Он все же мог видеть сквозь эти нематериальные перепонки, полотнища, плоскости, хотя и хуже, чем если без них. Он постепенно расширял радиус поиска, но ни людей, ни других носителей разума вокруг не было. Чувствовать неодушевленную автоматику Поль не умел, так что о механических соглядатаях пусть позаботится Лиргисо.
   Никого, никого, никого… И вдруг он ощутил присутствие целой толпы, охваченной тоской и отчаянием. Он вздрогнул — настолько мучительным было это внезапное соприкосновение.
   — Поль, что с тобой? — донесся голос Лиргисо.
   — Там!.. — он вытянул правую руку назад и вверх, показывая направление. — Кто-то есть, их очень много, им плохо. Я не знаю, кто это, надо выяснить.
   Он открыл глаза, вытер ладонью лицо — казалось, что на коже остались клейкие следы от потусторонних перепонок.
   — Поль, все в порядке, — Хинар развернулся вместе с креслом, чтобы посмотреть, куда он показывает. — Там домберг тонет. Домберг — помнишь, ты спрашивал, что это за штуки? Я его сигнал бедствия еще полтора часа назад принял.
 
   Вся «Контора Игрек» уже смирилась с неистребимостью Саймона Клисса — но не Римма Кирч. Римма считала, что этому скользкому, как грязный обмылок, типу, бывшему эксцессеру, доверять нельзя. С ней никто и не спорил — действительно, нельзя, зато свое дело он знает: вон сколько у него на счету успешно реализованных проектов! Если надо подмочить чью-то репутацию, привлечь внимание общественности к фактам, которые иначе останутся незамеченными, исказить какую-либо информацию — лучшего разработчика, чем Клисс, не найдешь, так что его нужно держать под контролем, но ни в коем случае не гнать.
   Римме казалось, что все они ошибаются, даже Маршал. Хотя нет, что за глупость, Маршал ошибаться не может. Просто он слишком занят, чтобы разбираться с каждым, поэтому надо собрать на Клисса досье и положить к нему на стол — тогда проныре Саймону конец.
   Домберг на экране был похож на доисторического зверя мамонта, тонущего в зыбучке — Римма когда-то видела картинку в детской книжке. Такая же обреченная темная глыба, только у мамонта был еще печальный круглый глаз и хобот, задранный к небу.
   Римме нравилась идея, что численность неспособных и малоимущих нужно сокращать. Именно публику этого сорта она и ненавидела по-настоящему, а вовсе не экстрасенсов, извращенцев и мутантов, на которых охотилась «Контора». Последние были для Риммы противниками, объектами отстрела, но не вызывали у нее таких чувств, как какой-нибудь спившийся бомж, или безмозглая скандальная тетка, или ограниченный и невзрачный мелкий чиновник. Вот это — настоящие враги! В этом окружении Римма выросла, от этой жизни она сбежала.
   Дома ей сулили карьеру рекламной модели: мол, с ее внешностью румяной, как наливное яблочко, деревенской простушки она может сниматься в роликах, рекламирующих доильные автоматы или синтетические удобрения — будущее обеспечено! Тьфу… И Римма удрала «зайцем» из яхинианского сельскохозяйственного рая на Рубикон, известный своими подпольными клиниками, где людей превращают в киборгов. Она хотела поднакопить денег и стать боевым киборгом, как Тина Хэдис.
   На Рубиконе Римма научилась воровать. Проституция — слишком грязное занятие, но прикинуться проституткой, заманить клиента в укромное место и парализовать, а потом опустошить его карманы — это ничего, можно. Вероятно, рано или поздно Римма нарвалась бы на полицейского агента, но ей повезло: до того, как это случилось, она нарвалась на парня из «Конторы». Тот оценил ее способности, и ей предложили работать в организации.
   В ее жизни появился Маршал. Когда Римма думала о нем, ее переполнял смешанный с благоговейным обожанием восторг: впереди шагает самый сильный и самый мудрый, а ты можешь следовать за ним и выполнять все, что он скажет. Это Жизнь с большой буквы — не то, что прозябание в скучном городишке, среди погруженных в вечный полусон обывателей. Вот только своей внешностью Римма была недовольна: ей хотелось быть бледной и зловещей, как лезвие кинжала, и она мечтала о пластической операции, но в «Конторе» это можно лишь в интересах дела, по распоряжению руководства, так что мечта оставалась ее маленьким секретом.
   Кирч сидела в командирском кресле, подтянув колени к подбородку, и смотрела, не отрываясь, на домберг: как будто посреди океана умирает большое животное… Так и есть. Вся эта людская масса, запертая в домберге, немногим отличается от стада животных.
   Клисс вовсю ерничал по поводу ожидаемой гибели домберга, и Роберт старался от него не отставать. Римме хотелось пристрелить обоих. Или заткнуть уши, но такой жест уронит достоинство командира патруля, и она, сохраняя неподвижность сфинкса, слушала возбужденную, взахлеб, болтовню Саймона и сопровождаемые неуверенным нервным смешком реплики «салаги». Трепачи. Римма не испытывала жалости к людям из домберга, но эти потуги черного юмора были ей неприятны.
   Растянувшаяся на несколько часов трагедия в Стылом океане представлялась ей своего рода сакральным действом, жертвоприношением: Жизнь избавляется от тех, кто не хочет бороться и таким образом предает ее, наглядный пример торжества справедливости. Римма была заодно с Жизнью, которая казнит слабых и никчемных, происходящее наполняло ее сладким трепетом удовлетворения, а два пошляка, Клисс и стажер, все портили.
   — Во, опять SOS послали! — охваченный нервозным весельем Саймон ткнул пальцем в сторону экрана, где скользили «бегущей строкой» сообщения из эфира. — Во, смотри: «Заберите отсюда хотя бы наших детей». Это ловушка! Если спасатели туда сунутся, они сразу все ломанутся, жить-то охота. Так ты, салага, не допер еще, как правильно — утопление или утонутие?
   — Утопитие! — подстраиваясь под него, хихикнул Роберт.
   — Молчать! — не выдержала Кирч. — Слишком много трепа на борту! Отставить разговоры и осуществлять наблюдение в стандартном режиме, иначе под трибунал.
   После этого наступила тишина. Саймон, правда, издал напоследок глухой смешок — мол, командуй, не командуй, а я все равно не твой подчиненный, — но рта больше не открывал. Римма обвела взглядом экраны и шумно вздохнула. Потом, нахмурившись, еще раз взглянула на центральный экран в нижнем ряду: так и есть, домберг, на который поставил Роберт, первым из трех подобрался к каменным воротам в пролив Сойхо, и теперь все выложенные на столик шоколадки в ярких обертках достанутся «салаге».
 
   В полицейской школе, где Поль два года учился после колледжа, был предмет с длинным названием: «Использование для аварийно-спасательных работ неспециализированного оборудования». На этих занятиях курсантов учили решать такие проблемы нестандартными способами, с помощью любой подручной техники. Поль и сейчас очень быстро просчитал, что надо сделать: если дерифлодобывающая станция прикрепится к брюху домберга (роль фиксаторов выполнят лапы-буры, способные поворачиваться под любым углом), можно будет отбуксировать эту громадину к берегу.
   Когда он изложил свой план, Хинар сказал, что технически это осуществимо, и даже Лиргисо снисходительно обронил, что выдумка Поля не лишена остроумия, но его предложение так и сделать повергло обоих в легкий шок.
   Не будь здесь Лиргисо, шиайтианина Поль, возможно, сумел бы уговорить, сыграв на его пристрастии к трудноразрешимым задачам — тот любил блеснуть профессионализмом, продемонстрировать такое, что получится не у всякого. Но Хинар подчинялся боссу, а босса судьба домберга не волновала.
   — Поль, ты ведь лучше, чем кто бы то ни было, знаешь о том, что смерти в расхожем понимании этого слова нет, — Живущий-в-Прохладе охотно включился в дискуссию — чем не развлечение. — Есть всего лишь уход в тот мир, который ты посещаешь, не умирая, а потом, если верить древним лярнийским трактатам — новое рождение. Так стоит ли волноваться? Жизнь на домбергах отвратительна, смерть для этих людей будет избавлением.
   — Не решай за других. Они не хотят умирать — когда я наткнулся на них, я это почувствовал. Что нам мешает помочь им?
   — Не буду же я ради домберга рисковать станцией и грузом, — Лиргисо, опершись локтем о подлокотник кресла, любовался черно-золотыми разводами лака на своих ногтях, в его голосе сквозила скука.
   Хинар продолжал заниматься своим делом и в споре не участвовал. Похоже, он вообще их не слушал, сосредоточившись на цифрах и графиках, отображающих заполнение контейнеров.
   — Ты постоянно насмехаешься над человеческой меркантильностью: по-твоему, для людей главное — деньги, а ты, Живущий-в-Прохладе, якобы выше этого. Ты сейчас не меркантилен, ага?
   — Поль, тебе известно, сколько стоит наш дерифл? — Лиргисо, игнорируя вызов, задал вопрос ласковым тоном.
   — Наверное, около миллиона?
   — Не угадал. Несколько миллиардов. Я не меркантилен, но я не сумасшедший, чтобы из-за твоей прихоти нести такие убытки.
   — Я возмещу тебе убытки. Найду новое месторождение, не хуже этого.
   — Нет, — холодно отрезал Живущий-в-Прохладе.
   — Ты ничем не отличаешься от тех людей и гинтийцев, которые убиваются из-за лишней сотни кредиток.
   Поль пытался нащупать, чем его все-таки можно пронять. Не случайно он упомянул гинтийцев — об их скупости ходили анекдоты.
   — Отличаюсь, — Лиргисо бросил на него надменный взгляд из-под занавеса упавших на лицо волос. — Если бы на этом домберге находился ты, или великолепная Тина, или мой старый приятель Тлемлелх — пусть он и дурак, но его картины бесподобны, — поверь, мое решение было бы иным. Поль, что это за пародия на скептическую гримасу? Если ты недостаточно хорошо владеешь своими лицевыми мышцами, потренируйся перед зеркалом. Надо вот так, — он отбросил волосы назад и состроил скептически-презрительную мину, — но у тебя не получится. Уверяю тебя, домберг не стоит даже значительно меньшей жертвы. Мы с Хинаром на одном таком побывали, еще в то время, когда я был Крисом Мерлеем. Я люблю посещать всякие странные местечки, домберг тоже привлек меня своей экзотикой. Я собирался облазить его сверху донизу, как подобает любопытному туристу, потом взять какую-нибудь девушку или красивого юношу вроде тебя… Поль, твоя гримаса опять далека от совершенства, лучше не позорься! Мои планы разбились вдребезги. Домберг внутри — это омерзительная грязь и вонь, покрытые болячками оборванцы, кишащие паразиты… Моя плоть оставалась холодной и безучастной, я никого там не захотел, и после беглой обзорной экскурсии мы с Хинаром оттуда малодушно сбежали. Хинар, помнишь?
   — Угу, босс, — поддакнул шиайтианин. — Самая малость, и с контейнерами я закончу.
   — Прекрасно. Поль, скоро мы вернемся в сауну… о, я хотел сказать, на яхту. Было бы любопытно посмотреть, как домберг утонет, но нам надо поторопиться.
   — Послушай, там же люди погибнут!
   Поль рывком поднялся с кресла, но тут же упал обратно, вернее — его швырнуло обратно, прижало к мягкой спинке, и освободиться он не мог, невидимые захваты не отпускали.
   Живущий-в-Прохладе смотрел на него с нарочито невинной улыбкой. Он владел телекинезом, а Поль — нет, какие уж тут драки…
   — Сиди смирно. А то начнешь метаться по салону, что-нибудь опрокинешь. Еще и Хинару будешь мешать.
   Страх проснулся внезапно, как будто Поля полоснули ножом. Он научился усыплять этот страх, но усыпить и избавиться — разные вещи. Он сказал себе, что Лиргисо вряд ли захочет ссоры со Стивом и Тиной, однако это был неутешительный довод: если с тобой считаются только потому, что не хотят конфликта с третьей стороной, сильной твою позицию не назовешь.
   — Сейчас ты особенно красив, — заметил Живущий-в-Прохладе. — Бледное точеное лицо, и на нем испуганно светятся изумительные темно-карие глаза, на меня это безумно действует…
   Поль уже заметил, что на него это «действует», и от этого страх усилился до тошноты, до той степени, когда все вокруг становится размытым и слегка плывет.
   — При других обстоятельствах я бы, пожалуй, согласился спасти домберг, чтобы сделать тебе приятное, — заговорил Лиргисо, глядя в сторону (он легко возбуждался, но умел брать себя под контроль). — В обмен на кое-какие уступки с твоей стороны… К сожалению, ситуация не располагает. Мы должны выйти из зоны Зимпесовой бури до того, как она начнется, и поскорее добраться до яхты. Возможно, по дороге нас ждет пошлейшая драка с патрулем либо с такими же, как мы, браконьерами, кто-то ведь нас выследил.
   О домберге Поль за эти несколько секунд успел забыть, но теперь мысль о нем оттеснила страх на второй план.
   — Это ненормально, когда люди гибнут, а их вот так бросают на произвол судьбы. Если бы это случилось на Незе, у нас бы давно уже подняли по тревоге все спасательные службы.
   — Твой Нез — очаровательное местечко, но мы сейчас на Рубиконе. В рубиконских полицейских школах учат по другим учебникам. Впрочем, ты вспомни, когда ты работал в незийском иммиграционном контроле, ты вылавливал нелегалов — таких же, как этот сброд в домберге, и вы от них без сожаления избавлялись, не правда ли?
   — Мы ведь не на смерть их выбрасывали, а отправляли на планеты, где нужны колонисты, — возразил Поль после заминки.
   — Вы от них избавлялись, и вряд ли ты после этого интересовался их судьбой, так какое тебе дело до домберга? Видно, таков его рок — его аргхмо, как сказали бы на Лярне. Рекомендую тебе что-нибудь выпить, чтобы отвлечься от грустных мыслей.
   Робот-официант развернулся к креслу Поля, на его откидном столике стояло три чашки и четыре бокала — на выбор.
   — Значит, они там пусть умирают, а мы будем пить напитки и отвлекаться от грустных мыслей?
   — Вот именно, — усмехнулся Лиргисо. — Для такой чувствительной натуры, как ты, это будет полезное упражнение.
   Словно берешь предметы, а те выскальзывают из пальцев, и ты ничего не можешь удержать; вещи, люди, обстоятельства — ничто тебе не подчиняется. Поль медленно протянул руку, взял у робота чашку черного кофе — просто чтобы убедиться, что хотя бы эту чашку он удержит. После нескольких глотков он сумел немного успокоиться.
   Люди не должны умирать, если их можно спасти — так его учили в полицейской школе, а еще до школы он сам это знал. Если бы там учили вещам, не совпадающим с его собственными представлениями, он бы там надолго не задержался, и он никогда бы не пошел в полицейские на Рубиконе.
   Правая дверь ведет из салона в машинный отсек. За левой — коридор, и там еще три двери: в туалет, в отсек с парой спасательных капсул-аэроамфибий и в кладовку.
   Взять в кладовке оружие, направить на Лиргисо и потребовать, чтобы Хинар занялся спасением домберга?.. Бесполезно. Лиргисо опять применит телекинез, или бесконтактно выведет оружие из строя, или, что будет намного хуже и противней, воспользуется своими способностями к энергетическому вампиризму.
   Но кто сказал, что заложником должен быть обязательно Лиргисо?
   Когда Поль встал, мягкий толчок, как и в прошлый раз, бросил его обратно в кресло.
   — Перестань, — Поль поморщился, главным образом для того, чтобы Лиргисо по выражению его лица ни о чем не догадался. — По крайней мере, в туалет на пять минут ты меня выпустишь?
 
   Уже начал сгущаться туман из тех, что местные называют «русалочьим молоком» — первый признак Зимпесовой бури. Он стекал с неба и поднимался от мутного вспененного океана, расслаивался на никуда не ведущие коридоры, полости, слепые зоны, где не видно ни зги, как будто тебя и впрямь окунули в молоко. Длинные рваные перемычки соединяли области высокой плотности тумана друг с другом. Сверху все это напоминало недоделанный лабиринт в каком-нибудь снежном городке.
   Приборы пока не врали, вот только табло, показывающее температуру за бортом, непрерывно мигало: температура воздуха скакала вверх-вниз, датчики еле поспевали за ее пляской.
   Кирч уже выключила бортовой компьютер, все равно зависнет. Изображение на экранах было нестабильным, искажалось, подрагивало. Скоро все откажет, останется только гиперсвязь — ей никакие катаклизмы не страшны, зато батарейки для передатчика стоят столько, что ежели ты, к примеру, воспользуешься им для коротенького личного разговора, тебе потом не сносить головы. А какие отчеты ежеквартально сдают те, кто имеет к гиперсвязи официальный допуск — все по секундам расписано!
   Саймон знал, что у командира патрульного звена есть пеленгатор, и сейчас его поисковой луч вовсю шарит по окрестностям: если кто-то здесь разжился дерифлом, пусть он только полслова скажет! Саймон считал, что они там понапрасну подотчетные батарейки переводят — не дураки же те добытчики, чтобы кричать о своей удаче по гиперсвязи. Разве что они из государственной компании и захотят переговорить с базовым кораблем.
   Если патрули «Конторы Игрек» ограбят рубиконское королевское судно, это будет криминал и терроризм, но ради святых целей можно все, даже то, что нельзя. А Отдел по связям с общественностью для того и существует, чтобы на «Контору» не подумали.
   — Жаль, воронку не увидим, — Саймон кивнул на экран с домбергом — изображение перекосилось, как растянутая по диагонали эластичная тряпка. — Буря начнется раньше.
   — Опять посторонняя болтовня, — буркнула Кирч (видно, ей игра в молчанку еще не надоела). И добавила, медленно и многозначительно, словно не с подчиненными разговаривала, а сама с собой: — Мне бы сейчас не вас тут пасти, а в Нариньоне должок с Лиргисо получить…
   Саймон тоже был причастен к этой истории: драить на «Гиппогрифе» седьмой отсек им пришлось из-за Лиргисо.
   Вскоре после того, как вызволенный из плена Клисс стал новобранцем «Конторы Игрек», профессору Пергу позарез понадобился еще один «сканер» — незийский гражданин Поль Лагайм, приятель Тины Хэдис и Стива Баталова. «Сканером» он был уникальным, поскольку в отличие от тех недоумков, что лежали в «коконах» у Пергу, обладал нормально развитым интеллектом.
   Добраться до него было непросто, да и гонения на «Контору» уже начались, приходилось соблюдать осторожность. И вот Саймон разработал для «Конторы Игрек» свой первый проект: надо заставить Лагайма совершить убийство в общественном месте, при свидетелях, чтобы все увидели, как он опасен. После два варианта: либо, если убийцу задержат, выкрасть его из тюрьмы или из психушки, либо, если он скроется, взять в заложники его близких и потребовать, чтобы он сдался; «Контора» при этом выступает, как организация, стремящаяся любой ценой защитить общество от преступника-психопата.
   Все пошло прахом. Во-первых, Поль Лагайм оказался тем еще выродком: он попросту не стал никого убивать, хотя Кирч и Клисс свою работу выполнили на «отлично». Подобрались к нему в толпе на выставке светильников, засадили препарат, оказывающий нужное воздействие на мозг; будто бы выясняя между собой отношения, задали установку. Любой нормальный человек в такой ситуации сделает то, что от него ждут, но этот нормальным не был.
   Если один план не сработал, можно придумать другой, однако тут вышла вторая неприятность: Лиргисо, который тоже за Лагаймом охотился, телепортировался на выставку и утащил «сканера» прямо из-под носа у агентов «Конторы» и Тины Хэдис. По логике Маршала, виноваты в этом были непосредственные исполнители, Клисс и Кирч — неким мистическим, непостижимым для Саймона образом, словно Лиргисо перед тем, как телепортироваться, у них разрешения спрашивал!
   Их послали отмывать седьмой отсек. Для Саймона это была нудная, тяжелая, бессмысленная работа, для Кирч — еще и унижение (ее, образцового бойца, наказывают, как «салагу»!), но злобу она затаила не на своего ненаглядного Маршала, а на Саймона. Римма то и дело норовила окатить его грязной водой или оставить ему участок похуже, да еще стучала начальству, что он слишком часто отдыхает.
   А тут и третья неприятность подоспела: Лиргисо дал журналистке с незийского телевидения интервью, в котором много чего понарассказывал о «Конторе Игрек» — с фактами и доказательствами; их план относительно Поля Лагайма он тоже реконструировал и подробнейшим образом проанализировал. Себя он при этом всячески обелял и выставлял жертвой сплетен и клеветы — на это вряд ли кто купился, зато по репутации «Конторы» был нанесен сокрушительный удар.
   Это и был «должок», о котором говорила Кирч. Саймону это казалось претенциозным: словно Римма намекала на то, что сама она — личность не менее значительная и достойная внимания, чем заработавший эпатажную славу преступник с Лярна. Лиргисо ее личный враг, и она собирается взыскать с него «должок», это должно производить впечатление! Правда, Саймон Клисс и стажер были неблагодарной аудиторией.
   — В Нариньон, Риммочка, послали тех, кто рылом вышел. Там же королевский дворец, важно лицом в грязь не ударить. А если это самое лицо умывают раз в три-четыре месяца, и то по личному приказу Маршала…
   Роберт еле удержался, чтобы не хихикнуть, а Римма, сохраняя каменное выражение, сказала:
   — Ты-то, Клисс, сейчас должен быть в Нариньоне, хоть и не вышел рылом. Почему ты здесь?
   — У меня психическая травма! — огрызнулся Саймон.
   После плена у Лиргисо что-то в нем треснуло, и он был уже не тот, что раньше — словно склеенная чашка, которую хозяйка никогда не выставит на стол для гостей. Груша время от времени проводил с ним сеансы реабилитационной терапии, но хватало незначительного толчка, чтобы вся эта хитроумная психологическая защита полетела к черту. Измученный Саймон все же сумел отыскать здесь приятную сторону: его радовало то, что дипломированный психолог оказался бессилен перед его проблемой.
   Кирч прищурилась и засопела, готовясь отпустить что-то едкое, но ее опередил Роберт.
   — Смотрите! — он с глуповатой удивленной улыбкой показывал на экран, где тонул домберг.
   Клисс и Римма тоже повернулись к мониторам. Помехи усилились, но пока еще можно было разглядеть, что там происходит.
   — Ух ты, рисковый журналюга! — покачал головой Саймон.
   — Почему журналюга? — спросил Роберт.
   — А кто еще это может быть?
   Произошло вот что: невесть откуда взявшаяся машина описала круг над обреченным домбергом, зависла возле одной из впадин-лоджий, из кабины в лоджию перебрался человек.
   — Наверное, ему противники партии роялистов материал заказали, — объяснил Саймон. — Типа у них там фестиваль, а здесь простой народ тонет и все такое. Да, отчаянный парень…
   Где-то на задворках его души слабо шевельнулось чувство, напоминающее симпатию: этот незнакомый репортер — еле прорисованная фигурка, мелькнувшая на рябящем экране — был такой же, как Саймон в молодости, бесшабашный, еще не сломавшийся, готовый ради эффектных кадров лезть в любое пекло. Если все вокруг — враги, то этот — почти свой. Беглое отражение Саймона Клисса, творящее в отместку миру такие же дела, как его измордованный жизнью оригинал. Саймон мысленно пожелал репортеру удачной съемки.
   — Все, теперь он оттуда не выберется, — сказал Роберт. — Хана ему.
   В оставленную без присмотра машину сразу же набились люди из домберга, она оторвалась от тонущей глыбы и полетела, вихляясь, в молочную мглу.
   — Так он с собой на дистанционке запасную машину привел, — хмыкнул Саймон. — Дурак он, что ли? Это «салаги» бывают дураками, а не репортеры.
   — Где ты видишь вторую машину? — проворчала Кирч.
   — Под водой она, где же еще. Чтоб никому глаза не мозолила. Та, на которой он прилетел — аэроамфибия, стыдно, Риммочка! И вторая такая же.
   Во взгляде Кирч появилось нечто опасное, словно она смотрела на Саймона сквозь невидимый прицел. Он понял, что перегнул, и поспешил перевести разговор на другую тему:
   — Давайте лучше пообедаем, пока буря не разыгралась? Солдат ест — служба идет.
   Римма даже не улыбнулась.
   — Это на всех, берите, — стажер встрепенулся, словно давно ждал этого момента, и подвинул к ним выигранные шоколадки.
   Командир проигнорировала предложение «салаги», а Саймон шоколадку взял. Кирч — дура. Если хочешь оказывать влияние на людей, нельзя отвергать их подношения. Стажер теперь будет чувствовать себя обязанным Саймону, а на Римму затаит обиду.
   Кирч с презрением наблюдала, как они уписывают галеты и злополучный шоколад, запивая витаминизированной газировкой из банок. Вдруг выражение ее лица изменилось, стало сосредоточенным, она что-то пробормотала, потом ее губы слегка приоткрылись, а голубые глаза изумленно округлились.
   — Риммочка… — начал Саймон, но та поморщилась и сделала рукой условный знак: не мешай, я на связи.
   Ага, на ней ведь командирский шлемофон. Общается с командиром звена.
   — Есть! — сказала наконец Римма и обратилась к присутствующим: — Экипаж, слушай мою команду! Приготовиться к боевому вылету по форме ноль-четыре! Надеть легкую десантную броню и спецпояса с полным комплектом! Живо!
   Стажер чуть не подавился галетой, да и Саймон обмер: какой еще вылет, если того и гляди начнется Зимпесова буря?! Ноль — операция из разряда особо важных. Четверка означает, что цель — захват живого объекта, представляющего для «Конторы» исключительный интерес. Блефует Риммочка. Решила «салагу» припугнуть, а заодно и Клиссу отомстить. Успокоившись, он повернулся к Роберту:
   — Шевелись, стажер, чего тебе начальство сказало? Сейчас полетим шуровать в молоке, свою смерть искать!
   Римма больно пнула его по лодыжке.
   — Клисс, хватит паясничать, под трибунал пойдешь! У нас боевой вылет ноль-четыре! Или ты чего-то не понял? Надеть броню!
   — А куда полетим-то?