Страница:
мне ясна: теоретически обосную то, что уже создано в чертежах. Три года для
этого куда как предостаточно.
-- Времени, Сережа, ни у кого нет. Жизнь такая сумасшедшая, --
задумчиво проговорил Владимир. -- Но поверь мне, я ведь тебя знаю как
облупленного. Лежать на тахте и смотреть телевизор ты все равно не станешь.
-- Почему это? -- даже удивился Сергей.
-- А потому, что, если у тебя появится хоть немного свободного времени,
ты будешь изучать второй язык! Или, дьявол тебя знает, еще что-нибудь!
-- Язык не исключается, -- согласился Сергей.
-- Ну вот!
-- Но я буду делать то, что угодно моей душе, -- уточнил Сергей. -- Да
я два года собирался серьезно заняться эпохой Возрождения, чтобы составить
для себя какое-то законченное о ней представление, но даже по Музею
изобразительного искусства не мог побродить вдоволь. Был вместо этого раза
два по часу, и точка! А ведь надо же обогащаться, Володя. Непременно
обогащать себя, иначе превратишься в гаечный ключ! Знаешь, кто в этом
отношении у нас ведет себя всех разумней? Юля!
-- Ну, с ней я тебя равнять не собираюсь, -- заметил Владимир.
-- А почему? Специалист она очень хороший, серьезный. А что касается
общей эрудиции, общего кругозора -- она спокойно даст сто очков вперед
любому из нас.
-- Да ты не забывай, у нее жизнь совершенно другая! Она себе может
позволить все! И всегда наверняка позволяла.
-- Вот и мне представилась возможность немного мою жизнь изменить. Я
сначала не понял этого, даже обиделся. А потом разобрался и сказал: пусть
так и будет! -- закончил разговор Сергей.
Но Владимир не удовлетворился таким объяснением. А может, просто не
захотел его принимать и поэтому заговорил вдруг снова.
-- А по-моему, ничего ты не понял.
-- Это почему же? -- удивился Сергей.
-- Как же ты можешь так легко отказаться от своего "Фотона"? Он же до
конца твой? Сколько он тебе стоил сил?
-- Я не отказывался.
-- Прекратить работу -- все равно что отказаться.
-- Не я прекратил.
-- Да. Но ты этому обрадовался.
-- А что бы ты сделал на моем месте? -- запальчиво спросил Сергей.
-- Не знаю. Я как-то тебе уже говорил, не очень-то я хорошо разбираюсь
в твоих делах. Но, во всяком случае, на полпути останавливаться не стал бы,
-- сказал Владимир и поднялся с песка.
Юля не очень удивилась, не увидев в понедельник утром Сергея в КБ. Он
вполне мог вернуться в группу. Но ей не терпелось узнать, чем закончился его
разговор с отцом, как тот отнесся к предложению Сергея о новом объективе, и
она позвонила в Есино.
К аппарату подошел Остап. Он выслушал Юлю и вздохнул:
-- Ты, мать, как с луны свалилась.
-- Почему? -- удивилась Юля.
-- Так он же у нас больше не работает.
-- А где же он работает? -- совсем опешила Юля.
-- Тебе лучше знать. Ты там к начальству ближе:
-- Ничего не понимаю, -- растерялась Юля. -- Или это у тебя юмор
сегодня такой?
-- Нет, мать. На сей раз не до шуток, -- сказал Остап и повесил трубку.
Юля поняла: произошло совершенно непредвиденное. Она предупреждала
Кольцова, что отец может встретить его предложение в штыки, ибо оно, вопреки
всякому здравому смыслу, может ему не понравиться только за то, что никогда
и ни с кем не было согласовано. Этого можно было ожидать вполне. Но такого
бесцеремонного обращения с Сергеем она даже представить себе не могла. От
возмущения у нее даже румянец выступил на щеках, что бывало очень и очень
редко. Два дня, субботу и воскресенье, она провела с отцом и Игорем. Но
никто из них и полусловом не обмолвился о случившемся, хотя о делах КБ они
затевали разговор постоянно. Выходит, они умышленно замалчивали эту тему?
Ситуация выглядела более чем странно:
Юля сунула в сейф чертежи, заперла его и зашла в приемную, к Ирине.
Зашла и безо всяких обиняков передала ей свой разговор с Остапом.
Ирина в ответ тоже задала ей вопрос:
-- Ты действительно ничего не знаешь?
-- Клянусь, ничего! -- заверила Юля. -- У меня такое впечатление, что
вокруг меня настоящий заговор.
Тогда Ирина рассказала ей все, что знала сама. Юля слушала ее, не
проронив ни слова.
-- Я тоже решила уйти из КБ, -- объявила в самый последний момент
Ирина.
-- Вот те на! А ты-то чего ради? -- не уставала удивляться Юля.
-- Я люблю его. И без него мне тут нечего делать, -- сказала Ирина.
Юле показалось, что ее окатили ушатом холодной воды. И еще ей
показалось, что сегодня все сговорились свести ее с ума и несли какую-то
чушь, ибо иначе, как чушью, нельзя было назвать все, о чем говорили.
-- Я хочу и буду там, где будет он, -- сказала Ирина.
Но этого Юля уже не слышала. "Я люблю его, -- машинально повторила она
слова Ирины. -- Она любит его. О, господи:"
-- К сожалению, я не знаю, куда его откомандируют, -- сказала Ирина.
-- Узнаем, -- коротко ответила Юля и направилась к Боровикову.
Она не думала о том, как истолкует ее любопытство кадровик. Ей стало
вдруг это совершенно безразлично. Но она подумала, что на ее прямой вопрос
он может и не ответить. И, войдя к нему в комнату, зажатую между АХО и
экспедицией, повела разговор несколько окольно.
-- Вы, без сомнения, Николай Гаврилович, в курсе дела, кого пошлют в
Есино вместо Кольцова? -- почти утвердительно спросила она, протягивая
Боровикову руку.
К ее удивлению, всегда предельно любезный, Боровиков на этот раз в
ответ только беспомощно заморгал. Он был бы рад сказать ей все, что знает по
этому вопросу. Но к сожалению, на данном этапе ему ничего не было известно.
Начальство еще не приняло по этому поводу никаких решений.
-- Не хотите ли вы сами там поработать? -- участливо спросил Боровиков.
-- Вот именно, -- уклончиво ответила Юля.
-- С удовольствием предложу вашу кандидатуру, -- пообещал Боровиков.
-- А Кольцов уже получил предписание? -- спросила Юля.
-- Пока только отпускной билет. И путевку я ему достал по указанию
Александра Петровича. Правда, не на Кавказ, а в Крым: -- сообщил Боровиков.
-- Где же он будет учиться? -- продолжала спрашивать Юля.
-- Тоже не в курсе.
-- Да это и не так важно, -- решила Юля и вышла от Боровикова.
Она не сомневалась в том, что кадровик ничего не знал о перестановках в
Есино. Но в таком случае это было еще удивительней. Gначит, Кулешов не
доверил свои намерения относительно есинской группы даже ему. Но для чего
понадобилось отцу облачать все это в такую тайну?! Уже на лестнице,
поднимаясь к себе, Юля пожалела о том, что не спросила Боровикова,
согласовывал ли отец вопрос об учебе Кольцова с Ачкасовым.
Однако, вспомнив об Ачкасове, Юля тут же поймала себя на мысли о том,
что ее волнует не только судьба Сергея, но не меньше и его последнее
изобретение. И хотя по поводу этой работы ей сегодня никто не говорил
ничего, а все говорили лишь о самом Сергее, было очень похоже, что
предложение Сергея о новом объективе также не нашло поддержки у отца. Но
тогда перед ней невольно возник другой вопрос: а знает ли Ачкасов вообще о
последнем проекте Кольцова? Эта мысль показалась Юле настолько важной, что
она в первую минуту решила немедленно позвонить генералу. Но потом
одумалась. Но не потому, что испугалась, захочет ли он с ней разговаривать.
В этом она не сомневалась. Как, впрочем, не сомневалась нисколько и в том,
что если она того пожелает, он немедленно ее примет. Владимир Георгиевич
всегда относился к ней очень доброжелательно. Но разговор между ними мог
получиться совсем не таким, каким бы он должен быть. Пожалуй, эмоций в нем
могло быть больше, чем деловой информации. Она, естественно, будет защищать
проект, доказывать Ачкасову, что он очень интересен, а в доказательство не
сможет привести никаких расчетов, никаких выкладок. В ее распоряжении на сей
раз не будет даже кольцовской тетради с его записями.
Юля поднялась на свой этаж, но не пошла к себе, а остановилась на
лестничной клетке и, попросив у кого-то из сотрудников сигарету, закурила. У
нее словно открылись уши. Оказалось, все говорят только о Кольцове. И в то
же время говорят не столько о нем, сколько о том, кто теперь займет место
Бочкарева. Конкретных кандидатур не называли. Но говорили так, как будто все
уже было ясно. Юля поняла, ее совсем не стесняются. И может быть, даже
потому, что в ней тоже видят одну из претенденток. И уж во всяком случае не
исключают ее участия в устранении Кольцова. От этой мысли ей стало не по
себе. Она бросила сигарету в урну и пошла к своему столу. Коридор,
окрашенный в спокойный, голубоватый цвет, показался ей ядовито- синим. И еще
ей показалось, будто она вся вымазалась этой ядовитой синью и поэтому на нее
все смотрят улыбчивым, но не добрым взглядом. Ей вспомнилась весна, Руза,
Дом творчества ВТО, разговор с мужем. Но мысль неожиданно остановилась на
Бочкареве. "Вот кто может быть деловым собеседником Ачкасову!" Эта догадка
окрылила ее. Бочкарев до последнего дня работал вместе с Сергеем, он знал
абсолютно все. Его слова будут, бесспорно, намного авторитетней. Телефон
Бочкарева у нее был. Он уже звонил ей со своего нового места. Она набрала
номер. На ее счастье, Бочкарев оказался на кафедре. Он несколько удивился ее
звонку, но больше обрадовался. А она сразу взяла быка за рога, сказала, что
ей очень надо с ним встретиться, и выразила готовность немедленно приехать к
нему. Бочкарев ответил, что примет ее с удовольствием, но сможет это сделать
только после окончания занятий, а именно в четырнадцать часов. Юля
поблагодарила его и попросила заказать на нее пропуск.
Человек десять услужливо согласились проводить ее и показать, где
находится кабинет начальника кафедры. И почти все при этом пожелали узнать:
не собирается ли она на этой кафедре работать? Юля от сопровождения
отказалась, а на вопрос о работе отвечала, что все даже очень может быть.
Бочкарев встретил ее с радостью, будто не видел сто лет. Выслушав Юлю,
он долго ходил вдоль своего узкого, как пенал, кабинета. Потом сказал:
-- Всего я мог ожидать. Но такого? Это уже за гранью добра и зла. Это
уже прямой ущерб делу. А с другой стороны, сразу стало ясно, почему ваш
батюшка на сей раз так легко и быстро отпустил меня. Нет сомнения, дело
снова идет к тому, чтобы назначить Игоря старшим группы. Препятствий, надо
сказать, для этого больше нет.
-- Вот почему я и хотела попросить вас встретиться с Ачкасовым, - -
сказала Юля.
-- Готов, -- сразу согласился Бочкарев. -- И напросился бы на прием
немедленно. Но Владимира Георгиевича нет в Москве.
-- Когда же он вернется? -- разочарованно спросила Юля.
-- Говорят, только в конце месяца. Интересно, а сам Сергей не пытался
найти Ачкасова? -- спросил Бочкарев.
-- Это мне неизвестно, -- ответила Юля. Но подумала и добавила: - -
Вряд ли. Он самолюбив. И за себя просить не станет.
-- В данном случае на первом плане дело, заметил Бочкарев.
-- Для него это одно и то же, -- сказала Юля. -- Придется ждать конца
месяца.
Бочкарев понимал: Юля расстроена чем-то гораздо большим, нежели только
этим делом. Но из деликатности ни о чем не стал ее расспрашивать.
-- Другого выхода у нас нет, -- согласился он и попросил: -- Звоните.
Не забывайте. Всегда буду раз вас видеть.
-- Хорошо, -- пообещала Юля и ушла.
В КБ она вернулась, не опоздав, точно уложившись в обеденный перерыв.
Ее уже ждал Игорь.
-- Где ты была? Я хотел с тобой вместе пообедать, -- с упреком сказал
он.
-- Я больше не обедаю, -- холодно ответила Юля.
-- Опять диета? -- усмехнулся Игорь.
-- Будем считать -- да.
-- Но почему-то очень скоро испортилось настроение, -- сыронизировал
Игорь и добавил: -- Тебя уже дважды вызывал отец.
-- Еще раз вызовет, -- ответила Юля и достала рабочие чертежи.
Но ей опять не удалось приступить к работе. Раздался звонок внутреннего
телефона, и Ирина пригласила ее к Александру Петровичу. Только сейчас Юля
вспомнила то, о чем говорила ей Ирина утром. "Она любит его. Какой, однако,
это вздор! И зачем только она такое выдумала? Еще не дай бог, если дело у
них дошло до серьезного. А впрочем, меня это абсолютно не касается", --
решила Юля и вошла в кабинет Кулешова.
Александр Петрович встретил ее с улыбкой.
-- Поздравляю тебя. Умница ты, -- сказал он.
-- Чем заслужила такую похвалу? -- пожелала узнать Юля.
-- Пришло заключение о результатах заводских испытаний "Совы-4".
Исключительно положительные отзывы, -- сказал Александр Петрович и положил
перед ней на стол акт, подписанный авторитетной комиссией. - - Конечно, тут
заслуга не только твоя. И Игорь над ней хорошо поработал. И Кольцов. Но твоя
лепта была завершающей. А это, дочка, очень ответственный момент.
-- Хорошо, -- кивнула Юля.
-- Не хорошо, Юленька, а отлично. Праздник души и сердца, -- поправил
ее Александр Петрович. -- Если и войсковые испытания подтвердят те завидные
качества, которые прибор показал сейчас, я вас всех троих представлю на
Государственную премию.
-- Всех троих?.. За что же Игоря?
-- Хотя бы за то, что он удешевил прибор в полтора раза.
-- В основном за счет надежности.
-- Всякая экономия чему-нибудь в ущерб. Но не будем спорить, я же
сказал, подождем результатов войсковых испытаний.
-- Что же внесла в прибор я?
-- Ты успешно завершила всю работу. Раз. В "Сове-4" очень много от
"Совы-1" . А сколько в том первом образце твоего? Два, -- терпеливо
перечислял Александр Петрович. -- В-третьих:
-- И все-таки было бы гораздо справедливей, -- прервала его Юля, --
вместо обоих Руденко выдвинуть одного Бочкарева. Его консультации:
-- Нет. Сто раз нет! -- в свою очередь не дослушал дочь Александр
Петрович. -- Если уж на то пошло, нас, милая, и Верховский консультировал. И
я, между прочим, тоже немало вложил .`# -(' b.`a*.#. труда в проект. Но я
тем не менее считаю: ни Верховский, ни я, ни тем более Бочкарев никак не
могут быть причислены к авторскому коллективу. К тому же подождем войсковых
испытаний. Да и потом о чем ты беспокоишься? Не один я буду решать вопрос. Я
лишь выдвину кандидатуры, а утверждать их будет партком, профком,
вышестоящая инстанция. Но уж кого выдвигать, позволь решать мне.
-- И все же я остаюсь на своем мнении, -- сказала Юля.
-- Это дело твое. К тому же я вижу, ты сегодня не в духе, -- заметил
Александр Петрович. -- Но если учесть мое мнение и что я тебе сказал, то,
очевидно, на войсковые испытания недели через две, по старой памяти,
придется ехать тебе.
-- Хорошо, -- не стала спорить Юля.
-- Ну, хорошо так хорошо! -- обрадовался Александр Петрович. -- Но есть
еще одно дело. Ерунда какая-то получается. Вдруг ни с того и с сего подала
заявление об уходе Власова. Я ей повысил оклад, назначил почти своим
референтом, а она, видите ли, решила уйти из КБ. А мне сейчас переводчик с
английского совершенно необходим.
-- Чего же ты хочешь от меня? -- спросила Юля.
-- Ты сама понимаешь, я вынужден Власову отпустить. Но повторяю,
переводчики мне нужны. Так вот я хочу тебя попросить, пока, временно,
поработать на ее месте.
-- Для кого я буду переводить и что? -- пожелала знать Юля.
-- Естественно, для меня, -- заверил ее Александр Петрович. -- И для
Игоря. Некоторые иностранные источники.
Юля отрицательно покачала головой:
-- Нет, отец. Этой работой я заниматься не стану.
-- Почему?
-- Разреши без объяснений.
-- Да, но ты поставишь в очень затруднительное положение Игоря, - -
предупредил ее Александр Петрович.
-- Больше, чем это сделал он сам, ему никто уже этого не сделает, --
ответила Юля.
-- Поясни свою мысль, -- попросил Александр Петрович.
-- Поговорим еще, отец. Время будет, -- сказала Юля. -- А для переводов
найди кого-нибудь другого.
-- Странно, -- пожал плечами Александр Петрович. -- Весьма странно. И
очень жаль. Но неволить я тебя не могу. У тебя, конечно, есть другая работа.
Юля не сказала больше ни слова и вышла из кабинета. Ее встретила Ирина.
-- Вот и все, -- сказала она.
-- И очень зря, -- не поддержала ее Юля.
-- Но пойми, я не могу иначе!
-- Многое приходится делать через "не могу", -- без обычной улыбки
сказала Юля и оставила Ирину одну. Ей еще предстоял сегодня разговор с
мужем, и надо было заранее твердо и четко решить, что она ему скажет.
Однако в тот вечер она не стала разговаривать с Игорем. Ей вдруг
показалось, что, возможно, Сергей еще вернется в Москву. И тогда, конечно, в
первую очередь ей следовало все обговорить с ним. Но Сергей не появился. Юля
подождала еще день и позвонила в Есино Владимиру. Она застала его дома. Он
отдыхал. На все ее вопросы он ответил исчерпывающим образом, хотя
разговаривал, как показалось Юле, необычно сдержанно.
-- Какое же он принял решение? -- задала Юля последний вопрос.
-- Сказал, будет учиться. Но я, честно говоря, не очень поверил в его
искренность, -- признался Владимир. -- он здорово там у вас обломался. Стал
какой-то не тот. Я его плохо понимаю:
-- Он просто устал. Слишком много работал, -- сказала Юля.
-- Не больше, чем в полку, -- ответил Владимир. -- Одним словом,
вернется, как договорились, числа десятого будущего месяца -- и тоже прямо к
старикам. Неделя у него останется, так что малость еще поохотимся.
Юля поблагодарила Владимира. Ей стало ясно больше, много больше. Только
сильная обида могла заставить Сергея плюнуть на все и даже не попытаться
защищать свои позиции. Обида незаслуженная и потому ранившая особенно
глубоко. Она не одобрила решение Сергея. Она даже несколько изменила о нем
свое мнение. Но это не помешало ей принять часть его обиды на себя. Но в ней
даже эта часть вызвала не смирение, а совершенно обратное -- бурю протеста.
Ее взорвало несправедливое отношение к Сергею, стремление непременно
избавиться от него, как от сильного партнера, который невольно стал и столь
же сильным конкурентом. Теперь она четко знала, как вести себя в этой
ситуации. Она не хотела осуждать отца. Ему было уже за шестьдесят. И
надеяться на то, что он в чем-то изменится, было уже нереально. Но мириться
с ловкачеством Игоря, закрывать глаза на его непорядочность она не могла и
не желала. Накопившееся за последние годы у нее на душе помимо воли теперь
выплеснулось наружу.
Подошла к концу неделя, и Александр Петрович, как обычно, осведомился,
не поедет ли Юля на дачу с ним.
-- Я приеду позже, -- ответила Юля.
-- В таком случае я заберу Игоря, -- решил Александр Петрович.
Но Юля неожиданно запротестовала:
-- Не надо его брать. Если он приедет, то приедет со мной.
-- А поопределенней ты не можешь сказать? -- попросил Александр
Петрович. -- Ты же знаешь, мать без тебя за стол не сядет.
-- Я буду обязательно, -- пообещала Юля. -- Но к ужину меня не ждите.
-- Н-да, -- протянул Александр Петрович. -- Ничего не скажешь, с
возрастом характер у тебя становится все милей.
Очевидно, Александр Петрович что-то передал Игорю, ибо, когда тот
несколько позднее встретил Юлю, он сразу спросил ее:
-- У меня никаких дел в городе нет. Почему ты не хочешь, чтобы я уехал
с отцом?
-- Мне нужно поговорить с тобой, -- спокойно, но твердо ответила Юля.
-- Пожалуйста, я слушаю.
-- Поговорим дома.
-- Почему именно там?
-- Здесь не место для таких разговоров.
-- Ну знаешь, не выдумывала бы ты лучше ничего. Я чувствую, ты опять
что-то затеваешь! -- явно недовольно бросил Игорь. -- И почему я должен
из-за всякой ерунды лишать себя отдыха?
-- Нет, не из-за ерунды, -- сказала Юля. -- Мне нужно с тобой
поговорить. Но если ты не желаешь, поступай как знаешь. Но помни, это не в
твоих интересах.
-- Совершенно не понимаю твоего тона и манеры так разговаривать, --
недоуменно пожал плечами Игорь. Но спорить больше не стал. -- Я останусь. Но
ты могла бы просто сказать: "Останься, мне надо с тобой поговорить".
-- Именно так я и хотела сказать. Но к сожалению, ты меня опередил, --
сказала Юля и больше не проронила ни слова.
Супруги после работы молча доехали до дому. Не разговаривая, поднялись
на лифте на свой этаж и зашли в квартиру.
-- Где изволишь изъясняться? -- не скрывая иронии, спросил Игорь. -- На
кухне или в будуаре?
-- Ты напрасно веселишься, -- спокойно ответила Юля.
-- Но все действительно смешно.
Юля раскрыла свой шкаф, сняла с плечиков две кофточки, платье и
небрежно бросила их на спинку кресла.
-- Я не хочу слышать никаких твоих объяснений. Они меня совершенно не
интересуют. Хотя я знаю, объяснить ты можешь все, -- присаживаясь на
подлокотник кресла, сказала она. -- И не буду пытаться выяснить, кому из вас
первому -- тебе или отцу -- пришла в голову светлая мысль отправить на учебу
Кольцова. Сейчас это уже не имеет значения. Я говорю о другом. Ты забыл или
делаешь вид, что забыл о том разговоре, который был у нас с тобой в Рузе.
Мне очень & +l, но ты не сделал для себя из него нужных выводов и
продолжаешь все ту же нечестную игру: Какую? Ты великолепно все знаешь сам.
Не знаешь? Послушай, что говорят в КБ. Естественно, говорят не только о
тебе, но и об отце. И даже обо мне:
-- Никого и ничего я слушать не собираюсь! -- вдруг резко оборвал ее
Игорь.
-- Не перебивай меня, -- остановила его Юля.
-- И почему ты вдруг решила по этому поводу читать нотацию мне?
-- Выслушай меня до конца, -- так же спокойно потребовала Юля.
-- Не я откомандировал Кольцова. Не я! -- не пожелал слушать ее Игорь.
-- Хорошо. Я замолкаю. Но помни: больше ты от меня вообще не услышишь
ни одного слова, -- сказала Юля, встала с подлокотника и взяла свои вещи.
-- Что значит "вообще"? -- насторожился Игорь.
Юля ничего не ответила и молча начала укладывать вещи в чемодан.
-- Пожалуйста. Я слушаю тебя, -- сдался Игорь. -- Только не говори со
мной в таком ультимативном тоне. Я слушаю.
-- Именно в таком тоне я и буду говорить, -- ответила Юля. -- Я просила
тебя ничего мне не объяснять и не доказывать. Тем более разговаривать на эту
же тему с отцом я не собираюсь совершенно. А тебе следует сделать выбор:
либо ты раз и навсегда отказываешься от есинской группы и никогда и больше
ни под каким предлогом и ни под каким соусом не вмешиваешься в работу над
"Фотоном", или я тебе больше не жена.
-- Что? -- так и подскочил Игорь.
-- Или я тебе больше не жена, -- четко повторила Юля. -- Ибо я
совершенно не желаю, чтобы люди, которых я уважаю и чьим мнением я дорожу,
считали меня хоть в какой-то мере тождественной с твоими делами.
-- Ты сошла с ума! Ты черт знает что себе позволяешь! -- снова вспылил
Игорь. -- Или ты думаешь, я сейчас упаду перед тобой на колени?
-- Нет, мне этого не надо, -- ответила Юля. -- Я не знаю, как ты и что
будешь говорить отцу, но у тебя есть хорошая возможность не ездить в Есино.
Отец намеревается через пару недель отправить меня на войсковые испытания
"Совы". Я не стала с ним спорить, ехать согласилась. Так вот, переубеди отца
и поезжай туда сам.
-- И не подумаю! -- наотрез отказался Игорь.
-- Дело твое. Я сказала все. И пока уеду к матери и хочу побыть там без
тебя, -- закончила разговор Юля.
-- Можешь ехать куда угодно! Удерживать тебя не стану! -- запальчиво
бросил Игорь. -- И потворствовать твоим капризам тоже не собираюсь.
Он снял форму, надел спортивный костюм и ушел на кухню. А Юля, уложив в
чемодан кое-что еще из своего туалета, из косметики и парфюмерии, уехала в
дом на Котельническую набережную, чтобы уже оттуда отправиться на субботу и
воскресенье на дачу.
Сергей не провел в санатории еще и половину срока, а уже загрустил.
Надоел пляж. Надоело с утра до вечера ничего не делать. Даже море. Он почти
перестал на нем бывать, а заплывал на камни под Медведя и там отлеживался,
наблюдая за рыбешками, крабами и прочей морской мелочью, суетящейся в
прозрачной голубоватой воде. Однако скоро и это занятие ему наскучило.
Горячка суждений первых дней прошла, он заскучал, почувствовал себя
одиноким. И если бы не письма из Москвы и из Есино, наверно, не дотянул бы
до конца срока и уехал. Ему уже начало казаться, что дома, у отца с матерью,
он отдохнул бы куда лучше. Но письма, неожиданно начавшие приходить
регулярно, сразу все изменили. И хотя желание поскорее вернуться в Москву у
него не пропало, чувство одиночества тем не менее прошло. Он снова
почувствовал себя в кругу тех, с кем неразлучно прожил последние годы, и
воспрянул духом. Первое письмо пришло от Владимира. Брат /(a +: работа
продолжается, он летает, и, сколько будет летать еще, никому не известно. А
ему, откровенно говоря, все уже изрядно надоело, так как почти каждую ночь
приходится делать одно и то же. Еще он сообщал о звонке Юли. Похоже, она
тогда еще ничего не знала. А когда Остап сказал ей о его уходе, удивилась и
расстроилась. Потом искала его, Сергея, и звонила уже Владимиру. Точно
Владимир не понял, но, очевидно, ей вся эта история ужасно не по нутру.
Письмо было длинное, очень спокойное. Оно именно так и подействовало на
Сергея. Второе письмо было от Ирины. Она писала, что очень скучает. Работать
в "конторе", как она выразилась, без Сергея не хочет и уже подала заявление
об уходе. Где будет работать, пока не знает. Но больше беспокоится о
настроении и самочувствии Сергея. В самом конце письма была приписка: в
"конторе" ходят упорные слухи о том, что в Есино поедет Игорь. Письмо Ирины
было ласковое, теплое, полное участия. Но оно почему-то раздосадовало
Сергея. Возможно, потому, что в нем было много такого, о чем Сергей сейчас
совершенно не хотел думать. Третье письмо он получил от Зарубы и Окунева.
Остап откровенно завидовал Сергею, потому что тот спокойненько жарит пузо на
солнце, пьет по вечерам сухое вино и заедает его шашлыком. А они гоняют
Володьку, жгут керосин и переводят пленку. А зачем все это? Кому нужно? И
для чего? Наверно, не знает и сам Кулешов. И вообще, с тех пор как ушел
Сергей, тут, в Есино, сразу стало пусто и скучно, точно на захолустном
этого куда как предостаточно.
-- Времени, Сережа, ни у кого нет. Жизнь такая сумасшедшая, --
задумчиво проговорил Владимир. -- Но поверь мне, я ведь тебя знаю как
облупленного. Лежать на тахте и смотреть телевизор ты все равно не станешь.
-- Почему это? -- даже удивился Сергей.
-- А потому, что, если у тебя появится хоть немного свободного времени,
ты будешь изучать второй язык! Или, дьявол тебя знает, еще что-нибудь!
-- Язык не исключается, -- согласился Сергей.
-- Ну вот!
-- Но я буду делать то, что угодно моей душе, -- уточнил Сергей. -- Да
я два года собирался серьезно заняться эпохой Возрождения, чтобы составить
для себя какое-то законченное о ней представление, но даже по Музею
изобразительного искусства не мог побродить вдоволь. Был вместо этого раза
два по часу, и точка! А ведь надо же обогащаться, Володя. Непременно
обогащать себя, иначе превратишься в гаечный ключ! Знаешь, кто в этом
отношении у нас ведет себя всех разумней? Юля!
-- Ну, с ней я тебя равнять не собираюсь, -- заметил Владимир.
-- А почему? Специалист она очень хороший, серьезный. А что касается
общей эрудиции, общего кругозора -- она спокойно даст сто очков вперед
любому из нас.
-- Да ты не забывай, у нее жизнь совершенно другая! Она себе может
позволить все! И всегда наверняка позволяла.
-- Вот и мне представилась возможность немного мою жизнь изменить. Я
сначала не понял этого, даже обиделся. А потом разобрался и сказал: пусть
так и будет! -- закончил разговор Сергей.
Но Владимир не удовлетворился таким объяснением. А может, просто не
захотел его принимать и поэтому заговорил вдруг снова.
-- А по-моему, ничего ты не понял.
-- Это почему же? -- удивился Сергей.
-- Как же ты можешь так легко отказаться от своего "Фотона"? Он же до
конца твой? Сколько он тебе стоил сил?
-- Я не отказывался.
-- Прекратить работу -- все равно что отказаться.
-- Не я прекратил.
-- Да. Но ты этому обрадовался.
-- А что бы ты сделал на моем месте? -- запальчиво спросил Сергей.
-- Не знаю. Я как-то тебе уже говорил, не очень-то я хорошо разбираюсь
в твоих делах. Но, во всяком случае, на полпути останавливаться не стал бы,
-- сказал Владимир и поднялся с песка.
Юля не очень удивилась, не увидев в понедельник утром Сергея в КБ. Он
вполне мог вернуться в группу. Но ей не терпелось узнать, чем закончился его
разговор с отцом, как тот отнесся к предложению Сергея о новом объективе, и
она позвонила в Есино.
К аппарату подошел Остап. Он выслушал Юлю и вздохнул:
-- Ты, мать, как с луны свалилась.
-- Почему? -- удивилась Юля.
-- Так он же у нас больше не работает.
-- А где же он работает? -- совсем опешила Юля.
-- Тебе лучше знать. Ты там к начальству ближе:
-- Ничего не понимаю, -- растерялась Юля. -- Или это у тебя юмор
сегодня такой?
-- Нет, мать. На сей раз не до шуток, -- сказал Остап и повесил трубку.
Юля поняла: произошло совершенно непредвиденное. Она предупреждала
Кольцова, что отец может встретить его предложение в штыки, ибо оно, вопреки
всякому здравому смыслу, может ему не понравиться только за то, что никогда
и ни с кем не было согласовано. Этого можно было ожидать вполне. Но такого
бесцеремонного обращения с Сергеем она даже представить себе не могла. От
возмущения у нее даже румянец выступил на щеках, что бывало очень и очень
редко. Два дня, субботу и воскресенье, она провела с отцом и Игорем. Но
никто из них и полусловом не обмолвился о случившемся, хотя о делах КБ они
затевали разговор постоянно. Выходит, они умышленно замалчивали эту тему?
Ситуация выглядела более чем странно:
Юля сунула в сейф чертежи, заперла его и зашла в приемную, к Ирине.
Зашла и безо всяких обиняков передала ей свой разговор с Остапом.
Ирина в ответ тоже задала ей вопрос:
-- Ты действительно ничего не знаешь?
-- Клянусь, ничего! -- заверила Юля. -- У меня такое впечатление, что
вокруг меня настоящий заговор.
Тогда Ирина рассказала ей все, что знала сама. Юля слушала ее, не
проронив ни слова.
-- Я тоже решила уйти из КБ, -- объявила в самый последний момент
Ирина.
-- Вот те на! А ты-то чего ради? -- не уставала удивляться Юля.
-- Я люблю его. И без него мне тут нечего делать, -- сказала Ирина.
Юле показалось, что ее окатили ушатом холодной воды. И еще ей
показалось, что сегодня все сговорились свести ее с ума и несли какую-то
чушь, ибо иначе, как чушью, нельзя было назвать все, о чем говорили.
-- Я хочу и буду там, где будет он, -- сказала Ирина.
Но этого Юля уже не слышала. "Я люблю его, -- машинально повторила она
слова Ирины. -- Она любит его. О, господи:"
-- К сожалению, я не знаю, куда его откомандируют, -- сказала Ирина.
-- Узнаем, -- коротко ответила Юля и направилась к Боровикову.
Она не думала о том, как истолкует ее любопытство кадровик. Ей стало
вдруг это совершенно безразлично. Но она подумала, что на ее прямой вопрос
он может и не ответить. И, войдя к нему в комнату, зажатую между АХО и
экспедицией, повела разговор несколько окольно.
-- Вы, без сомнения, Николай Гаврилович, в курсе дела, кого пошлют в
Есино вместо Кольцова? -- почти утвердительно спросила она, протягивая
Боровикову руку.
К ее удивлению, всегда предельно любезный, Боровиков на этот раз в
ответ только беспомощно заморгал. Он был бы рад сказать ей все, что знает по
этому вопросу. Но к сожалению, на данном этапе ему ничего не было известно.
Начальство еще не приняло по этому поводу никаких решений.
-- Не хотите ли вы сами там поработать? -- участливо спросил Боровиков.
-- Вот именно, -- уклончиво ответила Юля.
-- С удовольствием предложу вашу кандидатуру, -- пообещал Боровиков.
-- А Кольцов уже получил предписание? -- спросила Юля.
-- Пока только отпускной билет. И путевку я ему достал по указанию
Александра Петровича. Правда, не на Кавказ, а в Крым: -- сообщил Боровиков.
-- Где же он будет учиться? -- продолжала спрашивать Юля.
-- Тоже не в курсе.
-- Да это и не так важно, -- решила Юля и вышла от Боровикова.
Она не сомневалась в том, что кадровик ничего не знал о перестановках в
Есино. Но в таком случае это было еще удивительней. Gначит, Кулешов не
доверил свои намерения относительно есинской группы даже ему. Но для чего
понадобилось отцу облачать все это в такую тайну?! Уже на лестнице,
поднимаясь к себе, Юля пожалела о том, что не спросила Боровикова,
согласовывал ли отец вопрос об учебе Кольцова с Ачкасовым.
Однако, вспомнив об Ачкасове, Юля тут же поймала себя на мысли о том,
что ее волнует не только судьба Сергея, но не меньше и его последнее
изобретение. И хотя по поводу этой работы ей сегодня никто не говорил
ничего, а все говорили лишь о самом Сергее, было очень похоже, что
предложение Сергея о новом объективе также не нашло поддержки у отца. Но
тогда перед ней невольно возник другой вопрос: а знает ли Ачкасов вообще о
последнем проекте Кольцова? Эта мысль показалась Юле настолько важной, что
она в первую минуту решила немедленно позвонить генералу. Но потом
одумалась. Но не потому, что испугалась, захочет ли он с ней разговаривать.
В этом она не сомневалась. Как, впрочем, не сомневалась нисколько и в том,
что если она того пожелает, он немедленно ее примет. Владимир Георгиевич
всегда относился к ней очень доброжелательно. Но разговор между ними мог
получиться совсем не таким, каким бы он должен быть. Пожалуй, эмоций в нем
могло быть больше, чем деловой информации. Она, естественно, будет защищать
проект, доказывать Ачкасову, что он очень интересен, а в доказательство не
сможет привести никаких расчетов, никаких выкладок. В ее распоряжении на сей
раз не будет даже кольцовской тетради с его записями.
Юля поднялась на свой этаж, но не пошла к себе, а остановилась на
лестничной клетке и, попросив у кого-то из сотрудников сигарету, закурила. У
нее словно открылись уши. Оказалось, все говорят только о Кольцове. И в то
же время говорят не столько о нем, сколько о том, кто теперь займет место
Бочкарева. Конкретных кандидатур не называли. Но говорили так, как будто все
уже было ясно. Юля поняла, ее совсем не стесняются. И может быть, даже
потому, что в ней тоже видят одну из претенденток. И уж во всяком случае не
исключают ее участия в устранении Кольцова. От этой мысли ей стало не по
себе. Она бросила сигарету в урну и пошла к своему столу. Коридор,
окрашенный в спокойный, голубоватый цвет, показался ей ядовито- синим. И еще
ей показалось, будто она вся вымазалась этой ядовитой синью и поэтому на нее
все смотрят улыбчивым, но не добрым взглядом. Ей вспомнилась весна, Руза,
Дом творчества ВТО, разговор с мужем. Но мысль неожиданно остановилась на
Бочкареве. "Вот кто может быть деловым собеседником Ачкасову!" Эта догадка
окрылила ее. Бочкарев до последнего дня работал вместе с Сергеем, он знал
абсолютно все. Его слова будут, бесспорно, намного авторитетней. Телефон
Бочкарева у нее был. Он уже звонил ей со своего нового места. Она набрала
номер. На ее счастье, Бочкарев оказался на кафедре. Он несколько удивился ее
звонку, но больше обрадовался. А она сразу взяла быка за рога, сказала, что
ей очень надо с ним встретиться, и выразила готовность немедленно приехать к
нему. Бочкарев ответил, что примет ее с удовольствием, но сможет это сделать
только после окончания занятий, а именно в четырнадцать часов. Юля
поблагодарила его и попросила заказать на нее пропуск.
Человек десять услужливо согласились проводить ее и показать, где
находится кабинет начальника кафедры. И почти все при этом пожелали узнать:
не собирается ли она на этой кафедре работать? Юля от сопровождения
отказалась, а на вопрос о работе отвечала, что все даже очень может быть.
Бочкарев встретил ее с радостью, будто не видел сто лет. Выслушав Юлю,
он долго ходил вдоль своего узкого, как пенал, кабинета. Потом сказал:
-- Всего я мог ожидать. Но такого? Это уже за гранью добра и зла. Это
уже прямой ущерб делу. А с другой стороны, сразу стало ясно, почему ваш
батюшка на сей раз так легко и быстро отпустил меня. Нет сомнения, дело
снова идет к тому, чтобы назначить Игоря старшим группы. Препятствий, надо
сказать, для этого больше нет.
-- Вот почему я и хотела попросить вас встретиться с Ачкасовым, - -
сказала Юля.
-- Готов, -- сразу согласился Бочкарев. -- И напросился бы на прием
немедленно. Но Владимира Георгиевича нет в Москве.
-- Когда же он вернется? -- разочарованно спросила Юля.
-- Говорят, только в конце месяца. Интересно, а сам Сергей не пытался
найти Ачкасова? -- спросил Бочкарев.
-- Это мне неизвестно, -- ответила Юля. Но подумала и добавила: - -
Вряд ли. Он самолюбив. И за себя просить не станет.
-- В данном случае на первом плане дело, заметил Бочкарев.
-- Для него это одно и то же, -- сказала Юля. -- Придется ждать конца
месяца.
Бочкарев понимал: Юля расстроена чем-то гораздо большим, нежели только
этим делом. Но из деликатности ни о чем не стал ее расспрашивать.
-- Другого выхода у нас нет, -- согласился он и попросил: -- Звоните.
Не забывайте. Всегда буду раз вас видеть.
-- Хорошо, -- пообещала Юля и ушла.
В КБ она вернулась, не опоздав, точно уложившись в обеденный перерыв.
Ее уже ждал Игорь.
-- Где ты была? Я хотел с тобой вместе пообедать, -- с упреком сказал
он.
-- Я больше не обедаю, -- холодно ответила Юля.
-- Опять диета? -- усмехнулся Игорь.
-- Будем считать -- да.
-- Но почему-то очень скоро испортилось настроение, -- сыронизировал
Игорь и добавил: -- Тебя уже дважды вызывал отец.
-- Еще раз вызовет, -- ответила Юля и достала рабочие чертежи.
Но ей опять не удалось приступить к работе. Раздался звонок внутреннего
телефона, и Ирина пригласила ее к Александру Петровичу. Только сейчас Юля
вспомнила то, о чем говорила ей Ирина утром. "Она любит его. Какой, однако,
это вздор! И зачем только она такое выдумала? Еще не дай бог, если дело у
них дошло до серьезного. А впрочем, меня это абсолютно не касается", --
решила Юля и вошла в кабинет Кулешова.
Александр Петрович встретил ее с улыбкой.
-- Поздравляю тебя. Умница ты, -- сказал он.
-- Чем заслужила такую похвалу? -- пожелала узнать Юля.
-- Пришло заключение о результатах заводских испытаний "Совы-4".
Исключительно положительные отзывы, -- сказал Александр Петрович и положил
перед ней на стол акт, подписанный авторитетной комиссией. - - Конечно, тут
заслуга не только твоя. И Игорь над ней хорошо поработал. И Кольцов. Но твоя
лепта была завершающей. А это, дочка, очень ответственный момент.
-- Хорошо, -- кивнула Юля.
-- Не хорошо, Юленька, а отлично. Праздник души и сердца, -- поправил
ее Александр Петрович. -- Если и войсковые испытания подтвердят те завидные
качества, которые прибор показал сейчас, я вас всех троих представлю на
Государственную премию.
-- Всех троих?.. За что же Игоря?
-- Хотя бы за то, что он удешевил прибор в полтора раза.
-- В основном за счет надежности.
-- Всякая экономия чему-нибудь в ущерб. Но не будем спорить, я же
сказал, подождем результатов войсковых испытаний.
-- Что же внесла в прибор я?
-- Ты успешно завершила всю работу. Раз. В "Сове-4" очень много от
"Совы-1" . А сколько в том первом образце твоего? Два, -- терпеливо
перечислял Александр Петрович. -- В-третьих:
-- И все-таки было бы гораздо справедливей, -- прервала его Юля, --
вместо обоих Руденко выдвинуть одного Бочкарева. Его консультации:
-- Нет. Сто раз нет! -- в свою очередь не дослушал дочь Александр
Петрович. -- Если уж на то пошло, нас, милая, и Верховский консультировал. И
я, между прочим, тоже немало вложил .`# -(' b.`a*.#. труда в проект. Но я
тем не менее считаю: ни Верховский, ни я, ни тем более Бочкарев никак не
могут быть причислены к авторскому коллективу. К тому же подождем войсковых
испытаний. Да и потом о чем ты беспокоишься? Не один я буду решать вопрос. Я
лишь выдвину кандидатуры, а утверждать их будет партком, профком,
вышестоящая инстанция. Но уж кого выдвигать, позволь решать мне.
-- И все же я остаюсь на своем мнении, -- сказала Юля.
-- Это дело твое. К тому же я вижу, ты сегодня не в духе, -- заметил
Александр Петрович. -- Но если учесть мое мнение и что я тебе сказал, то,
очевидно, на войсковые испытания недели через две, по старой памяти,
придется ехать тебе.
-- Хорошо, -- не стала спорить Юля.
-- Ну, хорошо так хорошо! -- обрадовался Александр Петрович. -- Но есть
еще одно дело. Ерунда какая-то получается. Вдруг ни с того и с сего подала
заявление об уходе Власова. Я ей повысил оклад, назначил почти своим
референтом, а она, видите ли, решила уйти из КБ. А мне сейчас переводчик с
английского совершенно необходим.
-- Чего же ты хочешь от меня? -- спросила Юля.
-- Ты сама понимаешь, я вынужден Власову отпустить. Но повторяю,
переводчики мне нужны. Так вот я хочу тебя попросить, пока, временно,
поработать на ее месте.
-- Для кого я буду переводить и что? -- пожелала знать Юля.
-- Естественно, для меня, -- заверил ее Александр Петрович. -- И для
Игоря. Некоторые иностранные источники.
Юля отрицательно покачала головой:
-- Нет, отец. Этой работой я заниматься не стану.
-- Почему?
-- Разреши без объяснений.
-- Да, но ты поставишь в очень затруднительное положение Игоря, - -
предупредил ее Александр Петрович.
-- Больше, чем это сделал он сам, ему никто уже этого не сделает, --
ответила Юля.
-- Поясни свою мысль, -- попросил Александр Петрович.
-- Поговорим еще, отец. Время будет, -- сказала Юля. -- А для переводов
найди кого-нибудь другого.
-- Странно, -- пожал плечами Александр Петрович. -- Весьма странно. И
очень жаль. Но неволить я тебя не могу. У тебя, конечно, есть другая работа.
Юля не сказала больше ни слова и вышла из кабинета. Ее встретила Ирина.
-- Вот и все, -- сказала она.
-- И очень зря, -- не поддержала ее Юля.
-- Но пойми, я не могу иначе!
-- Многое приходится делать через "не могу", -- без обычной улыбки
сказала Юля и оставила Ирину одну. Ей еще предстоял сегодня разговор с
мужем, и надо было заранее твердо и четко решить, что она ему скажет.
Однако в тот вечер она не стала разговаривать с Игорем. Ей вдруг
показалось, что, возможно, Сергей еще вернется в Москву. И тогда, конечно, в
первую очередь ей следовало все обговорить с ним. Но Сергей не появился. Юля
подождала еще день и позвонила в Есино Владимиру. Она застала его дома. Он
отдыхал. На все ее вопросы он ответил исчерпывающим образом, хотя
разговаривал, как показалось Юле, необычно сдержанно.
-- Какое же он принял решение? -- задала Юля последний вопрос.
-- Сказал, будет учиться. Но я, честно говоря, не очень поверил в его
искренность, -- признался Владимир. -- он здорово там у вас обломался. Стал
какой-то не тот. Я его плохо понимаю:
-- Он просто устал. Слишком много работал, -- сказала Юля.
-- Не больше, чем в полку, -- ответил Владимир. -- Одним словом,
вернется, как договорились, числа десятого будущего месяца -- и тоже прямо к
старикам. Неделя у него останется, так что малость еще поохотимся.
Юля поблагодарила Владимира. Ей стало ясно больше, много больше. Только
сильная обида могла заставить Сергея плюнуть на все и даже не попытаться
защищать свои позиции. Обида незаслуженная и потому ранившая особенно
глубоко. Она не одобрила решение Сергея. Она даже несколько изменила о нем
свое мнение. Но это не помешало ей принять часть его обиды на себя. Но в ней
даже эта часть вызвала не смирение, а совершенно обратное -- бурю протеста.
Ее взорвало несправедливое отношение к Сергею, стремление непременно
избавиться от него, как от сильного партнера, который невольно стал и столь
же сильным конкурентом. Теперь она четко знала, как вести себя в этой
ситуации. Она не хотела осуждать отца. Ему было уже за шестьдесят. И
надеяться на то, что он в чем-то изменится, было уже нереально. Но мириться
с ловкачеством Игоря, закрывать глаза на его непорядочность она не могла и
не желала. Накопившееся за последние годы у нее на душе помимо воли теперь
выплеснулось наружу.
Подошла к концу неделя, и Александр Петрович, как обычно, осведомился,
не поедет ли Юля на дачу с ним.
-- Я приеду позже, -- ответила Юля.
-- В таком случае я заберу Игоря, -- решил Александр Петрович.
Но Юля неожиданно запротестовала:
-- Не надо его брать. Если он приедет, то приедет со мной.
-- А поопределенней ты не можешь сказать? -- попросил Александр
Петрович. -- Ты же знаешь, мать без тебя за стол не сядет.
-- Я буду обязательно, -- пообещала Юля. -- Но к ужину меня не ждите.
-- Н-да, -- протянул Александр Петрович. -- Ничего не скажешь, с
возрастом характер у тебя становится все милей.
Очевидно, Александр Петрович что-то передал Игорю, ибо, когда тот
несколько позднее встретил Юлю, он сразу спросил ее:
-- У меня никаких дел в городе нет. Почему ты не хочешь, чтобы я уехал
с отцом?
-- Мне нужно поговорить с тобой, -- спокойно, но твердо ответила Юля.
-- Пожалуйста, я слушаю.
-- Поговорим дома.
-- Почему именно там?
-- Здесь не место для таких разговоров.
-- Ну знаешь, не выдумывала бы ты лучше ничего. Я чувствую, ты опять
что-то затеваешь! -- явно недовольно бросил Игорь. -- И почему я должен
из-за всякой ерунды лишать себя отдыха?
-- Нет, не из-за ерунды, -- сказала Юля. -- Мне нужно с тобой
поговорить. Но если ты не желаешь, поступай как знаешь. Но помни, это не в
твоих интересах.
-- Совершенно не понимаю твоего тона и манеры так разговаривать, --
недоуменно пожал плечами Игорь. Но спорить больше не стал. -- Я останусь. Но
ты могла бы просто сказать: "Останься, мне надо с тобой поговорить".
-- Именно так я и хотела сказать. Но к сожалению, ты меня опередил, --
сказала Юля и больше не проронила ни слова.
Супруги после работы молча доехали до дому. Не разговаривая, поднялись
на лифте на свой этаж и зашли в квартиру.
-- Где изволишь изъясняться? -- не скрывая иронии, спросил Игорь. -- На
кухне или в будуаре?
-- Ты напрасно веселишься, -- спокойно ответила Юля.
-- Но все действительно смешно.
Юля раскрыла свой шкаф, сняла с плечиков две кофточки, платье и
небрежно бросила их на спинку кресла.
-- Я не хочу слышать никаких твоих объяснений. Они меня совершенно не
интересуют. Хотя я знаю, объяснить ты можешь все, -- присаживаясь на
подлокотник кресла, сказала она. -- И не буду пытаться выяснить, кому из вас
первому -- тебе или отцу -- пришла в голову светлая мысль отправить на учебу
Кольцова. Сейчас это уже не имеет значения. Я говорю о другом. Ты забыл или
делаешь вид, что забыл о том разговоре, который был у нас с тобой в Рузе.
Мне очень & +l, но ты не сделал для себя из него нужных выводов и
продолжаешь все ту же нечестную игру: Какую? Ты великолепно все знаешь сам.
Не знаешь? Послушай, что говорят в КБ. Естественно, говорят не только о
тебе, но и об отце. И даже обо мне:
-- Никого и ничего я слушать не собираюсь! -- вдруг резко оборвал ее
Игорь.
-- Не перебивай меня, -- остановила его Юля.
-- И почему ты вдруг решила по этому поводу читать нотацию мне?
-- Выслушай меня до конца, -- так же спокойно потребовала Юля.
-- Не я откомандировал Кольцова. Не я! -- не пожелал слушать ее Игорь.
-- Хорошо. Я замолкаю. Но помни: больше ты от меня вообще не услышишь
ни одного слова, -- сказала Юля, встала с подлокотника и взяла свои вещи.
-- Что значит "вообще"? -- насторожился Игорь.
Юля ничего не ответила и молча начала укладывать вещи в чемодан.
-- Пожалуйста. Я слушаю тебя, -- сдался Игорь. -- Только не говори со
мной в таком ультимативном тоне. Я слушаю.
-- Именно в таком тоне я и буду говорить, -- ответила Юля. -- Я просила
тебя ничего мне не объяснять и не доказывать. Тем более разговаривать на эту
же тему с отцом я не собираюсь совершенно. А тебе следует сделать выбор:
либо ты раз и навсегда отказываешься от есинской группы и никогда и больше
ни под каким предлогом и ни под каким соусом не вмешиваешься в работу над
"Фотоном", или я тебе больше не жена.
-- Что? -- так и подскочил Игорь.
-- Или я тебе больше не жена, -- четко повторила Юля. -- Ибо я
совершенно не желаю, чтобы люди, которых я уважаю и чьим мнением я дорожу,
считали меня хоть в какой-то мере тождественной с твоими делами.
-- Ты сошла с ума! Ты черт знает что себе позволяешь! -- снова вспылил
Игорь. -- Или ты думаешь, я сейчас упаду перед тобой на колени?
-- Нет, мне этого не надо, -- ответила Юля. -- Я не знаю, как ты и что
будешь говорить отцу, но у тебя есть хорошая возможность не ездить в Есино.
Отец намеревается через пару недель отправить меня на войсковые испытания
"Совы". Я не стала с ним спорить, ехать согласилась. Так вот, переубеди отца
и поезжай туда сам.
-- И не подумаю! -- наотрез отказался Игорь.
-- Дело твое. Я сказала все. И пока уеду к матери и хочу побыть там без
тебя, -- закончила разговор Юля.
-- Можешь ехать куда угодно! Удерживать тебя не стану! -- запальчиво
бросил Игорь. -- И потворствовать твоим капризам тоже не собираюсь.
Он снял форму, надел спортивный костюм и ушел на кухню. А Юля, уложив в
чемодан кое-что еще из своего туалета, из косметики и парфюмерии, уехала в
дом на Котельническую набережную, чтобы уже оттуда отправиться на субботу и
воскресенье на дачу.
Сергей не провел в санатории еще и половину срока, а уже загрустил.
Надоел пляж. Надоело с утра до вечера ничего не делать. Даже море. Он почти
перестал на нем бывать, а заплывал на камни под Медведя и там отлеживался,
наблюдая за рыбешками, крабами и прочей морской мелочью, суетящейся в
прозрачной голубоватой воде. Однако скоро и это занятие ему наскучило.
Горячка суждений первых дней прошла, он заскучал, почувствовал себя
одиноким. И если бы не письма из Москвы и из Есино, наверно, не дотянул бы
до конца срока и уехал. Ему уже начало казаться, что дома, у отца с матерью,
он отдохнул бы куда лучше. Но письма, неожиданно начавшие приходить
регулярно, сразу все изменили. И хотя желание поскорее вернуться в Москву у
него не пропало, чувство одиночества тем не менее прошло. Он снова
почувствовал себя в кругу тех, с кем неразлучно прожил последние годы, и
воспрянул духом. Первое письмо пришло от Владимира. Брат /(a +: работа
продолжается, он летает, и, сколько будет летать еще, никому не известно. А
ему, откровенно говоря, все уже изрядно надоело, так как почти каждую ночь
приходится делать одно и то же. Еще он сообщал о звонке Юли. Похоже, она
тогда еще ничего не знала. А когда Остап сказал ей о его уходе, удивилась и
расстроилась. Потом искала его, Сергея, и звонила уже Владимиру. Точно
Владимир не понял, но, очевидно, ей вся эта история ужасно не по нутру.
Письмо было длинное, очень спокойное. Оно именно так и подействовало на
Сергея. Второе письмо было от Ирины. Она писала, что очень скучает. Работать
в "конторе", как она выразилась, без Сергея не хочет и уже подала заявление
об уходе. Где будет работать, пока не знает. Но больше беспокоится о
настроении и самочувствии Сергея. В самом конце письма была приписка: в
"конторе" ходят упорные слухи о том, что в Есино поедет Игорь. Письмо Ирины
было ласковое, теплое, полное участия. Но оно почему-то раздосадовало
Сергея. Возможно, потому, что в нем было много такого, о чем Сергей сейчас
совершенно не хотел думать. Третье письмо он получил от Зарубы и Окунева.
Остап откровенно завидовал Сергею, потому что тот спокойненько жарит пузо на
солнце, пьет по вечерам сухое вино и заедает его шашлыком. А они гоняют
Володьку, жгут керосин и переводят пленку. А зачем все это? Кому нужно? И
для чего? Наверно, не знает и сам Кулешов. И вообще, с тех пор как ушел
Сергей, тут, в Есино, сразу стало пусто и скучно, точно на захолустном