Астахова Людмила Викторовна. Злое счастье

   — Ты столько всего умеешь, — через силу улыбнулась Хелит.
   — Не ревнуй. Я все же сам себе косу плету.
   Дело было не в ревности. Настроение испортилось по другому поводу. В младших классах Алиночка носила косичку, и приходилось каждое утро её переплетать. Теплая маленькая головенка самого родного существа на свете. Как ты там без меня, детка?
   — Что?
   Хелит уткнулась Рыжему в подмышку и тихонько всхлипнула. Словно окатило ледяной волной и от боли сжалось сердце.
   — Мои дети остались сиротами. Сиротами, Мэй!
   Лойс подери, он ничем не мог помочь, найти слов для утешения. Только погладить по макушке и собрать губами слезинки со щек.
   — Как же я без них? Как же…
   Вот ведь беда-то какая!
 
   — А когда свадьба будет? — первым делом спросила Бессет, едва за спиной Мэйтианна закрылась дверь.
   Но против обыкновения, малолетняя болтушка не была отругана за несдержанный язык и не отхватила подзатыльника. Наоборот, леди Хелит очень терпеливо объяснила своей фрейлине, что задавать такие вопросы крайне бестактно, и юной девице не подобает вести себя, словно торговка с рынка. Флин и Ранх растерянно переглянулись.
   «А я никогда не увижу Алину двенадцатилетней», — мрачно подумала Хелит, отдавая себе отчет, что отныне обречена испытывать эту невыразимую словами тоску об утраченной навеки семье. Все раны затягиваются, время лечит лучше всякого врача, но такая рана будет гноиться долго, а потом саднить и тянуть при каждом удобном и неудобном случае. И так как униэн живут очень и очень долго, то остается только запастись терпением. Душевную боль можно только перетерпеть, вернее, притерпеться к ней.
   — Не печальтесь так, моя госпожа, ничего ведь страшного не случилось.
   — Я буду защищать вас.
   Испуганные голоса фрейлины и телохранителя вернули Хелит из омута печали. Видно, что-то такое было написано на её прозрачно-отрешенном лице. Что-то невыразимо грустное.
   — Государь отходчив, и не станет карать за любовь, — уверяла Флин. — Все так говорят.
   — Будем надеяться, — вздохнула леди Гвварин.
   Она не решилась высунуть нос за пределы отведенных ей покоев, предположив, что там её ждет не самый теплый прием. Как в любом интриганском гнезде, его постоянные обитатели умели устроить обструкцию жертве господского недовольства. И не важно, в каком из миров происходит дело — в королевском дворце, в парламенте демократической страны или в бухгалтерии сахарного завода. Держи ухо востро, а нос по ветру, и будет тебе счастье пропорционально вложенным инвестициям.
   В щель под дверью просунули записку, только лишь подтверждая мысли Хелит о том, что миры разные, а ловкачи везде одинаковы.

   «Миледи! Вы должны знать, что у вас есть тайный, но влиятельный доброжелатель, который готов предпринять любые меры, дабы спасти вашу жизнь и репутацию. Не страшитесь гнева венценосцев, ибо их власть преходящая.»

   Естественно, никакой подписи или намека на авторство. Анонимки распространены во Вселенной ни чуть не меньше, чем атомы водорода. «Тайные, но влиятельные доброжелатели» тоже далеко не самый редкий вид людей.
   Хелит повертела в руке бумажку. Интересно, чью голову попросит сей доброхот в оплату за спасение жизни и репутации — Алмара или Мэйтианна? Она не имела ничего против нынешнего Верховного короля, кроме того, что он так жестоко обошелся с Мэем. И, говоря по правде, совсем не верила в пророчество какой-то Читающей. Тем более, Читающая эта из дэй'ном. Все что Хелит успела узнать о них, не внушало никакой уверенности. Жестко-иерархическое общество, основанное на принципе генетической полноценности, где у каждого второго паранойя, а у каждого третьего сексуальное расстройство. Можно только себе вообразить, что там делается в голове у Великой волшебницы народа потомственных маньяков-психопатов.
   Но униэн-то принимали слова предсказания за чистую монету, даже Мэй, не говоря уже о Альмаре. Тут Хелит в чем-то понимала государя. Никому не понравится, когда за твоей спиной делят то, что ты считаешь своим по праву. Чтобы избрать нового Верховного Короля потребуется единодушно желание всех глав десяти Домов Тир-Луниэна. Но до сих пор, вот уже почти столетие кандидатура Альмара устраивала всех. Кроме, может быть, отца Мэя — Финигаса, но тот очень своевременно погиб при Мор-Хъерике. Казалось бы, что стоит, тому же Альмару, подумать логично — каким образом одна еще очень молодая женщина, лишенная какого-либо влияния на политику, может заставить десять упертых и опытных царедворцев выбрать себе в правители какого-то выскочку? Ан нет! У страха глаза велики, у страха за власть — в три раза больше.
   Хелит эта вывихнутая эзотерика помноженная на средневековую подозрительность выводила из себя. Наверное, даже больше, чем отсутствие нормального нижнего белья и удобной обуви.
   Записка отправилась играть в «горелки» со свечкой. Бумагу униэн делали тонкую и прекрасно горящую. И не успела улика исчезнуть из мира материального, как в комнату, едва не снося дверь с петель, ввалился Рыжий.
   — Все — за мной! — коротко скомандовал он, хватая Хелит за руку.
   — А? — растерялась Флин.
   — Немедленно за мной! И ты, ангай, тоже!
   — А вещи? — пролепетала фрейлина.
   Рыжий мгновенно рассвирепел:
   — Пошли, дура!
   Мэй играл роль ледокола, прокладывая дорогу себе через льды и торосы дворцового люда. В его фарватере семенили девушки, а замыкал колонну Ранх. Кто-кто, а он прекрасно понимал, как переменчива милость властителя. Еще до полудня государь может передумать трижды.
   В саду девушки начали отставать, и тогда Мэй взвалил Хелит на плечо, а Бессет засунул подмышку.
   — Потом все объясню, — буркнул он.
   Девушка хотела было возмутиться, но передумала. Впервые в жизни… в обеих жизнях мужчина рисковал собственной головой, чтобы её защитить. Если ему это удобно делать таким образом, то лучше не мешать.
 
   Сам Лойс бы не выглядел более наглым, вздумай он гулять среди смертных. Расстегнутая рубашка не скрывали, что Рыжий не удосужился одеть кольчугу. Зачем она счастливому любовнику, проведшему ночь в объятиях женщины?
   — Решил самоутвердиться за мой счет? — с порога спросил он вместо положенного этикетом приветствия.
   — Ты выглядишь довольным, Мэй'тинли, — улыбнулся Альмар, откладывая в сторону книгу. — Отобрал невесту у родного брата и рад? Не слишком измучил девушку? После военного лагеря немудрено переусердствовать.
   Мэй уставился на короля немигающим взглядом, пришпиливая того к огромному пестрому ковру властью ярко-зеленых от бешенства глаз. Альмар нагло и откровенно провоцировал на вспышку ярости. Да еще и дразнил забытым детским именем, оставшегося от их общего детства.
   — Я уже привык к обращению — Отступник, мой государь, — выдавил он. — Это прозвание ныне отражает мою внутреннюю суть гораздо больше, чем все титулы. А прикрываться былой дружбой, чтобы оскорбить и унизить так и вовсе недостойно Верховного короля Тир-Луниэна.
   — Мне лучше знать, что достойно, а что нет Верховного короля, — взорвался Альмар и вскочил из-за стола.
   Дело происходило в его личном кабинете, в самом сердце дворца, куда доступ только самым доверенным, самым близким. Когда-то они оба любили здесь играть в запрещенную для детей «ла-дшо» — игру в кости на деньги. Мэй выигрывал чаще, нагло мухлюя с подсчетом очков.
   Так часто бывает, когда людей связывает долгая дружба, тянущаяся из детских лет. И если отношения рушатся, то тяжелая каменная лавина обломков из общих воспоминаний, совместных радостей и печалей, порождает в душе хаотическое нагромождение обид и подозрений.
   — Тебе нужна корона?! Бери!
   Альмар содрал с головы тонкий изящный, как все творения ювелиров-униэн, платиновый венец, и швырнул его под ноги Рыжему. На сапоги брызнули снопы радужных алмазных бликов,
   — Ты явился за ней, так бери!
   Рыжий молча подобрал корону и небрежно положил её на стол, помимо воли подивившись совершенству драгоценного убора.
   — Эк тебя запугали, государь мой Альмар! — усмехнулся он, не скрывая горечи. — Мне не нужна корона — мне нужна Хелит.
   Казалось, Альмар поражен в самое сердце. Тем, что его пытаются так нагло обмануть, ввести в заблуждение, как какого-то неопытного в жизни юнца:
   — Я никогда не поверю, что ты примчался из Приграничья только лишь, чтобы затащить в постель хорошенькую юную женщину. Это даже не смешно.
   Мэй разозлился. Почти по-настоящему, до легкой дрожи в пальцах, до тошнотворного холодка в животе. Одного ему не хватало для полноты ощущений — желания доказать свою правоту. Он перевел дыхание.
   — Альмар, скажи честно, тебе мало моего добровольного изгнания, моего унижения? — молвил он, цепенея от отвращения к самому себе — молящему о праве быть услышанным. — Мало того, что во мне не осталось ничего от человека? Я больше не волшебник, не мастер, я даже не сын своего отца. Ты можешь себе вообразить как это, когда не хочется ни есть, ни спать, ни смеяться, ни плакать, но приходится все это делать, чтобы и в самом деле не стать мертвецом?
   От голоса Рыжего у Альмара морозом продрало кожу, столько в нем было обреченности.
   — Она теперь станет тем, чего я лишился из-за тебя, — моим сердцем и моей душой. И я не оставлю такую ценность в твоих руках. Один раз я уже доверил тебе жизнь своего брата и свою честь. За последние пятьдесят лет я стал осмотрительнее и больше не повторю подобной ошибки.
   Мэй демонстративно отодвинул от себя венец и отошел в другой конец кабинета — к окну, выходящему на крошечный внутренний садик. Каждую весну садовник засаживал его изумительной красоты белыми цветами, и рвать их запрещалось под страхом порки. Но они с Альмаром все равно их рвали и дарили одной юной леди, чье имя не желало всплывать в памяти. В конце сезона Эссирэт внутренний садик выглядел жалко и убого. Совсем, как былая дружба юного наследника престола и сына самого могущественного из князей Тир-Луниэна.
   — Если бы мы не знали друг друга с детства, все получилось бы гораздо проще, — вздохнул король, глядя в затылок Рыжему.
   — Да, верно, — согласился Мэй. — Ты бы попытался меня казнить, я бы поднял мятеж, а в Лот-Алхави вернулся только один из нас.
   — Но ты вытащил меня из реки и откачал из легких воду…
   — А ты заслонил меня собой от стрелы в Линэсском лесу…
   Они вместе учились играть на эрхо, вместе стяжали славу в битвах и делили ласки прекрасных женщин, они вместе пили вино и танцевали, но кто же виноват, что яд недоверия проник в разум Альмара, а клятва, вырванная силой, сгубила Мэйтианна.
   Рыжий прислонился лбом к холодному стеклу, а Альмар шлепнулся задом в кресло и закрыл в изнеможении глаза.
   — Если с ней случится что-то непоправимое, даже не по твоей вине, государь, то ты получишь гражданскую войну, — не поворачиваясь, процедил Отступник.
   — Я не могу гарантировать…
   — Тогда я увезу её, — заявил Мэй.
   — Чтобы потом вернуться? — подозрительно прошипел король.
   Лойс, небось, сам подивился, как Мэйтианн удержался и не рассадил лбом окно.
   — Альмар! Риадд ир'Брайн сделает из тебя параноика! — прокричал он. — Слышишь?! Я не вернусь в Лот-Алхави по своей воле! И Хелит не вернется! Ты слышишь меня, государь мой?! Мне, знаешь ли, есть чем заняться в этой жизни, кроме интриг.
   На крик прибежал сам ир'Брайн, а с ним еще десяток стражей. Готовые спасать своего короля от безумного Отступника.
   — Убирайтесь! — прорычал Мэй.
   Альмар же просто сделал знак исчезнуть, и те послушно ретировались.
   — Развел себе сторожей! — сказал, как плюнул, Рыжий.
   — Мне тоже нужны гарантии, Мэй, — спокойно сообщил король, после того как возвратил корону себе на голову. — Пророчество Читающей никто не отменял. Я не хочу сражаться с женщиной. С твоей женщиной, — уточнил он. — Но мне не хочется, чтобы до леди Хелит добрались дэй'ном. В Приграничье, в Эр-Иррине ей пока не место. Да и в Алатте тоже.
   — Хорошо, — легко согласился Мэй. — Я отвезу её к Сэнхану в Галан Май. Ему-то ты хоть доверяешь?
   Кому иному, но Сэнхану Альмар доверял. Галан Май прекрасное место, а у Сэнхана хватит ума не вмешиваться в столичные дрязги.
   — Пусть будет Галан Май!
   Рыжий справедливо решил, что промедление недопустимо.
 
   Хелит оставалось только радоваться, что в Алатте не поленилась кое-как освоить верховую езду, иначе трястись ей вместе с Флин и Бессет в жуткой колымаге заменяющей униэн карету. Коробка на колесах считала каждую выбоину, скрипела и шаталась, немилосердно швыряя пассажиров от стенки к стенке. Разумеется, в первый же день Хелит отбила себе задницу, изрядно повеселив неуклюжей походкой Мэя и Тайго. Ноги отказывались гнуться, и не сдвигались, как следует. Так что сил отвечать на грубоватые мужские шуточки по этому поводу у Хелит не осталось. Усталая и измученная девушка спала мертвецким сном, еще не подозревая, что впереди у неё будет очень мало таких счастливых ночей без сновидений.
   До Тир-Галана всего-то три дня пути, и так как выехали они тогда же — вечером 70 дня Эссирэт, то особенно гнать коней не было ни малейшей необходимости. А можно было, время от времени соприкасаться с Мэем коленями, ловить на себе его взгляды, или самой любоваться мужественной осанкой и резким профилем Рыжего. Неведомо насколько придется им расстаться, и Хелит впитывала каждый миг, дарованный судьбой. Пять дней и шесть ночей — это мало. Впрочем… сорок лет, как выяснилось, тоже.
   На следующий день они попали в засаду. Самую настоящую засаду, когда из красно-золотой чащи вдруг доносится залихватский свист, на дорогу валится подрубленное дерево, а из кустов выскакивают разбойники. Прямо сцена из фильма на средневековую тему. Но небритыми рожами и пестрыми лохмотьями сходство с целлулоидными разбойниками и заканчивалось. Благородные Робингуды остались в легендах Старого Альбиона и никогда не сходили со страниц книг. Если бы Хелит не сидела на лошади, то у неё бы подкосились ноги от страха. Трое униэн, четверо нэсс и двое ангай — полный интернационал подонков, отличающихся лишь степенью скотских наклонностей, явно читающиеся на ухмыляющихся физиономиях.
   — Слазь-га с коняжги, красавчиг! — гнусаво объявил главарь — высокий лохматый нэсс. — Деньгу гони!
   — И баб! — добавил его одноглазый сородич, плотоядно косясь на обтянутые мужскими штанами бедра Хелит.
   Вступать в беседу с бандитами Рыжий не стал. Он был солдатом, и не привык разговаривать с врагами. Он поднял Сванни на дыбы, заставив кобылу по-заячьи прыгнуть прямо в толпу. Боевая лошадь топтала и кусала разбойников, а её хозяин рубил всякого кто оказывался в пределах досягаемости его меча. Тайго и Ранх тоже не тратили времени даром. Ранх выхватил из-под полы плаща самострел и уложил наповал первого, кто сделал шаг в сторону повозки. Тайгерн заслонил собой Хелит, он снес голову одноглазому, посягнувшему на благородную женщину, и набросился на следующего…
   Она никогда раньше не видела, как Мэй убивает. Оказалось — равнодушно, бесстрастно и без всякой жалости. Двоих — ангай и униэн, который попытались сдаться, он зарезал на месте, не дав сказать ни слова.
   Хелит мутило от обрушившегося на неё острого запаха крови и дерьма, вывалившегося из животов мертвецов. Дрожала каждая поджилка, и срочно требовалось сменить штаны. От страха она позорно обмочилась. Но мужчин это совершенно не удивило и не смутило.
   — Иди в кустики переоденься, я посторожу, — предложил Мэй, и сам отвел девушку в густые заросли.
   — Кошмар какой… — смущенно пробормотала она.
   — Да ты что?! — изумился князь, демонстративно не поворачивая головы. — Я из первого боя вышел с мокрыми до колен штанами, хорошо еще, что накануне целый день ничего не ел, а то бы обделался, как Альмар.
   О таких подробностях боевого крещения Хелит раньше не знала, хотя всегда догадывалась, что отвага и бесстрашие даются воинам не с рождения и требуют долгих тренировок, прежде чем тело научится подчиняться разуму и не бояться смерти.
   — Куда смотрят королевские шерифы? — громогласно возмущался Мэй. — Это в двух днях пути от столицы такое творится, а что же в глуши происходит?
   Он с отвращением поддел носком сапога окровавленный труп главаря. Его Рыжий разрубил от плеча пояса в числе первых, а потом по телу долго топталась Сванни.
   — Где это видано, чтоб нэсс и ангай стали с униэн в банды сбиваться? — проворчал Мэй, и с отвращением сплюнул на покойника густой от пережитого напряжения слюной.
   — А почему ты не стал брать пленных? — спросила Хелит, старательно отводя взгляд от мертвеца. Её мутило.
   — А на кой они мне? — удивился Рыжий. — Что я с ними делать буду?
   — Видели же, что мы не купцы, — подхватил Тайго. — Трое воинов, возница, две женщины и ребенок. Истинно, подонки! Они-то уж точно никого не пощадили. Даже Бессет.
   Хелит не стала даже думать о том, что могло случиться с ними, не будь рядом опытных воинов. И пока мужчины вчетвером оттаскивали в сторону бревно, перегородившее дорогу, успокаивала рыдающую девочку и казнила себя за то, что вытащила ребенка из относительно благополучного Алатта. Там самыми страшными врагами у Бессет были только пауки да особо царапучие кошки.
   Какая ж ты мать после этого? Своих бросила и чужого чуть не погубила. И то, что своих бросила не по своей воле, совершенно её не утешало.
   Больше в пути ничего такого страшного не случилось, но Хелит все равно тревожно всматривалась в придорожные кущи, нервничала и старалась держаться поближе к Мэю. Как испуганный щенок к ногам огромного матерого волкодава.
   — Бояться — это нормально, — утешал её Рыжий. — Я тоже боюсь, мне не хочется умирать в мучениях и позоре, и, поверь, до сих пор я каждый раз заставляю себя не думать о смерти и своем страхе. Но ты — женщина, тебе не зазорно бояться вооруженных до зубов негодяев, головорезов и насильников. А вот в Галан Мае я буду за тебя спокоен, как нигде. Сэнхан держит вотчину — во как!
   Кулак у Мэйтианна внушительный, даже без перчатки.
   — Скоро начнутся праздники «чаш», вино станет литься рекой, будет весело. Сэнхан бережно хранит старые традиции и обычаи, а потому до самого Тэном'ани ты будешь лишь развлекаться да пить вино, — расписывал он прелести галан-майского житья. — Заодно перезнакомишься со всеми домочадцами.
   Говорил без особых эмоций с налетом напускной веселости, словно не о своем родном доме рассказывал. Тайгерн напряженно вслушивался и все ждал, когда у Мэя перехватит дыхание, выдавая затаенную обиду. Не дождался. Отболела давно, взялась рубцом старая рана? Не верится как-то.
 
   — Приехали! — скомандовал Рыжий, делая знак остановиться, подняв руку.
   Граница Тир-Галана проходила по весело журчащему ручейку, через который был перекинут каменный горбатый мостик. Такой старый, что камень позеленел, а опоры и перила сплошь покрывала алая шкура дикого винограда и хмеля, успевшая уже изрядно поредеть. На мосту их ждал черноволосый мужчина в широком сером плаще. Его белая лошадь мирно паслась возле ручья, а он сам облокотился на поручни и глядел в водный поток. Но едва он увидел путников, то бросился навстречу. Потому что Мэй хоть и спешился, но не сделал в сторону мостика даже малого шажка.
   — Мэй!
   — Энхи!
   Братья крепко обнялись. Они не виделись так давно, что успели утратить всякую надежду на встречу. Темная шевелюра Сэнхана чуть отливала медью и на фоне огненных прядей Мэя казалась жгуче черной. Красиво!
   Мэйтианн попытался изобразить поклон, но брат страдальчески изогнул брови.
   — Прошу тебя! Не делай так!
   На скулах Тайго играли желваки, он едва сдерживался, чтобы не выругаться богохульно и страшно. Лойс! Нет! Финигас, что же ты с нам сотворил, старый негодяй?! Твой первенец не может ступить на землю предков, второй сын ест себя поедом за это, а младший и нелюбимый последыш бессилен что-то изменить.
   — Я так рад тебя видеть, — облегченно вздохнул Сэнхан.
   — Я тоже, — признался Мэй и, отодвинув от себя брата, внимательно его рассмотрел с головы до ног. — Ты весь заматерел.
   — А ты все такой же.
   — Старый — я, — вздохнул лукаво Рыжий. — Усталый старый пес, которого уже трудно научить новым фокусам. Смотри, кого я тебе привез, — он указал на Хелит, сделав приглашающий жест, мол, не бойся, братец у меня что надо. — Леди Хелит гэл-Оллес из семейства Гвварин.
   Сэнхан с нескрываемым интересом взглянул на девушку. Глаза у него были ярко-зеленые, внимательные, чуть грустные. Поздоровались сдержанно.
   — С ней маленькая свита из Алатта: благородный ангайский воин и две фрейлины, — продолжил Мэй. — И не гляди, что леди Бессет малого роста и на вид дитё дитём, кусается она, что моя Ро. Особенно — за коленки.
   — Я буду осторожен, — хмыкнул тир-галанский владетель и пообещал: — Повыше стану поднимать ноги.
   — Это правильно. Алаттские девы отличаются диким нравом.
   Бессет зарделась от смущения, не спуская вопросительного взора с Сэнхана, высунувшись из окна кареты чуть ли не по пояс.
   — Невелика свита у твоей… леди Хелит, места всем хватит, — ответствовал тот. — Милости просим в Тир-Галан!
   Повозка прогрохотала по мосту, Тайго с Ранхом тоже перешли на другую сторону. Остались только Сэнхан, Мэй и Хелит.
   — Ты уверен, что не хочешь…? — спросил владетель Галан-Мая, не смея глядеть в глаза Рыжему.
   — Нет, — твердо молвил тот. — Даже не проси. Мне давно надо возвращаться, а то вот-вот поползут слухи, что я сбежал от войны. Этим гадам, — он кивнул в направлении столицы, — только дай повод облить дерьмом. Но Хелит мне сохрани.
   — Не переживай, Мэй'тинли, тебе не о чем беспокоиться, — заверил его Сэнхан.
   — Знаю!
   Прощание вышло таким же коротким, как болезненный, почти жестокий поцелуй Мэя, клеймом легший на губы Хелит. Обычаем полагалось сделать друг другу подарки, пусть даже на словах.
   — В дар тебе даю себя самого. Храни меня! — сказал он.
   «Себя» у Хелит было столь мало, что дарить такую малость было просто неприлично, и она подарила ему свои сны. Много? Мало?
   Униэн никогда не затягивают прощаний. Всего, что хочется сказать, все равно не скажешь. Только душу рвать в клочья. Была бы еще душа живая, а то ведь далеко не у всех такое сокровище.
   Рыжий огненной птицей взлетел в седло Сванни, махнул рукой и умчался не оглядываясь.
   — Прости меня, красавица, — сказал он шепотом безжалостно пришпоренной кобыле.
   Конечно же, Сванни его простила.
 
   Как ни странно, владелец постоялого двора сразу узнал Рыжего и чуть ли не в ноги пал. Как только решился?
   Дело было на землях Лайхина Глайрэ'лига — вечного соперника семейства Джэрэт во всем, что касается влияния при дворе. Мэй в самом деле торопился, а потому решил немного сократить путь, и свернул с алхавского тракта гораздо раньше, чем следовало. Знал, что рискует шкурой, но решил еще раз испытать свою кособокую удачу и расположение Небесного Игрока. Мэй ехал малолюдными в эту пору дорогами, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, насколько это вообще возможно. Всадника на роскошной вороной кобыле с мечом у пояса и княжьей выправкой тяжело спутать с обычным путником, пусть даже благородной крови. Обитатели глухих хуторов, никогда не видавших нобиля знатнее, чем местный барон, безропотно гнули спины перед рыжим незнакомцем, предлагая ужин и более-менее теплую постель. Тем более что Мэй всегда платил за услуги полновесным серебром. Спать, он почти не спал. Злая бестия — бессонница быстро отыскала тропинку обратно, заняв под боком место Хелит.
   — Чего изволите, благородный лорд Джэрэт? — спросил хозяин, усаживая Рыжего на самом почетном месте — в нише рядом с очагом.
   — Кашу с мясом и вина, — буркнул Мэй и добавил: — Вина много.
   — Какого вина пожелаете?
   — Любого, какого не жаль.
   Он очень надеялся, если не напиться, то забыться. Но не дали. Как всегда.
   Едва Рыжий успел переполовинить глубокую тарелку с горячей кашей, и опрокинуть в себя здоровенную кружку крепкого местного поила, по ошибке именуемого вином, как перед ним появился сам князь Лайхин по прозвищу Волчара. Не так чтобы внезапно, и не из вспышки белого колдовского пламени, а как все нормальные люди вошел в двери, кинул хозяину постоялого двора серебряную монетку и сразу направился к столику Рыжего. Прозвище давалось недаром. Пепельно-серые волосы, светлые холодные глаза, длинный нос и тонкогубый широкий рот делали Лайхин похожим на матерого лесного хищника. А уж силен был и вынослив, как мало кто из униэн. Истинно, не просто волк, а волчара.
   — Кого я вижу! — воскликнул владетель здешних земель, хлопая перчатками по ляжкам. — Сам Отступник вино хлещет. Виданное ли дело?
   — Так разгляди получше, лорд Лайхин, — посоветовал Мэй, продолжая наворачивать ужин. — А я пока доем.
   Когда-то они дрались не на жизнь, а на смерть. У излучины Дон-Мули. В память о том поединке Рыжий носил некрасивый шрам на левом бедре, а Лайхин — не более привлекательную метку где-то на скальпе. Обоих уволокли с ристалища полумертвыми. Помнится, Мэй еще отхватил от отца по ребрам. За дурную привычку бросаться в драку с каждым несдержанным на язык забиякой. После Мор-Хъерике Глайрэ'лиги громче всех требовали казни Рыжего, грозили неповиновением. Папаша Лайхина тогда сидел в Совете и дергал Альмара за все ниточки.