Страница:
поговорить. Забыл? Или не хотел? Забыл -- вряд ли. Не таким он был
человеком. Значит, не хотел. Но почему? Что изменилось в его намерениях?
Настроение у Кольцова сразу упало.
-- Ну а какие у вас ближайшие планы? -- неожиданно сменил тему
разговора Ачкасов.
Кольцов не сразу оторвался от своих мыслей. А когда понял наконец, о
чем спрашивает его генерал, ответил безо всякого m-bc'( ', :
-- Надо в часть возвращаться. Там проверка на носу. На воскресенье
заскочу к старикам, благо они тут недалеко, проведаю их, а в понедельник --
в полк. В отпуске еще не был:
О предстоящей встрече с Верховским он решил Ачкасову не говорить. В
конце концов, теперь это было уже его личное дело.
-- Значит, еще собираетесь и отдыхать? -- уточнил Ачкасов.
-- Так точно. Положено.
-- Положено, -- подтвердил Ачкасов и заговорил вдруг о том, что наша
армия омолаживается. Ветераны уходят в запас. На их место приходят молодые
специалисты. Но кто они? Какие? Армия ни на минуту не может быть слабее.
Молодежь должна быть лучше, грамотнее тех, кто уходит.
Они разговаривали еще долго. Но теперь Ачкасов больше спрашивал. Его
интересовало, как Кольцова встретил Верховский, насколько академику
понравился проект вообще.
-- Вы, кажется, рассказывали, что Владислав Андреевич давно приглашал
вас в аспирантуру? -- пытливо поглядел на Кольцова, спросил генерал.
-- А с чем бы я к нему пришел? -- спокойно выдержал этот взгляд
Кольцов. -- С тем, с чем он выпустил меня из университета? С теми же
формулами и выводами из учебника академика Верховского? На такой основе
настоящего контакта у нас с ним никогда бы не получилось. Уж кого-кого, а
Владислава Андреевича я изучил достаточно. Хоть сам он любит менять рубашки
каждый день, ему больше по душе люди, которые в робе. Вот если бы я теперь к
нему пришел -- это другое дело. Я уже вдоволь накопался и в инфракрасной
технике, и в телевидении, и:
-- А зачем вам теперь к нему идти? -- даже не дал договорить Кольцову
Ачкасов.
-- Да нет, я не пойду. Разошлись наши пути. Он ведь чистый теоретик. А
меня все больше и больше тянет к практике, -- признался Кольцов. И, подумав,
добавил: -- Хотя работать под началом Владислава Андреевича -- это, конечно,
великое благо.
-- Значит, все-таки мысль о возвращении к Верховскому не исключается?
-- снова спросил Ачкасов.
-- Так, наверное, это было бы и неправильно, -- пожал плечами Кольцов.
Они попрощались. Кольцов сдал все числящиеся за ним чертежи и книги,
свой временный пропуск и вышел на улицу.
Дул холодный, с мелким дождем, ветер. Лужи на асфальте подернуло рябью.
За рекой сквозь серую пелену угрюмо чернел сад. Кольцов зябко поежился и
направился к станции метро. Беседа оставила у него впечатление явной
незаконченности. О чем-то самом главном, как теперь уже точно представлялось
Кольцову, Ачкасов говорить так и не стал. А что могло быть этим главным, сам
Кольцов не знал и не догадывался.
В четверг Сергей, как и намеревался, с утра начал разыскивать
Верховского. Но найти его оказалось не так-то просто. В университете он в
тот день не появлялся. Искать его пришлось там, где он консультировал
работы. Но и там он показывался ненадолго. Отыскал его Сергей в
вычислительном центре. Рабочий день уже заканчивался, и Сергей чувствовал,
что беспокоить академика в это время по своему вопросу не совсем даже
удобно. И хотел узнать у секретаря лишь одно: будет ли академик в центре
завтра? Но секретарь, судя по голосу, уже немолодая женщина, выслушав
Кольцова, ответила совершенно неожиданно:
-- А вот он рядом, передаю трубку.
И почти тотчас Сергей услыхал знакомый голос:
-- Я вас слушаю.
Сергей поздоровался и извинился за то, что оторвал Верховского от дела.
-- Никаких дел. Мы тут курим, -- успокоил его академик, -- Вы #.b."k со
мной встретиться?
-- Если вы не очень устали, хотя бы на полчаса:
-- Можно и больше.
-- Когда прикажете?
-- Ах! -- добродушно крякнул Верховский. -- Даже со мной не можете
разговаривать по-человечески. Вы сами-то чем сейчас заняты?
-- Ничем:
-- Вот и приходите сюда, -- быстро решил проблему Верховский. --
Знаете, как добраться?
-- Конечно!
-- Когда будете?
-- Минут через двадцать.
-- Встретимся у главного входа.
Положив трубку, Сергей задумался: брать или не брать с собой хотя бы
некоторые расчеты? С одной стороны, они, бесспорно, были бы ему нужны. А с
другой -- Верховский ведь так и не назвал место, где собирался беседовать со
своим подопечным. Сергей знал по опыту, беседа может пройти и в прямом
смысле на ходу. И тогда кому они будут нужны, эти расчеты? Но в конце концов
решил кое-что взять.
Ему посчастливилось. Он поймал такси и скоро очутился у здания центра.
Время, назначенное Сергеем, уже истекло, и академик, Сергей знал его
аккуратность, должен был появиться в дверях вестибюля вот-вот. Желая хоть на
минуту опередить его, Сергей поспешил на широкую каменную лестницу. Он
прошел через вход в ограде и сразу же увидел через застекленные двери
Верховского. А пока тот спускался по лестнице, успел хорошенько рассмотреть
его. Академик был одет в светлый костюм. Обут в модные туфли. Через его
левую руку перекинут легкий плащ. Он двигался живо, словно и не было ему
семидесяти лет. Модный, ладно подогнанный по фигуре костюм молодил его. И в
то же время от Сергея не укрылось, что Верховский выглядит не так бодро, как
обычно.
"Значит, устал. Прав я был. Не следовало напрашиваться" -- подумал
Кольцов и услыхал приветливый голос Верховского:
-- Вы уже тут? Прекрасно, ну как, готовы спорить со своим бюро?
-- Перед КБ я уже отчитался.
-- Вы хотите сказать, что уже выступили с разбором?
-- Так точно.
-- Ну и ну! -- удивленно улыбнулся Верховский. А гулять вы любите?
-- В каком смысле?
-- Передвигаться пешком. Ни на машине, ни на катере, а именно на своих
двоих. Причем не только в лесу, а и по городу. И даже по коридорам, по
лестницам. В наше время прогулкой, вероятно, следует считать все, кроме
сидения на стуле. Так вы как?
-- Я хожу очень много.
-- В таком случае проводите меня до дому. Я живу на Ленинском, там, где
Нескучный сад.
Кольцов прикинул расстояние и понял, что в его распоряжении есть минут
сорок.
-- Как же вы им докладывали? Не растерзали они вас? -- спросил
Верховский.
Кольцов не торопясь начал рассказывать. Он никого не выделял и вообще
не называл фамилий, он говорил исключительно о том, вокруг чего шел спор, о
том, как сотрудники КБ принимали его сообщения в начале и как отнеслись к
нему потом, когда он, сославшись на консультацию академика, перешел к
обоснованию варианта "дельты". Он так увлекся этим рассказом, что совсем
перестал следить за тем, а интересует ли это Верховского. А когда в конце
концов взглянул на него, то малость даже опешил. Верховский, казалось, уже
давно не слушает его и весь погружен в какие-то собственные мысли. Но Сергей
ошибся. Едва он замолчал, соображая, как же снова завладеть вниманием
ученого, как Верховский сам подтолкнул его:
-- Продолжайте, продолжайте. Пока мне все нравится. Только почему "k не
рассказываете, как нашли это обоснование? Пришлось попыхтеть?
-- Было дело, -- не стал кривить душой Кольцов. -- Чуть снова помощи у
вас не запросил. А потом все же разобрался, что к чему.
Они пересекли Ленинский проспект и шли дворами между домами и парком.
-- И вы могли бы показать мне, что у вас получилось? -- спросил
Верховский.
Кольцов с облегчением подумал о том, что захватил с собой нужные
записи. Но, прежде чем достать и показать их академику, тоже спросил:
-- Вы будете смотреть прямо здесь?
-- А почему бы и нет?
-- Пожалуйста:
Верховский взял из рук Кольцова небольшой плотный лист ватмана, сверху
донизу исписанный формулами и, просмотрев их, остановился.
-- А ведь не так, как у меня было, -- не то с упреком, не то с
удовлетворением заметил он.
-- Я в точности восстановил и ваш путь. Но воспроизвести его в металле
было бы очень трудно. Прибор получился бы в прямом смысле золотой. Поэтому
кое-где пришлось идти по пути упрощения, -- объяснил Кольцов.
-- А я вас и не упрекаю, -- поспешил заверить его Верховский. -- Вы
поступили совершенно правильно. В вашей прозорливости я не сомневался
никогда. Но теперь я наконец понял, почему ваше сообщение КБ встретило в
штыки. Вы же этим своим предложением крест-накрест перечеркнули их
собственную схему. Вы об этом подумали?
-- А какое это имеет значение? Я точно так же и там сказал: ведь нужен
прибор, а не амбиции:
-- Э, молодой человек, дорогой вы мой товарищ Кольцов, это длинная
песня! -- засмеялся Верховский. -- Давайте лучше не будем ее заводить: Итак,
то, что вы сделали, -- сделано. И сделано хорошо. Но ведь это не главное, о
чем вы хотели со мной поговорить. Кажется, у вас был какой-то другой вопрос?
Был?
-- Был:
-- Вот и чудесно. Пойдемте ко мне. И у меня все обсудим. Кстати, мы уже
пришли, -- указал Верховский на дверь подъезда.
Они поднялись на пятый этаж старого, еще довоенной постройки, дома,
выходящего фасадом на Ленинский проспект, а двором вплотную примыкающего к
Нескучному саду. Дверь академику открыла средних лет, полная, очень опрятно
одетая женщина, -- судя по всему, домашняя работница.
-- Вам звонили, -- сообщила она Верховскому.
-- Откуда? -- поинтересовался он.
-- Я все записала. Ужинать будете?
-- Сначала позанимаемся, -- ответил Верховский и пропустил Сергея
вперед себя: -- Проходите. Мой кабинет тут.
Сергей прошел в большую комнату, стены которой сверху донизу были
заставлены стеллажами с книгами. Впрочем, в прихожей тоже немало места
занимали книжные полки. Тут же стоял массивный письменный стол, на котором
лежало несколько исписанных в основном цифрами листков бумаги, лежали
заточенные карандаши и стоял небольшой гипсовый бюст Гераклита. Афинянин
бесстрастно смотрел невидящими глазами на золотистых телескопов и
шелковистых вуалехвостов, спокойно плавающих в огромном, как витрина
магазина, аквариуме. Рядом со столом стояли два кресла, в углу -- деревянная
лестница- горка и, что больше всего удивило Сергея, небольшая письменная
доска, точь-в-точь какие используются в школах. А на полочке, в нижней ее
части, несколько разноцветных мелков и тряпка, очень чистая и аккуратно
сложенная. Пол в кабинете был устлан мягким пестрым ковром. Окна выходили на
Нескучный сад. И всюду, куда бы Сергей ни посмотрел, -- и на столе, и на
стеллажах, и на полочке письменной доски, и на подставке аквариума, и на
подоконниках, и даже на подлокотниках кресла -- стояли пепельницы:
бронзовые, стеклянные, фарфоровые, пластмассовые, керамические и еще из
чего-то b *.#., чего Сергей попросту не знал.
Пока Сергей пытался найти в кабинете место, из которого было бы нельзя
дотянуться до какой-нибудь пепельницы, Верховский просмотрел лежавшую на
столе записку.
-- Все это терпит, -- заключил он, уселся в кресло, закурил и, метнув
взгляд на письменную доску, добавил: -- Так расскажите, над чем трудитесь
там, у себя в части. Как будет работать этот ваш "филин"?
-- Я условно назвал его "Фотоном".
-- Воля родителя. А в общем неплохо, -- одобрил Верховский. -- Так как?
Кольцов быстро исписал доску формулами. По ходу работы давал
объяснения. Верховский слушал молча и лишь изредка что-то записывал на
листке бумаги. Закончив с выкладками, Кольцов перевернул доску и на
обратной, чистой, ее стороне вычертил вероятный вариант схемы "Фотона".
-- Вариант пока весьма общий, кое-что, как видите, дано лишь наметками.
Но и сейчас уже видно: схема получается и дешевле, и надежнее. Да она просто
современней. И разница в данных по сравнению с "Совой" тоже внушительная.
-- Настолько, что вы, я уверен, даже не совсем представляете, к чему
она может привести, -- заметил Верховский.
-- Вполне очевидно. Без эксперимента, без лабораторных исследований мне
такое прогнозирование просто не под силу, -- даже не пытался возражать
Кольцов. -- И тем не менее, чтобы использовать эту разницу с максимальным
эффектом, я хочу использовать именно эти выходные данные.
Кольцов подчеркнул жирной линией конечный результат своих
математических изысканий. Верховский молчал, что-то обдумывая. Замолчал и
Кольцов, высказав все необходимое академику.
-- Вы сказали: "я хочу". Это ваше решение или вы советуетесь со мной?
-- спросил вдруг Верховский.
-- Решение.
-- Решение, -- повторил, словно просмаковал, Верховский. -- Похвально.
Тем более все объективные данные для принятия такого решения у вас есть.
Правда, для полного теоретического обоснования выводов в ваших формулах
кое-чего не хватает. Но это уже детали. И вы их легко дополните. Меня другое
интересует. Как вы намереваетесь эту свою работу реализовать?
-- Когда все расчеты доведу до конца, предложу КБ.
-- Какому?
-- Очевидно, этому же.
-- А зачем она им, простите, нужна? Вы же сами говорили, что ваши
предложения улучшить схему конструкторами были встречены в штыки. А в данном
случае речь пойдет даже не об улучшениях, а вообще о новой схеме. А
возможно, у них свой аналогичный прибор доводится до кондиции!..
-- Вы думаете, завалят? -- явно не ожидал такого ответа Кольцов.
-- Ну, теперь таких дураков уже нет, дабы на белое говорить черное.
Можно предполагать, вас даже похвалят. И кстати сказать, есть за что. Но вот
дать вам, как говорится, ходу --не дадут. Начнут тянуть, мариновать:
Сошлются на ограниченность средств: и в конце концов положат ваш проект на
полку.
-- Но и я от своего не отступлю. Отказаться от этого, -- хлопнул
ладонью по письменной доске Сергей, -- значит отказаться от самого себя. А
этого я не сделаю.
-- И что же предпримите?
-- Буду искать поддержки в министерстве. Там немало умных и светлых
голов.
-- К сожалению, сразу решать такие вопросы, как внедрение изобретений,
не правомочны и они. Придется ждать.
-- Сколько?
-- Может, год.
-- Год?
-- Может, два:
-- Буду ждать.
Верховский встал, скрестил руки на груди, подошел к аквариуму. Рыбы
будто узнали его, подплыли навстречу и, тычась носами в стекло, повисли в
воде на уровне глаз академика. Между ними будто бы возник молчаливый диалог.
-- А может, с целью экономии времени все сделать по-другому? Защитить
для начала на эту тему диссертацию. А уж потом подать заявку на изобретение,
-- неожиданно предложил Верховский. -- Может, так будет проще?
-- Проще, Владислав Андреевич, не будет, -- подумав, решил Сергей. --
Ибо главное во всей этой ситуации не диссертация, а прибор. Он намного
важнее. Он войскам нужен, а не моя диссертация. Я, наверное, защищусь. Но
при этом еще потеряю время. А познакомить КБ со своей схемой я рассчитываю
уже будущей весной. И неважно, как к ней отнесутся. В КБ, я понял, люди тоже
разные. И вовсе не все думают так, как Главный. Так что начинать надо с
проекта.
-- Вы упрямы, -- не сдержал улыбки Верховский. -- Хорошо, это кстати. Я
ведь вас не запугивал. И тем более не пытался отговаривать. Просто мне
хотелось знать ваши истинные намерения. А заодно и вашу готовность повоевать
за идею. Говорили вы вполне убедительно. Во всяком случае, у меня лично
насчет вас никаких сомнений больше нет. И я со своей стороны везде, где это
будет можно, тоже окажу вам всяческую поддержку. А теперь вернемся к вашим
упражнениям на доске.
Теперь мел в руку взял Верховский.
-- Вы идете в своих доказательствах по правильному пути. Значит, чутье
у вас есть. Это говорит о многом. А знаний не хватает. Плохо, не
систематически читаете литературу. Не знаете последних изысканий. Это
хроническая беда всех практиков. Всех. А жаль:
Он говорил и писал. А Сергей неотрывно следил за движением его руки и в
каждом новом, написанном им знаке видел для себя уйму работы. Верховский
ничего за него не решал, ничего не давал готово. Он лишь определил, где и
что надо обосновать четче, доказать убедительнее. Закончил он консультацию
простым вопросом:
-- Все ясно?
-- Все.
-- Тогда идемте ужинать. Вы цветную капусту любите?
Сергей улыбнулся:
-- Редко встречаемся. Влюбиться еще не успел.
-- Понимаю. Ничего. В таком случае для вас найдется что-нибудь более
привычное. От куска вырезки, надеюсь, отказываться не станете?
-- Нет.
-- Ну вот и прекрасно.
Они по очереди вымыли руки и прошли в столовую. К удивлению Сергея, и
здесь в застекленных шкафах хранились книги. Но здесь было больше собрано
произведений художественных.
На стол подавала все та же полная женщина. Она появилась в столовой в
накрахмаленном переднике, в белоснежной косынке на голове.
-- Мария, а рыб кормили? -- спросил Верховский.
-- Обязательно, -- расставляя тарелки, спокойно ответила женщина.
-- А почему они от меня глаз не отрывали?
-- Наверное, соскучились. А может, какие влюблены:
-- У вас, Мария, одно на уме, -- вздохнул Верховский.
Женщина добродушно улыбнулась и ушла на кухню.
Верховский приправил капусту острым грибным соусом, попробовал,
посетовал:
-- Вот ведь до какой жизни я дожил. Безумно люблю всякую живность. И
больше всего, естественно, собак. А держать не могу. Совершенно нет времени,
чтобы ими заниматься.
-- Да так ли уж много надо им его уделять?
-- Немного. Так и того нет.
-- А прогуляться утром и вечером вместе с псом вам было бы даже
/.+%'-..
-- Прогулка -- это совсем еще не все. Дома он тоже требует внимания:
поиграй, приласкай: Одним словом, не получается. Вот и завел рыб. Нашел, так
сказать, компромиссное решение.
Они закончили ужин и снова вернулись в кабинет. Верховский опять
закурил, а Сергей, вооружившись листом бумаги и ручкой, переписал все
поправки, сделанные на его выкладках академиком. А когда и эта работа была
закончена, начал прощаться. Верховский проводил его до дверей. И уже в
коридоре сказал:
-- Никогда я не пойму ваших генералов. Ведь сейчас же не война. Ну что
за необходимость держать в армии человека, которому на роду написано совсем
другое?
-- А я думаю, что они свое дело знают, -- улыбнулся Сергей. -- Все
будет хорошо. Вот увидите, Владислав Андреевич!
-- Дай бог, -- вздохнул Верховский и пожал Сергею руку. -- Информируйте
меня о том, как будут разворачиваться события. И не стесняйтесь, звоните
прямо сюда. Тут меня найдете скорее всего.
Помотавшись в пятницу с утра по магазинам, накупив для всех столичных
подарков, а для себя в основном книг, Сергей часа в три уже был на вокзале.
Там он пообедал и один из первых занял место в вагоне, у окна. Он хорошо
видел перрон. И если бы Юля появилась, безусловно, заметил бы ее еще издали.
Но время шло. Стрелки больших вокзальных часов неумолимо приближались к
восемнадцати. А Юли не было и не было. В конце концов поезд тронулся.
Кольцов понял, что ждать больше нечего, и вышел в тамбур покурить.
Настроение у него заметно упало, хотя обжаться на Юлю вроде бы было и не за
что. И если все же сердился, то, пожалуй, больше всего на себя: нечего было
строить иллюзии. Так он думал. И не знал, что ошибется. Когда шел в тамбур,
уже ни разу не взглянул в окна вагона. А если бы взглянул, то, наверно,
остолбенел бы от радости. Только колеса вагона дробно ударили на первом
стыке рельсов, как на перроне появилась Юля. Она спешила. У нее не было
припасено для Кольцова каких-то особых слов. Она ничего не собиралась
сказать ему важного или значительного. И наверняка обошлась бы самым
простым: "Счастливого пути!" Но ей хотелось его увидеть. А совещание, о
котором, кстати сказать, она знала еще вчера, как назло, затянулось. И она
опоздала. Поезд уже увозил Кольцова.
На станции Кольцова встречал Чекан. Предусмотрительный зампотех
прихватил с собой шапку-ушанку и шинель. Увидев Чекана, Кольцов искренне
обрадовался ему как близкому человеку. Они обнялись и даже поцеловались,
хотя Чекан и успел перед этим как положено поприветствовать командира:
-- Здравия желаю, товарищ капитан!
-- Здравствуй, Алексей! Здравствуй! -- протянул ему руку Кольцов. --
Дошла телеграмма?
-- Полчаса назад получил, Только и успел схватить машину да раздеть
Аверочкина, -- рассказывал Чекан.
Кольцов разглядел на шинели погоны старшего лейтенант. Ни с чьего
другого плеча никакая вещь не была ему впору.
-- Все кстати, -- одобрил Кольцов оперативность зампотеха. Он
переоделся. Сели в кузов. Машина поехала в полк. -- Ну что тут у вас,
Алексей? -- нетерпеливо спросил Кольцов.
-- В масштабе роты -- ничего. Идем вперед. По пути, как всегда,
устраняем недостатки, -- полушутя-полусерьезно ответил Чекан.
-- И много их? -- пытливо взглянул на зампотеха Кольцов.
-- Периодически обнаруживаются.
-- Ну а что в масштабе батальона?
-- Прибыл на усиление подполковник Доронин.
-- Михаил Иванович?
-- Так точно. Перед контрольной начальство решило лично всюду навести
порядок. Командир полка взялся за третий батальон, начальник штаба -- за
второй, а Доронин -- за нас.
-- Ну а в полку?
-- Тоже есть. Но не все понятно. Почему контрольную затягивают?
Неспроста. В Москве что об этом говорят?
-- Бог с тобой! -- рассмешила Кольцова такая наивность Чекана. --
Откуда я мог узнать?
-- Странный город, -- вполне серьезно заметил Чекан. -- В Одессе я бы
за пять минут узнал, что творится на всем белом свете.
-- А может, просто жалеет нас Москва. Хочет, чтобы мы получше
подготовились, -- все свел к шутке Кольцов.
Но Чекан был серьезен.
-- Мы готовы. Подводили без вас итоги соцсоревнования, -- доложил
Чекан. -- В целом получается неплохо. Малость, правда, молодые
механики-водители отстают. Сейчас в основном жмем на них. -- Вспомнили и о
тренажере, сконструированном Борисовым.
-- Разобрали его?
-- И не думали. Только перетащили в учебный класс. Командир полка
приказал. -- ответил Чекан.
Кольцова это удивило. Фомин видел этот тренажер и раньше, но никогда не
выказывал к нему никакой заинтересованности. Напротив, Кольцову казалось,
что подполковник смотрит на макет даже осуждающе. И вдруг сам велел
перенести его в учебный класс:
-- Совершенно точно, -- подтвердил Чекан. -- Перед самыми заморозками
приехал на второе учебное место. Сел за рычаги. Опробовал. Нас никого не
вызывал. Хлопцы из второй роты видели. Уехал. А потом комбат сделал мне
втык, почему ценное учебное пособие стоит под открытым небом.
-- Даже ценное? -- не удержал улыбки Кольцов.
-- Так и сказал.
-- Значит, занятия на нем продолжаете?
-- Систематически.
-- Молодцы. А когда проводили последнее служебное совещание?
-- В этом месяце не проводили, -- потупился Чекан.
-- Вот с него и начнем. Собирай офицеров. А я на минутку заскочу домой,
-- сказал Кольцов
Юля расстроилась из-за того, что не проводила Кольцова. Правда, она
почему-то чувствовала, что расстались они ненадолго, что Кольцов скоро опять
появится в Москве. Но все же она расстроилась. В последнее время Юля все
чаще ловила себя на том, что думает о нем. Ей было приятно сознавать, что он
ее любит. Ее интересовали его суждения. Но если бы Юле потребовалось точно
определить свое отношение к Кольцову, она не сумела бы этого сделать даже
для себя. Нравился ей Кольцов? Был симпатичен? Она даже не пыталась в этом
разобраться. Но вот чего она совершенно не хотела, так это того, чтобы он
вдруг обиделся на нее. И на это были особые причины, и давние, и серьезные.
Их было несколько, но главная была одна: Юля разочаровалась в своем муже. Не
настолько, чтобы уйти от него и порвать с ним, но настолько, чтобы охладеть
к нему, обособиться, замкнуться в себе. А ведь в самом начале ее знакомства
с Игорем все было совсем иначе. Она помнила все до мелочей. Они встретились
на одном из вечеров в ее институте. Игорь тогда уже заканчивал адъюнктуру и
готовился к защите диссертации. Он был интересным, видным, эрудированным.
Очевидно, она тоже произвела на него сильное впечатление. Каждый вечер,
кроме разве тех дней, когда ему приходилось бывать в наряде, он встречал ее
после занятий и провожал домой. Они часто ходили в театры. Не пропускали ни
одной премьеры. Увлеченно беседовали о книгах. Игорь много знал и мог
заговорить, казалось, кого угодно. Маргарита Андреевна души в нем не чаяла.
Да и Александр Петрович никогда не отказывался сыграть с ним партию- другую
в шахматы. Незадолго до защиты Юлей диплома Игорь сделал ей /`%$+.&%-(%. Она
к этому времени уже была в него влюблена и с радостью ответила согласием.
Они расписались. Он успешно защитился, и Кулешов взял его к себе в КБ. А
потом в этом же КБ стала работать и Юля. Прошло года три. Все считали их
идеальной парой. Подруги откровенно завидовали Юле. Но сама она уже не
думала, что муж ее представляет собой нечто особенное. Это стало для нее
очевидным именно после того, как они некоторое время поработали вместе, в
одном коллективе. Ибо там, в деловой обстановке, ей очень скоро стало ясно,
что его всезнайство, блестящая, как ей казалось, образованность, которые на
первых порах буквально покорили ее и представлялись не иначе как проявлением
незаурядности, а возможно, и высокого таланта, в большинстве случаев
оказывались не такими уж глубокими. Когда Юля поняла это, она совершенно
по-иному стала воспринимать все, что он говорил. Подметила она у Игоря и
некоторые другие качества, о существовании которых, вероятно, тоже никогда
не узнала бы дома. Игорь часто бывал высокомерен по отношению к своим
коллегам. Часто откровенно пренебрегал их высказываниями и суждениями.
Открылось в нем и еще немало такого, отчего его образ поблек в глазах Юли.
человеком. Значит, не хотел. Но почему? Что изменилось в его намерениях?
Настроение у Кольцова сразу упало.
-- Ну а какие у вас ближайшие планы? -- неожиданно сменил тему
разговора Ачкасов.
Кольцов не сразу оторвался от своих мыслей. А когда понял наконец, о
чем спрашивает его генерал, ответил безо всякого m-bc'( ', :
-- Надо в часть возвращаться. Там проверка на носу. На воскресенье
заскочу к старикам, благо они тут недалеко, проведаю их, а в понедельник --
в полк. В отпуске еще не был:
О предстоящей встрече с Верховским он решил Ачкасову не говорить. В
конце концов, теперь это было уже его личное дело.
-- Значит, еще собираетесь и отдыхать? -- уточнил Ачкасов.
-- Так точно. Положено.
-- Положено, -- подтвердил Ачкасов и заговорил вдруг о том, что наша
армия омолаживается. Ветераны уходят в запас. На их место приходят молодые
специалисты. Но кто они? Какие? Армия ни на минуту не может быть слабее.
Молодежь должна быть лучше, грамотнее тех, кто уходит.
Они разговаривали еще долго. Но теперь Ачкасов больше спрашивал. Его
интересовало, как Кольцова встретил Верховский, насколько академику
понравился проект вообще.
-- Вы, кажется, рассказывали, что Владислав Андреевич давно приглашал
вас в аспирантуру? -- пытливо поглядел на Кольцова, спросил генерал.
-- А с чем бы я к нему пришел? -- спокойно выдержал этот взгляд
Кольцов. -- С тем, с чем он выпустил меня из университета? С теми же
формулами и выводами из учебника академика Верховского? На такой основе
настоящего контакта у нас с ним никогда бы не получилось. Уж кого-кого, а
Владислава Андреевича я изучил достаточно. Хоть сам он любит менять рубашки
каждый день, ему больше по душе люди, которые в робе. Вот если бы я теперь к
нему пришел -- это другое дело. Я уже вдоволь накопался и в инфракрасной
технике, и в телевидении, и:
-- А зачем вам теперь к нему идти? -- даже не дал договорить Кольцову
Ачкасов.
-- Да нет, я не пойду. Разошлись наши пути. Он ведь чистый теоретик. А
меня все больше и больше тянет к практике, -- признался Кольцов. И, подумав,
добавил: -- Хотя работать под началом Владислава Андреевича -- это, конечно,
великое благо.
-- Значит, все-таки мысль о возвращении к Верховскому не исключается?
-- снова спросил Ачкасов.
-- Так, наверное, это было бы и неправильно, -- пожал плечами Кольцов.
Они попрощались. Кольцов сдал все числящиеся за ним чертежи и книги,
свой временный пропуск и вышел на улицу.
Дул холодный, с мелким дождем, ветер. Лужи на асфальте подернуло рябью.
За рекой сквозь серую пелену угрюмо чернел сад. Кольцов зябко поежился и
направился к станции метро. Беседа оставила у него впечатление явной
незаконченности. О чем-то самом главном, как теперь уже точно представлялось
Кольцову, Ачкасов говорить так и не стал. А что могло быть этим главным, сам
Кольцов не знал и не догадывался.
В четверг Сергей, как и намеревался, с утра начал разыскивать
Верховского. Но найти его оказалось не так-то просто. В университете он в
тот день не появлялся. Искать его пришлось там, где он консультировал
работы. Но и там он показывался ненадолго. Отыскал его Сергей в
вычислительном центре. Рабочий день уже заканчивался, и Сергей чувствовал,
что беспокоить академика в это время по своему вопросу не совсем даже
удобно. И хотел узнать у секретаря лишь одно: будет ли академик в центре
завтра? Но секретарь, судя по голосу, уже немолодая женщина, выслушав
Кольцова, ответила совершенно неожиданно:
-- А вот он рядом, передаю трубку.
И почти тотчас Сергей услыхал знакомый голос:
-- Я вас слушаю.
Сергей поздоровался и извинился за то, что оторвал Верховского от дела.
-- Никаких дел. Мы тут курим, -- успокоил его академик, -- Вы #.b."k со
мной встретиться?
-- Если вы не очень устали, хотя бы на полчаса:
-- Можно и больше.
-- Когда прикажете?
-- Ах! -- добродушно крякнул Верховский. -- Даже со мной не можете
разговаривать по-человечески. Вы сами-то чем сейчас заняты?
-- Ничем:
-- Вот и приходите сюда, -- быстро решил проблему Верховский. --
Знаете, как добраться?
-- Конечно!
-- Когда будете?
-- Минут через двадцать.
-- Встретимся у главного входа.
Положив трубку, Сергей задумался: брать или не брать с собой хотя бы
некоторые расчеты? С одной стороны, они, бесспорно, были бы ему нужны. А с
другой -- Верховский ведь так и не назвал место, где собирался беседовать со
своим подопечным. Сергей знал по опыту, беседа может пройти и в прямом
смысле на ходу. И тогда кому они будут нужны, эти расчеты? Но в конце концов
решил кое-что взять.
Ему посчастливилось. Он поймал такси и скоро очутился у здания центра.
Время, назначенное Сергеем, уже истекло, и академик, Сергей знал его
аккуратность, должен был появиться в дверях вестибюля вот-вот. Желая хоть на
минуту опередить его, Сергей поспешил на широкую каменную лестницу. Он
прошел через вход в ограде и сразу же увидел через застекленные двери
Верховского. А пока тот спускался по лестнице, успел хорошенько рассмотреть
его. Академик был одет в светлый костюм. Обут в модные туфли. Через его
левую руку перекинут легкий плащ. Он двигался живо, словно и не было ему
семидесяти лет. Модный, ладно подогнанный по фигуре костюм молодил его. И в
то же время от Сергея не укрылось, что Верховский выглядит не так бодро, как
обычно.
"Значит, устал. Прав я был. Не следовало напрашиваться" -- подумал
Кольцов и услыхал приветливый голос Верховского:
-- Вы уже тут? Прекрасно, ну как, готовы спорить со своим бюро?
-- Перед КБ я уже отчитался.
-- Вы хотите сказать, что уже выступили с разбором?
-- Так точно.
-- Ну и ну! -- удивленно улыбнулся Верховский. А гулять вы любите?
-- В каком смысле?
-- Передвигаться пешком. Ни на машине, ни на катере, а именно на своих
двоих. Причем не только в лесу, а и по городу. И даже по коридорам, по
лестницам. В наше время прогулкой, вероятно, следует считать все, кроме
сидения на стуле. Так вы как?
-- Я хожу очень много.
-- В таком случае проводите меня до дому. Я живу на Ленинском, там, где
Нескучный сад.
Кольцов прикинул расстояние и понял, что в его распоряжении есть минут
сорок.
-- Как же вы им докладывали? Не растерзали они вас? -- спросил
Верховский.
Кольцов не торопясь начал рассказывать. Он никого не выделял и вообще
не называл фамилий, он говорил исключительно о том, вокруг чего шел спор, о
том, как сотрудники КБ принимали его сообщения в начале и как отнеслись к
нему потом, когда он, сославшись на консультацию академика, перешел к
обоснованию варианта "дельты". Он так увлекся этим рассказом, что совсем
перестал следить за тем, а интересует ли это Верховского. А когда в конце
концов взглянул на него, то малость даже опешил. Верховский, казалось, уже
давно не слушает его и весь погружен в какие-то собственные мысли. Но Сергей
ошибся. Едва он замолчал, соображая, как же снова завладеть вниманием
ученого, как Верховский сам подтолкнул его:
-- Продолжайте, продолжайте. Пока мне все нравится. Только почему "k не
рассказываете, как нашли это обоснование? Пришлось попыхтеть?
-- Было дело, -- не стал кривить душой Кольцов. -- Чуть снова помощи у
вас не запросил. А потом все же разобрался, что к чему.
Они пересекли Ленинский проспект и шли дворами между домами и парком.
-- И вы могли бы показать мне, что у вас получилось? -- спросил
Верховский.
Кольцов с облегчением подумал о том, что захватил с собой нужные
записи. Но, прежде чем достать и показать их академику, тоже спросил:
-- Вы будете смотреть прямо здесь?
-- А почему бы и нет?
-- Пожалуйста:
Верховский взял из рук Кольцова небольшой плотный лист ватмана, сверху
донизу исписанный формулами и, просмотрев их, остановился.
-- А ведь не так, как у меня было, -- не то с упреком, не то с
удовлетворением заметил он.
-- Я в точности восстановил и ваш путь. Но воспроизвести его в металле
было бы очень трудно. Прибор получился бы в прямом смысле золотой. Поэтому
кое-где пришлось идти по пути упрощения, -- объяснил Кольцов.
-- А я вас и не упрекаю, -- поспешил заверить его Верховский. -- Вы
поступили совершенно правильно. В вашей прозорливости я не сомневался
никогда. Но теперь я наконец понял, почему ваше сообщение КБ встретило в
штыки. Вы же этим своим предложением крест-накрест перечеркнули их
собственную схему. Вы об этом подумали?
-- А какое это имеет значение? Я точно так же и там сказал: ведь нужен
прибор, а не амбиции:
-- Э, молодой человек, дорогой вы мой товарищ Кольцов, это длинная
песня! -- засмеялся Верховский. -- Давайте лучше не будем ее заводить: Итак,
то, что вы сделали, -- сделано. И сделано хорошо. Но ведь это не главное, о
чем вы хотели со мной поговорить. Кажется, у вас был какой-то другой вопрос?
Был?
-- Был:
-- Вот и чудесно. Пойдемте ко мне. И у меня все обсудим. Кстати, мы уже
пришли, -- указал Верховский на дверь подъезда.
Они поднялись на пятый этаж старого, еще довоенной постройки, дома,
выходящего фасадом на Ленинский проспект, а двором вплотную примыкающего к
Нескучному саду. Дверь академику открыла средних лет, полная, очень опрятно
одетая женщина, -- судя по всему, домашняя работница.
-- Вам звонили, -- сообщила она Верховскому.
-- Откуда? -- поинтересовался он.
-- Я все записала. Ужинать будете?
-- Сначала позанимаемся, -- ответил Верховский и пропустил Сергея
вперед себя: -- Проходите. Мой кабинет тут.
Сергей прошел в большую комнату, стены которой сверху донизу были
заставлены стеллажами с книгами. Впрочем, в прихожей тоже немало места
занимали книжные полки. Тут же стоял массивный письменный стол, на котором
лежало несколько исписанных в основном цифрами листков бумаги, лежали
заточенные карандаши и стоял небольшой гипсовый бюст Гераклита. Афинянин
бесстрастно смотрел невидящими глазами на золотистых телескопов и
шелковистых вуалехвостов, спокойно плавающих в огромном, как витрина
магазина, аквариуме. Рядом со столом стояли два кресла, в углу -- деревянная
лестница- горка и, что больше всего удивило Сергея, небольшая письменная
доска, точь-в-точь какие используются в школах. А на полочке, в нижней ее
части, несколько разноцветных мелков и тряпка, очень чистая и аккуратно
сложенная. Пол в кабинете был устлан мягким пестрым ковром. Окна выходили на
Нескучный сад. И всюду, куда бы Сергей ни посмотрел, -- и на столе, и на
стеллажах, и на полочке письменной доски, и на подставке аквариума, и на
подоконниках, и даже на подлокотниках кресла -- стояли пепельницы:
бронзовые, стеклянные, фарфоровые, пластмассовые, керамические и еще из
чего-то b *.#., чего Сергей попросту не знал.
Пока Сергей пытался найти в кабинете место, из которого было бы нельзя
дотянуться до какой-нибудь пепельницы, Верховский просмотрел лежавшую на
столе записку.
-- Все это терпит, -- заключил он, уселся в кресло, закурил и, метнув
взгляд на письменную доску, добавил: -- Так расскажите, над чем трудитесь
там, у себя в части. Как будет работать этот ваш "филин"?
-- Я условно назвал его "Фотоном".
-- Воля родителя. А в общем неплохо, -- одобрил Верховский. -- Так как?
Кольцов быстро исписал доску формулами. По ходу работы давал
объяснения. Верховский слушал молча и лишь изредка что-то записывал на
листке бумаги. Закончив с выкладками, Кольцов перевернул доску и на
обратной, чистой, ее стороне вычертил вероятный вариант схемы "Фотона".
-- Вариант пока весьма общий, кое-что, как видите, дано лишь наметками.
Но и сейчас уже видно: схема получается и дешевле, и надежнее. Да она просто
современней. И разница в данных по сравнению с "Совой" тоже внушительная.
-- Настолько, что вы, я уверен, даже не совсем представляете, к чему
она может привести, -- заметил Верховский.
-- Вполне очевидно. Без эксперимента, без лабораторных исследований мне
такое прогнозирование просто не под силу, -- даже не пытался возражать
Кольцов. -- И тем не менее, чтобы использовать эту разницу с максимальным
эффектом, я хочу использовать именно эти выходные данные.
Кольцов подчеркнул жирной линией конечный результат своих
математических изысканий. Верховский молчал, что-то обдумывая. Замолчал и
Кольцов, высказав все необходимое академику.
-- Вы сказали: "я хочу". Это ваше решение или вы советуетесь со мной?
-- спросил вдруг Верховский.
-- Решение.
-- Решение, -- повторил, словно просмаковал, Верховский. -- Похвально.
Тем более все объективные данные для принятия такого решения у вас есть.
Правда, для полного теоретического обоснования выводов в ваших формулах
кое-чего не хватает. Но это уже детали. И вы их легко дополните. Меня другое
интересует. Как вы намереваетесь эту свою работу реализовать?
-- Когда все расчеты доведу до конца, предложу КБ.
-- Какому?
-- Очевидно, этому же.
-- А зачем она им, простите, нужна? Вы же сами говорили, что ваши
предложения улучшить схему конструкторами были встречены в штыки. А в данном
случае речь пойдет даже не об улучшениях, а вообще о новой схеме. А
возможно, у них свой аналогичный прибор доводится до кондиции!..
-- Вы думаете, завалят? -- явно не ожидал такого ответа Кольцов.
-- Ну, теперь таких дураков уже нет, дабы на белое говорить черное.
Можно предполагать, вас даже похвалят. И кстати сказать, есть за что. Но вот
дать вам, как говорится, ходу --не дадут. Начнут тянуть, мариновать:
Сошлются на ограниченность средств: и в конце концов положат ваш проект на
полку.
-- Но и я от своего не отступлю. Отказаться от этого, -- хлопнул
ладонью по письменной доске Сергей, -- значит отказаться от самого себя. А
этого я не сделаю.
-- И что же предпримите?
-- Буду искать поддержки в министерстве. Там немало умных и светлых
голов.
-- К сожалению, сразу решать такие вопросы, как внедрение изобретений,
не правомочны и они. Придется ждать.
-- Сколько?
-- Может, год.
-- Год?
-- Может, два:
-- Буду ждать.
Верховский встал, скрестил руки на груди, подошел к аквариуму. Рыбы
будто узнали его, подплыли навстречу и, тычась носами в стекло, повисли в
воде на уровне глаз академика. Между ними будто бы возник молчаливый диалог.
-- А может, с целью экономии времени все сделать по-другому? Защитить
для начала на эту тему диссертацию. А уж потом подать заявку на изобретение,
-- неожиданно предложил Верховский. -- Может, так будет проще?
-- Проще, Владислав Андреевич, не будет, -- подумав, решил Сергей. --
Ибо главное во всей этой ситуации не диссертация, а прибор. Он намного
важнее. Он войскам нужен, а не моя диссертация. Я, наверное, защищусь. Но
при этом еще потеряю время. А познакомить КБ со своей схемой я рассчитываю
уже будущей весной. И неважно, как к ней отнесутся. В КБ, я понял, люди тоже
разные. И вовсе не все думают так, как Главный. Так что начинать надо с
проекта.
-- Вы упрямы, -- не сдержал улыбки Верховский. -- Хорошо, это кстати. Я
ведь вас не запугивал. И тем более не пытался отговаривать. Просто мне
хотелось знать ваши истинные намерения. А заодно и вашу готовность повоевать
за идею. Говорили вы вполне убедительно. Во всяком случае, у меня лично
насчет вас никаких сомнений больше нет. И я со своей стороны везде, где это
будет можно, тоже окажу вам всяческую поддержку. А теперь вернемся к вашим
упражнениям на доске.
Теперь мел в руку взял Верховский.
-- Вы идете в своих доказательствах по правильному пути. Значит, чутье
у вас есть. Это говорит о многом. А знаний не хватает. Плохо, не
систематически читаете литературу. Не знаете последних изысканий. Это
хроническая беда всех практиков. Всех. А жаль:
Он говорил и писал. А Сергей неотрывно следил за движением его руки и в
каждом новом, написанном им знаке видел для себя уйму работы. Верховский
ничего за него не решал, ничего не давал готово. Он лишь определил, где и
что надо обосновать четче, доказать убедительнее. Закончил он консультацию
простым вопросом:
-- Все ясно?
-- Все.
-- Тогда идемте ужинать. Вы цветную капусту любите?
Сергей улыбнулся:
-- Редко встречаемся. Влюбиться еще не успел.
-- Понимаю. Ничего. В таком случае для вас найдется что-нибудь более
привычное. От куска вырезки, надеюсь, отказываться не станете?
-- Нет.
-- Ну вот и прекрасно.
Они по очереди вымыли руки и прошли в столовую. К удивлению Сергея, и
здесь в застекленных шкафах хранились книги. Но здесь было больше собрано
произведений художественных.
На стол подавала все та же полная женщина. Она появилась в столовой в
накрахмаленном переднике, в белоснежной косынке на голове.
-- Мария, а рыб кормили? -- спросил Верховский.
-- Обязательно, -- расставляя тарелки, спокойно ответила женщина.
-- А почему они от меня глаз не отрывали?
-- Наверное, соскучились. А может, какие влюблены:
-- У вас, Мария, одно на уме, -- вздохнул Верховский.
Женщина добродушно улыбнулась и ушла на кухню.
Верховский приправил капусту острым грибным соусом, попробовал,
посетовал:
-- Вот ведь до какой жизни я дожил. Безумно люблю всякую живность. И
больше всего, естественно, собак. А держать не могу. Совершенно нет времени,
чтобы ими заниматься.
-- Да так ли уж много надо им его уделять?
-- Немного. Так и того нет.
-- А прогуляться утром и вечером вместе с псом вам было бы даже
/.+%'-..
-- Прогулка -- это совсем еще не все. Дома он тоже требует внимания:
поиграй, приласкай: Одним словом, не получается. Вот и завел рыб. Нашел, так
сказать, компромиссное решение.
Они закончили ужин и снова вернулись в кабинет. Верховский опять
закурил, а Сергей, вооружившись листом бумаги и ручкой, переписал все
поправки, сделанные на его выкладках академиком. А когда и эта работа была
закончена, начал прощаться. Верховский проводил его до дверей. И уже в
коридоре сказал:
-- Никогда я не пойму ваших генералов. Ведь сейчас же не война. Ну что
за необходимость держать в армии человека, которому на роду написано совсем
другое?
-- А я думаю, что они свое дело знают, -- улыбнулся Сергей. -- Все
будет хорошо. Вот увидите, Владислав Андреевич!
-- Дай бог, -- вздохнул Верховский и пожал Сергею руку. -- Информируйте
меня о том, как будут разворачиваться события. И не стесняйтесь, звоните
прямо сюда. Тут меня найдете скорее всего.
Помотавшись в пятницу с утра по магазинам, накупив для всех столичных
подарков, а для себя в основном книг, Сергей часа в три уже был на вокзале.
Там он пообедал и один из первых занял место в вагоне, у окна. Он хорошо
видел перрон. И если бы Юля появилась, безусловно, заметил бы ее еще издали.
Но время шло. Стрелки больших вокзальных часов неумолимо приближались к
восемнадцати. А Юли не было и не было. В конце концов поезд тронулся.
Кольцов понял, что ждать больше нечего, и вышел в тамбур покурить.
Настроение у него заметно упало, хотя обжаться на Юлю вроде бы было и не за
что. И если все же сердился, то, пожалуй, больше всего на себя: нечего было
строить иллюзии. Так он думал. И не знал, что ошибется. Когда шел в тамбур,
уже ни разу не взглянул в окна вагона. А если бы взглянул, то, наверно,
остолбенел бы от радости. Только колеса вагона дробно ударили на первом
стыке рельсов, как на перроне появилась Юля. Она спешила. У нее не было
припасено для Кольцова каких-то особых слов. Она ничего не собиралась
сказать ему важного или значительного. И наверняка обошлась бы самым
простым: "Счастливого пути!" Но ей хотелось его увидеть. А совещание, о
котором, кстати сказать, она знала еще вчера, как назло, затянулось. И она
опоздала. Поезд уже увозил Кольцова.
На станции Кольцова встречал Чекан. Предусмотрительный зампотех
прихватил с собой шапку-ушанку и шинель. Увидев Чекана, Кольцов искренне
обрадовался ему как близкому человеку. Они обнялись и даже поцеловались,
хотя Чекан и успел перед этим как положено поприветствовать командира:
-- Здравия желаю, товарищ капитан!
-- Здравствуй, Алексей! Здравствуй! -- протянул ему руку Кольцов. --
Дошла телеграмма?
-- Полчаса назад получил, Только и успел схватить машину да раздеть
Аверочкина, -- рассказывал Чекан.
Кольцов разглядел на шинели погоны старшего лейтенант. Ни с чьего
другого плеча никакая вещь не была ему впору.
-- Все кстати, -- одобрил Кольцов оперативность зампотеха. Он
переоделся. Сели в кузов. Машина поехала в полк. -- Ну что тут у вас,
Алексей? -- нетерпеливо спросил Кольцов.
-- В масштабе роты -- ничего. Идем вперед. По пути, как всегда,
устраняем недостатки, -- полушутя-полусерьезно ответил Чекан.
-- И много их? -- пытливо взглянул на зампотеха Кольцов.
-- Периодически обнаруживаются.
-- Ну а что в масштабе батальона?
-- Прибыл на усиление подполковник Доронин.
-- Михаил Иванович?
-- Так точно. Перед контрольной начальство решило лично всюду навести
порядок. Командир полка взялся за третий батальон, начальник штаба -- за
второй, а Доронин -- за нас.
-- Ну а в полку?
-- Тоже есть. Но не все понятно. Почему контрольную затягивают?
Неспроста. В Москве что об этом говорят?
-- Бог с тобой! -- рассмешила Кольцова такая наивность Чекана. --
Откуда я мог узнать?
-- Странный город, -- вполне серьезно заметил Чекан. -- В Одессе я бы
за пять минут узнал, что творится на всем белом свете.
-- А может, просто жалеет нас Москва. Хочет, чтобы мы получше
подготовились, -- все свел к шутке Кольцов.
Но Чекан был серьезен.
-- Мы готовы. Подводили без вас итоги соцсоревнования, -- доложил
Чекан. -- В целом получается неплохо. Малость, правда, молодые
механики-водители отстают. Сейчас в основном жмем на них. -- Вспомнили и о
тренажере, сконструированном Борисовым.
-- Разобрали его?
-- И не думали. Только перетащили в учебный класс. Командир полка
приказал. -- ответил Чекан.
Кольцова это удивило. Фомин видел этот тренажер и раньше, но никогда не
выказывал к нему никакой заинтересованности. Напротив, Кольцову казалось,
что подполковник смотрит на макет даже осуждающе. И вдруг сам велел
перенести его в учебный класс:
-- Совершенно точно, -- подтвердил Чекан. -- Перед самыми заморозками
приехал на второе учебное место. Сел за рычаги. Опробовал. Нас никого не
вызывал. Хлопцы из второй роты видели. Уехал. А потом комбат сделал мне
втык, почему ценное учебное пособие стоит под открытым небом.
-- Даже ценное? -- не удержал улыбки Кольцов.
-- Так и сказал.
-- Значит, занятия на нем продолжаете?
-- Систематически.
-- Молодцы. А когда проводили последнее служебное совещание?
-- В этом месяце не проводили, -- потупился Чекан.
-- Вот с него и начнем. Собирай офицеров. А я на минутку заскочу домой,
-- сказал Кольцов
Юля расстроилась из-за того, что не проводила Кольцова. Правда, она
почему-то чувствовала, что расстались они ненадолго, что Кольцов скоро опять
появится в Москве. Но все же она расстроилась. В последнее время Юля все
чаще ловила себя на том, что думает о нем. Ей было приятно сознавать, что он
ее любит. Ее интересовали его суждения. Но если бы Юле потребовалось точно
определить свое отношение к Кольцову, она не сумела бы этого сделать даже
для себя. Нравился ей Кольцов? Был симпатичен? Она даже не пыталась в этом
разобраться. Но вот чего она совершенно не хотела, так это того, чтобы он
вдруг обиделся на нее. И на это были особые причины, и давние, и серьезные.
Их было несколько, но главная была одна: Юля разочаровалась в своем муже. Не
настолько, чтобы уйти от него и порвать с ним, но настолько, чтобы охладеть
к нему, обособиться, замкнуться в себе. А ведь в самом начале ее знакомства
с Игорем все было совсем иначе. Она помнила все до мелочей. Они встретились
на одном из вечеров в ее институте. Игорь тогда уже заканчивал адъюнктуру и
готовился к защите диссертации. Он был интересным, видным, эрудированным.
Очевидно, она тоже произвела на него сильное впечатление. Каждый вечер,
кроме разве тех дней, когда ему приходилось бывать в наряде, он встречал ее
после занятий и провожал домой. Они часто ходили в театры. Не пропускали ни
одной премьеры. Увлеченно беседовали о книгах. Игорь много знал и мог
заговорить, казалось, кого угодно. Маргарита Андреевна души в нем не чаяла.
Да и Александр Петрович никогда не отказывался сыграть с ним партию- другую
в шахматы. Незадолго до защиты Юлей диплома Игорь сделал ей /`%$+.&%-(%. Она
к этому времени уже была в него влюблена и с радостью ответила согласием.
Они расписались. Он успешно защитился, и Кулешов взял его к себе в КБ. А
потом в этом же КБ стала работать и Юля. Прошло года три. Все считали их
идеальной парой. Подруги откровенно завидовали Юле. Но сама она уже не
думала, что муж ее представляет собой нечто особенное. Это стало для нее
очевидным именно после того, как они некоторое время поработали вместе, в
одном коллективе. Ибо там, в деловой обстановке, ей очень скоро стало ясно,
что его всезнайство, блестящая, как ей казалось, образованность, которые на
первых порах буквально покорили ее и представлялись не иначе как проявлением
незаурядности, а возможно, и высокого таланта, в большинстве случаев
оказывались не такими уж глубокими. Когда Юля поняла это, она совершенно
по-иному стала воспринимать все, что он говорил. Подметила она у Игоря и
некоторые другие качества, о существовании которых, вероятно, тоже никогда
не узнала бы дома. Игорь часто бывал высокомерен по отношению к своим
коллегам. Часто откровенно пренебрегал их высказываниями и суждениями.
Открылось в нем и еще немало такого, отчего его образ поблек в глазах Юли.