Беляев Александр Романович. Взлетная полоса

подлета к нему просматривались как на ладони. Сергей, хоть и щурился от
яркого солнца, сразу нашел в небе спарку.
Владимир заходил на посадку. Вышел на полосу и уверенно нырнул вниз по
крутой глиссаде. Сергей вернулся в комнату, взглянул на часы. Было ровно
десять. Он спал не больше трех часов, но чувствовал себя отменно бодро,
полным свежих сил, был в великолепном настроении. Да и как могло быть иначе!
Владимир вернулся живым и здоровым -- он в этом уже не сомневался, как
не сомневался и в том, что брат сделал интересные снимки -- дешифратор на КП
подтвердил это. После угрюмой непогоды снова светило теплое, ласковое
солнце.
Сегодня он должен был увидеть Юлю.
Сергей быстро оделся, схватил из холодильника кусок колбасы, со стола
булку и, жуя на бегу, поспешил встречать Владимира.
Когда он появился на аэродроме, спарку уже затягивали в ангар. А
Владимир, окруженный со всех сторон друзьями, о чем-то оживленно
рассказывал. Сергей еще издали услышал его голос.
-- Ну, думаю, если этот несчастный самосвал хоть малость притормозит,
вмажу я ему прямо в лоб, -- возбужденно говорил Владимир. -- Я-то сделать
уже ничего не могу. Нос задрал до предела. Вот-вот сорвусь: А он, конечно,
очумел. На него небо валится. То вправо возьмет, то влево. Но проскочил. С
меня как воз свалили. Ручку вперед! Чувствую, сел: Сразу выбросил парашют --
и на тормоза. Ну, думаю, теперь только бы шоссе не вильнуло. А то через
кювет и... прямо в дамки!
Сергей слушал и не верил своим ушам. Ему казалось, Владимир вернется
выжатым как лимон от напряжения и усталости. Не могло не потрясти человека
то, что произошло ночью в воздухе. Не могли бесследно пройти перенесенные им
психологические и физические перегрузки. А Владимир рассказывал обо всем
случившемся, как о занимательной прогулке. Сергею даже подумалось, что он
бравирует. Но Владимир был совершенно искренен и с тем же оживлением
рассказывал уже о каком-то милиционере.
-- Спарка остановилась, а мне вылезать неохота. Рукой пошевелить не
могу. Вот-вот кто-нибудь под крыло влетит -- а не могу. Вдруг слышу: стучат
по кабине. И голос там, за бортом: "Товарищ, вы живы?" Ну, тут-то я,
конечно, встрепенулся. Фонарь -- на сторону. Выглядываю -- орудовец.
-- У тебя, естественно, по привычке поджилки затряслись, -- пошутил
кто-то.
Все захохотали.
-- Ни будь-будь! -- поклялся Владимир. -- Ты, говорю, откуда взялся? А
он, оказывается, за мной, как за нарушителем, километров десять гнался. Как,
говорит, увидел, что вы дорогу осветили, так тоже мигалку включил, сирену
включил -- и за вами. Чем, говорит, вам помочь? Перекрывай, говорю, дорогу,
а то сейчас мне все крылья поотшибают. Он, не долго думая, свою канарейку
поперек шоссе -- раз! А с другой стороны факел бензиновый -- два!
И тут Владимир увидел брата.
-- И ты уже не спишь? -- направился он к нему, расталкивая окружавших
его людей.
-- С тобой уснешь, -- добродушно проворчал Сергей.
-- А что такого? Покрышкин на дороги запросто еще во время войны
садился.
-- Так ведь то Покрышкин! -- заметил Сергей.
-- Так ведь сейчас-то проще, не стреляют! -- засмеялся Владимир и вдруг
закрыл глаза руками, растер лицо и вздохнул тяжело и устало.
-- Иди-ка ты спать, -- посоветовал брату Сергей и только сейчас
заметил, какие у него воспаленные, красные глаза.
-- Доложу на КП и пойду, -- согласился Владимир. -- Это, кажется,
последнее испытание было?
-- В этой серии -- да.
-- А следующая когда?
-- Не скоро. Еще надо придумать, как ее проводить.
-- Так, может, я пока в отпуск смотаю?
-- Наверно, можно. Я скажу Бочкареву, чтобы он сегодня же /%`%#.".`(+ с
шефом.
-- Скажи, -- кивнул Владимир и пошел через поле к командному пункту
нетвердой, непривычно обмякшей походкой.
В ангаре со спарки сняли катушки с отснятой пленкой. Бочкарев повертел
их, потряс над ухом, задумчиво проговорил:
-- Дорогая штука получается:
-- Случай. Непредвиденный случай, -- заметил Окунев.
-- Э: милый вы мой, Олег Максимович, какой уж там случай! --
скептически поморщился Бочкарев. -- Да вся история науки полна таких
случаев. И что в данных ситуациях особенно парадоксально: ошибаются одни, а
расплачиваются за них другие. А Владимир, я скажу, божьей милостью
испытатель! Это талант. Да еще какой! Жалко будет с ним расставаться.
-- Почему расставаться? -- удивился Заруба.
Бочкарев сделал вид, будто не расслышал вопроса. Только оглядел всю
группу и сказал:
-- Ладно, пойдемте к себе. У нас свои дела.
И все пошли в инженерный дом. У самого подъезда Сергея взял под руку
Заруба.
-- А чего ради он решил с Володькой прощаться? -- указав в сторону
Бочкарева взглядом, спросил он.
Сергей догадался, в чем дело, но в ответ лишь неопределенно пожал
плечами.
-- Он думает, Володьку отстранят от полетов? -- продолжал допытываться
Заруба.
-- Не знаю. Ничего не знаю, -- буркнул Сергей и вошел в подъезд.
В помещении все разошлись по своим рабочим местам. Но Бочкарев
неожиданно попросил всех сесть поближе, как это обычно бывало на служебных
совещаниях. И еще он сказал:
-- Курите, пожалуйста, -- и закурил сам. Но поскольку он делал это лишь
в исключительных случаях, все насторожились.
-- Друзья, -- сказал Бочкарев, глядя куда-то в пол, -- я прощаюсь с
вами. Я только что разговаривал с шефом и получил команду выехать в Москву.
Приказ о моем назначении на новую работу подписан еще неделю назад, но шеф
просил довести эту серию испытаний до конца. Я довел. Теперь все. Поверьте,
мне очень трудно расставаться и с вами, и с КБ, и с работой, которой я отдал
почти полжизни. Но это надо, как говорят, для пользы дела. Временно группу
возглавит Сергей Дмитриевич. Желаю вам успехов, друзья.
Бочкарев приподнял рукав кителя и долго смотрел на свои часы. Потом
заговорил снова:
-- Пойду собираться. В половине третьего придет машина. Кстати,
наконец-то привезут снимки. Кажется, шеф понял, что здесь для работы они
тоже нужны. А в час всех прошу ко мне отобедать. И Владимира, Сергей
Дмитриевич, непременно пригласите. Непременно. И Жердева.
И он ушел. А они остались. Как сидели, так и остались сидеть. Молчали.
Курили. Нарушил раздумье Заруба.
-- Значит, состоялось. А я думаю, чего ради он про какое-то расставание
с Володькой сегодня ляпнул? Жаль: -- ни к кому не обращаясь, задумчиво
проговорил он.
-- Да: про него не скажешь: давай-давай, может, без тебя лучше будет,
-- в тон ему продолжил Окунев.
-- Не скажешь, -- согласился Заруба. -- А интересно, он это сам от
начала до конца или все же шеф руку приложил?
-- Какая разница, -- отозвался Сергей.
-- Не скажи. Потому как надо вперед смотреть. И если он сам, то дело
одним чередом пойдет. А если не сам -- то жди, как говорят мои земляки, чего
не трэба.
-- Остап прав, -- подтвердил Зарубу Окунев.
Сергей и сам отлично понимал все. И сам, еще гораздо раньше, чем они,
думал о том же самом и точно так же, как они. Но обсуждать их будущее он не
хотел. Ему вдруг стало неприятно от мысли, что его друзья еще, чего доброго,
заподозрят его в каких-нибудь корыстолюбивых помыслах. Ведь как-никак, а
старшим, хоть и временно, h%d теперь назначил его.
-- Как бы оно ни пошло, а делать его нам, -- сказал он. -- И только мы
знаем, как его делать лучше.
Сказав это, он поднялся из-за стола, достал из своего сейфа чертежи и,
разложив их, приступил к работе. Остальные присутствовавшие последовали его
примеру.
Он не преувеличивал, когда говорил, что только они знают, как лучше
делать или, уже теперь точнее, как лучше заканчивать совместно начатую
работу. Все задуманное им по переделке объектива "Фотона" было уже
выполнено: рассчитано, проверено, вычерчено. И уже надо было везти все в
Москву, показывать Александру Петровичу, техническому совету, утверждать,
делать опытный образец и снова испытывать. Еще несколько дней назад Сергей
радовался тому, что эту работу, как и обычно, провернет Бочкарев. Потом
расстроился, когда понял, что Бочкарев уйдет раньше. А сегодня, именно
сейчас, смотря на чертежи, неожиданно решил: будет даже лучше, если новую
схему КБ представит он сам.
Мысль эта с каждой минутой укреплялась в нем все сильней. Да, он не
хуже Бочкарева сумеет защитить новую их работу, так как львиная доля ее была
сделана им. Да, он даже лучше, чем Бочкарев, докажет шефу и
научно-техническому совету ее перспективность. И было очень кстати, что
раньше, чем поедет в Москву, он покажет эту работу Юле. Для него это было
даже важно. Он всегда очень высоко ценил ее объективность. Она умела
смотреть вперед и никогда не цеплялась за старое. Сергей знал наверняка,
если она, посмотрев на схему взглядом свежего человека, одобрит ее, его силы
в Москве удвоятся.
Примерно через час, сделав, очевидно, все необходимые приготовления,
Бочкарев вернулся и как ни в чем не бывало включился в общую работу. Они
трудились плодотворно. Даже лучше, чем в обычные дни, ни о чем почти не
разговаривали, разве что по делу, ибо о постороннем говорить никому не
хотелось. А в четверть первого Бочкарев так же просто, как будто ничего и не
предстояло, сказал:
-- Я пойду посмотрю, все ли там в порядке. И жду вас. Не
задерживайтесь.
И ушел, на сей раз навсегда ушел из инженерного дома.
-- Придем точно, -- пообещал Сергей и позвонил Владимиру. Еле
дозвонился и еще с большим трудом объяснил ему, сонному, зачем надо вставать
и куда идти.
Владимир долго мычал в ответ что-то несуразное, а потом вдруг объявил:
-- Ладно. Мы с Филиппычем придем. Он Бочкарева очень уважает.
За обеденным столом было оживленно, и говорили поначалу обо всякой
чепухе. Вспоминали в основном смешные истории из жизни КБ, людей, которые
когда-то в нем работали и которых Сергей знал лишь понаслышке. Вспомнили,
как впервые сам Кольцов-старший появился в КБ, о его докладе и какое он
тогда произвел на всех впечатление. Почему-то теперь об этом вспоминали как
об истории тоже довольно веселой. Потом незаметно сосредоточились на делах,
на том, что предстояло сделать в самом ближайшем будущем.
-- Я вам не советую ждать, когда вас вызовут в Москву, -- сказал
Бочкарев Сергею. -- Позвоните сами завтра же. Конечно, обо всем могу сказать
ему и я. И сегодня же. Но поверьте, будет не тот эффект. Надо знать нашего
Главного.
-- Но ведь он может отреагировать на все по-своему, -- заметил Сергей.
-- Потребует провести еще какие-нибудь испытания. Дополнительные. Или
повторные.
-- Может, -- согласился Бочкарев. -- Но, в общем-то, это все ерунда. Не
нужны ни те ни другие. Картина ясна.
-- И у меня отпуск по графику, -- напомнил Владимир. -- Сколько же мне
еще тут из-за вас загорать?
-- Еще один повод быть настойчивей, -- согласился Бочкарев. -- Так что
добивайтесь.
"В конце концов, какую-то помощь окажет и Юля. С ее мнением тоже
считаются. И важно, чтобы работа ей понравилась", -- подумал Сергей (
взглянул на часы. Время прошло удивительно незаметно. И было уже половина
третьего. И вот-вот уже должна была прийти машина, но почему-то она не
появлялась. Сергей смотрел теперь не только на часы, но и на стоянку возле
инженерного дома. Он был уверен -- машина подойдет именно туда. И она
подъехала с опозданием на час. Но Сергей на какой-то момент отвлекся от
своего наблюдения, и машину первым увидел Бочкарев. Увидел и объявил:
-- Ну, вот и карета подана. А вот и наша Ирочка.
Сергей не поверил своим ушам. А Бочкарев и почти все присутствующие
выбежали на балкон и дружно закричали:
-- Ирочка! Давай сюда. Мы все тут!
Ирина оглянулась на крик, приветливо помахала всем каким-то пакетом и
быстрым шагом направилась к гостинице.
-- Хорошо живете, -- сказала она, когда через несколько минут вошла в
номер.
-- А ты почему опоздала?
-- Почему ехала так долго? -- посыпались на нее нарекания.
-- Я вообще приехала случайно. Юля должна была ехать. А она в самый
последний момент решила пойти на просмотр польской моды, -- оправдывалась
Ирина.
И опять Сергей не мог поверить тому, что слышал. Ведь Юля же обещала! И
он ждал ее. Очень ждал. Она была ему необходима как воздух!
Его мысли будто прочел Заруба. Добродушно улыбаясь и почему-то
поглядывая на Сергея, он заметил:
-- Наша Юля, как всегда, верна себе: Тем более польские моды!
Он сказал это тепло, и все, выслушав эти слова, тоже заулыбались,
потому что, в общем-то, к Юле относились очень хорошо и охотно многое ей
прощали, как прощают шалости детям.
-- Вы, кажется, что-то нам привезли? -- спросил Бочкарев Ирину.
-- Да. Снимки, -- ответила Ирина и передала ему пакет.
-- Прекрасно, -- сказал Бочкарев и в свою очередь передал пакет Сергею.
-- Прекрасно. Присаживайтесь к столу, закусывайте -- и поехали.
-- Я остаюсь, -- сказала Ирина.
-- Как? -- удивился Бочкарев.
-- Шеф нашел для меня еще одно дело. Я останусь тут до утра, а утром за
мной придет машина, -- объяснила Ирина.
-- А: тогда другой разговор. Тогда занимайте мой номер и будьте здесь
полноправной хозяйкой. Телевизор работает исправно, приемник тоже.
Располагайтесь и отдыхайте, -- гостеприимно предложил Ирине Бочкарев.
Через полчаса, предупредив администрацию гостиницы, что номер остается
за сотрудником КБ Ирины Власовой, Бочкарев стал прощаться. Все поднялись
проводить его до машины. Но он попросил:
-- Оставайтесь, товарищи, отдыхайте. Тем более сейчас начнется передача
со стадиона. Меня проводит Сергей Дмитриевич.
-- Конечно, конечно, -- подтвердил Сергей. -- Давайте чемодан.
Странное это было прощание. Бочкарев проработал в коллективе многие
годы. С сегодняшнего дня их пути расходились. А не было, почти не было
сказано друг другу никаких напутственных слов, никаких пожеланий. А ведь к
Бочкареву все относились с большой симпатией, его уважали и как начальника,
и как доброго, отзывчивого человека. Сергей чувствовал: происходит что-то не
так, проявившаяся неожиданно сдержанность не случайна. Но чем она была
вызвана, понять не мог. Ему доводилось и раньше наблюдать скупые на
проявления чувств сцены расставания однополчан. Офицеры уходили на
повышение, уезжали к новому месту службы, на учебу. И всегда он был склонен
относить это на счет некоторой суровости, присущей вообще всему укладу
воинской жизни. Но в данной ситуации дело было, пожалуй, в другом. Бочкарев
сам вдруг высказал ему по данному поводу свои соображения.
-- Чувствую я, обиделись на меня наши товарищи, -- сказал он, когда они
вышли из гостиницы. -- Поняли все так, что я вас бросил в самый
ответственный момент.
-- Об этом никто не говорил ни слова! -- категорически возразил Сергей.
-- Неважно. Думают так. И ошибаются. Не под тем углом смотреть на все
надо. Ну да ладно. Пойду, -- с грустью проговорил Бочкарев и взял Сергея под
руку. Они остановились. -- Давайте закурим, -- предложил Бочкарев. Долго и
старательно разминал потом сигарету, прикурил, глубоко затянулся несколько
раз. -- Очень мне было приятно с вами работать, Сергей Дмитриевич. Смотрел я
на вас и радовался, -- проникновенно продолжал он. -- Ум у вас светлый. Душа
чистая. Характер легкий, общительный. Одна беда и для вас и для дела:
защищенности маловато. Скромны вы очень. Почти застенчивы, как девица. Не
обижайтесь, что я вам это говорю. Я искренне. Для вашего же блага.
По-отцовски. Я думал, как вам укрепить свои позиции. И пришел к выводу:
обретайте общественный вес. Обрастайте им. Вы слишком увлечены своим делом и
как-то самоустранились от общественной жизни. Это неправильно. Вас должны
знать. Вы должны быть на виду. Выступайте. Пишите:
-- Когда? -- неожиданно даже для самого себя прервал его Сергей.
-- Не знаю, -- откровенно ответил Бочкарев. -- Знаю только --
непременно надо. Непременно. У вас много друзей. А будет еще больше. В сто
раз больше. И в сто раз вы будете сильней. И тогда: тогда загородить вам
дорогу, заставить вас свернуть с выбранного пути будет очень, очень трудно.
Если только вообще будет возможно.
Сергей сердечно за все поблагодарил Бочкарева.
-- Мне будет очень не хватать и вас и вашего опыта, -- откровенно
сказал он.
-- Не огорчайтесь. Опыт придет. Это дело наживное, -- подбодрил его
Бочкарев.
Они еще поговорили немного, и Бочкарев, крепко пожав Сергею руку,
уехал.
Проводив машину взглядом, Сергей вернулся в гостиницу. Эта маленькая,
последняя часть их прощания разволновала его больше, чем вся предыдущая. Он
даже о Юле на какое-то время забыл. В коридоре он встретил Владимира и
Жердева.
-- Куда спешите? -- остановил их Сергей.
Владимир не ответил ничего. Но и так было ясно, что он не доспал, не
отдохнул как следует и думает сейчас только об одном: поскорее домой -- и в
постель. А Жердев, справедливо посчитав свою задачу выполненной, откровенно
ответил:
-- Так ведь работы полно. Да и ваши тоже уже делом занялись:
Сергей не стал настаивать, чтобы они вернулись.
-- Ладно, -- примирительно проговорил он и зашел в номер.
К его удивлению, большой стол, за которым только что сидела вся
компания и который сплошь был уставлен тарелками и блюдцами, оказался уже
пустым. И снова покрыт скатертью. А на ней лежала кипа фотоснимков, которые
внимательно разглядывали Заруба и Окунев.
-- Вот так да! Быстро, однако, вы закруглились, -- недовольно сказал
Сергей.
-- Закруглились? Шутите, парниша, -- не отрываясь от снимков, ответил
Остап и указал взглядом куда-то в угол комнаты.
Сергей посмотрел туда же и только сейчас заметил, что все оставшиеся
закуски были перенесены на маленький журнальный столик, стоявший в углу.
-- О, виноват! -- извинился он, подошел к столику, наполнил вином
четыре фужера и позвал всех. -- Давайте выпьем. Все же чертовски жалко, что
Бочкарев осуществил-таки свою задумку.
Ирина, Остап и Олег подошли к столу, подняли фужеры, но никто из них не
ответил Сергею. Даже Ирина промолчала, никак не высказав своего отношения к
этому событию.
"Значит, точно обиделись", -- подумал Сергей и на сдержался, сказал
снова то, о чем думал:
-- Жалко. Очень жалко. И вы еще все почувствуете, как нам будет его не
хватать. Ну что снимки?
На эту тему охотно заговорили все.
-- Ты прав: все дело в объективе, -- сразу высказался Олег. -- И очень
хорошо, что у нас уже готов новый его вариант.
-- Поезжай завтра же в Москву и толкай его там. И пока не протолкнешь,
можешь назад не возвращаться. Здесь тебе делать уже нечего, -- по-своему
продолжил мысль Олега Остап и добавил: -- Да и нам, пожалуй, тоже.
-- Ну, это вы напрасно так думаете, -- усмехнулась вдруг Ирина.
-- Нам действительно пока больше здесь делать нечего, -- подтвердил
сказанное Остапом Олег.
-- Это вам так кажется, -- не сдавалась Ирина. Она взяла свою сумку,
достала из нее небольшую папку, раскрыла ее и извлекла на свет пачку
каких-то карточек. -- Тут вопросы, на которые шеф непременно требует
ответов. Он сказал, чтобы я без них не возвращалась.
-- Вопросы? -- даже присел от неожиданности Остап и потянулся за
карточками. -- Заниматься этой мутью?
Но его опередил Олег. Взяв карточки и быстро прочитав несколько из них,
он неожиданно спросил:
-- А кто их придумал, эти вопросы?
-- Руденко, -- ответила Ирина.
-- Разве он в Москве? -- удивился Сергей.
-- Уже давно.
-- И судя по этим вопросам, собирается серьезно заняться "Фотоном", --
заметил Олег.
-- И п---моему, уже занимается, -- подтвердила это предположение Ирина.
Сергей совсем вдруг отрешенно махнул рукой, словно хотел сказать: "Ну и
на здоровье! И дьявол с ним, пусть занимается". А Остап так же неожиданно
засмеялся и хлопнул себя по лбу.
-- Вот и понятно, почему так быстро отвалил Бочкарев! -- объявил он.
-- Почему? -- снова насторожился Сергей.
Остап сокрушенно вздохнул, давая друзьям понять всем своим видом, что
ему их жаль просто до слез.
-- Володькина Занда и та уже давно все сообразила, -- сказал он.
-- Даже наверняка. Особенно если ты уже обсудил с ней этот вопрос, --
усмехнулся Окунев. -- А нам, может, все-таки объяснишь?
-- А чего тут объяснять? То, что не получилось весной, шеф
проворачивает снова: Бочкарева за дверь, а Руденко на его место.
Приготовьтесь встречать новое начальство. Лично я предлагаю по этому поводу
запасти пиво. Они, Игорь Тарасович, пивко обожают:
Сергей скептически покачал головой.
-- Не думаю. Бочкарев сам говорил, что уходит по собственному желанию.
Кривить душой он бы не стал.
-- И я не утверждаю, что шеф его выжил или тем более выпроводил, --
пояснил свою мысль Остап. -- Наш шеф человек не подлый. И даже не вредный.
Он просто не стал его задерживать. Хочешь уходить? Уходи. Дуй, лышенько, на
все четыре стороны. Тем более что в данный момент шефу это выгодно, ну прямо
дальше некуда! Поясняю почему. Весной он его вроде куда-то переводил. А
теперь Бочкарев сгинул вообще. И должность начальника группы освободилась,
так сказать, тоже сама по себе. Ну на кой ляд шефу его держать дальше?
Мыслей выдающихся Бочкарев уже давно не подавал, а спорить с шефом всегда
был горазд. А Руденко и мыслишку дельную может подкинуть и хвост у него в
любое время между ног.
Закончив свое выступление, Остап окинул друзей взглядом победителя.
-- Каково обоснование? -- осведомился он. -- Научно? О!
Друзья молчали. Очень было похоже, что он прав. Возражать ему не имело
смысла. А Сергею и вообще продолжать эту тему было неприятно. К тому же он
неожиданно ощутил голод. Вспомнил, что, пока сидели за столом вместе с
Бочкаревым, почти ничего не ел. И только пил, потому что хотел успокоиться
после всех волнений, да и время хотел поскорее прогнать, так как ждал Юлю.
-- Есть я, братцы, захотел! -- виновато улыбаясь, признался Сергей.
-- И очень кстати! -- словно ждал этого, обрадовался Окунев. -- Садись
и заправляйся. А меня давно уже на боковую тянет. Ночь-то сегодня почти не
спали.
-- Да уж что и говорить: ночка была веселая, -- согласился Остап. --
Закруглиться я, пожалуй, тоже готов.
-- Что ж, я один останусь? Может, еще: -- запротестовал было Сергей.
Но его остановил Окунев.
-- И не один, а с Ириной. Да и устали мы, ей-богу, не на шутку.
-- Эх вы, слабаки! -- добродушно улыбнулась Ирина. -- Подумаешь тоже,
ночь не поспали! Ладно. Забирайте карточки и отправляйтесь. Ему и со мной
скучно не будет.
-- Какая уж скука, -- в тон ей ответил Остап и, собрав карточки с
вопросами, вместе с Окуневым вышел из номера.
Сергей проводил их взглядом и подсел к столу. Ирина тотчас же
устроилась напротив него. Она нашла для себя маленькую табуретку, села на
нее, поджав колени к подбородку и обхватив их руками. Сергей невольно
посмотрел на нее. Взгляды их встретились. Глаза у Ирины были широко открыты,
полны необычайной решимости и в то же время явной беззащитности. Такими
Сергей не видел их никогда. Он сразу же все вспомнил: и то, что в свое время
ему рассказывал брат Ирины Евгений, и то, что недавно выслушал от Владимира.
Вспомнил и подумал, что, хотя он на самом деле был голоден как волк, а дома,
кроме колбасы, ничего нельзя найти, ему все равно не стоило оставаться.
Ничего бы ровным счетом с ним не случилось, если бы и на сей раз, как это
частенько бывало в его холостяцкой жизни, он обошелся без настоящего ужина.
Но соблазн, враг человека, был велик: Он остался. А теперь отступать было
уже поздно.
-- Н-да: -- невольно вырвалось у него. Он положил вилку на столик и,
пытаясь отвлечь Ирину от ее мыслей и настроить на какую-нибудь другую тему,
на которую они могли бы поболтать непринужденно, в их обычной шутливой
манере, спросил: -- А вы сами-то почему не едите?
-- Я не хочу, -- почти машинально ответила Ирина.
-- Тогда давайте хоть выпьем, -- предложил Сергей.
Ирина кивнула:
-- Давайте.
Но и это она произнесла чужим, незнакомым Сергею голосом. Она взяла со
стола фужер и подняла его. Рука ее дрожала. Ему от всего этого тоже начинало
становиться не по себе. Он отхлебнул глоток сладковатого ароматного
венгерского вина и понял, что от разговора начистоту, откровенного и
серьезного, ему не уйти. Он все равно состоится не сегодня, так завтра. А
раз так, то, очевидно, чем скорей, тем лучше. И стало быть, от него надо не
уходить, а, наоборот, скорее его начинать. И он спросил:
-- Что с вами, Ирочка?
-- Ничего, -- ответила она и добавила: -- А в общем, я подумала, что,
если бы могла каждый раз быть рядом с вами, я была бы самая счастливая
женщина на свете.
"Юля этого мне никогда не говорила, -- отметил Сергей. -- Никогда". И
ответил:
-- Вы мало меня знаете, Ирочка. Я большой зануда. И малоинтересный
человек.
Ирина неожиданно улыбнулась:
-- Вы хотите меня разочаровать?
-- Я правду говорю, -- нахмурился Сергей.
-- Но это же не имеет абсолютно никакого значения, каким вы кажетесь
самому себе. Важно, каким вы доходите до людей. И в данном случае до меня. И
напрасно вы говорите, что я вас мало знаю. Знаю достаточно и вас и о вас. Не
подумайте, я за вами не слежу. Но мне известен каждый ваш шаг. Сама вижу. От
шефа слышу. Друзья рассказывают. Юля делится. Ведь мы же вместе работаем, --
сказала Ирина, поставила фужер на столик, оперлась руками о свои колени и
/.+.&(+ на них подбородок.
"А что Юля-то знает обо мне? -- снова подумал Сергей. -- Разве только:
в Москве я или нет?" Ему захотелось поэтому сказать что- нибудь веселое. Но
он взглянул на Ирину и не сказал ничего. Не до шуток сейчас ей было. И он не
стал ее обижать.
-- Я почему-то решила, что мне всегда с вами будет легко. Но сегодня
мне трудно. Говорить трудно. И чувствую я себя явно не в своей тарелке. Но
это сейчас пройдет. Должно пройти! -- уверенно сказала Ирина и встала со
своей табуретки. Стиснув виски ладонями, она кругом обошла комнату,
остановилась снова возле Сергея и очень внимательно, почти пристально