Страница:
Рыжий осторожно заглянул в приоткрытую дверь и застыл на месте. Князь не знал, что и сказать, когда увидел свой преобразившийся кабинет, подивившись упорству девушки. Он все стоял и стоял в дверях, любуясь аккуратными табличками, приклеенными к каждому ящичку и на все полки. Пусть только теперь Хельх или Дайнар посмеют бросить свиток где попало!
Хелит его не замечала, полностью погруженная в какие-то сложные расчеты, вооружившись вощеной дощечкой, абаком и стилом. И, судя по глубокой морщинке, которая залегла у неё между бровями, полученный результат её совсем не радовал.
— Доброго тебе утра! — сказал Мэй, входя в кабинет.
Девушка радостно улыбнулась, но выйти из-за хозяйского стола не торопилась. Мэй заглянул в её работу и удивился еще сильнее.
— Если бы мне кто сказал, то ни за что бы не поверил, что молодую девицу может заинтересовать такая проза, как учет урожая.
— Тебя дурит управляющий, — заявила Хелит, глазом не моргнув.
Мэй открыл рот и тут же его закрыл, не зная, что ответить.
— Это довольно серьезное обвинение, леди Хелит, — сообщил он.
— Я могу доказать обман.
— Вот как?
Ему ничего иного не оставалось, как расположиться в кресле напротив. Есть Мэю уже не хотелось.
— Излагай, — приказал он.
Как владетель обширных земель он обязан был следить за правильностью сбора налогов в королевскую казну. Приграничье платило не так уж и много, в сравнении с фианами Исконного Тир-Луниэна, исполняя свой долг перед короной иным путем — защищая рубежи королевства. И все же хозяйства облагались небольшими податями. Те, кто просто растил урожай, платили натурой, и даже не обычную десятину, а всего лишь двадцатую часть. Такое послабление привлекало новых поселенцев, искавших в Приграничье больших, чем везде, вольностей. А вот с перепродажи товара нужно было платить налог деньгами. Королевские мытари строго за этим порядком следили и наказывали ослушника плетьми. Мэю, разумеется, никакие плети не грозили, но опозориться перед Короной он все же не хотел.
— Вот смотри. На третьей странице написано, что закуплено зерно по три цаназа мешок. А на странице семнадцать, где ведется учет продаж, через десять дней продается точно такое же количество зерна, но уже по четыре с четвертью цана. И с разницы налоги не платились, я проверяла. А двадцатую часть оброка с этого зерна отдали, как положено. Вроде бы за десять дней зерно посеяли, оно успело взойти, его собрали, а урожай продали. И все за твой счет, князь, — доверительно поведала Хелит.
Рыжий полистал учетную книгу, сверился с записями. Все правильно, все сходится.
— Ты знакома с основами рунного счета?
— Выходит, знакома, — усмехнулась невесело девушка. — Не удивлюсь, если окажется, что я так же мастерски владею топором палача.
Мэй возмущенно фыркнул, но ничего не сказал. Чем Лойс не шутит? Все может быть.
— Много еще нашла… м-м-м… нарушений?
— Интересная картина получается. Вроде бы сеют рожь и ячмень, а время от времени вырастает гречка. По цифрам это почти не видно.
— Под носом воруют, — нахмурился Рыжий.
— Понемножку, — согласилась Хелит. — Чтобы не так заметно.
— А куда Фельс смотрит?
— Эконом твой? — уточнила девушка. — Скорее всего, он про такие тонкости и знать не знает. Его как научили складывать между собой пять рунных знаков в два столбика, так он и складывает…
— А думать — не думает.
— Только ты не ругай его сильно. Он мне все время помогал чем мог, — вступилась за провинившегося эконома Хелит.
Князь молчал, отстукивая пальцами на столешнице затейливый ритм и пытливо вглядываясь в алаттку. Не иначе замыслил что-то. А взгляд у Мэя тяжелый, жесткий, как плеть — порой зыркнет и припечатает к стене намертво.
— Покажи-ка мне, как ты здесь складывала, — попросил он, указывая на колонку счетных знаков.
Девушка выполнила задачу. Не слишком быстро, но вполне уверенно.
— Как ты догадалась, что при письменном счете, в отличие от устного, принято считать дюжинами? — изумился Рыжий.
— Сначала я, конечно, запуталась, — призналась Хелит. — Все ведь считают до десяти, а тут совсем иной принцип.
О том, как Хелит вычисляла закономерности, Мэй слушал вполуха. Девушка снова преподнесла ему сюрприз, и немалый.
— Я вот тут подумал… — прервал он рассказчицу. — Вдруг ты еще сможешь мне кое в чем помочь? Мне требуется твой образ мыслей, логика и рассудительность. Раз уж ты сумела разобраться в том, в чем не каждый ученый муж силен, то, может, тебе еще и не такие высоты окажутся по плечу, — объяснил Рыжий и добавил: — Помоги мне, Хелит. Больше мне некого просить.
И если бы на колени бросился и молил униженно, не произвел бы на девушку большего впечатления. Запавшие глаза, от усталости сменившие цвет с ярко-зеленого на блекло-серый, глядели прямо и честно.
— Конечно, я тебе помогу, — твердо пообещала она, осторожно касаясь его прохладной руки. — Все что будет в моих силах. А что случилось-то?
С возвращением властителя Мэйтианна в Эр-Иррин подготовка к большому празднику перешла в бурную фазу на грани истерики. Со всего Приграничья под стены крепости съезжались вассалы Рыжего, заставив шатрами подножье холма. Красные, желтые и синие, они издали казались исполинскими цветами, которые в одночасье выросли на единственном пологом склоне. В самом замке вовсю кипели бурные приготовления. Круглые сутки пылал огонь в кухонных печах, ароматы кушаний пропитали насквозь каждый камень. Эр-ирринцы поголовно исходили слюной и желудочным соком, а за урчанием подтянутых животов иногда не было слышно голосов. В неимоверно торжественной обстановке из стада был выбран бычок черной масти без единого белого волоска. Его рога покрасили в красный цвет и напоили пивом, но бычок грядущей участи отнюдь не возрадовался, а скорее наоборот — попытался сбежать, едва не перетоптав кучу праздношатающегося народа. К слову, безуспешно, ибо побег жертвенного животного почитался дурной приметой.
Парадный зал украсили на славу, словно вознамерившись переплюнуть роскошь столичных приемов нарочитой, но изысканной простотой. В обычные дни он стоял закрытый и пустой, на радость и раздолье паукам, особенно в зимние месяцы, когда протопить его становилось делом безнадежным. Поэтому от Зимника до торжеств дня Ито-Перворожденной здесь воцарялся стылый полумрак и неживая тишина. Когда же высокие витражные окна отчистили от грязи, смели всю паутину, вычистили очаг, украсили колонны хвойными гирляндами и лентами и до блеска натерли древние медные щиты на стенах, пространство чудесным образом преобразилось. Теперь в парадном зале можно было принимать самого Верховного Короля униэн, если бы он вдруг изъявил желание почтить своим вниманием владения Мэйтианна'илли. Впрочем, в праздничный день здесь и без короля было не протолкнуться. Разнаряженные в лучшие одежды гости собрались под сводами главного зала Эр-Иррина, чтобы приветствовать своего огненного князя. И не только бароны и рыцари, но и большинство землевладельцев, достаточно зажиточных, чтобы позволить себе роскошь путешествовать и веселиться в разгар полевых работ. Униэн, нэсс и ангай без всяких препон смешались в одну большую яркую разноголосую толпу. Кое-кто уже успел опрокинуть один-два кубка домашнего вина из замковых кладовых. Поэтому радость от созерцания поднявшегося на возвышение Рыжего Мэя была самой что ни на есть неподдельной и искренней.
По случаю торжества он облачился в муаровый дублет густого темно-зеленого цвета, на таком фоне огненно-красные волосы, распущенные по плечам, сияли потоком чистой меди. Рядом с ним, благородным и царственным, Хелит чувствовала себя чужой и неуместной. Она бы с удовольствием постояла где-нибудь в сторонке и полюбовалась Мэем издалека. Но на неё была возложена почетная обязанность хозяйки праздника, как и положено равной по статусу гостье неженатого князя. Даже платье, в котором показалась на люди Хелит было под стать наряду Рыжего. Нижнее — из сливочного оттенка матовой ткани, мягкой и теплой на ощупь, а верхнее — усложненный вариант блио из серебристо-оливкового шелка. В длинных прорезных рукавах мудрено было не запутаться, но Хелит постаралась ни в чем не подвести князя. Когда они с Мэем церемонно шествовали к трону на возвышении, в напряженной тишине каждый шаг Хелит отзывался тихим шорохом ткани, напоминающим шелест листьев под ногами.
Против всех ожиданий, парадный трон князя не показался Хелит увеличенным подобием кресла в Малом Зале. Весьма скромно украшенный стул без спинки, с подлокотниками, предназначался для того, чтобы всякий подданный мог убедиться, насколько прямо умеет держать спину вельможный властитель.
Опустившись на сиденье, застеленное черной волчьей шкурой, Мэй горделиво вскинул подбородок, скорее по неискоренимой привычке, нежели из потребности покрасоваться, оглядывая ликующую толпу своих подданных. Хелит расположилась по левую руку и чуть позади. Кресло по правую руку занял Тайгерн — по праву младшего брата и ближайшего родича. Средний сын Финигаса как опытный царедворец, разумеется, был свидетелем гораздо более пышных церемоний, но все равно держался очень сдержанно и заметно волновался.
— Сегодня Великий Дух Сайгэлл глядит на нас от подножья Престола Того, Чьё Имя Непостижимо, — сказал Мэйтианн после того, как смолкли все голоса. — В его силах даровать всем нам — смертным и недостойным, право быть судимыми, согласно нашей доблести, совести и чести самым справедливым Судией. В наших силах оказаться достойными этой великой чести. Да будет так!
Долго растекаться мыслью у владык униэн было как-то не принято. Едва Мэй закончил короткую речь, к народу вышел Гвифин с бронзовой чашей, наполненной кровью жертвенного бычка, и явил чудо. Он пробормотал над сосудом что-то неразборчивое, к потолку, достигая черных балок, взметнулось изумрудное пламя, а содержимое чаши стало искристо-зеленым. Поданные Рыжего хором ахнули и отпрянули назад. Хелит, наоборот, подалась вперед, ей очень хотелось подробнее расспросить о произошедшем волшебном превращении у стоящего за спинкой её кресла Дайнара. Но она не рискнула лишний раз проявлять свою неосведомленность. Накануне Мэй про колдовской обряд даже словом не обмолвился.
К трону стали по очереди подходить матери с младенцами. Рыжий макал палец в зеленое бурлящее содержимое чаши и ставил на лбу у ребенка точку, одновременно нарекая его именем. Гвифин как-то обмолвился, что еще две сотни лет назад князья действительно сами придумывали детям имена, порой не слишком красивые. Нынче же, в просвещенный век расцвета всяческих свобод, мать просто шепотом подсказывала желаемое имя, а владыка повторял за ней. Хелит искренне за Рыжего порадовалась. Ему для полного счастья осталось только придумывать имена детишкам.
Ритуал затянулся надолго. После Зимника особенно много детей родилось у нэсс, меньше — у ангай, а ребенок униэн был только один. Мэй набивал себе мозоль на указательном пальце, но терпел. Такова обязанность князя и господина.
Когда дети кончились, ведун повторил свой колдовской фокус, только теперь пламя окрасилось во все оттенки желтого, а жидкость в чаше стала блекло-золотистой. Это означало, что настал черед заключения и освящения брачных союзов. И опять из нэсс оказалось много пар, желающих соединиться узами в столь знаменательный день и под присмотром Сайгэлла-Судии. Считалось, что это обстоятельство гарантировало обоюдную верность супругов.
— А если случится измена? — тихонько спросила Хелит у Дайнара. — Сайгэлл покарает?
Тот в ответ сдержано хихикнул. Большинство женщин забывало о любых клятвах и карах, едва только они встречались взглядами с его синими очами.
Новобрачные, между тем, благополучно окунули ладони в чашу и соединили руки над обнаженным клинком Мэйтианна, называясь отныне супругами пред Судией, князем и людьми.
Хелит еле сдержала усмешку. У меча Мэя оказалось множество областей применения. «Очень практично придумано», — решила девушка. — «Сегодня Рыжий ими рубит вражин, а завтра брачует влюбленных. Должно быть, чтобы не ржавел без дела».
Народ в зале откровенно веселился, сплетничая по поводу нарядов невест, перемывая косточки женихам, нервно попивал заблаговременно разлитое во фляги дармовое вино, но никто никуда не расходился. Все ждали главного события наступившего года. Ныне Рыжий Мэй не станет противиться Праву Судии. Слух этот разнесся сам собой, но кое-кто не верил до сих пор. Князь так долго отказывался демонстрировать расположение Богов к себе, что происходи дело не в Приграничье, в Исконных землях Тир-Луинена, недоброжелатели уже давно бы бросили Мэйтианну в лицо откровенные обвинения. Но в здешних суровых краях было слишком много других забот, чтобы заострять внимание на странном, но не смертельном поступке князя.
Мэй трижды вопрошал, не желает ли кто еще связать себя узами брака, затем троекратно испросил жаждущих расторгнуть супружество. Таковых не нашлось. Если кто и пользовался правом развода, то только униэн. Им всегда было проще договориться между собой о взаимном согласии на разрыв, как того требовали законы. Нэсс редко шли на такой шаг, ангай — вообще никогда. Кто же будет спрашивать согласия у бессловесной собственности мужа — у женщины?
Словом, Рыжему ничего иного не оставалось, кроме как начать столь нежеланную для его репутации церемонию. Мэй до хруста зубов стиснул челюсти, предчувствуя грядущее унижение. Еще немного — и все эти люди доподлинно узнают, что ими правит калека, урод, проклятый богами. Небесный Игрок не станет снова покрывать Отступника. Рыжий до судорог в мышцах стиснул резные подлокотники, но голос его не дрогнул и не сорвался. Хвала и слава всем Богам, ибо не каждый сможет без запинки прочитать собственный приговор:
— Испокон веков в день Сайгэллов вершится истинное правосудие и там, где пасует закон, написанный людьми и для людей, торжествует Право Судии. Так было, так есть и так будет. Кто сегодня требует истинного правосудия?
То, что Великого Духа придется воплощать самому Мэйтианну, показалось Хелит какой-то невозможной дикостью и глупостью. Он ведь всего лишь человек. Однако все наперебой твердили, в том числе и сам Мэй, будто во время обряда на обличенного властью князя на самом деле снисходит волшебная сила, позволяющая ему безошибочно определить кто прав, а кто виноват. И говоря откровенно, Хелит не верила до тех пор, пока не увидела расширенные до предела Мэевы зрачки. Он на мгновение повернулся к ней, словно ища поддержки и опоры. Именно этот взгляд, а вовсе не магия Гвифина, убедили девушку в том, что происходящее в парадном зале — вовсе не красивый обычай и не искусный обман. Рыжий верил в то, что именно по его слову кровь жертвенного животного обожжет ладонь обманщика и пощадит руку невинного. Так же свято верили в это все собравшиеся в зале. А искренняя вера — она посильнее любого колдовства будет.
Тем временем люди расступились, пропуская вперед жаждущих высшей справедливости: четверку молодых мужчин, старика и женщину — тоненькую и заплаканную нэсс.
— Я хочу знать правду, светлейший князь, — сказал громко самый высокий из мужчин, закутанный в широкий темно-красный плащ. — Я прошу тебя рассудить нас.
«Красный цвет — знак жажды истины», — вспомнились Хелит поучения фрэя Гвифина относительно символики цветов.
— Ты будешь говорить — я буду судить.
Голос у Мэя крошился ржавым железом.
Хелит отчаянно хотелось коснуться его белой от напряжения руки.
«Держись, Рыжий!»
— Меня зовут Кристан по прозвищу Летний Ветер, — сказал истец. — Я — торговый человек, купец из Уводья. Женщина, стоящая по правую руку — моя жена, которую зовут Миасс.
Молодуха покраснела от смущения и не посмела поднять взгляд на князя.
— Старец доводится ей отцом, — продолжал Кристан. — А мужчины, стоящие по левую руку от меня — Дорин Медная Голова, Самм Громобой и Люсс Снежный — мои давнишние компаньоны. В канун великого праздника Перворожденной я допоздна задержался на ярмарке, а когда вернулся, то застал свою жену в слезах. Она обвинила моих друзей в недостойных домогательствах, мол, пришли среди дня и стали приставать по-всякому, сулили деньги и всячески смущали. Я, знамо дело, обозлился, объясняться пошел. А Дорин, Самм и Люсс в ответ указали на Миасс как на развратницу, которая в мужнино отсутствие ведет себя недостойно, всячески мне изменяя. Задели меня эти слова за живое. Возвращаюсь домой, а жена моя сбежала в родительский дом. И теперь я не знаю, кому верить — сотоварищам или жене?
Вид у Летнего Ветра был потерянный. Ему очень хотелось верить жене и не хотелось ругаться с компаньонами. Дилемма, однако.
— Пусть скажет обвиняемая, — приказал Мэй, даже не глянув на женщину.
Отец вытолкнул её вперед.
— Расскажи, как дело было, доченька.
— Я не вру, — пропищала купчиха. — Они пришли… стали лезть… за руки хватать… золото обещать, — бедняга еле языком ворочала от страха.
Еще бы! Её допрашивал Рыжий Мэйтианн'илли, а в его лице сам Великий Дух.
— Я слуг кликнула… пригрозила палками гнать прочь, а они… навет возвели… ославили шлюхой…
Крупные слезы градом катились из её глаз. Кто поймет — подлинные то слезы или нарочитые?
— Я за свою дочку головой ручаюсь, светлейший князь! — молвил старик-отец. — Она у нас в строгости росла, никаких вольностей себе не позволяла!
Он повернулся к зятю:
— Разве не девой она тебе досталась, Летний Ветер? Разве не хранила верность будущему мужу до брака, как завещано предками и Богами? Скажешь, что вру?
— Не врешь. Так оно и было, — согласился купец.
— Хорошо. Пусть говорят обвинители.
Купцовы компаньоны избрали из своих рядов самого бойкого и языкатого — Медную Голову. И неспроста. Дорин оказался таким же рыжеволосым, как Мэй. Только у князя волос почти алый, а у купца-нэсс — золотистый с небольшой рыжинкой.
«Подольститься хотят», — решила Хелит. — «Решили — рыжий рыжего всегда поймет и выгородит? Хм-м-м… подозрительно».
По словам Медной Головы выходило, что женщина зазвала трех чистых и невинных мужиков в укромный уголок сада, чтобы, значит, слуги не видели лишнего, и там начала делать нескромные предложения в весьма откровенной форме. Искушать и соблазнять молодых привлекательных мужчин, которые и в мыслях не держали покуситься на супружеское ложе своего друга и компаньона.
Надо сказать, Дорин умел подать себя, да и язык у него был подвешен в нужном месте. Даром что купец, не говорит — песню поет.
По мере того, как Медноголовый рассказывал свою скорбную повесть, народ приходил в волнение, и мнения присутствующих сильно разделились. Одни, в основном женщины, стали кричать на обвинителей всякие нехорошие слова, другие (мужчины) поносили извечное женское коварство и неверность жен. Словом, гвалт поднялся несусветный. Оскорбленный папаша попытался огреть своим посохом Дорина по спине, обвиняемая громко рыдала, растерянный муж пытался ей что-то доказать. И только Рыжий не шелохнулся.
— Мэй, — прошептала Хелит, пользуясь удобнейшим моментом. — Подзови купцов по очереди, и спроси у каждого, под каким именно деревом к ним приставала женщина. Но так, чтобы они не могли заранее узнать ответы друг друга. Ты все сразу поймешь.
Сердце Хелит отчаянно трепыхалось в груди, горло пересохло от волнения, а ладони стали мокрые и холодные, словно лягушачьи лапки.
Рыжий поднял руку, призывая к порядку и тишине.
— Пусть обвинители по одному подойдут ко мне, — заявил он.
Первым приблизился Медноголовый Дорин. Мэй прошептал ему на ухо вопрос и, получив ответ, сразу же приказал страже отвести купца в сторонку. Опрошенные следом, Самм и Люсс тоже оказались под конвоем.
Хелит сразу почувствовала уверенность Мэя, он даже расслабился немного, чуть поведя плечами, разгоняя накопившееся напряжение. Значит, все получилось! Она поспешила скромно опустить веки. Иначе любой, у кого есть глаза, сразу же обо всем догадался бы.
А Мэй встал со своего кресла, чтобы огласить решение. Высокий, гордый, уверенный в собственной правоте, точно Сайгэлл-Судия.
— Слушай же, Кристан по прозвищу Летний Ветер. Слушайте все и не говорите потом, что не слышали! — голос Мэя звенел туго натянутой струной. — Женщина невиновна. Её оклеветали и опозорили без всякой вины. Проси прощения у жены, Летний Ветер, и не слушай больше наветов. А заодно проверь, насколько честны с тобой в делах твои компаньоны. Гвифин, — приказал князь ведуну. — Поднеси чашу женщине по имени Миасс.
Купчиха без всякого страха сунула пальцы в жертвенную кровь, подержала ее там положенное время и достала совершенно неповрежденной. А вот её обидчикам грязный поклеп обошелся тяжелейшим ожогом.
Подданные Рыжего восторженно завопили. Воля Богов проявилась яснее ясного.
— Право Судии! Право Судии! — кричали они.
— Виру с обманщиков!
— Плетей им!
А Мэй стоял себе и улыбался, словно ничего такого особенного не случилось. Наверное, попроси сейчас Хелит принести ей голову Повелителя Дэй'ном или, например, одну из лун и солнце с небес, он бы пошел и принес. Запросто, от широты душевной.
— Вот теперь я точно у тебя в долгу, — шепнул он, когда они рука об руку покидали Парадный зал.
— Они назвали разные деревья?
— Точно. Один сказал: «То была скаба», второй назвал литу, а третий — вообще, глирн.
— Это называется — перекрестный допрос, — усмехнулась Хелит. — Только не спрашивай, откуда я знаю о таких вещах.
— И не собирался, — как ни в чем ни бывало пожал плечами Мэй. — Мне интересно другое: почему они решили, будто я не смогу выяснить истину?
Говорили потом, будто равного веселья, как Сайгэллов день в год Черного Волка, не было в Эр-Иррине еще пятьдесят лет. Брешут, естественно. Но именно в тот день началась самая удивительная история этого Мира. Именно в эту ночь…
Впрочем, всему свое время. Всему свое время.
Столы накрыли на открытом воздухе, посчитав голубой сияющий купол неба лучшим из шатров, единственным достойным князя Мэйтианна'илли, так удачно воплотившего Судию. Шелестели на ветру флаги с тремя белыми стрелами, лилось через край бокала терпкое вино, а от жареного быка в мгновение ока не осталось ничего, кроме начисто обглоданных костей.
Теперь, когда на землю снизошло благословение Великого Духа, можно было с чистой совестью напиваться, орать неприличные песни, отплясывать, не щадя ног, и целовать жен и девиц без всякого счета. Чем, собственно, и занялись подданные Рыжего. Благо, день выдался долгим, а погода солнечной.
Уже много лет никто из соратников не видел Мэя таким счастливым и радостным. Оказалось, что Рыжий не забыл ни танцевальных движений, ни слов бесчисленных здравиц, ни правил веселых игр. Словно вернулись прежние времена, воскрес из пепла прежний Веселый Мэй, не знавший устали в забавах и танцах, словно никто и никогда не называл его Отступником.
— Повезло нам с тобой, Хелит из Алатта, — улыбнулся понимающе Тайгерн, едва вырвав её из рук Дайнара, чтобы пригласить на очередной танец. — Не зря Мэй без устали хвалит твой ум. Может, пойдешь в советницы к Верховному Королю?
— А Мэй отпустит?
— Сомневаюсь, — усмехнулся тот. — Ты сама-то хоть понимаешь, как ему помогла сегодня?
Хелит промолчала в ответ. Её уже успели просветить в этом вопросе, и теперь она с ужасом думала о том, что случилось бы, ошибись она с подсказкой. Самое меньшее, Рыжего обвинили бы во всех бедствиях, начиная от неурочного дождика и заканчивая падежом скота. Если Великий Дух отказывается покровительствовать князю, значит, тот недостоин ни венца, ни власти. Тут и до бунта не далеко.
— А раньше… он мог вершить Право Судии? — спросила Хелит.
— Чего он только не мог, — вздохнул Тайго. — Насквозь всех видел и ничем не уступал отцу. Разве только в рассудительности превосходил.
Хелит бросила взгляд на смеющегося Рыжего и поймала себя на мысли, что сердце её сжимается от невообразимой печали. Ведь на деле ему не смешно и не весело. Останься он сейчас наедине с собой, то, скорее всего, просто снова зарылся бы с головой в книги, а может, спать лег. Умом он понимает, как здорово и удачно все обернулось, а по-настоящему обрадоваться не получается.
— Это своего рода игра — в прежнего Мэя. Она не настолько утомительна, как тебе кажется, — великодушно утешил её Рыжий. — Сила привычки… Да и не хочется обижать этих людей. От них зависит, насколько сильно будет мое войско, когда придут дэй'ном. Пусть радуются наступающему лету, пусть пьют и едят, а я немного подыграю их чувствам.
— Чтобы они решили, будто их князь приятный во всех отношениях парень?
— А еще общительный, открытый и гостеприимный.
— Гостеприимный — да, а в остальном…
— Но я-то все еще помню себя другим.
Он подлил Хелит вина. Горький привкус был у эр-ирринского вина, слишком горький, чтобы захмелеть по-настоящему. И вместо того чтобы смеяться, Хелит захотелось плакать. От несправедливости происходящего. Что бы там ни произошло, как бы ни провинился Рыжий перед богами и людьми, но не заслужил он такой жестокой кары. Не заслужил и всё!
— Ты уверен, что дэй'ном пойдут войной?
— Гораздо сильнее, чем в нынешнем закате и завтрашнем рассвете. Верховный Вигил накапливает войска на границе, и весь Чардэйк полнится слухами о грандиозном нашествии на земли униэн и нэсс. Так что… — Мэй откинулся на спинку, лениво рассматривая гостей. — Пусть веселятся, сколько смогут, пусть радуются. Для многих это будет последний Сайгэллов день в жизни.