Вурц Дженни. Проклятие Деш-Тира

   Неистовый и неутомимый наемник, не понаслышке знавший стратегию варваров, с сожалением и даже сочувствием поглядел на Лизаэра.
   — Должно быть, вы не знаете, что у Гнадсога от рук варваров погибли его малолетний сын и брат. Они ехали с торговым караваном в Восточный Вард, на свадьбу к родственникам. Дальше, я думаю, объяснять ни к чему, вы и сами все понимаете. Гнадсог начинал военную карьеру как наемник — это вам каждый подтвердит. Но в один прекрасный момент прекратил этим заниматься, поскольку наше ремесло стало его затягивать. Он как-то мне признался, что истребление варваров для него дороже собственной жизни.
   Нетерпеливого Пескиля стало тяготить искреннее и сосредоточенное внимание принца, который слушал его, не перебивая. Отпрыски итарранской знати так слушать не умели.
   — Если старина Гнадсог верил, что сможет уложить хотя бы нескольких варваров, ради этого он был готов отправить всех своих солдат хоть в гости к Дейлиону, хоть в подземелья Ситэра.
   — Это сделал не Гнадсог, а я, — поправил Пескиля Лизаэр.
   Солдат-лекарь спешно докончил перевязку и в некотором смущении удалился. Видимо, он почуял, что этот разговор не предназначался для посторонних ушей.
   — Наверное, тот же Дейлион заставил меня дожидаться вас на этом островке. Кто еще мне скажет, что теперь делать? Ведь на флангах у нас должны были остаться силы.
   Пескиль негромко рассмеялся.
   — Неужели?
   Лизаэр опустил глаза, вспомнив все, что происходило, и как оно происходило. Кого он рассчитывает встретить на развороченных берегах взбесившейся реки? Только тени погибших и... живых варваров. Принц усилием воли заставил себя собраться.
   — Вы боитесь увидеть это собственными глазами? — спросил он.
   — Нет.
   Пескиль махнул рукой, и наемники бесшумно исчезли, возобновив прерванный дозор. Пескиль осторожно вошел в коварные воды потока.
   — Идемте, ваше высочество, — позвал он принца. — Но теперь мы будем охотиться на варваров по-моему.
   Стараясь ничем себя не выдать, они двинулись вверх по реке. Они шли мимо распластавшихся мертвецов, глаза и рты которых скрывались под комьями грязи; мимо луж, где было больше крови, чем воды; мимо обломков мечей и пик. Пузом кверху лежали лошадиные туши, которые могли бы сойти за выброшенных на берег китов, если бы не куски сбруи и остатки стремян с клочьями зеленой или окровавленной травы. Лизаэр не вздрагивал и не отводил глаз. Пескиль потребовал, чтобы он сорвал с мундира все сапфиры, — блеск камней мог легко их выдать. Принц беспрекословно подчинился; остатки парадного великолепия таили угрозу для жизни. Спереди все яснее доносились крики и пронзительное ржание коней.
   Варвары продолжали расправляться с теми, кого пощадила вода.
   Бледное лицо принца стало совсем белым. Каждый шаг требовал предельного внимания. Здесь нужна была не храбрость, а осторожность. Лизаэр старался подражать движениям Пескиля, бесшумно передвигавшегося между зарослей камыша и обходившего ловушки, которые сам бы он никогда не заметил. Они оба старались ступать как можно мягче, не чавкая глиной и не разбрызгивая воду.
   Лизаэр шел, стиснув зубы. Раны по-прежнему болели, каждое резкое движение отзывалось обжигающими ударами в боку и поврежденной ключице. Слегка задрожали листья на прибрежной иве. Лизаэр подумал, что это ветер. Но, оказывается, к ним осторожно пробирался один из дозорных Пескиля, вернувшийся с донесением. Командир наклонил голову, слушая его слова.
   Лизаэр этих слов не слышал, хотя вокруг было достаточно тихо. Над головой не щебетали птицы. Шум речной воды стал почти прежним. И по-прежнему, равнодушные к людской войне, кровожадно звенели комары. Они выписывали круги вокруг лица, и принц изо всех сил старался, чтобы докучливые насекомые не попали ему в уши или в нос и не заставили чихнуть.
   В верховье Талькворина тоже воцарилась тишина.
   Стоя по щиколотки в воде, Лизаэр боролся с подступающей дрожью, вызванной не холодностью воды и не собственными ранами. Потом он понял, в чем причина: Пескиль разглядывал его из-под полуприкрытых век.
   Придворная жизнь научила Лизаэра скрывать волнение и тревогу за маской равнодушия или беззаботного веселья. Только это позволило ему выдержать пронзительный взгляд командира и спокойным голосом спросить:
   — Какие-нибудь новости?
   Пескиль скривил верхнюю губу, затем растянул ее в улыбке, хотя радоваться было нечему.
   — Тени, — отчетливо произнес он. — К западу от нас — тени и ловушки. К востоку, вдоль цепи холмов, — ловушки и лучники. Отряды, которые были посланы впереди дивизий, убедились в этом ценой собственных жизней. Но в отличие от жертв Талькворина там осталось достаточно сил, и наши солдаты продолжают сражаться.
   В мозгу Лизаэра молнией вспыхнуло: Аритон здесь.
   Известие помогло моментально собрать в кулак всю волю. Принц все же не позволил себе выхватить меч, хотя рука его и потянулась к ножнам. Его обуяло неистребимое желание мстить и убивать. Из-за его просчетов итарранские солдаты продолжают гибнуть. И первая его забота — о них.
   — В долине совсем недавно слышались крики. Может, кто-то из наших еще жив.
   — Знаю. — Пескиль шагнул вперед, пряча за усмешкой искреннее восхищение принцем. — Но давайте сначала пойдем вверх по реке.
   Солнце начало клониться к закату. Утих шум падающей воды. То здесь то там им попадались вырванные и смятые болотные камыши, распластанные наподобие громадных рыбьих костей и прикрытые высыхающим илом. В загустевшем воздухе не было ни ветерка. Лизаэр досадовал, что они тащатся еле-еле, но Пескиль не торопился, предпочитая скрытность и осторожность. Повсюду глаз натыкался на распластанные или скрюченные тела мертвецов. «Словно лоскутки, высыпавшиеся из дырявого мешка какого-нибудь старьевщика-великана», — подумалось Лизаэру. Сколько они ни шли, им не попалось ни одной раненой лошади; только трупы. Лизаэр заметил, что далеко не все погибшие солдаты стали жертвами потопа и не у всех тела были обезображены ранами. В одном месте ему пришлось перешагивать через труп младшего командира, и увиденное чрезвычайно подействовало на принца: у воина было перерезано горло.
   Принц задохнулся, чувствуя в желудке тошнотворный комок. Пескиль подтолкнул его, призывая не задерживаться.
   — Нашли чему удивляться, — поморщился командир головорезов. — Неужели вы думали, что вокруг лежат только утонувшие при разливе реки?
   Жара, жирная блестящая глина под ногами, капли, лениво шлепающиеся вниз с мокрых листьев рогоза, — все как будто сговорилось отвлечь внимание Лизаэра. Голова кружилась. Он злился, что ему никак не удается хотя бы частично восстановить самообладание.
   — Ну не могли же эти проклятые варвары, погубив два наших отряда, не потерять ни одного человека.
   — Разумеется, не могли, — согласился Пескиль.
   Он снова остановился, чтобы принять донесение дозорного.
   — Ну вот. Приятная новость. Диган жив. Мои люди переправили его в безопасное место, но сражаться он пока не может. Мой лекарь сейчас извлекает у него из тела наконечник стрелы и обломки кольчуги, засевшие в хряще.
   Приятная новость не слишком обрадовала Лизаэра.
   — Я пока еще не видел ни одного убитого варвара.
   — Я видел, — сказал дозорный и исчез.
   Пескиль внимательно вглядывался в кромку леса.
   — Но не думайте, что их было много, ваше высочество, — сказал он. — Ни один варвар не станет сражаться, если может устроить засаду. Он не вылезет оттуда, покуда не убедится, что все его уловки сработали. Но даже тогда он будет крайне осторожен. Чтобы поймать и убить варвара из лесного клана, нужно подкрасться к нему вплотную, причем обязательно незаметно. А потому вы должны лежать и выжидать с терпением Эта-создателя.
   Неожиданно Пескиль застыл на месте, плечом отпихнув Лизаэра назад.
   — Тихо, — прошептал он. Лизаэр оцепенел.
   — Не двигайтесь, — предупредил Пескиль. Командира не интересовали освещенные участки леса; его внимание было сосредоточено на погруженных в тень зарослях. Лизаэр тоже стал следить за лесом. За тучей комаров, танцующих в солнечных лучах, под изгибами серебристых арок буковых ветвей с их листьями цвета меди он увидел в земле зияющие черные дыры. Комья дерна свидетельствовали о том, что, когда земля под ногами лошадей начала оседать и проваливаться, животные отчаянно били передними копытами, стремясь выскочить из опасного места. Возле одной из ям валялись меч и золотая бахрома, оторванная от попоны. Тут же лежали убитые всадники. Руки одних были широко раскинуты, другие сжимали в мертвых пальцах древко убившей их стрелы. Лизаэр почувствовал, как у него закипает кровь и весь он наполняется неизъяснимой яростью, но заставил себя продолжить наблюдение. Он смотрел на примятые кусты, окровавленные колья и разорванную человеческую плоть, пытаясь воссоздать картину гибели тех, кому удалось спастись от буйства водной стихии.
   Судя по всему, лесные варвары основательно готовились к встрече итарранской армии.
   Из глубины леса донесся чей-то стон. Лизаэр напрягся, готовый вскочить и броситься на подмогу. Пескиль резко осадил его. По сломанной ключице побежали волны боли, перекликаясь с болью в левой стороне груди. Лизаэр только сейчас понял, что у него сломано несколько ребер. Лекарь почему-то тоже их пропустил. Пескиль мозолистой ладонью прикрыл Лизаэру рот, заглушая шумное дыхание.
   Наклонившись к самому уху принца и дохнув на него чесноком, Пескиль прошептал:
   — Молчите. Одно неверное движение, малейший шум — и вы всех нас погубите.
   Командир наемников не отпускал принца до тех пор, пока крик несчастного солдата разом не оборвался. Подтверждение словам Пескиля было жестоким, но убедительным. Вскоре послышались характерные булькающие звуки. Звуки перерезаемой глотки.
   Пескиль медленно разжал пальцы. На щеке Лизаэра остался след от его ногтей. Взгляд принца был полон смятения. Командир наемников несколько раз взмахнул рукой, подав условный сигнал своим людям. Потом, взяв Лизаэра за запястье, он осторожно пополз с ним в лес.
   Теперь они двигались еще медленнее. Поскольку дом шагу можно было ожидать замаскированных ловушек, особенно между деревьями, Лизаэр учился двигаться так, как Пескиль. Тот, прежде чем передвинуться, бесшумно втыкал в землю кинжал, ощупывал все вокруг и лишь потом переползал на проверенное место. Голову Пескиль постоянно держал склоненной, тщательно избегая касаться веток, стеблей ползучих растений и висячих корней, ибо любой из них мог привести в действие ловушку-пружинку. Повсюду тяжелый запах недавней смерти забивал собой ароматы раннего лесного лета. Кое-где мох был влажным и теплым от еще не успевшей остыть крови. Лес становился гуще и сумрачнее. В какой-то момент Пескиль замер на месте и стал медленно вытаскивать из ножен меч, зажимая пальцами лезвие, чтобы оно случайно не скрипнуло.
   Лизаэр полз за ним, стараясь смотреть туда, куда смотрел Пескиль.
   За частоколом берез и темных елей стайка проворных мальчишек сновала вокруг мертвых итарранских солдат. Лизаэр предположил, что эти маленькие дикари в одеждах из оленьей кожи выполняют приказ взрослых, снимая с погибших оружие и все, что может пригодиться. Неожиданно на поясе одного из ребят что-то блеснуло. Кинжал. Лизаэр присмотрелся и стиснул зубы: теперь он отчетливо видел, что руки мальчишек едва ли не по локоть запачканы кровью. Значит, вот кто добивал здесь раненых! Лизаэр не успел и глазом моргнуть, как один из малолетних варваров быстро и умело перерезал горло солдату, умолявшему о пощаде. Тех, кто лежал лицом вниз или находился без сознания, мальчишки добивали ударом в шею. Они действовали молча, быстро и невероятно сноровисто.
   — Звериное отродье! — выдохнул Лизаэр.
   — Мы отомстим, — прошептал Пескиль. — На этот раз мы их накроем. Больше ловушек здесь не будет.
   Наемники, словно призраки, тройным кольцом неслышно окружили пригорок, где орудовали малолетние убийцы. Когда Пескиль дал сигнал к наступлению, вперед устремились лишь бойцы внутреннего кольца. Их задачей было убивать, а не ловить тех, кому удалось сбежать. Это сделают два других кольца людей Пескиля.
   Звереныши во всем подражали своим отцам; пока одни добивали раненых, другие стояли на страже. Лизаэр, забыв о ранах, бросился вперед вместе с бойцами внутреннего кольца. Перед ним были не беззащитные дети, и он убивал их, почти не колеблясь. Как крыс. Это была не война, а казнь. Он срезал ядовитую поросль. Правитель вынужден принимать жестокие решения, и если они вызывают у него отвращение, он не должен этого показывать. А если они размягчают его волю, тогда он просто недостоин быть правителем.
   Раз Аритон Фаленский втянул в войну и детей, пусть случившееся останется на его совести.
 

Первая охота

   В долине, что примыкала к реке Талькворин, на небольшом холме, густо поросшем кустарником, единоутробный брат Лизаэра и его же смертельный враг, которого он поклялся убить, сидел вместе с пятью лучниками из клана Стейвена. У плеча Аритона примостился Джирет. Мальчик нетерпеливо вертел в руках лук, уверенный, что может стрелять не хуже взрослых. Сам Аритон был безоружен. Он сидел с полусогнутыми ногами, сложив руки на коленях. Судя по его склоненной голове и полузакрытым глазам, он собирался вздремнуть.
   На самом деле он просто отсоединил свое сознание от окружающего мира.
   Гонцы уже сообщили ему, как развивались события на берегу Талькворина. Аритон узнал, что Илессид двигался в арьергарде одного из отрядов, на которые разделилась итарранская армия. Потом, когда поток прорвался в долину и понес Лизаэра вместе с конем, гнедой бесследно исчез. Но Аритон ни на мгновение не сомневался, что сам Лизаэр уцелел и не угодил ни в одну из ловушек.
   Проклятие Деш-Тира по-прежнему жгло его, вгрызаясь в самые глубины воли. Он ощущал это проклятие постоянно; оно давило ему на разум, вползало в каждую его мысль и желание. Близкое присутствие Лизаэра будоражило ему душу, словно неутихающая страсть, вспыхивало как искра, раздуваемая в опасной близости от сухого трута.
   Кошмар этот был слишком реальным; едва ли, столкнувшись с братом лицом к лицу, он сумел бы сохранить самообладание. Ему нужно держаться подальше от Лизаэра.
   Если бы деширским кланам не требовалась его помощь в войне с Итаррой, он находился бы сейчас далеко отсюда.
   — Не балуйся, Джирет, — неодобрительно качая головой, сказал мальчишке один из взрослых, видя, как тот натягивает тетиву, прицеливаясь в дерево. — Глупо воевать с деревьями. Нам теперь некогда делать тебе стрелы.
   — Знаю, — сердито сверкнул глазами Джирет.
   Его пальцы скользили взад-вперед по новенькой тетиве, сделанной из оленьей жилы. Мальчишка изо всех сил старался скрывать одолевавший его ужас. После того вещего сна он замкнулся в себе, и ладить с ним стало намного труднее.
   Аритон мог бы сейчас его успокоить. Но Повелитель Теней не видел и не слышал происходящего вокруг. Его магический взор был обращен к полям сражений. Ни один маг не согласился бы по доброй воле увидеть картину, разворачивающуюся перед Аритоном. Зрелище душ, покидающих тела, истерзанные смертельными ранами, вышибало из равновесия его разум. Он окружил себя надежными защитными преградами, как когда-то в Итамоне. Накануне он употребил весь свой магический талант, с дотошностью механика сооружая и налаживая невидимый механизм, о котором бойцы кланов Стейвена даже не подозревали.
   На протяжении всей прошлой ночи он босой ходил по долине, пересекая ее вдоль и поперек, и накладывал защитные магические и другие знаки, защищающие первые. Все эти знаки Аритон соединил в общую сеть и сориентировал ее хрупкие незримые линии по сторонам света. Дуб здесь, камень там, заросли кустарников, протянувшиеся с востока на запад... тысячи таких точек становились его ориентирами. Сейчас он внутренним взором просматривал результаты своего ночного труда, при необходимости перемещал знаки виртуозно сплетенной сети, усиливал одни и ослаблял другие. Все они должны были сработать с высочайшей точностью — только тогда над долиной раскинется лабиринт теней. Наступало время осуществить то, что было задумано еще тогда, на берегу ручья, когда дым тинеллы приоткрыл ему завесу будущего. Рукотворная тьма должна будет заслонить врагам глаза. Магия управления воздухом обманет их уши.
   В его руках не было ни кинжала, ни лука. Его способы убийства были иными.
   В результате его действий стройные ряды итарранской дивизии, двигавшейся по правому флангу, неожиданно попали в кромешную тьму. Скалы, болота, рощи низкорослых кленов мгновенно сбили их боевой порядок. Солдаты падали, калеча себе руки и ноги; их крики смешивались с проклятиями их товарищей и бранью офицеров, на приказы которых уже никто не обращал внимания. Каменистые ложбины и болота собирали первый урожай жертв рукотворных теней Аритона.
   Тени неузнаваемо искажали природный облик. Стоило кому-то из солдат обернуться, и он видел, что рядом, в нескольких шагах, вовсю сияет солнце. Если страх и инстинкт самосохранения заставляли его бежать туда, ничто ему не препятствовало. Но любой бравый итарранский солдат, решивший выбраться на свет, чтобы немного передохнуть и восстановить самообладание, делал лишь шаг и вновь погружался во тьму. Ослепленный и сбитый с толку, солдат бросался, сам не зная куда. И вновь его подстерегали камни и болота. И вновь он за что-то цеплялся, куда-то падал, в лучшем случае отделываясь ссадинами и вывихами. Незримая магическая сеть гнала итарранских солдат на север, где они, измученные, сокрушенные и переставшие что-либо понимать, внезапно попадали под ослепительный солнечный свет.
   Но кроме солнечного света там их встречал негромкий шелест стрел. Лучники клана, невидимые и недосягаемые, собирали второй урожай. Солдаты с криками и стонами падали на топкую землю. Их товарищи, догадавшись, что впереди засада, бежали назад, под прикрытие теней, и попадали... под мечи и копья соратников, двигавшихся навстречу. В темноте было невозможно отличить итарранский мундир от кожаных одежд варваров.
   Магическая сеть ловила крики отчаяния и предсмертные стоны и, словно эхо, многократно возвращала их назад. Аритон чувствовал, как она, подобно волнам прилива, забирает его силы. Дед учил его магии совсем не для таких целей; эти знания плохо вязались с нуждами войны, где надо убивать. Тяжелее всего было ему видеть то место, где иллюзорная магическая завеса слабела и исчезала, оставляя после себя по-настоящему умирающих людей. Они бились в предсмертных судорогах, отчаянно ловя ртом воздух, совсем как рыбы, выброшенные на берег. Аритон столкнулся с жесточайшим парадоксом: он должен был сохранять предельную восприимчивость, но оставаться совершенно равнодушным к происходящему вокруг него. Он слышал, как лучники проверяют стрелы, перебрасываясь шутками, но не мог вставить ни слова в их разговор. Ему хотелось пить, но он не мог попросить зачерпнуть для него ковш воды из кожаного бурдюка. Одолеваемый сомнениями и одновременно понимающий, что идет война и каждый прорвавшийся итарранец с удесятеренной злобой будет убивать «лесных варваров», Аритон гнал прочь усталость, которая отзывалась ломотой во всем теле. Если он дрогнет и позволит хотя бы горстке вражеских копьеносцев или пехотинцев вырваться из своей сети, они быстро одержат верх над бойцами Стейвена. Аритон напряг внимание, понимая, что каждый прорвавшийся враг будет на его совести. Возможно, маги Содружества могли бы одновременно видеть и происходившее в других частях леса. Он не мог и потому не знал, что лесистый пригорок к востоку от реки весь стал красным от крови младшего поколения деширцев.
   — Это она! Тиния! — громко закричал Джирет. Мальчишка отшвырнул лук и, охваченный ужасом, начал трясти Аритона за плечо.
   — Скорее! Она же их всех выдаст.
   Аритон продолжал управлять лабиринтом теней и хитросплетением защитных знаков. Он не слышал слов Джирета и даже не ощутил прикосновения, хотя мальчишка буквально вцепился ему в плечо. Из транса его вывела кровная связь, установившаяся между ним и сыном Стейвена после ритуала братания. Для мага она являлась не просто обещанием, которое он дал Джирету. Их жизни отныне были незримо соединены.
   Подобно человеку, выведенному из ступора, Аритону требовалось время, чтобы войти в привычное сознание. Джирет, обезумев от страха и горя, пронесся мимо лучников и перепрыгнул через кусты.
   Аритон понимал, что мальчишку надо остановить и расспросить, но раздвоиться он не мог. Ему пришлось выпустить из внимания сеть защитных знаков, и та рассыпалась. С рукотворными тенями было несколько проще. Аритон закрепил завесу тьмы над долиной, чтобы хоть отчасти задержать итарранские отряды.
   — Я вынужден вас покинуть, — торопливо сказал он лучникам. — Вам самим решать, оставаться здесь или отступить. Но не забудьте послать гонца и предупредить остальных.
   Аритон бросился догонять Джирета. Лучники видели, как блеснуло дымчатое лезвие его меча.
   Половина бойцов, находившихся с Аритоном, решила остаться. Другая половина, взяв оружие, направилась туда, где могло понадобиться их присутствие.
   Пробираясь через кусты и заросли бузины, Аритон не терзался сожалениями. Джирет увидел что-то страшное, и это страшное было связано с уничтожением деширских женщин и девочек. Значит, грядущие события, показанные Аритону тинеллой, могут развиваться совсем по-иному, неизвестным ему образом.
   Аритон мысленно поклялся себе: если деширские кланы обречены на истребление, Джирета он любой ценой должен спасти.
   Повелитель Теней бежал изо всех сил. Прорвавшись сквозь последнюю на его пути березовую рощицу, он наконец нагнал Джирета. Теперь они бежали рядом. Аритон не пытался остановить мальчишку, а осторожно направлял его подальше от болот, туда, где лес был гуще.
   — Успокойся. Бежим вон туда. Там меньше риска наскочить на солдат. Только не забудь: нам нужно преодолеть еще одно болото.
   В ответ Джирет всхлипнул и перемахнул через канаву, но споткнулся. Аритон сумел поймать его. Они двинулись к замшелым скалам. Оба тяжело дышали. Хватая ртом воздух, Аритон спросил:
   — Ты что-то кричал насчет Тинии? Объясни мне, в чем дело. Ведь мы теперь связаны кровными узами. Я поклялся тебе помогать.
   — Шатры! — Джирет стал протискиваться сквозь заросли орешника. — Она наведет наемников на шатры!
   Аритон отогнул ветки, хлещущие ему по лицу. Еще сильнее его хлестнуло волной опасных предчувствий. Он стиснул руку Джирета.
   — Не говори, — шепнул он мальчику. — Просто молча вспоминай увиденное и представляй себе, что я это тоже вижу.
   Но ужас, не отпускавший Джирета, уже вытолкнул воспоминания на самую поверхность его сознания. Едва только Аритон попытался внутренним зрением заглянуть туда, как они с Джиретом стали одним целым. Ужас ребенка стал ужасом взрослого человека. Отрывочные видения, показанные Аритону тинеллой, разворачивались теперь во всей своей полноте. Склон холма, поросший кустарником и перерезанный канавами, стал расплываться, вытесняясь картиной иного места...
 
   ... где дерн был вспорот и повсюду валялись мертвые тела; где передовой отряд наемников под командованием самого Пескиля оставлял кровавые следы на окровавленной земле. Картина была беззвучной. Головорезы Пескиля сменили мечи на кинжалы и начали сноровисто снимать скальпы — трофеи своей победы.
   Трупы, которые они поднимали за волосы, чтобы снять скальп, были на удивление небольшими. На лицах, перепачканных месивом листьев, земли и крови, еще не успели появиться морщины...
 
   Мальчишки! От этого открытия у Аритона чуть не остановилось сердце. Он зашатался, и только рука Джирета помогла ему удержать равновесие. Увиденное больно ранило его, кроме того, он осознал полную беспомощность. Свершилось то, чего он опасался: люди Пескиля подрубили мужской корень кланов Дешира. Это были те самые мальчишки старше десяти лет, которых упрямство Каола погнало собирать оружие и добивать раненых врагов, ибо взрослым бойцам хватало иных забот. Если бы не братание на крови, среди них оказался бы и Джирет.
   — Джирет, наемники давно ушли, — тихо сказал Аритон, нуждаясь хоть в каком-то оправдании. — Мы опоздали.
   Джирет ничего не сказал, только сердито замотал головой, вновь передав сознанию Аритона тягостную картину случившегося. Однако она никак не была связана с Тинией, и Аритон по-прежнему не понимал, какую роль предстоит сыграть этой несчастной малышке в ее непреднамеренном предательстве. «Интересно, где проходит черта, после которой даже сильный рассудок не выдерживает?» — думал Аритон. Его вновь захлестнуло отчаяние. Давняя вражда между Картаном и Амротом, породившая немало жестокости, должна была бы сделать его невосприимчивым к страданиям. Но, похоже, вражда между горожанами и кланами превосходила ее по накалу ненависти. И потом, Картан успел забыться. А это происходило сейчас, у него на глазах.
   Застревая ногами в низкорослом кустарнике, Аритон карабкался на вершину холма. Джирет двигался рядом. Широко раскрытые глаза смотрели отрешенно, словно видели новые сцены ужаса, а у него не было сил ни рассказать о них, ни даже закричать.
   Где проходит та черта, после которой даже крепкое сердце должно наглухо закрыться, иначе его просто разорвет?