Как бы там ни было, но Гнадсогу нравился этот маленький уютный диван в нише между двумя окнами. Правда, сам он выглядел несколько странно среди золотых и сиреневых кружев с кистями и атласных подушек янтарного цвета. Гнадсог поснимал с себя все оружие, чтобы не мешало сидеть, и, оставшись в тунике из тонкой шерсти, которую предпочитал надевать под кольчугу, потягивал вино из массивного медного кубка. Его темно-карие, цвета болотного торфа глаза были устремлены на сановников, набившихся в комнату. Рассевшись кто где, благо изобилие мебели это позволяло, вельможи с изысканным пафосом спорили о расстановке войск Гнадсога.
   Их мятые и перепачканные одежды, которыми они гордились не меньше, чем солдаты — боевыми шрамами, придавали помещению вид второсортного борделя. В самой гуще сановного люда на диване лежал Лизаэр Илессидский, столь же великолепный, как его темно-синий бархатный камзол, и блистательный, как огонь его сапфиров. Неизвестно, находился ли он по-прежнему без сознания или же чрезмерное напряжение сил повергло его в глубокий сон. Осмотревший его лекарь сказал лишь, что принц нуждается в длительном отдыхе.
   Гнадсог не выносил светской болтовни, но пока у него хватало терпения сидеть и наливаться дорогим вином... Ну что они на разные лады повторяют одно и то же? Всем и так известно, что усиленные поиски ни к чему не привели. Маги Содружества как сквозь землю провалились. Его отряды вдоль и поперек избороздили квартал, примыкающий к южному арсеналу. Пусто! Мелюзга, работавшая у скупщиков туш, разбежалась кто куда... Справедливость? Да какая может быть справедливость, пока этот негодяй, наворотивший теней над городом, остается на свободе? Не будет никакой справедливости, пока его не выследят, не схватят и не казнят. Послушать этих болтунов — можно подумать, что Гнадсог просто расселся здесь и лакает дармовое вино. А кто загонял слуг, отправляя приказы командирам отрядов и дозорным, которых он разослал во все концы?
   Когда Гнадсогу наконец доставили долгожданную весть о том, что дозорные обнаружили Аритона и представили неопровержимые доказательства этого, капитан немедленно поделился ею с собравшимися. Однако те, увлеченные болтовней, даже не услышали его.
   Терпение Гнадсога лопнуло.
   Он с такой силой ударил кружкой по изящному столику, что там образовалась заметная вмятина, а вино залило инкрустацию. Воцарилась тишина. Властители Итарры повернули курчавые, лысые и украшенные шляпами головы, желая видеть того, кто дерзнул нарушить их разговоры, имеющие государственную важность.
   Гнадсогу было плевать на тонкости этикета. Он обтер волосатой рукой щетинистый подбородок и сказал:
   — Как я и говорил, его нашли. Этот маг-недомерок удрал по северной дороге. Уже пять часов, как он находится в пути, скача прямехонько в объятия деширских кланов.
   Гул голосов зазвучал с прежней силой. Глава гильдии ткачей и красильщиков разразился пространным монологом. Правитель южной части города стучал шляпой по спинке кресла, безуспешно пытаясь восстановить тишину, но безрезультатно. Потом весь шум перекрыл пронзительный голос главного судьи по рассмотрению торговых споров:
   — Да хранит нас Эт! Мы в беде! Магия и тени превратят наши лучшие войска в груду окровавленного мяса. Самые искусные наши воины окажутся бессильны перед врагом, если только мы не уговорим или не принудим Владыку Света оказать нам помощь!
   Головы мгновенно повернулись в другую сторону, как будто собравшиеся только сейчас обратили внимание на лежащего Илессида. Синие глаза принца были открыты — шум и крики разбудили его.
   Гнадсог только усмехался, глядя, с какой поспешностью высшие сановники Итарры проявляют свою заботу. Самые горделивые и тщеславные из числа высокородной знати стояли на коленях вокруг дивана, на котором лежал их спаситель.
   Несколько удивленный подобным лицемерием, Лизаэр сел, и на его лице, окаймленном разлохмаченными золотистыми волосами, появилось выражение глубокой задумчивости.
   — Странно, что вы усомнились в моей поддержке, — без тени насмешки произнес Лизаэр.
   Собравшиеся умолкли, приготовившись слушать.
   — Я готов оказывать вам помощь в той мере и до тех пор, пока вы в ней нуждаетесь. Но армия Итарры должна действовать без промедления. Если Аритон останется жив, он обязательно найдет себе союзников, и тогда войны не избежать. Сами понимаете: если он доберется до земель северных кланов, ни о каком справедливом суде над ним не может быть и речи.
   — Варвары, конечно, досаждают нам, но я бы не сказал, что это серьезная угроза, — перебил Лизаэра Пескиль — худощавый человек с землистым лицом. Черная лента на его камзоле означала, что он является командиром Северной Лиги наемников. — Итарранский гарнизон в состоянии полностью уничтожить кланы. Мы никогда не считали это непомерной задачей и уже не один год целенаправленно их истребляем. Нам известно местоположение их лагерей, все их укрытия и даже пещеры, где они хранят награбленное добро. Единственное, что до сих пор удерживало нас от высылки армии, — это недостаток средств для ее снаряжения.
   Наместник Морфет утирал кружевными манжетами вспотевший лоб.
   — Нам не нужно объяснять, насколько опасен Аритон с его магией теней. Полагаю, что после сегодняшних событий казна обязательно найдет средства.
   Казначей уже приготовился возразить, но Лизаэр его опередил. Он поднялся с дивана.
   — Зачем же нам дожидаться войны?
   Поймав одобрительный кивок Дигана, он добавил:
   — Нужно незамедлительно отправить в погоню за Аритоном кавалерийский отряд, и тогда ваши расходы не превысят стоимости виселицы для казни этого предателя.
   — Двадцать копьеносцев уже в пути, — объявил Гнадсог. Он с удовольствием убедился, что внимание собравшихся вновь обратилось к нему. — Полчаса назад они выехали из Северных ворот.
   Лизаэр глядел на седовласого капитана, проникаясь к тому все большей симпатией и уважением.
   — Итарра должна быть признательна вам за подобную предусмотрительность, но двадцати воинов может оказаться недостаточно. Аритон Фаленский по хитрости и безжалостности не уступает своему отцу-пирату. Поймите: с каждым часом он будет становиться все опаснее. Если мы не хотим быть застигнутыми врасплох, то должны предположить и такое развитие событий: Аритон уйдет от погони и примкнет к варварам северных кланов. Ради вашей же безопасности я настоятельно требую, чтобы Итарра немедленно начала готовиться к войне.
   — У нас здесь кворум! — возвестил Диган, уютно расположившийся среди меховых покрывал. — Не будет ли разумным устроить голосование?
   Подсчет голосов вызвал на лице Гнадсога довольную улыбку. Он тут же отменил свои недавние распоряжения и отправил слуг за писцами. Немного поостыв, сановники послали за городскими печатями. Не прошло и часа, как за столиками уже восседали писцы, а Гнадсог держал в мозолистых руках постановления государственного совета, касающиеся вооружения, провианта и рекрутской повинности. Лизаэру не сиделось на месте. Он возбужденно расхаживал по комнате, то убеждая тугодумов сановников в целесообразности принимаемых мер, то льстиво уговаривая министра финансов не скупиться с расходами на войну.
   — Удар должен быть быстрым и сокрушительным, — настаивал Лизаэр, — иначе, уверяю вас, вы столкнетесь с такими бедами, какие и не снились летописцам прошлого.
   Во всей Этере он был единственным, кто знал, насколько коварен Аритон и какой ущерб способен нанести Фаленит своей магией. Больше всего Лизаэр опасался, что Итарранцы не поймут, сколь хитрый, вероломный и опасный враг угрожает их городу.
 
   На рассвете вернулся отряд легкой кавалерии, посланный Гнадсогом в погоню за Аритоном. Усталые всадники спешились, удивленные шумными приготовлениями к войне. Теперь государственный совет уже не мог обойтись без распоряжений Лизаэра. В нем действительно видели спасителя Итарры. Поэтому утомленному командиру отряда было велено отправляться к Илессиду и доложить, что кавалеристам не удалось пленить Аритона.
   Стоя напротив стола, на котором тарелки с остатками пищи соседствовали с беспорядочно разложенными картами, испещренными чернильными пометками — следами вырабатываемой стратегии, — молодой офицер заканчивал свой доклад:
   — Мы не смогли его настичь. У Повелителя Теней было значительное преимущество во времени. А тут еще ночная тьма, и снег внезапно повалил и замел его следы... Когда мы узнали, что в одном из встреченных им караванов он добыл себе другую лошадь, нам ничего не оставалось, как повернуть назад. Продолжать погоню было бесполезно. К тому же наши лошади едва не падали от усталости.
   Косые лучи солнца легли на исчирканные листы пергамента, которые хрустнули, когда Диган уперся в них локтями. Грузный Морфет потянулся и поскреб щеки, успевшие покрыться щетиной. Ночь пролетела без сна, в раздумьях о грядущей войне и приготовлениях к ней.
   Командир кавалерийского отряда беспокойно переминался с ноги на ногу.
   — А почему ты не додумался потребовать у старшего погонщика свежих лошадей? — наконец спросил Диган.
   — Господин главнокомандующий, хозяин каравана не является жителем Итарры и не подчиняется нашим законам. — Нахмурившись, офицер добавил: — Но даже в этом случае мы могли бы рассчитывать на помощь, если бы сумели заплатить его старшему погонщику хотя бы десятую часть того, что дал этот клятвопреступник.
   Лизаэр нахмурился. Ему, изнемогающему от усталости, сейчас было не до обходительных манер.
   — Насколько помню, ты утверждал, что Аритон попросту украл лошадь.
   — Да, украл. — Молоденький офицер закусил губу, подыскивая слова для объяснения. — Понимаете, его высочество знал, что ему нельзя заговаривать с людьми из каравана. То, как он говорит, да и вы тоже — вы уж меня простите, господин Лизаэр, — очень похоже на манеру речи варваров. Боясь, что после первого произнесенного слова его могут схватить, он, дабы отвлечь внимание, поджег одну из повозок. Все бросились тушить пожар, а он напустил своих теней, выпряг из другой повозки лошадь и удрал. С одной стороны, получается, он лошадь украл. Но с другой... он оставил на видном месте плащевую заколку с большим изумрудом. К тому времени, когда мы узнали о случившемся, старший погонщик был мертвецки пьян. Да и охрана каравана находилась не в лучшем состоянии. Во всяком случае, у них не было никакого желания гнаться за Аритоном.
   Лизаэр в сердцах ударил обеими руками по столу. В воздух взвились крошки; подскочивший столовый нож ударил по чернильнице, и та жалобно звякнула.
   — Ну до чего же хитер ублюдок!
   Диган отнесся к этому выплеску с вежливым пониманием, но Морфет, соскребая с подбородка невесть откуда появившееся там масло, вытаращил на Лизаэра удивленные глаза:
   — Я что-то не понял, это вы о чем? Глаза Лизаэра метали молнии.
   — Аритон сообразителен и скор на всевозможные уловки. Ему прекрасно известны все наши слабые стороны. Говорю вам это как очевидец: я достаточно насмотрелся на его трюки. При первом же удобном случае он попытается столкнуть нас друг с другом, чтобы за распрями мы позабыли об общем деле. Только он не учел, что на этот раз все будет по-иному. Коварство Аритона обернется против него же. Я лишь молю Дейлиона: когда это случится, пусть я окажусь на поле боя, чтобы собственными руками убить его.
   Бросив взгляд на командира кавалерийского отряда, который стоял съежившись, в запыленном плаще, Лизаэр несколько остыл и участливо сказал:
   — Ты сильно устал. Отправляйся отдохнуть. Ты честно исполнил свой долг, и пусть никто не сомневается в этом.
   Изящное завершение похвальной фразы выстроилось у него само собой:
   — Если все в Итарре будут действовать с таким рвением, как ты, скорый конец Фаленита неизбежен.
 
Перемещения
   Наблюдательница за ветвью извещает Главную колдунью о приготовлениях Итарры к войне. Морриэль немедленно вызывает Первую колдунью и дает ей предельно краткое приказание: «Маги Содружества не смогли возвести Фаленита на престол. Аритон был вынужден спасаться бегством. Твоя догадка оказалась верной: если Элайра была заранее предупреждена о таком развитии событий, ее приключения в Эрдане уже не выглядят всплеском девчоночьей влюбленности. Вели ей отправляться в Нармс и готовься в путь. Нам нужно как можно раньше встретиться там с ней»...
 
   Двигаясь по самым глухим местам Даон Рамона, Асандир и Дакар спешат к Скельсенгским Воротам, везя с собой последнюю сущность Деш-Тира, изгнанную из Лизаэра в Итарре. Они намерены перенести каменный сосуд с остальными сущностями в более надежное место. А тем временем над их головами пылает зловещее ярко-красное солнце, окруженное свинцово-синими тучами, которые Харадмон собрал, чтобы погнать на север...
 
   По Аретской равнине под проливным дождем во весь опор скачет на краденой лошади одинокий всадник, беглец из Итарры...

Глава XV

Страккский лес
   Последняя из весенних бурь, направленных стараниями Харадмона на юг, столкнулась с рукотворными тенями Аритона в нескольких лигах к северу от Итарры. Столкновение всколыхнуло природу. Час за часом шел густой снег, покрывая белыми кружевами едва зазеленевшие холмы и долины.
   Начало смеркаться. Снежный покров и неожиданно ударивший мороз уберегали Аритона от встреч с другими путниками, но он больше не хотел рисковать и окружал пространство, по которому ехал, магией сокрытия. Так продолжалось, пока он не почувствовал, что силы на исходе. Тратить их дальше на магическую защиту было безрассудством.
   В воздухе потеплело; теперь снег шел вперемежку с дождем. Потом разразился ливень, хлещущий косыми струями. Земля быстро напиталась водой, превратив дорогу в месиво из грязи и луж. Мышастая кобыла с трудом переставляла ноги, рискуя то увязнуть, то поскользнуться и сломать ногу. Пожалев лошадь, Аритон пустил ее тихим шагом, держась ближе к обочине с поросшими осокой скатами. Если ей и случится упасть, она хотя бы не покалечится о камни.
   Через какое-то время Аритон понял, что ему нужно сменить лошадь. Белые пятна на шее делали мышастую чересчур заметной. Решение было здравым и правильным, и все же необходимость расстаться с Тишеальди опечалила Аритона. Это удивило его; ему казалось, что после Итамона и Итарры в нем уже не осталось места подобным чувствам. Украденная в караване ломовая лошадь оказалась плохой заменой мышастой. Неподкованная, она без конца спотыкалась, пока Аритон не отпустил поводья, предоставив ей идти как идется. Он ехал без седла; подпруга мышастой не годилась для этой лошади. Под дождем вымокли и всадник, и лошадь. Единственным сухим местом оставалась та часть лошадиной спины, где сидел Аритон.
   Вопреки убеждению итарранцев северная дорога не была его преднамеренным выбором. Просто так сложились обстоятельства его бегства из города. К тому же Аритон знал, что на юге он не встретит ничего, кроме развалин Итамона. Три дня и две ночи почти безостановочной езды наугад до такой степени вымотали Аритона, что, когда дозорные, посланные Стейвеном ему наперерез, окружили его, у него уже не было ни сил, ни желания пришпорить свою понурую клячу или попытаться оказать им хотя бы видимость сопротивления.
   Дозорные препроводили его в лагерь, размещавшийся в небольшой роще между холмами. Лагерь стоял на берегу извилистой реки, несущей воды на север, к морю. Рассвело; проливной дождь сменился моросящим. С листьев и ветвей беспрерывно скатывались серебристые капельки, и их постукивание переплеталось с щебетанием птиц. За исключением звяканья удил и негромкого лошадиного фырканья, ничто не говорило о близости человеческого жилья. В воздухе не пахло дымом очагов, не лаяли и не скулили собаки. Охваченный подозрениями, Аритон спешился. Пока он слезал, с мокрых фалд его плаща текли струйки воды, прочерчивая борозды на забрызганных грязью и покрытых пеной боках лошади. Он покачнулся, и сейчас же сильные руки удержали его, не дав упасть. Лошадь куда-то увели. Аритон заметил, что один из сопровождавших его дозорных — женщина. Она указала в сторону шатра, скрытого между деревьями.
   — Предводитель Стейвен ожидает вас внутри, ваше высочество, — сказала она.
   Аритон поплелся в указанном направлении. Сил шевелить языком не было, а их понадобилось бы достаточно, чтобы вслух отказаться от высокого титула. Он и так едва переставлял ноги, следя, как бы не рухнуть при очередном шаге. Пересохшие губы пылали, а ноги за долгие часы, проведенные в седле, превратились в студенистую массу и отчаянно болели. Аритон ввалился в шатер, принеся с собой запахи сырой травы и мокрой шерсти. Шатер встретил его приятным теплом, мягкими осенними красками расстеленных ковров и светом свечей. С легким стуком полог за его спиной захлопнулся. Аритон стоял, привыкая к свету. Сознание едва отметило собравшихся и, похоже, ожидавших его людей.
   Только потом он понял, что эти люди не просто сидели возле низенького столика, загроможденного оловянными кувшинами, листами старого пергамента и писчими перьями. Четверо из них стояли на коленях: молодой парень, женщина средних лет и двое мужчин постарше. Пятый, внушительного вида мужчина в кожаной кольчуге, громко и торжественно произнес:
   — Добро пожаловать, ваше высочество наследный принц Фаленский.
   Аритон вздрогнул. Вновь желая откреститься от ненавистного титула, он вяло взмахнул правой рукой, разбрызгивая капельки воды с гофрированных манжет и перепачканных кружев. Левая рука, остававшаяся под плащом, удерживала что-то похожее на сверток. На лбу сквозь паутину спутанных мокрых волос поблескивал серебряный обруч — символ наследных принцев Ратана.
   — Я — чужестранец, молящий лишь о приюте. Не надо приносить мне клятвы верности, — хриплым голосом произнес он.
   Горевшие свечи мешали Аритону ясно видеть пространство, в котором он оказался. Но тут рослый человек встал, приветливо улыбаясь, и Аритон вдруг увидел его своим внезапно пробудившимся магическим зрением. Этот человек с уродливым шрамом на лице, несомненно, знал себе цену. Более того, он обладал даром провидца и наверняка заранее знал о том, что происходило сейчас. Глубоким, низким голосом он объявил:
   — Вы — тейр-Фаленит, и ваше право на престолонаследие было объявлено Асандиром. Я поклялся служить вашей династии, как служили мои предки, временно правящие этим краем до возвращения законного верховного короля Ратана.
   — Кайден, — прошептал побелевшими губами Аритон. Собравшиеся встрепенулись, услышав древнее паравианское слово, а могучий воин улыбнулся еще шире.
   — Я хранил наследие Ратана и боевую силу до возвращения наследника престола. Возвестите о своем наследном праве, ваше высочество. Мое правление подошло к концу.
   Аритон сердито стиснул зубы.
   — Вели соплеменникам встать.
   Ему было не до церемоний. Пламя свечей раздражало глаза, голова кружилась, а левая рука устала держать ношу, укрытую плащом.
   — Я всего-навсего незаконнорожденный, — с отчаянием добавил Аритон. — Я не принимаю ничьих клятв.
   — Это не имеет значения, ваше высочество, — возразил один из воинов постарше, который стоял рядом с предводителем.
   Он был явно из потомков ратанской родовой знати: седовласый, в черном, изящно перепоясанном камзоле с оранжево-красной шелковой подкладкой. Наверное, когда-то так одевались при ратанском дворе. Человек этот подошел к принцу и со спокойным достоинством поклонился. Потом выпрямился и, раскрыв в улыбке рот, в котором недоставало нескольких передних зубов, сказал:
   — Обстоятельства рождения не могут лишить вас права на престолонаследие. Незаконнорожденность никогда не мешала продолжению династии Фаленитов. Начиная со времен Торбанда прямые потомки всегда имели больше прав на престол, нежели их двоюродные братья. В качестве примера могу привести добрую дюжину старинных баллад.
   Аритон устало посмотрел на этого бодрого, голосистого старика.
   — Кто ты? — шепотом спросил он.
   Старик будто не слышал его вопроса. Безупречно поставленным голосом опытного певца он сказал:
   — В ваших жилах течет кровь Фаленитов. Маги Содружества Семи объявили вас наследником престола.
   — Кто ты? — уже резче повторил Аритон.
   — Меня зовут Халирон, и я тоже имею честь приветствовать вас во владениях северных кланов.
   Аритон побледнел. Какая горькая ирония судьбы! Перед ним стоял сам магистр Халирон — единственный во всей Этере человек, способный понять устремленность его сердца и осуществить его надежды. Разумеется, если бы судьба Аритона не переплелась с этим проклятым троном.
   Свеча в напольном канделябре, горевшая едва ли не у самого локтя Аритона, вдруг начала коптить. Он протянул руку, чтобы поправить фитиль, но собравшиеся успели заметить, как изменилось его лицо, когда Халирон назвал себя.
   Воцарилось неловкое молчание. Аритон увидел подходящую возможность изменить тему разговора. Он порывисто распахнул плащ.
   — Возьмите ее, — сказал Аритон, указывая на посиневший труп маленькой девочки, привезенной им из Итарры.
   Ей было не больше пяти лет, этой девочке, не знавшей ни детских радостей, ни сытной еды. Скрюченная костлявая ручонка, прижатая к груди, была изуродована гниющей раной, наполовину скрытой под грязной повязкой. В воздухе повеяло трупным зловонием.
   Все тотчас окружили Аритона.
   — Она умерла минувшей ночью, — сообщил он. — Ее похитили из вашего клана, и она была невольницей в работном доме скупщика туш. Остальных детей удалось освободить. Они разбежались и, будем надеяться, доберутся домой. Эта малышка была слишком больной и слабой.
   Кто-то зашептал на древнем языке слова поминального ритуала. Чьи-то руки потянулись и забрали у Аритона мертвую девочку. Он поднял голову. То была женщина в одежде дозорной. Чем-то ее сдержанность и суровость напомнили ему Маноллу, предводительницу кланов Тайсана.
   — Это дочка Танлии. Я узнала ее по родимому пятну на ухе.
   Аритон распрямил затекшую левую руку. Его захлестнуло волной печали.
   — Прошу тебя, передай Танлии мои... Нет, просто скажи, что ее дочка до самого конца держалась очень мужественно.
   Он сбросил промокший плащ с леопардом и подал его женщине, чтобы та завернула мертвого ребенка. Женщина со слезами на глазах приняла королевскую реликвию. Аритон повернулся к остальным.
   — Я принес вам не королевское наследие, а лишь страдания!
   Люди из клана встретили его слова со странным спокойствием.
   — Гибель этой девочки — не первое горе, которое мы познали. Со времени разрушения Итамона каждое наше поколение многократно сталкивалось с подобными трагедиями.
   — Нет. С таким вы еще не сталкивались. — Аритону наконец удалось добиться нужной интонации. — Деш-Тир своим заклятием обрек меня на вражду с моим единоутробным братом Лизаэром Илессидским. Нами обоими движет ненависть безумцев, одержимых желанием уничтожить друг друга. Лизаэр взбудоражил всю Итарру. Не пройдет и нескольких дней, как их армия двинется по моим следам. Стоит ли вам жертвовать жизнью ради чужака, родившегося далеко от Этеры?
   Предводитель клана перебил его:
   — Еще задолго до вашего рождения горожане не ставили наши жизни ни в грош. Мы для них стоим дешевле гниющих конских туш. И если дочка Танлии не сумела убедить вас в этом, ее жизнь была напрасной.
   Предводитель оглянулся на догорающую свечу. Он подозревал, что словами убеждения наследный принц пытается скрыть собственную неуверенность.
   — По условиям королевской хартии Ратана у северных кланов есть все основания встать на вашу защиту.
   — Чувствую, вы совершенно не поняли моих слов! — взорвался Аритон. — Начнете сопротивляться Лизаэру и познаете разрушение и гибель. Оставьте в покое условия королевской хартии. Основания, о которых ты упомянул, существуют для честной борьбы. Я же говорю об одержимости, вызванной чужеродными и непонятными нам сущностями Деш-Тира; о безумии, не знающем границ. У меня больше нет ни капли жалости к брату, и желание уничтожить его не вызывает во мне никаких угрызений совести. И потому я не хочу взваливать на свои плечи ответственность за жизни других людей. Поймите же: ваши кланы не станут для меня защитой, а окажутся лишь напрасной жертвой.
   Предводители кланов шепотом переговаривались между собой. Снаружи было слышно, как ветер качает ветви деревьев; летящие с них капли барабанили по крыше шатра. Но если буря в природе подходила к концу, буря иного рода угрожала вылиться в открытое столкновение. Этот невысокий усталый человек, несомненно, был потомком Фаленитов, однако говорил он с прозорливостью мага. Иначе и быть не могло: ведь это его сила сделала явью Пророчество о Западных Вратах и уничтожила многовековую завесу тумана над Этерой. Пусть обликом своим он напоминал Торбанда; он все равно оставался чужаком, сулящим несчастья и умоляющим освободить его от права, принадлежащего ему с самого рождения. С каким нетерпением они ожидали его прибытия, а теперь... Но ведь и он говорил им все это не из желания напугать.
   Нахмурив лицо, не отличавшееся утонченностью черт, Каол, рано поседевший в стычках и засадах, убеждал предводителя своего клана держать ухо востро. Остальные уважительно слушали его слова, ибо закаленный боец вслух произносил то, о чем другие говорить не решались.