Страница:
Зато изменника взяли живым. Поль видел себя глазами Маршала: избитый, израненный, весь в крови — наверное, так же он выглядел после побоев на «Гиппогрифе». Его швырнули на колени перед вождем. Тот испытывал праведный гнев (его предали!), к которому примешивался тщательно скрываемый страх (мальчишка обладает слишком большой силой — и это сейчас, когда ему еще и восемнадцати нет, так чего ждать от него в будущем?), а пленник смотрел на своего бывшего шефа с откровенным презрением и раскаяния не выказывал. Удар ногой в лицо — рассчитанный, чтобы не насмерть, чтобы только погас этот нестерпимо презрительный взгляд…
Наказание для него Маршал придумал достойное проступка: пусть он считает, что это он уничтожил город. Поскольку он убежден, что так делать нельзя, эта мысль отравит все его дальнейшее существование, заставит отказаться от силы, навеки лишит душевного равновесия.
«Себя презирай, щенок паршивый!» — это Маршал добавил мысленно, так как рядом стояли его адепты, и он должен был являть собой пример величия, чуждого мелочным человеческим чувствам.
Очнувшись после внушения, мальчишка долго бродил среди развалин, потрясенный и раздавленный, а потом покончил с собой — но это была не та смерть, вслед за которой наступает благоприятное перерождение. Маршал был удовлетворен.
«Так вот как все было на самом деле! Я отказался выполнять этот маразматический приказ и пытался защитить людей из города, а мне внедрили ложное воспоминание, будто бы это я их убил! И все это время я подсознательно чувствовал себя преступником… Вот тебе за мою перекроенную память!»
В этот момент Поль не думал ни о «туче», ни о том, что вмешиваться в чужую дуэль — не по правилам. Можно сказать, что он врезал Маршалу по морде — пусть не физически, а ментально, зато изо всей силы. Затрещина нарушила равновесие между противниками, и Лиргисо получил преимущество, которым не замедлил воспользоваться. Ладно, пусть добивает Маршала сам… Но откуда здесь взялось столько народа? Наконец-то Поль увидел, что скрывалось в недрах растерзанной «тучи»!
Выхватив из поясного кармана «торпеду», он вдавил кнопку.
— Смывайся оттуда! Над вами военный корабль, сейчас он шарахнет! Скоре…
Договорить он не успел. Катакомбы содрогнулись, сама земля тяжело содрогнулась, его бросило на пол у подножия лестницы. От удара фонарь погас, и все погрузилось во тьму, а где-то наверху ревел ураган, напоминая о тех доисторических разборках, сведения о которых Поль почерпнул из памяти Маршала.
Свершилось! Двое полуживых цефалоподов, в раскорячку стоявших перед тергаронским генералом (остальные их собратья вповалку лежали на полу за стеклянной перегородкой), утверждали, что и Маршал, и Лиргисо уничтожены. То же самое отрапортовали операторы, наблюдавшие за местностью с помощью разведывательных зондов.
— Теперь надо, чтобы событие прокомментировал представитель СМИ, — напомнил какой-то чин из Космопола. — Этого требует протокол, в соответствии с принципами гласности и свободы информации.
Все начали оглядываться на Саймона, смутившегося от такого внимания (он же который день ничегошеньки не принимал — не дают!); потом его вытолкнули вперед, к экранам, показывающим не то бушующее море, не то взбесившуюся пустыню.
— Ну, давайте, Клисс, комментируйте! — дружески похлопал его по плечу Браун. — Это же ваша репортерская работа!
— Это чего там? — нерешительно спросил Саймон, показав на экраны.
— Это поверхность Сагатры после применения «Омеги-78», — с гордостью пояснил генерал. — Пылевая пустыня радиусом двести с лишним километров — и никакого, заметьте, радиационного заражения!
— Их больше нет? — почему-то шепотом спросил Саймон. — Ни Маршала, ни Лиргисо? Их правда больше нет?
— Там даже микроорганизмы не уцелели, — подтвердил тергаронец. — Все дезинтегрировано!
Ураганный ветер гонял клубы пыли, но его порывы понемногу стихали. Кроме пыли на экранах ничего не было.
— Их больше нет! — повторил Саймон громче, а потом взахлеб, едва не приплясывая, то и дело срываясь на нервное хихиканье, затараторил: — Они превратились в пыль, распались на молекулы, а я остался! И Лиргисо нет, и Маршала нет, а я остался! Они оба хотели меня убить — ишь, чего захотели, Саймон Клисс бессмертен!
— Да что он несет? — озабоченно прошептал кто-то из космополовцев. — Это и есть комментарии? Он же сумасшедший!
— Какая разница! — возразил его коллега. — Главное, что протокол соблюли.
Вот именно, какая разница? Может быть, завтра появятся новые недоброжелатели и новые напасти (даже не может быть, а наверняка), и «Иллюзориум» окажется еще одной западней, и все пойдет по-старому, — но сегодня Саймон Клисс был самым счастливым человеком в этой Галактике.
Римму Кирч осаждали полузабытые детские страхи. Она одна в темном подземелье, многоэтажном, как громадные дома-коробки на Яхине; наверху завывает ветер, и неизвестно, что стало с Маршалом… Хотя он, разумеется, не может не победить.
Для всякой безымянной жути, выползающей из темноты, слабаки — законная добыча, поэтому нельзя поддаваться слабости… Римма твердила это про себя, ежась под броней от накатывающего страха. А началось с того, что она поднялась на верхний этаж — и закашлялась от пыли. Как будто забралась во чрево гигантского пылесоса… Откуда это взялось? Приоткрыв дверь, соединяющую катакомбы с бункером Маршала, Римма едва не задохнулась от хлынувшего навстречу пылевого потока. Опомнившись, перепуганная и ослепленная, захлопнула дверь.
Творилось что-то непонятное. Пылевой потоп. Наверное, это месть мертвецов — всех, кого она убила, пока была ликвидатором, мужчин, женщин, детей… Их много, она давно сбилась со счета, но несколько сотен точно наберется. Поднялись из взорвавшейся Преисподней вместе с тучами пыли… Кирч не раскаивалась — не дождетесь, такие чувства для слабаков, к тому же она работала в команде и правил своей команды не нарушала, так что не в чем ей раскаиваться, но все равно ее охватил противный озноб. Силы зла существуют на самом деле, и сейчас они перешли в наступление. Разве эта сверхъестественным образом появившаяся пыль — не их работа?
Она чувствовала себя заблудившейся маленькой девочкой. Хуже всего было то, что она ничего не знала о Маршале и не понимала, что происходит. Потом ей начало казаться, что в темноте кто-то есть. Животное, укрывшееся в катакомбах от урагана и удушливой пыли?.. Существо двигалось тихо, но не бесшумно, с мистической ловкостью избегало встреч с Риммой и в то же время следило за ней — издали, осторожно, всякий раз успевая вовремя исчезнуть. Слишком разумное поведение для животного.
— Эй, ты меня слышишь? — в конце концов не выдержала Римма. — Выходи, хватит играть в прятки! Мы тут заперты, и если ты хочешь меня съесть — я тебя убью, понял? У меня есть питательные капсулы, одной штуки на сутки хватает, могу поделиться!
Ее голос звучал в застоявшемся полумраке тонко, сипло и настороженно, и поблескивающая в луче фонаря бронзовая маска энбоно — их тут полно — надменно ухмылялась со стены.
— Снаружи светопреставление, — продолжала Римма (главным образом для того, чтобы совсем уж не перетрусить). — Какую дверь ни откроешь, оттуда сыплется пыль. Какие-то силы порезвились… Нам с тобой надо дружить, чтобы отсюда выбраться, поэтому лучше не пробуй меня съесть — сразу получишь! Наверху случилось что-то нехорошее, очень-очень странное…
— Военный корабль обстрелял наш район из бортовых дезинтеграторов.
Римма не очень-то надеялась на ответ, и вздрогнула, услышав человеческий голос — молодой, как будто даже знакомый. Одновременно вспыхнула досада: ну, почему ей самой не пришло в голову наиболее простое и логичное объяснение?
— Почем ты знаешь? — прищурилась она с вызовом, сверля угрюмым взглядом темноту.
Бледный луч света упал поперек коридора. Из зияющей сбоку черной арки выступил человек в бронекостюме и шлеме, с мерцающей на плече звездой фонаря, в сдвинутых на лоб очках ночного видения.
Узнав его, Римма выжидательно засопела: этот сумасшедший «сканер» всегда был для нее непредсказуем.
— Твой Маршал проиграл дуэль, но корабль убил их обоих. Мгновенная дезинтеграция, — помолчав, Поль добавил негромко и печально, словно разговаривал не с Кирч, а сам с собой: — Никогда бы не подумал, что буду жалеть о его смерти.
— Ты о Маршале? — агрессивно уточнила Римма.
— Нет.
— Маршал не мог проиграть дуэль! Ты врешь!
— Не нравится — не верь.
— Тебе, что ли, все равно?
— Ты упертая серийная убийца, и мне без разницы, веришь ты мне или нет.
— Я ликвидатор, — прищурилась Кирч. — Советую запомнить! Есть силы, которые на тебя плюнут и ногой разотрут, а я для них другое дело… Пока они меня испытывают, как «салагу», зато после я стану ферзем, а ты останешься пешкой, потому что сам виноват, потому что я тебя выше!
— Полтора метра спеси.
Они оба в броне (перед тем как подчиниться приказу Маршала, Римма успела надеть боевое снаряжение), но хотя бы сбить с ног, чтобы вспомнил, как его проучили на «Гиппогрифе»… Поль увернулся, погасил свой фонарь, надвинул на глаза прибор ночного видения и исчез в зеве арки. Теперь ищи его в потемках…
— Струсил! — крикнула Римма.
— Я не люблю драться с женщинами, — голос донесся откуда-то из-за стены.
— И спать тоже, — злорадно буркнула Кирч, но этот выпад остался без ответа.
Ситуация вернулась в исходное состояние, однако теперь Римма знала, кто прячется в темноте, и не боялась. Поль Лагайм — ее враг, и все же ее успокоило то, что это именно он, а не кто-то другой. По крайней мере, он не будет пытаться ее изнасиловать, а его стремление поступать согласно расхожим представлениям о так называемой порядочности делает его относительно неопасным.
И насчет зомбирования он ей голову заморочил. Покойник Груша после въедливых расспросов категорически заявил, что Зойг не был зомбирован. Оказалось, у Зойга давно уже были выявлены при тестировании подавленные гомосексуальные наклонности, сам он об этом не знал, поскольку материалы тестов хранились под грифом «секретно». Его поведение ни у кого не вызывало нареканий (образцовый офицер, пример для товарищей), но встреча на Рубиконе с Лагаймом стала для него роковой: Зойг влюбился во врага. В общем, проглядели моральное разложение… История вышла гнусная и грязная, и Маршал, выслушав Грушино резюме, трехэтажно ругался, зато ничего мистического тут не было, и Римме пришлось с холодной яростью констатировать, что ее надули, как простоватую деревенскую девчонку. Ничего, она с обманщиком поквитается… но сначала его надо найти в затопленных тьмой катакомбах.
Жизнь Поля была переполнена преследованиями, причем преследовали обычно его, а не наоборот. Лиргисо, Вероника Ло, «Контора Игрек», а до этого — агенты госслужбы безопасности на Манокаре (позже из охотников превратившиеся в коллег), и еще раньше, в детстве — какие-то странные призраки, насчет которых Поль так и остался в неуверенности, были они на самом деле или он их придумал. Сейчас его с угрюмой настойчивостью выслеживала в катакомбах Римма Кирч — то ли хотела убить, поскольку ожидала от него агрессии, то ли просто подчинялась инстинкту агента «Конторы», не задумываясь над тем, есть ли в этом какой-то смысл.
После столкновения на «Гиппогрифе» и фильма Саймона Клисса Поль составил о ней достаточно полное представление. Поступки, которые он оценил бы, как неэтичные (хотя и мог бы, при определенных обстоятельствах, оправдать) — например, удар в спину в драке, или шантаж, или распространение заведомой неправды — вызывали у Риммы Кирч ребячески восторженное отношение: это круто, попрание предрассудков толпы, игры для избранных! Не то, чтобы ее восхищали все преступления подряд, но у нее был двойной стандарт: если грабеж совершит обкурившийся тинэйджер с куцым словарным запасом или Саймон Клисс — это уголовщина, а если Маршал — это нечто продвинутое, и надо еще дорасти, чтобы это понять.
В ней даже внешне было что-то незрелое, от девчонки тринадцати-четырнадцати лет. Небольшой рост, пухлые румяные щеки, наивно-упрямые голубые глаза. В то же время в ее экономных плавных движениях сквозила неотвратимость убийцы со стажем.
Это даже к лучшему, что она здесь: лишний стимул, чтобы не уснуть. Спать ему нельзя (он не забыл о предсмертном обещании Лиргисо: «я буду навещать тебя в ночных кошмарах»), и принимать допинг тоже нельзя. Заэкранироваться, отгородиться? Он попытался создать вокруг себя защитную оболочку, но скоро понял, что ничего не получится. Проблема заключалась в том, что ему хотелось еще раз увидеть Лиргисо — неважно, живого или мертвого — и поговорить с ним о той истории, извлеченной из памяти Маршала. Может быть, вместе они смогли бы вспомнить новые подробности, заполнить пробелы? Этот интерес мешал Полю сделать оболочку непроницаемой, обязательно оставалась трещинка, лазейка для возможного контакта, из-за чего вся затея теряла смысл.
Рассудком он понимал, что лучше бы им не встречаться. От Лиргисо можно с равной вероятностью ждать и бескорыстной помощи, и какой-нибудь изощренной пакости, все будет зависеть от его настроения на данный момент.
Они с Риммой Кирч кружили по катакомбам, то сближаясь, то удаляясь друг от друга (наверное, у нее тоже был план подземных помещений, снятый Маршалом), пока наверху не послышался шум, приглушенные голоса, низкое мощное гудение какого-то аппарата. Люди с корабля, скоро они очистят от пыли верхний уровень и спустятся сюда.
Поль осветил фонариком план. Кроме «лабиринта Сефаргла» тут есть еще и катакомбы естественного происхождения, попасть туда можно через двери на пятом, восьмом и одиннадцатом этажах.
Он сейчас на девятом, а Римма на восьмом — судя по звукам, пытается открыть дверь.
— Поль Лагайм, если вы здесь — оставайтесь в безопасной зоне и ожидайте спасателей, — голос звучал громко и отчетливо — видимо, его транслировал миниатюрный робот, пробравшийся через забитый пылью первый этаж. — Это Космопол. Если можете, дайте о себе знать.
Поль прикрыл глаза. Короткое сканирование ближайшего будущего: что его ждет, если он послушается и даст о себе знать? Ничего плохого… но и ничего хорошего. Они его не отпустят. Он станет собственностью Космопола — в офицерском чине, с приличным денежным содержанием, под неусыпной опекой врачей и психологов… О свободе придется забыть. Все уже решено за него, его личные планы значения не имеют.
Его не устраивало такое будущее. На Незе он служил в полиции, потому что сам так захотел, а принуждения он не выносил.
Опять развилка, на этот раз его собственная. Надо, чтобы с Сагатры его забрали Стив и Тина, тогда он останется свободным, и осуществится тот вариант будущего, где они с Ивеной гуляют по Кошачьему городу.
Поль спустился на одиннадцатый этаж. Дверь находилась в одной из комнат, соединенных арочными проемами с коридором. Два узорчатых засова, лярнийский иероглиф из позеленелой бронзы (кажется, знак, отгоняющий злых демонов — Сефаргл был суеверен), запах плесени. Ключ со скрежетом вошел в скважину и намертво застрял.
Эта дверь давным-давно приросла к раме. В сыром и теплом сагатрианском климате, где все цвело, разбухало, захлебывалось от влаги, процессы коррозии протекали быстрее, чем где бы то ни было.
Лиргисо и Поль отправились к укрытию Маршала в десантной экипировке, и сейчас это оказалось очень кстати. В одном из кармашков ячеистого пояса Поль нашел взрывкомплект, выдавил по периметру двери клейкую пасту сначала из одной тубы, потом из другой, обработал аэрозолем-катализатором и отступил за угол, про себя отсчитывая секунды. Раньше, чем он закончил работу, наверху раздался грохот — Римма Кирч сделала то же самое.
В другом кармашке нашелся мобильный фонарь размером с грецкий орех, мощный, как сверхновая, к нему прилагался пульт-браслет. В полицейской школе Поля научили обращаться с множеством подобных приспособлений, и сейчас он все делал быстро, не тратя времени на раздумья. Чувство огромного, ни с чем не сравнимого облегчения, охватившее его, когда выяснилось, что не он разрушил тот древний город, а также непонятно откуда взявшаяся печаль (он ведь совсем недавно хотел убить Лиргисо, так почему смерть врага вызывает у него такую реакцию?) не мешали ему действовать.
За проемом было светло, как днем, в воздухе уже висел один слепящий светляк — Риммин фонарь. Пространство изломано и скомкано, повсюду покрытые каменной щетиной складки, сталактиты, сталагмиты. Поль замер на пороге, пораженный этой картиной, однако Римма уже спускалась по извилистой металлической лестнице в расщелину, где блестела черная вода и лежал меж двух сталагмитов продолговатый предмет — возможно, лодка.
Поль тоже начал спуск. В проворстве они друг другу не уступали и до лодки добрались одновременно. Кирч глядела исподлобья, с классическим хладнокровным прищуром (перед зеркалом, что ли, тренировалась?), но Поль уловил ее скрытые колебания: она понимала, что без напарника лезть в здешние карстовые пещеры слишком рискованно. Он тоже это понимал.
— Будем драться за лодку или смоемся вместе? — спросил он, пытаясь определить, что происходит в лабиринте.
— Вместе, — буркнула Кирч и, когда он шагнул вперед, зловеще предупредила: — Только чтоб никакого нытья, никакого щенячьего скулежа! Кто распустит сопли, тот сразу получит! Этот мир не для слабаков…
Ее последние слова заглушил треск сдираемой с лодки защитной пленки. Римма поперхнулась, потом стала помогать. Под их подошвами хрустел каменный щебень, оставшийся еще со времен постройки лабиринта.
Небольшая узкая лодка, оснащенная антигравом, напоминала запакованную в пластик рыбину. С виду новенькая, хотя пролежала здесь, наверное, несколько столетий. Вдоль бортов закреплена пара коротких весел и телескопический шест.
Опередив Римму, Поль занял место на корме около пульта. Недовольная пассажирка смотрела на него с ухмылкой «старика», твердо знающего, что «салага» вот-вот облажается, ее глаза блестели в ожидании этого радостного момента. Поборов искушение вышвырнуть ее из лодки, Поль включил двигатель, и они в сопровождении двух светляков понеслись по туннелю с гофрированными известняковыми стенами.
— А ты почему от них убегаешь? — убедившись, что с управлением он справляется и повода для злорадства пока не предвидится, спросила Римма. — Тебя-то в тюрьму не засадят.
— Меня заставят работать на Космопол, а у меня другие планы.
— То есть, ты против них?
— Не против. Просто у меня совсем другие планы, я же сказал.
— Так они тебя потом заграбастают, куда ты денешься?
— Если я доберусь до адвоката на Незе, это нельзя будет сделать без моего добровольного согласия.
— Ага, тебе надо, чтобы с тобой случалось только то, что тебе захотелось, как на блюдечке, да? — Кирч осуждающе сморщила вздернутый нос. — А кое-каким силам наплевать на твои щенячьи планы, они с тобой считаться не будут, не надейся! Ты для них пешка.
— Тогда мне тоже на них наплевать. Будешь отвлекать — перевернемся.
Она замолчала.
Закоулки безмолвного каменного царства приоткрывались перед ними и снова схлопывались позади, сверкая то ли блестками, то ли глазами в свете мчавшихся наперегонки мобильных фонарей.
Романтическое путешествие вдвоем с симпатичным молодым человеком! Мечта накрашенной куклы, которая по десять часов в день киснет перед телевизором, уминая за обе щеки чипсы и шоколадки. Думая об этом, Римма Кирч угрюмо ухмылялась: судьба что-то напутала и отправила перевязанную розовой ленточкой бандероль не по тому адресу.
«Сканер» не скрывал своей неприязни к ней, зато не ныл и не паниковал — последнее обстоятельство немного портило Кирч настроение, поскольку не было повода его осадить. Он сказал, что погоня потеряла их, но возвращаться к лабиринту не стоит, в зоне поражения не осталось ничего, кроме пыли, надо пробираться на запад, к морю.
— Если заблудишься или заведешь нас в тупик, вспомнишь золотые денечки на «Гиппогрифе», — пригрозила Римма.
— Спасибо. Если я пойму, что заблудился, я тебя сразу утоплю.
— Меня за просто так не утопишь, а ты же не любишь драться с женщинами, — с ехидцей напомнила Римма, невольно покосившись на черную глянцевую воду.
— Для тебя сделаю исключение.
— Как ты выбираешь дорогу? — она перешла на грубовато-примирительный тон.
— Просто чувствую, куда надо свернуть. Не бойся, я не ошибусь. Стараниями твоего Маршала на мне висело обвинение в массовом убийстве, но теперь я полностью реабилитирован и не хочу умирать.
— О чем ты говоришь?
Больше он ничего не стал объяснять, а Римма не знала, о каком обвинении идет речь, Маршал ей об этом не рассказывал.
Лодкой они управляли по очереди, спали тоже по очереди. Поль попросил будить его, если Римме покажется, что ему снится кошмар — «иначе я буду не в форме, чтобы искать дорогу». Карстовые пещеры тянулись на десятки километров, и конца этому странствию не было видно. Они то плыли по мрачной речке под нависающими каменными зубьями, то карабкались посуху, волоча за собой лодку. Иногда, чтобы протиснуться через очередной лаз, приходилось снимать бронекостюмы, раздеваться до плавок и натираться «слипом» — препаратом из десантного комплекта, который, застывая на коже, превращался в скользкую пленку, предохраняющую от царапин и сводящую коэффициент трения почти к нулю.
Римма не стеснялась, и в глубине души ей хотелось, чтобы «сканер» проявил к ней мало-мальский интерес, как к девушке — хотя бы для того, чтобы появился повод поставить его на место. Она заранее придумала, как жестко осадит его и что ему выскажет, но Поль был равнодушен к ее наготе. Или этот мерзавец мысли читает, или под влиянием Лиргисо потерял всякий интерес к женщинам, одно из двух. Третье предположение — он просто не считает Римму Кирч привлекательной, а будь на ее месте другая, давно бы начал приставать — было слишком обидным и болезненным, и едва оно мелькнуло, Римма сразу же запихнула его подальше. Пусть лучше одно из двух.
Несмотря на взаимную вражду, ей нравилось исподтишка наблюдать за ним, когда он раздет, хотя удовольствие смешивалось с неодобрением. Худощавый и очень стройный, гладкая кожа золотится в свете фонарей, точеные запястья и щиколотки, словно вылепленные мускулы — в этом скульптурном изяществе было, по мнению Риммы, что-то неприличное для парня, свидетельствующее об изнеженности. Так же, как и в том, что он регулярно стирал свои носки в ледяной воде, после чего подолгу растирал закоченевшие руки, а примерно на третий день путешествия, придирчиво ощупав подбородок, смазал нижнюю часть лица кремом-депилятором и потом тщательно умылся, дрожа от холода. Пижон.
Вода в подземной речке была жуткая, от нее через несколько секунд немели пальцы, и зубы ломило. Для питья они набирали ее во фляжки и подогревали на термоплите, которая нашлась под сиденьем лодки.
Наконец Поль объявил, что они выбрались из «зоны распыления», пора искать путь наверх. Вовремя. Рангоновые пластины для антиграва закончились, а на веслах далеко не уйдешь.
Счет дням они потеряли. Римма чувствовала, что блуждания по каменным кишкам Сагатры могут свести ее с ума, и держалась только на кураже: пусть этот слабак с Неза сломается первым, чтобы можно было бросить ему в лицо все давно заготовленные убийственные фразы. Но Поль не ломался. Бледный, осунувшийся, с беспокойно мерцающими глазами, он ни разу не подвел и не пожаловался, и получалось, что в такой передряге он ничуть не хуже ребят из «Конторы Игрек», которые слабаков вроде него в грош не ставили. Это было несправедливо, словно он незаконно присвоил то, что не могло ему принадлежать, и у Кирч все внутри клокотало от подспудного раздражения.
Узнав, что подземное путешествие подходит к концу, она повеселела и разговорилась, даже ее недовольство приутихло.
— Еще немножко, и мы выдержали это испытание, — заметила она во время привала. — Надеюсь, они засчитают нам баллы… даже тебе засчитают.
— Кто — они? И какие баллы?
Поль не отставал со своими вопросами, пришлось объяснять ему насчет миропорядка и Высших Сил. Полагалось бы самому знать, «сканер» все-таки.
— …Никто не предоставлен самому себе, и ни с кем не бывает ничего случайного, понял? — заключила Римма наставительно, пересказав все то, что вычитала в отнятой у Саймона Клисса потрепанной брошюре, с кое-какими произвольными дополнениями.
Поль выслушал внимательно, хотя и со скептическим выражением на лице.
— Неверно. Во Вселенной слишком много существ и причинно-следственных цепочек, чтобы все укладывалось в твою схему. Бывает по-разному, одни события происходят из-за вины или скрытого желания человека, или потому, что кто-то их подстроил, другие — случайно, в результате стечения обстоятельств. Твое описание охватывает лишь некоторую часть явлений, а действительность намного разнообразней, до бесконечности.
Наказание для него Маршал придумал достойное проступка: пусть он считает, что это он уничтожил город. Поскольку он убежден, что так делать нельзя, эта мысль отравит все его дальнейшее существование, заставит отказаться от силы, навеки лишит душевного равновесия.
«Себя презирай, щенок паршивый!» — это Маршал добавил мысленно, так как рядом стояли его адепты, и он должен был являть собой пример величия, чуждого мелочным человеческим чувствам.
Очнувшись после внушения, мальчишка долго бродил среди развалин, потрясенный и раздавленный, а потом покончил с собой — но это была не та смерть, вслед за которой наступает благоприятное перерождение. Маршал был удовлетворен.
«Так вот как все было на самом деле! Я отказался выполнять этот маразматический приказ и пытался защитить людей из города, а мне внедрили ложное воспоминание, будто бы это я их убил! И все это время я подсознательно чувствовал себя преступником… Вот тебе за мою перекроенную память!»
В этот момент Поль не думал ни о «туче», ни о том, что вмешиваться в чужую дуэль — не по правилам. Можно сказать, что он врезал Маршалу по морде — пусть не физически, а ментально, зато изо всей силы. Затрещина нарушила равновесие между противниками, и Лиргисо получил преимущество, которым не замедлил воспользоваться. Ладно, пусть добивает Маршала сам… Но откуда здесь взялось столько народа? Наконец-то Поль увидел, что скрывалось в недрах растерзанной «тучи»!
Выхватив из поясного кармана «торпеду», он вдавил кнопку.
— Смывайся оттуда! Над вами военный корабль, сейчас он шарахнет! Скоре…
Договорить он не успел. Катакомбы содрогнулись, сама земля тяжело содрогнулась, его бросило на пол у подножия лестницы. От удара фонарь погас, и все погрузилось во тьму, а где-то наверху ревел ураган, напоминая о тех доисторических разборках, сведения о которых Поль почерпнул из памяти Маршала.
Свершилось! Двое полуживых цефалоподов, в раскорячку стоявших перед тергаронским генералом (остальные их собратья вповалку лежали на полу за стеклянной перегородкой), утверждали, что и Маршал, и Лиргисо уничтожены. То же самое отрапортовали операторы, наблюдавшие за местностью с помощью разведывательных зондов.
— Теперь надо, чтобы событие прокомментировал представитель СМИ, — напомнил какой-то чин из Космопола. — Этого требует протокол, в соответствии с принципами гласности и свободы информации.
Все начали оглядываться на Саймона, смутившегося от такого внимания (он же который день ничегошеньки не принимал — не дают!); потом его вытолкнули вперед, к экранам, показывающим не то бушующее море, не то взбесившуюся пустыню.
— Ну, давайте, Клисс, комментируйте! — дружески похлопал его по плечу Браун. — Это же ваша репортерская работа!
— Это чего там? — нерешительно спросил Саймон, показав на экраны.
— Это поверхность Сагатры после применения «Омеги-78», — с гордостью пояснил генерал. — Пылевая пустыня радиусом двести с лишним километров — и никакого, заметьте, радиационного заражения!
— Их больше нет? — почему-то шепотом спросил Саймон. — Ни Маршала, ни Лиргисо? Их правда больше нет?
— Там даже микроорганизмы не уцелели, — подтвердил тергаронец. — Все дезинтегрировано!
Ураганный ветер гонял клубы пыли, но его порывы понемногу стихали. Кроме пыли на экранах ничего не было.
— Их больше нет! — повторил Саймон громче, а потом взахлеб, едва не приплясывая, то и дело срываясь на нервное хихиканье, затараторил: — Они превратились в пыль, распались на молекулы, а я остался! И Лиргисо нет, и Маршала нет, а я остался! Они оба хотели меня убить — ишь, чего захотели, Саймон Клисс бессмертен!
— Да что он несет? — озабоченно прошептал кто-то из космополовцев. — Это и есть комментарии? Он же сумасшедший!
— Какая разница! — возразил его коллега. — Главное, что протокол соблюли.
Вот именно, какая разница? Может быть, завтра появятся новые недоброжелатели и новые напасти (даже не может быть, а наверняка), и «Иллюзориум» окажется еще одной западней, и все пойдет по-старому, — но сегодня Саймон Клисс был самым счастливым человеком в этой Галактике.
Римму Кирч осаждали полузабытые детские страхи. Она одна в темном подземелье, многоэтажном, как громадные дома-коробки на Яхине; наверху завывает ветер, и неизвестно, что стало с Маршалом… Хотя он, разумеется, не может не победить.
Для всякой безымянной жути, выползающей из темноты, слабаки — законная добыча, поэтому нельзя поддаваться слабости… Римма твердила это про себя, ежась под броней от накатывающего страха. А началось с того, что она поднялась на верхний этаж — и закашлялась от пыли. Как будто забралась во чрево гигантского пылесоса… Откуда это взялось? Приоткрыв дверь, соединяющую катакомбы с бункером Маршала, Римма едва не задохнулась от хлынувшего навстречу пылевого потока. Опомнившись, перепуганная и ослепленная, захлопнула дверь.
Творилось что-то непонятное. Пылевой потоп. Наверное, это месть мертвецов — всех, кого она убила, пока была ликвидатором, мужчин, женщин, детей… Их много, она давно сбилась со счета, но несколько сотен точно наберется. Поднялись из взорвавшейся Преисподней вместе с тучами пыли… Кирч не раскаивалась — не дождетесь, такие чувства для слабаков, к тому же она работала в команде и правил своей команды не нарушала, так что не в чем ей раскаиваться, но все равно ее охватил противный озноб. Силы зла существуют на самом деле, и сейчас они перешли в наступление. Разве эта сверхъестественным образом появившаяся пыль — не их работа?
Она чувствовала себя заблудившейся маленькой девочкой. Хуже всего было то, что она ничего не знала о Маршале и не понимала, что происходит. Потом ей начало казаться, что в темноте кто-то есть. Животное, укрывшееся в катакомбах от урагана и удушливой пыли?.. Существо двигалось тихо, но не бесшумно, с мистической ловкостью избегало встреч с Риммой и в то же время следило за ней — издали, осторожно, всякий раз успевая вовремя исчезнуть. Слишком разумное поведение для животного.
— Эй, ты меня слышишь? — в конце концов не выдержала Римма. — Выходи, хватит играть в прятки! Мы тут заперты, и если ты хочешь меня съесть — я тебя убью, понял? У меня есть питательные капсулы, одной штуки на сутки хватает, могу поделиться!
Ее голос звучал в застоявшемся полумраке тонко, сипло и настороженно, и поблескивающая в луче фонаря бронзовая маска энбоно — их тут полно — надменно ухмылялась со стены.
— Снаружи светопреставление, — продолжала Римма (главным образом для того, чтобы совсем уж не перетрусить). — Какую дверь ни откроешь, оттуда сыплется пыль. Какие-то силы порезвились… Нам с тобой надо дружить, чтобы отсюда выбраться, поэтому лучше не пробуй меня съесть — сразу получишь! Наверху случилось что-то нехорошее, очень-очень странное…
— Военный корабль обстрелял наш район из бортовых дезинтеграторов.
Римма не очень-то надеялась на ответ, и вздрогнула, услышав человеческий голос — молодой, как будто даже знакомый. Одновременно вспыхнула досада: ну, почему ей самой не пришло в голову наиболее простое и логичное объяснение?
— Почем ты знаешь? — прищурилась она с вызовом, сверля угрюмым взглядом темноту.
Бледный луч света упал поперек коридора. Из зияющей сбоку черной арки выступил человек в бронекостюме и шлеме, с мерцающей на плече звездой фонаря, в сдвинутых на лоб очках ночного видения.
Узнав его, Римма выжидательно засопела: этот сумасшедший «сканер» всегда был для нее непредсказуем.
— Твой Маршал проиграл дуэль, но корабль убил их обоих. Мгновенная дезинтеграция, — помолчав, Поль добавил негромко и печально, словно разговаривал не с Кирч, а сам с собой: — Никогда бы не подумал, что буду жалеть о его смерти.
— Ты о Маршале? — агрессивно уточнила Римма.
— Нет.
— Маршал не мог проиграть дуэль! Ты врешь!
— Не нравится — не верь.
— Тебе, что ли, все равно?
— Ты упертая серийная убийца, и мне без разницы, веришь ты мне или нет.
— Я ликвидатор, — прищурилась Кирч. — Советую запомнить! Есть силы, которые на тебя плюнут и ногой разотрут, а я для них другое дело… Пока они меня испытывают, как «салагу», зато после я стану ферзем, а ты останешься пешкой, потому что сам виноват, потому что я тебя выше!
— Полтора метра спеси.
Они оба в броне (перед тем как подчиниться приказу Маршала, Римма успела надеть боевое снаряжение), но хотя бы сбить с ног, чтобы вспомнил, как его проучили на «Гиппогрифе»… Поль увернулся, погасил свой фонарь, надвинул на глаза прибор ночного видения и исчез в зеве арки. Теперь ищи его в потемках…
— Струсил! — крикнула Римма.
— Я не люблю драться с женщинами, — голос донесся откуда-то из-за стены.
— И спать тоже, — злорадно буркнула Кирч, но этот выпад остался без ответа.
Ситуация вернулась в исходное состояние, однако теперь Римма знала, кто прячется в темноте, и не боялась. Поль Лагайм — ее враг, и все же ее успокоило то, что это именно он, а не кто-то другой. По крайней мере, он не будет пытаться ее изнасиловать, а его стремление поступать согласно расхожим представлениям о так называемой порядочности делает его относительно неопасным.
И насчет зомбирования он ей голову заморочил. Покойник Груша после въедливых расспросов категорически заявил, что Зойг не был зомбирован. Оказалось, у Зойга давно уже были выявлены при тестировании подавленные гомосексуальные наклонности, сам он об этом не знал, поскольку материалы тестов хранились под грифом «секретно». Его поведение ни у кого не вызывало нареканий (образцовый офицер, пример для товарищей), но встреча на Рубиконе с Лагаймом стала для него роковой: Зойг влюбился во врага. В общем, проглядели моральное разложение… История вышла гнусная и грязная, и Маршал, выслушав Грушино резюме, трехэтажно ругался, зато ничего мистического тут не было, и Римме пришлось с холодной яростью констатировать, что ее надули, как простоватую деревенскую девчонку. Ничего, она с обманщиком поквитается… но сначала его надо найти в затопленных тьмой катакомбах.
Жизнь Поля была переполнена преследованиями, причем преследовали обычно его, а не наоборот. Лиргисо, Вероника Ло, «Контора Игрек», а до этого — агенты госслужбы безопасности на Манокаре (позже из охотников превратившиеся в коллег), и еще раньше, в детстве — какие-то странные призраки, насчет которых Поль так и остался в неуверенности, были они на самом деле или он их придумал. Сейчас его с угрюмой настойчивостью выслеживала в катакомбах Римма Кирч — то ли хотела убить, поскольку ожидала от него агрессии, то ли просто подчинялась инстинкту агента «Конторы», не задумываясь над тем, есть ли в этом какой-то смысл.
После столкновения на «Гиппогрифе» и фильма Саймона Клисса Поль составил о ней достаточно полное представление. Поступки, которые он оценил бы, как неэтичные (хотя и мог бы, при определенных обстоятельствах, оправдать) — например, удар в спину в драке, или шантаж, или распространение заведомой неправды — вызывали у Риммы Кирч ребячески восторженное отношение: это круто, попрание предрассудков толпы, игры для избранных! Не то, чтобы ее восхищали все преступления подряд, но у нее был двойной стандарт: если грабеж совершит обкурившийся тинэйджер с куцым словарным запасом или Саймон Клисс — это уголовщина, а если Маршал — это нечто продвинутое, и надо еще дорасти, чтобы это понять.
В ней даже внешне было что-то незрелое, от девчонки тринадцати-четырнадцати лет. Небольшой рост, пухлые румяные щеки, наивно-упрямые голубые глаза. В то же время в ее экономных плавных движениях сквозила неотвратимость убийцы со стажем.
Это даже к лучшему, что она здесь: лишний стимул, чтобы не уснуть. Спать ему нельзя (он не забыл о предсмертном обещании Лиргисо: «я буду навещать тебя в ночных кошмарах»), и принимать допинг тоже нельзя. Заэкранироваться, отгородиться? Он попытался создать вокруг себя защитную оболочку, но скоро понял, что ничего не получится. Проблема заключалась в том, что ему хотелось еще раз увидеть Лиргисо — неважно, живого или мертвого — и поговорить с ним о той истории, извлеченной из памяти Маршала. Может быть, вместе они смогли бы вспомнить новые подробности, заполнить пробелы? Этот интерес мешал Полю сделать оболочку непроницаемой, обязательно оставалась трещинка, лазейка для возможного контакта, из-за чего вся затея теряла смысл.
Рассудком он понимал, что лучше бы им не встречаться. От Лиргисо можно с равной вероятностью ждать и бескорыстной помощи, и какой-нибудь изощренной пакости, все будет зависеть от его настроения на данный момент.
Они с Риммой Кирч кружили по катакомбам, то сближаясь, то удаляясь друг от друга (наверное, у нее тоже был план подземных помещений, снятый Маршалом), пока наверху не послышался шум, приглушенные голоса, низкое мощное гудение какого-то аппарата. Люди с корабля, скоро они очистят от пыли верхний уровень и спустятся сюда.
Поль осветил фонариком план. Кроме «лабиринта Сефаргла» тут есть еще и катакомбы естественного происхождения, попасть туда можно через двери на пятом, восьмом и одиннадцатом этажах.
Он сейчас на девятом, а Римма на восьмом — судя по звукам, пытается открыть дверь.
— Поль Лагайм, если вы здесь — оставайтесь в безопасной зоне и ожидайте спасателей, — голос звучал громко и отчетливо — видимо, его транслировал миниатюрный робот, пробравшийся через забитый пылью первый этаж. — Это Космопол. Если можете, дайте о себе знать.
Поль прикрыл глаза. Короткое сканирование ближайшего будущего: что его ждет, если он послушается и даст о себе знать? Ничего плохого… но и ничего хорошего. Они его не отпустят. Он станет собственностью Космопола — в офицерском чине, с приличным денежным содержанием, под неусыпной опекой врачей и психологов… О свободе придется забыть. Все уже решено за него, его личные планы значения не имеют.
Его не устраивало такое будущее. На Незе он служил в полиции, потому что сам так захотел, а принуждения он не выносил.
Опять развилка, на этот раз его собственная. Надо, чтобы с Сагатры его забрали Стив и Тина, тогда он останется свободным, и осуществится тот вариант будущего, где они с Ивеной гуляют по Кошачьему городу.
Поль спустился на одиннадцатый этаж. Дверь находилась в одной из комнат, соединенных арочными проемами с коридором. Два узорчатых засова, лярнийский иероглиф из позеленелой бронзы (кажется, знак, отгоняющий злых демонов — Сефаргл был суеверен), запах плесени. Ключ со скрежетом вошел в скважину и намертво застрял.
Эта дверь давным-давно приросла к раме. В сыром и теплом сагатрианском климате, где все цвело, разбухало, захлебывалось от влаги, процессы коррозии протекали быстрее, чем где бы то ни было.
Лиргисо и Поль отправились к укрытию Маршала в десантной экипировке, и сейчас это оказалось очень кстати. В одном из кармашков ячеистого пояса Поль нашел взрывкомплект, выдавил по периметру двери клейкую пасту сначала из одной тубы, потом из другой, обработал аэрозолем-катализатором и отступил за угол, про себя отсчитывая секунды. Раньше, чем он закончил работу, наверху раздался грохот — Римма Кирч сделала то же самое.
В другом кармашке нашелся мобильный фонарь размером с грецкий орех, мощный, как сверхновая, к нему прилагался пульт-браслет. В полицейской школе Поля научили обращаться с множеством подобных приспособлений, и сейчас он все делал быстро, не тратя времени на раздумья. Чувство огромного, ни с чем не сравнимого облегчения, охватившее его, когда выяснилось, что не он разрушил тот древний город, а также непонятно откуда взявшаяся печаль (он ведь совсем недавно хотел убить Лиргисо, так почему смерть врага вызывает у него такую реакцию?) не мешали ему действовать.
За проемом было светло, как днем, в воздухе уже висел один слепящий светляк — Риммин фонарь. Пространство изломано и скомкано, повсюду покрытые каменной щетиной складки, сталактиты, сталагмиты. Поль замер на пороге, пораженный этой картиной, однако Римма уже спускалась по извилистой металлической лестнице в расщелину, где блестела черная вода и лежал меж двух сталагмитов продолговатый предмет — возможно, лодка.
Поль тоже начал спуск. В проворстве они друг другу не уступали и до лодки добрались одновременно. Кирч глядела исподлобья, с классическим хладнокровным прищуром (перед зеркалом, что ли, тренировалась?), но Поль уловил ее скрытые колебания: она понимала, что без напарника лезть в здешние карстовые пещеры слишком рискованно. Он тоже это понимал.
— Будем драться за лодку или смоемся вместе? — спросил он, пытаясь определить, что происходит в лабиринте.
— Вместе, — буркнула Кирч и, когда он шагнул вперед, зловеще предупредила: — Только чтоб никакого нытья, никакого щенячьего скулежа! Кто распустит сопли, тот сразу получит! Этот мир не для слабаков…
Ее последние слова заглушил треск сдираемой с лодки защитной пленки. Римма поперхнулась, потом стала помогать. Под их подошвами хрустел каменный щебень, оставшийся еще со времен постройки лабиринта.
Небольшая узкая лодка, оснащенная антигравом, напоминала запакованную в пластик рыбину. С виду новенькая, хотя пролежала здесь, наверное, несколько столетий. Вдоль бортов закреплена пара коротких весел и телескопический шест.
Опередив Римму, Поль занял место на корме около пульта. Недовольная пассажирка смотрела на него с ухмылкой «старика», твердо знающего, что «салага» вот-вот облажается, ее глаза блестели в ожидании этого радостного момента. Поборов искушение вышвырнуть ее из лодки, Поль включил двигатель, и они в сопровождении двух светляков понеслись по туннелю с гофрированными известняковыми стенами.
— А ты почему от них убегаешь? — убедившись, что с управлением он справляется и повода для злорадства пока не предвидится, спросила Римма. — Тебя-то в тюрьму не засадят.
— Меня заставят работать на Космопол, а у меня другие планы.
— То есть, ты против них?
— Не против. Просто у меня совсем другие планы, я же сказал.
— Так они тебя потом заграбастают, куда ты денешься?
— Если я доберусь до адвоката на Незе, это нельзя будет сделать без моего добровольного согласия.
— Ага, тебе надо, чтобы с тобой случалось только то, что тебе захотелось, как на блюдечке, да? — Кирч осуждающе сморщила вздернутый нос. — А кое-каким силам наплевать на твои щенячьи планы, они с тобой считаться не будут, не надейся! Ты для них пешка.
— Тогда мне тоже на них наплевать. Будешь отвлекать — перевернемся.
Она замолчала.
Закоулки безмолвного каменного царства приоткрывались перед ними и снова схлопывались позади, сверкая то ли блестками, то ли глазами в свете мчавшихся наперегонки мобильных фонарей.
Романтическое путешествие вдвоем с симпатичным молодым человеком! Мечта накрашенной куклы, которая по десять часов в день киснет перед телевизором, уминая за обе щеки чипсы и шоколадки. Думая об этом, Римма Кирч угрюмо ухмылялась: судьба что-то напутала и отправила перевязанную розовой ленточкой бандероль не по тому адресу.
«Сканер» не скрывал своей неприязни к ней, зато не ныл и не паниковал — последнее обстоятельство немного портило Кирч настроение, поскольку не было повода его осадить. Он сказал, что погоня потеряла их, но возвращаться к лабиринту не стоит, в зоне поражения не осталось ничего, кроме пыли, надо пробираться на запад, к морю.
— Если заблудишься или заведешь нас в тупик, вспомнишь золотые денечки на «Гиппогрифе», — пригрозила Римма.
— Спасибо. Если я пойму, что заблудился, я тебя сразу утоплю.
— Меня за просто так не утопишь, а ты же не любишь драться с женщинами, — с ехидцей напомнила Римма, невольно покосившись на черную глянцевую воду.
— Для тебя сделаю исключение.
— Как ты выбираешь дорогу? — она перешла на грубовато-примирительный тон.
— Просто чувствую, куда надо свернуть. Не бойся, я не ошибусь. Стараниями твоего Маршала на мне висело обвинение в массовом убийстве, но теперь я полностью реабилитирован и не хочу умирать.
— О чем ты говоришь?
Больше он ничего не стал объяснять, а Римма не знала, о каком обвинении идет речь, Маршал ей об этом не рассказывал.
Лодкой они управляли по очереди, спали тоже по очереди. Поль попросил будить его, если Римме покажется, что ему снится кошмар — «иначе я буду не в форме, чтобы искать дорогу». Карстовые пещеры тянулись на десятки километров, и конца этому странствию не было видно. Они то плыли по мрачной речке под нависающими каменными зубьями, то карабкались посуху, волоча за собой лодку. Иногда, чтобы протиснуться через очередной лаз, приходилось снимать бронекостюмы, раздеваться до плавок и натираться «слипом» — препаратом из десантного комплекта, который, застывая на коже, превращался в скользкую пленку, предохраняющую от царапин и сводящую коэффициент трения почти к нулю.
Римма не стеснялась, и в глубине души ей хотелось, чтобы «сканер» проявил к ней мало-мальский интерес, как к девушке — хотя бы для того, чтобы появился повод поставить его на место. Она заранее придумала, как жестко осадит его и что ему выскажет, но Поль был равнодушен к ее наготе. Или этот мерзавец мысли читает, или под влиянием Лиргисо потерял всякий интерес к женщинам, одно из двух. Третье предположение — он просто не считает Римму Кирч привлекательной, а будь на ее месте другая, давно бы начал приставать — было слишком обидным и болезненным, и едва оно мелькнуло, Римма сразу же запихнула его подальше. Пусть лучше одно из двух.
Несмотря на взаимную вражду, ей нравилось исподтишка наблюдать за ним, когда он раздет, хотя удовольствие смешивалось с неодобрением. Худощавый и очень стройный, гладкая кожа золотится в свете фонарей, точеные запястья и щиколотки, словно вылепленные мускулы — в этом скульптурном изяществе было, по мнению Риммы, что-то неприличное для парня, свидетельствующее об изнеженности. Так же, как и в том, что он регулярно стирал свои носки в ледяной воде, после чего подолгу растирал закоченевшие руки, а примерно на третий день путешествия, придирчиво ощупав подбородок, смазал нижнюю часть лица кремом-депилятором и потом тщательно умылся, дрожа от холода. Пижон.
Вода в подземной речке была жуткая, от нее через несколько секунд немели пальцы, и зубы ломило. Для питья они набирали ее во фляжки и подогревали на термоплите, которая нашлась под сиденьем лодки.
Наконец Поль объявил, что они выбрались из «зоны распыления», пора искать путь наверх. Вовремя. Рангоновые пластины для антиграва закончились, а на веслах далеко не уйдешь.
Счет дням они потеряли. Римма чувствовала, что блуждания по каменным кишкам Сагатры могут свести ее с ума, и держалась только на кураже: пусть этот слабак с Неза сломается первым, чтобы можно было бросить ему в лицо все давно заготовленные убийственные фразы. Но Поль не ломался. Бледный, осунувшийся, с беспокойно мерцающими глазами, он ни разу не подвел и не пожаловался, и получалось, что в такой передряге он ничуть не хуже ребят из «Конторы Игрек», которые слабаков вроде него в грош не ставили. Это было несправедливо, словно он незаконно присвоил то, что не могло ему принадлежать, и у Кирч все внутри клокотало от подспудного раздражения.
Узнав, что подземное путешествие подходит к концу, она повеселела и разговорилась, даже ее недовольство приутихло.
— Еще немножко, и мы выдержали это испытание, — заметила она во время привала. — Надеюсь, они засчитают нам баллы… даже тебе засчитают.
— Кто — они? И какие баллы?
Поль не отставал со своими вопросами, пришлось объяснять ему насчет миропорядка и Высших Сил. Полагалось бы самому знать, «сканер» все-таки.
— …Никто не предоставлен самому себе, и ни с кем не бывает ничего случайного, понял? — заключила Римма наставительно, пересказав все то, что вычитала в отнятой у Саймона Клисса потрепанной брошюре, с кое-какими произвольными дополнениями.
Поль выслушал внимательно, хотя и со скептическим выражением на лице.
— Неверно. Во Вселенной слишком много существ и причинно-следственных цепочек, чтобы все укладывалось в твою схему. Бывает по-разному, одни события происходят из-за вины или скрытого желания человека, или потому, что кто-то их подстроил, другие — случайно, в результате стечения обстоятельств. Твое описание охватывает лишь некоторую часть явлений, а действительность намного разнообразней, до бесконечности.