Страница:
Лично я бы за него тоже «мазу потянул», ясный лень.
...Тон, коим особа королевской крови изрекает требование, убийственно-ледяной.
— Требую немедленного прибытия старшего смены.
Браьо, Джо! Только таким тоном и положено истинным Принцам разговаривать со всякими там смердами и плебеями.
— Ха! Будет комиссар сюда таскаться! — ухмыляется на экране морда сержанта-вертухая, призванного настойчивыми воплями Жжихло. Стражник, маячащий за спиной сержанта, вторит противным фальцетом: — Хи-хи-хи!
— Будет, — Джонни уверенно кивает, — прибежит как угорелый. Поди скажи ему, что через... — принц на мгновение замолкает, словно прикидывая окончательный срок, и продолжает: — ... три стандартные минуты семнадцать секунд заключённые Специальной Камеры номер Четыре уйдут в побег. У тебя в аккурат, пёс, осталось времени позвать главаря, а у него — прибежать. И поторопитесь, а то не успеете.
— У спецузника мозги-и расжижились... — протягивает сержант беззлобно, удивлённо как-то даже. По-ихнему это означает, что «крыша съехала».
— Время пошло, — отрубает принц и отходит от люка, с виду просто металлопластового, но «способного пережить взрыв сверхновой», по словам Джо. Да-а, угораздило нас запроториться в тюрягу, всем тюрягам тюрягу!
А с виду не скажешь. Стены красно-кирпичные, грязные, пол серо-цементный, голый и холодный, нары двухэтажные типовые, постельное бельё самое простецкое, стол к полу принайтовлен, табуретки без спинок, экран спецкоммуникатора у люка, панели освещения на потолке, «толчок» с умывальником за полупрозрачной ширмочкой в углу, автономный игровой компут в противоположном. Запах типично тюремный, отвратный. Всё.
Я бы в такой дыре, даже будь она обыкновенной камерой, сдох от удушья суток через трое. Или выбрался бы из неё вон. Каким угодно способом. Даже в одиночку. Избранный нами (одиннадцатый, по счёту, план!) способ рассчитан па четверых, но я бы придумал и для одного — хочешь жить, умей вертеться. Древняя земная поговорка. Джонни повезло, он не клаустрофоб. И умеет ждать, ясный пень. Долго ждать. Похоже, дождался.
— Шууйя, а вдруг он не шутит?.. — Хихикавший стражник умнее сержанта, а может, чуть более осторожен. — Он ведь никогда не откалывал ничего...
— Ладно, Щщипаак, беги, — кивает сержант. Экран гаснет. Мы переглядываемся.
Клюнули.
Соответствуя выработанному плану, мы с Кэпом Йо перемещаемся к экрану. Капитан становится с той стороны, где люк, а я на корточках присаживаюсь под коммуникатором — единственным относительно слабым местом в непробиваемом коконе, опутавшем камеру.
Расчёт на то, что мутотень, соизволившая посетить нас, не исчезла. Мутотень — не магия, она посильней будет.
Против неё защит нету, подсказывает нам, сдаётся, сама она. По крайней мере — в информационно-энергетических сферах.
Словно извиняясь за то, что не помог нам в момент пленения, Свет возник, отбросил мутотень, и теперь она настойчиво подсказывает, как и что нам делать. Всем работа нашлась, по плану Света задействованы все четы...
— Пять. — Она выходит из-за ширмочки как ни в чём не бывало, словно отлучилась на минутку по малой нужде.
Не вижу, как у Биг Босса, а у меня челюсть на серый цемент отваливается моментально. Но как же...
— Они меня не воспринимают, ваши СВЕТлости. — Фея плавно, как настоящая балерина, скользит через камеру к люку. — Когда я хочу оставаться незаметной, я остаюсь таковой. Этого парня, — проходя мимо нашего мафиози Щщайзза, застывшего на полушаге с приподнятой ногой, Фея трогает его плечо кончиками пальцев, — и его шайку я уже использовала разок, но он вряд ли вспомнит меня, хотя и остался у него на память о встрече шрам от луча... Тем более, что программа использования не была выполнена. Танцующей в тот раз не удалось подкорректировать намерения поющей...
Она скользит дальше, останавливается рядом со «статуей» принца Джона, слева от него. В чарующе-прекрасных глазах Феи сверкают отблески внутреннего огня, снедающего её. Трико, обтягивающее одну из самых лучших женских фигур из виданных мною в жизни, уже не чёрное. Оно золотистое, переливчатое, кружевная пачка же, наоборот, чёрная теперь. Аромат, исходящий от нашей негаданно появившейся и нежданно пропавшей боевой подруги, напоминает мне родные запахи вольной степи...
— Он хороший мальчик. По сути, ради него я и вернулась, а вовсе не ради моего собственного сына, как могло показаться, — говорит она нежно-нежно и, хотя на две головы ниже ростом, вовсе не смотрится маленькой в сравнении с дылдой Джо. — Танцевать для живущих очень тяжело, я знаю, что выдохнусь и жестоко поплачусь. Но мне не привыкать, — она улыбнулась каким-то своим мыслям, и улыбка осветила юное и одновременно древнее лицо, — платить за своеволие по высшему разряду... Ну, мальчики, начнём, пожалуй?
И начинает она танцевать...
Ошарашенные и восхищённые, мы с Кэпом Йо не успеваем вымолвить ни словечка, когда Фея, кружась в ослепительном фуэте, тает и растворяется. Время растормаживается, Жжихло опускает ногу, делая шаг, принц Джо удивлённо смотрит налево, будто увидел танец Феи, и тут же загорается экран, явив нашим взорам физиономию немолодого роальда с мягким обручем комиссарского «хайратника» на седых волосах. Функционер скептически осматривает нас и говорит сержанту:
— Шууйя, у тебя галлюцинации, что ли?
— Ага, — Кэп Йо разворачивается, суёт руку прямо в экран, — они самые, — и вцепляется номенклатурному ревмагу в кадык.
Я, не сомневаясь ни доли секунды в реальности происходящего, просовываю руки прямо в экран снизу и тоже хватаю комиссара. Функционер хрипит и конвульсивно дёргается. Не хотел бы оказаться на его месте, ясный пень. Коммуникатор вспухает ручищами и хватает тебя за горлянку и за яйца — с ума сойти!
Мы втягиваем комиссара в камеру, начхав на законы природы, презрев материальные и энергетические препоны, разделяющие нас.
— Вертухаи, — коротко бросает капитан, без труда держа роальда на вытянутой руке, а я уже, втянув голову в плечи, тараню экран.
Моё тело прорывает его вместе со стеной, как тонкие пластиковые плёночки, и я кубарем выкатываюсь в туннель.
Продолжая движение, в перекате ногами захватываю с клещи поясницу сержанта, валю того на пол, и резким, ломающим позвоночник рывком отправляю в следующую жизнь. Я не пацифист. «Встретимся уже там! Если карма сведёт нас», — комментирую злобной мыслью, отталкиваясь от трупа и прыгая к солдату. Любитель похихикать отшатывается, и я промахиваюсь. Ах ты гад... Второй прыжок — и у души сержанта появляется спутница. Тело уже никуда не уйдёт — безголовым особо не пошляешься.
Немного удивлённо смотрю на голову в своих руках. Отшвыриваю в сторону. Ничего себе. Вот это я дал так дал!.. Похоже, подсознательно настроился на широкомасштабные бескомпромиссные боевые действия. Ухмыльнувшись, целую сержанта — обещал ведь...
Выброшенный крепкими руками Биг Босса, в туннель влетает Жжихло Щщайзз. Приземляется на ноги, удерживает равновесие, пригибается в стойку уличного драчуна и злобно зыркает окрест: кому глотки рвать?! Глотки рвать некому, и бандит разочарованно вздыхает.
Не успевает Принц припечатать подошвы в полуметре от вора, как из коммуникатора показывается верхняя половина туловища Кэпа Йо. Ознакомившись с обстановкой на фронтах, Биг Босс кивает и втягивается обратно в камеру. Седой комиссар появляется в туннеле через полсекунды, совершив посадку на костлявые ягодицы.
Капитан выбирается вслед, подводит кровавый итог, забрызгавший стены, пол и даже экран:
— Изверг, ясный пень. Варвар степной. — И, комплиментарно высказавшись в мой адрес, подхватывает ревмага за шкирку: — Веди, краснолобый. Нарекаю тебя ЭКСКурсоводом.
Мерцающий смерчик вырывается из коммуникатора и окутывает облачком вора и Принца. Не успевают они удивиться, как обретают телесные личины сержанта и стражника, души которых отправлены мною в следующую жизнь. Принц спрашивает:
— Это что? — и я отвечаю:
— Это кто. Наша боевая подруга. Потом познакомитесь, после бала.
И мы пускаемся в танец...
Конвоируемый «шпиёнами», в свою очередь «конвоируемыми» ложными надзирателями, комиссар (аутентичный, без всяких кавычек) выводит нас к пересечению нескольких туннелей.
Мерцающее радужное облачко (вероятно, сейчас Фея желает, чтобы её присутствие замечали) плывёт над головой ревмага. Встречные краснозвёздники, впрочем, как ни в чём не бывало козыряют номенклатурщику. На пересечении мы сворачиваем в коридор, ведущий мимо общих камер, и шествуем по нему. Соблазн выпустить томящихся узников велик, но мы ему не поддаёмся. Кровавая баня — наилучшая среда обитания для ушедших в побег. Но создать её не подымется рука даже у меня, варварского изверга.
Лифтом подымаемся на несколько уровней выше. Архитектура тюрьмы явно нетрадиционна для низкоэтажного Экскалибура. Выходим из кабины в пустынный туннель.
— Чтобы подняться в наземные уровни, необходимо добраться к другому лифту, — говорит седой.
Открываю первую попавшуюся дверь. Оказывается, типа кладовка. Засовываем в неё комиссара, живого, между прочим. Разве что слегка по виску тюкнутого — часов на шесть отрубился, не меньше. Хайратник, ясный пень, мной на память прихвачен.
Коридор длинный. Подземная тюрьма расположена в стороне от дворца. Этот ход проложен от неё прямо ко дворцу — для пешеходного сообщения. Он плавно изгибается вправо. Облачко упреждающе шелестит: «Контрольные пункты...»
Первый чек-пойнт мы — пара «узников» и пара «надзирателей» — проходим без задержки. На втором — ба, знакомые всё рожи! — встречаемся с жертвой моего хулиганства.
Стражница с энтузиазмом комментирует моё появление:
— А-а, шпион! Ну счас из тебя дерьмо вышибут, чел! — и тем самым нарывается. Если бы промолчала, то я бы оказался клятвопреступником, не выполнившим собственное обещание. Добреньким таким, простившим унижение и клаустрофобическое удушье...
Но напряжённо натянутая струна ненависти лопнула, и я срываюсь.
Прыжок. Прямой удар в живот. Пока она сгибается пополам, я уже выпускаю ножом сержанта кишки из её напарницы, одномоментно доставая ногой третьего ревмаг-стражника и вгоняя ему в пасть его собственные зубы. Бордовая кровища брызжет знатно, и я хочу утопить в ней четвёртого контролёра, но опаздываю — горло ему уже перерезал Жжихло. Теперь мафиозо с довольной ухмылочкой потрошит амуницию трупов.
Я выпрямляюсь, игнорируя неодобрительное покачивание капитановой головы, и поворачиваюсь к скорчившейся под стенкой длинноязыкой дуре. Секунду смотрю, потом угрюмо прошу товарищей:
— Вы идите вперёд, я догоню. — Поднимаю глаза, сузившиеся от ненависти и боли, и говорю облачку: — Ты тоже. Не пытайся меня остановить.
— Когда Боя понесёт нелёгкая, остановить его не под силу никому, — мрачно произносит Кэп Йо, — даже мне. Наследие бурного прошлого. Если вообще остановится, только сам. Уходим, други и подруга, уходим.
— Я б тебе рад пособить, кореш, — говорит вор, уходя последним, — но слово братана — закон. Я ж не беспредельщик.
...Настигаю их три минуты спустя. На всё про всё мне хватило пары минут. Сгорая со стыда, но уже разряженный. Выполнил обещанное по укороченной программе, но от души. Биг Босс прав — я изверг. Бываю. Наследие прошлой жизни. Слава Вырубцу, Номи не видела, что я сотворил. Даст Вырубец, и не узнает...
Грузимся в лифт. Принц тычет сенсор с двумя циферками «0»... Подымемся в гору, и тихой сапой дальше — так и выползем на фиг из застенка, больше никого по пути не укокошив... Не тут-то было! Если всё хорошо — значит, жди гадости ужасной.
Дождались.
Створки размыкаются, и количество стволов, уставившихся в нас, можно смело исчислять сотнями. Облачко шелестит: «Засекли... не успела нейтрализовать... враг оказался быстрее...» — и первым устремляется в атаку.
С этого мгновения превращается паше медленное «пританцовывание» в Огненный Танец Смерти.
...Они бы нас изрешетили без вариантов, если бы не полученный ими приказ брать по возможности живыми и если бы не боевая наша подруга Фея. Антимагической и антитехногенной обороной занялась она, на нашу же долю выпала привычная работа.
Капитан орудовал двумя мечами, используя приёмы фехтования на новисадских остроганах, и весьма эффективно. Первый же красногвардеец, попытавшийся с ним скрестить клинки, вмиг лишился своего и рухнул, разрубленный наискось от правого плеча и почти до левого бока.... Второго постигла схожая участь, с тою лишь разницей, что он умер, разрубленный слева направо... За Кэпа Йо можно было не волноваться.
Жжихло, родившийся и выросший в трущобных секторах Артурвилля, орудовал ножом, как нанятый. Ни единого лишнего движения. Выпад — вспоротый живот, разворот — полуотрезанная рука, поднырок — вспоротый пах, падение и перекат — рассечённые поджилки, отскок и боковой выпад — ещё один схватившийся за перерезанное горло враг...
Джонни удивил. Скрестив мечи сразу с тремя красногвардейками (везёт же мне на баб, дхорр их затопчи!!!), я успевал краешком глаза следить за ним, чтобы успеть на помощь, если что. Но Наследный Принц владел своим телом и орудовал мечом и кинжалом не хуже вора, меня и капитана, будто каждый день тренировался часов по шесть. Как потом выяснилось, так оно и было. Цесаревич-зэк в своей камере уделял большое внимание физической подготовке. Будто предчувствовал: когда-нибудь непременно наступит его звёздный час!..
Мерцающий смерч носится в гуще сраженья, и как только кому-нибудь из красных взбредало в голову применить против нас магический приём, или попытаться направить трубчатую бааджжику-зужжу, или, наплевав на приказ, вознамериться влепить в лоб скорчерный импульс, на него обрушивался удар ветра, от которого умник (умница) летел(а) вверх тормашками.
Славная, в общем, получается рубка.
Окровавленный воздух кипит не хуже боржча в кастрюле. И хотя не раздалось ни единого выстрела, накал страстей поистине огненный. А тут ещё подоспевают какие-то уроды со штуковинами типа древних, как мир, детских брызгалок, только заместо водички при сжимании вылетает зверски едучая кислота, и приходится-таки попотеть, чтобы сохранить шкуры в целости. Но очень скоро мы добиваемся полной и окончательной победы, и широченный холл похож на это историческое, как его... ах да, Бородинское поле. Переглядываемся: свои все живы? Все.
Вперёд!
Ещё один коридор проходим в хорошем темпе, танцуючи, так сказать. Попытки атаковать нас из дверей боковых помещений мы пресекаем на корню, в буквальном смысле устилая свой путь трупами и оставляя шикарный кровавый след. Всё это уже начинает напоминать какую-то кошмарную компьютерную игрушку из разряда бродилок-мочилок и поднадоедать. Это только игрокам, управляющим виртуальными бойцами, может нравиться, будучи сам «в игре», придерживаешься диаметрально противоположного мнения.
И когда мы наконец вырываемся под открытое небо и ни единая вражеская сволочь в поле зрения не просматривается, вздыхаем с облегчением. В крейсерском темпе минуем внутренний двор, ныряем в туннель, ведущий к выходу из... И останавливаемся разом, как об невидимую стенку ударенные. Дальше нас вновь поджидает толпа жаждущих помериться силами. И похоже, увы, Фея на этот раз нам не поможет...
Белёсоглазый тип, стоящий шагах в трёх впереди толпы, спокойно смотрит на мерцающий смерч и говорит:
— Если ты вернулась, чтобы забрать у меня этих челов, то попробуй прямо сейчас. Прямо из рук Носителя. Увидишь, в каком неприглядном виде их получишь. Ты их заберёшь, конечно. Но могу тебе поклясться: годны они будут разве для того, чтобы составить тебе компанию там, откуда ты вернулась.
И он поднимает руку и простирает её вверх и вперёд, и между указательным и большим пальцами его...
Ну конечно же, Луч Клинок. Собственной персоной Носитель Света Лезвия, роальд грёбаный, чтоб ему...
На мгновение сквозь мерцание проглядывает лицо Феи в его старческой ипостаси. Черты лица искажены мучительной болью.
И Фея пропадёт опять... Вот она была, и вот её уже нет.
— Ах ты ж-ж, гной подкож-ж-жный, — шипит вор и надвигается на ревмага, — гадаеш-шь, вс-сех трахнул в ж-жопу, крас-снопузый педрила?! А мне не западло, а я вот щас-с погляж-жу, крас-сная у тя кровиш-ша или уж-же голубая!..
— Чего-о? — ревмаг, похоже, сильно удивлён. Будто ожил вдруг и заговорил с ним предмет интерьера.
Жжихло останавливается и стоит перед соплеменником полупригнувшись, с ножом в опущенной руке, готовый в любую секунду вогнать тому «перо» под рёбра. Я напрягаю мышцы ног, готовясь к прыжку. Наверняка не я один...
Два роальда пристально смотрят друг на друга. Баррикада, разделяющая их, незрима, но мы её явственно видим. Ревмаг спрашивает:
— А ты ещё кто такой, собственно?
— Я твоё возмездие, сучара, — убеждённо произносит Жжихло и бросается на соплеменника, стоящего по ту сторону баррикады.
Мы, все трое, слаженно прыгаем на подмогу. Но, едва оторвавшись от пола, вместо того чтобы прыгнуть вперёд, вдруг взлетаем под потолок и приклеиваемся к нему спинами, широко раскинув руки... И висим там, распятые и обездвиженные.
Самое ужасное, что мы не можем даже рта раскрыть, чтобы закричать... Потому что не кричать, видя, что творит прямо под нами с нашим боевым товарищем враг, невозможно. Он изгаляется над Жжихло, а у нас нет ртов, чтобы кричать... За товарища кричать, потому что сам Жжихло не издаёт ни звука, что бы ни творил с ним ревмаг.
Извлекая прямо из воздуха всяческие иглы и лезвия, мановениями рук белёсоглазый изуверски втыкает их в грудь, бёдра, щёки, уши, глаза, бока, шею, живот, пах, суставы жертвы, но не позволяет при этом терять сознание и с интересом смотрит, ждёт: закричит или нет?.. А вор не кричит... Глаза его полыхают ненавистью, ноздри раздуваются кузнечными мехами, но губы — сжаты. Ревмаг продолжает с наслаждением мучить жертву. Сила есть, ума не надо... Но и ему надоедает. Жжихло победил. Сам он — не закричит, это уже ясно. Можно заставить его кричать, применив магию, но краснозвёздный из принципа не желает её применять и потому прекращает терзать нашего беззащитного, но непобедимого друга.
И тогда окровавленные губы вора разжимаются.
— Сук-ки позо-орные... краснопуз...зые бес-спредельщики... коз-злы... опущенные... ненавиж-жу... — исторгает вор в законе, наш боевой товарищ, и — умирает.
Мучитель некоторое время задумчиво смотрит на останки, совсем по-человечьи пожимает плечами и подымает взор к потолку. Наши полыхающие взгляды — наследники взгляда нашего погибшего в бою товарища.
И Носитель Света Лезвия опускает свои белёсые буркалы...
Невидимая рука переносит нас на пол, а белёсоглазый, хорошо мне знакомый по встрече на космобазе Танжер-Бета, звучным баритоном отдаёт распоряжения.
— Этого, — показывает на цесаревича, уже жестоко скрученного в жгут особыми путами, наверняка заговорёнными Единоличным Носителем Света, — обратно в спецкамеру. Этого на мыло, — тычет в тело убиенного кореша Жжихло, светлая ему память, хоть и была его душа черна. — Этих двоих, — тычет в нас, — в Красный зал.
Презрительно глядит на скрученный кошмар, в который превратила вора его злая сила. Ухмыляется, приподымает руку и делает сложный пасс. Останки Жжихло стухают, разжижаются, а лужица испаряется.
— Из этого реставрата доброго мыла уже не получится, — комментирует. Разворачивается и... с резким хлопком воздуха, рывком заполнившего вакуум, исчезает.
«Вот и разошлись наши дорожки, — говорю Принцу взглядом. — Ты жди, друган! Будем живы — вернёмся, ты верь!»
«ВЕРЮ», — отвечают мне искристые льдинки его, холодное спокойствие которых неспособно, кажется, поколебать ничто во Вселенной.
Козлы нас полунесут-полуволокут в этот самый зал. Собственными ногами мы ходим только по собственной воле, поняли, да, суки позорные?! Мы вам кто такие, спрашивается? Я, в частности...
Я кумекаю вот как: если мой друг — вор в законе, то кто я, спрашивается? «Скажи мне, кто твой друг, и...» Почту за честь, друган Жжихло!.. А если мой друг — Принц, то я кто, спрашивается?.. Друг Принца — Принц, так ведь? То-то и оно.
Не дай Выр, Девочка услыхает эту закономерно проистекающую мысль! Её небось от словечка «прынц» на рвоту тянет. Хотя кто их, условно слабый пол, знает. Сколько их у меня было, не счесть, а до сих пор иногда кажется, что они — не человеки, а совершенно иная раса. Иные, ясный пень. И по нечеловечьей их логике, может статься, Номи по-прежнему от этого словечка сладостное головокружение испытывает и коленки у ней трясутся в экстазе. Женщина, что тут ещё скажешь. Всё сказано этим единственным словом.
Зато КАКИМ!!!
Сказано Слово, и от него, если ты сам — мужчина, а не вылупок какой, сладостное головокружение испытываешь и экстатическое коленодрожание.
От одного лишь осознания, что существа, зовущиеся так, в этом дерьмовом мире всё же...
Есть.
...Перед самым входом в Красный зал нас пинками и толчками ставят в приблизительно вертикальное положение и вводят внутрь. Пару секунд спустя я в очередной раз убеждаюсь, что сегодняшний день задался целью довести меня до белого каления. Глупую рожу, которую я нежданно-негаданно узреваю среди ревмагов Совета, не спутать ни с какой другой рожей во Вселенной. От удивления я даже перестаю сопротивляться стражникам.
— Вот уж, дхорр задери, встреча! Всем встречам встреча, ясный пень! Я гляжу, ты в революционеры подался, Перебор... — сквозь зубы цежу. — Если живой останусь, своими зубами глотку тебе перегрызу, что да, то да. Не сомневайся!
11: «КАК У НАС, ТОРГОВОК И ВОИТЕЛЬНИЦ, ВОДИТСЯ...»
...Тон, коим особа королевской крови изрекает требование, убийственно-ледяной.
— Требую немедленного прибытия старшего смены.
Браьо, Джо! Только таким тоном и положено истинным Принцам разговаривать со всякими там смердами и плебеями.
— Ха! Будет комиссар сюда таскаться! — ухмыляется на экране морда сержанта-вертухая, призванного настойчивыми воплями Жжихло. Стражник, маячащий за спиной сержанта, вторит противным фальцетом: — Хи-хи-хи!
— Будет, — Джонни уверенно кивает, — прибежит как угорелый. Поди скажи ему, что через... — принц на мгновение замолкает, словно прикидывая окончательный срок, и продолжает: — ... три стандартные минуты семнадцать секунд заключённые Специальной Камеры номер Четыре уйдут в побег. У тебя в аккурат, пёс, осталось времени позвать главаря, а у него — прибежать. И поторопитесь, а то не успеете.
— У спецузника мозги-и расжижились... — протягивает сержант беззлобно, удивлённо как-то даже. По-ихнему это означает, что «крыша съехала».
— Время пошло, — отрубает принц и отходит от люка, с виду просто металлопластового, но «способного пережить взрыв сверхновой», по словам Джо. Да-а, угораздило нас запроториться в тюрягу, всем тюрягам тюрягу!
А с виду не скажешь. Стены красно-кирпичные, грязные, пол серо-цементный, голый и холодный, нары двухэтажные типовые, постельное бельё самое простецкое, стол к полу принайтовлен, табуретки без спинок, экран спецкоммуникатора у люка, панели освещения на потолке, «толчок» с умывальником за полупрозрачной ширмочкой в углу, автономный игровой компут в противоположном. Запах типично тюремный, отвратный. Всё.
Я бы в такой дыре, даже будь она обыкновенной камерой, сдох от удушья суток через трое. Или выбрался бы из неё вон. Каким угодно способом. Даже в одиночку. Избранный нами (одиннадцатый, по счёту, план!) способ рассчитан па четверых, но я бы придумал и для одного — хочешь жить, умей вертеться. Древняя земная поговорка. Джонни повезло, он не клаустрофоб. И умеет ждать, ясный пень. Долго ждать. Похоже, дождался.
— Шууйя, а вдруг он не шутит?.. — Хихикавший стражник умнее сержанта, а может, чуть более осторожен. — Он ведь никогда не откалывал ничего...
— Ладно, Щщипаак, беги, — кивает сержант. Экран гаснет. Мы переглядываемся.
Клюнули.
Соответствуя выработанному плану, мы с Кэпом Йо перемещаемся к экрану. Капитан становится с той стороны, где люк, а я на корточках присаживаюсь под коммуникатором — единственным относительно слабым местом в непробиваемом коконе, опутавшем камеру.
Расчёт на то, что мутотень, соизволившая посетить нас, не исчезла. Мутотень — не магия, она посильней будет.
Против неё защит нету, подсказывает нам, сдаётся, сама она. По крайней мере — в информационно-энергетических сферах.
Словно извиняясь за то, что не помог нам в момент пленения, Свет возник, отбросил мутотень, и теперь она настойчиво подсказывает, как и что нам делать. Всем работа нашлась, по плану Света задействованы все четы...
— Пять. — Она выходит из-за ширмочки как ни в чём не бывало, словно отлучилась на минутку по малой нужде.
Не вижу, как у Биг Босса, а у меня челюсть на серый цемент отваливается моментально. Но как же...
— Они меня не воспринимают, ваши СВЕТлости. — Фея плавно, как настоящая балерина, скользит через камеру к люку. — Когда я хочу оставаться незаметной, я остаюсь таковой. Этого парня, — проходя мимо нашего мафиози Щщайзза, застывшего на полушаге с приподнятой ногой, Фея трогает его плечо кончиками пальцев, — и его шайку я уже использовала разок, но он вряд ли вспомнит меня, хотя и остался у него на память о встрече шрам от луча... Тем более, что программа использования не была выполнена. Танцующей в тот раз не удалось подкорректировать намерения поющей...
Она скользит дальше, останавливается рядом со «статуей» принца Джона, слева от него. В чарующе-прекрасных глазах Феи сверкают отблески внутреннего огня, снедающего её. Трико, обтягивающее одну из самых лучших женских фигур из виданных мною в жизни, уже не чёрное. Оно золотистое, переливчатое, кружевная пачка же, наоборот, чёрная теперь. Аромат, исходящий от нашей негаданно появившейся и нежданно пропавшей боевой подруги, напоминает мне родные запахи вольной степи...
— Он хороший мальчик. По сути, ради него я и вернулась, а вовсе не ради моего собственного сына, как могло показаться, — говорит она нежно-нежно и, хотя на две головы ниже ростом, вовсе не смотрится маленькой в сравнении с дылдой Джо. — Танцевать для живущих очень тяжело, я знаю, что выдохнусь и жестоко поплачусь. Но мне не привыкать, — она улыбнулась каким-то своим мыслям, и улыбка осветила юное и одновременно древнее лицо, — платить за своеволие по высшему разряду... Ну, мальчики, начнём, пожалуй?
И начинает она танцевать...
Ошарашенные и восхищённые, мы с Кэпом Йо не успеваем вымолвить ни словечка, когда Фея, кружась в ослепительном фуэте, тает и растворяется. Время растормаживается, Жжихло опускает ногу, делая шаг, принц Джо удивлённо смотрит налево, будто увидел танец Феи, и тут же загорается экран, явив нашим взорам физиономию немолодого роальда с мягким обручем комиссарского «хайратника» на седых волосах. Функционер скептически осматривает нас и говорит сержанту:
— Шууйя, у тебя галлюцинации, что ли?
— Ага, — Кэп Йо разворачивается, суёт руку прямо в экран, — они самые, — и вцепляется номенклатурному ревмагу в кадык.
Я, не сомневаясь ни доли секунды в реальности происходящего, просовываю руки прямо в экран снизу и тоже хватаю комиссара. Функционер хрипит и конвульсивно дёргается. Не хотел бы оказаться на его месте, ясный пень. Коммуникатор вспухает ручищами и хватает тебя за горлянку и за яйца — с ума сойти!
Мы втягиваем комиссара в камеру, начхав на законы природы, презрев материальные и энергетические препоны, разделяющие нас.
— Вертухаи, — коротко бросает капитан, без труда держа роальда на вытянутой руке, а я уже, втянув голову в плечи, тараню экран.
Моё тело прорывает его вместе со стеной, как тонкие пластиковые плёночки, и я кубарем выкатываюсь в туннель.
Продолжая движение, в перекате ногами захватываю с клещи поясницу сержанта, валю того на пол, и резким, ломающим позвоночник рывком отправляю в следующую жизнь. Я не пацифист. «Встретимся уже там! Если карма сведёт нас», — комментирую злобной мыслью, отталкиваясь от трупа и прыгая к солдату. Любитель похихикать отшатывается, и я промахиваюсь. Ах ты гад... Второй прыжок — и у души сержанта появляется спутница. Тело уже никуда не уйдёт — безголовым особо не пошляешься.
Немного удивлённо смотрю на голову в своих руках. Отшвыриваю в сторону. Ничего себе. Вот это я дал так дал!.. Похоже, подсознательно настроился на широкомасштабные бескомпромиссные боевые действия. Ухмыльнувшись, целую сержанта — обещал ведь...
Выброшенный крепкими руками Биг Босса, в туннель влетает Жжихло Щщайзз. Приземляется на ноги, удерживает равновесие, пригибается в стойку уличного драчуна и злобно зыркает окрест: кому глотки рвать?! Глотки рвать некому, и бандит разочарованно вздыхает.
Не успевает Принц припечатать подошвы в полуметре от вора, как из коммуникатора показывается верхняя половина туловища Кэпа Йо. Ознакомившись с обстановкой на фронтах, Биг Босс кивает и втягивается обратно в камеру. Седой комиссар появляется в туннеле через полсекунды, совершив посадку на костлявые ягодицы.
Капитан выбирается вслед, подводит кровавый итог, забрызгавший стены, пол и даже экран:
— Изверг, ясный пень. Варвар степной. — И, комплиментарно высказавшись в мой адрес, подхватывает ревмага за шкирку: — Веди, краснолобый. Нарекаю тебя ЭКСКурсоводом.
Мерцающий смерчик вырывается из коммуникатора и окутывает облачком вора и Принца. Не успевают они удивиться, как обретают телесные личины сержанта и стражника, души которых отправлены мною в следующую жизнь. Принц спрашивает:
— Это что? — и я отвечаю:
— Это кто. Наша боевая подруга. Потом познакомитесь, после бала.
И мы пускаемся в танец...
Конвоируемый «шпиёнами», в свою очередь «конвоируемыми» ложными надзирателями, комиссар (аутентичный, без всяких кавычек) выводит нас к пересечению нескольких туннелей.
Мерцающее радужное облачко (вероятно, сейчас Фея желает, чтобы её присутствие замечали) плывёт над головой ревмага. Встречные краснозвёздники, впрочем, как ни в чём не бывало козыряют номенклатурщику. На пересечении мы сворачиваем в коридор, ведущий мимо общих камер, и шествуем по нему. Соблазн выпустить томящихся узников велик, но мы ему не поддаёмся. Кровавая баня — наилучшая среда обитания для ушедших в побег. Но создать её не подымется рука даже у меня, варварского изверга.
Лифтом подымаемся на несколько уровней выше. Архитектура тюрьмы явно нетрадиционна для низкоэтажного Экскалибура. Выходим из кабины в пустынный туннель.
— Чтобы подняться в наземные уровни, необходимо добраться к другому лифту, — говорит седой.
Открываю первую попавшуюся дверь. Оказывается, типа кладовка. Засовываем в неё комиссара, живого, между прочим. Разве что слегка по виску тюкнутого — часов на шесть отрубился, не меньше. Хайратник, ясный пень, мной на память прихвачен.
Коридор длинный. Подземная тюрьма расположена в стороне от дворца. Этот ход проложен от неё прямо ко дворцу — для пешеходного сообщения. Он плавно изгибается вправо. Облачко упреждающе шелестит: «Контрольные пункты...»
Первый чек-пойнт мы — пара «узников» и пара «надзирателей» — проходим без задержки. На втором — ба, знакомые всё рожи! — встречаемся с жертвой моего хулиганства.
Стражница с энтузиазмом комментирует моё появление:
— А-а, шпион! Ну счас из тебя дерьмо вышибут, чел! — и тем самым нарывается. Если бы промолчала, то я бы оказался клятвопреступником, не выполнившим собственное обещание. Добреньким таким, простившим унижение и клаустрофобическое удушье...
Но напряжённо натянутая струна ненависти лопнула, и я срываюсь.
Прыжок. Прямой удар в живот. Пока она сгибается пополам, я уже выпускаю ножом сержанта кишки из её напарницы, одномоментно доставая ногой третьего ревмаг-стражника и вгоняя ему в пасть его собственные зубы. Бордовая кровища брызжет знатно, и я хочу утопить в ней четвёртого контролёра, но опаздываю — горло ему уже перерезал Жжихло. Теперь мафиозо с довольной ухмылочкой потрошит амуницию трупов.
Я выпрямляюсь, игнорируя неодобрительное покачивание капитановой головы, и поворачиваюсь к скорчившейся под стенкой длинноязыкой дуре. Секунду смотрю, потом угрюмо прошу товарищей:
— Вы идите вперёд, я догоню. — Поднимаю глаза, сузившиеся от ненависти и боли, и говорю облачку: — Ты тоже. Не пытайся меня остановить.
— Когда Боя понесёт нелёгкая, остановить его не под силу никому, — мрачно произносит Кэп Йо, — даже мне. Наследие бурного прошлого. Если вообще остановится, только сам. Уходим, други и подруга, уходим.
— Я б тебе рад пособить, кореш, — говорит вор, уходя последним, — но слово братана — закон. Я ж не беспредельщик.
...Настигаю их три минуты спустя. На всё про всё мне хватило пары минут. Сгорая со стыда, но уже разряженный. Выполнил обещанное по укороченной программе, но от души. Биг Босс прав — я изверг. Бываю. Наследие прошлой жизни. Слава Вырубцу, Номи не видела, что я сотворил. Даст Вырубец, и не узнает...
Грузимся в лифт. Принц тычет сенсор с двумя циферками «0»... Подымемся в гору, и тихой сапой дальше — так и выползем на фиг из застенка, больше никого по пути не укокошив... Не тут-то было! Если всё хорошо — значит, жди гадости ужасной.
Дождались.
Створки размыкаются, и количество стволов, уставившихся в нас, можно смело исчислять сотнями. Облачко шелестит: «Засекли... не успела нейтрализовать... враг оказался быстрее...» — и первым устремляется в атаку.
С этого мгновения превращается паше медленное «пританцовывание» в Огненный Танец Смерти.
...Они бы нас изрешетили без вариантов, если бы не полученный ими приказ брать по возможности живыми и если бы не боевая наша подруга Фея. Антимагической и антитехногенной обороной занялась она, на нашу же долю выпала привычная работа.
Капитан орудовал двумя мечами, используя приёмы фехтования на новисадских остроганах, и весьма эффективно. Первый же красногвардеец, попытавшийся с ним скрестить клинки, вмиг лишился своего и рухнул, разрубленный наискось от правого плеча и почти до левого бока.... Второго постигла схожая участь, с тою лишь разницей, что он умер, разрубленный слева направо... За Кэпа Йо можно было не волноваться.
Жжихло, родившийся и выросший в трущобных секторах Артурвилля, орудовал ножом, как нанятый. Ни единого лишнего движения. Выпад — вспоротый живот, разворот — полуотрезанная рука, поднырок — вспоротый пах, падение и перекат — рассечённые поджилки, отскок и боковой выпад — ещё один схватившийся за перерезанное горло враг...
Джонни удивил. Скрестив мечи сразу с тремя красногвардейками (везёт же мне на баб, дхорр их затопчи!!!), я успевал краешком глаза следить за ним, чтобы успеть на помощь, если что. Но Наследный Принц владел своим телом и орудовал мечом и кинжалом не хуже вора, меня и капитана, будто каждый день тренировался часов по шесть. Как потом выяснилось, так оно и было. Цесаревич-зэк в своей камере уделял большое внимание физической подготовке. Будто предчувствовал: когда-нибудь непременно наступит его звёздный час!..
Мерцающий смерч носится в гуще сраженья, и как только кому-нибудь из красных взбредало в голову применить против нас магический приём, или попытаться направить трубчатую бааджжику-зужжу, или, наплевав на приказ, вознамериться влепить в лоб скорчерный импульс, на него обрушивался удар ветра, от которого умник (умница) летел(а) вверх тормашками.
Славная, в общем, получается рубка.
Окровавленный воздух кипит не хуже боржча в кастрюле. И хотя не раздалось ни единого выстрела, накал страстей поистине огненный. А тут ещё подоспевают какие-то уроды со штуковинами типа древних, как мир, детских брызгалок, только заместо водички при сжимании вылетает зверски едучая кислота, и приходится-таки попотеть, чтобы сохранить шкуры в целости. Но очень скоро мы добиваемся полной и окончательной победы, и широченный холл похож на это историческое, как его... ах да, Бородинское поле. Переглядываемся: свои все живы? Все.
Вперёд!
Ещё один коридор проходим в хорошем темпе, танцуючи, так сказать. Попытки атаковать нас из дверей боковых помещений мы пресекаем на корню, в буквальном смысле устилая свой путь трупами и оставляя шикарный кровавый след. Всё это уже начинает напоминать какую-то кошмарную компьютерную игрушку из разряда бродилок-мочилок и поднадоедать. Это только игрокам, управляющим виртуальными бойцами, может нравиться, будучи сам «в игре», придерживаешься диаметрально противоположного мнения.
И когда мы наконец вырываемся под открытое небо и ни единая вражеская сволочь в поле зрения не просматривается, вздыхаем с облегчением. В крейсерском темпе минуем внутренний двор, ныряем в туннель, ведущий к выходу из... И останавливаемся разом, как об невидимую стенку ударенные. Дальше нас вновь поджидает толпа жаждущих помериться силами. И похоже, увы, Фея на этот раз нам не поможет...
Белёсоглазый тип, стоящий шагах в трёх впереди толпы, спокойно смотрит на мерцающий смерч и говорит:
— Если ты вернулась, чтобы забрать у меня этих челов, то попробуй прямо сейчас. Прямо из рук Носителя. Увидишь, в каком неприглядном виде их получишь. Ты их заберёшь, конечно. Но могу тебе поклясться: годны они будут разве для того, чтобы составить тебе компанию там, откуда ты вернулась.
И он поднимает руку и простирает её вверх и вперёд, и между указательным и большим пальцами его...
Ну конечно же, Луч Клинок. Собственной персоной Носитель Света Лезвия, роальд грёбаный, чтоб ему...
На мгновение сквозь мерцание проглядывает лицо Феи в его старческой ипостаси. Черты лица искажены мучительной болью.
И Фея пропадёт опять... Вот она была, и вот её уже нет.
— Ах ты ж-ж, гной подкож-ж-жный, — шипит вор и надвигается на ревмага, — гадаеш-шь, вс-сех трахнул в ж-жопу, крас-снопузый педрила?! А мне не западло, а я вот щас-с погляж-жу, крас-сная у тя кровиш-ша или уж-же голубая!..
— Чего-о? — ревмаг, похоже, сильно удивлён. Будто ожил вдруг и заговорил с ним предмет интерьера.
Жжихло останавливается и стоит перед соплеменником полупригнувшись, с ножом в опущенной руке, готовый в любую секунду вогнать тому «перо» под рёбра. Я напрягаю мышцы ног, готовясь к прыжку. Наверняка не я один...
Два роальда пристально смотрят друг на друга. Баррикада, разделяющая их, незрима, но мы её явственно видим. Ревмаг спрашивает:
— А ты ещё кто такой, собственно?
— Я твоё возмездие, сучара, — убеждённо произносит Жжихло и бросается на соплеменника, стоящего по ту сторону баррикады.
Мы, все трое, слаженно прыгаем на подмогу. Но, едва оторвавшись от пола, вместо того чтобы прыгнуть вперёд, вдруг взлетаем под потолок и приклеиваемся к нему спинами, широко раскинув руки... И висим там, распятые и обездвиженные.
Самое ужасное, что мы не можем даже рта раскрыть, чтобы закричать... Потому что не кричать, видя, что творит прямо под нами с нашим боевым товарищем враг, невозможно. Он изгаляется над Жжихло, а у нас нет ртов, чтобы кричать... За товарища кричать, потому что сам Жжихло не издаёт ни звука, что бы ни творил с ним ревмаг.
Извлекая прямо из воздуха всяческие иглы и лезвия, мановениями рук белёсоглазый изуверски втыкает их в грудь, бёдра, щёки, уши, глаза, бока, шею, живот, пах, суставы жертвы, но не позволяет при этом терять сознание и с интересом смотрит, ждёт: закричит или нет?.. А вор не кричит... Глаза его полыхают ненавистью, ноздри раздуваются кузнечными мехами, но губы — сжаты. Ревмаг продолжает с наслаждением мучить жертву. Сила есть, ума не надо... Но и ему надоедает. Жжихло победил. Сам он — не закричит, это уже ясно. Можно заставить его кричать, применив магию, но краснозвёздный из принципа не желает её применять и потому прекращает терзать нашего беззащитного, но непобедимого друга.
И тогда окровавленные губы вора разжимаются.
— Сук-ки позо-орные... краснопуз...зые бес-спредельщики... коз-злы... опущенные... ненавиж-жу... — исторгает вор в законе, наш боевой товарищ, и — умирает.
Мучитель некоторое время задумчиво смотрит на останки, совсем по-человечьи пожимает плечами и подымает взор к потолку. Наши полыхающие взгляды — наследники взгляда нашего погибшего в бою товарища.
И Носитель Света Лезвия опускает свои белёсые буркалы...
Невидимая рука переносит нас на пол, а белёсоглазый, хорошо мне знакомый по встрече на космобазе Танжер-Бета, звучным баритоном отдаёт распоряжения.
— Этого, — показывает на цесаревича, уже жестоко скрученного в жгут особыми путами, наверняка заговорёнными Единоличным Носителем Света, — обратно в спецкамеру. Этого на мыло, — тычет в тело убиенного кореша Жжихло, светлая ему память, хоть и была его душа черна. — Этих двоих, — тычет в нас, — в Красный зал.
Презрительно глядит на скрученный кошмар, в который превратила вора его злая сила. Ухмыляется, приподымает руку и делает сложный пасс. Останки Жжихло стухают, разжижаются, а лужица испаряется.
— Из этого реставрата доброго мыла уже не получится, — комментирует. Разворачивается и... с резким хлопком воздуха, рывком заполнившего вакуум, исчезает.
«Вот и разошлись наши дорожки, — говорю Принцу взглядом. — Ты жди, друган! Будем живы — вернёмся, ты верь!»
«ВЕРЮ», — отвечают мне искристые льдинки его, холодное спокойствие которых неспособно, кажется, поколебать ничто во Вселенной.
Козлы нас полунесут-полуволокут в этот самый зал. Собственными ногами мы ходим только по собственной воле, поняли, да, суки позорные?! Мы вам кто такие, спрашивается? Я, в частности...
Я кумекаю вот как: если мой друг — вор в законе, то кто я, спрашивается? «Скажи мне, кто твой друг, и...» Почту за честь, друган Жжихло!.. А если мой друг — Принц, то я кто, спрашивается?.. Друг Принца — Принц, так ведь? То-то и оно.
Не дай Выр, Девочка услыхает эту закономерно проистекающую мысль! Её небось от словечка «прынц» на рвоту тянет. Хотя кто их, условно слабый пол, знает. Сколько их у меня было, не счесть, а до сих пор иногда кажется, что они — не человеки, а совершенно иная раса. Иные, ясный пень. И по нечеловечьей их логике, может статься, Номи по-прежнему от этого словечка сладостное головокружение испытывает и коленки у ней трясутся в экстазе. Женщина, что тут ещё скажешь. Всё сказано этим единственным словом.
Зато КАКИМ!!!
Сказано Слово, и от него, если ты сам — мужчина, а не вылупок какой, сладостное головокружение испытываешь и экстатическое коленодрожание.
От одного лишь осознания, что существа, зовущиеся так, в этом дерьмовом мире всё же...
Есть.
* * *
...Перед самым входом в Красный зал нас пинками и толчками ставят в приблизительно вертикальное положение и вводят внутрь. Пару секунд спустя я в очередной раз убеждаюсь, что сегодняшний день задался целью довести меня до белого каления. Глупую рожу, которую я нежданно-негаданно узреваю среди ревмагов Совета, не спутать ни с какой другой рожей во Вселенной. От удивления я даже перестаю сопротивляться стражникам.
— Вот уж, дхорр задери, встреча! Всем встречам встреча, ясный пень! Я гляжу, ты в революционеры подался, Перебор... — сквозь зубы цежу. — Если живой останусь, своими зубами глотку тебе перегрызу, что да, то да. Не сомневайся!
11: «КАК У НАС, ТОРГОВОК И ВОИТЕЛЬНИЦ, ВОДИТСЯ...»
...Номи порывалась спасать Сола, но её не пускали. Девушка со слезами на глазах умоляла Экипаж объединить усилия, умоляла всем вместе очень-очень захотеть — и переместить её в Артурвилль.
Экипаж хором отвечал: «Мы бы с радостью, поверь, по, как видишь, не получается! Подсознательно мы тебя никуда не хотим отпускать, а Свет не выполняет желаний неискренних...»
Жуткие переживания снедали её явь. Требовалось поскорее уснуть, но по закону подлости жизни — сон не снисходил, а к искусственным средствам его вызывания Душечка отсоветовала прибегать. Вдруг искусственный сон не возымеет должного эффекта, и связь не установится?..
«А пока ты проснёшься, пока расскажешь о неудаче... Ничего, скоро заснёшь. Немного спадёт нервное напряжение, произойдёт разрядка — и глазки слипнутся как миленькие. Головка уже не бо-бо, девочка?..» Бо-бо, отвечала Номи, размазывая слёзы по щекам. Но не от удара, а от страха за него. «Ни один мужик не стоит того, чтобы из-за него так убиваться, — отвечала Тити. — Но если хочешь, убивайся, товарка. Твоё священное бабское право, дхорр загрызи. Но разве ты не убедилась на примере этого козла Майки...» Убедилась, убедилась, отвечала девушка, ещё и как убедилась, дхорр забодай! И всё едино реву как дура... «Ну, реви. Припади мне на грудь и рыдай! — улыбнулась Тити. — Полегчает. Слёзы — древнейшее и основное бабское оружие супротив дикого произволу самцов биовида человек...»
Перед тем как Номи уснула, она ещё успела услышать, как Бабушка сказала: «Чуяла, чуяла я дерьмецо-то, контракт подписывая... Говорил мне Бой: „Вишь, Ба, а тебе этот лживый лощёный гад прынц Майкл понравился...» Малыш, похоже, в человеках-то разбирается... ну, магистр социопсихологии всё-таки!!»
«Между прочим, да! — подумала девушка. — Потрясающий он тип, этот Сол Убойко, спаси его Выр... Быть может, именно таков он, Настоящий Мужчина — непредсказуемый и неоднозначный?.. Ищущий и идущий. Как Сол... Сплошной клубок противоречий. Разве могут в одном человеке, как в нём, сочетаться альтруизм и корыстолюбие, самоотверженность и подлость, грубость солдафона и потрясающая тонкость чувствования, безалаберность и обязательность, ласковость и хамство, чувство долга и беспринципность, патологическая прямота и патологическое стремление ко лжи, коварство и благородство, нежность и жестокость, звериная ненависть к „яйцеголовым" и подлинный университетский диплом не какого-нибудь там инженера холодильных установок, а инженера человеческих душ!.. и... и...»
И она заснула, не успев ответить себе, могут ли.
А во сне Сола всё так же не было. Связи — никакой. Или он умер, или не имел возможности уснуть. Неизвестность терзала похлеще пускай и самой страшной и безвозвратной, но ясной определённости...
Проснувшись, она страстно ждала ещё одного соединения разумов наяву, но и его не было. Чтобы отвлечься немного и не сойти с ума от неопределённости, девушка, уступив настойчивым просьбам Душечки, решила перекусить и, пока товарка по Экипажу подкладывала ей вкусные кусочки, ассоциативно переключилась на неё.
«Тити знала изначально, — подумала Номи, — что баронский сынок не настоящий наследник. Тити вообще узнаёт гораздо больше, чем окружающие подозревают. Но лишь мы с Мальчиком, похоже, это понимаем... Тити вообще боится разоблачения степени своей телепатической восприимчивости и, несмотря на постепенное духовное объединение членов Экипажа, всё ещё ухитряется это скрывать. Но мы с Боем, похоже, потенциально в команде самые „чуйствительные" и чуем поэтому... Мы с Боем, Третья „самая" — сама Душечка. Поговорить бы с ней. Может, её что-то преследует, что-то гнетёт Жилетке-утешительнице, быть может, самой дозарезу необходима жилетка, подушка, чтобы выплакаться...»
В этот миг кусок застрял у девушки в горле. Сидящая напротив Душечка, вероятно, тоже подавилась — замерла с выпученными глазами, из приоткрытого рта некрасиво вываливались крошки... В глазах у Номи потемнело, и она провалилась в клубящуюся мглу, в волглый, неприятно пахнущий морок. В ушах зазвучало странное, незнакомое слово «ашлузг», и отвратительное рогатое существо, чем-то похожее на быка, ухватило её за шиворот.
Экипаж хором отвечал: «Мы бы с радостью, поверь, по, как видишь, не получается! Подсознательно мы тебя никуда не хотим отпускать, а Свет не выполняет желаний неискренних...»
Жуткие переживания снедали её явь. Требовалось поскорее уснуть, но по закону подлости жизни — сон не снисходил, а к искусственным средствам его вызывания Душечка отсоветовала прибегать. Вдруг искусственный сон не возымеет должного эффекта, и связь не установится?..
«А пока ты проснёшься, пока расскажешь о неудаче... Ничего, скоро заснёшь. Немного спадёт нервное напряжение, произойдёт разрядка — и глазки слипнутся как миленькие. Головка уже не бо-бо, девочка?..» Бо-бо, отвечала Номи, размазывая слёзы по щекам. Но не от удара, а от страха за него. «Ни один мужик не стоит того, чтобы из-за него так убиваться, — отвечала Тити. — Но если хочешь, убивайся, товарка. Твоё священное бабское право, дхорр загрызи. Но разве ты не убедилась на примере этого козла Майки...» Убедилась, убедилась, отвечала девушка, ещё и как убедилась, дхорр забодай! И всё едино реву как дура... «Ну, реви. Припади мне на грудь и рыдай! — улыбнулась Тити. — Полегчает. Слёзы — древнейшее и основное бабское оружие супротив дикого произволу самцов биовида человек...»
Перед тем как Номи уснула, она ещё успела услышать, как Бабушка сказала: «Чуяла, чуяла я дерьмецо-то, контракт подписывая... Говорил мне Бой: „Вишь, Ба, а тебе этот лживый лощёный гад прынц Майкл понравился...» Малыш, похоже, в человеках-то разбирается... ну, магистр социопсихологии всё-таки!!»
«Между прочим, да! — подумала девушка. — Потрясающий он тип, этот Сол Убойко, спаси его Выр... Быть может, именно таков он, Настоящий Мужчина — непредсказуемый и неоднозначный?.. Ищущий и идущий. Как Сол... Сплошной клубок противоречий. Разве могут в одном человеке, как в нём, сочетаться альтруизм и корыстолюбие, самоотверженность и подлость, грубость солдафона и потрясающая тонкость чувствования, безалаберность и обязательность, ласковость и хамство, чувство долга и беспринципность, патологическая прямота и патологическое стремление ко лжи, коварство и благородство, нежность и жестокость, звериная ненависть к „яйцеголовым" и подлинный университетский диплом не какого-нибудь там инженера холодильных установок, а инженера человеческих душ!.. и... и...»
И она заснула, не успев ответить себе, могут ли.
А во сне Сола всё так же не было. Связи — никакой. Или он умер, или не имел возможности уснуть. Неизвестность терзала похлеще пускай и самой страшной и безвозвратной, но ясной определённости...
Проснувшись, она страстно ждала ещё одного соединения разумов наяву, но и его не было. Чтобы отвлечься немного и не сойти с ума от неопределённости, девушка, уступив настойчивым просьбам Душечки, решила перекусить и, пока товарка по Экипажу подкладывала ей вкусные кусочки, ассоциативно переключилась на неё.
«Тити знала изначально, — подумала Номи, — что баронский сынок не настоящий наследник. Тити вообще узнаёт гораздо больше, чем окружающие подозревают. Но лишь мы с Мальчиком, похоже, это понимаем... Тити вообще боится разоблачения степени своей телепатической восприимчивости и, несмотря на постепенное духовное объединение членов Экипажа, всё ещё ухитряется это скрывать. Но мы с Боем, похоже, потенциально в команде самые „чуйствительные" и чуем поэтому... Мы с Боем, Третья „самая" — сама Душечка. Поговорить бы с ней. Может, её что-то преследует, что-то гнетёт Жилетке-утешительнице, быть может, самой дозарезу необходима жилетка, подушка, чтобы выплакаться...»
В этот миг кусок застрял у девушки в горле. Сидящая напротив Душечка, вероятно, тоже подавилась — замерла с выпученными глазами, из приоткрытого рта некрасиво вываливались крошки... В глазах у Номи потемнело, и она провалилась в клубящуюся мглу, в волглый, неприятно пахнущий морок. В ушах зазвучало странное, незнакомое слово «ашлузг», и отвратительное рогатое существо, чем-то похожее на быка, ухватило её за шиворот.