Страница:
количество бесполезных членов общества, тормозящих его развитие.
Второе стихотворение - "Труд и Прибыль" - было откликом на победу,
одержанную фритредерской буржуазией в ее борьбе за отмену хлебных законов.
Эта победа не принесла пролетариату никакого облегчения. Чисто буржуазный
характер "Лиги борьбы против хлебных законов" неоднократно отмечался
чартистскими журналами еще в начале 40-х годов. Однако ни в чартистской
поэзии, ни в публицистике подлинный смысл фритредерской политики не был
вскрыт так четко и определенно, как это сделал Линтон в стихотворении "Труд
и Прибыль". Две строчки этого стихотворения:
Лига может снизить цены на хлеб,
Разве нельзя понизить заработную плату?
стоят многих страниц полемических трактатов, ибо с эпиграмматической
ясностью определяют цель и подлинные задачи фритредерской буржуазии, для
которой снижение цен на хлеб было лишь сигналом к наступлению на заработную
плату рабочих.
Линтон достаточно ясно понимал, что богатство буржуазии есть незаконно
присвоенный продукт чужого труда. Однако свою справедливую мысль о
зависимости капиталистической прибыли от труда он не смог воплотить в
образах буржуа и промышленного пролетария, труд которого является основным
источником обогащения буржуазии. В поисках типичного образа ограбленного
труженика он обратился к судьбе изобретателей, чьи изобретения на практике
осуществили промышленный переворот. Машины и приспособления, созданные
Харгривсом, Кромптоном, Рэдклифом, принесли колоссальные прибыли
промышленникам, использовавшим их на производстве, однако сами изобретатели,
как правило, не извлекали из своих изобретений никакого дохода и часто
умирали в нищете. В стихотворении "Труд и Прибыль" мы видим двойное
противопоставление прибыли и труда: сначала в абстрактных образах Прибыли
(Trade per cent) и Труда (Toil), а затем в конкретных образах сэра Ричарда
Аркрайта, укравшего патент Харгривса и Кромптона и разбогатевшего благодаря
эксплуатации их изобретения, и в образах ограбленных и гибнущих в нужде
изобретателей. Показательно, что Линтон ставит в один ряд "манчестерских
шерстяных королей", "пилей" и "кобденов", т. е. и промышленников-фритредеров
и консерваторов, всячески сопротивлявшихся отмене хлебных законов. Очевидно,
Линтон понимал, что в борьбе против пролетариата они выступают сомкнутым
строем.
Стихотворение "Труд и Прибыль", появившееся впервые в журнале
"Труженик" в 1847 г., произвело большое впечатление на чартистов. В течение
ближайших нескольких лет оно неоднократно перепечатывалось другими
чартистскими газетами и журналами.
Огромное влияние на творчество Линтона оказали революционные события
1848 г. Он развивает бурную публицистическую и общественно-политическую
деятельность, помещает большое количество статей и стихотворений о революции
в журналах "Республиканец", "Демократическое обозрение", "Красный
республиканец" и др. Большая часть его поэтических произведений посвящена
революционным событиям во Франции ("Гимн Анархии", "Каинова печать",
"Современные эпитафии"), в Италии ("За Рим"), в Англии и Ирландии ("Элегия о
наших днях"). Особое место занимает его большая поэма "Погребальная песнь
народов" (A Dirge of the Nations), в которой поэт попытался обобщить опыт
революционного движения последних лет во всех странах Европы.
В результате событий 1848 г. Линтон становится еще непримиримее к
буржуазии. Решающую роль в этом сыграли три фактора: половинчатость
буржуазной республики, возникшей в результате февральской революции (Линтон
был в Париже в марте-апреле 1848 г.), кровавая расправа французской
буржуазии над рабочими в июне 1848 г. и так называемая позиция
невмешательства, занятая в 1848 г. английской буржуазией. Не случайно в
одном из своих публицистических выступлений Линтон назвал Англию страной
"лавочников и торгашей". "Корень зла, - писал он с горечью, - в нашей
"коммерческой" позиции... Какое значение могут иметь честь, доброе имя и
чистая совесть, когда лавочка в опасности, когда симпатия к справедливости
может лишить нас процентов?".
В своих блестящих сатирических эпитафиях, написанных в 1849-1850 гг.,
каждая из которых занимает от двух до четырех строк, Линтон с яростью
обрушивается на буржуазных душителей революции и их пособников. Он воздает
"должное" палачам революции, таким, как Одиллон Барро:
Предатель без ума и чести,
Палач по самое нутро,
Искариот и Каин вместе -
Лежит здесь Одиллон Барро.
Не менее остра эпитафия Тьеру:
Рак языка прервал его житье,
И это вряд ли странным назовешь:
Типун венчает мелкое вранье,
А у него вся жизнь - сплошная ложь.
Из эпиграмм, посвященных палачам французской революции, следует еще
отметить эпитафию Эжену Кавеньяку, которого Линтон противопоставляет его
брату Годфруа, сражавшемуся на стороне республики.
Вместе с тем Линтон не забывает и об английской буржуазии, делавшей все
возможное, чтобы задушить революционное движение. Он выступает против
буржуазной прессы, ожесточенно клеветавшей на чартизм и революции на
континенте Европы. Достается в этих эпитафиях и политическим лидерам
английской буржуазии, таким, как Рассел:
Архангел Михаил и черт
Друг с другом вновь вступили в прения:
Черт испугался, что милорд
Испакостит его владения.
Избрав для своих политических эпиграмм форму надписей на надгробьях,
Линтон тем самым как бы хотел подчеркнуть обреченность буржуазной реакции,
ее неизбежную гибель. Даже в самые тяжелые времена разгрома революционного
движения он продолжал верить в конечное торжество народного дела. Острота
критики буржуазии, которой достиг в эти годы Линтон, еще не свидетельствует,
однако, о его полном освобождении от буржуазных иллюзий. Теперь эти иллюзии
слабее, но они все же сохраняются, и это сказалось на взглядах и
деятельности Линтона после поражения революции 1848 г. События 1848 г. во
Франции заставили чартистов, в том числе и Линтона, задуматься над
перспективами чартистского движения. Опыт февральской революции показал им,
что всеобщее избирательное право и республика далеко не представляют собой
панацеи от всех зол. Отсюда - более пристальное внимание к вопросам будущего
устройства общества.
Однако, став субъективно непримиримым противником буржуазного строя,
Линтон, как и большинство чартистов, не понял исторической необходимости
пролетарского социализма. Объективно его деятельность способствовала
утверждению буржуазной демократии.
Буржуазно-демократические тенденции во взглядах Линтона сказались
особенно резко в его выступлениях против "коммунизма" социалистов-утопистов,
в частности против Этьена Кабе. Видимо, известную роль сыграли здесь
свойственные чартистам "антикоммунистические" настроения в вопросе о земле,
явившиеся следствием деятельности земельного общества О'Коннора.
Поражение революции на континенте Европы и чартизма в Англии привело
Линтона к духовному кризису, от которого он уже не смог до конца оправиться.
1849 год был для Линтона годом разочарования в чартизме. По выражению
Гарри Поллита, "крушение чартизма открыло путь самой черной реакции". Многие
из активных участников и руководителей движения оказались в тюрьмах. В 1849
г. произошел окончательный раскол в чартизме: представители его левого,
более революционного крыла решительно порвали с "о'конноризмом". Но и левое
крыло оказалось в эти годы в трудном положении. Джонс был в тюрьме, откуда
он вышел лишь в середине 1850 г., а Гарни не отличался особой
последовательностью и определенностью своих воззрений. Фактически левое
крыло оказалось почти без руководства. Вторая половина 1848 г. и весь 1849
г. были для чартизма временем идейного разброда и организационной
неустойчивости. С этим связан пессимистический оттенок поэтических
произведений Линтона 1848-1849 гг., таких, как "Элегия о наших днях",
"Заключенные" и др.
В "Элегии" образы осенней природы постоянно ассоциируются с затуханием
чартистского движения. Иногда эта связь дана посредством обычных сравнений:
Одни за другими осенней порою
Слетают листы.
Одни за другими уходят герои,
И гибнут надежды, одна за другою...
иногда - через фантастический образ "блужданий свободы":
За лесом снижается месяц двурогий
И тонет во мгле.
Во мгле ты не можешь найти к нам дороги,
Хоть мы ожидаем в тоске и тревоге,
Свобода...
Образ Свободы, скрытой тучами в ночной тьме, отразил пессимистическое
представление Линтона о расстановке классовых сил в общественно-политической
жизни Англии. Ему казалось, что пролетариат сошел со сцены, полностью
уступив место циничной и жадной буржуазии. Линтон более не верил в рабочее
движение в его "традиционно-чартистской форме". Полтора года спустя он
подверг его жестокой критике. Однако никаких других форм рабочего движения
он в это время не видел в Англии. Кроме неопределенных надежд на конечное
торжество "Свободы", он ничего не мог противопоставить ликованию победившей
буржуазии, которая, оправившись от испуга, начала решительно проводить свою
линию во внешней и внутренней политике Англии. Не случайно в своей
крупнейшей поэме этого периода - "Погребальная песнь народов" - Линтон
обращается к Англии с ненавистью и презрением. Он ненавидит "Англию
лавочников" (Shopkeeping England) и презирает тех, кто отказался от борьбы,
кто отступил в "мир собак, благоговейно трепещущих в своей конуре".
"Погребальная песнь народов", вышедшая в конце 1849 г., - один из
немногих памятников чартистской поэзии, в которых отражено поражение
революции 1848 г. не в форме отклика на отдельные этапы борьбы, а в форме
большого художественного обобщения, которое вобрало в себя всю борьбу
народов Европы. Поэма эта интересна по своей проблематике. В ней Линтон
ставит вопрос о роли и месте поэта в моменты поражения революции - тема,
редкая даже для чартистской поэзии.
Скорбные раздумья Линтона, который после поражения чартизма и
революционного движения на континенте почувствовал себя "выключенным" из
борьбы, нашли свое выражение в трагическом образе Поэта-Прометея,
прикованного к скале и бессильного помочь людям в борьбе, на которую он сам
их подымал.
Перед взором поэта проходят картины кровавых столкновений во Франции,
Италии, Венгрии; тяжелой поступью идут народы, несущие своих мертвецов;
зимний шторм, внезапно разразившийся в июне, губит молодые побеги.
Посредством тонких художественных штрихов Линтон конкретизирует эти
отвлеченные образы, заставляет читателя сопоставить их с животрепещущими
историческими событиями недавних, всем памятных дней. Так, в образе
разбушевавшегося шторма, губящего надежды демократии, подобным штрихом
является слово "июнь". Лмнтон очень часто использует многозначность
лексических средств с целью конкретизации символических отвлеченных образов.
Он парадоксально сталкивает контрастирующие слова, добиваясь того, что в них
выявляется скрытый и значительный смысл. Так, например, поставленные рядом
существительное и_ю_н_ь и прилагательное з_и_м_н_и_й (winter june), никогда
не встречающиеся вместе (разве что в географических описаниях южных широт),
останавливают внимание читателя, говоря ему о противоестественности, о
катастрофичности описываемых событий. В этом словосочетании лежит идея
поражения весны, ее капитуляции перед суровыми силами зимы. Но что особенно
важно, такое столкновение семантически, казалось бы, несовместимых слов
заставляло, несомненно, воспринимать образ июня символически, ассоциируя это
слово с июньским поражением пролетариата.
Показывая разгром революционного движения в Европе, Линтон одновременно
ставит вопрос, который он, видимо, считал для себя особенно важным: каковы
должны быть место и роль поэта в условиях поражения революции? Сама
постановка этого вопроса диктовалась реальной общественно-политической
ситуацией в Англии 1848-1849 гг.
В сознании Поэта-Прометея разыгрывается яростная схватка между
терзающими его сомнениями и всей его натурой страстного борца. Сомнениям не
удается сломить волю поэта. Он сохраняет веру в необходимость и
справедливость борьбы. Он признает, что путь борьбы тяжел, что жертвы
неизбежны, что народы заплатили дорогой ценой за свой порыв к свободе. Но он
отказывается смотреть только назад. Взор его неизменно обращается к
будущему. Главный его аргумент в пользу продолжения борьбы состоит в
понимании всех ужасов реакции, всей тяжести положения народов. Будущее не
должно быть похоже на настоящее. Пусть неизбежны поражения, пусть скала, к
которой он прикован, "позеленеет от его слез", но его девизом остается
неизменное "Вперед!".
Что должен делать поэт в такие моменты истории, если он сохранил
решимость бороться? Поэт видит погруженных в мертвый сон "солдат свободы",
перед ним раскрывается картина запустения. Но он обязан найти тех, кто
способен продолжать борьбу, разбудить спящих, растревожить покорившихся
своей участи, ибо ему одному даровано "искусство гневного стиха". Вожди либо
убиты, либо томятся в тюрьмах. Некоторые из них эмигрировали, иные отреклись
от своих прежних убеждений. 1848 год был в этом отношении переломным. Вся
либеральная и буржуазно-"радикальная" интеллигенция при первом же
организованном вооруженном выступлении пролетариата растеряла весь свой
либерализм и радикализм. Поэтому образ поэта, прикованного к скале,
терзаемого отчаяньем и бесплодно взывающего: vivos voco! становился
характерным в своей реальности символом.
И, наконец, поэт слышит голос, откликнувшийся на его призыв, голос
человека, готового продолжать борьбу.
В "Погребальной песне народов" ощущается влияние поэзии Шелли и вместе
с тем с большой наглядностью проявляется переосмысление романтической
эстетики, которое сказывается и в жанровом характере поэмы, в системе
образов, в композиции, в лексике и т. д. Этот процесс выработки нового
метода был чрезвычайно сложен; поэма Линтона свидетельствует о том, что
иногда ему удавалось нащупать верный путь - путь к реализму.
В своих публицистических выступлениях начала 50-х годов Линтон
стремится критически оценить опыт чартизма как революционного движения
английских рабочих масс. Так возник написанный им первый критический очерк
истории чартизма. Переосмысление опыта чартизма отнюдь не означало для
Линтона отказа от чартистских идей, от требований хартии. В открытом письме
к Гарни (1850) он писал: "Если мои слова имеют какой-нибудь вес, я скажу:
держитесь хартии, или - если не существенно название - избирательного права
и его гарантий". В этом же письме он провозгласил свою верность принципам
чартизма: "Считаю своим долгом заявить, - писал он, - что с какой бы
программой и какой бы организацией ни было поднято чартистское знамя, я
всегда стану под него". Более того, когда Гарни пытался сколотить
объединение из представителей буржуазных партий и группировок с целью
оказать давление на парламент и таким способом добиться социальных
преобразований, Линтон дал ему суровую отповедь. "Насколько мне известно, -
писал он, - это буржуазная политика... Но это не моя политика и, надеюсь, не
ваша". Задача состоит "не в том, - писал Линтон, - чтобы влиять на
представителей правящего класса, но в том, чтобы иметь своих представителей
у власти". Перефразируя известную английскую народную пословицу, он называет
затею Гарни попыткой "сшить шелковые кошельки для народа из свинячих ушей
представителей буржуазии в парламенте".
Линтон критиковал организационные формы движения, его стратегию и
тактику. Главными пороками чартизма в целом Линтон считал стихийность
движения (организацию чартистов он явно недооценивал), отсутствие единства,
отсутствие партии, которая могла бы возглавить движение, и, наконец,
отсутствие четкой программы борьбы. В критике Линтона были и слабые места.
Он ошибался, например, отрицая массовые политические митинги как одну из
форм революционного движения. "Тринадцать лет непрерывного словоизвержения и
горлодерства, - писал он, - производимого миллионом с четвертью человек,
разумеется, следует рассматривать как достаточный пролог к делу, которое они
объявили необходимым... Чартистское движение умерло. Оно могло бы стать
успешным, если бы Иерихон вигов мог быть разрушен с помощью трубных звуков".
Однако главное утверждение Линтона соответствовало истине. Отсутствие
подлинно революционной рабочей партии было, действительно, одной из основных
причин поражения чартизма. Линтон, далеко стоявший от марксизма, имел весьма
смутное представление о том, какая партия нужна была рабочему движению, но
отсутствие ее ощущал необычайно остро.
Линтон резко выступал против всяких попыток возродить движение в его
прежней "традиционно чартистской форме". В 1851 г. он обратился к группе
деятелей чартизма со следующими словами: "Ваше последнее совещание вам не
поможет. Чартизм действительно умер. Похороните его достойно и подумайте,
что теперь следует делать.
Ваша попытка оживить чартизм (если можно назвать оживлением
гальванизацию трупа) не удастся. К тому имеются три основательные причины:
1. У вас нет партии, к которой вы могли бы обратиться.
2. У вас нет необходимых принципов, на основе которых можно было бы
создать партию.
3. У вас нет ясного плана действий".
Линтон упорно и настойчиво искал новые принципы и новые организационные
формы борьбы. Он пытался выработать программу новой организации, которую
называл "республиканской". По мысли Линтона, "в качестве фундамента, на
котором она будет воздвигнута, надобно взять основные пункты хартии". Однако
особенности его мировоззрения, сложившегося под влиянием идей буржуазного
просвещения, утопического социализма и практического опыта чартистского
движения, увели его с правильного пути, толкнули на сближение с буржуазным
республиканизмом мадзиниевского толка. Но опыт классовой борьбы в Англии, в
которой он принимал живейшее участие, мешал ему разделить все иллюзии
мадзинистов к "официальной демократии".
В одной из своих статей 1851 г. он писал: "Эмансипация буржуазии через
революцию 1789 г. была лишь шагом на (историческом. - Ю. К.) пути.
Буржуазия, увенчанная в 1830 г., забыла об этом, забыла, что поступь истории
ускоряется, что нельзя внезапно остановить борьбу за свободу, которую ведут
"низы общества"... В глазах тех, кто имел привилегию называться обществом в
древности, рабство было естественным порядком вещей... но рабы превратились
в крепостных. Феодальное общество не сомневалось в том, что это новое
положение было правильным, однако (общественное. - Ю. К.) развитие привело к
тому, что крепостные стали наемными рабочими. Буржуазное общество вполне
удовлетворено этим и радуется, что, наконец, установлен "окончательный"
порядок. Увы, логика истории не имеет жалости даже к респектабельной
буржуазии. Человечество все еще прогрессирует и настаивает на том, чтобы
двигаться вперед еще быстрее, - быстрее, чем на это способна наша буржуазная
колымага... рабство наемного труда должно быть упразднено.
Попытка остановить этот процесс была причиной грозного июньского
восстания. Попытайтесь продолжить эту попытку, и июньский конфликт покажется
мелкой стычкой нескольких бойцов наступающей армии бедняков...".
Отсюда Линтон делал тот вывод, что современное общество - это
буржуазное общество и что царство буржуазии не бесконечно. В этой же статье
он писал: "... феодализм умер. Исторически закономерно и необходимо, что для
буржуазии наступает ее "последний день". Каждому овощу свое время. Буржуазия
может теперь собирать свои пожитки".
Убеждение в необходимости продолжать борьбу заставило Линтона направить
основное внимание на создание новой ("республиканской") партии и на
выработку программы этой партии. В социальных преобразованиях Линтон видит
теперь основу и главный смысл политической борьбы. "Народ не только захватит
власть, - писал он, - но и использует ее в своих материальных интересах. Это
и есть та самая с_о_ц_и_а_л_ь_н_а_я р_е_ф_о_р_м_а, которой так боятся
правящие классы".
Программа, предложенная Линтоном, была сформулирована им в десяти
"Письмах о республиканизме", опубликованных в 1850 г. в "Красном
республиканце". Она свидетельствует о том, что Линтон сохранил ряд
мелкобуржуазных иллюзий, которые снижали ее революционность. Так, отрицая
частную собственность как средство эксплуатации, Линтон тем не менее
признавал мелкобуржуазную частную собственность, обреченную на отмирание
всем ходом развития капитализма.
Противоречивая позиция Линтона в этом вопросе о собственности (несмотря
на то, что он выступал против капиталистического способа присвоения
продуктов труда, требовал национализации земли, гарантии права на труд и т.
д.) была чревата для него весьма серьезными последствиями: он не понял и не
оценил идей Маркса и Энгельса, выступал в оппозиции к коммунистическим идеям
социалистов-утопистов и тщетно пытался соединить борьбу за
социально-политическую революцию в Англии с деятельностью "Центрального
демократического европейского комитета", о лидерах которого Герцен писал,
что "от них на двести шагов веет реакцией" {А. И. Герцен. Былое и думы. Л.,
1946, стр. 429.}.
Попытка Линтона создать революционную "республиканскую" организацию в
Англии оказалась столь же безрезультатной, как и деятельность "Европейского
комитета". Сам Линтон позднее в своих воспоминаниях объяснял провал своих
начинаний недостатком организаторских способностей. Однако дело здесь было,
разумеется, не только в этом. Деятельность Линтона не увенчалась успехом
потому, что, во-первых, чартистское движение близилось к полному упадку:
во-вторых, программа, предложенная Линтоном, мало соответствовала классовым
интересам английского пролетариата, ее содержание было противоречивым и
практически неосуществимым.
Пытаясь создать "республиканскую организацию", Линтон стремился при
этом использовать опыт борьбы за республику в других странах.
Непосредственным результатом изучения революционных движений первой
половины XIX века в странах западной и восточной Европы явилась серия
исторических исследований, опубликованных Линтоном в разное время в журнале
"Английская республика". Позднее, через несколько десятилетий, Линтон
дополнил и переработал их и издал отдельной книгой "Европейские
республиканцы" (The European Republicans, 1892).
Помимо очерков, написанных в 50-е годы, он включил в эту книгу
воспоминания о Герцене и перевод значительного отрывка из "Былого и дум",
воспоминания о Ворцеле, Штольцмане и Мадзини и перевод некролога Ворцелю,
написанного Герценом.
Среди публицистических произведений Линтона наибольший интерес
представляет его работа о декабристах, напечатанная в 1851 г. Статья,
включавшая описание организации декабристов, событий на Сенатской площади и
действий Южного общества, вызвала широкий отклик в чартистской прессе, а
журнал "Друг народа" перепечатал ее почти целиком. Первоначально она была
озаглавлена "Пестель и русские республиканцы" (Pestel and Russian
Republicans). Позднее, дополнив ее, Линтон изменил название: включив статью
в книгу "Европейские республиканцы", он озаглавил ее "Пестель и Рылеев".
Статья обнаруживает большую осведомленность Линтона и, кроме того,
свидетельствует о том, что чартисты первыми в Англии сумели приблизиться к
правильному пониманию смысла и значения движения декабристов, разоблачив
многочисленные клеветнические измышления по их адресу, распространявшиеся в
Европе, и восстановив в целом правильную картину событий 1825 г. в России.
Значение и интерес этой статьи далеко не исчерпываются изучением "опыта
республиканской организации". Статья свидетельствует о глубоком внимании
чартистов к судьбам русского народа и к истории русского революционного
движения, об их связи с русскими революционными демократами, в частности с
Герценом. Известно несколько принадлежащих перу других чартистских авторов
произведений, которые были специально посвящены декабристам, например, роман
Т. Фроста "Санктпетербургский студент" или его же статья "Объединенные
славяне" и др.
Чартисты первыми в Англии увидели за официальной Россией русский народ,
великих русских писателей и революционеров, сумели понять, что подлинную
Россию составляют не "император Николай" и "казаки", а крепостные крестьяне,
декабристы, Пушкин, Гоголь.
Разумеется, работа Линтона содержит значительное количество ошибок как
в изложении фактов, так и в оценке декабризма. Противоречивость
мировоззрения Линтона не позволила ему вскрыть дворянскую ограниченность
революционности декабристов, показать роковое значение их оторванности от
народа и т. д.
Среди всех стихотворений, написанных Линтоном в этот период, лишь очень
Второе стихотворение - "Труд и Прибыль" - было откликом на победу,
одержанную фритредерской буржуазией в ее борьбе за отмену хлебных законов.
Эта победа не принесла пролетариату никакого облегчения. Чисто буржуазный
характер "Лиги борьбы против хлебных законов" неоднократно отмечался
чартистскими журналами еще в начале 40-х годов. Однако ни в чартистской
поэзии, ни в публицистике подлинный смысл фритредерской политики не был
вскрыт так четко и определенно, как это сделал Линтон в стихотворении "Труд
и Прибыль". Две строчки этого стихотворения:
Лига может снизить цены на хлеб,
Разве нельзя понизить заработную плату?
стоят многих страниц полемических трактатов, ибо с эпиграмматической
ясностью определяют цель и подлинные задачи фритредерской буржуазии, для
которой снижение цен на хлеб было лишь сигналом к наступлению на заработную
плату рабочих.
Линтон достаточно ясно понимал, что богатство буржуазии есть незаконно
присвоенный продукт чужого труда. Однако свою справедливую мысль о
зависимости капиталистической прибыли от труда он не смог воплотить в
образах буржуа и промышленного пролетария, труд которого является основным
источником обогащения буржуазии. В поисках типичного образа ограбленного
труженика он обратился к судьбе изобретателей, чьи изобретения на практике
осуществили промышленный переворот. Машины и приспособления, созданные
Харгривсом, Кромптоном, Рэдклифом, принесли колоссальные прибыли
промышленникам, использовавшим их на производстве, однако сами изобретатели,
как правило, не извлекали из своих изобретений никакого дохода и часто
умирали в нищете. В стихотворении "Труд и Прибыль" мы видим двойное
противопоставление прибыли и труда: сначала в абстрактных образах Прибыли
(Trade per cent) и Труда (Toil), а затем в конкретных образах сэра Ричарда
Аркрайта, укравшего патент Харгривса и Кромптона и разбогатевшего благодаря
эксплуатации их изобретения, и в образах ограбленных и гибнущих в нужде
изобретателей. Показательно, что Линтон ставит в один ряд "манчестерских
шерстяных королей", "пилей" и "кобденов", т. е. и промышленников-фритредеров
и консерваторов, всячески сопротивлявшихся отмене хлебных законов. Очевидно,
Линтон понимал, что в борьбе против пролетариата они выступают сомкнутым
строем.
Стихотворение "Труд и Прибыль", появившееся впервые в журнале
"Труженик" в 1847 г., произвело большое впечатление на чартистов. В течение
ближайших нескольких лет оно неоднократно перепечатывалось другими
чартистскими газетами и журналами.
Огромное влияние на творчество Линтона оказали революционные события
1848 г. Он развивает бурную публицистическую и общественно-политическую
деятельность, помещает большое количество статей и стихотворений о революции
в журналах "Республиканец", "Демократическое обозрение", "Красный
республиканец" и др. Большая часть его поэтических произведений посвящена
революционным событиям во Франции ("Гимн Анархии", "Каинова печать",
"Современные эпитафии"), в Италии ("За Рим"), в Англии и Ирландии ("Элегия о
наших днях"). Особое место занимает его большая поэма "Погребальная песнь
народов" (A Dirge of the Nations), в которой поэт попытался обобщить опыт
революционного движения последних лет во всех странах Европы.
В результате событий 1848 г. Линтон становится еще непримиримее к
буржуазии. Решающую роль в этом сыграли три фактора: половинчатость
буржуазной республики, возникшей в результате февральской революции (Линтон
был в Париже в марте-апреле 1848 г.), кровавая расправа французской
буржуазии над рабочими в июне 1848 г. и так называемая позиция
невмешательства, занятая в 1848 г. английской буржуазией. Не случайно в
одном из своих публицистических выступлений Линтон назвал Англию страной
"лавочников и торгашей". "Корень зла, - писал он с горечью, - в нашей
"коммерческой" позиции... Какое значение могут иметь честь, доброе имя и
чистая совесть, когда лавочка в опасности, когда симпатия к справедливости
может лишить нас процентов?".
В своих блестящих сатирических эпитафиях, написанных в 1849-1850 гг.,
каждая из которых занимает от двух до четырех строк, Линтон с яростью
обрушивается на буржуазных душителей революции и их пособников. Он воздает
"должное" палачам революции, таким, как Одиллон Барро:
Предатель без ума и чести,
Палач по самое нутро,
Искариот и Каин вместе -
Лежит здесь Одиллон Барро.
Не менее остра эпитафия Тьеру:
Рак языка прервал его житье,
И это вряд ли странным назовешь:
Типун венчает мелкое вранье,
А у него вся жизнь - сплошная ложь.
Из эпиграмм, посвященных палачам французской революции, следует еще
отметить эпитафию Эжену Кавеньяку, которого Линтон противопоставляет его
брату Годфруа, сражавшемуся на стороне республики.
Вместе с тем Линтон не забывает и об английской буржуазии, делавшей все
возможное, чтобы задушить революционное движение. Он выступает против
буржуазной прессы, ожесточенно клеветавшей на чартизм и революции на
континенте Европы. Достается в этих эпитафиях и политическим лидерам
английской буржуазии, таким, как Рассел:
Архангел Михаил и черт
Друг с другом вновь вступили в прения:
Черт испугался, что милорд
Испакостит его владения.
Избрав для своих политических эпиграмм форму надписей на надгробьях,
Линтон тем самым как бы хотел подчеркнуть обреченность буржуазной реакции,
ее неизбежную гибель. Даже в самые тяжелые времена разгрома революционного
движения он продолжал верить в конечное торжество народного дела. Острота
критики буржуазии, которой достиг в эти годы Линтон, еще не свидетельствует,
однако, о его полном освобождении от буржуазных иллюзий. Теперь эти иллюзии
слабее, но они все же сохраняются, и это сказалось на взглядах и
деятельности Линтона после поражения революции 1848 г. События 1848 г. во
Франции заставили чартистов, в том числе и Линтона, задуматься над
перспективами чартистского движения. Опыт февральской революции показал им,
что всеобщее избирательное право и республика далеко не представляют собой
панацеи от всех зол. Отсюда - более пристальное внимание к вопросам будущего
устройства общества.
Однако, став субъективно непримиримым противником буржуазного строя,
Линтон, как и большинство чартистов, не понял исторической необходимости
пролетарского социализма. Объективно его деятельность способствовала
утверждению буржуазной демократии.
Буржуазно-демократические тенденции во взглядах Линтона сказались
особенно резко в его выступлениях против "коммунизма" социалистов-утопистов,
в частности против Этьена Кабе. Видимо, известную роль сыграли здесь
свойственные чартистам "антикоммунистические" настроения в вопросе о земле,
явившиеся следствием деятельности земельного общества О'Коннора.
Поражение революции на континенте Европы и чартизма в Англии привело
Линтона к духовному кризису, от которого он уже не смог до конца оправиться.
1849 год был для Линтона годом разочарования в чартизме. По выражению
Гарри Поллита, "крушение чартизма открыло путь самой черной реакции". Многие
из активных участников и руководителей движения оказались в тюрьмах. В 1849
г. произошел окончательный раскол в чартизме: представители его левого,
более революционного крыла решительно порвали с "о'конноризмом". Но и левое
крыло оказалось в эти годы в трудном положении. Джонс был в тюрьме, откуда
он вышел лишь в середине 1850 г., а Гарни не отличался особой
последовательностью и определенностью своих воззрений. Фактически левое
крыло оказалось почти без руководства. Вторая половина 1848 г. и весь 1849
г. были для чартизма временем идейного разброда и организационной
неустойчивости. С этим связан пессимистический оттенок поэтических
произведений Линтона 1848-1849 гг., таких, как "Элегия о наших днях",
"Заключенные" и др.
В "Элегии" образы осенней природы постоянно ассоциируются с затуханием
чартистского движения. Иногда эта связь дана посредством обычных сравнений:
Одни за другими осенней порою
Слетают листы.
Одни за другими уходят герои,
И гибнут надежды, одна за другою...
иногда - через фантастический образ "блужданий свободы":
За лесом снижается месяц двурогий
И тонет во мгле.
Во мгле ты не можешь найти к нам дороги,
Хоть мы ожидаем в тоске и тревоге,
Свобода...
Образ Свободы, скрытой тучами в ночной тьме, отразил пессимистическое
представление Линтона о расстановке классовых сил в общественно-политической
жизни Англии. Ему казалось, что пролетариат сошел со сцены, полностью
уступив место циничной и жадной буржуазии. Линтон более не верил в рабочее
движение в его "традиционно-чартистской форме". Полтора года спустя он
подверг его жестокой критике. Однако никаких других форм рабочего движения
он в это время не видел в Англии. Кроме неопределенных надежд на конечное
торжество "Свободы", он ничего не мог противопоставить ликованию победившей
буржуазии, которая, оправившись от испуга, начала решительно проводить свою
линию во внешней и внутренней политике Англии. Не случайно в своей
крупнейшей поэме этого периода - "Погребальная песнь народов" - Линтон
обращается к Англии с ненавистью и презрением. Он ненавидит "Англию
лавочников" (Shopkeeping England) и презирает тех, кто отказался от борьбы,
кто отступил в "мир собак, благоговейно трепещущих в своей конуре".
"Погребальная песнь народов", вышедшая в конце 1849 г., - один из
немногих памятников чартистской поэзии, в которых отражено поражение
революции 1848 г. не в форме отклика на отдельные этапы борьбы, а в форме
большого художественного обобщения, которое вобрало в себя всю борьбу
народов Европы. Поэма эта интересна по своей проблематике. В ней Линтон
ставит вопрос о роли и месте поэта в моменты поражения революции - тема,
редкая даже для чартистской поэзии.
Скорбные раздумья Линтона, который после поражения чартизма и
революционного движения на континенте почувствовал себя "выключенным" из
борьбы, нашли свое выражение в трагическом образе Поэта-Прометея,
прикованного к скале и бессильного помочь людям в борьбе, на которую он сам
их подымал.
Перед взором поэта проходят картины кровавых столкновений во Франции,
Италии, Венгрии; тяжелой поступью идут народы, несущие своих мертвецов;
зимний шторм, внезапно разразившийся в июне, губит молодые побеги.
Посредством тонких художественных штрихов Линтон конкретизирует эти
отвлеченные образы, заставляет читателя сопоставить их с животрепещущими
историческими событиями недавних, всем памятных дней. Так, в образе
разбушевавшегося шторма, губящего надежды демократии, подобным штрихом
является слово "июнь". Лмнтон очень часто использует многозначность
лексических средств с целью конкретизации символических отвлеченных образов.
Он парадоксально сталкивает контрастирующие слова, добиваясь того, что в них
выявляется скрытый и значительный смысл. Так, например, поставленные рядом
существительное и_ю_н_ь и прилагательное з_и_м_н_и_й (winter june), никогда
не встречающиеся вместе (разве что в географических описаниях южных широт),
останавливают внимание читателя, говоря ему о противоестественности, о
катастрофичности описываемых событий. В этом словосочетании лежит идея
поражения весны, ее капитуляции перед суровыми силами зимы. Но что особенно
важно, такое столкновение семантически, казалось бы, несовместимых слов
заставляло, несомненно, воспринимать образ июня символически, ассоциируя это
слово с июньским поражением пролетариата.
Показывая разгром революционного движения в Европе, Линтон одновременно
ставит вопрос, который он, видимо, считал для себя особенно важным: каковы
должны быть место и роль поэта в условиях поражения революции? Сама
постановка этого вопроса диктовалась реальной общественно-политической
ситуацией в Англии 1848-1849 гг.
В сознании Поэта-Прометея разыгрывается яростная схватка между
терзающими его сомнениями и всей его натурой страстного борца. Сомнениям не
удается сломить волю поэта. Он сохраняет веру в необходимость и
справедливость борьбы. Он признает, что путь борьбы тяжел, что жертвы
неизбежны, что народы заплатили дорогой ценой за свой порыв к свободе. Но он
отказывается смотреть только назад. Взор его неизменно обращается к
будущему. Главный его аргумент в пользу продолжения борьбы состоит в
понимании всех ужасов реакции, всей тяжести положения народов. Будущее не
должно быть похоже на настоящее. Пусть неизбежны поражения, пусть скала, к
которой он прикован, "позеленеет от его слез", но его девизом остается
неизменное "Вперед!".
Что должен делать поэт в такие моменты истории, если он сохранил
решимость бороться? Поэт видит погруженных в мертвый сон "солдат свободы",
перед ним раскрывается картина запустения. Но он обязан найти тех, кто
способен продолжать борьбу, разбудить спящих, растревожить покорившихся
своей участи, ибо ему одному даровано "искусство гневного стиха". Вожди либо
убиты, либо томятся в тюрьмах. Некоторые из них эмигрировали, иные отреклись
от своих прежних убеждений. 1848 год был в этом отношении переломным. Вся
либеральная и буржуазно-"радикальная" интеллигенция при первом же
организованном вооруженном выступлении пролетариата растеряла весь свой
либерализм и радикализм. Поэтому образ поэта, прикованного к скале,
терзаемого отчаяньем и бесплодно взывающего: vivos voco! становился
характерным в своей реальности символом.
И, наконец, поэт слышит голос, откликнувшийся на его призыв, голос
человека, готового продолжать борьбу.
В "Погребальной песне народов" ощущается влияние поэзии Шелли и вместе
с тем с большой наглядностью проявляется переосмысление романтической
эстетики, которое сказывается и в жанровом характере поэмы, в системе
образов, в композиции, в лексике и т. д. Этот процесс выработки нового
метода был чрезвычайно сложен; поэма Линтона свидетельствует о том, что
иногда ему удавалось нащупать верный путь - путь к реализму.
В своих публицистических выступлениях начала 50-х годов Линтон
стремится критически оценить опыт чартизма как революционного движения
английских рабочих масс. Так возник написанный им первый критический очерк
истории чартизма. Переосмысление опыта чартизма отнюдь не означало для
Линтона отказа от чартистских идей, от требований хартии. В открытом письме
к Гарни (1850) он писал: "Если мои слова имеют какой-нибудь вес, я скажу:
держитесь хартии, или - если не существенно название - избирательного права
и его гарантий". В этом же письме он провозгласил свою верность принципам
чартизма: "Считаю своим долгом заявить, - писал он, - что с какой бы
программой и какой бы организацией ни было поднято чартистское знамя, я
всегда стану под него". Более того, когда Гарни пытался сколотить
объединение из представителей буржуазных партий и группировок с целью
оказать давление на парламент и таким способом добиться социальных
преобразований, Линтон дал ему суровую отповедь. "Насколько мне известно, -
писал он, - это буржуазная политика... Но это не моя политика и, надеюсь, не
ваша". Задача состоит "не в том, - писал Линтон, - чтобы влиять на
представителей правящего класса, но в том, чтобы иметь своих представителей
у власти". Перефразируя известную английскую народную пословицу, он называет
затею Гарни попыткой "сшить шелковые кошельки для народа из свинячих ушей
представителей буржуазии в парламенте".
Линтон критиковал организационные формы движения, его стратегию и
тактику. Главными пороками чартизма в целом Линтон считал стихийность
движения (организацию чартистов он явно недооценивал), отсутствие единства,
отсутствие партии, которая могла бы возглавить движение, и, наконец,
отсутствие четкой программы борьбы. В критике Линтона были и слабые места.
Он ошибался, например, отрицая массовые политические митинги как одну из
форм революционного движения. "Тринадцать лет непрерывного словоизвержения и
горлодерства, - писал он, - производимого миллионом с четвертью человек,
разумеется, следует рассматривать как достаточный пролог к делу, которое они
объявили необходимым... Чартистское движение умерло. Оно могло бы стать
успешным, если бы Иерихон вигов мог быть разрушен с помощью трубных звуков".
Однако главное утверждение Линтона соответствовало истине. Отсутствие
подлинно революционной рабочей партии было, действительно, одной из основных
причин поражения чартизма. Линтон, далеко стоявший от марксизма, имел весьма
смутное представление о том, какая партия нужна была рабочему движению, но
отсутствие ее ощущал необычайно остро.
Линтон резко выступал против всяких попыток возродить движение в его
прежней "традиционно чартистской форме". В 1851 г. он обратился к группе
деятелей чартизма со следующими словами: "Ваше последнее совещание вам не
поможет. Чартизм действительно умер. Похороните его достойно и подумайте,
что теперь следует делать.
Ваша попытка оживить чартизм (если можно назвать оживлением
гальванизацию трупа) не удастся. К тому имеются три основательные причины:
1. У вас нет партии, к которой вы могли бы обратиться.
2. У вас нет необходимых принципов, на основе которых можно было бы
создать партию.
3. У вас нет ясного плана действий".
Линтон упорно и настойчиво искал новые принципы и новые организационные
формы борьбы. Он пытался выработать программу новой организации, которую
называл "республиканской". По мысли Линтона, "в качестве фундамента, на
котором она будет воздвигнута, надобно взять основные пункты хартии". Однако
особенности его мировоззрения, сложившегося под влиянием идей буржуазного
просвещения, утопического социализма и практического опыта чартистского
движения, увели его с правильного пути, толкнули на сближение с буржуазным
республиканизмом мадзиниевского толка. Но опыт классовой борьбы в Англии, в
которой он принимал живейшее участие, мешал ему разделить все иллюзии
мадзинистов к "официальной демократии".
В одной из своих статей 1851 г. он писал: "Эмансипация буржуазии через
революцию 1789 г. была лишь шагом на (историческом. - Ю. К.) пути.
Буржуазия, увенчанная в 1830 г., забыла об этом, забыла, что поступь истории
ускоряется, что нельзя внезапно остановить борьбу за свободу, которую ведут
"низы общества"... В глазах тех, кто имел привилегию называться обществом в
древности, рабство было естественным порядком вещей... но рабы превратились
в крепостных. Феодальное общество не сомневалось в том, что это новое
положение было правильным, однако (общественное. - Ю. К.) развитие привело к
тому, что крепостные стали наемными рабочими. Буржуазное общество вполне
удовлетворено этим и радуется, что, наконец, установлен "окончательный"
порядок. Увы, логика истории не имеет жалости даже к респектабельной
буржуазии. Человечество все еще прогрессирует и настаивает на том, чтобы
двигаться вперед еще быстрее, - быстрее, чем на это способна наша буржуазная
колымага... рабство наемного труда должно быть упразднено.
Попытка остановить этот процесс была причиной грозного июньского
восстания. Попытайтесь продолжить эту попытку, и июньский конфликт покажется
мелкой стычкой нескольких бойцов наступающей армии бедняков...".
Отсюда Линтон делал тот вывод, что современное общество - это
буржуазное общество и что царство буржуазии не бесконечно. В этой же статье
он писал: "... феодализм умер. Исторически закономерно и необходимо, что для
буржуазии наступает ее "последний день". Каждому овощу свое время. Буржуазия
может теперь собирать свои пожитки".
Убеждение в необходимости продолжать борьбу заставило Линтона направить
основное внимание на создание новой ("республиканской") партии и на
выработку программы этой партии. В социальных преобразованиях Линтон видит
теперь основу и главный смысл политической борьбы. "Народ не только захватит
власть, - писал он, - но и использует ее в своих материальных интересах. Это
и есть та самая с_о_ц_и_а_л_ь_н_а_я р_е_ф_о_р_м_а, которой так боятся
правящие классы".
Программа, предложенная Линтоном, была сформулирована им в десяти
"Письмах о республиканизме", опубликованных в 1850 г. в "Красном
республиканце". Она свидетельствует о том, что Линтон сохранил ряд
мелкобуржуазных иллюзий, которые снижали ее революционность. Так, отрицая
частную собственность как средство эксплуатации, Линтон тем не менее
признавал мелкобуржуазную частную собственность, обреченную на отмирание
всем ходом развития капитализма.
Противоречивая позиция Линтона в этом вопросе о собственности (несмотря
на то, что он выступал против капиталистического способа присвоения
продуктов труда, требовал национализации земли, гарантии права на труд и т.
д.) была чревата для него весьма серьезными последствиями: он не понял и не
оценил идей Маркса и Энгельса, выступал в оппозиции к коммунистическим идеям
социалистов-утопистов и тщетно пытался соединить борьбу за
социально-политическую революцию в Англии с деятельностью "Центрального
демократического европейского комитета", о лидерах которого Герцен писал,
что "от них на двести шагов веет реакцией" {А. И. Герцен. Былое и думы. Л.,
1946, стр. 429.}.
Попытка Линтона создать революционную "республиканскую" организацию в
Англии оказалась столь же безрезультатной, как и деятельность "Европейского
комитета". Сам Линтон позднее в своих воспоминаниях объяснял провал своих
начинаний недостатком организаторских способностей. Однако дело здесь было,
разумеется, не только в этом. Деятельность Линтона не увенчалась успехом
потому, что, во-первых, чартистское движение близилось к полному упадку:
во-вторых, программа, предложенная Линтоном, мало соответствовала классовым
интересам английского пролетариата, ее содержание было противоречивым и
практически неосуществимым.
Пытаясь создать "республиканскую организацию", Линтон стремился при
этом использовать опыт борьбы за республику в других странах.
Непосредственным результатом изучения революционных движений первой
половины XIX века в странах западной и восточной Европы явилась серия
исторических исследований, опубликованных Линтоном в разное время в журнале
"Английская республика". Позднее, через несколько десятилетий, Линтон
дополнил и переработал их и издал отдельной книгой "Европейские
республиканцы" (The European Republicans, 1892).
Помимо очерков, написанных в 50-е годы, он включил в эту книгу
воспоминания о Герцене и перевод значительного отрывка из "Былого и дум",
воспоминания о Ворцеле, Штольцмане и Мадзини и перевод некролога Ворцелю,
написанного Герценом.
Среди публицистических произведений Линтона наибольший интерес
представляет его работа о декабристах, напечатанная в 1851 г. Статья,
включавшая описание организации декабристов, событий на Сенатской площади и
действий Южного общества, вызвала широкий отклик в чартистской прессе, а
журнал "Друг народа" перепечатал ее почти целиком. Первоначально она была
озаглавлена "Пестель и русские республиканцы" (Pestel and Russian
Republicans). Позднее, дополнив ее, Линтон изменил название: включив статью
в книгу "Европейские республиканцы", он озаглавил ее "Пестель и Рылеев".
Статья обнаруживает большую осведомленность Линтона и, кроме того,
свидетельствует о том, что чартисты первыми в Англии сумели приблизиться к
правильному пониманию смысла и значения движения декабристов, разоблачив
многочисленные клеветнические измышления по их адресу, распространявшиеся в
Европе, и восстановив в целом правильную картину событий 1825 г. в России.
Значение и интерес этой статьи далеко не исчерпываются изучением "опыта
республиканской организации". Статья свидетельствует о глубоком внимании
чартистов к судьбам русского народа и к истории русского революционного
движения, об их связи с русскими революционными демократами, в частности с
Герценом. Известно несколько принадлежащих перу других чартистских авторов
произведений, которые были специально посвящены декабристам, например, роман
Т. Фроста "Санктпетербургский студент" или его же статья "Объединенные
славяне" и др.
Чартисты первыми в Англии увидели за официальной Россией русский народ,
великих русских писателей и революционеров, сумели понять, что подлинную
Россию составляют не "император Николай" и "казаки", а крепостные крестьяне,
декабристы, Пушкин, Гоголь.
Разумеется, работа Линтона содержит значительное количество ошибок как
в изложении фактов, так и в оценке декабризма. Противоречивость
мировоззрения Линтона не позволила ему вскрыть дворянскую ограниченность
революционности декабристов, показать роковое значение их оторванности от
народа и т. д.
Среди всех стихотворений, написанных Линтоном в этот период, лишь очень