— Ах ты, кобель! Отпусти девочку!
   Гинтиец поморщился, получив пинка.
   — Леди, это мой муж, — сквозь зубы процедила Тина. — Мы поссорились, отношения выясняем. Пожалуйста, не мешайте нам.
   — Я думала, деточка, он к тебе пристает.
   Пожилая, очень полная дама в колышущемся кинетическом манто, которое вдобавок то и дело меняло цвет — переливами, от закатно-пурпурного до неоново-синего — величественно поплыла к выходу.
   — Мы на Камане, — продолжила Тина. — Это пересадочная станция в открытом космосе, отсюда черт знает сколько парсеков до облака Тешорва. Нас сюда перебросил Стив Баталов. «Конторе» конец, а вас я оставлю здесь. В этой сумке набор для грима, кое-какие вещи и деньги. Возьмите билет туда, где вас не знают. Вам надо будет сделать пластическую операцию и сменить имя. Надеюсь, вы не пропадете.
   Разжав пальцы, она встала. Зойг тоже поднялся. Он отлично владел собой, никаких признаков шока.
   — Что вы от меня хотите?
   — Ничего. Ваши коллеги скоро будут арестованы Космополом, а вы сами решайте, что вам делать дальше. Возьмите, — Тина протянула ему сумку.
   Гинтиец не шелохнулся.
   — Почему?
   — За вас попросил человек, которому я не могла отказать. Мой друг. Вы его недавно выручили.
   Не то чтобы на лице Зойга появилось какое-то определенное выражение, но что-то в нем ожило, оно перестало походить на вырезанную из темного дерева маску хладнокровного бойца. Теперь это было нормальное человеческое лицо.
   — Могу я увидеть вашего друга?
   — Нет. Вам надо исчезнуть. На Камане можно нанять персональный транспорт для гиперброска на любую планету, денег вам хватит.
   — Он жив… или нет?
   Вопрос Тину озадачил, но, вообще-то, она ведь сама ввела Зойга в заблуждение, предоставив ему догадываться, почему Поля нельзя увидеть.
   — Жив. Он отобрал у вашей коллеги «торпеду» и успел вызвать помощь. Держите, мне надоело ее таскать.
   Тина сунула в руки Зойгу сумку, подошла к ослепительно-золотой раковине и смыла с лица засохшую маску. Вытерлась полотенцем, бросила его в корзину для мусора (тоже позолоченную), пригладила растрепавшиеся волосы.
   — Остроумная маскировка, — заметил Зойг.
   — Идемте отсюда, пока не выгнали. Если не ошибаюсь, мы в дамской туалетной комнате.
   Широкий коридор с движущимися дорожками, за прозрачными стенами с обеих сторон чего только нет — кафе, парикмахерские, магазинчики, салоны психологической разгрузки, игровые автоматы. Бытовой сектор для людей. Толпа текла по стеклянному каналу, как теплая вода.
   Они завернули в кафе с бушующим на внутренних стенах штормовым морем — в интерьере было что-то тоскливое, под стать настроению Зойга; наверное, поэтому его сюда и потянуло. Разумеется, «рыбный день». Зойг взял рыбу по-гинтийски, в запекшейся корке приправ, и гинтийский алкогольный напиток, вкусом похожий на бренди — Тина из любопытства тоже попробовала. Быстро и аккуратно расправившись с едой, он кивнул на стенку, возле которой стоял их столик:
   — Совсем как на Рубиконе в тот день. С вами когда-нибудь было такое, чтобы встреча с кем-то перевернула всю вашу жизнь?
   — Один раз было. Когда я встретила Стива.
   На стене бесились серо-зеленые волны в белесых лохмотьях пены. Издали производит впечатление, а вблизи видна зернистая фактура.
   — Я давно в «Конторе». Завербовался туда совсем мальчишкой, из-за одной истории… Если вкратце, мой соплеменник, обладавший экстрасенсорными способностями, оказался той еще сволочью, а «Контора» с ним разобралась, это меня и подтолкнуло. Разочарование накапливалось постепенно. В «Конторе» есть механизмы для выявления инакомыслия, но их нетрудно обойти, если умеешь держать свои чувства и мысли при себе.
   «Это точно. Даже Саймон Клисс сумел их обойти, да еще какой фильм о „Конторе“ сделал!»
   — И наконец, этот случай на Рубиконе. Все мы, вступая в ряды бойцов «Конторы», давали клятву защищать людей, и хоть бы кто об этом вспомнил… У «Конторы» была возможность спасти домберг, успели бы до начала бури — если бы доложили Маршалу, и если бы Маршал отдал приказ, но ему было наплевать, как и всем остальным. Наша задача — спасать не утопающих, а человечество! Я был в домберге, в числе тех, кто охотился за Полем Лагаймом. Делаешь свое обычное дело, а на душе пакостно, потому что делаешь совсем не то, что надо. Но я не подавал вида, инстинкт самосохранения, — Зойг усмехнулся углом узкогубого темного рта. — Чтобы выжить в «Конторе», надо быть конформистом. Потом я, как последний дурень, надеялся, что Маршал отменит приказ о преследовании Поля Лагайма — в порядке исключения, потому что он чуть не погиб, спасая людей. Конечно, это был идеализм несусветный, ничего не отменили. Тогда я понял, что больше в грош не ставлю Маршала.
   Гинтиец замолчал, глядя с прищуром на серо-бело-зеленые зернистые завихрения на стене. Тина тоже молчала. Она случайный слушатель, Зойгу просто надо перед кем-нибудь выговориться, у него много лет не было такой возможности.
   — Самое странное то, что я дожил до сегодняшнего дня, не застрелился. Собирался, но все откладывал. Я несколько раз перечитал его досье, рассматривал снимки. Я никогда не видел более красивого лица…
   «Сейчас, чего доброго, выяснится, что Лиргисо был прав насчет твоих мотивов… Но разве это имеет значение? Я ведь тоже оказалась права».
   — Я хотел поговорить с ним, иногда начинал придумывать эти разговоры. Увидеть его — это у меня было навязчивое желание, почти как болезнь. И вот, наконец, увидел… Он был весь в крови, растерзанный, с разбитым лицом — и я, офицер «Подразделения Игрек», ничего не посмел сделать, — Зойг опять умолк.
   — Вы сделали, — возразила Тина. — Поль сказал, если бы вы не вмешались, у него не осталось бы сил для побега. Это правда, что вы убивали на «Гиппогрифе» секьюрити и вывели из строя систему видеонаблюдения?
   — Откуда вы знаете?
   — Об этом догадалась девушка, которая посадила Поля в ту чертову машину. Она сказала ему, а он рассказал мне.
   — Римма Кирч. Встречу — шею сверну. Да, это моя работа. Я убивал их и думал: наконец-то я, ликвидатор, ликвидирую тех, кого надо! Я облазил весь корабль, в седьмой отсек тоже заглядывал, но его не нашел. Одному недоумку он спьяну померещился в кормовых отсеках, где мастерские, поэтому искали в основном там. У меня машина стояла наготове. Сбежать с корабля, найти для него врача, потом скрываться и от наших, и от того типа с Лярна — такие были планы. Вероятно, я попытался бы связаться с вами. И тут мне говорят, что Римма Кирч его прикончила, отправила в ловушку, приготовленную для Маршала. Вы верите в Бога?
   — Что?.. — вопрос застал Тину врасплох. — Пожалуй, нет. Ни одна из религий меня не убедила. Я не отрицаю того, что Бог, возможно, существует, но ведь считается, что ему надо молиться и поклоняться, а это мне чуждо на все сто.
   — А я верю. И я тогда решил, что это Божья кара за мои прежние дела. Я был хорошим ликвидатором, и убивать, кого приказывали, всегда успевал, а захотел спасти — не успел.
   Зойг выплеснул себе в рюмку остатки темного гинтийского бренди.
   — Я не застрелился, даже не напился. Пошел к Лорехауну и попросился в опергруппу, которую формировали для ликвидации Маршала и его сторонников. Решил, что сначала отправлю в ад Маршала и Кирч, а потом уже сам…
   — Поль жив, с ним все в порядке.
   — Разрешите мне поговорить с ним. На «Гиппогрифе» я видел его в двух шагах, как вас сейчас, но мы ни слова друг другу не сказали. Господи, как он выглядел… Лицо в крови, а глаза такие, что смотришь в них — и пол из-под ног уходит. Я его чуть не застрелил, — голос Зойга стал горьким, надтреснутым. — Его должны были отправить в лабораторию для исследований, это хуже смерти. Если бы он согласился — молча, глазами — я бы выстрелил, но он не хотел умирать, и я не смог. Я тогда решил, что после отбоя проберусь в лабораторию и вытащу его оттуда или, если не получится, все-таки убью, но он меня опередил. Ну вот, я вам все рассказал. Могу я теперь его увидеть?
   — Это невозможно.
   — Почему?
   — По ряду причин.
   — Каких причин? Вы мне не доверяете? Я тоже считаю, что «Контору» давно пора ликвидировать, моя помощь не будет вам лишней.
   — С «Конторой» кончено. Через несколько часов Стив выведет из строя все ее корабли и другие объекты, и сообщит Космополу их координаты. Отсутствующих Космопол будет разыскивать, так что вам надо исчезнуть.
   — Я ликвидатор, убийца. Я заслуживаю расстрела.
   — Зачем? Ваша смерть ничего не изменит, — Тина говорила медленно, стараясь облечь ощущения в мысли, а мысли в слова. — Но вы, с вашей подготовкой, могли бы, например, стать спасателем. Вы сказали, что вы верующий. Ваша религия предполагает искупление грехов?
   — Да. Но я был слишком хорошим ликвидатором, — он опять усмехнулся одними губами, глядя на Тину воспаленно и пристально. — Послушайте, если вы хотите раз и навсегда покончить с этой раковой опухолью, надо уничтожить Маршала. Иначе скоро появится новая организация, под другим названием и, возможно, с другими лозунгами, но суть будет та же. Не отказывайтесь от моей помощи, вместе мы быстрее его найдем.
   — Маршал от нас не уйдет, а вы теперь свободны от «Конторы» и можете заниматься своими делами.
   — У меня нет никаких своих дел. Я прошу о встрече с Полем Лагаймом, хотя бы на четверть часа.
   — Я же сказала, это невозможно.
   — Почему?
   Тина безмолвно разглядывала охваченные непогодой стены, рыбьи кости на тарелке — словно развалины изувеченной штормовым ветром белой беседки, людей за соседними столиками.
   — Потому что я из «Конторы»? — не дождавшись ответа, спросил Зойг. — Или потому, что я не такой, как вы, простой смертный?
   «Чертов гинтиец, недаром о вашей въедливости и упрямстве ходят анекдоты… Лично мне ты симпатичен, и твоя помощь нам, наверное, пригодилась бы. Но не могу же я сказать тебе, что Лиргисо — наш союзник в войне против „Конторы“, и что в последнее время он совсем ошалел от ревности, причем больше всех страдаю из-за этого я. Считается, что я должна его выслушивать и выражать сочувствие, этот театр одного энбоно у меня уже в печенках… И если взять тебя к нам, он тебя убьет, даже если для этого нет никакого реального повода, а если повод все-таки есть, тем более убьет. Это единственная причина, и хватит вытягивать из меня объяснения!»
   — Ситуация такая, — сказала Тина вслух. — Не появляйтесь на Незе, ладно?
   Она ждала, что Зойг опять спросит «почему?», но он молчал, задумчиво и невесело щуря глубоко посаженные черные глаза.
   — А насчет простых и непростых смертных — это неправильно, это расхожие представления, — заговорила Тина. — Разница между теми и другими такая же, как между киборгом и человеком, который не подвергался операции, или между вами и той девушкой, — она указала на хрупкое костлявое создание за крайним столиком, изнывающее над крохотной порцией рыбного салата, — или между хорошим бухгалтером и мной — я в бухгалтерии ни черта не смыслю. Короче, неравные возможности, но это внешнее, это не значит, что кто-то стоит выше, а кто-то ниже. Я могу пробить кулаком стену или разнести эту же стену вдребезги одним усилием воли, а она, — Тина опять кивнула на девушку, сидевшую к ним вполоборота, — не сможет. Отсюда следует, что она простая смертная, а я — нет? Но, допустим, она одаренный музыкант, и мы с вами оцепенеем от восторга, если услышим ее игру… а я умею всего лишь крушить стены, традиционным либо сверхъестественным способом. Видите, как тут все переменчиво. Поль говорит, что мы живем как бы внутри калейдоскопа, — стоило произнести имя Поля, и спрятанные в глубоком прищуре глаза гинтийца раскрылись шире, словно для того чтобы ничего не упустить. — Этот калейдоскоп в постоянном движении, элементов и возможных картинок бесконечное множество, и любая иерархия — только временная иллюзия. Вообще-то, для меня одна постоянная разница есть — между хорошим и плохим, между Полем и Саймоном Клиссом.
   — Клисс сбежал с «Гиппогрифа», — вскользь, думая о чем-то другом, сообщил Зойг.
   — Он арестован Космополом на Аглоне.
   — Вы так и не сказали, почему мне нельзя увидеться с Полем Лагаймом.
   «Ага, пошли по новому кругу… Надо прощаться, пока ты из меня душу не вытянул».
   — Зойг, мне пора. Сейчас отдам вам свой подарок, и мы расстанемся, — Тина сунула руку в карман.
   — Подарок? — изломанные темно-красные брови гинтийца слегка приподнялись. — Хватит того, что вы спасли меня от ареста.
   — Спасла я вас по просьбе Поля, а это — лично от меня, — она выложила коробочку с компьютерным кристаллом, та звякнула о столешницу — получилось эффектно, хотя к этому Тина не стремилась. — Честно говоря, я не знала заранее, отдам вам это или нет, но теперь решила, что отдам.
   — Что здесь? — сильные смуглые пальцы с блеклыми ногтями осторожно взяли коробочку. Зойг словно пытался на ощупь определить, что находится внутри, потом сдался и взглянул на Тину.
   — Это не имеет отношения ни к Полю, ни к «Конторе». Точнее всего назвать это учебным пособием. Делайте с ним, что хотите. Можете выкинуть в мусоропровод, а можете воспользоваться, заодно проверите на собственном опыте, есть ли между вами и нами принципиальная разница.
   — И вы даете это мне, бывшему ликвидатору «Конторы»? — после нескольких секунд тишины произнес гинтиец.
   — Я даю это вам, Зойгу, человеку, который заступился за Поля на «Гиппогрифе» и позже пытался его спасти. Прощайте. А может, до свидания, заранее не угадаешь.
   Тина поднялась из-за столика, она двигалась в ускоренном темпе, и Зойг не сумел бы ее удержать, даже если бы попытался, а угловатая девушка в клетчатом жакете (вот интересно, вдруг действительно музыкантша?) вздрогнула и проводила ее взглядом.
   Позвать Стива Тина могла в любой момент, но вместо этого бесцельно блуждала в густой, как суп, толпе. В облаке Тешорва она скучала по таким местам, как Камана. Остановилась около кофейного автомата в нише под люминогласовой аркой — старой, в мелких трещинах, но до сих пор испускающей розоватое свечение. Выпила две чашечки кофе, сначала черный, потом капуччино, и пошла дальше, сворачивая из одной стеклянной улицы в другую, скользя взглядом по лицам.
   В этом было что-то от ее скольжения по жизни. Она вечная путешественница, и даже не потому, что у нее нигде нет дома, только яхта, одна на двоих со Стивом. Все дело в том, что она не способна пустить корни, к чему-то намертво прирасти, из-за этого и Манокар не смог ее удержать. А Зойг сначала прирос к «Конторе», теперь к Полю. Наверное, своим отказом дать какие ни на есть объяснения она причинила ему боль.
   Вспоминая его глаза, интонацию, невеселую усмешку, Тина испытывала нарастающую досаду. Если понять другого — это значит почувствовать то же самое, что чувствует он, Зойга она вряд ли поймет по-настоящему, но приблизительно, в общих чертах… Вернуться в морское кафе, если он еще там, и объяснить все, как есть? Только хуже будет.
   Сойдя с эскалатора на нижнем, транспортном ярусе — лес разноцветных колонн, подходящее место для исчезновения — Тина включила передатчик.
   — Стив, ты на связи? Забирай меня.
 
   Маршала надо спасать. Он все больше поддавался влиянию Груши, тихого умника, увлекшегося идеей «разбудить в людях совесть в масштабах всей Галактики». Психолог много знал и умел гладко говорить, на этой территории Кирч перед ним пасовала, а Маршал его слушал, словно тот мог сказать что-то такое, до чего Маршалу самому не додуматься.
   Решено было, отладив усилитель эмоций — УЭМ-1, как его назвали — испытать его тут же, на Вьянгасе. Персонал тергаронской военной базы, уйма рассеянных по всей планете экстремалов и ролевиков, работники добывающих компаний — человеческого материала для эксперимента достаточно.
   Римма их не жалела (влипнут — сами виноваты, невиноватый не влипнет), но ей виделось другое: наводящие трепет коммандос, появляющиеся в ореоле звездного сияния то тут, то там, чуждые сантиментам, бесстрашные, непобедимые… Когда она попыталась поговорить об этом с Маршалом, откуда ни возьмись нарисовался Груша (подслушивал за дверью?) и припечатал ей ярлык «инфантилизм, комплекс неполноценности, мания сверхчеловеческого», с обычным своим сонным выражением на оплывшем интеллигентном лице. Кирч ввязалась было в спор, однако ей, как всегда, не хватало для победы ученых слов и знаний.
   Зато она все-таки научилась двигать предметы и чувствовать технику — пока слабенько, но ведь главное — сделать первый шаг.
   А Маршала она не уступит, пусть Груша не надеется. Ей нужен вождь, за которым можно пойти и в огонь, и в воду, и этот вождь должен вести ее туда, куда ей надо. Груша с его затеями тут лишний.
 
   «Никакой катастрофы…» Тина протянула блестящую от антисептического геля, в порезах, руку и взяла снимок. Воронка, словно от мощного взрыва. Там еще и радиационный фон в несколько раз выше нормы.
   Наверное, Стив предчувствовал, что это может произойти, когда арендовал заброшенную базу на темной стороне Аглона. Если бы он в тот момент находился на яхте, Тина и Поль остались бы без яхты, а если бы в штаб-квартире — в подземном городке с искусственной атмосферой пострадал бы по меньшей мере целый квартал.
   — Тина, делать из этого трагедию — неостроумно.
   — А ты и рад, — оторвавшись от снимка, Тина в упор посмотрела на Лиргисо. — Ты давно об этом мечтал.
   — Да, рад! И ты бы тоже порадовалась, если бы не твой ненасытный эгоизм. Стив наконец-то ушел в свой божественный мир, и это наилучшая развязка и для нас, и для него. Наша Вселенная не для богов.
   Операция удалась, «Контора Игрек» приказала долго жить, однако защитные механизмы пространственно-временного континуума окончательно взбесились, и Стива отсюда вышвырнуло. Поль сказал, что он сейчас находится невероятно далеко, среди других подобных себе существ — лишь на мгновение Поль сумел установить контакт с тем миром, и это истощило его силы почти до обморока. Он полулежал в кресле бледный, с рассеченной скулой, и в разговоре не участвовал.
   — Скажи спасибо, что тебе руки не оторвало, — вновь обратился к Тине Лиргисо. — Из-за тебя мы все трое могли погибнуть.
   Ее порезало осколками, когда мониторы один за другим начали взрываться. Она успела отвернуться, прикрыв лицо согнутым локтем.
   — Уходите отсюда! — потребовал Стив. — Мне пришлось пренебречь причинно-следственными цепочками, я все сделал одновременно, это вызвало реакцию… Лиргисо, телепортируйся вместе с ними!
   — А ты? — спросила Тина.
   — Мне с вами нельзя, я к себе, — он просвечивал насквозь и все сильнее пульсировал. — Со мной ничего катастрофического…
   — Тина, идем!
   Лиргисо, уже державший за руку Поля, потянулся к ней, но она бросилась к Стиву. Ее словно ударило током.
   — Уходите! — отступая, повторил Стив, вокруг него как будто сам воздух плавился. — Скорее!
   — Не может быть, чтобы не было способа… — успела произнести Тина.
   Живущий-в-Прохладе схватил ее за рукав, и они очутились у него на яхте.
   — Смотри, это из-за тебя! — он обвиняющим жестом указал на скулу Поля. — Фласс, да ты ранена…
   Сколько прошло времени? Отправленный к базе зонд заснял воронку, больше там ничего не осталось. «Вселенная защищается от меня, как может…» А Тина чувствовала тупую боль в области сердца и пустоту. Как выдранное из земли растение с оборванными корнями. Всего несколько часов назад она бродила по многолюдным стеклянным улицам Каманы и думала о том, что не способна ни к чему прирасти.
   — Вам обоим надо научиться жить без Стива. Тина, тебе еще не надоело быть монахиней? Как истинная монахиня, ты способна любить только бога, в этом, знаешь ли, есть нечто жалкое. А ты, — Лиргисо повернулся к Полю, — ты ведь сейчас еле живой от страха, словно с тебя одежду сорвали. У тебя в телохранителях должен ходить всесильный бог, только на таких условиях ты будешь чувствовать себя в безопасности! Однако богов больше нет, и теперь вам придется заново осваивать правила игры, принятые в этом мире. Я-то изучил их давным-давно и никогда не забывал…
   Тина перебила:
   — Разве кто-то сказал, что мы нуждаемся в твоей компании?
   Это сбило с него спесь, и он примирительным тоном заговорил о том, что им лучше и дальше держаться вместе, поскольку Полю нужна защита, немало найдется желающих его эксплуатировать, а у Тины нет денег, и телепортироваться они так и не научились, и т. д., и т. п.
   — У меня есть деньги, — процедила Тина. — А кончатся, работу найду.
   — Ты уже ее нашла, — Лиргисо подарил ей подкупающую дружескую улыбку. — Я беру тебя на работу, размер оклада определишь сама.
   — Кем?
   — Кем угодно. Телохранителем, секретаршей, пилотом, моей ходячей совестью…
   — Твоей совестью? Да я лучше в уборщицы пойду.
   — Значит, я беру тебя уборщицей. Тина, прояви же благоразумие! Стива с нами больше нет, и если ты получишь серьезную травму, что ты станешь делать? Мне доводилось видеть киборгов-калек — печальное и поучительное зрелище, а регенерацией ты владеешь не настолько, чтобы тебе все было нипочем.
   — Это угроза?
   — О, нет, я-то тебе вреда не причиню, но почем знать, что может случиться… «Коконы спасения», предназначенные для обыкновенных людей, для тебя не годятся, не так ли? Тебе нужен тергаронский «кокон», разработанный специально для киборгов твоей модификации, и я такой достану.
   — Каким образом? Тергаронцы их не продают.
   — Я пущу в ход все свои связи и возможности, и «кокон» у нас будет.
   Это обещание заставило Тину призадуматься. Пока Стив был рядом, она не нуждалась ни в какой медицинской аппаратуре, а теперь придется быть осторожней. О тергаронском «коконе» она могла только мечтать.
   — Тина, мы нужны друг другу, — Живущий-в-Прохладе присел напротив, заглянул ей в глаза. — Ты не желаешь видеть, насколько я изменился с тех пор, как мы познакомились. Перед тобой уже не тот Лиргисо, который когда-то был первым помощником Сефаргла на Лярне. Я познал и доброту, и сострадание, и порядочность, я давно стал другим.
   — Ты говоришь это после того, что делал с Клиссом? — вмешался Поль.
   — Так ведь с Клиссом, а не с тобой! — оглянувшись на него, бросил Лиргисо с досадой.
   — Не думай, что ты хозяин положения, — сказала Тина. — Мы уйдем с твоей чертовой яхты, когда захотим.
   — Да разве кто-нибудь возражает? — Живущий-в-Прохладе улыбнулся почти вымученно. — Расстанемся друзьями. Хинар возьмет бот — один из моих ботов Поль подарил неблагодарному Саймону, осталось всего два — и отвезет вас, куда прикажешь. Но прошу, подумайте…
   Он посмотрел на Тину, потом на Поля. Волосы он подрезал до плеч и осветлил, снова превратившись в платинового блондина, из-за этого его треугольное лицо казалось совсем молодым. Он словно ждал приговора и готов был покорно его принять — безусловно, в этом присутствовала толика игры, но игра скорее подчеркивала, чем маскировала его чувства. Энбоно смертельно боятся одиночества.
   — Решай ты, — Тина взглянула на Поля. — Как скажешь, так и поступим.
   Тот поднял полуопущенные веки. Разбитая скула (задело каким-то обломком, когда все начало разлетаться на куски) придавала ему отрешенный вид. До чего разные у них глаза: у Лиргисо непроницаемые, с холодным блеском золотистого драгоценного камня — натыкаешься на отшлифованную грань, за которой что-то жутковатое, колдовское, а у Поля — словно провалы в полные жизни миры, окутанные теплыми весенними сумерками.
   Вдруг лицо Поля болезненно дернулось.
   — Зачем ты экранировку снял?
   — Чтобы ты видел, как я отношусь к тебе и к Тине. Суди сам, искренен ли я, когда говорю, что не собираюсь вредить вам, и что я тебя люблю.
   — Я бы предпочел, чтобы ты меня не любил.
   — Поль, да разве это от нас зависит? И моя безумная страсть, и твое ответное чувство ко мне — я, между прочим, не забыл, что ты сказал, когда бредил в «коконе», — все это игры рока. Мы можем держать свои чувства в узде, но не в нашей власти противиться им.
   — Во-первых, управлять своими чувствами, в принципе, можно, силарцы это практикуют, во-вторых, когда я бредил, я по определению ничего не соображал.
   — Во-первых, силарцы, в принципе, бесконечно далекая от нас раса, во-вторых, что до твоей способности соображать, так даже когда ты вполне вменяем… — спохватившись — сейчас неподходящий момент для колкостей! — Лиргисо проделал почти акробатический словесный трюк, — …ты вряд ли контролируешь себя полностью, ибо сие невозможно, идеалы по определению недостижимы.
   — Сделай опять экранировку.
   После этой фразы Поль две-три минуты молчал, потом сказал:
   — Остался Маршал, он что-то готовит, так что нам лучше действовать вместе. Но только если ты примешь мое условие.
   — Какое?
   Они безмолвно смотрели друг на друга, и Тина отметила, что Живущего-в-Прохладе гложет мучительное беспокойство: натренированные лицевые мышцы сохраняли неподвижность, но в глубине золотисто-желтых глаз проплыла тревожная тень.
   — Ты никого больше не будешь пытать, понял? Ни ради информации — для этого есть целая куча «сывороток правды», ни для шантажа, ни из мести. Никого — это значит, вообще никого. Если я о чем-то таком узнаю, мы разойдемся в разные стороны, какая бы ни была ситуация.
   — Я присоединяюсь к Полю, — поддержала Тина. — Если мы будем вместе, ты не должен делать вещи, которые мы отвергаем.
   — Принимаешь условие? — спросил Поль.
   — Да, конечно, принимаю, — Лиргисо усмехнулся, как показалось Тине, с облегчением. — Для меня пытки всегда были средством, а не целью, и я готов принести сие эффективное средство в жертву нашей дружбе. Но вы же знаете, сколько подвигов мне приписывают собратья Саймона Клисса! Допустим, на меня возведут напраслину, как прикажете оправдываться?