Вурц Дженни. Проклятие Деш-Тира

   Усилием воли Аритон постарался перебороть искушение. Он понимал, что лишь необходимость вновь заставляет его выходить за пределы допустимого и нарушать природный порядок. Расплата наступит позднее.
   Он не должен думать об этом. Сейчас самое главное — спасти Джирета, а потом и всех, кого удастся.
   Его спина взмокла от холодного пота, его охватила слабость, какая бывает, когда спадет жар лихорадки. Аритон прислонился щекой к стволу дерева, закрыл глаза и стал вдыхать терпкий запах коры. Постепенно он успокоился. Сомкнутые руки ощущали неспешное течение древесных соков. Мысли Аритона превратились в шепот листьев, в жужжание пчел, в молодые побеги, которые с каждым годом набирали силу, разрастаясь в могучие ветви. Сознание медленно опускалось к подножию дерева и уходило в землю, к лабиринту переплетенных корней.
   Сеть, которую он начал выстраивать, напоминала живое дерево. Подобно веткам и веточкам, отходящим от ствола во все стороны, он стал вытягивать невидимые нити своей защиты. Она тоже отходила от старого бука, и каждый, попадавший в ее пределы, оказывался спасенным. Зато любой неприятель, сам не понимая почему, переводил взгляд куда-нибудь в другое место. Что-то непременно отвлекало его внимание, а мысли начинали течь медленно, словно густой древесный сок, и потом вовсе исчезали.
   Человек, подпавший под чары дерева, становился вялым и впадал в затяжной сон. Спящему казалось, что он провел здесь и лето с жарким солнцем, и снежную зиму. А времена года плавно перетекали одно в другое, напоминая шелест листьев под моросящим осенним дождем.
   Ловушка была далеко не безобидной. Аритон рассчитывал, что любой боец сможет без труда убивать осоловевших наемников, едва те начнут погружаться в дрему. В отличие от итарранской армии, недавно запертой в долине лабиринтом теней, у наемников не было шансов выбраться из-под власти дерева. Они лишались свободы выбора и уже не могли свернуть в сторону.
   Аритона тянуло погрузиться в сладостное забытье, которое предлагало ему дерево, однако он поборол и это искушение и отсоединил свое сознание от сознания бука. Он открыл глаза, но раньше, чем следовало. Какая-то часть его еще вбирала в себя живительные соки, и Аритону было тяжело возвращаться из безмятежного покоя в шумный, пропахший кровью мир, где продолжалось побоище. Под деревом валялись трупы врагов. Лица людей были безмятежны, как у спящих. Но проснуться от этого сна итарранцам было не суждено.
   У Аритона к горлу подступила тошнота, он с трудом восстановил самообладание и, борясь с приступами самобичевания и отвращения, постарался оценить результаты своих усилий.
   Мадрей лежал на земле; раны не позволяли ему продолжать битву. Рядом стоял Джирет с окровавленным Алитиелем в руках. Двое бойцов, оба раненые, пока держались на ногах. Вокруг дерева в самых странных позах застыли наемники, внезапно потерявшие власть над собой. Остальные головорезы, остановившись поодаль, опасливо косились на дерево, подстроившее непонятную ловушку их товарищам. Но Аритон знал: оцепенение скоро пройдет, сменившись яростью. И тогда они кинутся мстить.
   — Только не оборачивайтесь к стволу и не смотрите на дерево, — велел он оставшимся бойцам.
   Он попробовал шевельнуть затекшими руками и ногами. Это удалось не сразу; дрожащие руки не желали отцепляться от ветки. Кое-как Аритон все же сумел спуститься вниз, где его подхватили бойцы.
   — Не доверяйте ничему, что вскоре увидите, — приказал он. — Я создам только видимость наступления наших людей.
   Он забрал у Джирета липкий от пота и крови меч.
   — Бегите и, что бы ни случилось, не оборачивайтесь.
   Встретившись взглядом с встревоженными глазами мальчика, Аритон быстро добавил:
   — Я буду с тобой. Иди.
   Он слегка подтолкнул Джирета плечом. Потом, опираясь для равновесия на Алитиель, опустился на колени и сплел нити иллюзии.
   Каким бы изможденным ни был Аритон, врожденный дар всегда отвечал на его призыв. Сейчас, когда он остался один, можно было попробовать рискнуть и защититься тенями. Темнота легко вытекала из-под его пальцев, словно струи воды. И, как некогда в арсенальном шатре, Аритон придал теням обличье воинов.
   Они внезапно показались из-за кустов и деревьев, сверкая мечами и держа наготове луки. Если все они и были на одно лицо, а их движения отличались несвойственной людям замедленностью, в шуме и суматохе битвы это едва ли кто-нибудь заметил. Призрачное воинство создавалось для прикрытия троих беглецов. Но у наемников, исключая тех, кого крепко держали дремотные чары дерева, не было времени раздумывать и сопоставлять. Увидев, как созданные Аритоном бойцы припали на колено и приготовились выпустить стрелы, люди Пескиля поспешили укрыться.
   Их замешательство было самым настоящим; призрачными были лишь сами стрелы, сделанные из иллюзии и отчаяния.
   Аритон шевельнулся, поднял глаза и попытался собраться с силами, чтобы встать и двинуться вслед за Джиретом. Этого ему не удалось. Ничего удивительного; он знал, чего ему будет стоить уничтожение вражеского арбалетчика. Совсем рядом с ним лежал Мадрей. Старик тяжело дышал, и с каждым выдохом красное пятно на его куртке становилось все больше и ярче.
   — Эт милосердный, — прошептал Аритон.
   Он сел. От слабости путались мысли. Он поймал взгляд бойца: глаза Мадрея оставались спокойными, хотя боль, несомненно, мучила его.
   — Ваше высочество, — с трудом произнес Мадрей. — Не мешкайте. Уходите вместе с Джиретом. Вы же связаны с ним клятвой.
   Мадрей не ждал ответа, да у Аритона и не было сил на слова. Только сейчас он по-настоящему ощутил, чего ему стоило вмешательство в законы мироздания. Принц взял руку Мадрея и тихо, почти шепотом сказал:
   — Я поклялся защищать и подданных Ратана, а видишь, умирать за них приходится тебе.
   Мадрей молча поглядел на него.
   Аритон распрямил холодеющие пальцы бойца и приложил их к стволу, прикрыв своими руками. Потом он немного укрепил начинавшую ослабевать магическую сеть и вплел в нее сознание Мадрея. Он уже ничем не мог помочь старому воину, кроме этого своеобразного «удара милосердия».
   Израненное тело Мадрея погрузилось в сон. На лице, перепачканном глиной, разгладились морщины. Распрямились спутанные седые волосы. Старое дерево вбирало в себя все страдания этого человека, взамен даруя ему покой.
   Аритона вдруг охватило сознание бессмысленности происходящего. Он разжал пальцы. Потом обвел взглядом тела погибших. На некоторых была кожаная одежда деширцев, перепачканная кровью, на других — черные мундиры итарранских наемников и кольчуги, тоже окровавленные и заляпанные болотной грязью. И те и другие были людьми. Но одни вторглись сюда, а другие как могли защищались от вторжения. Знание истины и самодисциплина — только это уберегало мага от соскальзывания в пучину обычных человеческих чувств. Каждый наделенный магическим зрением знал, что созидание и разрушение тесно переплетены. Созидая одно, неизбежно приходится разрушать другое. Созидания без потерь у людей не получалось.
   Кровь отлила у него от головы. Если бы он сейчас попытался встать, то распластался бы на земле. Перестав обращать внимание на крики сражающихся и звон оружия, Аритон подпер ладонями подбородок и больше не противился охватившим его судорогам. Все, что он делал до сих пор, не было обусловлено ни алчностью, ни собственной корыстью. Насколько мог, он выполнял клятву, принесенную деширцам. Но долг не определял и не мог определить, кому погибнуть, а кому остаться в живых. Безжалостная судьба могла погубить достойных бойцов из кланов Стейвена и сохранить жизнь головорезам Пескиля, все еще не остывшим от расправы возле пещеры, где необузданная похоть переплелась с жаждой крови... Аритон так и не находил для себя удовлетворительного ответа. Не существовало закона, который бы обязывал справедливость и милосердие действовать рука об руку.
   Злодеяния, совершенные сегодня обеими сторонами, заставляли Аритона мучиться угрызениями совести. Угнетающие мысли следовали одна за другой нескончаемой чередой, чем-то похожие на морские волны, дробящие гранитные скалы. Сквозь эту завесу, где не существовало времени, Аритон заметил, что грудь погруженного в сон Мадрея перестала вздыматься. Магия Аритона сделала его частью дерева, и трудно сказать, почему прекратилось течение соков: то ли Мадрей умер, то ли соки загустели перед долгой зимней порой. У Повелителя Теней не было сил проверить это.
   Аритон подхватил меч, затем кое-как поднялся на ноги, разорвав сладостные путы, тянувшие его погрузиться в мудрый покой дерева. К нему тут же вернулись привычные ощущения. Бой продолжался, и все так же звенел металл и пели над головой стрелы, застревая в листьях или вспарывая траву. Эти стрелы были настоящими.
   Его силы не торопились возвращаться, и Аритон прислонился к стволу бука в стремлении напитаться его мощью. В сознании мелькали разрозненные картины: заходящее солнце, подрагивающие на легком ветру медные листья, окрашенные его светом в цвет свежей крови. Иллюзорные воины исчезли. Вокруг шумело настоящее сражение. Бойцы кланов с одной стороны, наемники и остатки итарранской армии — с другой, сражались с остервенением псов, вцепившихся друг в друга мертвой хваткой.
   Каол не прислал подкрепление. Появившиеся здесь бойцы были из отряда Стейвена. Им было уже нечего терять; они и так потеряли жен и детей, убитых головорезами Пескиля в разных местах, но с одинаковой жестокостью. У бойцов не оставалось ничего, кроме всепоглощающего желания мстить наемникам. Пусть они сами полягут, но и наемники Пескиля не уйдут живыми из Страккского леса. На этот раз скальпы убитых мальчишек и изнасилованных женщин принесут этому зверью не звонкую монету, а смерть.
   «Это сражение кончится взаимным истреблением», — подумал Аритон. Гнев вернул ему ясность мышления. А ведь он поклялся защищать подданных Ратана. Всех подданных. Он должен остановить их, развести в разные стороны, убедиться, что Джирету будет кем управлять, когда вырастет.
   Глядя под ноги, чтобы не споткнуться о тела, Аритон незаметно оказался в гуще битвы, бушевавшей среди деревьев и продолжавшейся под кустами, между холмиками и в ложбинках. В предсумеречном свете вспыхивали занесенные мечи, поблескивали кольчуги. На пути оказался какой-то головорез, и Аритон, несмотря на крайнюю усталость, был вынужден сразиться с ним. Потом были другие схватки. Он наносил и отражал удары, он убивал врагов, а его глаза выискивали среди этого хаоса кого-нибудь из командиров Стейвена. Аритон нуждался в помощи, ибо у него уже почти созрел замысел вновь применить магию, чтобы разделить сражающихся. Тогда он смог бы хоть как-то совладать с обезумевшими бойцами: напугать их или, если понадобится, погрузить в сон.
   Правая рука была охвачена болью, и, отражая очередной удар, Аритон вдруг понял, что на усыпление бойцов сил ему не хватит. Слишком много их ушло на недозволенный прием, чтобы устранить арбалетчика. Счастье, что он еще держался на ногах.
   — Аритон! Ваше высочество!
   Голос раздался откуда-то справа, со склона, выходившего к пещерам. Повелитель Теней уложил очередного противника и повернулся в ту сторону. Аритон вглядывался, но за пеленой падавших листьев, кружащихся в сумеречном воздухе, так и не мог увидеть того, кто его позвал.
   Вместо этого он заметил плотный строй приближавшихся наемников. Их возглавлял конопатый человек в грязной кольчуге. Рядом с ним шел другой, облаченный в порванный голубой мундир с золотым шитьем. И волосы этого человека отливали золотом.
   Лизаэр.
   Братья сразу же заметили друг друга.
   У Аритона перехватило дыхание, словно его ударили в грудь. Потом проклятие Деш-Тира овладело его разумом. Он бросился навстречу. Ветер развевал его волосы. Подняв меч, с лицом, перекошенным звериной ненавистью, Повелитель Теней торопился расправиться с братом, совершенно позабыв, что в лесу они не одни.
   Деревья осветила яркая вспышка. Проклятие Деш-Тира пробудилось и в Лизаэре, и он немедленно призвал свой дар рукотворного света.
   Аритон хрипло рассмеялся. Они были равны по силам. Он мог заглушить своими тенями любую вспышку, любой огонь и даже пожар. Страккский лес может сгореть дотла или превратиться в ледяную пустыню, и воюющие стороны будут сметены и развеяны, точно солома. Останутся только они с Лизаэром, чтобы сойтись в поединке. И некому будет им помешать.
   Лизаэр поднял правую руку. Окружавшие его наемники поспешно отошли, рассеявшись цепью.
   Наслаждаясь каждым мгновением предстоящей схватки, Аритон замедлил бег. Кто-то схватил его за плечо. Ему что-то крикнули прямо в ухо. Но сейчас Фаленитом управляло проклятие. Он высвободился и, не глядя, левой рукой ударил мешавшего ему.
   Когда из кулака Лизаэра вырвалась молния, Аритон не стал перехватывать ее. Он следил, как она прочерчивает небо над лесом, издавая звук, похожий на крик. В ее свете Аритон увидел, как головорезы, окружавшие Лизаэра, опустились на колено и нацелили арбалеты. Это вызвало у Аритона взрыв ликования.
   Опыт и знания мага позволили ему незаметно развернуть над ними плотную завесу тьмы. Такое было Лизаэру не под силу. Арбалетчики внезапно ослепли. Со стороны казалось, что они были слепыми от рождения. Куда только девалась их самоуверенность? Одни с криками побросали арбалеты, другие выстрелили наугад. Стрелы полетели прямо в небо, сияя в лучах рукотворного света.
   Аритон засмеялся, видя, как порожденный его братом свет мгновенно сжег стрелы. Потом он стал уничтожать направленную против него силу, накидывая на нее покров теней. Однажды ему уже пришлось это сделать в Торнирских горах, отвращая пламя напавших на них хадримов. Не обращая внимания на боль, пронизывающую тело, Аритон наслаждался своей мощью, способной уничтожить весь рукотворный свет.
   Земля содрогнулась от раскатов грома. Аритон стоял, расправив плечи и горделиво подняв голову. Проклятие Деш-Тира сейчас целиком поработило его. Оно же придавало ему силы. Хватит магии. Теперь они сразятся в честном поединке. Подняв Алитиель, он ждал, стоя на пятачке выжженной земли.
   — Так ты будешь биться? — насмешливо крикнул он Лизаэру. — Или предпочтешь держаться от меня на расстоянии, понапрасну тратя время на балаган с молниями?
   — Грязный ублюдок! — крикнул в ответ Лизаэр. Его лицо презрительно сморщилось. — Творец тьмы! Похититель детей! Ты даже недостоин благородного поединка из-за своих преступлений!
   Перестав улыбаться, Аритон сделал шаг вперед. Расстояние между братьями сокращалось. Испуганные наемники торопились убраться прочь с дороги. Аритон заметил, насколько изможден Лизаэр. Левая рука брата была на перевязи. Повелителя Теней охватила дрожь зверя, предвкушающего добычу. С раненой рукой не больно-то помашешь мечом. А меч Лизаэра вызвал у него новый приступ смеха.
   — Разжился новым оружием? Ты и в самом деле думал, будто перевернутые буквы помогут тебе погубить меня?
   Аритон вызывающе взмахнул мечом.
   — Хватит увиливать. Выходи сражаться.
   — Стану я скрещивать меч с ублюдком!
   Презрение сквозило во всей позе Лизаэра, глаза его горели, как у безумного. Он вскинул правую руку.
   Потоки воздуха безошибочно подсказали Аритону, что Лизаэр вновь намеревается сотворить свет. Аритон чувствовал: удар такой силы способен убить не только одного человека. Подобными ударами Лизаэр расправлялся в Итамоне с Деш-Тиром. Аритон мог бы прикрыться тенями, но деревья Страккского леса запылают, как свечки. Пожар превратится в сплошной огненный вал, в котором погибнут и люди, и лесные звери. На месте густого леса останется выжженная черная пустыня.
   Чутье опытного мага подсказывало, что ситуация стала угрожающей, но хватка Деш-Тира была сильнее. Сила проклятия все возрастала, подавляя голос интуиции. Аритон снова двинулся навстречу брату. Клятва наследного принца Ратана теперь казалась бессмысленными словами, шелестом ветра, пустым намерением. Пока Лизаэр был жив, все помыслы Повелителя Теней были направлены только на то, чтобы уничтожить злейшего врага. Словно марионетка, которую дергают за ниточки, он приближался к светловолосому противнику, чувствуя себя орудием возмездия. Не важно, уцелеет лес или сгорит дотла. Они скрестят мечи и буду сражаться до тех пор, пока один из них не падет замертво. Все препятствия к этому Аритон сметет с пути.
   Установилась звенящая тишина. Но лезвие Алитиеля не засверкало в сумерках. Поскольку меч превратился, по сути, в орудие Деш-Тира и целью держащего его была не защита, а убийство, паравианская магия молчала. Это встревожило Аритона, и он непроизвольно заменил обычное зрение магическим. Теперь он видел светящиеся жизненные нити листьев и ветвей; он видел беспорядочно пульсирующие световые узоры сражающихся. Похоже, обе стороны даже не подозревали, что в считанные секунды все живое, включая и их самих, может погибнуть. Но даже магическое зрение не могло вырвать Аритона из оков проклятия Деш-Тира.
   Для Деш-Тира наступало время возмездия за плен в темной глубине Рокфальского колодца.
   На поднятой ладони Лизаэра вспыхнул свет. Он быстро разгорался и вскоре стал ослепительно белым. Световой шар разрастался, готовый в любое мгновение обрушиться на лес и зажечь гигантский костер. Теперь Лизаэр остался совсем один. Наемники сгрудились на почтительном расстоянии от него.
   Напротив стоял Аритон, держа в неплотно сомкнутых пальцах рукоятку меча и с вызовом глядя на брата. На Повелителе Теней не было доспехов; его одежда из оленьей кожи ничем не отличалась от одежды бойцов Стейвена. Он и казался одним из лесных варваров, если не видеть его лица, наполовину закрытого прядями темных волос. Ничто на лице Аритона не говорило о сожалении или раскаянии. На губах его застыла презрительная усмешка.
   Рукотворный свет позволял Лизаэру беспрепятственно рассмотреть брата, бесстрастного, уверенного, высокомерного. Ему сразу же вспомнился трюк, использованный Аритоном во время суда в Амроте, когда ему удалось одурачить королевских советников и самого короля. Лизаэра охватила такая ярость, словно это случилось вчера. Пусть только теперь, но справедливость восторжествует.
   — Знай же, беспринципный ублюдок! Клянусь Этом, больше никому не придется страдать от твоих злодейских хитростей. Я не пожалею усилий и восстановлю справедливость.
   Лизаэр вряд ли догадывался, во имя кого на самом деле он собирался восстанавливать справедливость. Он даже не подозревал, что его собственные представления о справедливости умело искажены и вывернуты наизнанку проклятием Деш-Тира. Быть может, в это мгновение он охотно вошел бы в союз с Деш-Тиром, только бы погубить Аритона.
   Лизаэр отдался напору возмездия, даже не чувствуя, как внутри его что-то надломилось. В то же мгновение он метнул рукотворную молнию.
   Аритон бросился ей навстречу. Охваченный лихорадочным возбуждением, он увидел зрением мага, что его брат целиком порабощен проклятием Деш-Тира. Страсть возмездия не только превосходила в Лизаэре границы разумного, но даже заглушала инстинкт самосохранения. Когда-то в Мерте он направил всю силу своего дара на прорыв через Врата. Похоже, ситуация повторялась, только теперь Лизаэр воевал не с сущностями.
   Рукотворный свет погубит и его самого. Этим ударом он сожжет дотла Страккский лес вместе с союзниками и противниками. Аритон отнюдь не был уверен, что сумеет защитить себя покровом теней. Деш-Тир рассчитывал на гибель обоих братьев.
   Горькая ирония его положения не испугала Аритона. Он торжествовал, начисто забыв, что выполняет чужую волю и торжество принадлежит тоже не ему. Он поднял руки, дождался, пока молния соприкоснется с его тенями. Он может сейчас погибнуть, а Лизаэр — тот погибнет наверняка.
   Развязка приближалась. Аритон превосходно владел собой, уверенный в победе. Неожиданно он почувствовал, что его схватили за правую руку. Кто-то вертелся возле его бедра. Ослепительный свет мешал рассмотреть, кто именно. Впрочем, это не важно. Сейчас он уберет с пути и эту, последнюю, помеху.
   — Ваше высочества, мы же связаны клятвой! — раздался высокий мальчишеский голос. — Я вернулся, потому что вы велели мне удерживать вас от столкновения с братом.
   Клятва, скрепленная кровью, если ее принес маг, обретала связь с его живой душой.
   — Ситэр тебя побери, Джирет!— закричал Аритон.
   Мстительное торжество Деш-Тира было пробито силой дружеских уз между Аритоном и сыном Стейвена. Одержимость, только что владевшая Повелителем Теней, мгновенно превратилась в пытку; порабощенное сознание и истинная воля пытались вырваться из пут проклятия Деш-Тира. Однако любая тень, сотворенная ради спасения Джирета, одновременно уберегала и Илессида от его же губительного света.
   Деш-Тир не оставил своих попыток. Теперь он нашептывал Аритону: если нарушить клятву совести и покинуть Джирета, наградой будет гибель Лизаэра и желанная свобода. Разрываясь между тревогой о мальчике и посулами Деш-Тира, Аритон в который уже раз противопоставил свою волю зловещей сущности.
   Судьба по непонятной иронии решила повторить парадоксальную ситуацию. Лизаэр не обладал магической выучкой; он не мог отделить чужеродное воздействие от собственных мыслей и не понимал, насколько вторжение Деш-Тира исказило его личность. Уверенность в собственной правоте и обещание восстановить справедливость окончатся повторением жестокостей сегодняшнего дня. Ложно понимаемое сострадание обернется страданием для других. И тогда снова напрасно польется кровь.
   Джирет сгорел бы в рукотворном свете, если бы Аритон буквально в последнюю секунду не втолкнул его под защитный купол. Этот купол был одним из удивительных свойств древнего паравианского меча.
   Крайнее измождение, полный упадок сил, чудовищное перенапряжение — все эти слова годились для описания состояния, в каком находился Аритон. И все же он продолжал сражаться. Он призывал свой дар, повелевал им и извлекал из него почти невозможное. Проклятие Деш-Тира оттягивало последние капли драгоценных сил. Аритон подавлял в себе эти вероломные порывы. Тем временем завеса теней трещала и рушилась. Она поднималась все выше со странным звуком, похожим на завывание бури; неуправляемая, она распространялась во все стороны, перемежаясь потоками неуправляемого света. Казалось, сам воздух взорвался криком, когда магические дарования братьев вступили в противоборство.
   Сражавшиеся противники с воплями бросали оружие и кидались на землю, прикрывая головы трясущимися руками. Деревья скрипели и раскачивались; вызванные магией молнии раскалывали их в щепки. Восприятием мага Аритон ощущал, как стонут природные силы, выбитые из привычного порядка. Он видел, как живая зелень покрывается ледяной коркой и эти странные сосульки трепещут на ветру. Отовсюду неслись человеческие крики и стоны, и сам Аритон стонал от перенапряжения. Со слезами на глазах он безжалостно напрягал остатки своих возможностей, чтобы противостоять неистовству рукотворного света. Его кулаки были прижаты к спине Джирета, в глазах было темно. Все ощущения сбились в один стремительно вертящийся ком. И все же Аритон упрямо выстраивал защиту.
   Как и тогда, в Итарре, на Страккский лес опустилась тьма.
   Аритон не знал, что от потери крови и перенапряжения Лизаэр упал без чувств и теперь Пескиль вместе с одним из верных командиров пытались оттащить его в безопасное место. Аритон не мог дышать запахами мертвой земли и горящих деревьев. Он едва держался на ногах, продолжая управлять рукотворными тенями.
   Кажется, Джирет что-то сказал, но Аритон уже не разбирал смысла слов. Потом чьи-то руки подхватили его и осторожно помогли опуститься на землю, ибо ноги отказывались его держать.
   Кто-то, но не Джирет, осторожно разжал ему пальцы и вынул из них меч, затем поместил его руку между своих теплых ладоней.
   — Ты уверен, что он не покалечился? — спросил чей-то голос.
   — Оставь его и не трогай, — резко ответил другой голос, вероятно, то был Каол. — Если он потеряет власть над тенями, нашим бойцам несдобровать.
   Аритон продолжал держать власть над тенями. Он цеплялся за ускользающее сознание, пока ему это удавалось. Потом наступил окончательный предел. В воспаленном мозгу замелькали картины: горящие деревья, потоки падающей воды, обугленные тела на сожженной земле. Он вскрикнул.
   Откуда были эти видения? Аритон надеялся и молил, чтобы их послало ему собственное магическое восприятие. Он терзал и без того истерзанные чувства, добиваясь подтверждения того, что тьма по-прежнему висит над Страккским лесом, не давая разгораться лесным пожарам.
   Аритон не знал, сколько времени прошло. Он вздрогнул и судорожно глотнул воздуха.
   — Наши в безопасности? — шепотом спросил он.
   — Почти, — ответил Джирет, а может, Каол.
   Голос звучал глухо. Наверное, тела погибших вспугнули эхо, и оно спряталось.
   Последняя крупица сознания ускользала из-под его власти. Сосредоточенность рассыпалась, и Аритон куда-то провалился.
 
   Он лежал на спине. Сквозь листву дуба просвечивали яркие звезды. Из его уст вырвался слабый стон. Аритону не сразу удалось пробудить разум, и он решил, что смотрит на выжженную землю с тлеющими углями.
   Но ноздри не чувствовали гари. Пахло дубовыми листьями, откуда-то сбоку тянуло ароматом сосновой смолы. Чей-то тихий голос произнес:
   — Страккский лес уцелел. Ваши тени спасли его. И наших бойцов — тоже.