Страница:
— Я уверен: Аритон действительно был где-то вблизи арсенала, а потом исчез.
— Не берусь этого утверждать, — степенно ответил Люэйн. — Малолетних рабов освободили менее чем за час. Кузнецу и возницам, нанятым, чтобы снять с них кандалы и вывезти из города, было щедро заплачено золотом. Золото дал ростовщик, которому заложили изумруд из королевской короны. Найти и выкупить этот камень было несколько хлопотно.
— Что с детьми? — перебил его Сетвир.
Вопрос не был праздным, ибо Хранитель Альтейна оглядел магическим зрением прилегающие улицы и вскоре обнаружил, что все упомянутые Люэйном повозки опрокинуты обезумевшей от ярости толпой.
— Разбежались. Пока попрятались, а при первом удобном случае дернут прочь из города, — продолжил отчет Люэйн. — Лошади Аритона нет в конюшне. Из седельной сумки Сетвира похищена тинелла: примерно половина коробки.
Лицо Хранителя Альтейна просветлело.
— Аритону она пригодится. Он умеет с ней обращаться, и тинелла даст ему определенное преимущество перед Итарранской армией.
— Я тоже подумал об этом, — сказал Люэйн. Немного помолчав, он добавил: — Я переговорил с Харадмоном.
— Чтобы поменять направление бури?
Сетвир втянул щеки, желая скрыть неуместную улыбку.
— Замечательная мысль! Если Диган поднимет армию, пусть его передовые отряды помокнут на северо-востоке под холодным дождичком. Заодно и оружие прополощут, чтобы поржавее было.
Лицо его просветлело.
— Эт милосердный! А ведь он проявил замечательную сообразительность.
— Аритон? — переспросил Асандир. — Ты обнаружил его?
— Как? Где? — удивился не на шутку взбудораженный Люэйн.
Давно привыкший распутывать мириады событий, происходящих во всех пяти королевствах Этеры, Хранитель Альтейна сосредоточенно теребил бороду.
— В здешней округе есть только одна кобыла мышастой масти со странными белыми пятнами на шее.
Затем, вдоволь насладившись впечатлением, произведенным на собратьев, Сетвир дал ответ, которого все от него добивались:
— Эта кобыла благополучно выбралась из города через главные ворота и теперь во весь опор несется по северной дороге. Сказанное означает, что рано или поздно Аритон обязательно столкнется с дозорными Стейвена, ратанского кайдена.
— Дурные новости, — проворчал лежащий на полу Дакар.
Люэйн поспешил с ним согласиться.
— У Стейвена только одна мечта: собрать коллекцию отсеченных голов всех гильдейских шишек в Итарре.
Сетвир вскинул руки.
— Объявленная война все же лучше, чем удар кинжалом исподтишка где-нибудь в темном закоулке и в результате гибель последнего из династии Фаленитов!
Он замолчал, запоздало припомнив, что Люэйн еще ничего не знает о сделанном им открытии, касающемся природы сущностей Деш-Тира.
Пока Хранитель Альтейна пересказывал эту новость, Асандир лупил носком сапога по ребрам ученика, вознамерившегося как следует выспаться на полу арсенала.
— Не забывай, дурень: если Аритон погибнет, твоему Пророчеству о Черной Розе тоже придет конец.
— Вы что, все хотите возвращения Давина?
Безумный Пророк с мученическим усилием открыл остекленевшие от пьянства глаза.
— Я что-то не пойму вашей извращенной логики. Кто, как не Давин, своим предательством посбрасывал с трона всех ваших верховных королей?
Лизаэр был болезненно бледен, лишь золотистые волосы выделялись ярким пятном на фоне белой кожи и бескровных губ. Когда пришлось пройти мимо толпы оборванцев, издевавшихся над привратником из богатого дома, Илессид не дрогнул, лицо его осталось таким же каменным. Он не реагировал на зловоние разлитых нечистот. Его не ужаснула жестокость, с какой люди Дигана расправились с шайкой каменщиков, рвавшихся в дверь мясной лавки, чтобы добыть тяжелые мясницкие ножи. Глаза принца отражали мерцание факелов и блеск алебард, но оставались холодными, как два самоцвета.
Откуда-то с темной боковой улочки донесся умоляющий женский голос. Следом раздался зычный мужской, выкрикивающий проклятия, но оборванный на полуслове звонкой пощечиной. Под ноги охраны Дигана метнулась дворняга и тут же с воем отлетела, зашибленная кованым сапогом. Когда заворачивали за угол, Лизаэр все с тем же непрошибаемым равнодушием перешагнул через искалеченного пса.
Диган поежился и застегнул плащ.
— Это правда? — тихо спросил он. Отрешенные сапфировые глаза обратились на него.
— Что? — Лизаэр заморгал и, похоже, начал приходить в себя. — Вы о какой правде?
Голос принца был мягким, но глаза — по-прежнему холодными. Диган сердито закусил губу. При всем своем щегольском облике Лизаэр отнюдь не был трусом. «Он должен узнать и узнает, — решил Диган. — Прямо сейчас».
— Я говорю о вашем происхождении. Вы действительно королевских кровей? И этот прихвостень магов — он и в самом деле ваш единоутробный брат?
Глаза Лизаэра глядели сквозь Дигана.
— А вы признали бы братом незаконнорожденного ребенка королевы, которая была похищена и забеременела не по собственной воле?
Эта маленькая ложь далась Лизаэру без труда; к тому же союз его матери с ее любовником-Фаленитом продлился всего год. Принц нахмурился, вспомнив, что когда-то он совсем иначе говорил о тех событиях и даже умолял отца простить мать. Тогда он не знал, каким ублюдком вырастет его так называемый брат.
Но все это было слишком давно, в каком-то ином мире. Даже воспоминания показались Лизаэру нереальными. Впрочем, ему было не в чем упрекнуть себя; он действовал по законам чести и справедливости. Но каким же наивным глупцом он оказался! Из-за никому не нужной честности сломать собственную жизнь, лишиться амротского престола... Ложь тогда обошлась бы ему несравненно дешевле. И чего он добился? Он навсегда потерял Амрот, а Аритон показал свое истинное лицо. Выдумка, которую он сейчас соорудил для Дигана, вполне могла оказаться правдой. Лизаэру вдруг стало легко и весело, словно с его плеч снялась непомерная тяжесть.
— Значит, и в ваших жилах течет королевская кровь, — вполголоса произнес Диган, обращаясь в основном к самому себе.
От него не ускользнула неожиданная перемена в настроении Лизаэра. Диган понимал: истерическое веселье, как и полное оцепенение, — скорее всего, последствия того, что пришлось пережить этому человеку за последние несколько часов. Проникшись симпатией к своему светловолосому спутнику, Диган уже мягче сказал:
— Как странно. Просто уму непостижимо.
— Ничего странного. — Новая ложь далась Лизаэру еще легче. — Поскольку я законный сын короля, то мог бы унаследовать престол, но не на земле Этеры. Мое королевство невообразимо далеко отсюда. Но Фаленит обманом лишил меня наследия.
— Получается, вы — принц в изгнании? — допытывался Диган.
Улыбка Лизаэра была неожиданной, как оттепель среди мороза.
— Друг мой, я вообще больше не принц. Меня официально лишили прав на престол. Я такая же жертва грязных ухищрений этих магов, как и вы. Но я обязательно должен помочь жителям Итарры. Не волнуйтесь, месть будет для меня достаточной наградой.
Они подошли к очередному перекрестку. Диган по привычке внимательно огляделся: перекрестки были излюбленными местами засад на важных сановников.
— Так значит, ваша мать была не из рода Фаленитов? — продолжал он расспросы.
— Неужели вы до сих пор не догадались, что нет?
Лизаэр поморщился; его обдало жгучей волной давнишней, глубоко спрятанной боли, пережитой в раннем детстве.
— Моя мать была просто несчастной королевой, жертвой насилия, да покарает Даркарон всякого, кто вздумал бы стыдить ее за это.
Впереди показалась рыночная площадь. Входную арку слабо освещали масляные светильники. Под резными фронтонами располагались так называемые «ниши удачи», густо заляпанные воском свечей, которые торговцы зажигали и ставили туда на счастье. Сейчас в неясном свете эти ниши казались диковинными пещерами. Тут же висели маленькие жестяные обереги, бряцанием своим долженствующие охранять от ийятов.
Площадь бурлила. В одном углу толпа крестьян, ратовавших за королевское правление, швыряла камни в ремесленников. Со всех сторон летели булыжники, с грохотом врезаясь в круглые щиты солдат. К отряду Дигана примкнули новые воины. На их мундирах сияла подпаленная огнем позолота украшений, а к копьям, которыми они размахивали, были прикреплены разноцветные ленты. При более благоприятном стечении событий этим солдатам предстояло охранять порядок во время коронации. В блеске их неуместного теперь великолепия Гнадсог в видавшем виды мундире казался просто жалким наемником.
Передняя шеренга смешалась. Им навстречу выбежал человек, судя по одежде писец из государственного совета. Он задыхался от спешки и зажимал рукой пораненную щеку. Стремясь перекричать общий гвалт, он требовал, чтобы его пропустили к главнокомандующему Дигану.
— Здесь человек с каким-то известием! — проревел Гнадсог. — Но вряд ли стоит выслушивать его прилюдно. Пусть идет с нами в зал заседаний, там и доложит.
— Нет! — с ужасом возразил посланец. — Только не там! Эти зловредные маги накрепко заперли зал.
— Трайт, — только и произнес Лизаэр.
Поймав гневный взгляд Дигана, он сделал успокаивающий жест.
— Никто из находящихся в зале не пострадает.
В сумраке блеснули аметисты и бриллианты. Главнокомандующий резко повернулся и потребовал:
— Пропустите гонца ко мне. Я выслушаю его здесь.
Солдаты расступились. Рубашка посланника была разодрана на плече, исцарапанные пальцы правой руки кровоточили.
— Это чудо, что я вообще добрался до вас, господин главнокомандующий. Чернь вооружается, троих советников Морфета уже забили до смерти.
Диган, поморщившись, дернул посланца за воротник.
— Давай говори дело!
Увидев, кто является спутником главнокомандующего, гонец сник.
— Не могу, господин Диган. Этот светловолосый — прислужник магов!
Главнокомандующий поднял руку, чтобы позвать Гнадсога — пусть сам выбивает сведения из этого дурня. Заметив пристальный взгляд Лизаэра, Диган остановился.
Принц, лишенный всех прав на королевский престол, мягко сказал:
— Гонец не виноват. После предательства Аритона он вправе и меня считать врагом. Позвольте же мне доказать обратное: ему, вам и всем жителям Итарры.
Принц в синем камзоле был просто великолепен; могущество в сочетании с истинным благородством действовали неотразимо.
Растроганный гонец плюхнулся на колени.
— Простите меня, милосердный господин.
Он хотел поцеловать у Лизаэра руку, но застеснялся своих окровавленных пальцев.
Лизаэр дружески похлопал оторопевшего посланца по плечу.
— Забудем о титулах. В борьбе против Повелителя Теней мы с тобой совершенно равны.
Затем, словно не видя, как солдаты Гнадсога направо и налево расшвыривают толпу, и забыв, что город окутан тьмой, Лизаэр вежливо попросил гонца рассказать, с чем он явился.
Завороженный Диган наблюдал, как этот жалкий человечек перестал трястись и начал связно говорить. Новость была не из приятных: Трайт своей магией пленил сановников государственного совета. Угрюмый, чем-то похожий на старого тигра, Гнадсог заявил, что высадить двери было бы парой пустяков, но как разобраться с этими магическими штучками, он не знает.
— Мы не станем применять силу, — уверенным тоном возразил Лизаэр. Потом, обращаясь к гонцу, спросил: — Ты ведь был возле здания совета. Что сталось с громадным помостом, построенным для церемониальной речи этого самозванца?
Гонец закатил глаза.
— За помост идет сражение. Туда явилась ватага подмастерьев с ломами и кольями. Они хотели разнести помост в щепы. Тогда крестьяне загородили помост перевернутой телегой, стали махать знаменами с леопардом и кричать, что все равно добьются своих прав, записанных в королевской хартии.
— Значит, одни лихие горлопаны схлестнулись с другими? — усмехнулся Лизаэр. — Лучшего не придумаешь.
Он засмеялся и сияющими, торжествующими глазами поглядел на ошеломленного Дигана и насупленного Гнадсога, раздраженно потирающего ссадины на правой руке.
— Поскольку ваши сановники сейчас не в состоянии успокоить горожан, мы это сделаем вместо них.
Двигаясь быстрым шагом, солдаты Дигана достигли площади. Гнадсог построил своих людей в форме клина и ударил по бунтующим подмастерьям сзади. Палкам этой крикливой оравы противостояли мечи и древки алебард, а потому сопротивление было сломлено в считанные минуты. Не больше времени понадобилось и на то, чтобы пробиться сквозь рассыпавшиеся дыни и стреноженных полураздавленных кур. Солдаты мигом поставили телегу обратно на колеса. Меж тем недавние враги объединились перед общей опасностью и устремились на солдат.
Стараясь не забывать, что вокруг идут стычки, Лизаэр начал подниматься на помост. Лестница, ведущая туда, никем не охранялась. На ступенях валялись обрывки лент, флагов и знамен с леопардом. Последним изрядно досталось от пламени факелов, отчего традиционные цвета Фаленитов — зеленый и серебристый — стали траурно-черными. Лизаэра снедало желание как можно скорее восстановить мир и покой в этом городе, однако принц задержался возле крестьянского парнишки. Кто-то заехал ему мечом по щеке. Опустившись на колени, бедняга зажимал рану обрывком церемониальной ленты. Ободряющее слово, дружеское похлопывание по плечу, легкая шутка — и мальчишка заулыбался в ответ. Лизаэр знал, что эта рана не зарубцуется, зато девчонки из таверн будут одаривать парня вниманием. Вот и еще один маленький упрек Аритону, затеявшему злодеяние. Даже не подозревая, что враждебность к брату намеренно раздута и поддерживается в нем чужеродной силой, Лизаэр ступил на помост. Здесь Фаленит, предавший собственных предков, должен был бы возвестить о том, что он берет Итарру под свое покровительство.
Содружество не случайно выбрало именно это место для помоста; он был хорошо виден из любой точки площади, а произнесенные слова разносились на большое расстояние. Лизаэр остановился между раздробленными столбами навеса, оглядывая каждый уголок площади.
Перед его глазами разворачивалась трагедия Итарры, и тусклый свет редких фонарей выхватывал фрагменты этой жуткой мозаики... Кучка орущих ремесленников, потрясающих в воздухе орудиями и палками... Шайка оборванцев, празднующих удачный грабеж... Женщина, обеими руками поддерживающая разорванное платье... Доведенный до отчаяния добропорядочный старик с обломком цветочного горшка — единственным оружием, которым он пытается защититься от напирающих негодяев...
Тревога за судьбу этих невинных жертв рассеяла последние остатки смятения, владевшего Лизаэром с момента пробуждения на полу арсенала. Сущность Деш-Тира полностью и бесповоротно изменила его представления о друзьях и врагах.
Ничего не зная о своем одержании, Лизаэр теперь винил магов в том, что они пытались силой своего искусства затуманить ему разум и сбить с толку. Он не сомневался: когда стало ясно, что коронация провалилась, Содружество само подбило Аритона бежать, ибо маги упорно отказывались верить в его пиратское прошлое и причастность к чудовищным преступлениям. Аритон — предатель и преступник, и никакой пощады ему быть не может. Лизаэр понимал и другое: беспорядки, охватившие Итарру, одной только силой не остановишь. К нему вернулось прежнее сочувственное отношение к людям, и Илессид осознал всю жестокость своих прежних намерений, когда он хотел с помощью рукотворного света очистить небо от ненавистных теней.
Как вовремя он это понял! Люди, охваченные паникой, вполне могли бы посчитать его благие намерения очередным ударом магии Содружества. К чему бы это привело — догадаться нетрудно. Нет, надо действовать тонко, чтобы люди обретали, а не теряли разум. Свет должен изливаться мягко и нежно и становиться целительным бальзамом для кровоточащих ран несчастного города.
Лизаэр поднял руки.
За месяцы, проведенные в битвах с Деш-Тиром, дар света стал куда более подвластным воле принца. Сражаясь бок о бок с Аритоном, Лизаэр полностью уверился в своей способности разрушить любую рукотворную тень.
Лизаэр не реагировал на крики и треск ломающихся деревянных палок, которыми обезумевшие бунтовщики пытались сражаться с солдатами Гнадсога, — находясь как будто вдалеке от всего этого, принц сосредоточился и направил в воздух неяркий лучик света. Тихо и незаметно он старался проверить, насколько прочна тьма, наведенная Повелителем Теней на город.
Рукотворная тьма мгновенно поглотила рукотворный свет. Непроницаемая, как воды океана, черная, как покрывало смерти, она просто посмеялась над его усилием. От злости Лизаэр топнул ногой. Никакая завеса не вечна. Никто, даже маги Содружества, не обладает неограниченной силой. Лизаэр призвал на подмогу здравый смысл и рассудительность, чтобы погасить вспышку злости.
Он сделал еще одну попытку и обнаружил магическую уловку, нити которой хитроумно переплетались с тенями. Эта уловка заставила его не только поверить в безграничность тьмы, но и допустить вторую ошибку, предположив, что Аритон по-прежнему в городе.
Тени, как на якорях, держались на оставленных Аритоном заклинаниях. При его выучке подобное не составило особого труда.
Скорее всего, этот мерзавец устроил ночь посреди дня, чтобы самому было легче скрыться. Казалось бы, жителям Итарры он не причинил никакого зла, однако Лизаэр не находил оснований для прощения. Разве смятение и страх горожан, вылившиеся в беспорядки, не были злом? Долг короля требовал от Аритона делать все возможное для поддержания спокойствия. Но Фаленит, презрев этот долг и не задумываясь о выбранных средствах, поспешил скрыться.
«Справедливость все равно восторжествует, — поклялся себе Лизаэр. — Аритон Фаленский ответит за каждую смерть, за горе и страдания каждого жителя Итарры».
Тьму нужно уничтожать, причем немедленно. Лизаэр снова простер руки. Исходящее от них сияние устремилось вверх. Фигуру Лизаэра окружал золотистый круг, подобный свету предвечернего солнца, и этот круг невозможно было спутать ни с каким факелом.
Площадь по-прежнему гудела и бушевала. Солдаты Гнадсога все так же пробивались через очередную баррикаду, сооруженную мятежниками. Но в разных уголках этого страшного муравейника люди стали поднимать глаза и поворачивать головы к источнику удивительного света. И каждый видел смельчака, стоявшего на помосте и бросающего вызов тьме.
Раздались возгласы удивления. Руки указывали на светловолосого человека, творившего свет. Стычки начали затихать. Крестьяне глазели на свет, позабыв про камни и колесные оси, которые все еще сжимали в руках. Удивление и недоумение сменились восхищением. Лихие люди, для которых тьма была лучшим пособником в грабежах и мародерстве, спешно бежали прочь, укрываясь в закоулках, страшась нарваться на солдат или городскую стражу. Прекратились сражения между соперничающими гильдиями, даже в лучшие времена смертельно ненавидящими друг друга. Более совестливые ремесленники и лавочники сбивались в кучки и славили возрождение света, обещавшее спасение их жизни и имущества.
— Мы спасены! — кричали они. Главнокомандующий Диган стоял на ступенях помоста.
— Милосердием Лизаэра, Владыки Света, в наш город вернутся мир и процветание!
— Да здравствует Лизаэр, Владыка Света! — восторженно завопил какой-то каменщик с громадными ручищами.
Крик быстро подхватили, и вскоре вся площадь в несколько тысяч глоток славила Лизаэра.
Золотистый круг ширился, становился ярче. Казалось, руки Лизаэра купаются в фонтанах искр. Свет пронизывал всю его фигуру: скользил по волосам, отражался в блестках одежды, окаймлял манжеты и повторял узоры кружев. Однако лицо принца, устремленное вверх, оставалось безучастным к славословиям толпы. Застывший и сосредоточенный, пришелец из далекого Дасен Элюра, способный творить чудеса, казался ангелом, посланным с высот Этлиерии на убогую землю.
Даже суровый Гнадсог несколько смягчился.
— Он выглядит как настоящий принц.
Темно-карие, почти черные глаза капитана остановились на Дигане.
— Но не позволяйте вашим дуралеям из государственного совета увенчать его короной в знак благодарности.
Хотя от восторженных криков итарранцев уже звенели окна в домах на дальней стороне площади, Диган не спешил поддаваться ликованию. В ответ на слова Гнадсога главнокомандующий лишь мрачно усмехнулся.
— Корона ему не нужна. За свою услугу Лизаэр хочет всего-навсего голову принца Ратанского.
— Это мне нравится, — улыбнулся Гнадсог. Улыбка не сделала его лицо менее свирепым. Шрамы и щербатые зубы, поврежденные в сражениях, придавали ему настолько устрашающий вид, что любой провинившийся подчиненный был готов умолять его о пощаде.
— Клянусь своим мечом, он может рассчитывать на мою помощь, — добавил Гнадсог.
Предмет восхищения итарранцев по-прежнему оставался глух к их излияниям. Сражение с магией Аритона требовало предельной сосредоточенности. Даже под напором яркого света тьма упрямо не желала рассеиваться. Островки тьмы, чем-то напоминающие чернильные пятна на куске выцветшего фетра, поддавались с таким трудом, что временами к Лизаэру подступало отчаяние. Но Владыка Света стискивал зубы и удваивал усилия. Время шло. Свет ровным потоком изливался из его рук. Лизаэр замечал лишь отступление тьмы. Слепой ко всему остальному, не слыша одобрительных слов Дигана, он даже пропустил волнующий момент, когда его рукотворный свет залил всю Итарру. Это позволило Гнадсогу послать отряды, чтобы затушить последние вспышки беспорядков.
Ближе к вечеру богатые горожане, скрывавшиеся в своих домах, осмелились выйти на улицу. Влекомые невообразимыми слухами и зрелищем необычного света, люди со всех концов города устремились на главную площадь. Но восторженные крики постепенно стихли, на площади установилась благоговейная тишина.
Поглощенный битвой с тьмой, Лизаэр не обратил внимания на то, что сановники в здании государственного совета проснулись и обнаружили исчезновение магических преград, до сих пор удерживавших их внутри.
Никто не видел и того, как и когда из здания исчез Трайт.
Узнав о том, что Илессид поддержал их борьбу против королевской власти, сановники поднялись на помост, чтобы выразить благодарность Лизаэру.
Не замечая их присутствия, целиком погруженный в ослепительное сияние, Лизаэр в который раз подавлял в себе чувство досады. Знания и опыт Аритона были сильнее его дара. Только решимость и упрямство заставляли его не отступать. Пока в нем остается хоть капля сил, он будет бороться с тьмой. К этому времени за пределами города тьма уже рассеялась. Лизаэр даже не слышал, что кровопролитие остановлено. Одержимый стремлением полностью уничтожить творение рук ненавистного брата, принц со свирепым упорством продолжал излучать свет.
Диган, находившийся к нему ближе всех, первым заметил, как широко простертые руки Илессида начали дрожать. Потом пальцы сжались в кулаки — Лизаэр бездумно растрачивал остатки сил. Теперь дрожь охватила и его тело. Он закачался и, если бы не поддержка главнокомандующего, рухнул бы на помост.
Глаза Лизаэра широко раскрылись. Ему не оставалось иного, как смириться с поражением.
Желая его утешить, Диган сказал:
— Лизаэр, все прекрасно. Беспорядки прекратились, за городскими воротами тьмы уже нет.
— Нет, не все прекрасно!
Вконец обессилев, Лизаэр повис на руках у Дигана.
— Еще ничего не кончено, — с яростью прошептал он. — Но пока я жив, ни тьма, ни принц тьмы не будут править в Ратане.
Вследствие особого расположения помоста и примененной Содружеством магии эти слова, произнесенные вместо клятвы коронованного короля в своей верности королевской хартии, разнеслись по всей площади. Каждый слышал страстное обещание Лизаэра.
Площадь замерла, потом взорвалась тысячами приветственных возгласов. Люди не жалели собственных глоток, одобряя слова Илессида. От гула голосов сотрясалась земля. Но спаситель Итарры ничего не слышал. Опустошенный, он лежал на руках у Дигана.
Вскоре после полуночи рукотворные тени над Итаррой, наведенные магией Аритона Фаленского, рассеялись сами собой. А у жителей города появился новый, обожаемый ими герой. Слухи приписывали уничтожение тьмы именно ему — светловолосому принцу, явившемуся откуда-то с запада.
С беспорядками и грабежами было покончено; к этому времени стража заковала в кандалы и отправила в тюрьму последнюю шайку грабителей. Внешне Гнадсог оставался все таким же молчаливым, но в душе капитан ликовал. Много, очень много они успели сделать за этот чудовищно длинный день. И неплохо сделать, иначе он не сидел бы сейчас в лучшей комнате для гостей, какая существовала во дворце наместника Морфета.
— Не берусь этого утверждать, — степенно ответил Люэйн. — Малолетних рабов освободили менее чем за час. Кузнецу и возницам, нанятым, чтобы снять с них кандалы и вывезти из города, было щедро заплачено золотом. Золото дал ростовщик, которому заложили изумруд из королевской короны. Найти и выкупить этот камень было несколько хлопотно.
— Что с детьми? — перебил его Сетвир.
Вопрос не был праздным, ибо Хранитель Альтейна оглядел магическим зрением прилегающие улицы и вскоре обнаружил, что все упомянутые Люэйном повозки опрокинуты обезумевшей от ярости толпой.
— Разбежались. Пока попрятались, а при первом удобном случае дернут прочь из города, — продолжил отчет Люэйн. — Лошади Аритона нет в конюшне. Из седельной сумки Сетвира похищена тинелла: примерно половина коробки.
Лицо Хранителя Альтейна просветлело.
— Аритону она пригодится. Он умеет с ней обращаться, и тинелла даст ему определенное преимущество перед Итарранской армией.
— Я тоже подумал об этом, — сказал Люэйн. Немного помолчав, он добавил: — Я переговорил с Харадмоном.
— Чтобы поменять направление бури?
Сетвир втянул щеки, желая скрыть неуместную улыбку.
— Замечательная мысль! Если Диган поднимет армию, пусть его передовые отряды помокнут на северо-востоке под холодным дождичком. Заодно и оружие прополощут, чтобы поржавее было.
Лицо его просветлело.
— Эт милосердный! А ведь он проявил замечательную сообразительность.
— Аритон? — переспросил Асандир. — Ты обнаружил его?
— Как? Где? — удивился не на шутку взбудораженный Люэйн.
Давно привыкший распутывать мириады событий, происходящих во всех пяти королевствах Этеры, Хранитель Альтейна сосредоточенно теребил бороду.
— В здешней округе есть только одна кобыла мышастой масти со странными белыми пятнами на шее.
Затем, вдоволь насладившись впечатлением, произведенным на собратьев, Сетвир дал ответ, которого все от него добивались:
— Эта кобыла благополучно выбралась из города через главные ворота и теперь во весь опор несется по северной дороге. Сказанное означает, что рано или поздно Аритон обязательно столкнется с дозорными Стейвена, ратанского кайдена.
— Дурные новости, — проворчал лежащий на полу Дакар.
Люэйн поспешил с ним согласиться.
— У Стейвена только одна мечта: собрать коллекцию отсеченных голов всех гильдейских шишек в Итарре.
Сетвир вскинул руки.
— Объявленная война все же лучше, чем удар кинжалом исподтишка где-нибудь в темном закоулке и в результате гибель последнего из династии Фаленитов!
Он замолчал, запоздало припомнив, что Люэйн еще ничего не знает о сделанном им открытии, касающемся природы сущностей Деш-Тира.
Пока Хранитель Альтейна пересказывал эту новость, Асандир лупил носком сапога по ребрам ученика, вознамерившегося как следует выспаться на полу арсенала.
— Не забывай, дурень: если Аритон погибнет, твоему Пророчеству о Черной Розе тоже придет конец.
— Вы что, все хотите возвращения Давина?
Безумный Пророк с мученическим усилием открыл остекленевшие от пьянства глаза.
— Я что-то не пойму вашей извращенной логики. Кто, как не Давин, своим предательством посбрасывал с трона всех ваших верховных королей?
Собираясь с силами
Улицы Итарры скрывала густая мгла. Редкие факелы на ржавых столбах отчаянно дымили, почти не давая света. Все звуки — шум, крики, лязг оружия и грубая брань Гнадсога — звучали неестественно глухо, словно рукотворная тьма сгустила и сам воздух, сделав его подобием ваты. Недосягаемый для взбунтовавшейся толпы, оберегаемый, будто сокровище, Диган шел в окружении внушительной и хорошо вооруженной охраны. Главнокомандующий разглядывал неожиданного перебежчика из стана магов.Лизаэр был болезненно бледен, лишь золотистые волосы выделялись ярким пятном на фоне белой кожи и бескровных губ. Когда пришлось пройти мимо толпы оборванцев, издевавшихся над привратником из богатого дома, Илессид не дрогнул, лицо его осталось таким же каменным. Он не реагировал на зловоние разлитых нечистот. Его не ужаснула жестокость, с какой люди Дигана расправились с шайкой каменщиков, рвавшихся в дверь мясной лавки, чтобы добыть тяжелые мясницкие ножи. Глаза принца отражали мерцание факелов и блеск алебард, но оставались холодными, как два самоцвета.
Откуда-то с темной боковой улочки донесся умоляющий женский голос. Следом раздался зычный мужской, выкрикивающий проклятия, но оборванный на полуслове звонкой пощечиной. Под ноги охраны Дигана метнулась дворняга и тут же с воем отлетела, зашибленная кованым сапогом. Когда заворачивали за угол, Лизаэр все с тем же непрошибаемым равнодушием перешагнул через искалеченного пса.
Диган поежился и застегнул плащ.
— Это правда? — тихо спросил он. Отрешенные сапфировые глаза обратились на него.
— Что? — Лизаэр заморгал и, похоже, начал приходить в себя. — Вы о какой правде?
Голос принца был мягким, но глаза — по-прежнему холодными. Диган сердито закусил губу. При всем своем щегольском облике Лизаэр отнюдь не был трусом. «Он должен узнать и узнает, — решил Диган. — Прямо сейчас».
— Я говорю о вашем происхождении. Вы действительно королевских кровей? И этот прихвостень магов — он и в самом деле ваш единоутробный брат?
Глаза Лизаэра глядели сквозь Дигана.
— А вы признали бы братом незаконнорожденного ребенка королевы, которая была похищена и забеременела не по собственной воле?
Эта маленькая ложь далась Лизаэру без труда; к тому же союз его матери с ее любовником-Фаленитом продлился всего год. Принц нахмурился, вспомнив, что когда-то он совсем иначе говорил о тех событиях и даже умолял отца простить мать. Тогда он не знал, каким ублюдком вырастет его так называемый брат.
Но все это было слишком давно, в каком-то ином мире. Даже воспоминания показались Лизаэру нереальными. Впрочем, ему было не в чем упрекнуть себя; он действовал по законам чести и справедливости. Но каким же наивным глупцом он оказался! Из-за никому не нужной честности сломать собственную жизнь, лишиться амротского престола... Ложь тогда обошлась бы ему несравненно дешевле. И чего он добился? Он навсегда потерял Амрот, а Аритон показал свое истинное лицо. Выдумка, которую он сейчас соорудил для Дигана, вполне могла оказаться правдой. Лизаэру вдруг стало легко и весело, словно с его плеч снялась непомерная тяжесть.
— Значит, и в ваших жилах течет королевская кровь, — вполголоса произнес Диган, обращаясь в основном к самому себе.
От него не ускользнула неожиданная перемена в настроении Лизаэра. Диган понимал: истерическое веселье, как и полное оцепенение, — скорее всего, последствия того, что пришлось пережить этому человеку за последние несколько часов. Проникшись симпатией к своему светловолосому спутнику, Диган уже мягче сказал:
— Как странно. Просто уму непостижимо.
— Ничего странного. — Новая ложь далась Лизаэру еще легче. — Поскольку я законный сын короля, то мог бы унаследовать престол, но не на земле Этеры. Мое королевство невообразимо далеко отсюда. Но Фаленит обманом лишил меня наследия.
— Получается, вы — принц в изгнании? — допытывался Диган.
Улыбка Лизаэра была неожиданной, как оттепель среди мороза.
— Друг мой, я вообще больше не принц. Меня официально лишили прав на престол. Я такая же жертва грязных ухищрений этих магов, как и вы. Но я обязательно должен помочь жителям Итарры. Не волнуйтесь, месть будет для меня достаточной наградой.
Они подошли к очередному перекрестку. Диган по привычке внимательно огляделся: перекрестки были излюбленными местами засад на важных сановников.
— Так значит, ваша мать была не из рода Фаленитов? — продолжал он расспросы.
— Неужели вы до сих пор не догадались, что нет?
Лизаэр поморщился; его обдало жгучей волной давнишней, глубоко спрятанной боли, пережитой в раннем детстве.
— Моя мать была просто несчастной королевой, жертвой насилия, да покарает Даркарон всякого, кто вздумал бы стыдить ее за это.
Впереди показалась рыночная площадь. Входную арку слабо освещали масляные светильники. Под резными фронтонами располагались так называемые «ниши удачи», густо заляпанные воском свечей, которые торговцы зажигали и ставили туда на счастье. Сейчас в неясном свете эти ниши казались диковинными пещерами. Тут же висели маленькие жестяные обереги, бряцанием своим долженствующие охранять от ийятов.
Площадь бурлила. В одном углу толпа крестьян, ратовавших за королевское правление, швыряла камни в ремесленников. Со всех сторон летели булыжники, с грохотом врезаясь в круглые щиты солдат. К отряду Дигана примкнули новые воины. На их мундирах сияла подпаленная огнем позолота украшений, а к копьям, которыми они размахивали, были прикреплены разноцветные ленты. При более благоприятном стечении событий этим солдатам предстояло охранять порядок во время коронации. В блеске их неуместного теперь великолепия Гнадсог в видавшем виды мундире казался просто жалким наемником.
Передняя шеренга смешалась. Им навстречу выбежал человек, судя по одежде писец из государственного совета. Он задыхался от спешки и зажимал рукой пораненную щеку. Стремясь перекричать общий гвалт, он требовал, чтобы его пропустили к главнокомандующему Дигану.
— Здесь человек с каким-то известием! — проревел Гнадсог. — Но вряд ли стоит выслушивать его прилюдно. Пусть идет с нами в зал заседаний, там и доложит.
— Нет! — с ужасом возразил посланец. — Только не там! Эти зловредные маги накрепко заперли зал.
— Трайт, — только и произнес Лизаэр.
Поймав гневный взгляд Дигана, он сделал успокаивающий жест.
— Никто из находящихся в зале не пострадает.
В сумраке блеснули аметисты и бриллианты. Главнокомандующий резко повернулся и потребовал:
— Пропустите гонца ко мне. Я выслушаю его здесь.
Солдаты расступились. Рубашка посланника была разодрана на плече, исцарапанные пальцы правой руки кровоточили.
— Это чудо, что я вообще добрался до вас, господин главнокомандующий. Чернь вооружается, троих советников Морфета уже забили до смерти.
Диган, поморщившись, дернул посланца за воротник.
— Давай говори дело!
Увидев, кто является спутником главнокомандующего, гонец сник.
— Не могу, господин Диган. Этот светловолосый — прислужник магов!
Главнокомандующий поднял руку, чтобы позвать Гнадсога — пусть сам выбивает сведения из этого дурня. Заметив пристальный взгляд Лизаэра, Диган остановился.
Принц, лишенный всех прав на королевский престол, мягко сказал:
— Гонец не виноват. После предательства Аритона он вправе и меня считать врагом. Позвольте же мне доказать обратное: ему, вам и всем жителям Итарры.
Принц в синем камзоле был просто великолепен; могущество в сочетании с истинным благородством действовали неотразимо.
Растроганный гонец плюхнулся на колени.
— Простите меня, милосердный господин.
Он хотел поцеловать у Лизаэра руку, но застеснялся своих окровавленных пальцев.
Лизаэр дружески похлопал оторопевшего посланца по плечу.
— Забудем о титулах. В борьбе против Повелителя Теней мы с тобой совершенно равны.
Затем, словно не видя, как солдаты Гнадсога направо и налево расшвыривают толпу, и забыв, что город окутан тьмой, Лизаэр вежливо попросил гонца рассказать, с чем он явился.
Завороженный Диган наблюдал, как этот жалкий человечек перестал трястись и начал связно говорить. Новость была не из приятных: Трайт своей магией пленил сановников государственного совета. Угрюмый, чем-то похожий на старого тигра, Гнадсог заявил, что высадить двери было бы парой пустяков, но как разобраться с этими магическими штучками, он не знает.
— Мы не станем применять силу, — уверенным тоном возразил Лизаэр. Потом, обращаясь к гонцу, спросил: — Ты ведь был возле здания совета. Что сталось с громадным помостом, построенным для церемониальной речи этого самозванца?
Гонец закатил глаза.
— За помост идет сражение. Туда явилась ватага подмастерьев с ломами и кольями. Они хотели разнести помост в щепы. Тогда крестьяне загородили помост перевернутой телегой, стали махать знаменами с леопардом и кричать, что все равно добьются своих прав, записанных в королевской хартии.
— Значит, одни лихие горлопаны схлестнулись с другими? — усмехнулся Лизаэр. — Лучшего не придумаешь.
Он засмеялся и сияющими, торжествующими глазами поглядел на ошеломленного Дигана и насупленного Гнадсога, раздраженно потирающего ссадины на правой руке.
— Поскольку ваши сановники сейчас не в состоянии успокоить горожан, мы это сделаем вместо них.
Двигаясь быстрым шагом, солдаты Дигана достигли площади. Гнадсог построил своих людей в форме клина и ударил по бунтующим подмастерьям сзади. Палкам этой крикливой оравы противостояли мечи и древки алебард, а потому сопротивление было сломлено в считанные минуты. Не больше времени понадобилось и на то, чтобы пробиться сквозь рассыпавшиеся дыни и стреноженных полураздавленных кур. Солдаты мигом поставили телегу обратно на колеса. Меж тем недавние враги объединились перед общей опасностью и устремились на солдат.
Стараясь не забывать, что вокруг идут стычки, Лизаэр начал подниматься на помост. Лестница, ведущая туда, никем не охранялась. На ступенях валялись обрывки лент, флагов и знамен с леопардом. Последним изрядно досталось от пламени факелов, отчего традиционные цвета Фаленитов — зеленый и серебристый — стали траурно-черными. Лизаэра снедало желание как можно скорее восстановить мир и покой в этом городе, однако принц задержался возле крестьянского парнишки. Кто-то заехал ему мечом по щеке. Опустившись на колени, бедняга зажимал рану обрывком церемониальной ленты. Ободряющее слово, дружеское похлопывание по плечу, легкая шутка — и мальчишка заулыбался в ответ. Лизаэр знал, что эта рана не зарубцуется, зато девчонки из таверн будут одаривать парня вниманием. Вот и еще один маленький упрек Аритону, затеявшему злодеяние. Даже не подозревая, что враждебность к брату намеренно раздута и поддерживается в нем чужеродной силой, Лизаэр ступил на помост. Здесь Фаленит, предавший собственных предков, должен был бы возвестить о том, что он берет Итарру под свое покровительство.
Содружество не случайно выбрало именно это место для помоста; он был хорошо виден из любой точки площади, а произнесенные слова разносились на большое расстояние. Лизаэр остановился между раздробленными столбами навеса, оглядывая каждый уголок площади.
Перед его глазами разворачивалась трагедия Итарры, и тусклый свет редких фонарей выхватывал фрагменты этой жуткой мозаики... Кучка орущих ремесленников, потрясающих в воздухе орудиями и палками... Шайка оборванцев, празднующих удачный грабеж... Женщина, обеими руками поддерживающая разорванное платье... Доведенный до отчаяния добропорядочный старик с обломком цветочного горшка — единственным оружием, которым он пытается защититься от напирающих негодяев...
Тревога за судьбу этих невинных жертв рассеяла последние остатки смятения, владевшего Лизаэром с момента пробуждения на полу арсенала. Сущность Деш-Тира полностью и бесповоротно изменила его представления о друзьях и врагах.
Ничего не зная о своем одержании, Лизаэр теперь винил магов в том, что они пытались силой своего искусства затуманить ему разум и сбить с толку. Он не сомневался: когда стало ясно, что коронация провалилась, Содружество само подбило Аритона бежать, ибо маги упорно отказывались верить в его пиратское прошлое и причастность к чудовищным преступлениям. Аритон — предатель и преступник, и никакой пощады ему быть не может. Лизаэр понимал и другое: беспорядки, охватившие Итарру, одной только силой не остановишь. К нему вернулось прежнее сочувственное отношение к людям, и Илессид осознал всю жестокость своих прежних намерений, когда он хотел с помощью рукотворного света очистить небо от ненавистных теней.
Как вовремя он это понял! Люди, охваченные паникой, вполне могли бы посчитать его благие намерения очередным ударом магии Содружества. К чему бы это привело — догадаться нетрудно. Нет, надо действовать тонко, чтобы люди обретали, а не теряли разум. Свет должен изливаться мягко и нежно и становиться целительным бальзамом для кровоточащих ран несчастного города.
Лизаэр поднял руки.
За месяцы, проведенные в битвах с Деш-Тиром, дар света стал куда более подвластным воле принца. Сражаясь бок о бок с Аритоном, Лизаэр полностью уверился в своей способности разрушить любую рукотворную тень.
Лизаэр не реагировал на крики и треск ломающихся деревянных палок, которыми обезумевшие бунтовщики пытались сражаться с солдатами Гнадсога, — находясь как будто вдалеке от всего этого, принц сосредоточился и направил в воздух неяркий лучик света. Тихо и незаметно он старался проверить, насколько прочна тьма, наведенная Повелителем Теней на город.
Рукотворная тьма мгновенно поглотила рукотворный свет. Непроницаемая, как воды океана, черная, как покрывало смерти, она просто посмеялась над его усилием. От злости Лизаэр топнул ногой. Никакая завеса не вечна. Никто, даже маги Содружества, не обладает неограниченной силой. Лизаэр призвал на подмогу здравый смысл и рассудительность, чтобы погасить вспышку злости.
Он сделал еще одну попытку и обнаружил магическую уловку, нити которой хитроумно переплетались с тенями. Эта уловка заставила его не только поверить в безграничность тьмы, но и допустить вторую ошибку, предположив, что Аритон по-прежнему в городе.
Тени, как на якорях, держались на оставленных Аритоном заклинаниях. При его выучке подобное не составило особого труда.
Скорее всего, этот мерзавец устроил ночь посреди дня, чтобы самому было легче скрыться. Казалось бы, жителям Итарры он не причинил никакого зла, однако Лизаэр не находил оснований для прощения. Разве смятение и страх горожан, вылившиеся в беспорядки, не были злом? Долг короля требовал от Аритона делать все возможное для поддержания спокойствия. Но Фаленит, презрев этот долг и не задумываясь о выбранных средствах, поспешил скрыться.
«Справедливость все равно восторжествует, — поклялся себе Лизаэр. — Аритон Фаленский ответит за каждую смерть, за горе и страдания каждого жителя Итарры».
Тьму нужно уничтожать, причем немедленно. Лизаэр снова простер руки. Исходящее от них сияние устремилось вверх. Фигуру Лизаэра окружал золотистый круг, подобный свету предвечернего солнца, и этот круг невозможно было спутать ни с каким факелом.
Площадь по-прежнему гудела и бушевала. Солдаты Гнадсога все так же пробивались через очередную баррикаду, сооруженную мятежниками. Но в разных уголках этого страшного муравейника люди стали поднимать глаза и поворачивать головы к источнику удивительного света. И каждый видел смельчака, стоявшего на помосте и бросающего вызов тьме.
Раздались возгласы удивления. Руки указывали на светловолосого человека, творившего свет. Стычки начали затихать. Крестьяне глазели на свет, позабыв про камни и колесные оси, которые все еще сжимали в руках. Удивление и недоумение сменились восхищением. Лихие люди, для которых тьма была лучшим пособником в грабежах и мародерстве, спешно бежали прочь, укрываясь в закоулках, страшась нарваться на солдат или городскую стражу. Прекратились сражения между соперничающими гильдиями, даже в лучшие времена смертельно ненавидящими друг друга. Более совестливые ремесленники и лавочники сбивались в кучки и славили возрождение света, обещавшее спасение их жизни и имущества.
— Мы спасены! — кричали они. Главнокомандующий Диган стоял на ступенях помоста.
— Милосердием Лизаэра, Владыки Света, в наш город вернутся мир и процветание!
— Да здравствует Лизаэр, Владыка Света! — восторженно завопил какой-то каменщик с громадными ручищами.
Крик быстро подхватили, и вскоре вся площадь в несколько тысяч глоток славила Лизаэра.
Золотистый круг ширился, становился ярче. Казалось, руки Лизаэра купаются в фонтанах искр. Свет пронизывал всю его фигуру: скользил по волосам, отражался в блестках одежды, окаймлял манжеты и повторял узоры кружев. Однако лицо принца, устремленное вверх, оставалось безучастным к славословиям толпы. Застывший и сосредоточенный, пришелец из далекого Дасен Элюра, способный творить чудеса, казался ангелом, посланным с высот Этлиерии на убогую землю.
Даже суровый Гнадсог несколько смягчился.
— Он выглядит как настоящий принц.
Темно-карие, почти черные глаза капитана остановились на Дигане.
— Но не позволяйте вашим дуралеям из государственного совета увенчать его короной в знак благодарности.
Хотя от восторженных криков итарранцев уже звенели окна в домах на дальней стороне площади, Диган не спешил поддаваться ликованию. В ответ на слова Гнадсога главнокомандующий лишь мрачно усмехнулся.
— Корона ему не нужна. За свою услугу Лизаэр хочет всего-навсего голову принца Ратанского.
— Это мне нравится, — улыбнулся Гнадсог. Улыбка не сделала его лицо менее свирепым. Шрамы и щербатые зубы, поврежденные в сражениях, придавали ему настолько устрашающий вид, что любой провинившийся подчиненный был готов умолять его о пощаде.
— Клянусь своим мечом, он может рассчитывать на мою помощь, — добавил Гнадсог.
Предмет восхищения итарранцев по-прежнему оставался глух к их излияниям. Сражение с магией Аритона требовало предельной сосредоточенности. Даже под напором яркого света тьма упрямо не желала рассеиваться. Островки тьмы, чем-то напоминающие чернильные пятна на куске выцветшего фетра, поддавались с таким трудом, что временами к Лизаэру подступало отчаяние. Но Владыка Света стискивал зубы и удваивал усилия. Время шло. Свет ровным потоком изливался из его рук. Лизаэр замечал лишь отступление тьмы. Слепой ко всему остальному, не слыша одобрительных слов Дигана, он даже пропустил волнующий момент, когда его рукотворный свет залил всю Итарру. Это позволило Гнадсогу послать отряды, чтобы затушить последние вспышки беспорядков.
Ближе к вечеру богатые горожане, скрывавшиеся в своих домах, осмелились выйти на улицу. Влекомые невообразимыми слухами и зрелищем необычного света, люди со всех концов города устремились на главную площадь. Но восторженные крики постепенно стихли, на площади установилась благоговейная тишина.
Поглощенный битвой с тьмой, Лизаэр не обратил внимания на то, что сановники в здании государственного совета проснулись и обнаружили исчезновение магических преград, до сих пор удерживавших их внутри.
Никто не видел и того, как и когда из здания исчез Трайт.
Узнав о том, что Илессид поддержал их борьбу против королевской власти, сановники поднялись на помост, чтобы выразить благодарность Лизаэру.
Не замечая их присутствия, целиком погруженный в ослепительное сияние, Лизаэр в который раз подавлял в себе чувство досады. Знания и опыт Аритона были сильнее его дара. Только решимость и упрямство заставляли его не отступать. Пока в нем остается хоть капля сил, он будет бороться с тьмой. К этому времени за пределами города тьма уже рассеялась. Лизаэр даже не слышал, что кровопролитие остановлено. Одержимый стремлением полностью уничтожить творение рук ненавистного брата, принц со свирепым упорством продолжал излучать свет.
Диган, находившийся к нему ближе всех, первым заметил, как широко простертые руки Илессида начали дрожать. Потом пальцы сжались в кулаки — Лизаэр бездумно растрачивал остатки сил. Теперь дрожь охватила и его тело. Он закачался и, если бы не поддержка главнокомандующего, рухнул бы на помост.
Глаза Лизаэра широко раскрылись. Ему не оставалось иного, как смириться с поражением.
Желая его утешить, Диган сказал:
— Лизаэр, все прекрасно. Беспорядки прекратились, за городскими воротами тьмы уже нет.
— Нет, не все прекрасно!
Вконец обессилев, Лизаэр повис на руках у Дигана.
— Еще ничего не кончено, — с яростью прошептал он. — Но пока я жив, ни тьма, ни принц тьмы не будут править в Ратане.
Вследствие особого расположения помоста и примененной Содружеством магии эти слова, произнесенные вместо клятвы коронованного короля в своей верности королевской хартии, разнеслись по всей площади. Каждый слышал страстное обещание Лизаэра.
Площадь замерла, потом взорвалась тысячами приветственных возгласов. Люди не жалели собственных глоток, одобряя слова Илессида. От гула голосов сотрясалась земля. Но спаситель Итарры ничего не слышал. Опустошенный, он лежал на руках у Дигана.
Вскоре после полуночи рукотворные тени над Итаррой, наведенные магией Аритона Фаленского, рассеялись сами собой. А у жителей города появился новый, обожаемый ими герой. Слухи приписывали уничтожение тьмы именно ему — светловолосому принцу, явившемуся откуда-то с запада.
С беспорядками и грабежами было покончено; к этому времени стража заковала в кандалы и отправила в тюрьму последнюю шайку грабителей. Внешне Гнадсог оставался все таким же молчаливым, но в душе капитан ликовал. Много, очень много они успели сделать за этот чудовищно длинный день. И неплохо сделать, иначе он не сидел бы сейчас в лучшей комнате для гостей, какая существовала во дворце наместника Морфета.