Она колебалась, несколько раз подходя к дверям Рыжего и поворачивая обратно.
   «Что же я ему скажу? Как? Поверит ли? Захочет ли поверить?»
   У стража охранявшего коридор глаза стали круглыми-круглыми. Такого ему еще видеть не приходилось — бормочущую себе под нос девицу, наматывающую круги вокруг входа в покои князя. Полоумная, не иначе.
   Кто скажет, кого она обретет в Рыжем — друга ли, врага? Защитника или гонителя?
 
   — Я вижу Тайгерна. Он — полноводный приток. А ты, князь…
   — Не надо! — взмолился Мэй. — Не говори никому. Кто бы ты ни была.
   — Я и так не знаю, кто я есть.
   — Ты — униэн. Мне этого достаточно, — сурово молвил Рыжий.
   С той поры, когда Дайнар и другие последовали за Мэем в изгнание, когда они присягнули Отступнику, никто не решился доверить ему свою судьбу и тайну. Кроме Хелит.
   Но хотел сказать что-то ободряющее, но не успел.
   — Милорд! Скорее! Гонец из Двуречья!
   Если Ллотас что и подумал лишнее, увидев леди Хелит в покоях князя, то сделал вид, будто не заметил, и тем более, ничего не сказал…
   Следом за ним комнату вбежал юноша с залитым кровью лицом и пал на колени, роняя на ковер свой помятый, пробитый в двух местах шлем.
   — Мой господин, дэй'ном напали ночью! Нужна подмога. Срочно! Их там сотни!
   — Хельх! Кольчугу! Твойумать! — крикнул Мэй, мгновенно забывая о своем душевном «увечье», о признании Хелит и о самом себе.
   Раз уж ему осталась только вечная война, то пусть хотя бы битва приносит утешение.
   Пристегивая ножны с мечом к поясу, Мэй едва не застонал от горячей волны предвкушения. Так иной мужчина томится от желания соединиться с возлюбленной на широком ложе любви. До крови вгрызаясь зубами в губы, дрожа всем нутром…
   Лойс! Наконец-то, он утолит свою жажду. Жажду вершить, творить и чувствовать.
   Как пылает иссушенное горло. Нестерпимо! Скорее!
   — Скорее! Скорее!
   К той единственной, которая не отреклась и не отвернулась. Война — лучшая из возлюбленных. Она всегда ему верна.

Глава 4
Долг платежом…

   Вид дотла сожженных хуторов и безлюдных разоренных ферм вдоль Бобрового ручья опечалил Мэя несказанно. Но зрелище растерзанных женских тел, обезглавленных трупов мужчин, мертвых детей привели Рыжего в неистовую ярость. Дэй'ном пришли на его землю не грабить. Они явились убивать людей, уничтожать всё на своем пути, сея ужас. Давно уже извечные враги не осмеливались осадить Двуречанскую заставу, а тут вдруг обнаружили такую настойчивость и прыть. А ведь еще до настоящего тепла далеко.
   Свет поднимающегося над горизонтом светила застил черный жирный дым. Дэй'ном жгли сырую нефть, пытаясь удушить защитников крепости. Едкие клубы дыма ели глаза, мешая лучникам точно целиться. Не говоря уж об отравленном воздухе, проникающем в легкие. Но для Рыжего и его воинов хитрости врагов оказались не внове. Не даром, выступая из Эр-Иррина, он приказал каждому взять с собой платок или шарф. Ткань смочили водой и прикрыли рот.
   «Хорошо, что Хефейд с нами», — зло думал он. — «Алаттцам не помешает вспомнить, что такое добрая драка».
   Иногда ему становилось обидно за своих людей, которые лили кровь без всякой надежды на признание заслуг перед собственным народом и всем Тир-Луиненом. А с другой стороны, воевода Хефейд в бою один стоит десятерых.
   Мэй молча взмахнул рукой, направляя своих воинов в атаку. Нет ничего лучше, чем застать врагов врасплох, ударить им в спину в самый неподходящий момент. Он пришпорил Сванни, держась возле знаменосца.
   Всадники униэн во главе с Рыжим врезались в толпу осаждавших. Почти не глядя, Мэй рубанул по бледному лицу темноволосого дэй'ном. Прямо по раскрытому для отчаянного крика рту. В разные стороны брызнули кровь и зубы. Замысловато кувыркаясь, отлетела прочь чья-то рука, сверкая на солнце кровавым рубином перстня.
   — Ун-и-и-иэн-н-н! Бей! Руби! Унии-и-и-иэн-н-н! А-а-а-а!
   По правде говоря, среди них были не одни лишь униэн. По пути на заставах Мэй собрал всех — и нэсс, и ангай. Но и те, и другие, присягнув Рыжему князю, орали во всю глотку древний клич народа своего повелителя.
   Со стен Двуречья вопль подхватили радостные защитники, уже не чаявшие получить подмогу.
   Сеча, приключившаяся под стенами крепости, если и отличалась от сотен предыдущих сражений в приграничье, то лишь отчаянным сопротивлением дэй'ном. Краем сознания Мэй успел оценить, что для традиционного грабительского рейда по приграничью отряд дэй'ном слишком велик. Не менее трех сотен клинков. Да, да, полные три сотни Желтых Повязок.
   Мэй давно мечтал схлестнуться с хан'гор — сотником Желтых. Не просто померяться силами и мастерством, но снова опробовать новый финт, подсмотренный у одного из старых мастеров клинка. Хан'гор не заставил себя ждать, словно услыхал мысленный призыв Рыжего. Едва управившись с двумя наседающими противниками, Мэй оказался лицом к лицу с высоким дэй'ном в вороненой кирасе. Пышный плюмаж из конского волоса — отличительная черта сотника — не дал ошибиться. Темные, почти черные глаза хан'гора полыхнули безумным огнем.
   — Умри, Рыжая тварь! — взревел дэй'ном, вонзая шпоры в бока своей лошади.
   Они сшиблись с грохотом, осыпая друг друга ударами, рыча и задыхаясь от ненависти. Длинный меч Рыжего высекал искры из вражьего нагрудника. Сванни храпела и норовила укусить гнедую хан'гора за холку. А вокруг кипел бой, униэн прикрывали своего князя со всех сторон, не давая никому приблизиться с тыла. Кто-то падал под копыта гарцующих коней, кто-то захлебывался кровью.
   — Смерть! Смерть! За мной! Руби! — надрывно кричал где-то недалеко Хефейд.
   Униэн подхватили его вопль.
   — Смерть!
   Мэй блокировал мощный удар сотника, принимая его на гарду. Мечи протяжно заскрежетали друг об друга, искря крошечными голубыми сполохами. В какой-то миг воины буквально соприкоснулись носами. Хан'гор попытался пырнуть Рыжего в бок кинжалом. Не тут-то было. Рыжий сам когда-то сделал эту кольчугу, вложив в её хитрое мелкое плетение все мастерство, каким обладал.
   — Скользкая мразь, — прошипел сквозь зубы дэй'ном, имея в виду не только удивительные свойства кольчуги. — Я тебе кишки выпущу!
   — Размечтался…
   Клинок Мэя с жутким хрустом врезался врагу чуть выше ключицы, разом покончив с недолгим спором. Рыжего окатило горячей пряной кровью из разрубленной артерии. Целый миг он ничего не видел. Но и этого мгновения хватило для того, чтобы пропустить удар чем-то твердым по колену. Не будь Сванни такой умной и тренированной — лететь бы Мэю на землю. Он сразу же перестал чувствовать ногу.
   Нога, слава Богам, оказалась на месте. Наколенник спас.
   — Милорд, что с вами? — встревожился Хельх, не отходивший ни на шаг от своего господина во время боя.
   — Ничего, — выдохнул Мэй. — Вперед!
   К Лойсу боль! К Лойсу!
   Пленных униэн не брали, дорезав раненых. Дэйном не молили о пощаде. Те, кто отправлялся в разбойничий набег, знали на что шли. Когда война объявлена с соблюдением всех традиций, тогда — да, все как положено: плен, выкуп, обмен. Впрочем, так выходило далеко не всегда. В Войне Северных Народов никто никого не щадил, никто не обменивался пленными, являя миру ужасы чудовищных пыток и массовых казней. Дэйном по этой части превзошли всех, но и первые запросили пощады. Помнится, тогда обезумевший после резни в Дон-Аэгли Мэй приказал вешать по одному дэй'ном каждую дюжину шагов до самого Лот-Алхави. Она до сих пор зовется Дорогой Висельников. Полуразрушенная Аэгли, по улицам которой текли настоящие реки крови, стояла перед глазами Рыжего. Он жаждал мести так неистово, что заставил содрогнуться даже своих соратников. Тех пленников, кто дошел до столицы, закопали в землю живьем. Несколько лет по всему Тир-Луинену ходили упорные слухи об одержимости Мэйтианна'илли.
   Сейчас все обошлось огромным костром, в который бросали трупы. Остатки сырой нефти для этого дела пришлись весьма кстати.
   — Пусть там, за горами, увидят дым, — наказал Мэй.
   Он едва удерживался в седле, в колене пульсировала боль, но Рыжий был абсолютно, целиком и полностью счастлив. Ненависть всего лишь изнанка любви, а гнев оборотная сторона радости. Если нет возможности носить яркое платье, то и линялая подкладка сойдет.
 
   Тайгерн остался в Эр-Иррине против воли. Мэй мог считаться тысячу раз Отступником, и все права на Тир-Галан давно перешли Сейхану, но формально Рыжий оставался страшим мужчиной в их семье. Его слово — закон, который не обсуждается. Воинственность сыновей Финигаса вошла в поговорку, в других обстоятельствах Тайго никогда не отказался бы помахать мечом. Но Мэй оставил на него замок, доверил свою цитадель, жизни женщин, арсенал, в конце концов. Это ведь что-то да значит?
   Рыжий попросил: «Не подведи меня, брат!» — а он просил о чем-то крайне редко. В последний раз он обращался с просьбой лишь к королю Альмару. Эта сцена навсегда запечатлелась в памяти Тайгерна. Буквально вросла в сознание.
   …Меловое лицо короля, его серые губы, сжатые в нитку, и окровавленные руки, в которые Мэй вложил Крыло — свой прекрасный меч. Коленопреклоненный Рыжий резким движением обнажил шею, открывая её для вероятного удара. Красные волосы полностью закрыли лицо. Сколько благородных униэн испытывали в эту минуту острейшее желание со всего маху рубануть по незащищенному затылку? Не пересчитать.
   — Владыка, если считаешь, что я виновен — руби! — отчеканил Мэй прежде, чем опуститься на колени. — Только тебе дано право судить. Только тебе. Но не лордам-советникам.
   Альмар знал, что внушительная часть дворянства требует крови Рыжего, так же он знал, что Мэй не взойдет на эшафот. Он поднимет мятеж, и за ним пойдут очень многие. Сила десяти лордов-советников против силы старшего сына Финигаса — вот дилемма так дилемма. Король до крови разрезал ладони, сжимая лезвие меча, пока решал её.
   — Встань, Мэй-Отступник! Я не вижу твоей вины, — молвил Альмар, уронив Крыло на мраморные плиты пола.
   Только не надо думать, будто Верховный король забыл Рыжему эту историю. Такое не забывается…
   Пока Тайгерн вживался в роль временного хранителя Эр-Иррина, женщины готовились встретить и позаботиться о раненых. Даугир извлекла из шкатулки хирургические инструменты: ланцеты всех видов, кривые иглы, распаторы.
   — Красота, — похвалилась она. — Даже у столичных лекарей такого нет. Мэй специально заказывал у ангайских мастеров в Нунне.
   — Острые, — подтвердила Хелит, тут же порезав палец о лезвие. — Надо их сварить.
   — Тебе бы все варить, — рассмеялась Гвилен.
   — Так надо! — настаивала алаттка. — Подержи их в кипятке. Тогда раны не воспалятся.
   Над пристрастием Хелит к вареной воде потихоньку смеялась вся дворня, почитая её требования странностью не совсем здорового ума. Но Хелит упорно отказывалась пить не перекипяченную воду, и настоятельно просила девушек следовать её странной привычке.
   — Может быть, раненых тоже сразу сварить?
   — Глупости говоришь, — обиделась Хелит. — Я точно знаю.
   — Откуда ты знаешь?
   — Не помню.
   Девушки препирались до тех пор, пока в их спор не вмешался Гвифин. Ведун внимательно выслушал обе стороны, подозрительно окинул долгим взором алаттку и забрал её с собой. Он занимал просторное помещение в одной из башен, там же столовался и хранил все свои целебные травы и снадобья, ведя весьма уединенный образ жизни.
   Хелит давно хотелось поглядеть на обитель ведуна, который не слишком жаждал пускать к себе посторонних.
   Хорошо выделанная коровья шкура на полу заменяла ковер, ложе было застелено пестрым покрывалом, а несколько стоящих в ряд блюдечек с молоком выдавало в хозяине главного покровителя замковых кошек. В большой клетке с жердочки на жердочку перепрыгивала серая птица с одним крылом. Какой она породы Хелит не знала, а вот в живом пушистом «шаре» с огромными оранжевыми глазами сразу угадала сову.
   — Будешь мне помогать, девочка, — сказал Гвифин, вручая Хелит ложку с длинной-предлинной ручкой. — Раз ты у нас такая умная.
   — А что я должна делать?
   — Мешать в котле, — буркнул ведун, влезая на стремянку, чтоб достать с высокой полки небольшой бочонок.
   — Что это?
   — Мокруница. Шибко быстро останавливает кровь.
   Скоро мастерская Гвифина плавала в слоистых парах, пахнущих дурманящими травами, в котелке из черной бронзы весело булькало густое зелье бурого цвета, которое Хелит без устали мешала. Ведун утверждал, что его снадобье способно всего за несколько дней вернуть в строй раненого воина, при условии, что не повреждена брюшная полость. На этот случай, он пообещал приготовить более сильное средство.
   — Я давно хочу тебе спросить…
   — О чем?
   — О вареной воде, — немного смутился Гвифин.
   — Девушки смеются…
   Но ведун перебил Хелит на полуслове.
   — Я не буду смеяться. Мне хочется услышать твоё объяснение.
   Проблема Хелит как раз состояла в том, что понятия хранившиеся в её голове не имели названий на языке униэн. Но она попыталась.
   — В простой воде живут мелкие твари, которые вызывают болезни. Они такие мелкие, что не заметны глазу. Но если воду сварить… некоторое время дать ей покипеть, то…
   — Мелкие твари умрут, верно? — подхватил Гвифин.
   — Да! — обрадовалась Хелит. — Именно так я объясняла Фэст. Но она только смеялась. Не верила.
   Ведун в задумчивости почесал макушку, искоса поглядывая на девушку. А потом полез в глубины здоровенного кованного сундука, где хранил книги и свитки.
   — О болезнетворных невидимках, — прочитал он надпись на боку круглого пенала со свитком. — Поулл Алый из Лаэг-Балл написал этот трактат 117 лет назад. Над ним тоже смеялись. Ты, наверное, читала его в библиотеке своего отца.
   — Наверное… — неуверенно пробормотала Хелит и отвела глаза.
   Рассказывать Гвифину о том, что эти знания приобретены каким-то иным путем, она не торопилась.
   — Оллес потратил немало средств и сил на твое образование, леди, и может гордиться своей наследницей, — торжественно заявил ведун. — Ты ныне одна из самых ученых женщин в Приграничье. А может быть, и во всем западном Тир-Луниэне.
   Хелит мысленно хмыкнула. Фрэй Гвифин — умный и очень подозрительный дядька, которого на мякине не проведешь. Если суровый Дайнар растаял от её демонстративной серьезности, которую тот почитал за первейшую женскую добродетель, то ведун ни на миг не ослабил своего внимания, продолжая высматривать в ней знаки одержимости. И, по большому счету, Хелит не могла с ним ни согласиться.
   — Думаю, лорд Оллес знал, что делал. Из тебя выйдет прекрасная владетельница. Главное, не торопись с замужеством. Это всегда успеется, — рассуждал вслух фрэй, растирая в порошок кусок черного корня. — Я никогда не одобрял скоропалительности многих супружеств. К чему торопиться? Чтобы потом страдать от охлаждения чувств? Прельстившись красивым лицом или же великолепной фигурой, можно упустить из виду разность характеров. А потом будет поздно.
   — Я не собираюсь замуж, — заверила его Хелит.
   И добавила про себя: «Мне бы с собой разобраться да приноровиться ко всем произошедшим переменам. А мужья — дело десятое. Нет, даже двадцатое». Странно, но мысль о замужестве её даже не посещала, а статус «уан» — незамужней вполне утраивал во всех отношениях.
   — Ежели закружится голова, сразу говори, — предупредил Гвифин, высыпая угольно-черный порошок в котел.
   Запах разлившийся по обители колдуна сначала показался Хелит приторно-сладким, слегка ванильным, затем она уловила в нем имбирные нотки, но никакого головокружения она не чувствовала.
   Продолжая неспешно мешать ароматное варево, девушка и не заметила, как мысли стали какими-то медленными, ленивыми, уподобившись снулым рыбинам в мутной застойной воде.
   «Какой может быть еще муж… хватит с меня мужей… сколько можно?… Мужчины… хмм… Мадд Хефейд присягнул… сказал, что защитит… Мэй тоже… рыжий безумный князь… сожженная душа… В каком огне?… За что?… Господи, я совсем одна в этом дыму…»
   Хелит внимательно вгляделась в темную бурлящую поверхность варева. От снадобья отчетливо пахло нефтью и чем-то еще более омерзительным. Дым, черный и липкий, поднимался над котлом, душил её, заполняя легкие.
   — Хелит! Хелит!
   Гвифин волоком вытащил её на свежий воздух.
   — Я же предупреждал! Глупая девчонка!
   Глаза девушки остекленели, она продолжала глядеть насквозь ведуна.
   — Мэй! Надо возвращаться! Срочно! — хрипло просипела она и закашлялась.
   Ведун хотел спросить о посетившем её видении, но голос заглушил протяжный рев рогов. На Эр-Иррин напали враги.
 
   К счастью для униэн, лазутчиков, прячущихся в урочище неподалеку, заметил разъезд. Три пограничника приняли неравный бой и погибли, а четвертый — юноша по имени Квиннл'ер сумел доскакать в крепость с двумя стрелами в груди и предупредить Тайгерна. Подъемный мост тотчас подняли, а когда Эр-ирринцы увидели численность вражеского отряда, то стразу стали заряжать катапульты, под котлами со смолой развели огонь, а лучники заняли свои места на стене. Это был не отряд, а целое войско.
   — Лойс меня раздери! — прошипел Тайго, выглядывая в бойницу. — Дело серьезно.
   — Дэй'ном снова объявили войну? — спросил Гвифин.
   — Я ничего не понимаю.
   Лайхин, родившийся и выросший в Приграничье, не мог припомнить случая, чтобы дэй'ном вели себя настолько отчаянно и нагло. Штурмовать Эр-Иррин в лоб — полный идиотизм, ибо бессмысленно. Крепость построена на высоком каменистом холме и с трех сторон абсолютно неприступна. Она всегда оставалась костью в горле у дэй'ном и других завоевателей.
   — Зовите лорда Рэвинда. Что-то мне все это не нравится, — посоветовал Лайхин.
   Гвифин целиком и полностью разделял его мнение. Окрашенные человеческой кровью хоругви над колонной марширующих воинов не сулили ничего хорошего. Своих колдунов дэй'ном отправляли в бой крайне редко. Только в исключительных случаях. Кто знает, устоит ли крепость против Возжигателей?
   — Нас обманули, — догадался Тайгерн. — Нападение на Двуречанскую заставу — отвлекающий маневр, а главная цель — Эр-Иррин.
   — Кто мог предположить… — сказал Лайхин.
   Рэвинд поспешно собирал дальнозорную трубу, чтобы получше разглядеть руны на хоругвях.
   Дэй'ном остановились вне пределов досягаемости эр-ирринских луков, торжественно, почти парадно сомкнув щиты. Ветер относил в сторону звук голосов, не давая расслышать смысла отдаваемых команд. Но в результате несложно перестроения образовался широкий коридор из щитов, по которому медленно ехала всадница.
   — Баррас Всевидящий!
   Миндалевидные глаза столичного мага стали круглыми, как ангайские монетки.
   — С ними Йагра'су [3]— Водительница Мертвых, — убитым голосом сказал он.
   Вся в зеленом, с лицом закрытом серебряной маской, Водительница выехала вперед. Говорили, что будущих Йагра'су ослепляют в раннем детстве, но доподлинно подробностей посвящения никто не знал. Дэй'ном трепетно хранили тайны своего смертоносного чародейства.
   — По крайней мере, Мэй останется жив, — обречено вздохнул ведун.
   Смерть его уже не страшила. Есть вещи хуже смерти.
   Водительница запела.
   — Сделай что-нибудь, Рэвинд! Сделай! — крикнул из последних сил Тайгерн.
 
   У Даугир вдруг подломились колени, словно от сильнейшего удара. Она молча рухнула посредине двора, выронив сверток, который несла. Приготовленные к употреблению бинты веселыми мячиками раскатились в разные стороны. За ней последовал светловолосый воин-мечник, потом еще один.
   Хелит оглянулась и увидела, как валится навзничь брат князя, а рядом с ним исходит кровью его столичный приятель. Лорд Рэвинд хрипел, словно его душили. А остальные… Казалось они внезапно провалились в глубокий сон. Лучники уронили свое оружие, оседая возле амбразур. Со звоном падали на камень мечи и кинжалы из расслабленных рук.
   — Даугир! Фэст! Гвилен!
   Хелит попыталась растормошить бесчувственных девушек. Тщетно. Они крепко спали и не реагировали даже на пощечины.
   — Очнитесь! Даугир! — кричала алаттка.
   Тем временем, внутри крепости не осталось ни единого бодрствующего человека. Кроме Хелит. Она взбежала на стену и через бойницу увидела стройные ряды воинов в шлемах с разноцветными плюмажами, сжимающих ромбовидные щиты. Отряд вела за собой одинокая поющая всадница. Даже если бы девушке никто словечком не обмолвился, что эти люди и есть дэй'ном, она бы всё поняла сама. Клубящаяся сизая мгла была сутью каждого из них. Пёстрый жесткий узел из противоречивых наклонностей и страстей, неимоверная сила и чудовищная слабость, непредсказуемость и предопределенность. Потрясенная до глубины души, Хелит дрожала всем телом, как листочек на ветру.
   Переливчатое облако колыхалось над войском дэй'ном. Возможно, то была обычная пыль, поднятая сапогами, но Хелит казалось, что она видит зыбкие тени невидимых крыльев за спинами этих странных существ. Ох, не спроста название дэй'ном так созвучно слову «демон»!
   Лошадь под всадницей в зеленом ступала медленно-медленно, так же неспешно следом двигались воины-дэй'ном. Они никуда не торопились. Звуки, которые издавала певица в зеленых одеждах и блестящей маске, с трудом можно было назвать мелодичными. Не было в её песне ни ритма, ни какого-то определенного мотива. Так кричат смертельно перепуганные птицы.
   Хелит отчаянно трясла за грудки по очереди Тайгерна и Лайхина, и так же без малейшего результата. Тогда она метнулась к ближайшему лучнику, подобрала его лук и попыталась выстрелить в верещащую дэй'ном, неумолимо приближающуюся к стенам. Не тут-то было. Девушка не смогла даже как следует натянуть тетиву, которая пребольно стукнула её по внутренней стороне локтя.
   — Чёрт… чёрт… чёрт… — скулила она. — Что же делать?! Господи, что же будет?!
   Дэй'ном внушали ей запредельный ужас. Стоило только глянуть на певучую колдунью, и дыбом поднималась каждая волосинка на теле. Прятаться от такой твари бесполезно. После неудачи с луком, мысль отмахаться мечом Хелит отбросила, как изначально дурацкую. Разве только дэй'ном, увидев её с мечом, сами сдохнут со смеху. Оставалось только сигануть со стены вниз головой, чтоб не даться им живой. Смерть от рук дэй'ном, по утверждению эр-ирринцев, бывает только одной разновидности — долгой и мучительной.
   «Так и помрешь от чужой руки, не узнав, кто ты такая есть», — подумалось Хелит.
   Она, в самом деле, готова была покончить собой, но внезапно её взгляд остановился на большом набатном колоколе. Хелит никогда не слышала, чтоб в него звонили, но все же понадеялась на удачу. А вдруг получится? Девушка метнулась к нему, что есть сил, потянула за веревку, раскачивая тяжелый язык толщиной с мужскую руку. Первый удар получился слабым, второй — гораздо сильнее, и дальше Хелит уже при всем желании не могла остановиться. Особенно после того, как увидела, что спящие люди начинают понемногу шевелиться. Голосистая медь будила их к жизни.
   А Хелит звонила, звонила и звонила, сдирая до мяса ладони об жесткую веревку. Низкий голос тревожного набата гремел над Эр-Иррином, пробуждая его защитников и разрушая наведенные чары.
   Бом! Бом! Бам! Бам-м-м-м-м!
 
   Как назло, в главном зале донжона не нашлись ни лавки, ни табурета, чтоб Рыжий мог присесть и тем самым облегчить свои страдания. Какое тут сосредоточение, скажите на милость, когда кровь еще кипит посла боя, зверски дергает боль в поврежденном колене, а в голове гудит, как в кузнечном горне!
   — Так откуда, говоришь, они пришли? — решил уточнить Мэй у следопыта Двуречанского гарнизона, склоняясь над картой.
   К слову сказать, карта великолепная подробнейшая и выполнена мастерски. Любо дорого посмотреть. Надо будет заставить скопировать себе такую же.
   — Со стороны Белых Скал, милорд.
   — Ты уверен?
   — Честью клянусь! Я своим глазам не поверил, — твердил парень.
   «Белые Скалы… Белые Скалы…», — терялся в догадках Рыжий князь. — «Нелогично. Зачем делать изрядный крюк, если можно спуститься вдоль пустошей?»
   Он прикинул и так, и эдак, пытаясь вычислить потаенный умысел дэйном. Ну не на Эр-Иррин же они нацелились? Потер виски, пытаясь избавиться от навязчивого звона в ушах. Словно рядом бьют колокола… Колокола?
   — Ты тоже слышишь их, Вранн?
   — Кого? — не понял следопыт.
   — Колокола…
   Бом! Бом! Бам! Бам-м-м-м-м!
   — Тихо. Ничего не слышу…Милорд! Что с вами?
   Кап-кап-кап!
   Кровь из носа капала на карту частым дождиком. Мэй скорее зажал ноздри. Какая досадная неприятность! Голова гудела. Что происходит?
   В голове по прежнему звенел колокол. Пронзительно, отчаянно, тревожно. Он звал на помощь, молил, давясь безысходностью и ужасом. И это был колокол Эр-Иррина.
   Ну, никак не мог услышать Мэйтианн его призыв. Даже самый сильный ветер не смог бы донести колокольный звон в такую даль. И тем не менее…
   «Мэй! Спаси нас! Помоги! Мэй!» — взывал набат голосом Хелит из Алатта.
   Казалось, что от яростного вопля изданного надорванной глоткой Рыжего треснет небесный свод. А может быть, он и в самом деле треснул в тот день. Кто знает?
   Мэй вложил столько сил, чтобы отстроить свою цитадель, укрепить защитные рубежи, сделать крепость неприступной твердыней всего приграничья. Эр-Иррин не мог пасть. О его стены расшибались целые армии и ломали зубы лучшие полководцы дэй'ном.