Волвертон Дэйв. Мой путь в рай

Павонис отчаянно нуждается в морфогенетическом фармакологе и готов
оплатить пролет на планету, которая называется Пекарь. Корабль -
греческий, название "Харон" - улетает через пять часов, после того как я
доберусь до станции, и мне показалось это большой удачей. Я рассмеялся и
запросил данные о Пекаре: небольшая планета, недавно терраформированная,
население 174.000 - недостаточно, чтобы содержать морфогенетического
фармаколога. Посчитают, что им повезло, если кто-нибудь вообще
откликнется. И мне повезло. Я увидел белые пляжи и пальмы, как в Панаме.
На заднем плане одна единственная белая гора, как огромный соляной столб,
а дальше неровные пурпурные горы. Похоже на место, где я обрету мир. Меня
охватила надежда. Я рад был улететь, оставить позади этих смертоносных
идеал-социалистов с их планами уничтожения всех государств и выработки
нового человечества, забыть звуки бомбардировки джунглей к югу от моего
дома, улететь от искусственных разумов с их политическими интригами. От
своего мертвого друга. У меня не было планов спасения. Только надежда на
спасение. Спасение от смерти. И мне этого казалось достаточно. Я рассказал
Тамаре о Пекаре, выдумывал, какой это прекрасный мир, как счастливы мы там
будем, пока не охрип, и голос мой звучал, как лягушачье кваканье.
Я лег. Мышцы снова свело, перед глазами вспыхивали огоньки. Вскоре я
задремал и увидел во сне теплый радостный день. Я только что продал на
ярмарке омоложение. И пошел туда, где на берегу Тамара и Флако строили
замки из песка. Я долго стоял и улыбался им, не зная, чему улыбаюсь, потом
пошел мимо них.
- Hola! Анжело, куда ты идешь? - спросил Флако.
- В рай, - ответил я.
Флако сказал:
- Ха! Отличное место! У меня там живет двоюродный брат.
Тамара и Флако улыбались мне, а я прошел мимо них. Посмотрел на пляж.
Вдалеке только песок, и я понял, что устану задолго до того, как пройду
весь берег. Над мной в воздухе неподвижно висели чайки. Я развел руки и
подумал, что ветер подхватит меня и я полечу, как птица. На руках у меня
выросли перья, и я начал подниматься. Держал руки широко расставленными и
медленно поднимался в небо.
Флако крикнул Тамаре:
- Смотри. Эта большая чайка сейчас капнет на тебя.
Я посмотрел вниз. Флако со смехом указывал на меня. Я поманил Тамару за
собой и устремился вниз, к ней. Она только что отвернулась.
Флако достал из одного кармана брюк красный мячик, а из другого -
котенка. Я полетел дальше, а Флако и Тамара начали играть с серо-белым
котенком на пустом берегу под никогда не заходящим пурпурным солнцем.

3

Дверь шаттла ударилась о металл шлюза, разбудив меня, и шум двигателей
смолк. Металл ракетных двигателей застонал, мгновенно остывая, переходя от
почти расплавленного состояния к почти абсолютному нулю. Я ждал. Эйриш
мертв уже пять часов - достаточно времени, чтобы смерть его была
обнаружена. Любой нашедший его тело заметит отсутствие глаза и поймет,
почему я взял его. Я выругал себя, что не догадался так изуродовать
Эйриша, чтобы не было заметно отсутствие глаза. Боялся, что когда
откроется дверь, меня будет ждать протеже Эйриша или, что еще хуже, служба
безопасности, которая отправит меня назад в Панаму. Я не открывал шаттл,
ждал, не потребует ли кто, чтобы я ее открыл.
Тамара лежала в сундуке, глядя в потолок и мигая. Введенный антимозин
действовал, температура упала, началось восстановление функций мозга, но
еще слишком рано, чтобы судить о степени улучшения. Я попытался поднять
ее, растирал кожу, говорил:
- Пожалуйста, Тамара, проснись! Я не могу держать тебя дольше. Ты
должна встать и идти сама! - Рот у меня пересох. Я продолжал хлопать ее по
лицу и кричать: - Проснись! Киборги идут! Киборги поместят тебя в мозговую
сумку!
Но угрозы на нее не действовали. Во время перелета она обмочилась;
одежда ее была мокрой.
Конечно, гораздо безопасней оставить ее. Но безумная радость, которую я
ощутил, приняв решение взять ее с собой, удержала меня. К тому же мне
казалось это храбрым поступком. Убийство Эйриша было трусостью. Я пытался
облегчить совесть, называя его вендеттой, но я убил его по той же причине,
по какой человек убивает гремучую змею в пустыне: чтобы обезопасить себя
от встречи с ней в будущем. Я надеялся, что храбрый поступок нейтрализует
мою трусость, и решил, насколько возможно, сохранить у себя Тамару.
Оставить ее только в самом крайнем случае. Я достал ружье и приготовился
стрелять в тех, кто может ждать меня в засаде у двери.
Нажал рычаг, и дверь со свистом открылась. В шлюзе я увидел только
багажную тележку, напоминающую большой вагон. В конце шлюза дверь без
окна. Я закрыл сундук и почувствовал облегчение оттого, что пустые глаза
Тамары больше не смотрят на меня. Погрузил ее в багажную тележку и решил,
что попробую затеряться в толпе на станции.
Но за второй дверью оказался огромный зал, тихий, как мавзолей. Я
запаниковал. Станция должна быть полна людьми, готовящимися сесть на
корабль до Пекаря, но меня ждали только следы пребывания людей - запах
пота и отслоившейся кожи. Я подумал, не опоздал ли я на свой корабль.
Я вытер пот с шеи и потащил багажную тележку по длинному пустому
коридору, следя, чтобы она не застряла и не перевернулась. Колеса тележки
скрипели, как огромная мышь.
Я понятия не имел, где находится мой корабль. Станция Сол представляет
из себя огромную серую скалку, которая медленно поворачивается, создавая
искусственную силу тяжести; в цилиндре размещается сама станция, а концы
скалки - доки для больших кораблей. "Харон" теперь должен находиться у
конца станции, как минога возле акулы.
На станции ночной цикл, свет горит неярко. По обе стороны коридора
круглые двери, и каждая дверь окружена слабым свечением, так что кажется,
будто смотришь на светящиеся розетки внутри огромного угря. Воздух
спертый, какой бывает в подземных помещениях.
Я шел по коридору, пока он не сменился большим залом с витринами
магазинов, словно на торговой улице города. Витрины светились, неоновые
знаки указывали на двери. Люди сидели в ресторанах, но большинство
магазинов либо закрыты, либо в них работали механические продавцы. В
дальнем конце этой улицы виднелась светящаяся надпись. Она сообщала, что
"Харон" улетает на Пекарь через три часа.
Я оставил багажную тележку в зале отлета, ведущем к моему кораблю,
положил багаж на стойку и стал думать, что делать дальше. Пехота не может
арестовать меня здесь - станция Сол считается территорией Земли и
находится поэтому под международной гражданской юрисдикцией. Военные не
могут взять меня непосредственно, но они могут известить власти Панамы,
что я совершил убийство. И если разведка киборгов проследит все связанные
с Эйришем записи, ей нетрудно будет установить маршрут шаттла. Пехота
известит Панаму о моем местонахождении, и гражданские власти Панамы
потребуют моей выдачи. Поэтому оставалось лишь надеяться, что разведка
киборгов не обнаружит убийство до того, как я покину Солнечную систему,
или, если обнаружит, не сможет найти меня до отлета. Мне нужно сесть на
корабль в последнюю минуту, чтобы властям Панамы труднее было оформить
документы на экстрадикцию, если они узнают, где я. Но в плане есть
недостаток. Я не верил, что люди Джафари пойдут на все это осложнения.
Если Джафари идеал-социалист, он прикажет убить меня без излишних
раздумий. Я знал, что он не потребует моей выдачи. Убить легче. Легче
избавиться от меня, не связываясь с законом. Я мог только ждать и
надеяться.
Кабинки туалета были достаточно велики, чтобы мексиканец мог в них
исполнять танец со шляпой, и дверцы закрыты так плотно, что заглянуть
внутрь невозможно. Только на самом верху и внизу каждой кабинки есть
возможность заглянуть внутрь, да и то для этого нужно приложить большие
усилия. Надписи на нескольких языках в сопровождении рисунков показывали,
как пользоваться туалетом. Действительно международный туалет,
предназначенный для нужд самого скромного путешественника. Здесь можно
переждать.
Температура у Тамары снизилась, мышцы слегка расслабились. Я занес
сундук в туалет. За следующие полчаса в помещение побывало несколько
человек; каждый раз я вставал на сидение, чтобы кабинка казалась пустой.
Но немного погодя я понял, что это глупо: даже Эйриш не пошел бы в туалет,
чтобы убить всякого сидящего в нем; поэтому я оставался стоять со
спущенными брюками, чтобы входящие думали, что я пользуюсь туалетом.
Тамара по-прежнему была мокрой от мочи; я вымыл ее, сделал из туалетной
бумаги пеленку и переодел в свои запасные брюки.
Это будничное дело успокоило меня, и я подумал, зачем кому-то
понадобилось оплачивать проезд на Пекарь. Цена огромная, и мой благодетель
должен многого потребовать в обмен. Компьютер шаттла не дал достаточно
информации, чтобы я мог ответить на этот вопрос, и я не стал запрашивать
подробности о работе, чтобы не навести на след людей Джафари. Мне пришла в
голову мысль, что кому-то на Пекаре нужно омоложение и я должен буду
совершить его. Только морфогенетический фармаколог имеет лицензию на
проведение омоложения. Откровенно говоря, я считал, что только этим может
объясниться чье-то стремление оплатить мой билет.
Эти мысли отвлекли меня. Создание сотен компонентов лекарств и
векторных вирусов потребует нескольких лет, это очень трудная работа. Но с
деньгами Тамары и Эйриша я могу купить уже подготовленное омоложение.
Сейчас станция пуста, но обычно в ней множество людей, богатых людей,
которые летят в такие места, где готового омоложения нет; поэтому оно
должно быть здесь в аптеках наготове.
И даже если я ошибаюсь, если омоложение на Пекаре никому не нужно, у
меня будет сокровище, нечто уникальное для планеты, и я разбогатею.
За час до отлета корабля, когда я представлял себе, каким богатым
стану, дверь туалета распахнул человек и сказал: "Подождите меня". Он
вошел негромко, и я сразу понял, что что-то не так. Неслышно достал оружие
из медицинской сумки. Человек прошел вдоль ряда кабинок, открывая каждую
дверцу. Подошел к моей кабинке и слегка нажал на дверь. Когда она не
открылась, он вошел в соседнюю кабинку и помочился.
Потом вымыл руки. Я слышал, как шуршит его одежда.
Я стоял в туалете и пытался справиться с дыханием, пот струился у меня
по лицу. С каждой минутой приближается отлет. Люди Эйриша ничего не
теряют, дожидаясь отлета. Человек начал насвистывать, потом подошел к моей
кабинке и постучал. В щель под дверцей я видел черные военные ботинки и
серые брюки.
- Гомес, ты здесь? - спросил он по-испански.
Во время пребывания в Майами я научился говорить по-английски почти без
акцента.
- Простите. Я не говорю по-испански, - сказал я.
Человек тут же переключился на английский; в отличие от безупречного
испанского, его английский отличался легким арабским акцентом.
- Не видели ли вы моего друга Гомеса? Пожилой человек, примерно
шестидесяти лет, седеющие волосы. Он из Панамы.
Он описывал меня.
- Нет, не видел. Только что сменился и был в грузовом доке, - сказал я
и ошибся в произношении слова "грузовом". Слегка поежился.
- Спасибо, - ответил он и начал отходить. Остановился. - Вы мне очень
помогли. Я бы хотел поблагодарить вашу администрацию. Как вы себя назвали?
Вопрос невежливый, и я подумал, что подлинный гринго послал бы его к
дьяволу, но я сообщил ему первое же пришедшее в голову имя.
- Джонатан. Джонатан Ленгфорд. - Так звали безумного философа, которого
я знавал в Майами. Он поучал, что все болезни человека объясняются
недостатком рептилий в его диете.
Человек, казалось, колеблется.
- Спасибо, Джонатан, - сказал он и вышел из туалета.
Я куском туалетной бумаги вытер пот с лица и понял, что совершил
большую ошибку: у Эйриша здесь по крайней мере два человека, и я упустил
возможность убить их. Им остается только пройти к кораблю и подождать,
пока я сам не попаду к ним в руки. Они теперь, вероятно, на пути к
кораблю. Я снова уложил Тамару в сундук, подложил медицинскую сумку ей под
голову. Поднес багаж к выходу, проверил коридор и пошел прочь от доков, от
ожидающих людей Джафари, пошел назад, на рынок, к аптеке.
На рынке было несколько человек - достаточно, чтобы я чувствовал себя в
безопасности. Я следил за их лицами и ногами. Ни у кого на рынке не было
серых брюк. Никто не обращал на меня внимания.
В аптеке работал автомат, я сделал заказ и показал все свои монеты,
чеки и кредитные карточки. Потратил почти все, но купил омоложение.
Остановился у терминала компьютера и запросил информацию о работе на
Пекаре. Терминал сообщил, что мой будущий наниматель - корпорация Мотоки,
хорошая японская компания; место работы - Кимаи но Джи на планете Пекарь.
Я выставил свое удостоверение и запросил работу фармаколога. Компьютер
несколько минут изучал всю историю моей жизни и работы, потом ответил:
- Вакансия, которую вы запрашиваете, заполнена; ваша квалификация
подходит для другой вакансии. Хотите ли получить дополнительную
информацию?
Я был ошеломлен. Кто еще мог согласиться на работу морфологического
фармаколога на планете, где для него вообще нет работы? Но я знал, что
теперь выдал свое положение всякому, кто захочет узнать о нем. Мне
необходимо улететь на этом корабле. Я набрал команду:
- Назовите вторую вакансию.
Компьютер ответил рекламным объявлением:
- Наемник. Частная армия, второго класса. Корпорации Мотоки необходимы
наемники для участия в разрешенной Объединенной Пехотой ограниченной
военной операции. Наступательное оружие не разрешается. Кандидаты должны
быть людьми (генетические усовершенствования не должны превышать уровень,
необходимый для размножения вида), с минимальным киборгизированием (23,1%
по шкале Белла, никакого встроенного оружия).
Я был слишком удивлен, чтобы рассуждать логично. Набрал вопрос:
- Подхожу ли я для этой вакансии?
Компьютер ответил, продемонстрировав документ о моей военной
подготовке. Когда я был молод, каждый гватемалец мужчина должен был три
года провести на военной службе. На службе я получил подготовку по
отражению нападению путем вмешательства на расстоянии в защитные системы
противника. Но время было мирное, и после учебного лагеря меня перевели на
продовольственный склад, где я отпускал фрукты и овощи для салатов.
Компьютер продемонстрировал выдержки из отличных характеристик, которые я
получил во время обучения.
Разумеется, это нелепо. Я учился сорок лет назад и в условиях мира. Во
время тренировок на нас было легкое защитное вооружение, пользовались мы
безвредными лазерами, на которые навешивали груз, чтобы они походили на
тяжелое боевое оружие. Все напоминало игру, в которой проигравшие
притворяются мертвыми. Да и вообще все, что может пригодиться в настоящем
сражении, я позабыл. Никакая моя подготовка не соответствует вакансии; они
как будто знают, что я не могу отказаться.
Компьютер оценивал мою подготовку баллами, и на экране появились
данные. Компьютер указал, что я нахожусь на пределе допустимого возраста,
но из-за медицинской подготовки и хорошего состояния здоровья я получил
много дополнительных баллов. Минимальное количество баллов для поступления
- 80. Я набрал 82.
Меня все еще трясло от убийства Эйриша. Голова болела. Я понимал, что
не могу быть наемником, не могу снова убивать, знал, что кто-нибудь
поджидает меня на борту, поэтому решил уходить.
- Какая удача! - сказал человек, глядя на меня.
Я повернулся к нему. Высокий, широкоплечий, с удивительно густыми
черными волосами, как у животного. Широкий нос и щеки индейца. Босой, и
брюки сшиты из выцветших голубых мешков для муки. На нем кроваво-красный
шерстяной свитер с изображением лам. На спине военный рюкзак. В целом
похож на деревенщину из Перу. На рынке в Панаме на такого вторично и не
посмотришь, но на станции Сол он совершенно неуместен.
Он показал на экран и со слабым кастильским акцентом сказал:
- Простите, что испугал вас, сеньор, но еще вчера требовалось сто
двадцать баллов. Ну разве вам не повезло? Такой пожилой кабальеро, как вы,
вчера бы не прошел. У них, должно быть, множество вакансий. И отчаянно
нужно их заполнить.
Да, отчаянно, подумал я. И у меня положение отчаянное. Купив омоложение
и запросив эту информацию, я сам сообщил людям Джафари о своем
местонахождении. Мне нужно побыстрее убираться со станции. То, что на ней
оказались люди Джафари, даже хорошо. Это значит, что они решили справиться
сами, не обращаясь к полиции. И у меня есть шанс убраться с планеты.
Поскольку другого выбора не было, я набрал команду:
- Предложение принято.
- Поторопитесь, - сказал индеец. - Вам нужно пройти медицинское
обследование и получить вакцины. И подписать контракт.
Я пошел по коридору, ведущему к доку, и широкоплечий индеец пошел рядом
со мной, продолжая говорить. Я подумал: "Этого человека мог послать
Джафари". И стал незаметно следить за ним. На подбородке у него небольшой
синяк и порез над одним глазом. Глаза умные, и это казалось неуместным в
таком явно бедном человеке. На шее трехмерная татуировка - странное
существо с головами льва и козла, тело львиное, крылья дракона. Я
разглядывал татуировку, когда он неожиданно посмотрел на меня. Я
отвернулся, чтобы не выглядеть нетактичным.
- Простите, сеньор, но вы везучий человек. Я это чувствую, - сказал он,
облизывая губы. Он нервничал. - Меня зовут Перфекто, и я такие вещи
чувствую - удачу. - Он расчетливо смотрел на меня, словно собирался
попросить денег. - Вы мне не верите, но на пси-тестах я набираю очень
много баллов. Я чувствую везение. И чувствую его у вас. Каждый рождается с
определенным количеством везения, как ведро, полное водой. Некоторые
растрачивают его, выливают на землю. Другие живут своим умом и умениями и
никогда не пользуются своей удачей. Так ведь и вы жили, верно? Но сегодня
вы нашли свою удачу. Разве я не прав? Вспомните, как прошел ваш
сегодняшний день, и спросите себя: "Разве мне сегодня не повезло?"
Я взглянул на него и рассмеялся. Полубезумным смехом, похожим на плач.
- Ну, может быть, нет, - сказал он, - так как нам обоим предстоит
умереть на Пекаре. - Он улыбнулся, словно пошутил. Потом стих, и его босые
ноги захлопали по черному полу.
Залы отлета представляют собой длинные темные туннели, и наши шаги
гулко отдавались в них. Я посматривал по сторонам в поисках человека в
серых брюках и молчал. На стенах между входами в доки мозаичные картины.
На первой изображалось изгнание мавров христианами из Европы: мертвеца со
спиной, изрезанной пытками добрых падре, тащили на корабль две женщины. В
застывших руках мертвец нежно держал коран, а его дети шли сзади и бросали
пугливые взгляды на белую часовню с крестом. Во дворе часовни толпились,
как вороны, священники в черном. На второй мозаике показаны были
североамериканские индейцы несперс; закутанные в шкуры, они шли по снегу,
пытаясь уйти от кавалерии в Канаду. Израненные ноги женщин и детей
оставляли кровавый след на снегу. На третьей - евреи в машине бегут из
Иерусалима. Дорога забита машинами, все стоят в огромной пробке. Все лица
застыли от ужаса и освещены ярким сюрреалистическим светом, и над
Куполом-на-Скале распускается грибообразное облако ядерного взрыва.
И я подумал, будут ли когда-нибудь здесь изображены люди, как я,
десперадос, отчаявшиеся, убегающие с Земли в космических кораблях. От этой
мысли меня затошнило.
Пот промочил рубашку под мышками, во рту снова пересохло. В любое
мгновение человек, назвавший себя Перфекто, может повернуться и
наброситься на меня. У него толстые и, очевидно, очень сильные руки. И я
продолжал одновременно следить за ним и за залами.
- Летят и другие латиноамериканцы? - спросил я.
- О, да! Много! В основном чилийцы и эквадорцы, но есть и из других
мест. В условиях найма говорилось, что нужны латиноамериканцы. Компании
нужны люди, владеющие приемами партизанской войны, а единственное место,
где таких людей можно найти, это Южная Америка. Ведь более цивилизованные
люди теперь решают свои проблемы нейтронными пушками и атомными бомбами. -
Он рассмеялся и посмотрел на меня, не улыбнусь ли я.
Я указал на пустые залы.
- Похоже, только мы с вами готовы участвовать в этой войне.
Перфекто улыбнулся.
- О, нет! Все прошли обработку в Независимой Бразилии, чтобы быстрее
пройти здесь через таможню. Вы разве не читали рекламу?
- Нет, - ответил я.
Перфекто странно взглянул на меня.
- Мы улетаем, бежим, словно блохи, прыгающие с тонущей собаки. В
рекламе говорилось, что мы можем прихватить с собой восемь килограммов
личных вещей, включая любимое оружие или защитное оборудование. У вас есть
оружие?
Я не хотел, чтобы он знал, что я вооружен.
- Мы идем правильно?
Он ответил:
- Еще немного, как вы увидите. - И прошел вперед, показывая мне дорогу.
- Я сказал вам о вашей удаче, потому что истратил свою, всю использовал.
Понимаете? - Он оглянулся на меня, и его зубы блеснули; они казались
странными, слишком ровными, как будто все подпилены до одного размера. Он
облизал губы. - Видите ли, когда я сражаюсь, я всегда хочу, чтобы у меня
было по крайней мере два товарища: один везучий, а второй искусный. Три
человека - это хорошая команда: везучий, искусный и умный - это я, самый
умный. Я умею быстро принимать решения. У меня второе зрение, я ловлю
намеки и знаю, что делать. - Он снова повернулся и улыбнулся своей
странной улыбкой, при этом головы зверя у него на шее тоже поворачивались.
Взглядом он словно спрашивал, можем ли мы стать друзьями: из-за
индейской крови не решался спросить меня, человека явно европейского
происхождения, об этом прямо. "Если это человек Джафари, он будет так
говорить, чтобы сбить меня с толку, - подумал я. - Изобразит быструю
дружбу, как гаитянин, которому нужно продать корзину". Я ничего не
ответил.
Мы свернули в боковой проход - зал отлета номер три - и провезли
тележку по длинному помещению со множеством пустых скамей - мимо роботов,
которые полировали пыльный пол, так что ониксовые плиты начинали блестеть.
Я думал, что увижу человека в серых брюках, но его не было. В конце
коридора была дверь с надписью: Таможня Объединенной Земли, подготовка к
отправке на Пекарь.
Я снял свой багаж с тележки и потащил его к двери таможни. По крайней
мере один из людей Джафари находится там, и я знал, что таможню мне не
пройти. Я подумал о том, чтобы повернуть и уйти, просто оставить здесь
сундук с Тамарой. Кто-нибудь найдет его. "Может, мне тогда удастся
вывернуться", - подумал я. Но эта мысль показалась мне нелепой.
Перфекто взялся за один конец тикового сундука и потащил его к двери. Я
не пошел за ним, и он улыбнулся мне, словно прося разрешения помочь. Я
схватил второй конец, и мы внесли сундук в помещение.
В таможне стояли удобные кресла, в которых могли разместиться сотни
людей, но присутствовали только два десятка оборванных мужчин и три
женщины, все смуглые латиноамериканцы, у всех вещи в мешках и рюкзаках. Я
осмотрел помещение в поисках того, кто здесь неуместен. Все серые лица
показались мне одинаковыми. Все наемники выглядели удрученными,
оборванными и грязными. У нескольких не хватало конечностей, и у многих
черные пластиковые пальцы и серебряные руки. У одного высокого худого
киборга серебряное лицо, как у Будды; на лбу у него зеленая звезда, и лучи
расходятся по щекам. Индеец с кривыми зубами напевал унылую песню, играя
на синей пластиковой гитаре, ему подпевало с полдесятка человек с
опущенными головами.
У одного из поющих серые брюки и армейские ботинки.
Он поднял голову и взглянул на меня горящими черными глазами, но не
пропустил ни одной ноты. Продолжая петь, снова опустил голову. Он не может
напасть на меня на виду у двадцати свидетелей.
Вначале я хотел выйти, но он обязательно пойдет за мной. К тому же
теперь я его знаю: если захочу напасть на него в подходящий момент, на
моей стороне будет внезапность. Мне нужно только проследить, с кем он
связывается, и я буду знать его сообщника. И я решил довериться судьбе.
Англичанка за стойкой знаком подозвала меня, потом взглянула на
терминал компьютера. Я оставил Тамару у двери и подошел к столу.
Англичанка даже не посмотрела на меня и не потрудилась спросить, говорю
ли я по-английски.
- Вы должны были пройти обработку в Независимой Бразилии или на борту
шаттла, - сказала она, кивнув в сторону экрана монитора на стене: на
мониторе виднелся посадочный вход в "Харон", через который проходили
тысячи латиноамериканцев, выходивших из шаттла. Я удивился, увидев так
много людей. Как много все-таки сбежало с Земли. Хотя меня от них отделяла
только тонкая стена, я совсем не был уверен, что доберусь до корабля. - У
вас всего несколько минут. Нам нужны образцы тканей для генного
сканирования. Закатайте рукав и встаньте сюда. - Она вышла из-за стола и
подошла к рентгеновскому микроскопу в углу комнаты.
- Мой геном есть в документах, - сказал я, закатывая рукав. Руки у меня
тряслись. - Никаких незаконных генетических структур у меня нет. - Полное
генетическое сканирование занимает несколько часов; я никогда не успею.
Она посмотрела на мои дрожащие руки и механически ответила:
- Больно не будет. Это стандартная процедура для всех улетающих на
Пекарь. Нам необходимо установить природу всех ваших усовершенствований.
Она достала пластиковый прибор для забора образцов тканей с десятком