Страница:
Ибо были мудры.
И дабы отомстить Богам, драконы приобщили людей к четырем порокам — богохульству, предательству, разврату и насилию.
Ибо были коварны.
Сделали они так и улетели в другие миры.
Ибо, прежде всего прочего, они были очень любопытны…
Более всего тайная святыня дэй'ном напоминала знаменитую средневековую гравюру «Вавилонская башня», которую Хелит помнила еще по школьному учебнику по истории. Наверное, что-то подобное также получится, если Великую Китайскую Стену накрутить на единую ось. Исполинская каменная спираль из массивных стен заслоняла половину неба и казалась абсолютно неприступной, почти монолитной. Могучие контрфорсы по всему периметру, зубцы, бойницы, башни — то ли крепость, то ли тюрьма, но уж никак не храм. Черный каменный монумент ненависти и гордыне — вот что это было такое.
— Как же мы туда попадем? — уныло поинтересовалась Хелит, продолжая рассматривать образец архитектуры дэй'ном. — Там, наверное, кроме жрецов и прислуги полным-полно охраны, сопровождающей Повелителя?
— Ничего подобного, — заверил её Итки. — Мало кто в Чардэйке вообще знает о существовании Храма. Даже ближайшее окружение Олаканна, по-моему, не догадывается. Он и все его предшественники всегда прибывали сюда в одиночку. А жрецов здесь всего сорок человек, да еще сто десять слуг. Жрецы вообще никогда не покидают внутренних помещений, а слугам разрешено выходить наружу только в двух случаях — похоронить жреца и встретить нового претендента на темный балахон иерарха.
Хелит тут же вообразила себе толпу полубезумных фанатиков с мучнистого оттенка лицами и горящими неутоленными страстями глазами, возглавляемых демоническим Повелителем. И ей стало совсем нехорошо, когда она представила Мэя в такой компании. Воображение рисовало Олаканна некой помесью Дракулы, Моргота и Джека-Потрошителя, хотя, наверняка, выглядел он вполне благообразно. Если убрать ауру кровожадности и призрачные крылья, то дэй'ном в большинстве своем довольно миловидны, можно сказать, красивы немного трагической декадентской красотой падших ангелов. Тот же Итки, попади он в современный мир, вполне сошел бы за перепившего накануне гота или панка.
— Как же они отпустили тебя во внешний мир?
— Интриги, — печально улыбнулся дэй'о. — Среди изгоев они еще опаснее, чем среди благородных. Провинись я перед жрецом, меня бы тут же принесли в жертву, и дело с концом. Но кто-то из рабов тихонечко вписал мое имя в список «порченных» и всё.
— Кто такие «порченные»?
Глаза у Итки стали отрешенными и мутными, почти неживыми.
— Тебе лучше не знать, леди, — прошептал он. — Этого лучше никому не знать. Особенно, для чего предназначены «порченные».
Хелит уже уяснила, что в культуре дэй'ном полным-полно всевозможных жутких ритуалов, а от которых самому маркизу де Саду стошнило бы. Поэтому дальше расспрашивать дэй'о не решилась. Есть подробности, в которые и в самом деле лучше не вникать.
— Нам надо отдохнуть, хорошо поесть и выспаться, — предупредил Итки. — Как только стемнеет, мы проберемся внутрь и будем всю ночь идти по коридорам, покуда доберемся до Святилища. Как раз успеем к самому началу ритуала. Не бойся, — поспешно утешил он девушку, — Там есть такие ходы, лестницы и галереи, по которым веками никто не ходит. Веками! Нас никто не заметит.
Итки развел крошечный костер в неглубокой ложбинке между деревьев и вскипятил олкар, чтоб запивать сухари. Жирное соленое варево являлось скорее супом, чем чаем. Поначалу Хелит просто воротило от запаха и вкуса напитка, но потом она втянулась и оценила питательность олкара. Две чашки вполне заменяли обед с ужином, сосущее чувство холода тут же исчезало, а холод отступал.
Когда Хелит, наконец, согрелась и смогла думать о чем-то еще, кроме непослушных от усталости ног и негнущейся спине, она с содроганием поняла, что возможно этот день станет последним в её короткой жизни Здесь. Ведь еще даже года не миновало с пробуждения на песчаном берегу Бэннол.
— Я давно хочу тебя спросить… — смущенно сказала леди Гвварин. — Если не возражаешь?
— Спрашивай сейчас, госпожа моя, дальше нам придется молчать, а потом… только Заступница знает, доведется ли нам еще раз поговорить… Так что спрашивай!
Итки имел в виду вовсе не смерть. Он искренне верил в благополучный исход дела. Разумеется, они спасут рыжего князя, потому что Затупница на их стороне. Это же очевидно! Вот только дэй'о нет места рядом с униэн. Чем бы ни кончилась их отчаянная авантюра, Итки придется уйти подальше. Для собственного же блага.
— Скажи мне, Итки, — после некоторого замешательства спросила Хелит. — Каково это быть дэй'ном? Почему вы такие?
Красноглазый нисколько не удивился вопросу. Напротив, он, словно давно ждал его.
— Какие? Свирепые и кровожадные?
— Да.
— А разве вы — униэн не бываете ни жестоки, ни беспощадны?
— Бываем. И нэсс бывают такими, и ангай.
Мэй сам признавался, что в отношении дэйном не ощущает ничего, кроме испепеляющей душу ненависти и практически неутолимой жажды убивать.
— Значит, дело не в этом. А в чем же? — продолжала Хелит.
Дэй'о не на шутку задумался, и какое-то время молчал, не сводя красных глаз с пляшущих язычков пламени. От чего чудилось будто в глубинах зрачков, на самом дне горит огонь.
— Когда я сбежал и жил в лесу, то очень часто не мог ночью заснуть. Я садился на берегу Бэннол и смотрел, как в её текучих водах отражаются звезды и луны, и наслаждался своим спокойствием, своим нежеланием разрушить тишину и замутить воду. Радовался всему тому, что свойственно дэй'ном, и чего я не ощущаю. Дело ведь не в том, что дэй'ном кровожадны и несдержанны, точно дикие твари. Волки жестоки и могут резать скот просто ради забавы и удовольствия. Но волк, в отличие от моих сородичей, умеет радоваться и быть счастливым. В миг удачного завершения охоты ли, в любовном беге с волчицей, или лежа в высокой траве в час заката, не важно. Волк счастлив волчьей сутью своей, и судьбой, и участью. А дэй'ном тяжело и невыносимо даже с самим собой. Не ведают они ни удовлетворения, ни насыщения, не говоря уж о согласии и равновесии. Ты понимаешь, о чем я говорю, униэн? О согласии в себе самом.
Хелит понимала. Очень хорошо понимала.
— Но ты ведь другой, совсем другой.
Итки откинул с лица длинную челку и поглядел на свою спутницу так, словно видел впервые.
— Откуда ты знаешь, какие демоны живут в моей душе, униэн?
— А какие? — тихо спросила девушка.
— Темные, страшные, безумные… Я видел столько ужасного, что иногда удивляюсь, как мои глаза до сих пор не вытекли. И меня лучше не будить перед рассветом, когда сон слишком глубок, чтоб ненароком не выпустить на волю кошмары.
— Так отчего ж ты не бросаешься на меня с ножом? Ни разу не попытался изнасиловать и убить?
Хелит терпеливо ждала, что же ответит дэй'о, долго ждала.
— Я знаю, какое это счастье… желать кому-то одного лишь добра.
Сказал, не скрывая вызова. Мол, попробуй, поспорь со мной и докажи обратное. Если сможешь. Хелит спорить не стала. Зачем?
Сумерки нагнали путников, когда до Храма сталось идти всего ничего, а чтобы посмотреть на верхний край стены уже приходилось сильно задирать голову. За острые шпили башенок упорно цеплялся звездным крылом Небесный Дракон, готовясь снова узреть дела смертных.
Тут-то и подверглась испытанию на прочность непреклонная вера дэй'о в удачу. Уже перед самой стеной он вдруг почувствовал слабость. Итки присел на корточки, обхватил колени руками, и спрятал в них свое лицо.
Да кто он такой, чтобы пойти против самого Повелителя, против тысячелетнего храма, против всего Чардэйка?! Ничтожный уродливый червь! Солдатская подстилка! Грязное отродье недостойное жить и дышать!…
— Что с тобой?
Всю дорогу через горный перевал Хелит не уставала дивиться упорству и выносливости своего беловолосого друга. Он сам не кис, и её поддерживал всеми силами. Откуда только их черпал, непонятно. И вдруг такой срыв.
Хелит села рядом, крепко обняла юношу за плечи и прижала его голову к своей груди. Так же как много раз обнимала и жалела своего ребенка… своего маленького мальчика… свою маленькую девочку. И не важно, что случилось: двойка, разбитая коленка, умерший котенок или несчастная детская любовь. Зачем тогда вообще заводить детей, если их не любить и не жалеть?
— Итки! Пожалуйста!! Миленький! Я тоже боюсь, мне тоже страшно. Но мы уже пришли… поздно отступать… Итки, никто кроме тебя не сможет помочь Мэю… Итки!
Девушка трясла его плечи, пытаясь заглянуть в глаза, достучаться. Она целовала его в иссеченный шрамами лоб, в грязные щеки, в почти бесцветные щетинки ресниц. И звала по имени…
…Когда же тьма неверия уже почти сомкнула пальцы на горле Итки, пришла Заступница. Ласково, почти по-матерински коснулась спутанных волос на макушке и шепнула:
«Посмотри на меня, сынок», — исполняя заветнейшую мечту дэй'о.
Итки с величайшим трудом поднял голову и сквозь слезы увидел…
Да! Она стояла по колено в снегу — пресветлая и благая, синеглазая добрая богиня отверженных.
«Я пребуду с тобой, сынок. Не бойся, мой чистый мальчик! Ничего не бойся!»
А может быть, Итки напутал, и принял за неё униэн, его храбрую девушку-озеро, в чьих глубинах жила беда и боль, не меньшая, чем у самого дэй'о. Это уже не столь неважно! Главное, он смог победить страх, преодолеть себя.
Он посмотрел на темное небо, на звездного Дракона… возможно, его порадует, что самый ничтожный из народа его единственного ученика, научился быть сильным и не сдаваться, познал милосердие и благодарность.
— Хелит, ты ведь видишь мои… крылья? — спросил вдруг Итки.
— Вижу.
— Какие они? — голос его дрожал.
— Они… — Хелит подавилась дыханием напополам со слезами. — Они… прекрасны…
Дэйо благодарно улыбнулся. Нет, леди Хелит и не подумала соврать. Его корявые обрубки были совершеннее, чем крылья всех драконов вместе взятых, а главное… самое главное… в её глазах, светлых и сияющих, как снежные вершины Лотримара, они и в самом деле были прекрасны.
Как без помощи светильника в кромешной тьме бывший помощник Главного Жреца отыскал замаскированную под сплошной камень дверь, для Хелит осталось загадкой. Но Итки безошибочно надавил на едва приметный выступ камня, и перед ними открылась дыра, дыхнувшая густым запахом плесени и сырости.
— Не отпускай мою руку, — шепнул дэйо, крепко зажал в руке замерзшие пальцы Хелит, и добавил, когда за их спинами захлопнулась потайная дверь: — Дальше мы пойдем молча!
Целую вечность униэн и дэйо шли по бесконечному темному узкому коридору. Девушка очень быстро утратила всякое чувство времени. В полной тишине и темноте все органы чувств сосредоточились на кончиках пальцев касающихся твердой от мозолей и бесчисленных шрамов ладони Итки. Его тепло да размеренное дыхание — единственная связь с реальностью и доказательство существования остального мира.
На самом деле Хелит впервые очутилась внутри культового здания. Не то, чтобы в Тир-Луниэне не было храмов, или униэн не уделяли внимания Великим Духам. Ито и Лойса поминались в разговоре регулярно и через слово. Однако назвать поклонением или даже религией их отношение к богам довольно сложно. Униэн чтили покровителей миропорядка в праздниках и торжественных церемониях, вроде Права Судии в Сагэллов День, но не более того. Ни жрецов, ни первосвященников, ни духовенства, как такового, в обществе униэн не наблюдалось, в отличие от тех же нэсс или ангай. В своих путешествиях по землям Исконного Тир-Луниэна Хелит несколько раз видела аскетичные сооружения наподобие первых древнерусских храмов с округлыми куполами и узкими незапертыми дверями, но без окон — храмы Тэнома — бога забвения, сна и насильственной смерти. Если человеческие страдания, причем любого происхождения, будь то: потеря близкого, неразделенная любовь, тоска и разочарование в жизни, становились невыносимыми, то несчастный заходил внутрь и никогда не возвращался. Как мать Мэя. Единственный приемлемый способ самоубийства для униэн.
К Ито Благой Перворожденной — Подательнице Жизни можно было обращаться везде в любой час дня и ночи. А еще, в особых местах росли Древа Барраса Щедрого, под которыми частенько справлялись свадьбы или заключались деловые и дружеские союзы. Сила Судии частенько воплощалась в виде родников и источников, поэтому об особо проницательных судьях и дознавателях говорили: «Напился из Сайгэллова ручья». Считалось, что где-то на севере, посреди горного плато стоит храм Лойса, но никто, в том числе самые дотошные хронисты не ведали точного места его расположения. Словом, жизнь теперешних сородичей Хелит была начисто лишена сколь либо существенной религиозности. Сакральную часть духовной жизни составляли волшебники, культурную — художники, поэты, зодчие и музыканты. И никто не брался толковать простому смертному Высшую Волю. То ли униэн оказались слишком свободолюбивы и самодостаточны, то ли просто не хотели, чтобы кто-то называл себя их пастырями и гнал, точно стадо в одном ему известном направлении. Боги занимались своими делами, люди своими, и никто никому не мешал грешить и каяться, не грозил карами и не обещал воздаяния.
А еще у каждого из народов имелось по собственной Великой Волшебнице — Читающей-по-Нитям, на чью помощь и поддержку сильно рассчитывала Хелит.
«Вот оно!» — сказал она себе, едва заслышав о блуждающей звезде — Драконьем Оке. Фраза отшельницы Ктали-Руо о потухшей зенице драконьей крепко отпечаталась в сознании девушки.
Есть что-то завораживающее в предопределенности, она по-змеиному гипнотизирует душу-птицу, а когда пробьет роковой час, то мало кто способен сопротивляться неизбежному. Хелит хотела спасти Мэя, но, судя по всему, его спасение было напрямую связано с исполнением одного из условий Ктали-Руо, а, следовательно, на шаг приближало к Читающей-по-Нитям, которая могла вернуть Хелит к детям. Но что же тогда будет с Рыжим? Он останется здесь, а она… Змей, кусающий себя за хвост, цепочка благих намерений, ведущих к порогу ада, две стороны одной монеты. И никто не знает, чем кончится не нами начатый путь. Но всегда можно дойти до самого края и заглянуть за горизонт…
Черная кишка коридора кончилась внезапно, когда Хелит уже потеряла всякую надежду. Итки вдруг остановился, долго и внимательно прислушивался к происходящему за стеной, а потом снова нажал какой-то тайный рычаг. Рассветные серые сумерки, сочившиеся откуда-то сверху, чуть не ослепили Хелит. Боги! А ведь они с дэй'о и в самом деле шли всю ночь напролет без отдыха и остановки.
Итки прижал губы к уху девушки и совершенно беззвучно сказал:
— Мы во внутреннем круге покоев. Дальше будет сложнее. Будь внимательна и осторожна.
«Сложнее?!» — едва не крикнула Хелит.
Теперь пришлось красться среди теней от одной колонны к другой. Холодный серый камень, покрытый мельчайшей резьбой, стылый воздух, рассеянный неровный свет, зловещие шорохи со всех сторон. Если раньше непрошеных гостей окружала тягостная липкая тишина, то во внутреннем круге пространство было до краев насыщено всевозможными звуками. Негромкими, но навязчивыми, скребущими, стонущими, сиплыми и унылыми. Хелит все время казалось, будто где-то рядом за стеной мучают каких-то маленьких животных, а те плачут, скулят и молят о пощаде. Иногда она ловила себя на мысли, что до сих пор не может до конца поверить в происходящее. Наследница Ридвен в святая святых Чардэйка? Ястребица может гордится. Если они с Итки останутся в живых, то наверняка станут героями легенды. И если не выживут, тоже.
Несколько раз Хелит отчетливо слышала звук шагов где-то совсем близко. Итки тотчас сильно стискивал её плечи и зажимал рот ладонью. Или рисовал на щеке крест, что означало: «Замри!», и тогда девушка играла в «Море волнуется — раз!»
Дэй'о научил её дышать легко-легко, поверхностно и почти неощутимо. Ведь жрецы, всю жизнь поведшие в тишине храма, очень чувствительны к каждому постороннему звуку. И малейшее подозрение влечет за собой незамедлительный обыск. Нет, лазутчиков здесь никогда не ждали, а вот если удастся словить какого-нибудь незадачливого дэй'о за чем-либо недозволенным, а еще лучше жреца низшего ранга…
Анфилады пыльных сумрачных залов кончились, и начались лестницы, то уводящие куда-то в поднебесье, то спускающиеся к самому центру земли. Лестницы, лестницы, лестницы… ступени большие и маленькие уводящие то вверх, то вниз. Не путешествие, а сон спятившего курьера.
Мнилось, что проглотило их обоих гигантское чудовище, как библейский кит Иону, и теперь придется бесчисленные годы странствовать по внутренностям каменного исполина, всю оставшуюся долгую жизнь униэн. Идти, и идти, и идти, брести, ползти, и сдохнуть однажды, как крысы в темном узком лазе. Лестницы, коридоры, галереи, колоннады, залы… Как ты тут жил, Итки-Снежок? Как рос и мужал, в вечном страхе и подчинении, без надежды на освобождение? Как ты сумел остаться чист душой в этом безумном термитнике?
А потом он сказал:
— Вот мы и пришли.
Они нырнули в узкой проход, изогнутый дугой, и, пройдя еще несколько метров, оказались в полукруглой нише, откуда открывался вид на Святилище.
Хелит и сама не знала, чего ждала от церемонии жертвоприношения дэй'ном. Может быть, какой-то особенно мрачной атмосферы в затянутом черной тафтой зале, светильников из человеческих черепов, чаш с кровью и распростертых в живописных позах одурманенных девственниц. Настоящий ритуал выглядел гораздо проще и даже в чем-то прозаичнее, но оттого многократно страшнее любой болезненной фантазии.
В относительно небольшом овальном зале в куполе, которого имелось отверстие, находилось два возвышения. Прямоугольный, гладко отполированный камень на одном из них выполнял функцию алтаря. Все, так как рассказывал Итки: углубление для тела жертвы и желобок, предназначенный для стока крови в белую округлую чашу. Ничего лишнего, исключительно функционально и просто, чтоб не отвлекать Повелителя от главного. Пугающая рациональность, в которой нет места ни жалости, ни сочувствию. Жертва, кем бы она ни являлась, всего лишь связующая нить между желаниями людей и волей богов. Даже глядеть на алтарь было боязно и неприятно.
Гораздо сильнее заинтересовала Хелит переливающаяся всеми оттенками алого объемная фигура на втором возвышении.
«Что это?» — глазами спросила она, кивнув на дивный полупрозрачный ни то кувшин, ни то цветок.
— Портал для Повелителя, — ответил Итки одними губами.
«Ловко придумано», — подумала девушка. — «Интересно, а у Альмара есть что-нибудь подобное?»
А ведь и верно, зачем ехать через полстраны, привлекать всеобщее внимание, дергать охрану и вообще бросать без надзора столицу и придворных, если можно шагнуть в портал из собственного будуара?
Постепенно в темный зал стали приходить жрецы, одетые в темные широкие балахоны с капюшонами. Сначала они позаботились об освещении, поместив факелы в гнезда на стенах, а потом стали в круг и принялись негромко читать какие-то мантры, спокойно и размеренно, будто на уроке. Сразу было видно, народ к мероприятию готовился серьезно, чтоб все вышло гладко и без досадных запинок.
Затем появился и сам Повелитель в длинных белых одеждах, наподобие древнеримской тоги. Он невозмутимо вышел из алого сияния портала, аккуратно пригладил волосы и проследовал к алтарю. Один из жрецов тут же надел Олаканну на голову высокую корону. Даже издали было видно, что она сделана очень грубо, без малейшего намека на изящество и красоту. Обычный обод и множество острых длинных зубцов. Единственное что притягивало взгляд — это большой круглый камень размером с кулак взрослого мужчины, вставленный спереди в обод. Изумрудно-золотой, мерцающий изнутри, вспыхивающий яркими искорками — он более всего напоминал живой глаз. Даже черный вертикальный зрачок имелся. Он не просто сверкал — он смотрел по сторонам, оценивал и примеривался. Не зря дэй'ном звали его Драконьим Оком и считали мощнейшим магическим артефактом. Похоже, в легендах гораздо больше правды, чем может показаться.
И дабы отомстить Богам, драконы приобщили людей к четырем порокам — богохульству, предательству, разврату и насилию.
Ибо были коварны.
Сделали они так и улетели в другие миры.
Ибо, прежде всего прочего, они были очень любопытны…
Более всего тайная святыня дэй'ном напоминала знаменитую средневековую гравюру «Вавилонская башня», которую Хелит помнила еще по школьному учебнику по истории. Наверное, что-то подобное также получится, если Великую Китайскую Стену накрутить на единую ось. Исполинская каменная спираль из массивных стен заслоняла половину неба и казалась абсолютно неприступной, почти монолитной. Могучие контрфорсы по всему периметру, зубцы, бойницы, башни — то ли крепость, то ли тюрьма, но уж никак не храм. Черный каменный монумент ненависти и гордыне — вот что это было такое.
— Как же мы туда попадем? — уныло поинтересовалась Хелит, продолжая рассматривать образец архитектуры дэй'ном. — Там, наверное, кроме жрецов и прислуги полным-полно охраны, сопровождающей Повелителя?
— Ничего подобного, — заверил её Итки. — Мало кто в Чардэйке вообще знает о существовании Храма. Даже ближайшее окружение Олаканна, по-моему, не догадывается. Он и все его предшественники всегда прибывали сюда в одиночку. А жрецов здесь всего сорок человек, да еще сто десять слуг. Жрецы вообще никогда не покидают внутренних помещений, а слугам разрешено выходить наружу только в двух случаях — похоронить жреца и встретить нового претендента на темный балахон иерарха.
Хелит тут же вообразила себе толпу полубезумных фанатиков с мучнистого оттенка лицами и горящими неутоленными страстями глазами, возглавляемых демоническим Повелителем. И ей стало совсем нехорошо, когда она представила Мэя в такой компании. Воображение рисовало Олаканна некой помесью Дракулы, Моргота и Джека-Потрошителя, хотя, наверняка, выглядел он вполне благообразно. Если убрать ауру кровожадности и призрачные крылья, то дэй'ном в большинстве своем довольно миловидны, можно сказать, красивы немного трагической декадентской красотой падших ангелов. Тот же Итки, попади он в современный мир, вполне сошел бы за перепившего накануне гота или панка.
— Как же они отпустили тебя во внешний мир?
— Интриги, — печально улыбнулся дэй'о. — Среди изгоев они еще опаснее, чем среди благородных. Провинись я перед жрецом, меня бы тут же принесли в жертву, и дело с концом. Но кто-то из рабов тихонечко вписал мое имя в список «порченных» и всё.
— Кто такие «порченные»?
Глаза у Итки стали отрешенными и мутными, почти неживыми.
— Тебе лучше не знать, леди, — прошептал он. — Этого лучше никому не знать. Особенно, для чего предназначены «порченные».
Хелит уже уяснила, что в культуре дэй'ном полным-полно всевозможных жутких ритуалов, а от которых самому маркизу де Саду стошнило бы. Поэтому дальше расспрашивать дэй'о не решилась. Есть подробности, в которые и в самом деле лучше не вникать.
— Нам надо отдохнуть, хорошо поесть и выспаться, — предупредил Итки. — Как только стемнеет, мы проберемся внутрь и будем всю ночь идти по коридорам, покуда доберемся до Святилища. Как раз успеем к самому началу ритуала. Не бойся, — поспешно утешил он девушку, — Там есть такие ходы, лестницы и галереи, по которым веками никто не ходит. Веками! Нас никто не заметит.
…Но не все драконы улетели в другие миры. Один остался. Ибо он желал познать смысл и значение Смерти. Он поселился в безымянных еще тогда горах, которые мы зовем ныне Лотримар. На самой границе меж землями четырех народов. И всякого проходящего мимо, он расспрашивал о смерти.
Все отвечали на вопрос: «Что есть Смерть?» по-разному.
Нэсс говорили: «Она — наша Кара за грехи. Наше вечное Проклятье!»
Ангай твердили, что Смерть лишь Врата в новую Жизнь.
Униэн равнодушно называли её Неторопливой Госпожой.
Дэй'ном звали Возлюбленной Богиней и вожделели её, как блудницу.
А Последний Дракон лишь дивился прихотливости впечатлений и не верил никому. Ибо был умен.
Тогда он разослал приглашения самым великим мудрецам каждого народа.
Первым приполз на коленях нэсс и униженно молил дракона о бессмертии.
Исполненный презрения крылатый змей его съел.
Затем пришел ангайский муж и потребовал для себя сокровенных знаний в обмен на тайну Смерти.
Дракон в гневе прогнал его.
Следом явился дэй'ном и попросился в ученики.
Бессмертный милостиво согласился.
Не пришел только мудрец из народа униэн…
Итки развел крошечный костер в неглубокой ложбинке между деревьев и вскипятил олкар, чтоб запивать сухари. Жирное соленое варево являлось скорее супом, чем чаем. Поначалу Хелит просто воротило от запаха и вкуса напитка, но потом она втянулась и оценила питательность олкара. Две чашки вполне заменяли обед с ужином, сосущее чувство холода тут же исчезало, а холод отступал.
Когда Хелит, наконец, согрелась и смогла думать о чем-то еще, кроме непослушных от усталости ног и негнущейся спине, она с содроганием поняла, что возможно этот день станет последним в её короткой жизни Здесь. Ведь еще даже года не миновало с пробуждения на песчаном берегу Бэннол.
— Я давно хочу тебя спросить… — смущенно сказала леди Гвварин. — Если не возражаешь?
— Спрашивай сейчас, госпожа моя, дальше нам придется молчать, а потом… только Заступница знает, доведется ли нам еще раз поговорить… Так что спрашивай!
Итки имел в виду вовсе не смерть. Он искренне верил в благополучный исход дела. Разумеется, они спасут рыжего князя, потому что Затупница на их стороне. Это же очевидно! Вот только дэй'о нет места рядом с униэн. Чем бы ни кончилась их отчаянная авантюра, Итки придется уйти подальше. Для собственного же блага.
— Скажи мне, Итки, — после некоторого замешательства спросила Хелит. — Каково это быть дэй'ном? Почему вы такие?
Красноглазый нисколько не удивился вопросу. Напротив, он, словно давно ждал его.
— Какие? Свирепые и кровожадные?
— Да.
— А разве вы — униэн не бываете ни жестоки, ни беспощадны?
— Бываем. И нэсс бывают такими, и ангай.
Мэй сам признавался, что в отношении дэйном не ощущает ничего, кроме испепеляющей душу ненависти и практически неутолимой жажды убивать.
— Значит, дело не в этом. А в чем же? — продолжала Хелит.
Дэй'о не на шутку задумался, и какое-то время молчал, не сводя красных глаз с пляшущих язычков пламени. От чего чудилось будто в глубинах зрачков, на самом дне горит огонь.
— Когда я сбежал и жил в лесу, то очень часто не мог ночью заснуть. Я садился на берегу Бэннол и смотрел, как в её текучих водах отражаются звезды и луны, и наслаждался своим спокойствием, своим нежеланием разрушить тишину и замутить воду. Радовался всему тому, что свойственно дэй'ном, и чего я не ощущаю. Дело ведь не в том, что дэй'ном кровожадны и несдержанны, точно дикие твари. Волки жестоки и могут резать скот просто ради забавы и удовольствия. Но волк, в отличие от моих сородичей, умеет радоваться и быть счастливым. В миг удачного завершения охоты ли, в любовном беге с волчицей, или лежа в высокой траве в час заката, не важно. Волк счастлив волчьей сутью своей, и судьбой, и участью. А дэй'ном тяжело и невыносимо даже с самим собой. Не ведают они ни удовлетворения, ни насыщения, не говоря уж о согласии и равновесии. Ты понимаешь, о чем я говорю, униэн? О согласии в себе самом.
Хелит понимала. Очень хорошо понимала.
— Но ты ведь другой, совсем другой.
Итки откинул с лица длинную челку и поглядел на свою спутницу так, словно видел впервые.
— Откуда ты знаешь, какие демоны живут в моей душе, униэн?
— А какие? — тихо спросила девушка.
— Темные, страшные, безумные… Я видел столько ужасного, что иногда удивляюсь, как мои глаза до сих пор не вытекли. И меня лучше не будить перед рассветом, когда сон слишком глубок, чтоб ненароком не выпустить на волю кошмары.
— Так отчего ж ты не бросаешься на меня с ножом? Ни разу не попытался изнасиловать и убить?
Хелит терпеливо ждала, что же ответит дэй'о, долго ждала.
— Я знаю, какое это счастье… желать кому-то одного лишь добра.
Сказал, не скрывая вызова. Мол, попробуй, поспорь со мной и докажи обратное. Если сможешь. Хелит спорить не стала. Зачем?
…«Почему не пришли униэн?» — спросил тогда Дракон.
«Они исполнены гордыни, — заявил надменно дэй'ном. — Ослеплены возможностью жить дольше всех»
«Долгая жизнь не благо и не подарок, — говорил Дракон. — Нет хуже муки, нет страшнее проклятия, чем долгая жизнь, лишенная смысла и цели, а потому униэн навсегда обречены искать достойную цель и вкладывать смысл в каждое свое слово и поступок».
«А остальные народы?» — вопрошал дэй'ном.
«Нэсс будут всегда торопиться и жадно копить все, что сумеют заполучить — знания ли, силу ли, власть ли, веру ли. Зато справедливые ангай сумеют поделить накопленные знания, силу, мудрость и веру», — ответствовал крылатый змей.
«Что же останется на долю дэй'ном»?
«А вам — опередившим всех, но не сумевшим договориться меж собой, предстоит найти путь равновесия, — молвил Дракон. — И то будет самый сложный путь».
«Так помоги нам, о Бессмертный! Сделай нас сильнее, научи быть справедливыми и укажи цель!»
Но Дракон лишь молчал и улыбался, глядя на распаленного страстями и желаниями дэй'ном. Ибо был он мудр и не желал становиться пастухом для целого народа.
«С высоты моего полета вы все одинаково маленькие и хрупкие, но во всех вас есть теперь частица божественной сущности, позволяющая взлететь духом так высоко, как это только возможно, и дотянуться чувствами и помыслами до Престола Творца.»
«Чтобы летать, надобны крылья», — опечалился дэй'ном.
Засмеялся Дракон, засмеялся так, что тряслись горы, и реки выходили из берегов, а луны едва не оторвались от небесной тверди, а когда отсмеялся, сказал:
«Ты хочешь иметь крылья, глупый смертный? Ты их получишь! А я погляжу, как вы сумеете ими воспользоваться».
И стало так по воле его…
Сумерки нагнали путников, когда до Храма сталось идти всего ничего, а чтобы посмотреть на верхний край стены уже приходилось сильно задирать голову. За острые шпили башенок упорно цеплялся звездным крылом Небесный Дракон, готовясь снова узреть дела смертных.
Тут-то и подверглась испытанию на прочность непреклонная вера дэй'о в удачу. Уже перед самой стеной он вдруг почувствовал слабость. Итки присел на корточки, обхватил колени руками, и спрятал в них свое лицо.
Да кто он такой, чтобы пойти против самого Повелителя, против тысячелетнего храма, против всего Чардэйка?! Ничтожный уродливый червь! Солдатская подстилка! Грязное отродье недостойное жить и дышать!…
— Что с тобой?
Всю дорогу через горный перевал Хелит не уставала дивиться упорству и выносливости своего беловолосого друга. Он сам не кис, и её поддерживал всеми силами. Откуда только их черпал, непонятно. И вдруг такой срыв.
Хелит села рядом, крепко обняла юношу за плечи и прижала его голову к своей груди. Так же как много раз обнимала и жалела своего ребенка… своего маленького мальчика… свою маленькую девочку. И не важно, что случилось: двойка, разбитая коленка, умерший котенок или несчастная детская любовь. Зачем тогда вообще заводить детей, если их не любить и не жалеть?
— Итки! Пожалуйста!! Миленький! Я тоже боюсь, мне тоже страшно. Но мы уже пришли… поздно отступать… Итки, никто кроме тебя не сможет помочь Мэю… Итки!
Девушка трясла его плечи, пытаясь заглянуть в глаза, достучаться. Она целовала его в иссеченный шрамами лоб, в грязные щеки, в почти бесцветные щетинки ресниц. И звала по имени…
…Когда же тьма неверия уже почти сомкнула пальцы на горле Итки, пришла Заступница. Ласково, почти по-матерински коснулась спутанных волос на макушке и шепнула:
«Посмотри на меня, сынок», — исполняя заветнейшую мечту дэй'о.
Итки с величайшим трудом поднял голову и сквозь слезы увидел…
Да! Она стояла по колено в снегу — пресветлая и благая, синеглазая добрая богиня отверженных.
«Я пребуду с тобой, сынок. Не бойся, мой чистый мальчик! Ничего не бойся!»
А может быть, Итки напутал, и принял за неё униэн, его храбрую девушку-озеро, в чьих глубинах жила беда и боль, не меньшая, чем у самого дэй'о. Это уже не столь неважно! Главное, он смог победить страх, преодолеть себя.
Он посмотрел на темное небо, на звездного Дракона… возможно, его порадует, что самый ничтожный из народа его единственного ученика, научился быть сильным и не сдаваться, познал милосердие и благодарность.
— Хелит, ты ведь видишь мои… крылья? — спросил вдруг Итки.
— Вижу.
— Какие они? — голос его дрожал.
— Они… — Хелит подавилась дыханием напополам со слезами. — Они… прекрасны…
Дэйо благодарно улыбнулся. Нет, леди Хелит и не подумала соврать. Его корявые обрубки были совершеннее, чем крылья всех драконов вместе взятых, а главное… самое главное… в её глазах, светлых и сияющих, как снежные вершины Лотримара, они и в самом деле были прекрасны.
Как без помощи светильника в кромешной тьме бывший помощник Главного Жреца отыскал замаскированную под сплошной камень дверь, для Хелит осталось загадкой. Но Итки безошибочно надавил на едва приметный выступ камня, и перед ними открылась дыра, дыхнувшая густым запахом плесени и сырости.
— Не отпускай мою руку, — шепнул дэйо, крепко зажал в руке замерзшие пальцы Хелит, и добавил, когда за их спинами захлопнулась потайная дверь: — Дальше мы пойдем молча!
Целую вечность униэн и дэйо шли по бесконечному темному узкому коридору. Девушка очень быстро утратила всякое чувство времени. В полной тишине и темноте все органы чувств сосредоточились на кончиках пальцев касающихся твердой от мозолей и бесчисленных шрамов ладони Итки. Его тепло да размеренное дыхание — единственная связь с реальностью и доказательство существования остального мира.
На самом деле Хелит впервые очутилась внутри культового здания. Не то, чтобы в Тир-Луниэне не было храмов, или униэн не уделяли внимания Великим Духам. Ито и Лойса поминались в разговоре регулярно и через слово. Однако назвать поклонением или даже религией их отношение к богам довольно сложно. Униэн чтили покровителей миропорядка в праздниках и торжественных церемониях, вроде Права Судии в Сагэллов День, но не более того. Ни жрецов, ни первосвященников, ни духовенства, как такового, в обществе униэн не наблюдалось, в отличие от тех же нэсс или ангай. В своих путешествиях по землям Исконного Тир-Луниэна Хелит несколько раз видела аскетичные сооружения наподобие первых древнерусских храмов с округлыми куполами и узкими незапертыми дверями, но без окон — храмы Тэнома — бога забвения, сна и насильственной смерти. Если человеческие страдания, причем любого происхождения, будь то: потеря близкого, неразделенная любовь, тоска и разочарование в жизни, становились невыносимыми, то несчастный заходил внутрь и никогда не возвращался. Как мать Мэя. Единственный приемлемый способ самоубийства для униэн.
К Ито Благой Перворожденной — Подательнице Жизни можно было обращаться везде в любой час дня и ночи. А еще, в особых местах росли Древа Барраса Щедрого, под которыми частенько справлялись свадьбы или заключались деловые и дружеские союзы. Сила Судии частенько воплощалась в виде родников и источников, поэтому об особо проницательных судьях и дознавателях говорили: «Напился из Сайгэллова ручья». Считалось, что где-то на севере, посреди горного плато стоит храм Лойса, но никто, в том числе самые дотошные хронисты не ведали точного места его расположения. Словом, жизнь теперешних сородичей Хелит была начисто лишена сколь либо существенной религиозности. Сакральную часть духовной жизни составляли волшебники, культурную — художники, поэты, зодчие и музыканты. И никто не брался толковать простому смертному Высшую Волю. То ли униэн оказались слишком свободолюбивы и самодостаточны, то ли просто не хотели, чтобы кто-то называл себя их пастырями и гнал, точно стадо в одном ему известном направлении. Боги занимались своими делами, люди своими, и никто никому не мешал грешить и каяться, не грозил карами и не обещал воздаяния.
А еще у каждого из народов имелось по собственной Великой Волшебнице — Читающей-по-Нитям, на чью помощь и поддержку сильно рассчитывала Хелит.
«Вот оно!» — сказал она себе, едва заслышав о блуждающей звезде — Драконьем Оке. Фраза отшельницы Ктали-Руо о потухшей зенице драконьей крепко отпечаталась в сознании девушки.
Есть что-то завораживающее в предопределенности, она по-змеиному гипнотизирует душу-птицу, а когда пробьет роковой час, то мало кто способен сопротивляться неизбежному. Хелит хотела спасти Мэя, но, судя по всему, его спасение было напрямую связано с исполнением одного из условий Ктали-Руо, а, следовательно, на шаг приближало к Читающей-по-Нитям, которая могла вернуть Хелит к детям. Но что же тогда будет с Рыжим? Он останется здесь, а она… Змей, кусающий себя за хвост, цепочка благих намерений, ведущих к порогу ада, две стороны одной монеты. И никто не знает, чем кончится не нами начатый путь. Но всегда можно дойти до самого края и заглянуть за горизонт…
Последний из Драконов обучил своего ученика-дэй'ном магии и целительству, механике движения небесных тел и стихосложению, искусству сотворения иллюзий и способам продления молодости, а так же очень многому такому, о чем не должны знать смертные. И все это взамен на душу, которую Дракон собирался забрать после естественной смерти ученика. Ибо первоэлементы плоти, пребывая в вечном кругу превращений, никогда не исчезают в небытие, и только душа способна познать смысл Смерти.
Поначалу оба сочли сделку весьма удачной, но чем больше узнавал о мире и его тайнах дэй'ном, тем сильнее не хотел он умирать. Процесс познания оказался настолько захватывающим, что ученик возжелал бессмертия.
«Прости, но тут я ничем не могу помочь тебе, — сказал Дракон. — Я лишь могу отнять твою жизнь. Сроки могут быть разными, но все вы изначально смертны, по воле Того, Чье Имя Непостижимо».
И тогда дэй'ном задумал изменить будущее, чтобы отсрочить час своей кончины. Он стал постепенно и хитростью выспрашивать о тайнах ритуала у ничего не подозревающего крылатого змея. Ведь грядущее ни сколько не страшит бессмертных неизвестностью. И конечно не смутила ученика Дракона необходимость кровавой человеческой жертвы.
«Скажи мне, Учитель, как же ты видишь то, что должно произойти, если его еще нет в нашем мире?» — спросил лукавый дэй'ном.
«Глазами. Глаза мои весьма зорки», — рассмеялся Дракон…
Черная кишка коридора кончилась внезапно, когда Хелит уже потеряла всякую надежду. Итки вдруг остановился, долго и внимательно прислушивался к происходящему за стеной, а потом снова нажал какой-то тайный рычаг. Рассветные серые сумерки, сочившиеся откуда-то сверху, чуть не ослепили Хелит. Боги! А ведь они с дэй'о и в самом деле шли всю ночь напролет без отдыха и остановки.
Итки прижал губы к уху девушки и совершенно беззвучно сказал:
— Мы во внутреннем круге покоев. Дальше будет сложнее. Будь внимательна и осторожна.
«Сложнее?!» — едва не крикнула Хелит.
Теперь пришлось красться среди теней от одной колонны к другой. Холодный серый камень, покрытый мельчайшей резьбой, стылый воздух, рассеянный неровный свет, зловещие шорохи со всех сторон. Если раньше непрошеных гостей окружала тягостная липкая тишина, то во внутреннем круге пространство было до краев насыщено всевозможными звуками. Негромкими, но навязчивыми, скребущими, стонущими, сиплыми и унылыми. Хелит все время казалось, будто где-то рядом за стеной мучают каких-то маленьких животных, а те плачут, скулят и молят о пощаде. Иногда она ловила себя на мысли, что до сих пор не может до конца поверить в происходящее. Наследница Ридвен в святая святых Чардэйка? Ястребица может гордится. Если они с Итки останутся в живых, то наверняка станут героями легенды. И если не выживут, тоже.
Несколько раз Хелит отчетливо слышала звук шагов где-то совсем близко. Итки тотчас сильно стискивал её плечи и зажимал рот ладонью. Или рисовал на щеке крест, что означало: «Замри!», и тогда девушка играла в «Море волнуется — раз!»
Дэй'о научил её дышать легко-легко, поверхностно и почти неощутимо. Ведь жрецы, всю жизнь поведшие в тишине храма, очень чувствительны к каждому постороннему звуку. И малейшее подозрение влечет за собой незамедлительный обыск. Нет, лазутчиков здесь никогда не ждали, а вот если удастся словить какого-нибудь незадачливого дэй'о за чем-либо недозволенным, а еще лучше жреца низшего ранга…
Анфилады пыльных сумрачных залов кончились, и начались лестницы, то уводящие куда-то в поднебесье, то спускающиеся к самому центру земли. Лестницы, лестницы, лестницы… ступени большие и маленькие уводящие то вверх, то вниз. Не путешествие, а сон спятившего курьера.
Мнилось, что проглотило их обоих гигантское чудовище, как библейский кит Иону, и теперь придется бесчисленные годы странствовать по внутренностям каменного исполина, всю оставшуюся долгую жизнь униэн. Идти, и идти, и идти, брести, ползти, и сдохнуть однажды, как крысы в темном узком лазе. Лестницы, коридоры, галереи, колоннады, залы… Как ты тут жил, Итки-Снежок? Как рос и мужал, в вечном страхе и подчинении, без надежды на освобождение? Как ты сумел остаться чист душой в этом безумном термитнике?
А потом он сказал:
— Вот мы и пришли.
Они нырнули в узкой проход, изогнутый дугой, и, пройдя еще несколько метров, оказались в полукруглой нише, откуда открывался вид на Святилище.
И однажды, когда смерть подобралась к дэй'ном совсем близко, что он чувствовал её холодное дыхание на своих губах, вероломный ученик вырезал глаз у спящего Дракона. Тогда изнемогая от безумной боли, Дракон взмыл высоко-высоко в ночное небо и метался там, круша небесную твердь в ярости и отчаянии.
«За что ты так жестоко поступил со мной, дэй'ном? Разве не я учил тебя премудростям? Разве не я открыл тебе секреты мироздания?» — вопрошал он.
«Я всегда получаю желаемое!» — смеялся коварный ученик. Он ждал, когда обессилевший Дракон опустится на землю, чтобы забрать и второй глаз.
«Ничего ты не получишь!» — прокричал дракон. — «Никогда не преодолеть тебе воли Того, Чье Имя Непостижимо! Никогда не отсрочить час своей кончины! Непомерно высока цена прозрения будет для тебя и твоего народа!» — и вырвал собственное око и зашвырнул его так далеко, как только мог. А сам рассыпался звездной россыпью, оставив ученика ни с чем.
Но один раз в сорок семь лет звезда, которой стало вырванное драконье око, воссоединяется с его небесным телом, и тогда владыки дэй'ном творят самые сильные чары, на которые вообще способные смертные маги. Но цена тем чарам — кровь королей, героев, великих воинов и прекраснейших женщин…
«Дорога Сновидений. Легенды и сказания, правдивые и не очень.»Сочинение анонима
Хелит и сама не знала, чего ждала от церемонии жертвоприношения дэй'ном. Может быть, какой-то особенно мрачной атмосферы в затянутом черной тафтой зале, светильников из человеческих черепов, чаш с кровью и распростертых в живописных позах одурманенных девственниц. Настоящий ритуал выглядел гораздо проще и даже в чем-то прозаичнее, но оттого многократно страшнее любой болезненной фантазии.
В относительно небольшом овальном зале в куполе, которого имелось отверстие, находилось два возвышения. Прямоугольный, гладко отполированный камень на одном из них выполнял функцию алтаря. Все, так как рассказывал Итки: углубление для тела жертвы и желобок, предназначенный для стока крови в белую округлую чашу. Ничего лишнего, исключительно функционально и просто, чтоб не отвлекать Повелителя от главного. Пугающая рациональность, в которой нет места ни жалости, ни сочувствию. Жертва, кем бы она ни являлась, всего лишь связующая нить между желаниями людей и волей богов. Даже глядеть на алтарь было боязно и неприятно.
Гораздо сильнее заинтересовала Хелит переливающаяся всеми оттенками алого объемная фигура на втором возвышении.
«Что это?» — глазами спросила она, кивнув на дивный полупрозрачный ни то кувшин, ни то цветок.
— Портал для Повелителя, — ответил Итки одними губами.
«Ловко придумано», — подумала девушка. — «Интересно, а у Альмара есть что-нибудь подобное?»
А ведь и верно, зачем ехать через полстраны, привлекать всеобщее внимание, дергать охрану и вообще бросать без надзора столицу и придворных, если можно шагнуть в портал из собственного будуара?
Постепенно в темный зал стали приходить жрецы, одетые в темные широкие балахоны с капюшонами. Сначала они позаботились об освещении, поместив факелы в гнезда на стенах, а потом стали в круг и принялись негромко читать какие-то мантры, спокойно и размеренно, будто на уроке. Сразу было видно, народ к мероприятию готовился серьезно, чтоб все вышло гладко и без досадных запинок.
Затем появился и сам Повелитель в длинных белых одеждах, наподобие древнеримской тоги. Он невозмутимо вышел из алого сияния портала, аккуратно пригладил волосы и проследовал к алтарю. Один из жрецов тут же надел Олаканну на голову высокую корону. Даже издали было видно, что она сделана очень грубо, без малейшего намека на изящество и красоту. Обычный обод и множество острых длинных зубцов. Единственное что притягивало взгляд — это большой круглый камень размером с кулак взрослого мужчины, вставленный спереди в обод. Изумрудно-золотой, мерцающий изнутри, вспыхивающий яркими искорками — он более всего напоминал живой глаз. Даже черный вертикальный зрачок имелся. Он не просто сверкал — он смотрел по сторонам, оценивал и примеривался. Не зря дэй'ном звали его Драконьим Оком и считали мощнейшим магическим артефактом. Похоже, в легендах гораздо больше правды, чем может показаться.