Чаковский Александр Борисович. Блокада (Книга 5)

   Все это промелькнуло где-то в глубине подсознания Звягинцева, так и не поднявшись из этих глубин, потому что сейчас им владело одно стремление: до конца выяснить свою дальнейшую судьбу.
   Звягинцев отдернул рукав полушубка и посмотрел на часы. Эти часы на черном лакированном, покрытом паутинкой трещин ремешке подарил ему все тот же ефрейтор Холопов. Часы были трофейными - ефрейтор подобрал их на поле боя. "Брось эту гадость!" - приказал Звягинцев, когда Холопов протянул их ему. Но тот резонно возразил: "Я ведь вижу, как вы без часов маетесь. Командиру без часов воевать нельзя. Берите, товарищ майор, законная вещь".
   С тех пор как Звягинцев разбил в бою свои отечественные часы, он и в самом деле испытывал большое неудобство. В военторге часами не торговали. Да и военторга-то еще не было в расположении дивизии, которая перешла из состава одной армии в другую.
   Звягинцев взял часы с ладони Холопова и, не сказав "спасибо", сунул их в брючный карман; надеть на руку не позволило чувство брезгливости. Однако в боевой обстановке заворачивать полу полушубка, когда надо узнать время, оказалось делом неудобным, и Звягинцев через несколько дней все же надел часы на руку, убедив себя, что выбросит их сразу же, как только представится случай добыть другие, свои...
   ...Стрелка на продолговатом черном циферблате показывала четверть десятого. "Застану ли я комдива? Не умчался ли в какой-нибудь из полков?" - с тревогой подумал Звягинцев, подходя к блиндажу Замировского.
   - Полковник на месте? - спросил он автоматчика, прохаживающегося у входа.
   Часовой остановился, вытянулся и ответил с явной укоризной:
   - Товарищ генерал у себя. Чай пьют.
   "Фу ты черт!" - мысленно выругал себя Звягинцев. О том, что командиру дивизии присвоили звание генерал-майора и что Федюнинский лично привез ему петлицы со звездочками и нарукавные генеральские нашивки, знали в каждой роте. Известно было это и Звягинцеву. Полковником он назвал комдива по привычке.
   - Спасибо, друг, что напомнил! - поблагодарил Звягинцев часового и стал спускаться по ступенькам в блиндаж.
   В тесном закутке, именуемом в просторечии "предбанником", адъютанта не оказалось, и Звягинцев, слегка отодвинув край брезента, отделявшего этот закуток от основного помещения, громко спросил:
   - Разрешите?
   - Кто это там? - раздался в ответ голос Замировского.
   - Майор Звягинцев.
   - А-а, комполка! - добродушно встретил его Замировский я, вроде спохватившись, добавил: - Кажись, я тебя не вызывал?
   - Не вызывали, товарищ генерал, - ответил Звягинцев, - явился сам, без вызова.
   - Являются привидения, - нарочито строго повторил Замировский привычную армейскую шутку.
   На какой-то миг Звягинцев вспомнил, как впервые побывал в этом сотрясаемом артиллерийскими разрывами блиндаже, как безнадежно и тревожно вызывал тогда какую-то "Фиалку" сидевший на нарах телефонист, как отчетливо слышалась здесь ружейная и пулеметная стрельба, с потолка текли струйки песка, а под ними, почти касаясь головой наката, невозмутимо стоял большой, грузный человек, оказавшийся командиром дивизии. Теперь здесь было тихо, спокойно и жарко. На аккуратно застеленных нарах лежала подушка в белой наволочке, а рядом - гимнастерка с генеральскими ромбообразными петлицами и армейский ремень.
   Поставив стакан на стол и поправив на себе чистую нательную рубаху, Замировский спросил:
   - Зачем же пожаловал, раз я не вызывал?
   - Поздравить вас с присвоением очередного звания, - неожиданно для самого себя соврал Звягинцев, поднимая руку к ушанке.
   - За поздравление спасибо, - ответил Замировский, - а за самовольную отлучку из полка и пустую трату времени полагается вкатить тебе выговор.
   - Я отлучился не самовольно, товарищ генерал, - сказал обрадованно Звягинцев, полагая, что, если командиру дивизии неизвестна причина его появления здесь, значит, и сам вызов в штаб армии никаких серьезных последствий иметь не может.
   Подойдя к столу, за которым сидел Замировский, он вынул из кармана полушубка командировочное предписание и, положив его перед генералом, сказал только одно слово:
   - Вот...
   Комдив взглянул на документ мельком и недовольно буркнул:
   - Ну и что?
   - Товарищ генерал, - несколько растерянный от явного противоречия между первыми и последними словами Замировского, произнес Звягинцев, - я хотел бы... разрешите узнать, зачем меня вызывают?
   - А вот об этом мне из штаба армии не доложили, - уже явно рассерженно ответил Замировский. - Приказано прибыть - значит, отправляйся.
   ...Замировский и в самом деле не знал ничего, кроме того, что было сказано в переданном по телеграфу из штаба армии распоряжении. А там не содержалось никаких мотивировок: командируйте - и все! Прочитав телеграмму, Замировский хотел было связаться с Федюнинским, но в последний момент воздержался. Ведь, собственно говоря, официального согласия командующего на переход Звягинцева из штаба армии в дивизию он не получал. Разговор о нем состоялся в тот момент, когда бой шел фактически в расположении КП дивизии. Федюнинский спросил: почему не возвращается в штаб армии делегат связи? Замировский доложил, что майор принял на себя командование батальоном, и попросил командующего оставить Звягинцева в дивизии. Не умолчал и о своем намерении назначить майора командиром полка. Федюнинский не ответил ни "да", ни "нет". Просто буркнул вполголоса: "Ладно, после с этим майором решим. А пока гони немца дальше!"
   Потом Замировский своею властью допустил Звягинцева к исполнению обязанностей командира полка и написал соответствующее представление. Ответа до сих пор не последовало. Возможно, там о майоре просто забыли забот хватало и без него. В расположении армии находился сам командующий фронтом, и все внимание Федюнинского было сосредоточено на подготовке удара по волховской группировке немцев. Напомнишь в такой момент о Звягинцеве и легко можешь нарваться на категорический приказ: "Вернуть". А Замировскому этот решительный майор пришелся очень по нраву.
   Вызов же сам по себе ни о чем еще не говорит. В последние дни в штаб армии часто приглашали выборочно на совещания не только командиров частей, а и командиров подразделений. Словом, Замировский дипломатично решил, что лучший способ сохранить майора в дивизии - помолчать о нем до поры до времени.
   - Чего ты меня глазами сверлишь? - обратился генерал к Звягинцеву уже запросто. - Думаешь, скрываю что? Темнить не привык. А ехать надо. Приказ есть приказ. Уверен, дня через два вернешься.
   Замировский хотел сказать "надеюсь", но в последнюю секунду, угадав душевное состояние Звягинцева, заменил это слово другим, покрепче: "Уверен".
   Звягинцев отвел взгляд в сторону и случайно остановил его на нарах, где лежала генеральская гимнастерка и ремень.
   - Что, мой ремень изучаешь? - пошутил генерал. - Небось слышал, что меня "Полтора обхвата" зовут? А я не обижаюсь. И что ремень для меня из двух шьют, тоже верно. Вот, убедись.
   С этими словами он перегнулся к нарам, взял ремень и положил его во всю длину на стол. На ремне действительно был поперечный шов, - очевидно, на вещевом складе не оказалось ремня достаточной длины, чтобы опоясать мощный торс комдива.
   Звягинцев невольно улыбнулся.
   - Ну, прощай, - сказал Замировский, вставая, - впрочем, какого черта, до свидания, а не прощай. Вернешься - доложись. Ну...
   Он протянул Звягинцеву руку. Тот пожал его широкую, твердую, точно лопата, ладонь и вышел из блиндажа.
   Штаб 54-й армии располагался по-прежнему в Плеханове. Но когда Звягинцев к полудню добрался туда на попутных машинах, ему приказали отправляться на НП - в район Войбокало.
   Войбокало отделяли от Плеханове примерно пятьдесят километров. Этот путь, тоже на попутных, отнял у Звягинцева еще около двух часов.
   По старой памяти он решил прежде всего зайти к операторам. Там встретил адъютанта командующего и от него узнал, что Федюнинский дважды уже интересовался, куда запропастился майор.
   Это и льстило Звягинцеву и пугало его. Больше, пожалуй, путало, чем льстило: опасение, что у него "отнимут полк", подавляло все другие чувства.
   ...Блиндаж Федюнинского был жарко натоплен, и Звягинцев, пробыв несколько минут в "предбаннике", сразу же взмок. Пришлось снять полушубок и повесить его на один из гвоздей, вбитых в бревна. На остальных гвоздях уже висело несколько шинелей и полушубков. По ним Звягинцев определил, что у командующего идет какое-то совещание и там присутствуют еще два генерала. Адъютант обнадежил, что командующий скоро освободится, и посоветовал Звягинцеву ждать здесь, никуда не отлучаясь.
   С адъютантом этим Звягинцев знаком не был. От обычных в подобных случаях попыток выведать, зачем его вызывает командующий, он воздержался. Тем более что совещание действительно закончилось очень быстро.
   В "предбаннике" сразу стало тесно. Звягинцев прильнул к самой стенке и замер, вытянувшись, поскольку все, кто выходил от Федюнинского, были старше по званию. Последними вышли два генерала, и, когда за ними захлопнулась наружная дверь, он вопросительно посмотрел на адъютанта.
   - Сейчас доложу, - сказал тот, улыбнувшись Звягинцеву поощряюще.
   Адъютант бочком нырнул в кабинет Федюнинского и, тут же оттуда вынырнув, объявил:
   - Командующий ждет.
   Звягинцев одернул гимнастерку и шагнул размашисто в распахнутую дверь.
   В не очень просторном помещении, затянутом изнутри зеленовато-серой материей, из какой делают плащ-палатки, все пропиталось табачным дымом. Повсюду виднелись табуретки - след только что окончившегося совещания. На столе командующего лежала карта, прижатая с двух сторон стреляными гильзами от малокалиберных пушек. Сам Федюнинский с папиросой в зубах стоял справа от стола.
   Звягинцев доложил о своем прибытии.
   Командующий начал разговор ворчливо:
   - Это что же получается, майор? Я тебя тогда со срочным приказом послал, а ты сбежал?
   Звягинцев не определил сразу: шутит или всерьез говорит командующий? С того дня, когда Федюнинский послал его в дивизию Замировского, прошли уже недели. "Неужто он и теперь не знает, что я тогда принял командование батальоном? - с обидой подумал Звягинцев. - И разве не Федюнинского имел в виду Замировский, когда сказал, что последовавшее затем назначение меня исполняющим обязанности командира полка согласовано с командованием армии?"
   Но тут аккуратно подстриженные усики над верхней губой командующего неожиданно дрогнули, и лицо его расплылось в улыбке.
   - Молодец ты, майор, вот что я тебе скажу!
   Он протянул Звягинцеву руку. Тот сделал шаг навстречу, ответив привычно: "Служу Советскому Союзу".
   - Рано отвечаешь, - буркнул генерал. Потом с торжественной строгостью вернулся к столу, взял там какую-то бумагу и, протягивая ее кому-то поверх плеча Звягинцева, сказал:
   - Читай, адъютант!
   О том, что адъютант стоит за спиной, Звягинцев понял, только услышав это приказание командующего. Он отступил в сторону и повернулся так, чтобы видеть одновременно и командующего и адъютанта.
   - "За проявленные мужество и героизм в борьбе с немецкими оккупантами, - торжественно читал адъютант, - наградить майора Звягинцева Алексея Николаевича орденом Красной Звезды..."
   В первое мгновение Звягинцев почувствовал, что у него одеревенели ноги. Как в тумане, он увидел, что Федюнинский вынул из сейфа красную коробочку, открыл ее и, держа орден в руке, подошел к Звягинцеву.
   Адъютант быстро расстегнул ворот его гимнастерки, просунул за пазуху левую руку и, несколько оттянув плотную диагоналевую ткань, правой рукой просверлил шильцем дырочку рядом с тем местом, где у Звягинцева был привинчен первый, за финскую еще кампанию полученный орден Красной Звезды.
   Федюнинский просунул штифт ордена в едва приметное отверстие и навинтил на него с внутренней стороны гайку.
   - Вот, теперь давай! - сказал он, отходя.
   Звягинцев растерянно молчал, не зная, чего хочет от него командующий.
   - Почему молчишь? - строго спросил тот. - Не знаешь, что полагается говорить, получив орден?
   - Служу Советскому Союзу! - гаркнул Звягинцев.
   - Ну вот, теперь своевременно, - удовлетворенно сказал Федюнинский.
   Адъютант вышел. Федюнинский оглядел Звягинцева с ног до головы и добродушно усмехнулся:
   - Симметрично получается: две шпалы в петлицах, две звездочки на груди. Правда, Замировский настаивает, чтобы эту симметрию нарушить. Он тебя к подполковнику представил.
   Радость захлестнула Звягинцева. И не только потому, что так неожиданно получил орден, а главным образом из-за того, что никто не собирается "отнимать" у него полк.
   - Постараюсь, товарищ генерал, оправдать доверие в предстоящих боях, заверил он искренне и спросил, не сомневаясь в положительном ответе: Разрешите возвращаться в свою часть?
   - Разве что передать дела, - неопределенно сказал Федюнинский.
   Звягинцев вздрогнул, точно от неожиданного удара.
   - Товарищ командующий, - едва оправившись, заговорил он, - я знаю, что командую полком временно, и на должность эту не претендую. Готов служить у нового командира заместителем, комбатом, наконец!
   - Да не о том речь, Звягинцев, - как-то устало прервал его Федюнинский. - В Ленинград тебе надо ехать, вот что!
   - В Ленинград?
   - Именно. На, читай.
   С этими словами Федюнинский взял со стола и протянул Звягинцеву четвертушку бумаги, на которой в три ряда были наклеены полоски телеграфной ленты.
   Звягинцев прочел:
   "Из Тюльпана Федюнинскому.
   По распоряжению начштаба фронта немедленно откомандируйте Ленинград майора Звягинцева работающего вашем штабе. Королев".
   Звягинцев читал и перечитывал телеграмму, стараясь проникнуть в ее смысл. И вдруг понял. Все понял! Ведь он сам упрашивал полковника Королева не отсылать его за пределы блокированного города. Сам убеждал, что не мыслит себе дальнейшую службу вне Ленинграда... Сам доказывал, что нужен именно Ленинграду...
   Разумеется, Королев не забыл этого. И вот теперь, когда в штабе фронта, наверное, появилась какая-то вакантная должность, вспомнил о своем бывшем сослуживце, решил помочь ему вернуться в Ленинград. Но это запоздалая, ненужная теперь помощь!
   - Товарищ командующий, - стараясь говорить сдержанно и вместе с тем убедительно, продолжил Звягинцев, - тут какое-то недоразумение. Явное недоразумение! Я действительно с большой неохотой уезжал из Ленинграда, и полковник Королев знает об этом. Но теперь, когда у меня есть место в строю!.. - Звягинцев перевел дыхание и оборвал фразу. - Кроме того, продолжал он после паузы, - из телеграммы видно, что Королев полагает, будто я у вас все еще на штабной работе. Ему надо разъяснить...
   - Военный телеграф существует не для пререканий, - опять прервал его Федюнинский.
   - Но бросать полк как раз в то время, когда начинаются решающие боевые действия?! - воскликнул Звягинцев и разочарованно подумал: "К чему я все это говорю! Зачем? Что значит для этого человека, во власти которого находятся судьбы многих тысяч людей, какой-то заурядный майор? Он может, пожалуй, счесть меня честолюбивым, неблагодарным человеком. Ведь я только что получил высокую награду и вот досаждаю просьбами".
   Звягинцев подумал так, потому что ему показалось, будто командующий все его слова пропускает мимо ушей. Генерал в впрямь давал понять, что разговор окончен. Он склонился над столом, перебирая какие-то бумаги.
   Но за внешней этой отчужденностью крылось глубокое сочувствие Звягинцеву.
   "Он прав, - думал Федюнинский, намеренно отводя своя взгляд от него. Дивизия, в которой служит сейчас этот Звягинцев, входит в ударную группировку, создаваемую в районе Войбокало. А для Смольного он все еще работник штаба армии. Правда, в представлении к званию упоминалось не только то, что Звягинцев геройски проявил себя при обороне КП дивизии, но и то, что исполняет сейчас обязанности командира полка. Однако это представление, наверное, "бродит" еще по отделам кадров. Начальник штаба фронта Гусев, как видно, понятия о нем не имеет".
   - Ладно, майор, - твердо сказал Федюнинский, выпрямляясь. - Приказ есть приказ. Кроме того, ведь не в тыл - в Ленинград едешь. А за службу у нас здесь благодарю...
   - Как там, в Ленинграде, сейчас, товарищ командующий? - тихо спросил Звягинцев.
   - Плохо, майор, - так же тихо ответил Федюнинский. - Ты прихвати с собой хоть кое-что из продуктов. Я распоряжусь. Впрочем, и без моего распоряжения, как узнают, что ты в Ленинград едешь, всем, чем нужно, снабдят.
   - Мне немного нужно...
   - Не о тебе речь. Люди ведь там. И в Смольном. И родственники, наверное.
   - Родственников у меня нет.
   - Ты что, не женат?
   Этот вопрос заставил Звягинцева вспомнить о Вере. Как она там? Жива ли, здорова ли? Или...
   Он тряхнул головой, как бы для того, чтобы прогнать страшную мысль.
   - Нет, товарищ генерал. Я не женат.
   - Завидую тебе, майор, - признался Федюнинский. - Когда война холостому легче. Проще все. Мне вот недавно Андрей Александрович сообщил, что немцы по радио раструбили: нет, мол, больше генерала Федюнинского, застрелился. Это они в отместку, что Волхов не дал захватить. А на другой день жена по ВЧ звонит из Свердловска (секретарь обкома ей связь организовал): как ты, Ваня, спрашивает, жив? А сама, по голосу слышу, плачет... Ну ладно, - неожиданно остановил он сам себя, - хватит лирикой заниматься. Аттестат себе выправил?
   - Никак нет. Я ведь не знал, что...
   - Теперь знаешь. Иди в кадры, получай документ, потом - в АХО за аттестатом. И, как говорится, с богом. Не горюй. Может, ненадолго тебя вызывают. Вернешься - буду рад. А Замировский еще больше обрадуется. Очень ты ему по душе пришелся. Да и мне тоже, а я человек привередливый. Ну, иди!.. Как в Ленинград теперь добираются, знаешь?
   - Узнаю.
   - А чего тут узнавать. По Ладоге, конечно. Машину дам. Только там, в Ленинграде, ее не задерживать, понял? Сейчас сколько? - Он посмотрел на ручные часы. - Пятнадцать с четвертью. Двинешься, как стемнеет. Скажем, в шестнадцать тридцать. Машина будет ждать здесь. Все, дважды орденоносец. Иди!
   В половине пятого Звягинцев подошел к стоянке автомашин - расчищенной от снега площадке, надежно укрытой с воздуха высокими соснами. За спиной Звягинцева висел объемистый вещевой мешок, и еще два таких же туго набитых мешка он нес в руках.
   Федюнинский оказался прав: ни в отделе кадров, ни в АХО, ни в оперативном отделе, куда он забежал попрощаться с бывшими сослуживцами, не нашлось человека, который бы, узнав об его отъезде в Ленинград, не попросил бы захватить продовольственную посылку. В конце концов Звягинцеву пришлось установить для всех один лимит: две банки консервов, кусок сала, пачку концентрата - пшенного или горохового, по четыре сухаря и несколько кусочков сахара.
   И вот теперь, таща, почти волоча по снегу набитые до предела брезентовые вещмешки, он приближался к автостоянке, уверенный, что машина за ним еще не пришла. Жизнь приучила его к тому, что автомашину всегда нужно ждать.
   На площадке стояло несколько "эмок", и, едва Звягинцев опустил свои мешки в снег, дверца одной из них распахнулась. Чей-то очень знакомый голос окликнул его:
   - Сюда, товарищ майор!
   Звягинцеву достаточно было взглянуть на сдвинутую к затылку ушанку, чтобы узнать Молчанова. А Молчанов уже выскочил из машины и быстрым шагом шел навстречу ему.
   - Давайте помогу! - крикнул он издали.
   Да, это был тот самый водитель, который вез Звягинцева на КП 310-й дивизии. Тот самый Молчанов, который при первом знакомстве показался Звягинцеву заносчивым и чересчур осторожным, но потом без всякого приказа полез вместе с ним в самое пекло боя...
   - Здорово, друг! - обрадованно воскликнул Звягинцев, протягивая ему обе руки, освободившиеся от мешков.
   Молчанов с силой потряс их, приговаривая:
   - А я ведь не знал, что вы поедете! Ни сном, ни духом! Адъютант вызывает, говорит: майора тут одного в Питер свезешь! Ну, майора так майора. О вас и не подумалось. Я ведь слыхал, что вы теперь у Замировского, полком командуете! Брехня, значит?
   - Ладно, Молчанов, после... - упавшим голосом проговорил Звягинцев.
   - После так после, - согласился тот, подхватывая мешки и как бы взвешивая их на руках. - Продукты?
   - Посылки.
   - Ясное дело!..
   Вместе они подошли к машине. Это была та же самая, покрытая бело-серыми пятнами "эмка". Только теперь на ней в нескольких местах виднелись пулевые пробоины и крылья были покорежены осколками снарядов.
   - Пострадал твой конь, - отметил Звягинцев.
   - Ничего! - бодро сказал Молчанов, укладывая мешки на заднее сиденье, где уже лежали вместе с трофейным автоматом его собственные пожитки. Старый боевой конь борозды не испортит... Да снимайте вы свой сидор - мы его тоже тут пристроим.
   Звягинцев послушно сбросил лямки с плеч и только теперь по-настоящему ощутил, как все-таки перегрузился он посылками.
   Покончив с укладкой громоздких мешков, Молчанов обошел машину, сел за руль и открыл правую дверцу.
   - Усаживайтесь, товарищ майор.
   Звягинцев занял обычное командирское место - рядом с водителем, невольно покосился на свою дверцу - стекло в ней заменял лист фанеры; у левой дверцы, где сидел Молчанов, не было и фанеры.
   - Где же ты стекла-то растерял? - спросил Звягинцев.
   - В поездках, конечно, - скромно ответил Молчанов. - Стекло - материал хрупкий, на войне непригодный.
   Они выехали на расчищенную грейдером, наезженную дорогу.
   - Нам на Кобону надо, - предупредил Звягинцев.
   - А вы все такой же, товарищ майор! - улыбнулся в ответ Молчанов. - В прошлый раз тоже все сомневались - туда ли еду. Даже требовали показать по карте, где едем. А я, сказать по правде, думал тогда: вот навязался-то пугливый майор на мою голову!
   - И у меня о тебе думка была, - признался Звягинцев. - Хотел, когда вернемся, схлопотать для тебя выговор за недисциплинированность.
   Молчанов только слегка покачал головой, и Звягинцеву показалось, что он обиделся, а обижать этого человека у него и в мыслях не было.
   - Вот ведь какое совпадение, - сказал Звягинцев, чтобы изменить тему разговора, - я ведь тоже никак не предполагал, что именно ты повезешь меня в Ленинград.
   - На войне совпадений не бывает, - назидательно поправил его Молчанов. - Я пока единственный из всех здешних шоферов ледовую трассу знаю: ездил уже. Это только кажется, что совпадения бывают. А на самом-то деле у всего есть своя причина.
   - Да ты философом стал, - рассмеялся Звягинцев. - Совсем другой человек.
   - Так ведь и вы для меня другой, - без тени усмешки ответил Молчанов.
   - Это как же понимать?
   - Обыкновенно. Когда я вас к Замировскому вез, вы для меня были только майор, и ничего больше. Ну, вроде поручика Ниже. Читали? Просто майор, фигуры не имеющий. А вот после того, как я вас в бою увидел, - совсем иное дело...
   - Да ведь и я тебя только в бою узнал, - тихо сказал Звягинцев.
   - Вот видите!.. Значит, и вы и я теперь друг для друга свою настоящую фигуру приняли. Обрисовались, как говорится...
   Впереди показался шлагбаум контрольно-пропускного пункта и бугрилась покрытая снегом землянка. У шлагбаума прохаживались двое автоматчиков в полушубках.
   - Давай, давай, поднимай свою орясину! - крикнул, приоткрывая дверь кабины и высовываясь из нее, Молчанов.
   Однако автоматчики и не думали подчиниться ему. Один из них поднял руку. Молчанов, сплюнув, затормозил перед самым шлагбаумом, почти коснувшись его радиатором.
   - Не узнаешь, что ли, Пашка?! - крикнул он, снова открывая дверь. - Что я тебе, Геринга повезу, что ли? Майор в Ленинград спешит, поднимай, говорю!
   Молодой боец в полушубке сдвинул свои белесые, к тому же припудренные инеем брови и сказал осуждающе:
   - Когда тебя, Молчанов, к дисциплине приучат?..
   Он подошел к машине справа. Звягинцев открыл дверцу.
   - Разрешите проверить документы, товарищ майор, - обратился к нему автоматчик.
   Звягинцев распахнул полушубок и достал удостоверение личности со вложенным в него командировочным предписанием.
   Пока автоматчик проверял документы, Молчанов с усмешкой поглядывал то на него, то на Звягинцева.
   - Можете следовать, товарищ майор, - сказал наконец автоматчик и, повернув голову, крикнул напарнику: - Пропустить!
   Тот налег на короткий конец шлагбаума, к которому в качестве противовеса был подвешен кусок рельса. Шлагбаум медленно пополз вверх, и машина тронулась.
   Несколько минут они ехали молча. Водитель продолжал загадочно ухмыляться.
   - Что тебя так развеселило? - удивился Звягинцев.
   - Скрытность ваша, - неожиданно ответил Молчанов. - Вторую звездочку получили к ни гугу.
   - Откуда узнал?
   - У шоферов глаз наметанный. Когда вы документы доставали, я сразу ее углядел.
   - Сегодня только получил.
   - За тот бой?
   - За тот.
   - Поздравляю, товарищ майор... Как говорится, от души!
   - Спасибо, Молчанов. Сам командующий вручал, - похвалился Звягинцев и вдруг почувствовал неловкость: Молчанов ведь тоже был в том бою и вел себя геройски... Но он после того, как немцев отбросили от КП, пошел к своей машине и вернулся в штаб армии. Откуда взялся во время боя и куда девался потом, никто в дивизии, кроме самого Звягинцева, понятия не имел.