Орлов Антон. Контора Игрек

   Вначале Римма слушала вполуха, раздраженная тем, что пустячное событие и обещанная Владом и Джеком дармовая выпивка вызывают больше интереса, чем ее рассказы о Команде Сильных. Потом в голове у оперативника Кирч что-то тихонько щелкнуло, и она стала слушать внимательно.
   Разыскала Влада, попросила посмотреть рисунки. Дизайнер предупредил, что по всем эскизам уже сделаны заказы, мигом расхватали, но, если она хочет, можно что-нибудь скомбинировать. Полузвери-полуцветы, прихотливые отталкивающе-чувственные узоры… Кирч все это не нравилось — как будто над ней издеваются, и в то же время хотелось рассмотреть получше, ничего не пропуская. Она протестующе засопела: не хватало еще, чтоб ее всякая гадость завораживала! Этот парень цены себе не знает, сказал Влад, такая работа хороших денег стоит, а он взял фломастер — и небрежно, с насмешливой улыбочкой, словно это детская забава… И отдал за просто так.
   «А может, наоборот — слишком высоко себя ценит? Наконец-то назревает заварушка! Настоящая заварушка, не то, что Грушины каверзы. Без врагов можно закиснуть… Но почему он так по-глупому выдал свое присутствие? Или это неспроста, и тут кроется какая-то ловушка?»
 
   Лиловатая скала, похожая на рояль, заслоняла перспективу с темным прямоугольником, приметным издали среди известняковых складок и серых пятен кустарника. Тина и Поль сидели в тени, у ее подножия. Оба в бронекостюмах с покрытием «хамелеон», Тина с мечами за спиной, Поль без оружия, как и собирался.
   И вчера вечером, и сегодня утром Лиргисо донимал Тину ехидными замечаниями насчет ее экипировки. Мол, к таким мечам нужна не спецназовская броня, а что-нибудь узорчатое, декоративно-сквозистое — символические доспехи, едва прикрывающие стройное обнаженное тело, и побольше браслетов, и диадема поверх распущенных волос, и непременно изящные сапожки, украшенные стразами. Тогда Тина будет выглядеть стильно, совсем как персонажи тех фильмов, где все дерутся на мечах.
   На сапожках он настаивал всерьез, нарисовал, какие они должны быть, и предлагал заказать в Абиене. Тинины ботинки вызвали лавину ядовитых восклицаний и уничижительных сравнений, но Тина сказала, что таким способом он ее заказать сапожки не вынудит, а будет продолжать в том же духе — она ему нюхалку расколбасит. Цитата из лексикона бойцов «Конторы Игрек» заставила Живущего-в-Прохладе онеметь. Фласс, этого он от Тины не ожидал! Но для лекции о чистоте языка не было времени, и последнее слово осталось за Тиной.
   Сюда они телепортировались, и потом Лиргисо в одиночку телепортировался к базе. По плану, он должен вывести из строя оружие, транспорт и средства связи, после чего вернется за Тиной и Полем, и они отправятся туда уже втроем.
   — Долго его нет. Можешь определить, с ним все в порядке?
   — Не могу. Он же заэкранирован.
   У них были гиперпередатчики и «торпеды» для связи с Хинаром. В крайнем случае, тот за ними прилетит — если Живущий-в-Прохладе будет ранен и без сознания либо по какой-то еще причине не сможет телепортироваться.
   Поль сказал, что Лиргисо их не подставит, они нужны ему живыми, а вот обеспечить Маршалу лазейку для бегства — это с него станется.
   — Когда будем около базы, прежде всего проверь машины. Думаю, он грохнет все, кроме одной.
   — У меня с этим медленно, ты же знаешь. А корабль? Логичней сохранить для Маршала космический транспорт.
   — Это рискованно. Там наверняка полно бортовых орудий, и ходовые гравиторы можно использовать как оружие против тех, кто на земле. Лиргисо это понимает и глупости не сделает. А угнать чью-нибудь яхту на Вьянгасе несложно, тем более такому типу, как Маршал.
   — Тут кто-нибудь есть, кроме нас?
   — Никого. Ящерицы не в счет.
   — Автоматики тоже никакой. Подожди меня, хорошо? Я попробую поймать его в бинокль, и вообще посмотрю, что там. Все-таки он в таких делах дилетант, а у конторских большой опыт и в диверсиях, и в контрмерах. Боюсь, он переоценит свои силы и вляпается. Если он вернется, идите ко мне. Ты ведь сможешь меня найти?
   — Конечно.
   Тина доползла до известняковой скалы, которая торчала выше других; цепляясь за выступы, забралась наверх. Взглянула на экранчик биосканера: Поль по-прежнему один — и Лиргисо не появился, и чужих вокруг нет; прибор также сообщал о присутствии в километровом радиусе неподвижных живых объектов в количестве двадцати четырех штук, массой от трех до десяти килограмм — это ящерицы, распластавшиеся на солнцепеке.
   Наведя бинокль на здание базы, Тина вскоре заметила притаившегося возле стены человека. На Лиргисо тоже была броня-«хамелеон», свой сногсшибательный меч он оставил на яхте, взяв вместо него нож — практицизм возобладал над пижонством.
   «Зря я сказала ему эту гадость. Не стоило. Сапожки он нарисовал красивые, а я — ни слова одобрения… Ну да, он меня достал, но разве я сама лучше? Только и разницы, что я не помешана, как он, на сексе и на власти над другими. Зато я к массе вещей нечувствительна, из-за этого часто бываю бестактной».
   Известняковый пейзаж под ослепительным солнцем словно отпечатан на папиросной бумаге и кажется менее реальным, чем картинки воспоминаний. Сколько раз она говорила Стиву что-нибудь невпопад или плоско острила, когда лучше бы промолчать? Стив не обижался, он никогда не обижался на слова, и все равно это было с ее стороны отвратительно. Она следила за собой, чтобы ничем не задеть Поля, Ивену и Лейлу — и то хорошо, зато все остальные от нее натерпелись!
   Зойг. Разве трудно было объяснить ему, как обстоит дело? Да она просто испугалась, что разговор затянется надолго; ей было не до него, хотелось поскорее окунуться в мажорную суету пересадочной станции, побродить по стеклянным улицам-коридорам Каманы.
   Гирта Нектал. Давным-давно, в детстве, они дружили, вместе играли, а когда стали постарше, вместе мечтали о побеге с Манокара. Потом, спустя много лет, случайно встретились на Незе, Гирта была женой манокарского дипломата. Тину поразило, насколько она изменилась: превратилась в типичную манокарку из высшего общества, «кроткую и плодородную», добродетельную и ограниченную, от объединявшего их подросткового бунтарства следа не осталось. Полтора года назад, когда Тина, Стив и Поль прилетели на Манокар, чтобы поддержать реформаторов, они снова встретились, и Гирта, к этому времени овдовевшая, искала сближения, но Тине было с ней скучно. Пользуясь своим новообретенным влиянием, Тина выбила для нее прибавку к государственной пенсии и помогла пристроить ее сыновей в престижные учебные заведения, а в гости заглянула всего один раз, и то на двадцать минут. Сунула подачку и отмахнулась…
   А когда умирала мама, она только всхлипывала и твердила: «Мамочка, ты мне нужна», — но не нашла тех слов, которые могли бы маму спасти. Намного позже Тина узнала от одного тергаронского психолога, что «излечимый» и «неизлечимый» рак — понятия условные; одни и те же формы этой болезни поддаются лечению либо нет в зависимости от того, хочет ли сам пациент выжить.
   Она такая же бесчувственная и равнодушная, как все эти серые ящерицы вокруг. Раздавленная ящерица, которая корчится от боли на плоской верхушке скалы… Она даже плакать не способна, а говорят, слезы облегчают душевную боль.
   Лиргисо осторожными перебежками пробирался обратно. Почему он не телепортируется? Видимо, не может. Однако его не преследуют, и никакой стрельбы… Это отвлекло Тину от рефлексии. Она посмотрела на биосканер — Поль на том же месте, в безопасности, посторонних не наблюдается — сползла со скалы и двинулась навстречу Живущему-в-Прохладе.
   Здание базы казалось необитаемым. Должно быть, Лиргисо нанес урон противнику, но при этом получил сдачи. Помимо всего прочего, он энергетический вампир, а Маршал тоже умеет воздействовать на чужую психику, Ивена и Лейла рассказывали… Тину осенило: значит, Маршал! С девочками было то же самое, когда они столкнулись с ним в Солбурге. Как он достал ее на расстоянии в два с лишним километра? Судя по прежним данным, раньше он так не мог.
   Лиргисо появился из-за скалы, на его бледном треугольном лице блестели дорожки слез.
   — Тина, ты когда-нибудь сможешь меня простить?
   — За что? — опешила Тина.
   — За все…
   Он упал на колени, обнял ее ногу и заплакал навзрыд.
   — Пусти. Мы попали под психотронный удар.
   — Бедные милые ботинки, я так перед ними виноват… Я должен извиниться перед ними за все оскорбительные слова…
   — До тебя дошло, что я сказала? Это психотронная атака. Перед моим правым ботинком ты уже извинился, хватит.
   — Да, да, теперь перед левым…
   Он выпустил ее правую ногу и припал к левой, лобзая пыльную обувь. Тина оттолкнула его; удерживая за плечи, присела напротив; на ее ботинках расплылись мокрые пятна.
   — Помнишь, что случилось с Ивеной и Лейлой на Рузе? С нами сейчас то же самое. Это работа Маршала.
   Лиргисо задыхался от рыданий, но это не мешало ему говорить, он не мог остановиться. Когда он был ребенком, кхейгла-мать однажды чуть не растерзала его — жалко, что не успела, тогда для всех было бы лучше. Тина ведь не знает о том, что во время секса он забирает энергию у своих партнеров? Он пристрастился к этому давно, еще на Лярне, начитавшись древних оккультных трактатов. Попробовал один раз — понравилось, и с тех пор он уже не мог без этого обойтись. Изредка он себя контролировал, например, с Ольгой или с Лейлой, у них он брал немного, чтобы не повредить им, но обычно он буквально выкачивает энергию, так что его любовники потом полуживые. Из-за этого он часто меняет партнеров, поскольку не хочет, чтобы те умирали от истощения — со временем он научился соразмерять свои и чужие силы и быть осторожным, а в молодости он убил таким образом больше дюжины энбоно, в том числе своих покровителей. Ужасная, пагубная привычка…
   — Я за тобой такого не замечала, — улучив момент, сказала Тина, чтобы хоть немножко его успокоить.
   — У тебя невозможно ничего забрать! Я пытался, но это все равно, что кидаться на запертую стальную дверь. Я всегда губил тех, в кого влюблялся, ты была единственным исключением, как я тебе за это благодарен… На Лярне многие из тех, к кому я был привязан, из-за меня умирали…
   Новый пароксизм рыданий. В промежутках между приступами он что-то бормотал о кошмарных снах, в которых испытывал такую же боль, как сейчас наяву; это странное, без названия, чувство, которое его мучает, пришло оттуда, из долин сновидений, погруженных в сплошные темные туманы.
   — Это странное чувство называется совесть. Помнишь, ты добивался, чтобы я тебе объяснила, что это такое? А теперь выслушай меня внимательно! Это психотронная атака, ответный удар Маршала, — Тина опять глянула на биосканер: ничего не изменилось. — Ты меня понял? Понял или нет?
   — Понял… — жалостно всхлипнул Живущий-в-Прохладе.
   — Черт, и это мой бывший любовник! Расскажи, что было около базы и почему ты не телепортировался?
   — Не смог. Помнишь, после дуэли с Тлемлелхом я телепортировался в полуобморочном состоянии, истекая кровью, а сейчас я не ранен — и все равно без сил. Я привел в негодность оружие и машины, потом началась эта флассова жуть, и я пошел к вам, чтобы поговорить… Мне вслед не стреляли — наверное, я успел уничтожить все. Где Поль?
   — Ждет нас за той скалой.
   — Тина, как же чудовищно я с ним поступил… Нельзя было показывать ему Саймона Клисса, ему нельзя показывать такие вещи — это для него хуже собственной боли. Фласс, до чего это было гнусно…
   Лиргисо уткнулся лицом в ладони — беспомощный жест, так ему не свойственный. А те, кто засел в далеком темном здании, по-прежнему не проявляли никакой видимой активности.
   — Все еще можно изменить, даже в твоем случае.
   — Я насмехался над ним, пренебрежительно отзывался о его умственных способностях, хотя прекрасно знал, что он отнюдь не глуп, — не слушая, продолжал Лиргисо. — Его суждения о произведениях искусства, людях, городах, о многих других вещах нередко доставляли мне истинное наслаждение — настолько они утонченны, несмотря на шероховатость его речи, но я никогда не показывал, что ценю их, вместо этого я всячески старался его принизить! А как я вел себя с Лейлой?.. Если бы здесь был Фласс, я бы ушел во Фласс…
   — Прекрати! И послушай меня! — Тина встряхнула его за плечи. — Между прочим, мне тоже тошно и плохо, но я держу себя в руках.
   — Но ведь ты никогда не делала таких ужасных вещей, как я, — он безнадежно усмехнулся.
   — Я делала другие ужасные вещи. Послушай, мы сейчас можем сломаться, к радости Маршала, а можем выбраться отсюда и начать жить по-новому, не повторяя старых ошибок. И знаешь, если ты сломаешься только потому, что так захотелось Маршалу, я скажу, что раньше я была о тебе лучшего мнения, несмотря на все твои заскоки. У тебя осталась хоть капля самолюбия?
   — Нет, — незряче глядя на Тину, прошептал Лиргисо. — Я себя ненавижу… И энбоно, и людям я приносил только боль.
   — Я хочу, чтобы ты кое-что вспомнил, — мельком посмотрев на экран биосканера, заговорила Тина. — Это было два года назад, на Савайбе.
   — Да, я устроил там геноцид… Ты пыталась меня отговорить, но я тебя не послушал.
   — Сейчас ты должен вспомнить кое-что другое: как мы шли вдвоем по куполу рахады, под таким же, как здесь, солнцем, и ты поделил поровну нашу последнюю воду. Если бы ты этого не сделал, я бы не выжила.
   — Мы тогда попали в неприятности по моей вине, и ты из-за меня находилась в теле Вероники Ло.
   — И на Рубиконе ты спас домберг.
   — Только ради Поля.
   — И потом вытащил Поля из миксер-моря.
   — А после устроил ему тот жестокий сюрприз… Он никогда не сможет мне этого простить.
   — И еще я знаю, что на Ниаре ты подбирал и отвозил в зооприюты бездомных или потерявшихся домашних животных, если они попадались тебе на улицах.
   — Животных я всегда жалел больше, чем людей или энбоно. Я сентиментален, но это не мешало мне быть жестоким.
   — И шесть лет назад ты предотвратил взрывы в валгрианских городах.
   — Это было в моих интересах.
   — Главное, что ты все это сделал. Видишь, ты приносил не только зло и боль.
   — Этого так мало… — бледное мокрое лицо с размытыми пятнами макияжа вокруг покрасневших глаз страдальчески скривилось. — Крупицы, которые не могут уравновесить другую чашу весов.
   — И все же эти крупицы не дают другой чаше обрушиться вниз. Все, что ты когда-либо сделал лично мне, я тебе прощаю. Отсюда надо смываться, пойдем!
   Тина встала и подала ему руку. К ее облегчению, он подчинился.
   — Идем скорее, — поторопила она. — Поль там один, а он ведь тоже все это чувствует.
   — Думаю, он в лучшем положении, чем мы. Он так добр и невинен, что ему просто не в чем себя упрекнуть. За ним разве какие-нибудь пустяки…
   Они обогнули скалу, похожую на рояль, но Поля там не было. Он нашелся чуть дальше. Его шлем лежал на земле, а сам он пытался разбить себе голову об известняковую стенку. На изжелта-белесой, как ископаемая кость, каменной поверхности алели брызги крови.
   — Поль, не надо!
   Он оглянулся.
   — Все в порядке, — Тина уже была рядом и потянула его в сторону от окровавленной скалы. — Это психотронная атака, неужели ты не понял?
   — Понял, — его побледневшие губы едва шевельнулись. — Это не имеет значения. Что я сделал, то сделал. Я должен убить себя.
   Тина заставила его сесть, поверх его головы бросила Живущему-в-Прохладе: «Аптечку, быстро!» Лиргисо, единственный из троих, захватил с собой аптечку первой помощи. Рану обработали антисептическим гелем, сверху наложили повязку; во время этой процедуры Поль вытащил из ножен у Лиргисо нож, но они были начеку и отобрали оружие раньше, чем он успел вонзить его себе в горло, в зазор между подбородком и воротником-стойкой.
   — Поль, ты-то в чем виноват? — спросил Лиргисо. — Допустим, со мной все понятно, но ты что сделал такого, чтобы казнить себя?
   — Я убийца, — перемазанное кровью лицо Поля оставалось неподвижным, он смотрел на них с тоской — так смотрят на тех, кто находится по другую сторону. — Я сжег город. Оттуда никто не спасся.
   — Какой город? — растерялась Тина. — Когда?
   — Не знаю. Может, миллион лет назад, может, раньше или позже.
   — Тебе двадцать пять.
   — Ну и что, это было в прошлой жизни.
   — Его приснившийся город! — шепнул Лиргисо. — Он рассказывал о нем, когда бредил в «коконе» после миксер-моря.
   — Знаешь, почему я тебя с первого взгляда возненавидел? Не за то, что в тебе много темного и жуткого, и даже не за то, что у тебя были насчет меня определенные мысли — это все так, довесок. Просто я сразу почувствовал, что ты оттуда. Уцелевший свидетель моего преступления… Или не уцелевший, а вернувшийся с того света — ведь ты погиб вместе со всеми. По-моему, ты был там главным, что-то в этом роде, но это не важно.
   — Ты его прощаешь? — в упор глядя на Живущего-в-Прохладе, спросила Тина.
   — Да. Поль, все прощено, ты не должен больше мучиться из-за этого.
   — Ты слышал? Он тебя простил.
   — Прощать можно только за себя. Там было много народа… Лучше дай мне нож.
   — Попробуй телепортировать нас на яхту, — потребовала Тина. — По-моему, будет лучше, если мы все это обсудим без участия Маршала.
   Телепортироваться Лиргисо по-прежнему был не в состоянии, остался запасной вариант — вызвать машину, предупредив Хинара, чтобы перед вылетом он принял армейские антидепрессанты.
   Лиргисо достал передатчик и стал вызывать яхту (ему долго никто не отвечал), а Тина тем временем попыталась применить к Полю ту же тактику, с помощью которой она привела в чувство Живущего-в-Прохладе — напоминая обо всем хорошем, что он когда-либо сделал, но это не сработало.
   Слишком они разные… Лиргисо, адаптабельный и, несмотря на свою утонченность, невероятно живучий, после короткого сопротивления мертвой хваткой вцепился в спасительные аргументы, а Поль отметал их, почти не слушая. Для него простые доводы не годились.
   — Тина, за нами никто не прилетит. У них то же самое!
   — В смысле?
   — Поговори с Хинаром, — Лиргисо протянул ей передатчик.
   Услышав невнятный рыдающий голос пилота, Тина стиснула зубы. Маршал, что ли, весь Вьянгас контролирует?..
   Как бывший военный космолетчик, Хинар вовремя сообразил насчет внешнего влияния и действовал согласно армейским инструкциям: обездвижил Амину и повара, во избежание попыток суицида, а сам накачался антидепрессантами, однако те не дали заметного эффекта. Вдобавок у него туман в глазах и координация нарушилась, как у пьяного.
   Пока Тина с ним объяснялась, Поль начал вспоминать, какие колонны были в разрушенном городе, а Лиргисо гладил его слипшиеся от крови рыжие волосы, и оба плакали. Если они здесь умрут, виновата будет Тина. Фокусы Маршала на нее действуют слабее: она оказалась то ли самой безгрешной, то ли самой бессовестной из них троих, и она должна, черт побери, что-то сделать! Ее будет вина… Нет, не вина. «Ты виновата в том, в другом, в третьем, вот тебе за это», — ее еще на Манокаре этим достали, с нее хватит.
   — Остался последний вариант: я пойду туда и разнесу психотронную установку. Вы должны продержаться до этого момента, потом станет легче.
   — Это не установка, — все тем же сдавленным голосом возразил Поль. — Источник — сам Маршал, прибор только усиливает его ментальные импульсы. Очень мощно усиливает… Маршал и те, кто с ним, находятся в одном месте, в мертвой зоне, и покинуть ее не могут, иначе сами попадут под удар, поэтому на нас до сих пор не напали.
   — Значит, я уничтожу Маршала, — она повернулась к Лиргисо. — Ты все, что стреляет, вывел из строя?
   — Да. Тина, я сомневаюсь насчет аэрокаров … Оружие было моей первой целью, а транспорт — второй, и я мог немного не успеть. Возможно, там осталась какая-нибудь исправная машина… Если ты не доберешься до Маршала, попробуй угнать ее. Тогда мы сможем хотя бы сбежать отсюда.
   Тина не стала комментировать это полупризнание, только сказала:
   — Хорошо, так и сделаю. Отойдем на минутку.
   Не сводя глаз с Поля — тот сидел, ссутулившись, и смотрел в одну точку — она тихо попросила:
   — Не дай ему умереть. Несколько раз ты поступал с ним очень плохо — подожди, дослушай! — а сейчас он нуждается в твоей помощи, и у тебя есть шанс что-то исправить. Это лучше, чем словесные извинения.
   — Я сумею удержать его от суицида.
   — Этого мало, — Тина еще сильнее понизила голос. — Я боюсь, что он, если захочет, просто умрет — и все. Может, он до этого пока не додумался. Или сойдет с ума. Ты должен это предотвратить. Заговаривай ему зубы, говори, что угодно — лишь бы он тебя слушал и не уходил в себя. Только не надо гладить его по голове и рыдать вместе с ним, это не поможет. Разубеди его насчет города — ты ведь Живущий-в-Прохладе, и не мне тебя учить словесной акробатике. Ты умеешь оправдываться, когда тебе надо, а теперь сделай то же самое для Поля! И пусть он наденет шлем, а то получит солнечный удар.
   Надеть на себя шлем Поль позволил безропотно. Предупредил:
   — Когда Маршал тебя увидит, он постарается усилить воздействие.
   — Ты уверена, что выдержишь? — спросил Лиргисо.
   — Уверена. Вы оба выросли не на Манокаре, Нез и Лярн — это совсем другое. А у меня против такого давления с детства иммунитет, я этим сыта по горло. Меня Маршал не остановит.
   К горизонту приклеен темный прямоугольник: словно вырезали из тусклого городского ландшафта и перенесли сюда, в необитаемый солнечный край, здание-коробку немудреной казенной архитектуры. До него меньше трех километров, но оттуда надвигается сокрушительная волна боли, она тащит с собой обрывки Тининого прошлого — словно беспомощные студенистые тельца медуз и ошметья водорослей, и негде от нее укрыться. Пока рядом находились те, кто нуждался в поддержке, о своем Тина не думала, а теперь она осталась с этим наедине.
   «Это всего лишь Маршал… Да не важно, что это! Никто не смеет лезть ко мне в душу и манипулировать моими эмоциями».
   Тина почувствовала, как в ней поднимается встречная волна несогласия и ярости, по силе не уступающая той, первой, которая шла со стороны темного прямоугольника.
   Эти две невидимые волны сшиблись над известняковыми скалами, залитыми тягучим солнечным сиропом.
 
   — Убей меня, — попросил Поль, когда шаги Тины стихли. — Ты же запросто можешь.
   Он начал расстегивать бронекостюм на груди. Солнечный свет казался туманным, растворяющим твердые предметы.
   — В сердце, ладно?
   — Хорошо, — неожиданно легко согласился Лиргисо. — Убью тебя и потом себя. Это будет по-своему романтично… Только сначала ты должен убедить меня в том, что заслуживаешь смерти. Как на суде. Не хотелось бы мне отягощать свою душу еще одним злодеянием. Что, если ты невиновен?
   — Я знаю, что виновен.
   — Но я-то не знаю!
   — Дай мне нож. Я сам.
   — Не торопись. Я же сказал, я тебя убью — после того как ты докажешь мне, что действительно совершил это преступление. Не будем пренебрегать презумпцией невиновности.
   — Какие доказательства, если это было в другой жизни?
   — Да хотя бы умозрительные. Будем считать, что идет суд, и я представляю защиту. Итак, почему ты уверен в том, что это сделал ты?
   — Эта картинка преследует меня с раннего детства. Развалины зданий, трупы людей и животных, многие из них обгорелые, небо как будто пепельное. Маленький я не мог бы такое придумать, это воспоминание. И я точно знаю, что ты тоже был там и умер. Если бы ты все это помнил, ты мог бы свидетельствовать против меня.
   — Или наоборот, в твою пользу. То, что ты описываешь, напоминает картину последствий землетрясения или какой-нибудь техногенной катастрофы вроде аварии на энергостанции. Несчастный случай.
   — Там не могло быть энергостанции. Ты хорошо знаешь историю?
   — Лярнийскую — великолепно, вашу — фрагментарно.
   — В общем, это была культура с примитивными технологиями. Ручной труд, никакой автоматики. Ремесла, скотоводство, земледелие.
   — М-м, тогда позволь полюбопытствовать, как же ты ухитрился учинить там такие разрушения?
   — Так же, как Стив громил конторские базы. Такое впечатление, что я тогда много чего мог.
   — Почему ты это сделал?
   — Не помню. То ли из идейных соображений, то ли выполнял чей-то идиотский приказ. Не важно.
   — Поль, мне сдается, что ты был не преступником, а жертвой обмана. Тебя заставили думать, что ты преступник. Древний трюк, жестокий, но эффективный. По твоему же собственному признанию, ты обладал в то время большим могуществом. Вероятно, ты кому-то очень уж мешал, вот и заставили тебя поверить, что ты уничтожил город. Неизвестно, что там случилось на самом деле — извержение вулкана, землетрясение, ураган… И я, увы, не помню, что за стихия стала причиной моей безвременной кончины. Для тех, кто хотел от тебя избавиться, это был подарок судьбы — тебе внушили, что это сделал ты.