Вурц Дженни. Проклятие Деш-Тира

   Удивленный проницательностью наместницы и оказанным ему гостеприимством, Лизаэр напряженно соображал, чем бы порадовать хозяев. Наконец он придумал.
   — Этот замечательный праздник не останется без музыки. Мой брат прекрасно играет на лиранте.
   — Но у меня нет инструмента, — тут же возразил как будто случайно появившийся рядом Аритон.
   Празднество предназначалось для Лизаэра, и потому Аритон предпочел держаться в тени. На нем была его обычная незамысловатая одежда, а Алитиель был вложен все в те же потертые ножны. Возможно, собравшихся задевал нарочито обыденный облик второго из высоких гостей, но его ответ ни у кого не вызвал обиды. Наверное, Аритона оставили бы в покое, если бы Манолла не вздумала исправить положение.
   — У нас ты сумеешь подобрать себе инструмент, — объявила она и махнула одному из своих командиров.
   — Проводи господина Аритона в хранилище, и пусть он там выберет себе лиранту по вкусу.
   Слуги аккуратно сняли и свернули небольшую шпалеру, за которой оказалась решетчатая дверь. Аритон и командир, одетый совсем не по-праздничному, взяли по свече и скрылись внутри. Лизаэр не преминул мысленно отметить, что его догадка насчет хранилищ подтвердилась. Чтобы ничем себя не выдать, он принялся расхваливать искусство танцоров с мечами.
   Вскоре Аритон вернулся, держа в руках лиранту. Инструмент меж тем был настолько потрепанным и неказистым, что оставалось только гадать, почему он попал в хранилище, а не в костер. Струн на лиранте не было вообще, а все колки потрескались.
   — Гость не пожелал выбрать никакую другую лиранту, — торопливо объяснил командир.
   Манолла свирепо посмотрела на Аритона.
   — Ты насмехаешься над нами?
   Танец с мечами мгновенно прекратился, разговоры смолкли, и в зале вдруг воцарилась гнетущая тишина. Аритон поднял глаза от лиранты.
   — Я выбрал лучшую, — ответил он, недовольный тем, что его заподозрили в обмане. — Убедись сама, госпожа.
   Поднеся лиранту к губам, он еле слышно свистнул в круглое отверстие в деке. Инструмент отозвался чистым, печальным тоном.
   Голос лиранты услышал Асандир, занятый разговором с предводителем Ташэном.
   — Эт милосердный! — воскликнул маг. — Дай-ка мне взглянуть на эту лиранту.
   Собравшиеся расступились. Асандир подошел и взял из рук Аритона старый инструмент, носящий следы не слишком бережного обращения. Маг пробежал пальцами по дереву, соскреб грязь на потемневшем грифе, потом перевернул лиранту. Под слоями пожелтевшего лака он увидел вделанную в дерево крошечную овальную морскую раковину. На ней сиял неподвластный времени знак паравианского письма.
   — Кто бы мог подумать, — пробормотал Асандир. Ногтем он соскреб грязь, и раковина заблестела перламутровой радугой.
   — Значит, не зря в легенде говорилось, что и вторая лиранта, изготовленная Эльшаной, осталась на Этере.
   Асандир бережно возвратил лиранту Аритону.
   — Первая находится в заботливых руках магистра Халирона, непревзойденного менестреля Этеры. Вторая отныне принадлежит тебе. Оцени же щедрость кланов Камриса и бережно храни этот инструмент. Эльшана из солнечных детей была самым выдающимся менестрелем за всю историю Этеры, а лиранты, сделанные ее руками, обладают редчайшим по красоте звучанием.
   Манолла даже раскраснелась от радости.
   — Яви теперь нам свое искусство, — сказала она еще не пришедшему в себя Аритону и велела Майену отправиться за проволокой для струн.
   Асандир удержал мальчика.
   — Нет, Манолла, — возразил он. — На этой лиранте медные струны быстро оборвутся. — Помолчав, он добавил. — Если у вас найдется немного серебра, я сделаю струны, достойные творения Эльшаны.
   Манолла без колебаний сняла с левой руки браслет.
   — Мне будет достаточно и погнутой ложки, — осторожно возразил Асандир.
   Глаза наместницы вспыхнули.
   — Не лишайте меня этой чести, Творец королей.
   Асандир с поклоном принял тяжелый витой браслет и сжал его между ладоней. Собравшиеся сгрудились вокруг мага, предвкушая чудо. Асандир, казалось, совсем забывший о них, вновь наклонил голову. Больше он не сделал ни единого движения, но воздух зазвенел, наполнившись магической силой. Браслет в руках мага засветился, потом вспыхнул ярким белым светом. Стоявшие вблизи Аритона ощутили, как им в лицо пахнуло жаром. Но этот жар не опалял рук чародея, хотя свет становился все ослепительнее, и те, кто отваживался взглянуть, видели, что браслет в руках Асандира раскалился докрасна. Маг спокойно, словно он занимался чем-то обыденным, размял пылающий слиток и вытянул оттуда серебряную нить.
   Все действо заняло не более минуты. Затем свет погас, магическая сила исчезла, и Асандир раскрыл ладони, ничуть не пострадавшие от чудовищного жара. В руках он держал причудливое сплетение тонких серебряных нитей и моток блестящей серебряной проволоки. Возможно, красота браслета Маноллы вдохновила Асандира на что-то еще, ибо он лукаво подмигнул наместнице и вполголоса произнес:
   — Нельзя, чтобы столь щедрый подарок превратился в нечто заурядное.
   Из-под его рук вновь заструился магический свет. Когда Асандир раскрыл ладони, на них лежала тонкая серебряная филигрань, повторяющая узор браслета и предназначенная украсить гриф лиранты.
   Что-то хрустнуло, и, когда Асандир снял руки с грифа, все увидели, что серебряный узор вплавился в старинное черное дерево так, будто существовал там с самого начала. Аритон недоверчиво провел кончиком пальца по грифу. Он не почувствовал ни малейшей шероховатости; созданное Асандиром украшение безупречно соединилось с творением Эльшаны.
   Когда лиранта обрела новые серебряные струны, рожденные магией Асандира, и Аритон взял пробный аккорд, каждый убедился, что разговоры о непревзойденном мастерстве Эльшаны не просто легенда. Поцарапанное дерево под пальцами Повелителя Теней ожило; глубокие, насыщенные звуки достигли самых дальних уголков каменного мешка. Незримая гармония разлилась в воздухе, заставив всех умолкнуть. Аритон осторожно подкручивал колки, настраивая каждую струну на верный лад. Закончив настройку и взяв первый полнозвучный аккорд, Аритон затаил дыхание, склонил голову, потом приглушил ладонью чарующий голос лиранты.
   — Госпожа Манолла, — его голос дрожал в такт ударам сердца, — эта лиранта — слишком драгоценный дар, чтобы я мог его принять. Позволь мне сегодня сыграть на ней, а затем отдай ее кому-нибудь из ваших менестрелей в долинах.
   Однако наместница Тайсана не пожелала слушать его возражений и властно вздернула подбородок.
   — Я без сожаления отдала свой браслет, чтобы эта лиранта вновь обрела голос. И чувствую, что не ошиблась. А что касается наших менестрелей, каждый из них отмахивался от старинной лиранты, выбирая инструменты поновее и покрасивее. Если они выбирали глазами, а не ушами, пусть и остаются при своем выборе.
   Рука Аритона по-прежнему неподвижно лежала поверх новеньких блестящих струн.
   — Если слово принца имеет здесь какой-либо вес, я поддерживаю мнение Маноллы, — объявил Лизаэр, вставая с места.
   По его примеру все находившиеся в зале тоже встали и приблизились к Аритону.
   — Брат, — едва сдерживая непонятное раздражение, продолжал Лизаэр, — может быть, ты уже перестанешь скромничать и начнешь играть для наших хозяев?
   Поскольку Аритон не знал песен и баллад Этеры, он заиграл и запел морскую балладу далекого теперь Дасен Элюра. То был красочный рассказ об отчаянном капитане пиратского судна, потопившем три купеческих корабля. Из уважения к брату Аритон изменил названия кораблей, но Лизаэр сразу же вспомнил ту трагедию, ибо она не была выдумкой менестреля. Почти все матросы с купеческих судов погибли, а их вдовам и детям пришлось просить милостыню. Однако певец и сладкозвучная лиранта, ни словом не обмолвившись об этом, завораживали слушателей рассказом о бесстрашном пирате. Предводители кланов всем сердцем сопереживали ему и хриплыми голосами подбадривали Аритона. Наверное, только он догадывался, насколько их смех задевает Лизаэра. Но наследный принц чувствовал, что не может сердиться на брата: Аритон мастерски развлекал хозяев, вынужденных вести суровую лагерную жизнь вдали от своих жен и возлюбленных. С истинным чутьем менестреля он выбирал песни, наиболее отвечающие настроению собравшихся. Вспомнив, с каким вдохновением эти люди рассказывали истории про собственные разбойные подвиги, и видя теперь, с каким восторгом воспринимали повествование о чужих, Лизаэр еще раз задумался о глубокой пропасти, лежащей между ним и его новыми подданными.
   Сославшись на усталость, Лизаэр довольно рано покинул празднество. Он вернулся в отведенную ему хижину, где еще несколько часов просидел в оцепенении. Потом разделся и лег, но сон его был поверхностным и беспокойным.
 

Столкновение

   Час был уже поздний. Когда Аритон сыграл заключительный аккорд последней баллады, от свечей в канделябрах оставались крошечные огарки. Восхищенные слушатели продолжали толпиться вокруг искусного музыканта, да и сам он раскраснелся от вдохновения. Тем не менее Аритон почти с облегчением приложил ладонь к струнам, заглушая певучий голос инструмента.
   — Еще одну застольную! — послышался сзади голос какого-то захмелевшего дозорного.
   Аритон покачал головой и осторожно положил лиранту на пустой стол.
   — У меня стерты пальцы, голос давно охрип, а вся спина задубела от долгого сидения.
   — Так выпей эля, — предложила молодая женщина.
   — Чтобы еще и затуманить хмелем голову?
   Аритон встал, улыбаясь сам себе.
   — Я и так влил в себя достаточно. Сейчас самое время отправляться на отдых. Будьте же милосердны и дайте мне уйти, пока я еще в состоянии добраться до постели.
   — Не волнуйся, в случае чего она дотащит тебя до своей, — засмеялись сбоку.
   Однако те, кто находился рядом с Аритоном, видели, что музыкант действительно сильно устал. Они нехотя расступились, освободив ему проход. Аритон пошел мимо опустевших столов, из-за которых поднимались последние участники празднества. Мальчишки убирали посуду и снимали скатерти. Хотя люди из кланов Камриса и отдали должное возлияниям, никто не валялся мертвецки пьяным на полу.
   Аритон чувствовал: прозвучи сейчас сигнал тревоги, они быстро сменили бы праздничные наряды на обычную одежду дозорных и взялись за оружие. Он тихо выскользнул в коридор, сумев не привлечь внимания Маноллы, но там наткнулся на какого-то пьянчугу, сжимавшего в руке кружку с элем. Конечно, это был Дакар, от встряски приоткрывший один глаз. Это позволило Безумному Пророку увидеть, что Асандир прервал свою беседу с каким-то предводителем клана и решительным шагом направлялся к двери.
   — Так я думал, — проворчал Дакар. — Сейчас нашему Повелителю Теней зададут головомойку!
   Дакар облизал губы и пьяно улыбнулся, после чего снова впал в прострацию.
   Его предсказание было несколько преждевременным: Асандир не сразу двинулся вслед за Аритоном, а вначале направился в покои новоиспеченного принца Тайсанского, где пробыл достаточно долго. Уже перед рассветом, когда стал крепчать холодный ветер, дующий с гор, маг пошел искать Аритона.
   Тейр-Фаленита он нашел в конюшне. Аритон стоял в загоне рядом со своей мышастой кобылой и распутывал черные волосы ее челки. Асандир приблизился к нему, беззвучно ступая по плотно утоптанному снегу, но Аритон заметил его появление и заговорил сразу же, едва маг оказался у него за спиной.
   — Лиранта Эльшаны должна остаться здесь.
   В осипшем от долгого пения голосе звучала боль. Усталость вынуждала Аритона говорить без всяких околичностей.
   — Вы лучше меня знаете, что играть здесь на ней почти не будут.
   Асандир облокотился на верхнюю доску ограды. Он был без плаща и капюшона, ледяной ветер раздувал его волосы, забираясь под темную ткань камзола.
   — За пять столетий многое может измениться, — сказал маг.
   Аритон сейчас был бы рад забыть о наследии Давина. Он передернул плечами.
   — За минувшие пять столетий многое вообще не изменилось.
   Эти слова окончательно вывели Асандира из терпения.
   — Думаешь, я ничего не знаю о том, что происходило на сеновале постоялого двора в Эрдане? Или ты считаешь, что я не разгадал твоего вчерашнего замысла на Орланском перевале, когда ты намеренно устроил стычку с Грихеном и его дозорными, чтобы я вмешался и объявил о том, кем является твой брат?
   — Зато теперь Лизаэр обрел то, чего жаждал: корону и место, где он сможет установить справедливое правление.
   Кобыла негромко фыркнула и отошла назад. Руки Аритона уже не были погружены в ее теплую гриву, и он сразу же пожалел, что не захватил рукавиц. Асандир, похоже, совершенно не обращал внимания на обжигающий холод.
   — Знай же, тейр-Фаленит, все эти выходки удались тебе только потому, что преграда, поставленная мною в твоем разуме, не затрагивала твоей воли.
   — Так ли? — быстро спросил Аритон, словно парируя удар. — А зачем вообще понадобилось ее ставить?
   На сей раз Асандир сдержал гнев.
   — Можно ли согреть у пылающего очага человека, которого пытали огнем? — сдержанным и мягким тоном спросил он. — Поражения, которые ты потерпел в Картане, оставались для тебя слишком ощутимыми и болезненными.
   Аритон вздрогнул. Маг продолжал все таким же спокойным голосом, но слова его были беспощадными.
   — Манолла должна была встретиться с принцем Тайсанским. Так решило Содружество Семи. Но мы собирались сообщить ей об этом конфиденциально, а Лизаэру — вначале дать возможность удостовериться в жестокости наместников и лишь потом объявить о его наследии. Самовольным вмешательством в ход событий ты не только подставил под удар своего брата; по твоей вине Грихена с позором отправили в долинный лагерь. Его могут лишить наследия.
   Теперь уже Аритон окаменел от услышанного.
   Асандир сразу же это почувствовал. Его расчет был точен, как движения камнереза, занимающегося огранкой драгоценного камня.
   — Грихен — последний сын покойного графа Эрданского. Поскольку двое его старших братьев погибли от рук итарранских наемников, вчерашнее столкновение на перевале чревато прекращением династии, появившейся задолго до восстания.
   Аритон не торопился признавать свою вину.
   — Всего этого вполне можно было избежать.
   — Да, если бы Содружество позволило себе насильно вмешиваться в человеческие судьбы.
   Асандир разглядывал свои пальцы, давая Аритону время понять и прочувствовать главное: его судьба не является заранее предрешенной и неизменной. Прямо сейчас он может оседлать лошадь и покинуть форпост, и никто не станет его преследовать — разве что горожане, приняв за варвара из клана. Есть и другой путь: взять несравненную лиранту и отправиться в долину, чтобы учиться мастерству у менестрелей клана и спокойно дожить до глубокой старости.
   Аритон повернулся и встретился с глазами мага, ясными, как зеркала, и удивительно безмятежными.
   — И вы бы с легкостью позволили мне отправиться туда, куда я пожелаю?
   — Позволил бы. Вопрос в другом: а ты сам готов себе это позволить?
   Асандир разбередил рану, и вся боль, лишь затаившаяся со времени изгнания из Дасен Элюра, вспыхнула вновь.
   — Даркарон-мститель и тот милосерднее! — закричал Аритон.
   — А кто позаботится о кланах Ратана? — спросил Асандир. Бездна горечи ощущалась в его словах. — Какое милосердие ожидает их, когда над Этерой опять засияет солнце и горожане в страхе ринутся убивать всех без разбору, но не будет законного правителя, чтобы остановить эту взбесившуюся орду?
   Из груди Аритона вырвался звук, похожий одновременно на всхлип и ругательство. Едкий сарказм, которым он попытался защититься от нежелательных расспросов, на сей раз не помог ему. Спокойствие Асандира напоминало морские воды при полном штиле; острые копья чувств, владевших Аритоном, бесследно пропадали в этих глубинах. Маг без всякого злорадства или попыток вмешаться следил за внутренней борьбой Аритона. Понимание, безграничное понимание — только оно отражалось в его глазах.
   В горле у Аритона стоял комок, к глазам подбирались слезы. Упрямо отгоняя их, он сказал:
   — Вы снова и снова возвращаете меня в Картан.
   — Ты не был бы собой, если бы сам постоянно не устраивал себе Картан.
   — Эт милосердный, — с горечью усмехнулся Аритон. — Худший мой враг — это я.
   В предлагаемой ему свободе не содержалось главного — свободы выбора, но было лишь повторение горестной судьбы с ее извечной отравой — добровольным принятием на свои плечи людских страданий.
   — Я просил тебя лишь об одном: добраться со мной до Альтейнской башни, — напомнил Асандир. — Подумай, ну где еще тебе помогут примирить твои магические силы с обязательствами, наложенными твоим происхождением?
   Сострадание, звучавшее в голосе мага, было страшным оружием; подобно плети оно хлестало по разуму Аритона, и так истерзанному тяготами долга. Аритон отвернулся, его плечи тряслись от беззвучных слез. Он проклинал заботливость своего мучителя. Раздайся из уст Асандира хотя бы одна угроза, одно принуждение, одно слово, произнесенное повелительным тоном, и у Аритона появился бы повод бежать отсюда.
   Однако Асандир захлопнул ловушку, полный искреннего сочувствия, которое разрывало на куски душу.
   — Если ты все же предпочтешь закончить это путешествие, я расскажу Содружеству Семи о терзающих тебя противоречиях. Сейчас я не могу ничего тебе обещать. Но если удастся найти компромиссное решение и освободить тебя от королевского бремени, я целиком буду на твоей стороне.
   — Последний гвоздь в мой гроб? — выдавил из себя улыбку Аритон. — Под давлением обстоятельств я вынужден согласиться.
   Морозный воздух обжигал ему легкие. Голова раскалывалась. Стоя спиной к магу, Аритон глядел на силуэты лошадей в стойлах. Руками он крепко ухватился за ограду, опасаясь, что не удержится и, чего доброго, вцепится в Асандира.
   Асандир улавливал его чувства.
   — В борьбе с Деш-Тиром у Содружества Семи нет иного выбора.
   — Эт милосердный! — Вместо удара Аритон перенаправил всю свою разрушительную силу в злую шутку. — Как же, Дакар не переживет, если мы не исполним его драгоценного пророчества! Здесь меня уговаривать не надо; я помню, что обещал сразиться с Деш-Тиром.
   — Судьба твоего королевства столь же важна, как и борьба с Деш-Тиром.
   Должно быть, маг повернулся, собираясь уйти. За шумом ветра Аритон не расслышал его шагов. Но Повелителю Теней очень не хотелось сейчас оставаться одному. Он резко обернулся, встретился с бездонными глазами Асандира и бросил на него острый, как стрела, взгляд.
   — В таком случае мы должны очень хорошо понимать друг друга, — сказал Аритон.
   Асандир понял: наследный принц Ратана все еще колеблется и принятие наследия не является для него решенным делом. Однако маг не выказал раздражения. С печалью в душе он прислушивался к завываниям ветра, дующего над форпостом, как будто в этих унылых звуках содержался ответ на все человеческие страдания. Аритон ждал его ответа. Асандир знал: что бы сейчас ни творилось в душе этого совсем еще молодого человека, он не позволит себе скатиться до того, чтобы посчитать магов Содружества своими врагами.
   — Скажи-ка мне, — наконец нарушил молчание Асандир, — если бы нам пришлось поменяться местами, чем бы ты занялся?
   — Стал бы искать паравианцев, — почти мгновенно ответил Аритон.
   Асандир вздохнул. Охватившая его грусть была столь же гнетущей, как и горный туман.
   — Мы пытались, — тихо произнес он. — Киладис, один из нас, отправился их искать. Древние расы были главной ценностью в его жизни.
   Воцарилось недолгое, но напряженное молчание.
   — Он так и не вернулся.
   Больше Асандир не сказал ни слова. Ночь вдруг показалась ему слишком темной, а ветер, дующий с гор, пробрал до костей. Повернувшись, маг зашагал в сторону огней форпоста, оставив Аритона наедине с лошадьми и обуревавшими его тягостными мыслями.
 

Трайт

   Альтейнская башня стояла на холме, невдалеке от того места, где поросшие кустарниками дюны граничили с Соляной пустыней. Шпилю башни приходилось выдерживать непрекращающийся натиск ветров. Проходили годы и века, снегопады сменялись иссушающим летним зноем, но в любое время в ставни верхнего этажа со стоном бился ветер, шелестя свитками пергамента, засунутыми между заплесневелыми кипами книг. Между ними, словно половинки яичной скорлупы среди соломы, валялись немытые чайные чашки, позвякивая и ударяясь о незакрытые чернильницы, и россыпи аккуратно очинённых перьев. Сетвир, маг из Содружества Семи и его летописец, неустанно вел свои записи. Его сознание простиралось далеко за пределы башни и охватывало великое множество событий: от перемещения крупных армий до превращения головастиков во взрослых лягушек. Все, что было достойно внимания, скрупулезно заносилось на пергамент. День сменялся ночью, но маг и не думал зажигать светильники или отправляться в постель.
   Надо ли говорить, что он точно так же забывал об окружающих звуках? И все же, когда за оконной створкой послышалось негромкое царапанье, словно там заскреблась неведомо откуда взявшаяся летучая мышь, Сетвир поднял голову. Его отрешенный взгляд сразу стал острым, маг отложил птичье перо, которым писал.
   — Трайт? — произнес он, вскакивая с места.
   Сетвир решительно направился к окну. Следом потянулся шлейф пыли, скопившейся за шесть дней на его сутане.
   Опрокидывая заваленные свитками стулья, маг добрался до окна и открыл ставни. За окном серело туманное предрассветное небо.
   Вознагражденный хлопаньем черных крыльев, Сетвир улыбнулся.
   — С возвращением тебя, братец, — сказал маг, обращаясь к ворону, усевшемуся ему на вышитую манжету.
   Ворон каркнул, дерзко вскинул голову и моргнул глазом, в котором светился ум.
   Сетвир вспомнил, что надо закрыть окно. Иногда он забывал это сделать.
   — Малыш, а ты привел с собой своего хозяина?
   Ворон перепрыгнул ему на плечо и с укоризненным видом стал счищать оттуда пыль. Сетвир ждал. Тогда ворон, переминаясь с ноги на ногу, вновь нетерпеливо каркнул. Маг усмехнулся.
   — Ладно. Спускаюсь.
   Оставив чернила сохнуть на кончике своего любимого пера, хранитель Альтейнской башни с вороном на плече покинул кабинет и по винтовой лестнице начал спускаться с девятого этажа. Все пространство башни было до отказа заполнено тенями прошлых веков, но нигде их не водилось столько, как на первом этаже, где в неясном свете нового дня проступали статуи кентавров, солнечных детей и единорогов. Драгоценные камни в глазах статуй и позолота украшений вспыхнули и засияли в пламени факелов, которые маг зажег возле единственного входа в башню. Пройдя последние несколько ступенек, Сетвир потянул на себя кольцо засова и распахнул створки внутренних дверей, сделанных из красного кедра и инкрустированных золотом. Пыльный запах книг и старых шпалер сменился более резким запахом смазанного металла, а факелы высветили тускло поблескивающие детали подъемного механизма. Сетвир начал вращать рукоятку. Сидящий на его плече ворон захлопал крыльями, удерживая равновесие. Маг отодвинул засовы на двух массивных, окованных железом створках промежуточных ворот, которые выходили в сводчатый коридор, прорубленный в основании башни.
   Здесь ветры вовсю распевали свои заунывные песни, прорываясь через бойницы. Сетвир взялся перепачканными в чернилах пальцами за створки внешних ворот из резного дуба и снял ограждающие заклятия. После яркой бело-голубой вспышки коридор наполнился запахами тумана, мокрой травы и влажной земли.
   Сетвир остановился, застигнутый печальными мыслями. То, что Альтейнская башня нуждалась в этих оборонительных сооружениях времен Второй эпохи, уже само по себе не радовало. Но необходимость снимать магическую защиту, чтобы пропустить внутрь одного из магов Содружества Семи, представлялась больше чем трагедией.
   Магическая защита ворот предназначалась совсем не для членов Содружества Семи, и сам Сетвир мог бы с легкостью ее преодолеть. Но Трайту такое было не под силу. Когда-то этот маг в одиночку, ценою величайшего напряжения сил, сумел запечатать Южные Врата и предотвратить дальнейшее вторжение Деш-Тира, в результате на Этеру обрушилась лишь малая часть его злобной силы. Если бы не Трайт, проклятый туман не только заполнил бы небо, но и задушил всю жизнь на Этере. Самому Трайту это стоило полной утраты его магических способностей.
   Ворон сердито захлопал крыльями.
   — Сейчас открою, братец.
   Очнувшись от раздумий, Сетвир поспешно отодвинул засов и открыл ворота.
   За заржавленной опускной решеткой — последней преградой — стоял спешившийся маг. Широкополая шляпа затеняла его горбоносое лицо, изборожденное глубокими морщинами. Серебристая узорчатая лента на шляпе и коротко подстриженные седые волосы были единственными светлыми деталями его облика. Все одеяние Трайта, включая стоптанные сапоги, было черного цвета и не имело украшений.
   Ворон не стал дожидаться, пока Сетвир поднимет решетку, а протиснулся сквозь нее и опустился на хозяйское плечо.
   — Добро пожаловать, — произнес хранитель Альтейнской башни, глядя на Трайта серо-зелеными глазами. — Надеюсь, тебе удалось добраться быстро.
   Трайт пожал плечами. В бесстрастии, с каким он держался, тем не менее сквозила досада.