поле, мигом домчали сюда, в прохладу предгорий, определили на совминовскую дачу в двух шагах от правительственного стационара, в неплохой номер с кондиционером, окнами в тенистый парк. А главное, без проволочек организовали доверительную беседу с главврачом, лысым степенным таджиком. Так что, еще не входя в палату к Павлу, она уже знала все – про аварию на Памирском тракте, происшедшую в тот же день, что и ее инцидент на подмосковной даче, про крайне тяжелое состояние, в котором Павел был доставлен сюда, про самоотверженную борьбу, которую вел за его жизнь и здоровье коллектив в целом и медицинская сестра Варвара Гречук в частности...
   И то, что после первых радостных минут встречи поведал ей, пряча глаза, выздоравливающий Павел, про свою новую и пылкую любовь, врасплох ее не застигло, и линию поведения в этой ситуации она определила совершенно правильную. Благородство и мудрость. Пусть теперь мучается, сопоставляет, делает окончательный выбор. Она поможет ему выбрать правильно, но об этой помощи он догадываться не должен...
   Варя появилась только вечером – астеническая костлявая блондинка не первой молодости в нелепом сереньком жакете. Не без этакого провинциально-романтического шарма, но в целом, конечно, крыска. Тонкие, нервные пальцы. Должно быть, неплоха в постели. Немногого же мужикам надо!
   Ужинали они втроем, засиделись в холле, болтая ни о чем. От Таниного внимания не укрылась игра чувств на лице Павла, его взгляд, который он исподволь переводил то на нее, то на Варю. Сравнивает.
   Потом она отправила Павла спать, а Варю затащила сначала в беседку, а потом, после надлежащей предварительной обработки – в свою комнату на правительственной даче, где и начала колоть по полной программе при помощи ласково-сестринских интонаций, швейцарского растворимого кофейку и как нельзя кстати пришедшейся бутылочки ирландского сливочного ликера «Бейлиз». Варенька разомлела, пошла пятнами и разоткровенничалась. В числе прочего Таня узнала, что Варе двадцать семь лет, что она – вдова гражданского летчика, умершего страшной и медленной смертью после жуткой аварии, оставив на ней двух мальчишек и старика-отца...
   Стоп. Вот тут-то и проскользнуло в Барином рассказе нечто интересное... Нет, уже позже, после четвертой рюмочки, когда она вконец размякла, пустила слезу и стала лепетать про то, как сама не верит своему счастью, какого потрясающего человека она обрела в лице Павла.
   – Что, скажи мне, что он во мне нашел?! – Всей душой разделяя Варино недоумение, Таня, тем не менее, ласково покачала головой и издала соответствующие моменту воркующий звук – зря, мол, на себя наговариваешь, героическая ты моя. А Варя всхлипнула и продолжала: – Некрасивая, старше его, необразованная, с судимостью...
   Ну и так далее. Судимость больше не упоминалась ни разу. Видно, сгоряча вырвалось – у таких все сгоряча. Надо надеяться, Павлу про этот факт биографии любимой женщины ничего не известно, а у Тани, естественно, хватило ума в разговоре эту тему не педалировать. Но узнать все основательно, какая судимость, когда, за что. Ошибки буйного отрочества, какой-нибудь шахер-махер с медикаментами, с бельем, продуктами... Нет, вряд ли, не тот тип, да и не держали бы ее тогда в таком-то месте. Или скрыла? Ага, здесь скроешь, и опять же типаж не тот, чтоб скрывать. Тут что-нибудь страстное, с сильно смягчающими обстоятельствами. Может, из сострадания мужа своего безнадежного порешила? Впрочем, что гадать, когда можно узнать наверняка. Информацию нужно подтвердить, конкретизировать, найти ей грамотное применение...
   И злость на Варю моментально прошла. Теперь ее, бедняжку, только пожалеть остается.
   Павел досмотрел программу до «Не забудьте выключить телевизор», помылся, лег, раскрыл «Прощай, оружие», но через несколько минут отложил. Хемингуэй был уже, что называется, не в цвет. Сейчас бы больше подошло... Нет, конечно, ничего бы не подошло. Самому надо разобраться, мужик все-таки.
   ...Голубые глаза светились любовью, нежностью, обожанием, возносили на пьедестал. В золотистых искрились веселая мудрость, добродушие, немного насмешливого лукавства и еще какая-то неуловимая и жутко притягательная чертовщинка... «Ты свободен, дурачок, – говорили эти глаза. – Что, страшно?»
   Да ни капельки не страшно! Ничего в этом мире не страшно – страшно только совесть потерять...
   И тут все сразу встало на места. Таня, ах, какая же ты умница, Таня! «Разве ты клялся мне в вечной любви? Разве я приняла твои клятвы?» – так, кажется, сказала она. А ведь сколько признаний, сколько заверений и клятв было у них с Варей! Есть категорическое «надо», жесткий стержень, скрепляющий зыбкий и неустойчивый мир – обязательства надо выполнять. Отвернувшись от Вари, он предаст полностью вверившегося ему человека, предаст любовь, предаст самого себя и больше не сможет уважать себя. Отказавшись же от Тани... А вот и не отказавшись – разве она не останется с ним надежным, верным, все понимающим другом? Наоборот, если он сейчас бросит Варю и устремится за Таней, он потеряет и ее – вряд ли она примет того, кого не сможет уважать... Все. Решено... Спасибо тебе, Таня, Танечка...
   И с этим именем на губах Павел заснул. С ним же и проснулся – у постели стояла она, свежая, веселая, благоухающая вчерашними духами, несказанно прекрасная в своем бежевом «сафари».
   – Вставай, Большой Брат, – сказала она, скаля белоснежные зубы. – Завтрак проспишь.
   – А ты? – спросил он, протирая глаза.
   – А я уже позавтракала. И зашла попрощаться.
   – Как попрощаться? – У Павла запершило в горле.
   – Лично. Сейчас за мной заедут коллеги отца. Поездим по городу и окрестностям, поужинаем у академика Силуянова – тоска, конечно, я почти никого не знаю, но что поделаешь? Светскими обязанностями пренебрегать нельзя. Вернусь только ночью за вещичками – завтра, рано утром, уезжаю на экскурсию, в Самарканд и Бухару. Надо ведь воспользоваться случаем – когда еще в эти края попаду? А оттуда прямо на самолет и домой.
   – А как же я?
   – Хватит уже! – резко сказала Таня. – Сам же прекрасно понимаешь, что мне здесь делать нечего ни с какой точки зрения.
   – Да, – сказал он. – Извини. Это я просто еще не проснулся.
   Таня отошла к окну и закурила.
   – Одевайся. Я не смотрю.
   Он бодро встал, тут же скривился от боли – неосторожно ступил на больную ногу – и стал, уже осмысленно и осторожно, двигаться к ванной.
   – Как Варя? – спросил он, помывшись и застегивая рубашку.
   – Наверное, спит еще. Мы до половины пятого проговорили.
   – И что?
   Она повернулась и внимательно посмотрела на него.
   – Помнишь, я говорила тебе, что поделюсь своими наблюдениями только в исключительном случае?
   Павел кивнул.
   – Так вот, исключительного случая я не усматриваю.
   – Понятно. – Павел опустил голову, нагнулся и стал понуро застегивать сандалию на здоровой ноге.
   Таня не спускала с него глаз. Он выпрямился, посмотрел на нее и сказал хрипло:
   – Дай закурить.
   – После завтрака получишь всю пачку" – сказала она и, подойдя к тумбочке, забросила сигареты в ящик. – По-моему, ты хотел сказать что-то другое.
   Павел молчал.
   – Ладно, кое-что расскажу. Мы были друг с другом откровенны, и я многое поняла. Варя – человек искренний, порывистый, эмоциональный. Она любит тебя без памяти и ждет такой же самозабвенной любви. Ей будет очень трудно с тобой – не из-за тебя, а из-за той жизни, в которую ей придется с тобой погрузиться. Твой город, твоя работа, твоя семья, круг друзей, интересов. Новый, чужой мир, в котором ей совершенно не на кого опереться, кроме тебя. К тому, что ждет ее, она совсем не готова – у нее другой жизненный опыт, хотя и немалый, другое воспитание... Знаешь, если на твоем месте был бы кто-нибудь другой, я сказала бы, что тебе придется как минимум несколько лет жизни посвятить ей одной – и ее детям, конечно – и начисто забыть обо всем остальном. Но я знаю тебя, ты умный и сильный, тебя хватит на все – и на нее, и на детей, и на плодотворную работу. Так что дерзай, Чернов, с Богом. И знай: если что, я рядом, можешь во всем на меня положиться.
   – Спасибо, Таня, – серьезно сказал Павел.
   – Не за что, Большой Брат... Засим пока, и поспеши, а то останешься голодным.
   Таня приблизилась к нему, чмокнула в щеку и устремилась к дверям. В проеме она остановилась, развернулась, расстегнула сумочку, достала из нее что-то и выставила вперед руку.
   В ее руке сверкнул голубой алмаз. Одна его грань поймала луч света из окошка, усилила его и бросила на лицо Павла. Он зажмурился.
   – Я всегда с тобой, – услышал он шепот Тани и раскрыл глаза. Он был один.
   Таня не спеша шла по длинному коридору желтого трехэтажного здания, расположенного на проспекте Ленина, на площади, как звали ее местные, Ослиных ушей, и внимательно смотрела на таблички на внушительного вида дверях. Сюда, в республиканское министерство внутренних дел, она проникла, воспользовавшись одним из удостоверений, которыми некоторое время назад снабдил ее Шеров. Все они имели вид внушительный и официальный, что и неудивительно – почти все кси-вочки оформлены на подлинных бланках и снабжены подлинными печатями, а некоторые были настоящими во всех отношениях. Так, за столь впечатлившее Павла весной в театре удостоверение референта областного Управления культуры Таня даже ездила расписываться в какой-то синей ведомости. В принципе, в эти коридоры она могла бы без труда проникнуть тем же манером, что и на совминовскую дачу: еще один звоночек некоему сильно ответственному работнику – и получай аудиенцию хоть у самого министра. Но по трезвому размышлению Таня решила в данном случае связями не пользоваться. Чем меньше народу будет осведомлено о ее визите в МВД, тем лучше. Неровен час, дойдет до Черновых-старших, а через них и до Павла. Не дело. К тому же, очень хотелось в очередной раз попробовать себя в сольной программе...
   К несчастью, вывешенные на дверях фамилии высоких милицейских начальников были исключительно таджикские, во всяком случае, азиатские. Ей казалось, что этим мужчинам генетически свойственно восприятие женщины как существа неполноценного и серьезного отношения не заслуживающего. Сегодня такое восприятие, иногда весьма выгодное, было бы не совсем кстати. Ее должны принять всерьез.
   Она остановилась было у дубовой двери с надписью «Второе управление. Зам. начальника полковник Новиков И.Х.», но прочла инициалы и призадумалась. Может быть, Иван Харитонович, а может Ильхом Хосроевич. Кто их тут разберет? Зато начальник третьего отдела – Пиндюренко Т. Т. – подобных сомнений не вызывал, и Таня решительно вошла в приемную.
   Там было довольно просторно и солидно – хрустальная люстра, черные кожаные диванчики с гнутыми спинками, внушительный стол секретаря – молодого круглолицего таджика с погонами лейтенанта. Быстрым деловитым шагом Таня подошла к самому столу, достала из кармашка сумки удостоверение и сунула его под нос удивленно привставшему молодому человеку.
   – Татьяна Захаржевская, «Известия», – четко проговорила она. – Небольшое интервью с товарищем полковником для очерка «Будни милиции».
   Лейтенант сглотнул, вернул удостоверение Тане, исчез за дверью. Оттуда донесся хриплый голос:
   – Да, что такое?..
   Больше всего полковник Пиндюренко походил на прыщ – маленький, тугой, красный и раздражительный. Даже не посмотрев на Таню, он сердито бросил: «Вам что, гражданочка?» – и тут же вновь засунул круглый нос в раскрытую на его столе папку.
   Таня села в кресло, не ожидая приглашения, открыла сумку и вынула оттуда японский диктофон (удачно приобретенный час назад в комиссионном отделе торгового центра «Садбарг») .
   – Татьяна Захаржевская из «Известий». Товарищ полковник, будьте любезны несколько слов для центральной прессы о героической работе милиции Таджикистана...
   Полковник поднял голову, среагировав, скорее всего, на словосочетание «центральная пресса».
   – "Известия"? – переспросил он. – А это что будет?
   Реакция на ее корочки была здесь, как правило, довольно острой. Народ начинал суетиться, чего-то пугаться. Да тут кого угодно на колени посадишь.
   Во шугаются!
   – Серия очерков «Будни милиции». Планируется опубликовать серию репортажей из всех пятнадцати республик. В корпункте порекомендовали обратиться к вам...
   – А с начальством согласовано?
   – С нашим – да. С вашим не успела. Но здесь едва ли возникнут проблемы – материал предполагается бодрый, позитивный, имеющий воспитательное значение.
   – Да? – с легким сомнением спросил он. – И что вы хотите?
   – Что-нибудь яркое, героическое. Вот недавно у нас прошел материал, как сержант Садыков, рискуя жизнью, вытащил девочку из Гиссарского канала. – Эту историю она вычитала сегодня утром в санатории, листая подшивку «Вечернего Душанбе».
   – Что, неужели и в столице про нашего Садыкова писали? – заметно оживился полковник.
   – Да, небольшая, правда, заметочка. Я не сообразила вырезку захватить. Завтра принесу, если найду. А нет – перешлю вам из Москвы вместе с сегодняшними материалами на согласование.
   При слове «согласование» Пиндюренко важно кивнул головой. Таня показала на диктофон и нажала кнопку.
   – Что ли, уже начали? – спросил полковник, завороженно глядя на вращающуюся кассету.
   – Я потом все перепечатаю, подправлю, – успокоила Таня. – Итак, наш собеседник – один из руководителей МВД республики полковник Пиндюренко...
   Она вопросительно взглянула на полковника.
   Тот не сразу, но понял, и представился:
   – Тарас Тимофеевич.
   – Тарас Тимофеевич, расскажите, пожалуйста, нашим читателям о наиболее ярких и памятных страницах героических будней работников правопорядка республики.
   – Наша служба, как говорится, и опасна и трудна, – начал полковник с явно заготовленной фразы, запнулся и трагическим шепотом произнес: – Можно снова?
   Таня улыбнулась.
   – Разумеется, Тарас Тимофеевич. Если вас диктофон смущает, я могу убрать и записать от руки. Только так долго будет и неудобно.
   Полковник поднялся, обошел стол и, посматривая на Таню, крикнул:
   – Myмин, два чая! И конфет из большой коробки в вазочку положи... Знаете, а может быть мы так сделаем: наметим сейчас круг вопросов, я распоряжусь поднять самые интересные материалы, просмотрю, скомпоную, а вечером, по прохладе, запишем... Вы где остановились?
   «Вот это разговор!» – обрадовалась про себя Таня, а вслух, демонстрируя знание местных реалий, сказала:
   – Дача Совмина. Полковник тихо присвистнул.
   – Неплохо. Но наша министерская база отдыха не хуже, хоть и подальше. Розарий, знаете, павлины...
   Сам-то хвост распушил, не хуже павлина, отметила Таня и как бы в задумчивости проговорила:
   – Но нам понадобится помещение для работы.
   – Это будет, – совсем обрадовался полковник и шумно отхлебнул крепкого чая. – Будет обязательно. Вы к восемнадцати ноль-ноль к главному входу подходите. Я «Волгу» подгоню...
   – Приду, – пообещала Таня. – Только вы про материалы не забудьте. И я прошу вас посмотреть, что у вас есть на Гречук. Варвару Казимировну Гречу к.
   Пиндюренко замер. Прикинул по документам и резонно заметил:
   – Ты не корреспондентка. Myмин!
   – Масуд Мирзоевич предлагал мне остановиться в гостинице ЦК, но в интересах дела я предпочла правительственную дачу, – четко выговорила Таня.
   Застывший на пороге кабинета круглолицый Мумин ел глазами начальство, дожидаясь указаний. Полковник, намеревавшийся, очевидно, отдать какую-нибудь нехорошую команду относительно Тани, оказался в замешательстве, вызванном последней ее фразой. Никто, находящийся в здравом уме, такими именами не козыряет впустую. А эта красотка, выдающая себя за корреспондентку, на идиотку не похожа. Если она действительно знакома с самим Сафаровым...