— Прошу прощения, — робко произнесла она.
   Мужчина с явным раздражением оторвался от работы.
   — В чем дело? — бросил он.
   — У меня письмо для вас, господин Самак, — ответила Чандрис, вынимая из бокового кармана куртки еще один конверт и протягивая его Самаку.
   Он скосил недовольный взгляд на конверт.
   — Здесь нет обратного адреса и официальных пометок, — заметил он. — Откуда его прислали?
   Чандрис развела руками.
   — Я всего лишь рассыльный и ничего не знаю, — сказала она. — Я не знала даже, куда его нести, пока этот человек мне не объяснил.
   — Он назвал вам мое имя?
   — А как бы я вас нашла? — терпеливо ответила Чандрис. — На конверте вообще ничего не написано. Этот человек показал дверь, назвал ваше имя и велел его доставить.
   — Стало быть, он дал вам это письмо уже здесь, в здании? — осведомился Самак, подозрительно взирая на конверт. Чандрис поняла, что перед ней человек, лишенный чувства юмора и долгие годы бывший мишенью «поучительных розыгрышей». Интуиция не подвела ее; она выбрала идеальную жертву. — Как он выглядел?
   — Трудно сказать, — ответила Чандрис, сместившись так, чтобы иметь возможность смотреть в ту сторону, откуда пришла. Булунда уже сидел за своим столом и, хмуря лоб, рассматривал письмо, которое она ему подкинула. — Темные короткие волосы, черные глаза, круглое лицо, — перечисляла она, стараясь как можно точнее описать Булунду, но чтобы это не бросалось в глаза. — На нем короткая темно-синяя куртка и серый шейный платок. По-моему, на платке какой-то красный рисунок, но я не помню, какой именно.
   — Хм… — проворчал Самак, вскрывая конверт ножом. — Очень хорошо. Можете идти.
   — Да, сэр, — покорно отозвалась Чандрис, отступая от стола. По пути она захватила стопку документов с другого пустующего стола и продолжала шагать, делая вид, что изучает бумаги, и дожидаясь, когда разразится гроза.
   Ждать пришлось недолго. По мере того как Самак читал сочиненное Хананом письмо, его взгляд все больше свирепел, а щеки приобретали зловещий багровый оттенок. За соседним столом Булунда теребил в пальцах свое письмо, оставляя на нем вмятины, и с ним происходила та же метаморфоза — с той лишь разницей, что рассеянное безразличие на его лице уступало место испуганному изумлению.
   Первым в бой ринулся Самак. Его мечущиеся глаза остановились на Булунде; он вскочил на ноги и торопливо подошел к мужчине.
   — Это вы мне прислали? — требовательно осведомился он, протянув письмо Булунде.
   Булунда показался Чандрис человеком спокойным и уравновешенным, но теперь, когда ему под нос сунули смятый лист, от его добродушия не осталось и следа.
   — Уберите эту бумажку от моего лица! — рявкнул он, злобно взирая на Самака. — Что за чушь вы несете?
   — Серый шейный платок с красным узором, — обвиняющим тоном произнес Самак, цепляя платок пальцем и вытягивая его из-под отворота куртки Булунды. — Это были вы, никаких сомнений!
   — Понятия не имею, о чем вы, — заявил тот, выдергивая платок из пальцев Самака и вставая с такой резвостью, что его кресло откатилось и ударилось о стол. — Но если уже речь зашла о письмах, не соблаговолите ли объяснить, что это такое? — бросил он, взмахнув своим письмом перед Самаком.
   — Ради всего святого, в чем дело? — пробормотал мужчина в аккуратном сером костюме, сидевший по соседству.
   Чандрис посмотрела на табличку с его именем. Войохович.
   — Я так и знала, что это рано или поздно случится, — сказала она ему взволнованным голосом. — Этот человек, мистер Самак, — душевнобольной, бежавший из клиники.
   — Самак? — недоверчиво переспросил Войохович. — Но он работает здесь уже пять лет!
   — Это обычная картина его заболевания. — Чандрис чуть повысила голос, чтобы звуки разгорающейся перебранки не помешали Войоховичу расслышать ее слова. Судя по виду Самака и Булунды, они уже были готовы вступить в драку, и все присутствующие бросили свои дела, изумленно взирая на них. — Некоторое время он ведет себя как нормальный человек. А потом внезапно впадает в буйство.
   Краешком глаза она заметила, что Войохович смотрит на охранников.
   — Надо что-то делать, — сказал он. — Почему никто ничего не делает?
   — Мы ждем появления людей с соответствующими полномочиями, — объяснила Чандрис. В другом конце зала Ханан с заговорщическим видом шептал что-то на ухо оцепеневшему клерку, выдавая ту же самую историю, но с поправкой: по его словам выходило, что не Самак, а Булунда — сбежавший псих. Ханан поднял лицо и поймал ее взгляд. — Впрочем, вы правы, — добавила девушка. — Попробуйте успокоить его.
   — Я? — спросил Войохович с таким видом, будто она предлагает ему искупаться в речке с крокодилами. — Вы шутите!
   — Я психиатр, господин Войохович, — ледяным тоном заявила Чандрис. — Я никогда не шучу. Вы его коллега, один из немногих, кому он доверяет и к кому прислушивается.
   — Он даже не разговаривает со мной! — возразил Войохович.
   — Не спорьте, — суровым тоном заявила Чандрис. — Я знаю этого человека; быть может, вы даже не догадываетесь об этом, но он вас уважает. Поговорите с ним. Самак обязательно накричит на вас, он на всех кричит, когда находится в таком состоянии, — но, поверьте, он вас выслушает.
   — И все же…
   — Либо вы сделаете это немедленно, либо нам придется ждать санитаров. Самак не станет слушаться их, как послушался бы вас, и, чтобы утихомирить его, они применят физическую силу или даже газ. Неужели вы допустите это только потому, что не хотите показать себя настоящим мужчиной?
   Чандрис так и не поняла, что в конечном итоге решило дело — упоминание о газе в этом тихом аккуратном зале или волшебные слова «настоящий мужчина». Но одно из них возымело действие, и Войохович расправил плечи, оттолкнул кресло от стола и поднялся на ноги.
   — Хорошо, — сказал он. — Вы врач, вам виднее.
   Он направился к спорящим. Одновременно в противоположном конце зала собеседник Ханана с внезапной решимостью кивнул и тоже двинулся к ним.
   — Что здесь происходит? — прогремел голос, перекрывая крики в центре зала. В дверях стоял седовласый мужчина, в облике которого читалась привычка повелевать. Было ясно, что это Симтрак, вернувшийся из кабинета управляющего Дахмада в очень плохом настроении.
   Ханан тут же подошел к нему и, хотя Симтрак уже шагнул вперед, взял его под руку и принялся вполголоса втолковывать ему что-то. Тем временем в середине зала продолжалась склока, в которой теперь участвовали четверо служащих, ни один из которых не обращал на Симтрака ни малейшего внимания.
   Страсти накалились до предела. Чандрис отступила как можно дальше к стене и, перемещаясь вдоль нее, приблизилась к охранникам, стоявшим у двери кабинета Форсайта. Как и все остальные в зале, они следили за развитием событий с возрастающей тревогой. Стоит их чуть-чуть подтолкнуть, и…
   Симтрак сердито вырвал ладонь из пальцев Ханана и, тяжело ступая, двинулся к месту ссоры. Ханан ободряюще хлопнул его по спине, потом вновь поймал взгляд Чандрис и кивнул.
   Чандрис подошла к охраннику, стоявшему ближе, и вцепилась в его руку.
   — Смотрите внимательнее, — прошептала она. — Этот человек, Войохович, сказал, что у него есть нож, и пригрозил пустить его в ход, если остальные не заткнутся.
   В ту же секунду Симтрак вломился в гущу схватки и поймал Самака за руку, повернувшись при этом боком.
   Взглядам охранников предстала рукоять ножа, приклеенной Хананом сзади к его пиджаку.
   Охранник, стоявший рядом с Чандрис, выругался. Вырвав руку, он метнулся вперед. Второй уже достал телефон и набирал номер экстренной службы.
   — «Скорую помощь» в зал номер 501! — рявкнул он. Первый охранник подбежал к Симтраку, развернул его кругом…
   С приглушенным треском взорвалась дымовая шашка в конверте, который Ханан положил на стол у входа. К потолку взметнулся плотный белый столб.
   Кто-то завизжал. Сработала противопожарная система, и, едва облако дыма коснулось потолка, включились разбрызгиватели.
   В зале воцарился хаос; издавая крики и вопли, присутствующие в панике бросились искать двери. Второй охранник выступил вперед, призывая всех сохранять спокойствие.
   — Быстрее! — выкрикнул Ханан, подавая зонт девушке, сидевшей у входа. — Прикройте свой стол!
   Девушка машинально взяла зонт, столь же машинально подставила его под дождь, заливавший бесценные бумаги, и нажала кнопку.
   Ее визг заглушил все остальные звуки. Из-под зонта вывалились четыре маленькие цветастые ящерицы. Упав на пол, они разбежались в разные стороны.
   Не теряя ни секунды, Чандрис открыла кабинет Форсайта и проскользнула внутрь.
   Она едва не разминулась с Костой. Тот стоял сбоку от двери, с тревогой прислушиваясь к звукам, доносившимся из-за стен его тюрьмы.
   — Чандрис! — воскликнул он, как только девушка с треском захлопнула дверь и подперла ее носком своей туфли. — Что происходит?
   — Мы устраиваем для тебя побег, — ответила Чандрис, стягивая куртку. — Ты хочешь что-нибудь отсюда утащить?
   — Нет, — ответил Коста. При виде медицинского халата, который был на Чандрис под курткой, его глаза изумленно расширились. — Какого дьявола…
   — Мы вызвали сюда врачей и пустили слух о поножовщине, — объяснила девушка. Она вывернула куртку на другую сторону; на изнанке расплывалось большое кровавое пятно. — Ты будешь одной из жертв. Надевай.
   — Глазам своим не верю, — сказал Коста, качая головой и продевая руки в рукава. — Ради всего святого, как вам это удалось?
   — Я летаю на судне, капитан которого обожает шутки и розыгрыши, — ответила Чандрис, коротко окидывая его взглядом и распахивая дверь. — Не забудь: тебя ударили ножом.
   Они вышли в зал; Чандрис поддерживала Косту, обняв его за пояс, а сам он плелся, подволакивая ноги и прижимая ладонь к пятну на боку с видом человека, который вот-вот лишится чувств.
   Суматоха в зале отнюдь не стихла, наоборот, с прибытием еще двух охранников и трех врачей она лишь усилилась. Чандрис вела Косту к двери в дальней стене помещения, стараясь держаться подальше от испуганных людей.
   Они уже почти достигли выхода, когда один из медиков оглянулся и заметил их.
   — Этот пойдет со мной! — крикнула ему Чандрис. — Остальные там, в кабинете! Поторопитесь!
   Врач кивнул, стряхнув воду со лба. Взяв за руку одного из своих коллег, он начал протискиваться через толпу. Чандрис и Коста добрались до двери и выскользнули наружу.
   На лестнице Коста снял куртку, а Чандрис — халат. Минуту спустя они оказались на улице.
   Ханан ждал их в такси за углом.
   — Вот это был настоящий шедевр, — с улыбкой сказал он, пока молодой человек и девушка втискивались в салон. — Пожалуй, Чандрис, ты бы могла войти в историю наряду со знаменитыми преступниками прошлого.
   — Нет уж, спасибо. Предпочитаю более спокойную жизнь, — отозвалась девушка. — Кстати, что вы написали в этих письмах?
   — Коммерческая тайна, — сказал Ханан. Он продолжал улыбаться, но, приглядевшись к нему внимательнее, Чандрис поняла, что возбуждение, вызванное событиями нынешнего утра, улеглось и усталость уже берет свое. Усталость и боль, которую он так тщательно скрывал. — Ну, Джереко? Где тебя высадить?
   — У «Газели», — ответил Коста. — Если не ошибаюсь, ее уже должны были подготовить к полету, верно?
   — Верно, — сказал Ханан, хмуря лицо. — Ты, разумеется, понимаешь, что, как только утихнет свара, которую мы затеяли наверху, тебя в первую очередь станут искать именно там.
   — Будем надеяться, что «Газель» покажется властям слишком очевидным местом, — твердо произнес Коста. — Как бы то ни было, мне нужно попасть на корабль. — Он посмотрел на Чандрис. — Меня ждет эксперимент.
 
   Когда приехал Форсайт, воду уже выключили, а самых истеричных вывели из помещения, но в зале по-прежнему царил хаос.
   — Что случилось? — осведомился он.
   Ему ответили пять сбивчивых голосов; все объяснения противоречили друг другу и казались абсолютно бессмысленными. В этой неразберихе Форсайт совершенно отчетливо понял только одно.
   Коста Джереко исчез.
   Медленно, хрустя разбросанными бумагами и канцелярскими принадлежностями, Форсайт пересек зал, направляясь к своему кабинету. Его ноги с неприятным хлюпающим звуком ступали по пропитанному водой ковру.
   — Когда это произошло? — спросил он у промокшего Симтрака.
   — Менее четверти часа назад, Верховный Сенатор, — ответил Симтрак. Он выглядел растерянным, подавленным и вместе с тем разгневанным. — Этот человек позвонил и…
   — Спасибо, мне уже рассказали, — перебил Форсайт, взмахом руки отпуская управляющего. Войдя в пустой кабинет, он обвел его взглядом; спрятанный пистолет оттягивал куртку, внушая ему чувство вины.
   Он принес оружие, чтобы применить его против Косты. Оружие, которым он собирался хладнокровно убить человека.
   Как он мог до такого додуматься?
   Форсайт покачал головой, пытаясь понять, что с ним произошло. Его решение отказаться от ангела было продиктовано исключительно моральными и этическими соображениями. Во всяком случае, так его учили. И вот теперь, чтобы скрыть свой проступок, он был готов совершить убийство.
   Неужели все остальные были правы? Неужели политикам действительно необходимы ангелы?
   Неужели отец ошибался?
   За спиной Форсайта зашуршала бумага.
   — Верховный Сенатор! — окликнул его Пирбазари, тяжело дыша. — Я уже все знаю. Он скрылся.
   Форсайт кивнул:
   — Да. Он бежал.
   Пирбазари негромко выругался.
   — Я немедленно подниму по тревоге все полицейские посты. Мы поймаем его. И остальных членов команды Пакса.
   Он развернулся.
   — Не надо, — сказал Форсайт, поймав его за руку. Никакой команды Пакса здесь не было.
   Пирбазари нахмурился.
   — О чем вы?
   — Оглянись вокруг, — произнес Форсайт, махнув рукой уборщикам, которые приводили помещение в порядок. — Никто не пострадал, никто никому всерьез не угрожал, здесь не было никакого оружия, если не считать имитации рукоятки ножа. Вряд ли можно ожидать такой аккуратности от людей, построивших «Комитаджи».
   — Кто же это был?
   — Кто же еще, как не наша юная безбилетница и профессиональная мошенница Чандрис Лалаша, — ответил Форсайт.
   Лоб Пирбазари избороздили складки.
   — Да, это вполне могла быть та девчонка, — признал он. — Однако кто-то сказал мне, что тут был еще и мужчина.
   Форсайт замялся. Судя по описанию, это был не кто иной, как Ханан Девис, только что выписавшийся из клиники. Но Пирбазари, видимо, еще не полностью вошел в курс дела.
   — Наверное, ее приятель, — сказал Форсайт. — Она пробыла здесь несколько месяцев. Более чем достаточно времени, чтобы обзавестись связями.
   — Где мы начнем поиски? — спросил Пирбазари. — В обычных прибежищах преступников?
   — Я уже сказал, не надо, — повторил Форсайт. — Нам и без того хватает неприятностей, чтобы вдобавок тревожиться из-за мелкого шпиона Пакса и его дружков-уголовников. Время прибытия «Комитаджи» уже рассчитано?
   Пирбазари глубоко вздохнул.
   — «Комитаджи» будет здесь завтра, примерно в два часа пополудни, — нехотя отозвался он. — Сэр, я убедительно прошу вас не отказываться от розыска. Даже если Джереко — мелкий лазутчик, он способен доставить нам много неприятностей. В особенности если он связался с преступным миром. Давайте хотя бы пошлем кого-нибудь на «Газель» — беглецы могли задержаться там по пути, чтобы забрать пожитки девчонки и снять со счета деньги Девисов.
   — Нет, — твердо произнес Форсайт. — Они наверняка все предусмотрели заранее. Куда бы они ни направились, их уже след простыл.
   — Да, сэр, — сказал Пирбазари. Он явно был недоволен решением Форсайта, но понял, что возражать бессмысленно. — Поступили новые сведения об Ангелмассе.
   Форсайт поморщился.
   — Еще одна головная боль, — заметил он. — Идем. Расскажешь по дороге в штаб-квартиру СОЭ.
   «Ладно, Джереко, — думал он, вновь пересекая зал, в котором Ханан и Чандрис учинили погром. — Если ты действительно хочешь отправиться к Ангелмассе и посмотреть, что там происходит, я дам тебе шанс. Уж это ты заслужил».
   А если это всего лишь ловушка, и Джереко попросту сыграл на симпатии Форсайта и его страхах, чтобы вырваться на свободу и заняться подрывной деятельностью, которой от него ожидал Пирбазари?
   У него и для этого есть шанс. В любом случае ответственность за поступки Джереко ложится на плечи Форсайта, словно наказание за его вероломство.
   За его гордыню.
 
   У площадки «Газели» не было полицейских. Но у ворот стоял гость, переминаясь с ноги на ногу.
   Это был Роньон.
   Он оказался рядом с такси еще до того, как автомобиль замер на месте.
   «Я ждал вас», — показал он, столь быстро шевеля пальцами, что Чандрис едва понимала его.
   — Все в порядке, Роньон, мы уже здесь, — ответила она, открывая дверцу и выбираясь из машины. — У тебя все хорошо?
   «Большие неприятности… Ох, это вы, Джереко? — добавил Роньон, увидев Косту, который показался за спиной девушки. — Господин Форсайт выпустил вас?»
   — В чем дело? — пробормотал Коста, оборачиваясь и помогая Ханану. — Ты его понимаешь?
   — В основном да, — ответила Чандрис, по-прежнему глядя на Роньона, чтобы тот мог читать по ее губам. Ей очень не нравилось, когда люди говорили за ее спиной; Роньону, вероятно, тоже было знакомо это чувство. — Он предупреждает, что у нас неприятности.
   Коста фыркнул:
   — Могу себе представить.
   «Неприятности с Ангелмассой, — показал Роньон. — Она движется!»
   — Он говорит, что Ангелмасса движется, — перевела Чандрис.
   — О чем вы? — пропыхтел Ханан, с помощью Косты вылезая наружу. — Что значит — «движется»?
   — То приближается к Солнцу, то удаляется от него, — ответил Коста. — Помощник Форсайта Пирбазари говорил об этом вчера вечером. Я пытался рассказать им о наших экспериментах с интеллектом ангелов и объяснить, что это может значить для самой Ангелмассы, но, кажется, они мне не поверили.
   Глаза Роньона расширились.
   «Интеллект? — жестами спросил он. — Вы хотите сказать, что Ангелмасса разумна?»
   — Мы не уверены в этом, — призналась Чандрис, оглядываясь вокруг. Полицейских не было видно, но они могли появиться в любой момент. — Идемте на корабль. Там гораздо удобнее.
   — А Орнина уже, наверное, заварила чай, — добавил Ханан и двинулся к люку, заметно прихрамывая. — Тот, кто поднимется последним, моет посуду!
   Чай действительно был готов, и пять минут спустя они расселись за столом в тесном камбузе, а перед каждым стояла дымящаяся кружка.
   — Что ж, давайте проясним ситуацию, — произнес Ханан. — Допустим, мы готовы поверить в разумность Ангелмассы…
   — Говори за себя, — пробормотала Орнина.
   — …но даже если это действительно так, каким образом она может менять свою орбиту? На нее не действуют никакие силы, у нее нет реакционной массы, которую она могла бы выбрасывать.
   — В некотором смысле есть, — ответил Коста. — Направленные радиационные всплески. Вероятно, они служат ей реактивным выхлопом, чем-то вроде ионного движителя, который встречается в природе. Я пытался выяснить у Пирбазари, может ли перемещение Ангелмассы хотя бы частично обеспечиваться всплесками, но он не ответил мне.
   — Только отчасти? — переспросил Ханан.
   — Дело в том, что эффективность ионного движителя слишком мала, — ответил Коста. — С его помощью Ангелмасса не могла развить скорость, достаточную для того, чтобы ее перемещение вынудило СОЭ эвакуировать «Центральную».
   — Минутку, — вмешалась Орнина. — Эвакуировать «Центральную»? Такого еще не бывало.
   «Там уже никого не осталось», — показал Роньон.
   — Все когда-нибудь случается впервые, — возразил Коста. — Форсайт отдал приказ об эвакуации прошлой ночью, но я не знаю, выполнен ли он.
   — Роньон утверждает, что выполнен, — сказала Чандрис, следя за гигантом, продолжавшим жестикулировать. — Туда отправили челнок… и в четыре утра все, кто был на станции, вернулись на Сераф.
   Орнина покачала головой.
   — Не верю собственным ушам, — сказала она, словно обращаясь к самой себе. — «Центральная» непрерывно функционирует уже восемнадцать лет, с тех самых пор, когда ее построили. Все это очень напоминает мне конец света.
   — Быть может, вы гораздо ближе к истине, чем думаете, — мрачно заметил Коста. — Роньон, ты не знаешь, выключили ли оборудование станции, прежде чем ее покинуть?
   «Не знаю, — ответил Роньон. — Но я не видел, чтобы кто-нибудь об этом говорил».
   — Будем надеяться, что нет, — сказал Коста. Он смотрел в кружку затравленным взглядом. — Нам не обойтись без ее ускорителя.
   — Бежать с «Центральной» невозможно, — негромко произнесла Орнина. — Станция соединена только с сетью для кораблей-охотников.
   — Я и не собирался бежать, — ответил Коста. — Что же до сети для охотников… Роньон, что еще они говорили об Ангелмассе?
   «Она приближается к станции, — ответил Роньон. — К той, которая похожа на огромного паука».
   — Насколько она приблизилась? — спросила Чандрис.
   «Намного, — показал Роньон. — Я не могу назвать цифры. Но все это очень странно. Говорят, она то опускается, то поднимается и стреляет в станцию».
   — Стреляет в станцию? — хмурясь, повторил Ханан, как только Чандрис перевела. — Чем же она может стрелять?
   — Наверное, Роньон имеет в виду всплески радиации, — объяснил Коста. — Всплески, нацеленные на «Центральную» Ангелмасса уже заставила людей покинуть ее. Теперь она хочет уничтожить саму станцию.
   Она хочет. Эти слова проникали в сознание Чандрис, словно капли, падающие с края крыши. Хочет. До сих пор она не верила в разумную злонамеренность черной дыры.
   Но эти два слова внезапно заставили ее поверить. Ангелмасса действительно жива и разумна.
   И она ненавидит людей. Людей со станции. Может быть, даже жителей Серафа?
   Да поможет им Господь.
   — Коста, ты говорил, что изменение орбиты нельзя объяснить только всплесками, — заговорил Ханан. — Чем еще?
   — Например, каким-то новым, неизвестным прежде физическим явлением, — ответил Коста. — Я бы не хотел обращаться к мистическим силам, но, боюсь, в данном случае у нас нет выбора. Что-то движет Ангелмассу, но до сих пор мы не сталкивались с этой силой.
   — Да, но как она могла оставаться незамеченной столь долго? — воскликнул Ханан.
   — Много ли черных дыр мы могли наблюдать с такого близкого расстояния? — возразил Коста. — На внешнем радиусе черной дыры может возникать все, что угодно — от чудовищных приливных сил до обращения времени. Я готов побиться об заклад, что это как-то связано с гравитацией — либо с поляризацией самих полей, либо с аномалиями времени.
   — Вот уж не знал, что физика стала объектом для тотализатора, — пробормотал Ханан.
   — Говоря «биться об заклад», я имел в виду, что ради этой теории готов рискнуть своей жизнью, — объяснил Коста. — Может быть, даже жизнью всех нас.
   — Минутку, не будем торопиться, — вмешалась Чандрис. — Кто и чем собирается рисковать?
   — Мы не можем позволить Ангелмассе свободно бродить по системе Серафа, — сказал ей Коста. — Сейчас она забавляется с гравитацией, учится ее использовать. Именно поэтому она мечется по орбите из стороны в сторону. Но рано или поздно она полностью овладеет ее возможностями.
   — Если уже не овладела, — заметила Орнина, передернув плечами. — Если она атакует «Центральную», значит, она уверена в себе.
   Ханан покачал головой.
   — Самоуверенная черная дыра, — проговорил он. — Это звучит странновато.
   — Что же нам с ней делать? — спросила Чандрис.
   — Единственное, что в наших силах, — сказал Коста, посмотрев ей прямо в глаза, — это избавиться от Ангелмассы.
   Чандрис моргнула:
   — Что?
   — Мы воспользуемся ускорителем «Центральной», чтобы выбросить ее прочь, — ответил Коста. — Куда-нибудь в межзвездное пространство, где к ее услугам будут только слабые гравитационные поля.
   — Как ты собираешься ее вышвырнуть? — спросил Ханан. — Орнина уже сказала, что ускоритель «Центральной» соединен только с сетью Серафа.
   — В таком случае нам остается лишь вывести из строя эту сеть, — ответил Коста. — Должен быть способ отключить ее от «Центральной». Нужно просто вычислить коды управления.
   — А если отключение сети не поможет? — настаивал Ханан. — Что, если мы всего-навсего выведем из строя ускоритель?
   — Тогда мы окажемся в большой беде, — признал Коста. — Но мы обязаны рискнуть. Во всяком случае, я обязан.
   — Предположим, все получится так, как ты сказал, — заговорила Чандрис. — Ну а что потом? Ангелмасса намного тяжелее корабля-охотника.
   — Полагаю, ускоритель можно перекалибровать, — ответил Коста. — Ввести новые данные и обеспечить достаточно мощное питание.
   — А если это не удастся? — настаивала Чандрис.
   В электрическом свете лицо Косты, казалось, чуть побледнело.
   — Мы окажемся в большой беде, — повторил он. — И все же попытаться стоит.
   Ханан посмотрел на Орнину, и Чандрис поняла, что они беззвучно обмениваются мыслями.
   — Ладно, — бодрым голосом произнес Ханан, поднимаясь на ноги. — Я отправлюсь готовить корабль…
   Фраза закончилась придушенным стоном. Ханан замер в полусогнутом положении, его лицо перекосилось от боли.