Страница:
фактическая полоса, которую захватил объектив "Фотона". Сомнений не было.
Даже если бы прибор работал с большей четкостью и каждый объект на снимках
был ясно обозначен, и тогда "Фотон" выполнил бы свою задачу лишь наполовину.
А чтобы выполнить ее всю, его пришлось бы посылать в разведку вторично. Но
при такой насыщенности обороны противника огневыми средствами рассчитывать
на удачное возвращение дважды было не так-то просто. Сергей это знал. И
тогда в нем, неожиданно для него самого, вдруг заговорил командир роты
танков. А может быть, даже и не роты, а соответственно его новому званию --
и батальона. Для них, для таких, каким он был и каким стал, будет выполнять
"Фотон" свои задачи. На их рабочие карты будут наноситься добытые "Фотоном"
разведданные. На основе этих данных будут принимать они свои решения на бой,
строить боевые порядки подразделений. Поведут их в атаку: и напорются на
совершенно иную систему огня противника. Сергей растерялся. Такого
откровенного и в то же время объективного подтверждения неудачных испытаний
он даже не ожидал. Он по-своему все воспринял. Стоял, опершись на стол
руками, смотрел на полосу фотоснимков, думал о том, что же теперь делать, за
что браться и с чего начинать, и так был поглощен этими мыслями, что даже не
заметил, как в комнату зашли его коллеги. А они, казалось, поняли его
состояние, молча обступили его и так же молча включились в работу. Нарушил
это молчание через некоторое время Бочкарев.
-- Я вижу, Сергей Дмитриевич, у вас тоже появилась своя версия, - -
сказал он.
-- И кажется, самая неприятная, -- мрачно ответил Сергей.
-- Какая же?
Сергей протянул Бочкареву схему.
-- Я так и понял. Но страха не испытываю, -- ответил Бочкарев.
-- Это просчет, Юрий Михайлович. И очень серьезный.
-- Просчета нет, Сергей Дмитриевич. И я не понимаю, почему вам так
хочется поднять вверх руки?
-- Тогда почему так получилось, что почти половина целей не попала на
эти снимки? Если это не просчет, то что же?
-- Я вас тоже спрошу: а почему вдруг не взлетают самолеты, над
проектами которых работали, и кропотливо работали, десятки опытнейших
специалистов? Почему, бывает, не срабатывают системы, которые перед запуском
были выверены и перепроверены? Вы считаете, что тоже из-за просчетов? Так
нет! И тысячу раз нет, Сергей Дмитриевич! В наш век ЭВМ и компьютеров
просчитаться трудно. Я бы даже сказал, почти невозможно. Другое дело --
чего-то не учесть. Мы ведем постоянную, жестокую борьбу с природой и далеко
не всегда, не из каждого поединка, выходим победителями, потому что еще не
умеем, не научились предвидеть все те сюрпризы, которые она нам готовит.
-- Пусть будет по-вашему, -- не стал спорить Сергей. -- Что же мы не
учли здесь?
-- Не знаю, -- категорически ответил Бочкарев и добавил: -- Пока не
знаю. Будем искать и найдем. Во всяком случае, я от своей версии не
отказываюсь.
-- И я тоже не отказываюсь, -- добавил Окунев. -- Испытания только
начались, и спешить с выводами нечего.
-- Надо еще проверить, с какой высоты этот бес снимал, -- заметил
Заруба.
-- Я, между прочим, об этом тоже подумал. На малых высотах определить
точное расстояние до земли на глаз практически почти невозможно, -- услышал
Сергей чей-то чужой голос. Он обернулся и только сейчас увидел в комнате
Жердева. Представитель авиации сидел за маленьким столиком, стоявшим возле
окна, и курил. Он, конечно, слышал весь разговор конструкторов, но до этого
момента своего мнения не высказывал.
-- Вы считаете, что все это могло случиться из-за ошибки испытателя? --
сразу насторожился Сергей.
-- Вполне.
-- И вы такое допускаете, Юрий Михайлович?
-- Во всяком случае, не исключаю! -- решительно заявил Бочкарев. -- Вот
теперь настало время сомневаться абсолютно во всем, проверять и
перепроверять решительно все. И начинать надо, что называется, от печки. И
тогда тот самый сюрприз, о котором я только что говорил, может обнаружиться
как раз там, где его ждали меньше всего. Я помню, как мы неделю искали
дефект в самом первом варианте "Совы". Всю размонтировали, разобрали по
винтику, все проверили. Собрали снова, установили, а на экране опять те же
помехи. И знаете, что же в конце- концов обнаружилось? Рядом, совсем в
другой системе, работал вибропреобразователь. Он и давал фон. Но так как он
работал постоянно, выявить какую-либо закономерность в появлении помех мы
просто не могли. И уж только потом кто-то обратил на это неудачное соседство
внимание. Так что искать будем терпеливо, настойчиво и, я повторяю, от
печки!
-- А где, между прочим, Владимир? -- спросил вдруг Окунев. -- Наверное,
в первую очередь надо было бы с ним потолковать.
-- Пошел отдыхать. К себе пошел. У него же ночью вылет, -- ответил
Жердев.
-- Потолковать, конечно, следует. И потолкуем, -- согласился Бочкарев.
-- Но надо, очевидно, и помочь ему. Надо установить у него на борту прибор,
который точно зафиксирует высоту съемки.
-- Он зафиксирует, а я проконтролирую. А что вы скажете, если мне
самому подняться в воздух? -- обвел присутствующих взглядом Сергей.
Предложение было неожиданным, да и не совсем обычным.
-- Вы хотите участвовать в испытаниях? -- переспросил Бочкарев.
-- Хотя бы при испытании, -- поправил Сергей и улыбнулся. Ему вдруг
стало весело от мысли о том, что через день-два спарка унесет его, как в
печную трубу, в мягкую темноту безлунного ночного неба.
-- А что вам это даст? Вы же ничего не увидите.
-- Да и кто тебя туда пустит? -- резонно спросил Окунев.
-- Если медкомиссию пройдет, слетать может, -- ответил Жердев. -- А вот
что ему там делать, этого я не знаю.
-- И я не знаю, -- признался Сергей. -- Но чувствую, что лететь стоит.
Вы же сами, Юрий Михайлович, учите: от печки, от печки танцевать надо. А где
она, наша печка? Разве не там?
-- Я в принципе не возражаю, -- согласился Бочкарев. -- Я просто думаю,
какую можно извлечь из этого наибольшую практическую пользу. Давайте думать
все. Придумаем. А вы тем временем проходите комиссию.
Поздно вечером, почти перед самым вылетом Владимира, когда практически
уже никто этого не ждал, неожиданно позвонили из Москвы. Звонил Кулешов. Он
обстоятельно расспросил Бочкарева о том, как был устранен дефект
дешифратора, о предстоящем испытании и попросил сделать дополнительно серию
снимков специально для него с высот, на сто и двести метров выше заданных.
Бочкарев заверил Кулешова, что все будет выполнено, и проинформировал о
содержании разговора всю группу. Владимира в это время уже облачали в летные
доспехи, и Заруба и Окунев поспешили к нему передать дополнительное задание.
Поговорить об этом позднем звонке тогда ни у кого не было времени. Но Сергей
невольно отметил про себя, что Александр Петрович, очевидно, о неудаче
первого испытания мыслит в одном с ним плане.
Когда на Сергея надели противоперегрузочный костюм, он вдруг совершенно
отчетливо почувствовал запах солярки. И рассмеялся в душе. Сработал рефлекс,
почти забытые ассоциации. Ведь сколько лет было так: надевал комбинезон и
садился в танк. И сразу окунался в атмосферу масел, краски, топлива.
Воспоминания развеселили его. А в целом операция по облачению в высотника
выглядела очень даже не просто1. Сергей вспотел, пока влез в синтетическую
оболочку, протиснул голову в трехслойный гермошлем не без помощи опытных
техников, пристегнул лямки от парашюта, кислород для питания, приладил на
себе плечевые ремни:
К самолету его провожали всей группой, словно он отправлялся на побитие
какого-нибудь очень ответственного рекорда. Теперь, кажется, и Бочкарев был
рад, что осуществится это, так неожиданно задуманное, мероприятие. А ведь
чуть не сорвалось. Уперлись врачи: не понравилось давление. Не то чтобы оно
оказалось плохим, но как раз у тех границ, определив которые, медики обычно
советуют человеку отдохнуть. И то, что Сергей сумел настоять на своем и
убедить их разрешить ему отправиться в полет, сейчас вызывало у Остапа самую
большую радость.
-- Ну, ты молоток! -- то и дело повторял он, одобрительно похлопывая
Сергея по спине.
Безучастно, казалось, относился к этому событию только Владимир. Его
понурость и замкнутость Сергею уже откровенно не нравились. Тем более что
Сергей понял, что на сей раз это явно не беспричинно, что с Владимиром
что-то случилось. Но что именно, он до сих пор узнать не смог.
Успокаивало, однако, то, что взгляд больших серых глаз Владимира
несколько потеплел. А это служило предзнаменованием того, что всякая
воинственность во Владимире скоро уляжется и он, как это обычно и бывало,
обо всем расскажет сам. Впрочем, сейчас Сергея это не так уж и волновало.
Мысли его были во второй кабине спарки, которую за прошедший день настолько
начинили всякими измерительными и контрольными приборами, что в ней почти не
осталось свободного места. Бегая вчера от врача к врачу, Сергей несколько
раз заглядывал и в ангар, где оснащали спарку, и даже забирался в свою
кабину. Он отлично понимал, что все эти приборы будут крайне необходимы. И
все же не утерпел, заметил Жердеву:
-- Ты, Николай Филиппович, не забывай, что я тоже сюда сяду.
-- Пожалеть просишь? -- лукаво усмехнулся Жердев.
-- Прошу.
-- А ты к Володьке в кабину загляни. Посмотри, что вы, конструкторы,
там нагородили. Вы нашего брата шибко жалеете?
-- Намек понял. И тем не менее..
-- А раз понял, то приготовься, еще и на колени тебе поставим пару
датчиков, -- пообещал Жердев.
Потом, когда приготовления были закончены, почти до самого вылета
Сергей осваивал эту новую для него технику. Инструктировали его всей
группой. А больше всех -- Бочкарев. И не по обязанности старшего. Добрая
половина всех тех механических регистраторов, с которыми Сергею предстояло
работать, включая и БВК-4 (Бочкарев-Вольский- Кулешов), были созданы им.
Сергей не испытывал боязливости перед полетом, но новизна предстоящего
волновала. Все в этой ситуации для него было непривычно, а больше всего его
собственное положение -- в полете ему предстояло быть всего лишь
наблюдателем, почти пассажиром, и только.
Уже когда они оба, Владимир и он, сели в самолет, Сергей вспомнил, что
днем в инженерный дом дважды звонила Юля. Оба раза она разговаривала с
Бочкаревым. Как позднее стало известно Сергею, первый раз она передала
просьбу Главного повторить снимки с дополнительных высот. Второй --
интересовалась исключительно тем, как проходит комиссию Кольцов-старший.
Кстати, она передала Бочкареву, как она выразилась, строго конфиденциально,
что Кулешов неодобрительно отнесся к этой затее и сказал, что уж если этот
так необходимо, то вполне можно было бы послать кого-нибудь другого.
Aочкарев, несмотря на предупреждение, все передал Сергею. И от себя добавил:
"А вы говорите! Да он вас бережет пуще собственного глаза!"
-- Ты не волнуйся и ничего не бойся, -- услышал неожиданно в наушниках
Сергей голос брата.
-- А кто тебе сказал, что я боюсь? -- поняв, что лед окончательно
тронулся, ответил Сергей.
-- Когда этот черт понесется, душа с непривычки сама наружу попросится,
-- предупредил Владимир.
-- Ты лучше скажи, как мне с тобой в полете связь держать?
-- Командуй, я все выполню, -- ответил Владимир и запустил двигатель.
Все, что было потом -- выруливание на взлетную полосу, рев двигателя на
полных оборотах, команды дежурного по полетам, -- Сергей воспринял как нечто
давно знакомое. И только когда истребитель, с каждой секундой набирая
скорость, понесся вперед и Сергея плотно прижало к спинке сиденья, он всем
существом ощутил, что находится во власти какой-то еще неведомой доселе ему
силы. А спустя несколько коротких мгновений по непроглядной тьме, окружившей
самолет, он понял, что находится уже далеко за пределами аэродрома. Он бы не
объяснил даже себе отчего, но ему стало весело. Неожиданно справа небо
заметно посветлело, а внизу появились десятки, сотни желтоватых огоньков.
-- Сколько жилья! -- невольно восхитился Сергей.
-- Вот так везде в средней полосе. Яблоку упасть негде. Но у нас есть
сой район. Сейчс отвалим в сторону, -- ответил Владимир и спросил: -- А
почему ты решил лететь?
-- А потому, что, если бы ты был человеком и по-человечески сам
рассказал бы о том, как и что тут делаешь, может, я и остался бы на земле. И
занимался бы тем, чем мне положено, в лаборатории.
-- Не сердись, брат, -- глухо ответил Владимир.
-- Я не сержусь, -- продолжал наступать Сергей. -- А ты, может быть,
все-таки объяснишь, что с тобой происходит? -- Прошла минута, а Владимир не
отвечал. Сергею показалось, что он не слышал его вопроса и спросил: -- Что
же ты молчишь?
-- Я сейчас сделаю небольшой доворот, и мы выйдем на цели. А через
сорок секунд я включу аппаратуру, -- предупредил Владимир.
-- Хорошо, включай, -- сразу забыл обо всем постороннем Сергей.
Доворота он не заметил. Ему лишь показалось, что самолет слегка
качнуло. Но возможно, это было что-то и другое. Понял только, что они пошли
на снижение. На табло "БВК" замелькали голубоватые цифры: 500: 400: 300:
200: Стрелки и указатели остальных приборов пока оставались неподвижными.
Только отсчитывал доли времени секундомер. И когда истекли указанные
Владимиром сорок секунд и Владимир включил систему "Фотона", ожили все
остальные приборы. И опять Сергей испытал что-то очень приятное и волнующее,
словно глотнул морозного воздуха, взбудоражившего в нем спокойное течение
крови. Сергей немигающим, жадным взглядом следил за показаниями приборов. И
хотя они лишь фиксировали то, что происходило в Фотоне, он-то незримо видел
и как работают блоки, и как перекручивается с кассеты на кассету пленка, и
как пульсирует электроника дешифратора, слышал, как щелкают реле, как гудят
трансформаторы: Замерло биение стрелок так же неожиданно, как и началось. И
продолжалось оно всего минуту. "Сумасшедшая скорость, -- невольно подумал
Сергей. -- Ну и что же я успел? Для чего я тут сижу?" И сам ответил: "Ничего
не успел".
-- Я могу поговорить с Бочкаревым? -- спросил он Владимира.
-- Пожалуйста. Только помни, враг подслушивает! -- предупредил
Владимир.
-- Но спросить-то я могу?
-- Сто третий! Как вы там? -- услыхал вдруг Сергей голос Бочкарева.
-- Да все прекрасно. Как вы принимаете? -- обрадовался Сергей.
-- По-моему, на сей раз можем доложить так, как докладывают наши
космонавты: "Все системы корабля работают отлично".
-- А результаты?
-- Что конкретно вас интересует?
-- Процентное отношение!
-- Подсчитать, естественно, не успели. Но мне думается, оно осталось
прежним.
-- Вот вам и "отлично"! -- не сдержался Сергей. -- Ладно. Переходим к
выполнению второго задания.
В наушниках снова зазвучал голос Владимира:
-- Я сделаю полукруг, и мы снова пройдем тем же путем. Корректируй меня
по высоте.
-- Сколько времени уйдет на разворот? -- спросил Сергей.
-- Минуты.
-- Так что же с тобой случилось? -- вернулся Сергей к прерванному
разговору.
Но Владимир не спешил с ответом и на этот раз. Сергей чувствовал, что
он колеблется, и не понимал почему. Нерешительностью характера
Кольцов-младший не страдал. Он скорее мог сделать что-то, не подумав. Но
останавливаться на полпути, замолчать на полуслове -- это на него не похоже.
Только нечто из ряда вон выходящее могло выбить его из седла.
И вот это "нечто" было Сергею совершенно неясно. И злило его и
обескураживало. А у него и без того последние дни на душе было совсем не
сладко.
-- Ты ведешь себя как полное ничтожество. И если бы я знал, что нас не
слушает эфир, я употребил бы слово покрепче, -- заговорил Сергей снова, так
и не дождавшись ничего от Владимира.
-- Нас никто не слышит, -- глухо буркнул Владимир.
-- Так какого же дьявола ты выкобениваешься? Где-то прячешься,
позволяешь себе фыркать на людей и даже не считаешь нужным объяснить им, в
чем они перед тобой виноваты! -- взорвался Сергей. -- Можешь молчать. Дело
твое. Но запомни: видеть тебя надутым я больше не желаю. И сегодня же
переберусь от тебя в гостиницу.
-- Не сердись, брат, -- примирительно попросил Владимир. -- У меня,
можно сказать, душа пополам, а тебе физиономия моя не понравилась:
-- Почему это она у тебя попалам? -- не понял Сергей.
-- Ирина отставку дала.
-- Как?
-- Очень обыкновенно: я -- к ней, а она мне -- от ворот поворот.
-- Понял. А я тут при чем? На меня почему ты волком смотришь? --
продолжал наступать Сергей.
-- Она тебя любит.
-- Да я-то тут при чем? Я? -- снова начал выходить из себя Сергей. --
Я, что ли, надоумел ее этому? Я к ней сватов засылал? Дорогу тебе переходил?
-- Да, конечно, ты ни при чем, -- согласился Владимир. -- Так и я не на
тебя злился, а на весь белый свет.
-- А за что, дьявол копченый?! Мы здесь, на аэродроме, в чем перед
тобой виноваты? И чем только у тебя башка забита! Приспичило с этим
объяснением в такой ответственный момент! Ни черта, можно сказать, не
получается. Ищем решение всем коллективом, каждый старается внести что-то
свое, а испытателю, человеку, которому мы доверили весь свой труд, с которым
у нас должен быть постоянный, самый надежный контакт, ему, видите ли, на все
наплевать!
-- А что я могу? Что от меня зависит?
-- Вот именно "что"? Ты даже не хочешь об этом подумать! Мы подскажем
"что"!
-- Так подсказывайте!
-- Да тебя, кроме Занды, никто найти не может!
В следующий момент в наушниках у него что-то щелкнуло и послышался
совсем чужой голос:
-- Сто второй! Я -- "Дубрава". Что там у вас случилось? Почему не
отвечаете?
-- Я -- Сто второй. Ничего не случилось! -- ответил Владимир.
-- А почему не отвечали?
-- По душам с братом беседовали.
-- Нашли место! Вы подходите к коридору.
-- Знаю.
-- Вас просили не включать аппаратуру раньше времени.
-- Понял. Включал для ориентировки своего пассажира.
-- Начинайте снижение.
-- Понял. -- И опять щелчок. -- Все слышал, брат?
-- Все.
-- Корректируй меня по высоте.
Они прошли над целями на высоте на сто метров выше первого захода.
Система, как и предыдущий раз, работала безупречно. А когда стрелки приборов
снова вернулись в исходное нулевое положение, Сергей попросил брата:
-- Дай мне Юрия Михайловича.
-- "Дубрава", Сто третьему нужен "Каштан". Дайте "Каштан", -- вышел в
эфир Владимир. -- Говори.
-- "Каштан", вы меня слышите? -- проверил связь Сергей.
-- Отлично вас слышу, Сто третий, -- ответила земля.
-- Как на сей раз?
-- По-моему, еще лучше.
-- А прибавка есть?
-- Думаю, что процентов на пятнадцать.
-- Видите! -- обрадовался Сергей. -- Так кто был прав?
-- Да. А вы заметили, как просветлело небо? Не обратили внимания? Не
так-то все просто, дорогой Сто третий. Так что дальше?
-- Переходим к третьему заданию! -- доложил Сергей.
Владимир выключил внешнюю связь и спросил:
-- Что вы подсчитываете?
Сергей в двух словах объяснил суть дела. И больше почти до самого
выхода на цели они не обменялись ни словом. Прибавили еще сто метров высоты.
-- А ты им просто можешь доказать свою версию, -- сказал вдруг
Владимир. -- Не нужно менять потолки. Я пройду над краем полосы с креном и
захвачу ее всю. "Глаз"-то у меня на брюхе.
Сергей задумался. Предложение Владимира было неожиданно простым, но с
точки зрения эксперимента могло оказаться исключительно перспективным.
Сергей оценил это сразу и сразу же загорелся желанием претворить его в
жизнь.
-- А сейчас, в этом заходе, мы успеем так сделать? -- торопливо спросил
он, боясь потерять хоть одну секунду.
-- Вполне. Я границу знаю. Только займем прежнюю высоту.
Они пролетели над полосой целей, как и предлагал Владимир, с небольшим
креном. Сергей отчетливо видел контрольные огни, обозначавшие границу
полосы. У него было такое ощущение, что самолет летит слишком низко. Но это,
естественно, была лишь игра воображения. Было очень трудно
ненатренированному глазу на такой бешеной скорости определить настоящую
высоту. Сергей предполагал, что этот заход принесет неожиданные для
оставшихся не командном пункте конструкторов данные, но не думал, что он их
буквально озадачит. Истребитель еще разворачивался, когда Владимир передал
по переговорному устройству:
-- Что-то там Бочкарев всполошился.
-- Выводи на связь! -- обрадовался Сергей. Он-то отлично понимал, чем
мог быть вызван этот переполох, и теперь лишь ждал подтверждения своей
догадки.
-- Сто третий! Сто третий! Мы ничего не можем разобрать. Что у вас
случилось? -- взволнованно кричал в эфир Бочкарев. -- Вы меня слышите?
-- "Каштан", отлично слышу вас! У нас абсолютно все нормально, -- как
будто знать ничего не знал, ответил Сергей.
-- Да, но этот самый процент, о котором вы все время спрашиваете, вырос
сразу почти вдвое.
-- Так это же прекрасно! Вы должны совершенно четко это
проанализировать!
-- Но почему? -- нетерпеливо требовал Бочкарев.
Сергей не мог, да и не хотел, рассказывать ему о том эксперименте,
который они только что провели. Другое дело там, на земле, после того как он
сам просмотрит то, что выдал дешифратор. Но уже все говорило за то, что их
эксперимент удался. А значит, подтверждалась и версия Сергея. Значит, поиск
и работу следовало продолжать:
-- Куда вы пропали, Сто третий?
-- Тут я, тут. Идем на последний заход. До скорой встречи! -- ответил
Сергей. Он был доволен испытаниями, доволен тем, что поднялся в воздух. И
если бы они сидели в одной кабине, он с удовольствием хлопнул бы брата по
плечу и сказал: "А ты молодец, дьявол копченый! Здорово придумал этот
выкрутас. Хоть и выйдет он мне в конце концов боком, доказательства ты мне
дал верные". Но Владимир был хоть и рядом, но недосягаем. И Сергей мог лишь
передать ему по переговорному устройству: -- Пойдем нормально. Но на сотню
метров выше. Понял?
-- Мне все равно. Как скажешь, -- ответил Владимир. -- Ну что, твоя
взяла?
-- Очевидно, моя.
-- Опять будешь все переделывать?
-- Зачем все? Похоже, в целом система себя оправдывает. Не удался, по
всему видно, один "глаз", объектив, как сам понимаешь.
-- А разве нельзя постоянно, как норма, снимать с креном?
-- Можно. Но это не даст нужных результатов.
-- А как же сейчас?
-- Сейчас совсем другое. Рабочий снимок должен не только фиксировать
цель, но и точно определить ее координаты. А мы сейчас из получили с очень
большим искажением.
Они выполнили последнее, четвертое, задание, и Сергей, как только
спарка легла на обратный курс к аэродрому, попросил Владимира снова вывести
его на связь с Бочкаревым.
-- Вы опять задали нам много загадок, дорогой Сто третий! -- безо
всяких предисловий выпалил Бочкарев. -- И я думаю, что у нас будет о чем
поговорить, когда вы вернетесь.
-- Я тоже так думаю, -- ответил Сергей.
-- И еще я думаю, что у нас будет чем порадовать шефа.
-- Порадовать или огорчить?
-- Вне всякого сомнения, порадовать.
Сергей не склонен был разделять оптимизм руководителя группы, но не
стал и возражать. В конце концов, сама по себе система работала четко, а это
уже было немало. А с остальным, хотя Сергею уж и сейчас все казалось
понятным и ясным, в общем-то, еще следовало разбираться и разбираться:
продолжать испытания, экспериментировать, анализировать, сопоставлять:
Посадка оказалась менее приятной, чем взлет. Карнавально высвечивала в
темноте взлетно-посадочная полоса. Ярко мигал, повторяя условное обозначение
своего аэродрома, маяк ближнего привода. Спокойным, голубоватым светом
светилась сплошь из стекла лицевая сторона командно-диспетчерского пункта.
Все это было красиво. Сулило скорую встречу с землей, отдых. И тем не менее
Сергею посадка не понравилась. У него было такое ощущение, что его в прямом
смысле вот-вот вывернет наизнанку. Ему неоднократно доводилось летать на
самолетах и раньше. И всегда, даже в непогоду, когда болтанка становилась
невыносимой для большинства пассажиров, он переносил ее безо всяких
затруднений, почти не замечал. А сейчас его вдавило в сиденье. И все тело
словно налилось свинцом.
На стоянке, куда Владимир отрулил самолет, их встретили Заруба и
Окунев.
-- Ну как на орбите? -- весело осведомился Остап, помогая Сегрею сойти
по стремянке. -- Она у нас хоть и дюже околоземная, а все же:
-- До сих пор под ложечкой сосет, -- признался Сергей.
-- Еще бы! Я всегда говорил: от хорошей жизни не полетишь! -- балагурил
Остап.
-- А я как, по-твоему? -- спросил Владимир.
-- И ты так же. Я недавно где-то читал, что психология летчика до конца
еще не изучена. Отсюда вывод:
-- Не слушайте его. Он после полуночи работает, как компьютер: всю
информацию выдает точно, только сам не знает о чем, -- вмешался в разговор
Олег.
-- Ты знаешь, -- снисходительно согласился Остап.
-- Конечно. Это у рыб она не изучена.
-- Совершенно верно, у них! -- добродушно засмеялся Остап.
А Олег взял под руку Сергея:
-- Что же у вас там все-таки произошло, на третьем заходе? -- спросил
он.
-- Как есть ничего. А впрочем, может, и определим, -- уклончиво ответил
Сергей.
-- Но данные получились совершенно необычные. Просто интересные, --
продолжал Олег. -- И если бы их удалось повторить:
-- Что тогда? -- пытливо посмотрел на него Сергей.
-- тогда, мне кажется, моя версия была бы подтверждена. А пока по-
прежнему ясности нет.
-- Будет, -- уверенно сказал Сергей и кивнул в сторону самолета. -- До
тех пор с этого черта не слезу, пока не рассею все сомнения.
-- Шеф потребовал привезти ему пленку к девяти утра, -- неожиданно
сообщил Остап.
-- Зачем такая спешка? -- удивился Сергей.
-- И не только пленку, а и все карты дешифровать тоже, -- добавил Олег.
-- Я так понимаю, ему тоже в первую очередь нужны результаты третьего
Даже если бы прибор работал с большей четкостью и каждый объект на снимках
был ясно обозначен, и тогда "Фотон" выполнил бы свою задачу лишь наполовину.
А чтобы выполнить ее всю, его пришлось бы посылать в разведку вторично. Но
при такой насыщенности обороны противника огневыми средствами рассчитывать
на удачное возвращение дважды было не так-то просто. Сергей это знал. И
тогда в нем, неожиданно для него самого, вдруг заговорил командир роты
танков. А может быть, даже и не роты, а соответственно его новому званию --
и батальона. Для них, для таких, каким он был и каким стал, будет выполнять
"Фотон" свои задачи. На их рабочие карты будут наноситься добытые "Фотоном"
разведданные. На основе этих данных будут принимать они свои решения на бой,
строить боевые порядки подразделений. Поведут их в атаку: и напорются на
совершенно иную систему огня противника. Сергей растерялся. Такого
откровенного и в то же время объективного подтверждения неудачных испытаний
он даже не ожидал. Он по-своему все воспринял. Стоял, опершись на стол
руками, смотрел на полосу фотоснимков, думал о том, что же теперь делать, за
что браться и с чего начинать, и так был поглощен этими мыслями, что даже не
заметил, как в комнату зашли его коллеги. А они, казалось, поняли его
состояние, молча обступили его и так же молча включились в работу. Нарушил
это молчание через некоторое время Бочкарев.
-- Я вижу, Сергей Дмитриевич, у вас тоже появилась своя версия, - -
сказал он.
-- И кажется, самая неприятная, -- мрачно ответил Сергей.
-- Какая же?
Сергей протянул Бочкареву схему.
-- Я так и понял. Но страха не испытываю, -- ответил Бочкарев.
-- Это просчет, Юрий Михайлович. И очень серьезный.
-- Просчета нет, Сергей Дмитриевич. И я не понимаю, почему вам так
хочется поднять вверх руки?
-- Тогда почему так получилось, что почти половина целей не попала на
эти снимки? Если это не просчет, то что же?
-- Я вас тоже спрошу: а почему вдруг не взлетают самолеты, над
проектами которых работали, и кропотливо работали, десятки опытнейших
специалистов? Почему, бывает, не срабатывают системы, которые перед запуском
были выверены и перепроверены? Вы считаете, что тоже из-за просчетов? Так
нет! И тысячу раз нет, Сергей Дмитриевич! В наш век ЭВМ и компьютеров
просчитаться трудно. Я бы даже сказал, почти невозможно. Другое дело --
чего-то не учесть. Мы ведем постоянную, жестокую борьбу с природой и далеко
не всегда, не из каждого поединка, выходим победителями, потому что еще не
умеем, не научились предвидеть все те сюрпризы, которые она нам готовит.
-- Пусть будет по-вашему, -- не стал спорить Сергей. -- Что же мы не
учли здесь?
-- Не знаю, -- категорически ответил Бочкарев и добавил: -- Пока не
знаю. Будем искать и найдем. Во всяком случае, я от своей версии не
отказываюсь.
-- И я тоже не отказываюсь, -- добавил Окунев. -- Испытания только
начались, и спешить с выводами нечего.
-- Надо еще проверить, с какой высоты этот бес снимал, -- заметил
Заруба.
-- Я, между прочим, об этом тоже подумал. На малых высотах определить
точное расстояние до земли на глаз практически почти невозможно, -- услышал
Сергей чей-то чужой голос. Он обернулся и только сейчас увидел в комнате
Жердева. Представитель авиации сидел за маленьким столиком, стоявшим возле
окна, и курил. Он, конечно, слышал весь разговор конструкторов, но до этого
момента своего мнения не высказывал.
-- Вы считаете, что все это могло случиться из-за ошибки испытателя? --
сразу насторожился Сергей.
-- Вполне.
-- И вы такое допускаете, Юрий Михайлович?
-- Во всяком случае, не исключаю! -- решительно заявил Бочкарев. -- Вот
теперь настало время сомневаться абсолютно во всем, проверять и
перепроверять решительно все. И начинать надо, что называется, от печки. И
тогда тот самый сюрприз, о котором я только что говорил, может обнаружиться
как раз там, где его ждали меньше всего. Я помню, как мы неделю искали
дефект в самом первом варианте "Совы". Всю размонтировали, разобрали по
винтику, все проверили. Собрали снова, установили, а на экране опять те же
помехи. И знаете, что же в конце- концов обнаружилось? Рядом, совсем в
другой системе, работал вибропреобразователь. Он и давал фон. Но так как он
работал постоянно, выявить какую-либо закономерность в появлении помех мы
просто не могли. И уж только потом кто-то обратил на это неудачное соседство
внимание. Так что искать будем терпеливо, настойчиво и, я повторяю, от
печки!
-- А где, между прочим, Владимир? -- спросил вдруг Окунев. -- Наверное,
в первую очередь надо было бы с ним потолковать.
-- Пошел отдыхать. К себе пошел. У него же ночью вылет, -- ответил
Жердев.
-- Потолковать, конечно, следует. И потолкуем, -- согласился Бочкарев.
-- Но надо, очевидно, и помочь ему. Надо установить у него на борту прибор,
который точно зафиксирует высоту съемки.
-- Он зафиксирует, а я проконтролирую. А что вы скажете, если мне
самому подняться в воздух? -- обвел присутствующих взглядом Сергей.
Предложение было неожиданным, да и не совсем обычным.
-- Вы хотите участвовать в испытаниях? -- переспросил Бочкарев.
-- Хотя бы при испытании, -- поправил Сергей и улыбнулся. Ему вдруг
стало весело от мысли о том, что через день-два спарка унесет его, как в
печную трубу, в мягкую темноту безлунного ночного неба.
-- А что вам это даст? Вы же ничего не увидите.
-- Да и кто тебя туда пустит? -- резонно спросил Окунев.
-- Если медкомиссию пройдет, слетать может, -- ответил Жердев. -- А вот
что ему там делать, этого я не знаю.
-- И я не знаю, -- признался Сергей. -- Но чувствую, что лететь стоит.
Вы же сами, Юрий Михайлович, учите: от печки, от печки танцевать надо. А где
она, наша печка? Разве не там?
-- Я в принципе не возражаю, -- согласился Бочкарев. -- Я просто думаю,
какую можно извлечь из этого наибольшую практическую пользу. Давайте думать
все. Придумаем. А вы тем временем проходите комиссию.
Поздно вечером, почти перед самым вылетом Владимира, когда практически
уже никто этого не ждал, неожиданно позвонили из Москвы. Звонил Кулешов. Он
обстоятельно расспросил Бочкарева о том, как был устранен дефект
дешифратора, о предстоящем испытании и попросил сделать дополнительно серию
снимков специально для него с высот, на сто и двести метров выше заданных.
Бочкарев заверил Кулешова, что все будет выполнено, и проинформировал о
содержании разговора всю группу. Владимира в это время уже облачали в летные
доспехи, и Заруба и Окунев поспешили к нему передать дополнительное задание.
Поговорить об этом позднем звонке тогда ни у кого не было времени. Но Сергей
невольно отметил про себя, что Александр Петрович, очевидно, о неудаче
первого испытания мыслит в одном с ним плане.
Когда на Сергея надели противоперегрузочный костюм, он вдруг совершенно
отчетливо почувствовал запах солярки. И рассмеялся в душе. Сработал рефлекс,
почти забытые ассоциации. Ведь сколько лет было так: надевал комбинезон и
садился в танк. И сразу окунался в атмосферу масел, краски, топлива.
Воспоминания развеселили его. А в целом операция по облачению в высотника
выглядела очень даже не просто1. Сергей вспотел, пока влез в синтетическую
оболочку, протиснул голову в трехслойный гермошлем не без помощи опытных
техников, пристегнул лямки от парашюта, кислород для питания, приладил на
себе плечевые ремни:
К самолету его провожали всей группой, словно он отправлялся на побитие
какого-нибудь очень ответственного рекорда. Теперь, кажется, и Бочкарев был
рад, что осуществится это, так неожиданно задуманное, мероприятие. А ведь
чуть не сорвалось. Уперлись врачи: не понравилось давление. Не то чтобы оно
оказалось плохим, но как раз у тех границ, определив которые, медики обычно
советуют человеку отдохнуть. И то, что Сергей сумел настоять на своем и
убедить их разрешить ему отправиться в полет, сейчас вызывало у Остапа самую
большую радость.
-- Ну, ты молоток! -- то и дело повторял он, одобрительно похлопывая
Сергея по спине.
Безучастно, казалось, относился к этому событию только Владимир. Его
понурость и замкнутость Сергею уже откровенно не нравились. Тем более что
Сергей понял, что на сей раз это явно не беспричинно, что с Владимиром
что-то случилось. Но что именно, он до сих пор узнать не смог.
Успокаивало, однако, то, что взгляд больших серых глаз Владимира
несколько потеплел. А это служило предзнаменованием того, что всякая
воинственность во Владимире скоро уляжется и он, как это обычно и бывало,
обо всем расскажет сам. Впрочем, сейчас Сергея это не так уж и волновало.
Мысли его были во второй кабине спарки, которую за прошедший день настолько
начинили всякими измерительными и контрольными приборами, что в ней почти не
осталось свободного места. Бегая вчера от врача к врачу, Сергей несколько
раз заглядывал и в ангар, где оснащали спарку, и даже забирался в свою
кабину. Он отлично понимал, что все эти приборы будут крайне необходимы. И
все же не утерпел, заметил Жердеву:
-- Ты, Николай Филиппович, не забывай, что я тоже сюда сяду.
-- Пожалеть просишь? -- лукаво усмехнулся Жердев.
-- Прошу.
-- А ты к Володьке в кабину загляни. Посмотри, что вы, конструкторы,
там нагородили. Вы нашего брата шибко жалеете?
-- Намек понял. И тем не менее..
-- А раз понял, то приготовься, еще и на колени тебе поставим пару
датчиков, -- пообещал Жердев.
Потом, когда приготовления были закончены, почти до самого вылета
Сергей осваивал эту новую для него технику. Инструктировали его всей
группой. А больше всех -- Бочкарев. И не по обязанности старшего. Добрая
половина всех тех механических регистраторов, с которыми Сергею предстояло
работать, включая и БВК-4 (Бочкарев-Вольский- Кулешов), были созданы им.
Сергей не испытывал боязливости перед полетом, но новизна предстоящего
волновала. Все в этой ситуации для него было непривычно, а больше всего его
собственное положение -- в полете ему предстояло быть всего лишь
наблюдателем, почти пассажиром, и только.
Уже когда они оба, Владимир и он, сели в самолет, Сергей вспомнил, что
днем в инженерный дом дважды звонила Юля. Оба раза она разговаривала с
Бочкаревым. Как позднее стало известно Сергею, первый раз она передала
просьбу Главного повторить снимки с дополнительных высот. Второй --
интересовалась исключительно тем, как проходит комиссию Кольцов-старший.
Кстати, она передала Бочкареву, как она выразилась, строго конфиденциально,
что Кулешов неодобрительно отнесся к этой затее и сказал, что уж если этот
так необходимо, то вполне можно было бы послать кого-нибудь другого.
Aочкарев, несмотря на предупреждение, все передал Сергею. И от себя добавил:
"А вы говорите! Да он вас бережет пуще собственного глаза!"
-- Ты не волнуйся и ничего не бойся, -- услышал неожиданно в наушниках
Сергей голос брата.
-- А кто тебе сказал, что я боюсь? -- поняв, что лед окончательно
тронулся, ответил Сергей.
-- Когда этот черт понесется, душа с непривычки сама наружу попросится,
-- предупредил Владимир.
-- Ты лучше скажи, как мне с тобой в полете связь держать?
-- Командуй, я все выполню, -- ответил Владимир и запустил двигатель.
Все, что было потом -- выруливание на взлетную полосу, рев двигателя на
полных оборотах, команды дежурного по полетам, -- Сергей воспринял как нечто
давно знакомое. И только когда истребитель, с каждой секундой набирая
скорость, понесся вперед и Сергея плотно прижало к спинке сиденья, он всем
существом ощутил, что находится во власти какой-то еще неведомой доселе ему
силы. А спустя несколько коротких мгновений по непроглядной тьме, окружившей
самолет, он понял, что находится уже далеко за пределами аэродрома. Он бы не
объяснил даже себе отчего, но ему стало весело. Неожиданно справа небо
заметно посветлело, а внизу появились десятки, сотни желтоватых огоньков.
-- Сколько жилья! -- невольно восхитился Сергей.
-- Вот так везде в средней полосе. Яблоку упасть негде. Но у нас есть
сой район. Сейчс отвалим в сторону, -- ответил Владимир и спросил: -- А
почему ты решил лететь?
-- А потому, что, если бы ты был человеком и по-человечески сам
рассказал бы о том, как и что тут делаешь, может, я и остался бы на земле. И
занимался бы тем, чем мне положено, в лаборатории.
-- Не сердись, брат, -- глухо ответил Владимир.
-- Я не сержусь, -- продолжал наступать Сергей. -- А ты, может быть,
все-таки объяснишь, что с тобой происходит? -- Прошла минута, а Владимир не
отвечал. Сергею показалось, что он не слышал его вопроса и спросил: -- Что
же ты молчишь?
-- Я сейчас сделаю небольшой доворот, и мы выйдем на цели. А через
сорок секунд я включу аппаратуру, -- предупредил Владимир.
-- Хорошо, включай, -- сразу забыл обо всем постороннем Сергей.
Доворота он не заметил. Ему лишь показалось, что самолет слегка
качнуло. Но возможно, это было что-то и другое. Понял только, что они пошли
на снижение. На табло "БВК" замелькали голубоватые цифры: 500: 400: 300:
200: Стрелки и указатели остальных приборов пока оставались неподвижными.
Только отсчитывал доли времени секундомер. И когда истекли указанные
Владимиром сорок секунд и Владимир включил систему "Фотона", ожили все
остальные приборы. И опять Сергей испытал что-то очень приятное и волнующее,
словно глотнул морозного воздуха, взбудоражившего в нем спокойное течение
крови. Сергей немигающим, жадным взглядом следил за показаниями приборов. И
хотя они лишь фиксировали то, что происходило в Фотоне, он-то незримо видел
и как работают блоки, и как перекручивается с кассеты на кассету пленка, и
как пульсирует электроника дешифратора, слышал, как щелкают реле, как гудят
трансформаторы: Замерло биение стрелок так же неожиданно, как и началось. И
продолжалось оно всего минуту. "Сумасшедшая скорость, -- невольно подумал
Сергей. -- Ну и что же я успел? Для чего я тут сижу?" И сам ответил: "Ничего
не успел".
-- Я могу поговорить с Бочкаревым? -- спросил он Владимира.
-- Пожалуйста. Только помни, враг подслушивает! -- предупредил
Владимир.
-- Но спросить-то я могу?
-- Сто третий! Как вы там? -- услыхал вдруг Сергей голос Бочкарева.
-- Да все прекрасно. Как вы принимаете? -- обрадовался Сергей.
-- По-моему, на сей раз можем доложить так, как докладывают наши
космонавты: "Все системы корабля работают отлично".
-- А результаты?
-- Что конкретно вас интересует?
-- Процентное отношение!
-- Подсчитать, естественно, не успели. Но мне думается, оно осталось
прежним.
-- Вот вам и "отлично"! -- не сдержался Сергей. -- Ладно. Переходим к
выполнению второго задания.
В наушниках снова зазвучал голос Владимира:
-- Я сделаю полукруг, и мы снова пройдем тем же путем. Корректируй меня
по высоте.
-- Сколько времени уйдет на разворот? -- спросил Сергей.
-- Минуты.
-- Так что же с тобой случилось? -- вернулся Сергей к прерванному
разговору.
Но Владимир не спешил с ответом и на этот раз. Сергей чувствовал, что
он колеблется, и не понимал почему. Нерешительностью характера
Кольцов-младший не страдал. Он скорее мог сделать что-то, не подумав. Но
останавливаться на полпути, замолчать на полуслове -- это на него не похоже.
Только нечто из ряда вон выходящее могло выбить его из седла.
И вот это "нечто" было Сергею совершенно неясно. И злило его и
обескураживало. А у него и без того последние дни на душе было совсем не
сладко.
-- Ты ведешь себя как полное ничтожество. И если бы я знал, что нас не
слушает эфир, я употребил бы слово покрепче, -- заговорил Сергей снова, так
и не дождавшись ничего от Владимира.
-- Нас никто не слышит, -- глухо буркнул Владимир.
-- Так какого же дьявола ты выкобениваешься? Где-то прячешься,
позволяешь себе фыркать на людей и даже не считаешь нужным объяснить им, в
чем они перед тобой виноваты! -- взорвался Сергей. -- Можешь молчать. Дело
твое. Но запомни: видеть тебя надутым я больше не желаю. И сегодня же
переберусь от тебя в гостиницу.
-- Не сердись, брат, -- примирительно попросил Владимир. -- У меня,
можно сказать, душа пополам, а тебе физиономия моя не понравилась:
-- Почему это она у тебя попалам? -- не понял Сергей.
-- Ирина отставку дала.
-- Как?
-- Очень обыкновенно: я -- к ней, а она мне -- от ворот поворот.
-- Понял. А я тут при чем? На меня почему ты волком смотришь? --
продолжал наступать Сергей.
-- Она тебя любит.
-- Да я-то тут при чем? Я? -- снова начал выходить из себя Сергей. --
Я, что ли, надоумел ее этому? Я к ней сватов засылал? Дорогу тебе переходил?
-- Да, конечно, ты ни при чем, -- согласился Владимир. -- Так и я не на
тебя злился, а на весь белый свет.
-- А за что, дьявол копченый?! Мы здесь, на аэродроме, в чем перед
тобой виноваты? И чем только у тебя башка забита! Приспичило с этим
объяснением в такой ответственный момент! Ни черта, можно сказать, не
получается. Ищем решение всем коллективом, каждый старается внести что-то
свое, а испытателю, человеку, которому мы доверили весь свой труд, с которым
у нас должен быть постоянный, самый надежный контакт, ему, видите ли, на все
наплевать!
-- А что я могу? Что от меня зависит?
-- Вот именно "что"? Ты даже не хочешь об этом подумать! Мы подскажем
"что"!
-- Так подсказывайте!
-- Да тебя, кроме Занды, никто найти не может!
В следующий момент в наушниках у него что-то щелкнуло и послышался
совсем чужой голос:
-- Сто второй! Я -- "Дубрава". Что там у вас случилось? Почему не
отвечаете?
-- Я -- Сто второй. Ничего не случилось! -- ответил Владимир.
-- А почему не отвечали?
-- По душам с братом беседовали.
-- Нашли место! Вы подходите к коридору.
-- Знаю.
-- Вас просили не включать аппаратуру раньше времени.
-- Понял. Включал для ориентировки своего пассажира.
-- Начинайте снижение.
-- Понял. -- И опять щелчок. -- Все слышал, брат?
-- Все.
-- Корректируй меня по высоте.
Они прошли над целями на высоте на сто метров выше первого захода.
Система, как и предыдущий раз, работала безупречно. А когда стрелки приборов
снова вернулись в исходное нулевое положение, Сергей попросил брата:
-- Дай мне Юрия Михайловича.
-- "Дубрава", Сто третьему нужен "Каштан". Дайте "Каштан", -- вышел в
эфир Владимир. -- Говори.
-- "Каштан", вы меня слышите? -- проверил связь Сергей.
-- Отлично вас слышу, Сто третий, -- ответила земля.
-- Как на сей раз?
-- По-моему, еще лучше.
-- А прибавка есть?
-- Думаю, что процентов на пятнадцать.
-- Видите! -- обрадовался Сергей. -- Так кто был прав?
-- Да. А вы заметили, как просветлело небо? Не обратили внимания? Не
так-то все просто, дорогой Сто третий. Так что дальше?
-- Переходим к третьему заданию! -- доложил Сергей.
Владимир выключил внешнюю связь и спросил:
-- Что вы подсчитываете?
Сергей в двух словах объяснил суть дела. И больше почти до самого
выхода на цели они не обменялись ни словом. Прибавили еще сто метров высоты.
-- А ты им просто можешь доказать свою версию, -- сказал вдруг
Владимир. -- Не нужно менять потолки. Я пройду над краем полосы с креном и
захвачу ее всю. "Глаз"-то у меня на брюхе.
Сергей задумался. Предложение Владимира было неожиданно простым, но с
точки зрения эксперимента могло оказаться исключительно перспективным.
Сергей оценил это сразу и сразу же загорелся желанием претворить его в
жизнь.
-- А сейчас, в этом заходе, мы успеем так сделать? -- торопливо спросил
он, боясь потерять хоть одну секунду.
-- Вполне. Я границу знаю. Только займем прежнюю высоту.
Они пролетели над полосой целей, как и предлагал Владимир, с небольшим
креном. Сергей отчетливо видел контрольные огни, обозначавшие границу
полосы. У него было такое ощущение, что самолет летит слишком низко. Но это,
естественно, была лишь игра воображения. Было очень трудно
ненатренированному глазу на такой бешеной скорости определить настоящую
высоту. Сергей предполагал, что этот заход принесет неожиданные для
оставшихся не командном пункте конструкторов данные, но не думал, что он их
буквально озадачит. Истребитель еще разворачивался, когда Владимир передал
по переговорному устройству:
-- Что-то там Бочкарев всполошился.
-- Выводи на связь! -- обрадовался Сергей. Он-то отлично понимал, чем
мог быть вызван этот переполох, и теперь лишь ждал подтверждения своей
догадки.
-- Сто третий! Сто третий! Мы ничего не можем разобрать. Что у вас
случилось? -- взволнованно кричал в эфир Бочкарев. -- Вы меня слышите?
-- "Каштан", отлично слышу вас! У нас абсолютно все нормально, -- как
будто знать ничего не знал, ответил Сергей.
-- Да, но этот самый процент, о котором вы все время спрашиваете, вырос
сразу почти вдвое.
-- Так это же прекрасно! Вы должны совершенно четко это
проанализировать!
-- Но почему? -- нетерпеливо требовал Бочкарев.
Сергей не мог, да и не хотел, рассказывать ему о том эксперименте,
который они только что провели. Другое дело там, на земле, после того как он
сам просмотрит то, что выдал дешифратор. Но уже все говорило за то, что их
эксперимент удался. А значит, подтверждалась и версия Сергея. Значит, поиск
и работу следовало продолжать:
-- Куда вы пропали, Сто третий?
-- Тут я, тут. Идем на последний заход. До скорой встречи! -- ответил
Сергей. Он был доволен испытаниями, доволен тем, что поднялся в воздух. И
если бы они сидели в одной кабине, он с удовольствием хлопнул бы брата по
плечу и сказал: "А ты молодец, дьявол копченый! Здорово придумал этот
выкрутас. Хоть и выйдет он мне в конце концов боком, доказательства ты мне
дал верные". Но Владимир был хоть и рядом, но недосягаем. И Сергей мог лишь
передать ему по переговорному устройству: -- Пойдем нормально. Но на сотню
метров выше. Понял?
-- Мне все равно. Как скажешь, -- ответил Владимир. -- Ну что, твоя
взяла?
-- Очевидно, моя.
-- Опять будешь все переделывать?
-- Зачем все? Похоже, в целом система себя оправдывает. Не удался, по
всему видно, один "глаз", объектив, как сам понимаешь.
-- А разве нельзя постоянно, как норма, снимать с креном?
-- Можно. Но это не даст нужных результатов.
-- А как же сейчас?
-- Сейчас совсем другое. Рабочий снимок должен не только фиксировать
цель, но и точно определить ее координаты. А мы сейчас из получили с очень
большим искажением.
Они выполнили последнее, четвертое, задание, и Сергей, как только
спарка легла на обратный курс к аэродрому, попросил Владимира снова вывести
его на связь с Бочкаревым.
-- Вы опять задали нам много загадок, дорогой Сто третий! -- безо
всяких предисловий выпалил Бочкарев. -- И я думаю, что у нас будет о чем
поговорить, когда вы вернетесь.
-- Я тоже так думаю, -- ответил Сергей.
-- И еще я думаю, что у нас будет чем порадовать шефа.
-- Порадовать или огорчить?
-- Вне всякого сомнения, порадовать.
Сергей не склонен был разделять оптимизм руководителя группы, но не
стал и возражать. В конце концов, сама по себе система работала четко, а это
уже было немало. А с остальным, хотя Сергею уж и сейчас все казалось
понятным и ясным, в общем-то, еще следовало разбираться и разбираться:
продолжать испытания, экспериментировать, анализировать, сопоставлять:
Посадка оказалась менее приятной, чем взлет. Карнавально высвечивала в
темноте взлетно-посадочная полоса. Ярко мигал, повторяя условное обозначение
своего аэродрома, маяк ближнего привода. Спокойным, голубоватым светом
светилась сплошь из стекла лицевая сторона командно-диспетчерского пункта.
Все это было красиво. Сулило скорую встречу с землей, отдых. И тем не менее
Сергею посадка не понравилась. У него было такое ощущение, что его в прямом
смысле вот-вот вывернет наизнанку. Ему неоднократно доводилось летать на
самолетах и раньше. И всегда, даже в непогоду, когда болтанка становилась
невыносимой для большинства пассажиров, он переносил ее безо всяких
затруднений, почти не замечал. А сейчас его вдавило в сиденье. И все тело
словно налилось свинцом.
На стоянке, куда Владимир отрулил самолет, их встретили Заруба и
Окунев.
-- Ну как на орбите? -- весело осведомился Остап, помогая Сегрею сойти
по стремянке. -- Она у нас хоть и дюже околоземная, а все же:
-- До сих пор под ложечкой сосет, -- признался Сергей.
-- Еще бы! Я всегда говорил: от хорошей жизни не полетишь! -- балагурил
Остап.
-- А я как, по-твоему? -- спросил Владимир.
-- И ты так же. Я недавно где-то читал, что психология летчика до конца
еще не изучена. Отсюда вывод:
-- Не слушайте его. Он после полуночи работает, как компьютер: всю
информацию выдает точно, только сам не знает о чем, -- вмешался в разговор
Олег.
-- Ты знаешь, -- снисходительно согласился Остап.
-- Конечно. Это у рыб она не изучена.
-- Совершенно верно, у них! -- добродушно засмеялся Остап.
А Олег взял под руку Сергея:
-- Что же у вас там все-таки произошло, на третьем заходе? -- спросил
он.
-- Как есть ничего. А впрочем, может, и определим, -- уклончиво ответил
Сергей.
-- Но данные получились совершенно необычные. Просто интересные, --
продолжал Олег. -- И если бы их удалось повторить:
-- Что тогда? -- пытливо посмотрел на него Сергей.
-- тогда, мне кажется, моя версия была бы подтверждена. А пока по-
прежнему ясности нет.
-- Будет, -- уверенно сказал Сергей и кивнул в сторону самолета. -- До
тех пор с этого черта не слезу, пока не рассею все сомнения.
-- Шеф потребовал привезти ему пленку к девяти утра, -- неожиданно
сообщил Остап.
-- Зачем такая спешка? -- удивился Сергей.
-- И не только пленку, а и все карты дешифровать тоже, -- добавил Олег.
-- Я так понимаю, ему тоже в первую очередь нужны результаты третьего