- Нет, но держите его на прицеле. Я обещал, что убью его и буду трахать
его женщину. Хочу, чтобы он видел, что я человек слова. Но теперь я
подумал, что можно и его трахать.
Я пытался удержаться на коленях и осматривал пол в поисках оружия. Одна
из жертв Абрайры в двух метрах от меня лежала в луже крови. Между глазами
у этого человека торчал мой хрустальный нож. Я посмотрел на ствол ружья. И
поклялся: "Когда наберусь достаточно сил, схвачу этот нож и пущу его в
ход". Со всеми людьми Люсио я не смогу справиться, но доберусь хотя бы до
Люсио.
Неожиданно пол подо мной дернулся, и я упал, словно меня ударила рука
Господа. Половина криотанков раскрылась, оттуда выплеснулась на пол
розовая жидкость. Я почувствовал леденящий холод. Перекатывался снова и
снова, что-то тащило меня к стене. Я прижался к полу, но сумел только
прекратить повороты. Крики внизу неожиданно стихли, всех бросило на пол.
Человек у стола крикнул:
- Корабль движется.
Стол был прикреплен к полу, и люди Люсио уцепились за него, широко
раскрытыми глазами они смотрели по сторонам.
Мой стражник тоже упал на пол, но пришел в себя и тут же снова нацелил
на меня ружье.
Корабль действительно начал поворачиваться, и я представил себе, как он
вращается, потеряв управление. Постоянное ускорение корабля создавало
искусственное тяготение, но если он будет продолжать вращаться, добавиться
вторая сила, и нас может раздавить о стены, словно в гигантской
центрифуге.
И словно подтверждая мои страхи, вращение ускорилось, огромная
невидимая рука потащила меня мимо операционного стола к дальней стене.
Трение больше не удерживало меня на полу.
Кто-то закричал:
- Что происходит?
Мой охранник спросил:
- Сержант, можно, я поджарю этого?
Люсио в ответ крикнул: "Пока нет!" Я пытался ползти вперед, но был
слишком слаб. И кончил тем, что меня прижало к стене, в спину впилась
рукоять криотанка. Мертвецы, включая того, с ножом меж глаз, скользили по
гладкому полу, как марионетки, которых дергают за ниточки. Они оказались
рядом со мной. На столе Даниель продолжал насиловать Абрайру, словно
считал, что это его последний в жизни поступок.
Мой охранник в нерешительности смотрел, как я вытаскиваю хрустальный
нож из черепа мертвеца и бросаю его в Даниеля. Он просвистел у Даниеля
мимо головы, упал на пол, отскочил и оказался снова рядом со мной. И я
понял кое-что важное: если бы мы находились в центре корабля, то
центробежная сила отталкивала бы нас во все стороны от центра. Но мы
теперь все приблизительно на одном расстоянии от центра, и сила прижмет
нас к одной стене комнаты.
Корабль вращался все быстрее. Мой охранник наклонился вперед, и я
устремился к ножу.
Неожиданно кто-то не смог удержаться за стол. Он отлетел и упал в трех
метрах от меня. И тут же почти все оторвались от стола, попадали друг на
друга, и все семеро вместе с Абрайрой смешались в кучу.
Я был достаточно близко, чтобы ощутить запах секса и крови, попытался
еще приблизиться, но меня прижимало к полу. Слышались стоны, тяжелое
дыхание, все безуспешно пытались высвободиться. А корабль вращался все
быстрее.
Я лежал без сил, прижатый в углу, и ловил ртом воздух. Рядом кто-то
стонал. Я не знал, какую перегрузку мы сейчас испытываем - пять g, восемь,
десять. Может, я вешу уже пятьсот килограммов. Или тысячу. Я не знал.
Под увеличивающейся тяжестью отвисла челюсть, и у меня не было сил
закрыть рот. Кожа на лице натянулась и готова была порваться. Я подумал,
что так же чувствуешь себя в сотнях метров под водой. Я вот-вот лопну, как
спелая ягода винограда. Кровь шумела в ушах, словно била молотом, а слюна
стала такой густой, что я не мог ее проглотить.
Корабль вращался. Я чувствовал, что задыхаюсь. Меня накрыли огромным
невидимым одеялом, и оно душит меня. Кимоно весит много килограммов, и я
испугался, что у меня лопнут ребра под весом одежды. Услышал треск, и из
носа хлынула кровь. Я не мог пошевелить рукой, чтобы вытереть ее. Снова
открылась рана в животе.
А корабль все ускорял вращение. Что-то щелкнуло у меня в голове. Я
услышал стук, как от фибриллятора, почувствовал, что меня несет куда-то.
"Я еду на спине быка", - вдруг сообразил я. - "Еду на спине быка и не
знаю, куда он несет меня". Я открыл глаза: подо мной и вокруг меня голубой
туман и тени. Я парю над поверхностью. В тумане стучат копыта. Двигаюсь
вперед. Холодный ветер рвет волосы, наступает ночь. Тамара никогда не
дышала на меня такой тьмой, вокруг только ветер и лед.




    ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПЕКАРЬ




    12



Я чувствовал себя так, словно пробился сквозь толстый слой темной
холодной воды к свету. Промерз до костей и несколько мгновений смотрел
несфокусированным взглядом.
Потом узнал комнату, которую часто видел раньше: сотни узкий коек, от
которых несет потом, на койках пациенты в белом. Склад поврежденных людей.
Некоторые пациенты бредят. Я не понимаю их слов. Не могу думать. Мозг у
меня резиновый, как ножка улитки, но в остальном меня охватывает ощущение
здоровья и прекрасного самочувствия - не эйфория здоровья, а скорее
следствие долго применения лекарств.
Пациент с пустым взглядом споткнулся о мою койку и отскочил. Я хотел
пойти за ним, чтобы убедиться, что он не поранился. Встал и побрел за ним,
сам натыкался на койки, шел мимо тележек с пищей, пока не оказался в
комнате для отдыха.
В этой комнате на стене я увидел большой лист зеркальной бумаги. Один
край листа отклеился и свернулся.
Вот по крайней мере что-то, что я могу поправить. Я расправил бумагу и
долго смотрел на свое отражение. На меня смотрело молодое лицо, почти
незнакомое. Я таким был лет в 27 или 28, только сейчас у меня длинные
волосы падают на плечи; они серебристо-белые, цвета пушка чертополоха.
Глаза и лицо молодые и мертвые. Я видел такие лица на ярмарке - лица
крестьян, бежавших из Чили, Эквадора, Перу, Колумбии. "Лицо рефуджиады, -
подумал я. - Лицо живого мертвеца". Неважно. Жизнь так хрупка, и люди
цепляются за нее изо всех сил, но безуспешно. Физическая смерть неизбежна,
но душа умирает легче тела. Я попытался улыбнуться, но деревянное лицо не
подчинялось. Получилась не радостная улыбка, а какое-то ее подобие,
карикатура. Я попробовал нахмуриться. Выражение печали. Подделка под
печаль. Ничего нельзя выразить - все получается одинаково. Но какая
разница? Кому какое дело до выражения лица? Ведь это всего лишь морщины
плоти на черепе. Никому до этого нет дела.
Кто-то открыл дверь рядом со мной и крикнул:
- Я его нашел!
Врач в белом халате. Он взял меня за руку и хотел увести в дверь,
откуда я пришел. Но я продолжал смотреть в зеркало.
- Ты заметил! - сказал врач. - Друзья разбирали твои вещи после мятежа
и нашли пакет для омоложения. Мы решили, что поскольку тебе все равно
придется провести много времени в криотанке, нужно использовать его с
толком. Сеньор Нуньес, наш морфогенетический фармаколог, сам присматривал
за тобой.
Я кивнул. Мозг у меня не так уж медлителен, чтобы я его не понял. Чтобы
омоложение было эффективным, пациент должен несколько месяцев провести в
криогенном состоянии, пока фармакологи восстанавливают его тело -
устраняют поврежденные радиацией клетки, удаляют яды и обогащают
кислородом нервные и мышечные ткани, восстанавливают деятельность желез,
чтобы они выдавали правильные протеины, потом заменяют наиболее
поврежденные органы свежими клонами. Но мало кто из пациентов соглашается
выдержать весь необходимый срок. Опасаются, что это обойдется слишком
дорого или что супруги им изменят. Предпочитают ускорить процесс и
обманывают себя в конце концов, добавляя всего пару лишних лет.
Я указал на седые волосы, гротескное напоминание о старости в молодом
теле.
- Почему седые волосы? - спросил врач. - Не знаю. Это не связано с
качеством омоложения. Может, ты испытал какой-то сильный шок?
Я вспомнил, как Хуан Карлос ударил меня мечом в живот, восстановил это
ощущение - меч входит в тело, острый, тяжелый, холодный, чуждый. Сунул
руку в кимоно и потрогал это место. Никакой повязки. Пальцы скользнули по
гладкой коже, но тут я коснулся шрама под грудной клеткой. В этом месте
делается разрез, когда удаляют желчный пузырь.
Я понял, что был так серьезно ранен, что медики решили до полного
выздоровления держать меня в криотанке. И пока я был в нем, меня заодно
омолодили.
Врач крепко взял меня за руку и отвел на койку.
- Оставайся здесь, - сказал он. - Ты еще под действием успокаивающего.
Через несколько часов начинаем выгрузку на Пекарь. К тому времени тебе
станет лучше.
Я долго лежал в постели, прежде чем до меня дошло значение его слов
"начинаем выгрузку на Пекарь". Новость ошеломила меня, вдавила живот, как
кулаком. Я проспал больше двух лет! Но никакая болезнь не требует двух лет
в криотанке. Два года на корабле означают, что на Земле прошло двадцать
лет. Я почувствовал, что меня лишили чего-то очень важного, и начал
мысленно проводить инвентаризацию. Чего же не хватает?
На соседних койках разговаривали. Кто-то объяснял:
- Во время большого мятежа корабль начал вращаться. Это самураи привели
его во вращение и выпустили из нас воздух. Вот что случилось. Потом всех
тех, кто начал смуту, они заморозили...
На говорящем, жилистом латиноамериканце, голубое кимоно самурая.
Я снова встал и побрел мимо коек. Ни врачи, ни латиноамериканцы, одетые
как самураи, не заметили, как я вышел.
Он сказал, что заморозили всех, кто начинал смуту. Меня пометили в
криотанк не для лечения. Это была тюрьма. И я решил попытаться сбежать.
Прошел по коридору, огибающему по окружности весь корабль, и вскоре
оказался у основания лестницы.
Поднялся на несколько колец, устал и решил отдохнуть. Я не мог
рассуждать логично: мне казалось, что если я буду продолжать подниматься,
я попаду на небо. И я продолжал подниматься все выше и выше, становился
все легче, пока не добрался до места, где вообще ничего не весил.
Я находился в центральной трубе, проходящей через весь корабль, на
пересечении, где в пол уходила старая лестница, похожая на спуск в
канализацию. Но только теперь она не вела вниз. Справа от меня находилось
место, где мы с Перфекто сбросили труп к лазарету. Так как корабль
находился на орбите, ускорение больше не создавало искусственную силу
тяжести. Но корабль медленно вращался вокруг своей оси, тем самым создавая
силу тяжести, и этот коридор, этот канализационный спуск - ось вращения. И
все комнаты преобразованы, приспособлены к новому направлению вниз.
Я схватился за старую лестницу, оттолкнулся и поплыл по коридору, мимо
одного канализационного колодца за другим, в полосах света и тьмы, поплыл
в невесомости. Искусственный шелк кимоно прилипал к телу. Седые волосы
развевались, и я плыл по коридору, как призрак. Трение воздуха чуть
замедляло мой полет, но достаточно было пальцем оттолкнуться от стены, и я
снова летел быстро. Словно скользишь в глубокой воде после нырка, только
легче, свободнее, не встречая препятствий. Я перегнулся, выплыл из
воздушного шлюза на дне корабля и начал подниматься к первому уровню,
направляя свой полет по мере необходимости.
Я превратил это в игру, учился сосредоточиваться и все время размышлял:
десять лет я экономил, чтобы купить омоложение. А теперь я старик,
возрожденный как убийца. Отличная космическая шутка, но я не склонен был
смеяться. Я столько лет стремился к молодости, но теперь мне она не нужна.
Воздух здесь так неподвижен, что я слышу шелест своей одежды, словно
это удары молота о камень.
Я призрак, подумал я. Я призрак. В неподвижной темноте за собой я
ощутил еще чье-то ледяное присутствие - за мной летит Флако. Холод охватил
меня, и волосы на затылке поднялись. Я не пытался убежать от него. Я почти
надеялся, что он меня догонит. Чувствовал себя, как женщина, испытывающая
всепоглощающее желание заплакать. Но мне нужны не слезы, мое
всепоглощающее желание - самоуничтожение.
Я долго сражался с отчаянием. Чувствовал, что предал Абрайру. Видел,
как ее насилуют, и был абсолютно беспомощен, не мог остановить их. Может
быть, с того самого дня, как изнасиловали и убили мою мать, я больше всего
боялся оказаться в положении, когда лишенные совести люди целенаправленно
уничтожают других, а я бессилен остановить это. Люди без совести приводят
меня в ужас, они страшнее зверей, потому что мучают свои жертвы,
заставляют их испытывать боль. А я не могу их остановить.
Я знал насильников Абрайры. Знал, что должен ожесточиться и убить их. Я
сам должен стать человеком без совести. Но эта мысль вызвала во мне
отвращение. Волны вины и отчаяния обрушились на меня, и я раскрылся перед
ними. Когда я был ребенком, мать часто говорила мне: "Вина - это хорошо.
Это способ, которым твое тело сообщает тебе, что ты ведешь себя, как
животное". И я верил ей. Открыть себя вине, позволить ей уничтожить себя,
если это необходимо, - мой единственный способ доказать самому себе, что я
не такой, как Люсио, что я человек.
Я плыл темным туннелем, когда неожиданно шлюз надо мной раскрылся и
вдоль лестницы ко мне поплыли сотни других призраков в белом - пациенты из
криотанков направлялись к основанию корабля. Я отклонился в сторону, вплыл
в боковой коридор и ухватился за лестницу. Я находился в темном коридоре,
но из другого пробивался свет, и я был мягко освещен сзади. Несколько
человек проплыло мимо, и я увидел глаза химеры с густыми волосами, как у
Перфекто, с маленькими ровными зубами, оскаленными в улыбке, как у
дельфина. Зрачки его расширились, челюсть отвисла. Он привязался ко мне.
Я понял, что в обоих случаях, когда раньше ко мне привязывались химеры,
я находился в одинаковом положении, стоял в темной комнате, с освещением
сзади. Перфекто привязался ко мне на станции Сол, когда я стоял в
затемненном коридоре, у компьютерного терминала; Мигель привязался ко мне,
когда я из освещенного коридора вошел в темную комнату. В генетической
памяти химер должно быть заложено: человек с определенной фигурой, в
определенной позе, с седыми волосами, освещенными сзади, так что они
словно светятся. Я чувствовал себя словно на иконе, как святой из
папье-маше, каких носят по улицам в религиозные праздники. Если бы я хотел
нарочно привязать к себе химеру, я не мог бы выбрать лучшего положения.
Через несколько минут мимо проплыл еще один химера, у него тоже отвисла
челюсть; затем третий.
И у меня появилось трое новых друзей на всю жизнь. Я поплыл вслед за
ними, и мы проскользили до воздушного шлюза на восьмом уровне и
выстроились в линию. Когда семьдесят пять человек прошли в шлюз, он
закрылся, и мы ждали, пока он не открылся вновь. Когда вошел последний из
нас, дверь закрылась, и шлюз начал опускаться, как лифт. И открылся в доке
шаттлов.
У входа в док стояли тридцать солдат в форме ОМП с парализующими
ружьями. Три робота службы безопасности, класса "уничтожитель",
размещались в стратегических точках, на вершине их черных металлических
корпусов виднелись стволы орудий. У входа в шаттл были установлены сканер
сетчатки и звуковое обнаруживающее устройство. Солдаты быстро проверяли
каждого наемника, нет ли у него незаконных кибернетических имплантов,
потом пропускали в шаттл. Рядом с капитаном ОМП стоял генерал Гарсон, со
своими белоснежными волосами. Он дружелюбно болтал по-испанки с капитаном,
маленьким человеком явно арабского происхождения.
Я обнаружил, что нервничаю, ладони у меня вспотели. Во рту пересохло.
Вооруженная охрана, вся обстановка слишком напоминали мне неудачную
попытку миновать таможню на станции Сол.
Химера, тот самый, что несколько минут назад привязался ко мне, нервный
человек с широким ртом и крепким телосложением, подошел ко мне ближе,
когда мы начали продвигаться к сканеру сетчатки. Я видел его раньше в
столовой и вспомнил, что его зовут Филадельфо.
- Ты к этому готов? - спросил он меня, словно разговаривал со старым
другом, едва повернув ко мне голову и глядя на солдат, а не на меня.
Я не ответил.
- Нет, ты не готов, - сказал Филадельфо. - И никто из нас не готов. Я
слышал, там внизу нас уже ждет тюремный лагерь. Хотят всех возмутителей
спокойствия держать в одном месте. - Он говорил, словно хвастался, словно
только он один это знает. Когда Перфекто впервые встретился со мной, он
говорил так же хвастливо, и я пожалел его и всех остальных химер, которые
случайно привязываются ко мне, а потом стараются произвести на меня
впечатление.
- Мы объединяемся. Соединяем усилия. Мы не будем сражаться ради этих
придурков. Многое изменилось со времени наших тренировок. Оружие, которым
мы пользовались в симуляторах, устарело на сорок лет. Я разговаривал с
человеком, которого уложили в криотанк всего несколько месяцев назад, и он
сказал, что когда нас заморозили, через две недели полета, настоящие
тренировки еще и не начинались. Самураи начинали осторожно, давали
возможность приспособиться.
- А теперь нами неожиданно заинтересовалась ОМП. Ты только посмотри на
этих слабаков. Зачем им столько солдат? Их втрое больше, чем нужно, чтобы
справиться с нами на таком расстоянии.
Филадельфо прав. Слишком много солдат, и слишком они напряжены. Уже к
шаттлу прошло тридцать человек, и я начинал беспокоиться. Они намного
превосходят нас. Если будут неприятности, мы не сможем сопротивляться. И
даже если мы сможем сразиться с ними на борту корабля и победим,
орбитальные нейтронные орудия уничтожат нас в несколько секунд. Они здесь
в пространстве всемогущи.
Когда пришел мой черед проходить таможню, я сильно вспотел. Посмотрел в
сканер сетчатки, солдат вслух произнес мое имя. Второй солдат провел по
мне звукоискателем, и на экране компьютерного терминала загорелся список
кибернетических усовершенствований - протетические глаза, черепная
розетка, комлинк, искусственные нервы, хемотоксинные фильтры.
Проверив меня, солдат сделал знак проходить. Я уже собирался пройти в
шаттл, когда вперед вскочили четверо солдат и повалили меня на пол.
- Ты арестован! - крикнул один из них, прижимая к моим ноздрям ствол
своего станнера. На такой дальности он мне сожжет мозг. Солдаты нацелили
стволы на моих companeros [товарищей (исп.)]. Стало тихо.
Гарсон выступил вперед, подошел ко мне и дружелюбным тоном спросил у
капитана ОМП:
- В чем его обвиняют?
Капитан ответил:
- В убийстве.
- Кого?
- Трех человек в городе Колоне, Панама, Земля, а также в убийстве
нескольких человек на станции Сол, Солнечная система.
- Вы ведь получили мое радиосообщение сегодня утром относительно этого
несчастного случая на станции Сол?
Капитан мигнул.
- Да.
- Значит, у вас есть копия подписанного признания одного из тех, кто
взорвал станцию, и вы знаете, что сеньор Осик в этом не виновен?
Капитан неохотно ответил:
- Да.
- А люди в Панаме попадают под панамскую юрисдикцию, и вы не можете
арестовать сеньора Осика, пока не получите разрешение на выдачу от совета
директоров корпорации Мотоки на Пекаре. Вы знаете, что он получил
гражданство на Пекаре. Вы запросили разрешение на выдачу?
Капитан стиснул зубы, и его арабское лицо потемнело от гнева.
- Поэтому вы знаете, что выдача не разрешена, - терпеливо продолжал
Гарсон. - Осик гражданин Пекаря, он находится в воздушном пространстве
этой планеты, и у вас нет законного права арестовать его.
- Юристы сказали мне... - начал капитан... - он убил представителя
военного персонала ОМП. В таком случае он подпадает под мою юрисдикцию.
Гарсон угрожающе улыбнулся.
- Вы признаете, что Эйриш Хустанифад агент ОМП? Я уверен, на Земле это
воспримут с большим интересом.
Капитан удивленно посмотрел на него. Хустанифад значится моей жертвой,
но капитан действует на основании приказа с Земли двадцатилетней давности.
Он чувствовал, что здесь затронуты очень важные интересы, но насколько они
важны, не имел понятия. Он не в своей области и понимал это.
- Я говорил не о Хустанифаде. О Тамил Джафари, агенте разведки ОМП.
- Но она не мертва, - поправил генерал. - Она уже покинула корабль в
теле Тамары Марии де ла Гарса. Мы сообщили вашему компьютеру данные о ее
личности. Все данные есть в документах на корабле. Вообще вы можете сами
расспросить ее. Тамара, иди сюда, пожалуйста.
Взвыл электрический мотор. Из дверей шаттла выкатилась инвалидная
коляска; в ней сидела Тамара, обвиснув, как полупустой мешок с картофелем.
Ее хрупкие конечности повисли, рот расслабленно раскрылся. Глаза ее почти
не поворачивались, но я видел в ее взгляде ум и понимание.
Я узнал признаки паралича, который вызывается повреждением мозга.
Тамара казалась больше мертвой, чем живой. Но ведь прошло больше двух лет!
Даже если у нее был поврежден мозг, должны были вырасти новые клетки,
применены стимуляторы их роста. И она не должна оставаться в таком
положении!
Во мне поднялся старый импульс, желание спасти ее. Гарсон подошел к
коляске и потрепал Тамару по голове, словно она большая домашняя собака.
Капитан удивленно приподнял брови и кивнул контролеру компьютера.
Тот ответил:
- Мы ее пропустили, сэр. Нам никто не приказывал задерживать ее.
- Вы подтверждаете ее личность?
- Тело мы проверили при помощи сканера сетчатки. А мозг - генетической
картой.
- Вы знали, что она агент ОМП, у нее есть контракт, и вы ее не
арестовали?
- Я свободный агент, - ответила Тамара. - Контракт у меня на одну
операцию. Я вольна покинуть Землю.
Я удивленно посмотрел на нее. С таким телом она не может говорить, но
от ее черепа отходил тонкий голубой проводок, он шел к серебряному диску
микропереводчика у нее на блузе. Она говорила, минуя голосовые связки,
непосредственно нервными импульсами, как в мониторе сновидений.
- Мы не можем ее задерживать, - сказал контролер компьютера.
Капитан начал жевать губу.
- Если вы не были убиты, почему позволили всем считать вас мертвой? -
спросил он Тамару.
- Я хотела убраться с Земли так, чтобы никто не знал. По личным
причинам.
Капитан подумал и махнул рукой своим солдатам.
- Назад, оттесните этих людей, - сказал он, и солдаты начали оттеснять
моих компадрес в угол помещения, всех, кроме Гарсона. Кресло Тамары снова
скрылось в шаттле.
Капитан негромко и настойчиво заговорил, обращаясь к Гарсону:
- У меня приказ! Я должен арестовать этого человека! Послушайтесь моего
совета и не вмешивайтесь! Не давите на меня!
Гарсон улыбнулся и ответил:
- Арестовать? У вас приказ арестовать этого человека? И что вы с ним
будете делать? Держать в заключении семь лет, пока не придет смена? А
потом отошлете его на Землю для суда? Нет... такая трата денег. Если я
знаю ОМП, вам будет приказано организовать несчастный случай. Пусть
глотнет вакуума. Нет?
Капитан замигал, выглядел он виновато. Гарсон сказал правду.
- Нет, - продолжал Гарсон, - я ваши приказы не видел, но я знаю, что в
них. Я знаю также, что вам не хочется их выполнять. Такие дела так просто
с рук не сходят. Если вы выполните приказ, всю жизнь будете находиться в
руках начальства. Нет, вы не хотите выполнить эти приказы.
Капитан становился все напряженнее. Гарсон догадался верно.
- Вот что я сделаю. Пошлю сообщение на Землю, что Тамил Джафари жива и
находится на Пекаре. И что, следовательно, нет законных причин
арестовывать мистера Осика. Запрошу, что делать с мистером Осиком? А когда
сорок пять лет спустя придет ответ, кто-нибудь другой будет здесь на
посту, а нас всех давно уже не будет.
Капитан оказался упрямым человеком, который боится начальства. Он
покачал головой, посмотрел на пол, думая о своем положении, и я понял, что
он не согласится на план Гарсона.
- Но... - начал он.
- Но тем временем, - прервал его Гарсон, - Пекарь - очень опасная
планета. Вы знаете, почему мы здесь. Через несколько недель - тем или иным
путем - на Пекаре будет единое правительство, и ваша миротворческая миссия
окончится, вы сможете возвратиться домой. Но в предстоящей битве погибнет
много людей. Кто знает? Может, среди тех, кому не повезет, окажется и
мистер Осик? И вы сможете отправить своему начальству сообщение, что
задание выполнено, прежде чем оставите эту груду пыли. - Гарсон обещал,
что я погибну на войне. Смуглый маленький капитан задумчиво, но явно
облегченно кивнул, потом сделал знак своим солдатам. Они расступились и
пропустили меня.
Гарсон посмотрел на меня, подошел и погладил мои седые волосы. Потом
сказал самураю:
- Поместите его в задней части шаттла. Степень охраны С.
Я пошел в шаттл, и самурай зашагал рядом со мной. Дорогу мне преградила
коляска Тамары, и я посмотрел ей в темные глаза, на черные волосы. Она
немного поправилась и больше не казалась такой истощенной. Рука отросла
прекрасно. В целом ее внешность не изменилась. Не шевеля ни одной мышцей,
она двинула коляску в сторону, словно давая нам возможность пройти.
Электрический мотор негромко жужжал. В глазах Тамары были страх и
мольба.
- Что с тобой произошло? - спросил я.
Самурай тронул меня за руку и заговорил по-японски, его переводчик
выплюнул:
- Не разговаривать. Ни с кем нельзя разговаривать на борту шаттла.
Я посмотрел Тамаре в глаза. Она боялась говорить открыто. Самурай
провел меня мимо Тамары в небольшое помещение с мягкими креслами и баром.
Там сидело два человека, одетых так же, как я, под охраной самураев.
Я сел. Шаттл вмещал около трехсот пассажиров. В окно я видел меньшую
луну Пекаря, синюю, усеянную десятью тысячами кратеров. Пронзительно
горели звезды. Меня трясло, я хотел убить капитана ОМП и его начальников и