На какое-то мгновение он показался Лизаэру не магом, а хромым и увечным старым воякой, погруженным в воспоминания о лихих временах.
   — Осквернение регалий было тяжелым ударом. Увы, Тельмандир, где находился дворец верховного короля Хэвиша, стал первым из городов, разрушенных восстанием и преданных огню. Удалось спасти только эти камни и младшего королевского сына.
   Лизаэр чувствовал печаль, овладевшую Трайтом, но и она, и сам маг были от него где-то далеко. Он не мог оторвать взгляда от обруча, который держал в руках. При всей своей незатейливости обруч явно был древним, возможно очень древним, о чем свидетельствовали царапины и зазубрины на поверхности. Лизаэр вдруг осознал, какими древними были верховные королевства Этеры. Он представил себе длинную цепочку поколений, сменявших друг друга. Представил становление королевских династий, тщательно выбранных Содружеством Семи среди многих достойных родов. Эти мысли привели Лизаэра в благоговейный трепет.
   Потертый обруч наследных хэвишских принцев и рубины, вырванные из реликвий, о великолепии которых можно было только догадываться, говорили о потрясении основ миропорядка; о тяжелых испытаниях, сравнимых с теми, что вынудили паравианцев ради сохранения бесценных традиций возвести Альтейнскую башню среди здешних пустынных холмов. Лизаэра охватило непривычное для него чувство собственной ничтожности.
   Королевство, которое ему предстояло унаследовать на Этере, было огромным по сравнению с крошечным островным королевством Дасен Элюра.
   Все величие, роскошь и богатство, вся церемониальная пышность, казавшиеся ему неотъемлемыми частями королевской власти, вдруг разом утратили всякий смысл. Лизаэр почувствовал, насколько узким и ограниченным были его жизненный опыт и видение мира. Ему стало стыдно за свою недавнюю безапелляционность; надо же, он осмелился осуждать жизнь и порядки в кланах Камриса! Чтобы по справедливости управлять этими людьми, он должен по-настоящему узнать их положение. И начинать надо с восстановления доверия между ним и его единоутробным братом. Будучи беспощадно честным с самим собой, Лизаэр понял: для управления Тайсанским королевством он должен сначала обрести новые представления о справедливости. Искусство неведомого мастера, изготовившего древний обруч, и нерукотворное изящество рубинов хэвишской короны побудили Лизаэра произвести хладнокровный и нелегкий пересмотр собственных сил и дарований.
   Лизаэр вернул обруч Трайту. Скромно и даже с некоторой робостью, какую до сих пор он не проявлял ни в чьем присутствии, принц сказал:
   — Я благодарю вас за предложение развить мой дар света. Но теперь я со всей ясностью понял: обучение магии не является целью моей жизни. Мое участие в битве с Деш-Тиром — лишь первый шаг, после которого я должен буду искать пути к устранению пропасти, существующей ныне между городами и кланами. Я намерен отдать все свои силы установлению справедливого правления в Тайсане.
   Потрясенный глубинами искренности, подвигнувшей Лизаэра на подобное высказывание, Трайт сомкнул руки, потушив неистовый блеск рубинов. Ему было особенно тяжело слышать эти слова после мрачных предсказаний, начертанных нитями судьбы. Подобно Путеводному Камню, возвращение которого было навязчивой мечтой Кориатанского ордена, мешочек с сапфирами тайсанской короны также должен оставаться в Альтейне под опекой Сетвира. Трайту не хотелось верить, что этот благородный потомок королей Тайсана, вдохновляемый мыслями о справедливом правлении, после победы над Деш-Тиром откажется от всех нынешних устремлений своего сердца и разума. Подобное казалось безжалостным поворотом судьбы. Но оно было предсказанным поворотом.
 
Предвестники
   На заре всадник в черных одеждах направляет своего коня на юг, в сторону Гента, что в королевстве Хэвиш. Вместе с охотничьим луком и капканами на зверя, какие ставят лесники, он везет надежно спрятанный мешочек с рубинами и обруч, и ворон, устав махать крыльями, опускается на его шляпу, украшенную серебристой лентой...
 
   Высоко над землей, и даже выше туманной завесы Деш-Тира, бестелесный маг Харадмон мчится с попутным ветром на восток, дабы оценить и запечатлеть в памяти бастион власти правителя Итарры...
 
   Упорно не желающий спешить Люэйн направляется на запад, в Камрис, неся печальные вести Манолле, правительнице Тайсана...

Глава Х

Пустоши Даон Рамона
   Дакар бодро поднимался по главной лестнице Альтейнской башни. Для такого завзятого лежебоки, как он, привыкшего просыпаться лишь к полудню, это выглядело весьма подозрительно, ибо час был ранний. К тому же Дакар был совершенно трезв. Громко лязгнув засовом двери, он вломился в комнату, где спали братья. Дверь распахнулась настежь и с грохотом ударилась о прибитую к полу деревяшку. Не будь этой преграды, дверь вполне могла бы впечататься в стену. Впрочем, удар, произведенный Безумным Пророком, и так был совершен в лучших традициях стенобитных орудий.
   Лизаэр, привыкший к тому, что покой наследного принца должен тщательно охраняться (даже постельничего для его опочивальни выбирали по умению двигаться абсолютно бесшумно), сощурился от яркого света факела. Он уткнулся лицом в подушку и уже собирался отругать непрошеного гостя, но тут чьи-то ручищи схватили его за плечи и начали трясти.
   Покушение на личность будущего короля Тайсана окончилось оглушительным хохотом. Лизаэр повернул голову и стоически выносил боль в глазах, пока они не привыкли к свету. Наконец он увидел своего мучителя. Дакар стоял согнувшись и держась за живот, словно тот все еще болел. На нем были рубаха, неведомо когда в последний раз стиранная, и камзол с обтрепанными обшлагами, подпоясанный таким же грязным серым кушаком. В лучшие времена кушак, скорее всего, был клетчатым и разноцветным. Гневный взгляд принца вызвал у Дакара новый приступ безудержного смеха.
   Лизаэр приподнялся на локте. Откинув со лба волосы и убедившись по щелям в ставнях, что за окном темным-темно, он сказал:
   — Если какой-то идиот вламывается и будит тебя среди ночи, что же тут веселого?
   Дакар плюхнулся на соседнюю подстилку. Тонкое кожаное покрытие немедленно треснуло под ним, обнажив соломенные недра, и Безумный Пророк повалился на пол, едва не своротив попутно Аритона. Но даже это не могло нарушить беспробудный сон Повелителя Теней.
   Лизаэр холодно посмотрел на Дакара.
   — Ты, никак, собрался повторить свою, с позволения сказать, шутку?
   — Шутку? — переспросил Дакар и с грустным видом икнул. — Я и не думал шутить. Могу побиться об заклад, что ты еще никогда не говорил столько гадостей за один раз.
   — Считай, что я забыл придворные манеры.
   Несколько успокоившись, Лизаэр криво усмехнулся.
   — Моя репутация едва ли пострадает. Ты же не какая-нибудь красавица, чтобы вскружить тебе голову изысканным обхождением.
   Не дав Дакару возможности ответить, принц добавил:
   — Попробуй потрясти за плечи Аритона, тогда узнаешь, какими словами он тебя обласкает.
   — Отчего же не попробовать!
   Дакар нагнулся, протянул руку и ущипнул Аритона за щеку. Повелитель Теней не только не проснулся, он даже не шевельнулся. Безумный Пророк скорчил гримасу.
   — Похоже, будет дрыхнуть до самого утра. Все еще не очухался, но это и к лучшему. Для Асандира лучше, чтобы он не просыпался.
   Почувствовав, что все шутовство Дакара продиктовано какой-то целью, Лизаэр встал и потянулся к своей одежде.
   — Никак, мы завтра уезжаем из Альтейна?
   — Не завтра, а, если желаешь знать, сейчас.
   С видом неподдельного простодушия Дакар поднялся на ноги. Он осмотрел пальцы, на которых не успели зажить царапины — результат попыток открыть дверь, запертую Харадмоном.
   — Через час мы выезжаем, — объявил Дакар. — Я думал, мы, как обычно, пересечем на корабле Инстрельский залив. Но маги торопятся.
   — А почему они торопятся? — спросил принц, тщательно расправляя шнуровку на рукавах рубашки, чтобы опять не навязать узлов.
   Явно не желая отвечать, Дакар запустил скрюченный палец в дебри собственной бороды и пожал плечами.
   — Самому Дейлиону-судьбоносцу не понять, что у Содружества Семи на уме.
   Вынужденный делать то, за чем его послали, Дакар прекратил разглагольствования, подошел к ближайшему комоду и выгреб оттуда одежду Аритона. В одну кучу полетели сапоги, дорожные штаны, плащ. Последним настал черед Алитиеля, по-прежнему лежавшего на столе.
   — Ты, случайно, не видел ножен? — угрюмо спросил Безумный Пророк.
   Ножны висели на спинке стула. Лизаэр отцепил их и молча подал Дакару.
   Тот водрузил ворох одежды Аритона на комод, затем убрал меч в ножны, положил поверх всей груды и объявил:
   — Мало мне этой кучи, так еще придется тащить твоего единоублюдного братца с пятого этажа вниз.
   — Единоутробного, — сухо поправил Лизаэр. Наблюдая краем глаза за действиями Безумного Пророка, он достал свой плащ и оружие. — Я вчера не пил и прекрасно помню, что мы находимся на четвертом этаже башни.
   — А я, наоборот, когда трезв, то не могу правильно считать... Да, вот что. Мы не будем выезжать отсюда через ворота. Воспользуемся средоточием третьей ветви. Оно находится прямо под башней, в подземелье. Асандир спешит.
   За время недолгого пребывания в Альтейнской башне Лизаэр успел познакомиться с собранием карт и получил общие представления о географии Этеры. Оставив ножны, которые он пристегивал к поясу, принц задумался. До места, куда собирался отправиться Асандир, было более двухсот лиг, и часть из них пролегала не по земле, а по воде.
   — Асандир намерен добраться до пустошей Даон Района с помощью магии?
   Дакар улыбнулся, изобразив на лице неподдельное простодушие.
   — Сегодня ты увидишь чудеса. Разумеется, если только тебя не начнет мутить и тебе не придется запихивать два пальца в рот, чтобы извлечь назад свой завтрак. Для меня эти перемещения по ветвям ничуть не лучше плавания на корабле. Такое же однообразие. А потом еще обязательно и выворачивать начинает.
   Торопливо оглядевшись и удостоверившись, что он взял все, принадлежащее Аритону, Безумный Пророк деловито закатал и вещи, и Повелителя Теней в одеяла, под которыми тот спал.
   Когда Лизаэр подошел помочь, Дакар шепнул ему, потирая руки в предвкушении:
   — Ну и распалится же наш мальчик, когда проснется!
   Пророк вместе с принцем подняли ношу и, лавируя среди уютного беспорядка, устроенного Сетвиром, направились к двери. Дакар локтем толкнул дверь, пропустил Лизаэра, потом снова толкнул дверь, но уже спиной, и шагнул к ступеням.
   — Разъярится, как змея, закиданная камнями, — не унимался пророк.
   — Может, спешка Асандира этим и вызвана? — спросил Лизаэр, надеясь получить хоть какое-то объяснение.
   — Самым непосредственным образом, — усмехнулся Дакар, не желая вдаваться в подробности. — Но твой братец ой как разъярится.
   Лизаэр подхватил раскрывающиеся одеяла, понимая, что Дакар избрал неподходящий способ для переноски беспробудно спящего человека по лестнице. На первом этаже ветер гулял вовсю, где-то угрюмо ухала неплотно пригнанная ставня. Ступени, ведущие в подвал, были еще более крутыми, чем на главной лестнице, и спуск по ним не располагал к разговорам. У Дакара пропало всякое желание зубоскалить.
   Лизаэр шел сзади, целиком сосредоточившись на необычной ноше. Подняв голову, он с удивлением увидел на площадке Сетвира, отряхивающего пыль с широких обшлагов своего одеяния.
   При виде завернутого в одеяла тейр-Фаленита Сетвир заморгал, словно сова, которую вытащили на солнце.
   — Я же просил тебя просто снести его вниз, — с легким упреком пробормотал маг. — Ты бы еще в ковер его закатал, точно краденое добро!
   — В следующий раз сам его потащишь, — огрызнулся Безумный Пророк, шумно сопя.
   Сетвир быстрым шагом двинулся по коридору. Полы его красно-коричневой сутаны надувались пузырем, поскольку их концы были заправлены в диковинного вида меховые башмаки. Его ответ можно было принять за бормотание отшельника, привыкшего разговаривать с самим собой.
   — Тейр-Фалениты умеют исправлять допущенную ими несправедливость, а этот — лучше, чем кто-либо из его династии. Как-никак, он ведь потомок Торбранда. Очень на него похож; такой же скорый да нетерпеливый. А ты, глупый пророк, прямо-таки сам напрашиваешься, чтобы он на тебе отыгрался.
   На это Дакар ответил в своей обычной манере, выразив сомнение в том, может ли вообще Аритон законным образом претендовать на трон. Сетвир изумленно обернулся, потом прибавил шаг, скрывшись в темноте. Лизаэр и Дакар остались наедине со своим живым грузом. Они шли, останавливались, поворачивали назад и описывали дуги, пробираясь среди многочисленных паравианских статуй, едва различимых в свете далекого факела, горящего на лестнице. Лизаэр уже не считал, сколько раз он ударялся локтями или коленками о постаменты. У него отчаянно болели мышцы рук и плеч. О том, "что все эти мытарства могут быть специально подстроены в качестве урока, он не догадывался до тех пор, пока Сетвир не остановился и не потянул за утопленное в полу железное кольцо. Ожил механизм противовеса; открылся люк, оттуда хлынул яркий свет и заиграл на лице статуи какого-то маленького веселого человечка. Лизаэр с раздражением вспомнил, что маги прекрасно видят в темноте.
   Серо-зеленые глаза Сетвира лукаво сощурились.
   — Спускайтесь. Асандир и лошади уже заждались вас внизу.
   — Лошади? — воскликнул Лизаэр.
   Его взору открылась еще одна узкая винтовая лестница, уходящая вниз, к источнику света, который, судя по его ровному сиянию, никак не мог быть светом факелов. По коже у принца побежали мурашки, Лизаэр догадался, что свет, скорее всего, тоже исходил от третьей ветви.
   — Как ему удалось протащить туда лошадей?
   Пропустив вопрос принца мимо ушей как неуместный, Сетвир махнул рукой обоим «носильщикам», чтобы спускались вместе со своим грузом. Он замыкал процессию.
   — Там, где вам придется проезжать, ты вряд ли захотел бы идти пешком.
   Потом Сетвир взялся за внутреннее кольцо люка и толкнул его вверх. Люк бесшумно захлопнулся.
   Снизу доносились странные звуки; впечатление было такое, будто стучали молотом по наковальне, а за стенами кузницы в это время завывала буря. Лизаэр остановился, пытаясь понять природу звуков. Дакар сзади немедленно зашипел на него, чтобы не малодушничал, ибо так недолго и со ступенек свалиться.
   Лизаэр глотнул воздуха и двинулся навстречу свету, становившемуся все ярче. Убедившись, что хитроумная магия Содружества не причинит ему вреда, он тем не менее чувствовал все усиливающееся внутреннее сопротивление и от этого только еще больше раздражался. Положение наследника престола приучило его разделять ответственность за происходящее, и решения магов, принятые у него за спиной, откровенно возмущали. Если бы маги хотя бы отчасти посвятили его в свои замыслы, он имел бы какое-то представление о том, какова их цель, и беспокоился бы гораздо меньше. Трайт — единственный, кто понимал затруднения принца, но маг в черном покинул Альтейнскую башню, отправившись в Хэвиш заниматься воспитанием другого принца. Похоже, что за это время произошло какое-то событие, сделавшее Асандира еще более суровым и молчаливым.
   Лестница вывела их в подземелье Альтейнской башни — круглое, сводчатое и лишенное дверей помещение, стены которого были покрыты ослепительно белым мрамором. На полу, выложенном блестящими плитами оникса, вкруговую, на равном расстоянии друг от друга, стояли восемь канделябров на постаментах, словно обозначая деления на компасе. В самих канделябрах не было ни свечей, ни факелов. Свет исходил из паутины линий, проведенных внутри центральной чашеобразной впадины. Лизаэр увидел три концентрических круга, испещренных паравианскими письменами. Внутри кругов линии сплетались в причудливый узор, чем-то похожий на кружевную салфетку. Долго смотреть на них без рези в глазах было невозможно. В самом центре этого звездного сияния, там, где сходились и пересекались пять осей, стоял Асандир. Его силуэт почти сливался с контурами большой повозки на высоких колесах. Обычно на таких ездили ремесленники. В повозку была впряжена пятнистая кобыла Дакара. Остальные лошади, привязанные к откидному задку повозки, беспокойно топтались и пофыркивали. Почему-то удары их копыт не отдавались эхом в этом замкнутом пространстве, где, естественно, не было и не могло быть никаких окон. Жутковатое зарево, исходившее из чаши, не согревало. Наоборот, от светящихся кружев тянуло ледяным холодом.
   Лизаэра пробрала дрожь. Спина покрылась холодным потом. Неожиданно кто-то тронул его за плечо. Принц обернулся и встретился с испытующим взглядом близоруких глаз Сетвира.
   — Ты находишься в месте средоточия силы, которое сопряжено с природными силовыми линиями, пронизывающими землю, — сказал хранитель Альтейна, желая подбодрить Лизаэра. — Накопленная здесь сила позволит Асандиру совершить бросок, покрыв громадное расстояние. Ветвь перенесет вас к развалинам, что находятся к западу от пустошей Даон Рамона.
   Лизаэр прикрыл глаза, не в силах выдерживать этот нескончаемый фейерверк линий. Звон в ушах, казалось, проникал ему прямо в мозг, и принц с трудом расслышал недовольный голос Дакара:
   — А почему не прямо в Итамон? Там что, исчезло средоточие?
   — Асандир решил, что для Аритона будет лучше, если от Кайд-эль-Кайена дальше вы отправитесь обычным путем, — все тем же ровным тоном ответил Сетвир.
   — Значит, нас вынесет прямо в Долину Теней?
   Лизаэр не понимал, почему это известие так взбудоражило Дакара, что тот даже закричал:
   — Зачем вы его щадите? Разве вы еще не убедились, что ему нет дела до своих обязательств перед Ратаном? Вам было мало доказательств его наплевательского отношения к долгу? Думаете, он оценит вашу заботу?
   — Думаю, да. И, представь себе, даже пожалеет о своих прежних взглядах.
   Обернувшись к Лизаэру, который по-прежнему не решался сойти с нижней ступеньки, Сетвир добавил:
   — Не бойся, пол здесь вполне надежный.
   Поняв, что маг не намерен продолжать разговор, Дакар замолчал. Лизаэр, давно уставший удерживать спеленатого Аритона, опасливо шагнул вперед. Опасения его оказались напрасными: светящиеся линии не вызывали никаких ощущений, кроме легкого покалывания, когда он наступал на них. Дакару не оставалось ничего иного, как двинуться следом. Он потихоньку ругался и обвинял ангелов Эта во всевозможных дурных пристрастиях.
   Сетвир молча стоял возле лестницы.
   Когда Лизаэр и Дакар прошли через последний круг средоточия, Асандир несколько оживился. Жесткие светлые глаза мага скользнули по скомканным одеялам и одежде Аритона. Голова Повелителя Теней свешивалась вниз, а черные волосы почти касались испещренного письменами пола.
   — Тейр-Фаленита положишь в нишу за козлами, — велел Асандир своему ученику. — Будешь следить, чтобы его не трясло. Кстати, у тебя было достаточно времени, чтобы соорудить носилки.
   — Я бы лучше с гадюкой нянчился, а не с ним, — запальчиво ответил Дакар. — И вообще, к чему столько суеты вокруг него?
   — Видно, ты успел забыть, что совсем недавно Аритон вверил тебе свою судьбу, не ставя никаких условий, — резко ответил Асандир. — Это так ты выражаешь ему свою благодарность?
   Вполголоса маг прибавил еще несколько слов, от которых Дакар сжался, как побитый пес.
   Потом Асандир перевел взгляд на Лизаэра, и принц прочитал в его глазах упрек, адресованный исключительно ему. Лизаэра это неприятно обожгло; он искренне недоумевал, когда и в чем успел провиниться перед магом. Но раздумывать было некогда. Лизаэр помог перенести Аритона в повозку. Там с заботливостью преданного слуги он постарался устроить брата как можно удобнее. Лизаэр не сразу обратил внимание на то, что вокруг стало неестественно тихо. Лошади прекратили стучать копытами и замерли, глаза их остекленели, а уши и хвосты понуро опустились. Потом кружево светящихся кругов, нитей и осей зазвучало на ноте, почти за гранью человеческого слуха. Воздух задрожал, а шерсть на лошадиных спинах встала дыбом.
   — Забирайтесь в повозку и крепче держитесь, — велел Асандир.
   Дакар вспрыгнул на козлы и потянулся за поводьями. Лизаэр перебрался через высокий борт повозки, а Асандир взял пятнистую кобылу под уздцы и встал в самый центр чаши.
   Сетвир что-то крикнул им на прощание, и сводчатое помещение исчезло в нестерпимо ярком голубом свете.
   В следующее мгновение все погрузилось в непроглядную тьму. Если Лизаэр и закричал от неожиданности, то сам не услышал собственного крика. Ему казалось, что он, кувыркаясь, летит в пустоту вместе с подстилкой, с повозкой и лошадьми. Слишком поздно Лизаэр вспомнил слова Дакара, которые посчитал обычной болтовней. К счастью, он не завтракал, и потому недрам его кишечника было нечего исторгать, кроме желчи, подступившей к горлу.
   Взбудораженный и перепуганный действием сил, недоступных его пониманию, Лизаэр пытался удержать таявшие остатки самообладания.
   Затем днище повозки содрогнулось. Из легких Лизаэра выжало весь воздух, желудок завязало в узел, словно некая сила намеревалась порвать принцу внутренности. Повозка, не имевшая рессор, ударилась колесами о землю, нещадно сотрясая мешки с припасами, бесчувственное тело Аритона и все остальное, включая зубы троих бодрствующих людей. Из-под железных ободьев взметнулись камешки; повозка с отчаянным скрипом накренилась и привычно покатилась по земле.
   Волосы Лизаэра взъерошило зимним ветром. Принц с хрипом вдохнул в себя воздух, обнаружив, что глаза у него плотно закрыты, а руки намертво вцепились в борта повозки. Когда он немного совладал с собой и отважился взглянуть на окружающий мир, то испытал новое потрясение. Лизаэра словно обдало ледяной водой. Сводчатое подземелье Альтейнской башни исчезло. Сквозь тающую дымку, все еще отвратительно пропитанную запахом озона, Лизаэр разглядел какую-то местность, где под низким серым небом гулял ветер, шелестела пожухлая трава, кривыми зубьями торчали слоистые обломки скал, окруженные омертвелыми кустарниками. У Лизаэра кружилась голова. Он силился понять, где находится, и все еще не мог успокоить свои взбудораженные чувства. Принц видел, что повозка катится по влажной земле, изрезанной бороздами, а из-под лошадиных копыт вылетают комья грязи. Магическое действо с его непостижимыми и пугающими явлениями кончилось. Но страх не позволял лошадям остановиться, и они неслись, норовя разбежаться в разные стороны и опрокинуть повозку.
   — Постарайся не упасть в обморок, — язвительно заметил Асандир.
   Голос его доносился откуда-то из середины повозки. Лизаэр не понял, обращены эти слова к нему или к Дакару. Головокружение заставило его закрыть глаза. Лизаэр ударялся головой о мешок с котелками и сковородками, не ощущая боли, он слышал лишь звуки этих ударов, за которыми где-то далеко, на самой границе сознания, прозвучали слова:
   — Возможно, Эт и проявит к тебе милосердие, непутевый пророк. Но если Фаленит вывалится из повозки, от меня милосердия не жди.
 
   На заре Второй эпохи паравианцы назвали это место Кайд-эль-Кайен — Долина Теней. Со временем люди исказили название, превратив его в Калькан. В паравианском языке такого слова не существовало, но сложилось убеждение, будто так называлась какая-то древняя крепость. Оказавшись здесь, на склоне холма, можно было только дивиться живучести домыслов. На этом месте никогда не было никакой крепости. В незапамятные времена здесь стоял скромный глинобитный дом с соломенной крышей, в котором родился Кианор, прозванный Солнечным Правителем. К дому примыкал сад, от которого сейчас остались лишь холмики, поросшие бурой травой и вереском. И все же Асандир повел своих спутников туда, где в давние времена росли цветущие деревья, распространявшие удивительный аромат. Глаза мага видели большее, нежели темно-серый туман и унылый пейзаж. Эти глаза различали тени и воспоминания, в которых хранились отзвуки таинств, утраченных вместе с обитавшими здесь древними расами. Глаз обычного человека не узрел бы здесь ничего, кроме засохших ветвей шиповника.
   Баллады утверждали, будто любое место, избранное единорогами для своих празднеств, не могло полностью утратить отзвуки их присутствия. Кайд-эль-Кайен подтверждал справедливость этих слов. Пока Асандир пробирался между кустов, усеянных капельками росы, его магическое зрение и слух, далеко превосходившие пределы человеческих возможностей, улавливали краски и звуки минувшего. В самом начале Второй эпохи риатанцы (так именовали единорогов) собирались здесь в дни солнцестояний, дабы отпраздновать смену времен года. Окрестные земли впитали в себя их завораживающую музыку, и нынче ветер скорбел об исчезновении этих удивительных существ. Но и через тысячу лет здесь сохранялась память о благословенном мире риатанцев. Даже под гнетом Деш-Тира в глубине земли текла сила, дающая жизнь. Каждую весну холмы покрывал густой ковер цветов, пробивавшихся сквозь заросли папоротника.
   В зимние холода тут обитали только духи, невидимые, словно тени в густых сумерках. Асандир шел, стараясь не слишком пристально смотреть по сторонам. Здесь его подстерегали многочисленные воспоминания о друзьях прошлого, полные сожалений и упреков. Да, слишком много морщин прочертила печаль вокруг его глаз, а надежде так редко удавалось разгладить хотя бы некоторые из них.