Этот ази класса бета откомандировывается в распоряжение специального отдела. Он терпеливо стоит, напрягая по требованию техника мышцы спины. Ази прикрывает глаза, явно утомленный процедурой, доставившей молодому ученику столько беспокойства. Бета ожидает работы с обучающей лентой, но его будущая квалификация требует задействования в процессе обучения всего тела. Значительную часть своей жизни ази проходит эту обучающую ленту дважды в месяц, и укрепляемые на нервных окончаниях датчики, по его мнению, куда действеннее необходимых для обучения лекарственных препаратов. Бета приобрел квалификацию при обучении лентой: его сосредоточенность куда профессиональнее ученической. Он помнит названия мышц, знает, как самостоятельно укрепить на теле сенсоры, и проводит у себя в кабинете изрядное количество факультативных исследований, используя вряд ли больше лекарственных препаратов, чем используется в домашних условиях при просмотре развлекательной обучающей ленты, поскольку ази научился погружаться в благоприятствующее обучению состояние без применения обычных медикаментов.
   В конце месяца ему выдают обучающую ленту иного рода, которую не просматривают граждане: предельно откровенное зрелище, которое невозможно описать словами, ибо большая часть ленты выражается нецензурно. Обучаемый именует обучающую ленту «хорошей», а в Ресионе ее обычно именуют «поощряющей».
   Женщина, контролирующая восприятие обучающей ленты, техником не является. Она – Старшая, допущенная к работе с бета, и использует в работе куда более сложную аппаратуру. Данное устройство оснащено кровеносной «петлей», поскольку в состоянии анализировать характер получаемой крови и впрыскивать естественного происхождения вещества, способствующие подъему настроения, – подобная процедура используется на людях только при необходимости скорректировать психическое состояние.
   Для ази, всю жизнь пользовавшегося обучающими лентами такого рода, это всего лишь приятная процедура, которую он ценит намного больше прочих поощрений за службу. Данная процедура носит внутренний и глубокий характер.
   В отличие от психологического вмешательства в рассудок пациента-гражданина, крайне зависимого от исследовательского умения психолога составить нужную обучающую ленту, данная лента обладает конкретной направленностью и подготовлена теми же разработчиками, которые в свое время подготовили психошаблон ази. Обучающая лента также обладает точностью, несопоставимой с приблизительной нацеленностью на пациента-неази, чья жизнь состоит из серии случайных мирских событий. Этот ази с заданным обучающей лентой психошаблоном, с рождения помещенный в уединение, представляет собой куда более известную величину даже после службы в армии и жизни среди урожденных граждан.
   Всякий, имеющий право командовать ази, прошел соответствующую подготовку. Ни один из таких людей – Старших – не имеет права повышать голос, отдавая распоряжения. Поощрение либо отсутствие поощрения есть правило поведения; и доверительные отношения между таким человеком и психологом-Старшим намного глубже, чем между родителями и детьми. Нынешняя Старшая – не та, что была в прошлом месяце, но это нисколько не беспокоит ази. Он полностью доверяет Старшей с того момента, как убедится в наличии у нее допуска к работе с ним.
   Люди, имеющие опыт работы с неабсорбированными в обществе ази, обычно сперва отмечают, что те предпочитают выражать свои чувства шепотом; потом вдруг ази обрушивают на них истинные потоки душевной привязанности.
   «Они чересчур доверяют мне!» – жалуются все Старшие в один голос.
   Но этот человек – солдат, он регулярно работает с «нелицензированными гражданами». Он сумел выработать у себя эмоциональную защищенность и свободно держится с товарищами из числа граждан. Его командир прошел специальный курс подготовки и выдержал экзамен, в ходе которого получил право на работу с ази, однако лицензии у него нет, и он ведет себя по отношению к этому человеку так же, как и к остальным подчиненным. Командир только сознает, что просьбы, поступающие от человека в консультации, должны удовлетворяться немедленно и, если ази требует вмешательства Старшего-бета, ему необходимо дать успокоительное и сразу направить в госпиталь. Ведь проблемы с ази, пусть редкие, имеют место, и хоть эмоциональная защита абсорбированного в обществе ази не менее надежна, чем у обычного гражданина, психошаблон ази все же формируется не под влиянием жизненной практики, а директивно, и эмоциональная защита не представляет собой комплекс опыта жизни в обществе, как у обычного человека. Ази, сознающий ослабление защиты, становится уязвим для любого из окружающих. Он словно бы входит в состояние, схожее с наркотическим опьянением при обучении, когда он не в силах сопротивляться искусственным стимуляторам. Результат сопоставим с тем, как если бы такое лекарство было принято в переполненной комнате, – то есть исключительно неудобен для ази и чреват опасностью.
   Обучающая лента, которую человек воспринимает в данный момент, доставляет ему нечто большее, нежели простое удовольствие. Обучающая лента также способствует утверждению уже сформировавшейся у него системы ценностей и придает уверенности в себе. В данный момент его уверенность просто непоколебима. Ощущения, которые он испытывает, незнакомы живущему в обычном суетном мире гражданину: он соприкасается с абсолютной истиной и беспрекословно соглашается оставаться тем, кто он есть.
   Наш боец появился на свет именно в Ресионе. Этот ази трех лет от роду куда моложе нашего студента и в настоящий момент готовится к процедуре под названием «погружение». Волнует его не сама процедура (которой ему уже случалось подвергаться), а аппарат, на который мальчик уже обратил внимание как на весьма важную деталь обстановки. Психохирург обнимает и успокаивает испытуемого, корчит забавные рожи и в конце концов заставляет мальчика рассмеяться. Испытуемый помогает хирургу закрепить на своем теле датчики.
   Полеченная им доза лекарственного препарата чрезвычайно велика. Теперь защитные барьеры ребенка как бы сгладились, и состояние его крови непрерывно отслеживается.
   Обучающая лента закрепляет сформировавшуюся у малыша систему ценностей понятными ему словами.
   Обучающая лента подсказывает, как добиться одобрения. Помогает раскрыть свои таланты и возможности.
   Возможно, обучающая лента даже напомнит, какие именно черты своего характера ребенок должен подавлять – подобным же образом родители наставляют малыша, объясняя, что хорошо и что плохо, что и как полагается делать, не выражая недовольства. Но лента постоянно заостряет внимание на положительных моментах и отмечает их похвалами – этим все всегда и заканчивается.
   Под конец Старший называет испытуемому ключевое слово, которое тот всегда должен держать в памяти. В следующий раз Старший приложит к вживленным инструкциям особое ключевое слово – хранящееся в личном деле ази наряду с планами проработанных с ним обучающих лент. По мере взросления погружение будет принимать все более абстрактные формы. Ключевые слова будут объединяться во все более объемные комплексы, а психоструктуры сольются в завершенные шаблоны, и ази воспримет внушаемую ему систему ценностей вместе с полной открытостью по отношению к Старшему – обладателю соответствующей лицензии.
   Памятуя о беспокойстве малыша при виде аппарата, Старший в нужный момент – пока ребенок еще способен воспринимать инструкции – вспомнит о необходимости успокоить его насчет безопасности оборудования. Беспокойство, которое ази вне зависимости от возраста может проявить при любой из процедур такого рода, тщательно исследуется на предмет выявления причины и затем искореняется с использованием самых серьезных подходов, поскольку Старший добивается полного отсутствия у своих подопечных страха при проведении процедур.
   Все обучающие ленты для подготовки и обучения ази создаются здесь, в этих обычных с виду кабинетах; составители некоторых из них – сами ази. Значительная часть работ выполняется на компьютерах, анализирующих результаты психологических исследований исключительно тонкого характера, проводимых на ази разных типов… Например, исследуются такие реакции, как координация движений рук и глаз у конкретного генотипа ази, длительность и скорость реакции, устойчивость к внешним раздражителям, зрение, слух, физическая выносливость, гормональная активность, показатели по шкале Резнера, реакция на стрессы. Все эти данные учитываются составителями при изготовлении обучающих лент для конкретных генотипов, с идеальной точностью подгоняются под сильные и слабые стороны генотипа, связывая его с заданным психошаблоном.
   Именно составитель обучающих лент обращается к ресионской библиотеке в поисках генотипа, которому можно вживить необходимые для новых технологий качества.
   Именно составитель обучающих лент обследует ази, направленного Старшим в лабораторию вследствие указанных в отчетах серьезных проблем. Именно составитель обучающих лент приказывает провести проверки и опрашивает ази, дабы определить, связана ли проблема с самим ази или со Старшим. Именно составитель приготовит обучающую ленту для искоренения недостатка – либо издаст инструкцию, обязывающую воздержаться от использования всех ази данного генотипа для исполнения определенных обязанностей.
   Именно составитель обучающих лент определил будущее ребенка – стать гражданским телохранителем, что несколько отличается от обычного использования носителей этого генотипа – военной подготовки. Обычно составители обучающих лент неохотно перепрофилируют носителей генотипов для выполнения новых функций, поскольку, как и их подопечные, ориентированы на гарантированный успех. В Ресионе, где используются подопытные ази, процедура вживления ключевых слов подразумевает выдержание определенного контрольного срока, так что психохирург может в течение определенного времени содержать подопытного отдельно и только затем интегрировать его в психошаблон. Немногие ази, проводящие так называемые краткосрочные испытания, специально обучаются методикам изоляции и проведения вмешательства и сами решают, стоит ли им проводить те или иные проверки. В Ресионе принято проводить эксперименты неспешно, занимаясь в строго определенное время только одним изменением.
   В ряде случаев ази, как и любой член общества, способен создать серьезные психологические проблемы.
   Многих из таких ази отсылают в Ресион, где с ними работают составители обучающих лент и психохирурги, пытаясь изобрести средства устранения психологических трудностей, средства, которые заодно внесут новый вклад в науку и в конце концов найдут применение в обычной психотерапии.
   В некоторых случаях решением становится переобучение, что подразумевает очистку разума и долгий период восстановления. В случае ази с проверенными генотипом и психошаблоном проблема такого масштаба всегда связана с глубокой травмой, и, если причиной травмы оказывается дурное обращение либо небрежность, Ресион от имени ази принимает меры юридического характера.
   В других случаях решение отыскивают в отделе, занимающемся генетикой; воспроизводство генотипа, с которым возникали проблемы, в Ресионе запрещено, пока работающий с ази данного генотипа составитель обучающих лент не найдет подходящее решение.
   В крайне редких случаях, когда решение не отыскивается, когда психошаблон не в состоянии привести в соответствие с рабочими требованиями даже очистка разума и компетентная комиссия не может решить проблему гуманно, приходится санкционировать уничтожение. В основном в расчет принимается качество жизни ази, и в Ресионе, где стал правилом запрет Старшему повышать голос на ази на рабочем месте, только ближайшие родственники вправе решать, как поступить с телом, в котором искра разумной жизни уже угасла…
   Глава 4
   1
   Эмбриофон дрогнул и выплюнул содержимое в заполненную жидкостью ванночку; Ариана Эмори извивалась и сучила ручками и ножками – крошечное тельце плавало в необъятном для него море при непривычном приглушенном свете.
   Наконец Джейн Штрассен, наклонившись, выудила новорожденную из воды. Санитары тотчас перерезали пуповину и положили ребенка на столик для быстрого осмотра. Госпожа Штрассен тем временем расхаживала вокруг столика.
   – Она идеальна, правда? – беспокойно спрашивала женщина. Еще час назад ее беспокойство могло носить чисто клинический, профессиональный характер; Джейн беспокоилась бы только по поводу возможного провала очередного эксперимента, случись с ребенком что-нибудь опасное. Но теперь в голосе женщины прозвучало нечто личное – неожиданно для нее самой.
   «Кому, как не тебе помнить о тестах Ольги Эмори!» – восклицал двоюродный брат Джейн, Жиро; а Джейн рвала и метала, отказывалась и твердила, что в ее функции заведующей лабораториями первого отдела не входит опека над приемными детьми – как-никак, годы уже не те (сто тридцать два – не шутка!), да и работы выше крыши.
   «А Ольга обзавелась ребенком в восемьдесят три года, – парировал Жиро. – Ты – женщина с характером, да и чертовски занятая – как и Ольга; к тому же ты, подобно ей, интересуешься искусством, рождена в космосе, обладаешь профессионализмом и смекалкой. Лучшей кандидатуры, чем ты, у нас нет. Вдобавок ты помнишь Ольгу».
   «Ненавижу детей! – бушевала Джейн. – Юлию я зачала непорочно, и мне тем более неприятны всякие сравнения с вашей грязной гнидой!»
   А чертов Жиро улыбнулся. И сказал: «Но ты включена в число участников проекта».
   Именно потому Джейн Штрассен появилась здесь в этот час и беспрестанно терзалась, пока эксперты-медики осматривали беспокойную новорожденную; Джейн уже одолевали мысли о личной ответственности за судьбу ребенка.
   Госпожа Штрассен никогда особенно не занималась генетической дочерью, обзавестись которой решила только из желания обеспечить себе бессмертие. Юлия была зачата благодаря любезной помощи какого-то пан-парижского математика (о чем сам он не подозревал), сделавшего генетический взнос в ресионские фонды; свой выбор Джейн сделала, рассудив, что слепая случайность и новая кровь предпочтительнее. В свое время Штрассен пришла к выводу, что чрезмерная заорганизованность привела к накоплению в генетических фондах небезупречных данных, и потому Юлия стала плодом ее личного выбора – неплохим, но и не слишком хорошим. В основном Джейн препоручала Юлию заботам нянь и занималась ею все меньше, а Юлия росла миловидной сентиментальной девчонкой, помешанной на космосе, смекалистой, но не в такой тяжелой обстановке, уже сейчас озабоченной развитием собственной биологии, и вела безупречную личную жизнь, точно какая-нибудь ази.
   Но это дитя – копия Ари, удочеренная Джейн под конец жизни – оказалась именно тем, на что она надеялась. Идеальной ученицей. То был ум, способный воспринять что угодно и дать необходимую отдачу. Правда, именно это Джейн не позволялось.
   Вместе с ребенком она изучала обучающую ленту Ольги. Держала руку на плече Ари. Одергивала ей свитер. Наблюдала, как гневно, отчаянно вскидывается Ари. Все это навсегда запечатлелась в памяти госпожи Штрассен. Теперь воспоминания стали еще живее.
   Ибо целых восемнадцать лет она слышала этот голос. Ольга придиралась ко всем без исключения. Ольга постоянно придиралась к ребенку, так что оставалось только гадать, почему малолетняя Ари сумела вырасти нормальным человеком, хотя всецело находилась на попечении Ольги и ее ази. Ольга собственноручно делала анализы крови и проводила бесконечные психологические проверки, потому что разрабатывала теории, из которых брали начало другие теории – позже ими занималась Ари. Ольга располагала результатами ранних проверок Ари по шкале Резнера – тогда девочка сумела показать едва ли не самые высокие результаты, и с тех пор началось: носившаяся с теориями научного воспитания детей Ольга Эмори решила, будто заполучила вторую Эстель Бок, которой судьба и ресионские лаборатории уготовили многовековую жизнь. Все ресионские дети с тех пор постоянно слышали, что Ари одаренная, Ари особенная, поскольку родители ребят не могли не понимать, что на их карьере можно смело ставить жирный крест, если дитя невзначай (хоть и заслуженно) поставит синяк под глаз «ненаглядной Арианочке».
   В те ранние годы освоения Сайтина, когда интеллектуалы, обходя установленные Земным Сообществом визовые ограничения, собрались на окраине тогдашнего обитаемого космоса и выстроили Сайтинскую станцию, в ее обеденном зале сходилось куда больше беглых политических теоретиков, известных психиатров, химиков и легендарных исследователей, чем людей, способных оборудовать как положено обычный туалет; омоложение было последним достижением науки, и Ресион был основан именно для работы с этим достижением; из-за «физики Бок» переписывались учебники, а умами людей, которым полагалось знать куда больше, овладевали слухи и самые фантастические теории. А Ольга Эмори обладала поистине блестящим умом и чутьем для междисциплинарных новаций, хотя в глубине души скрывала вполне реальный взгляд на положение вещей.
   Что уж говорить о Джеймсе Карнате с его многочисленными идеями, о Джеймсе Карнате, который исполнился решимости прижить от Ольги ребенка, способного превзойти Бок, едва осознал, что его смерть не за горами.
   Что и подтолкнуло их к этому проекту, к этой комнате.
   Стало быть, рассудила Джейн, она должна во всем уподобляться Ольге. «Выше голову, Ари! Тише, Ари. Ари, принимайся за уроки», – мысленно передразнила Ольгу Эмори госпожа Штрассен, вновь и вновь называя ее стервой.
   Между появлением Ари на свет и препоручением ее заботам нянек-ази надлежало делать то, что она проделывала когда-то с Юлией. Теперь Джейн, оглядываясь в прошлое, испытывала угрызения совести…
   Если изменить откровенное родительское невнимание, это сделает Ари совсем другой. Благодушная невнимательность к ребенку… Теперь Джейн было крайне неприятно сознавать сделанные когда-то ошибки. Изучать Ольгу и все, с ней связанное, было все равно, что глядеться в чересчур правдивое зеркало. Жиро все-таки прав: и в сто тридцать два года узнаешь много нового.
   До сегодняшнего дня Джейн испытывала к Юлии не больше материнских чувств, чем к обычной продукции лабораторий. Не больше, чем, например, к двум ази, которые как раз появлялись на свет на другом конце лаборатории. В случае с Ари – то же подсказывали опыт воспитания дочери и пятидесятидвухлетний опыт обучения студентов – надлежало исключительно точно следовать заданной программе. Для блага самого же ребенка. Ведь Джейн, как-никак, уважала Ариану Эмори, и, черт побери, если бы замысел не удался, в Ресионе осталась бы по ней недобрая память. Джейн ни на минуту не забывала, что ей уже сто тридцать два. Она на дух не переносила накладки, самоотдачу и нелогичный образ мышления.
   Было все еще чертовски трудно смотреть на Юлию и думать, каким кротким созданием она стала – постоянные неувязки на работе, безмерное потакание ребенку, зависимость от череды любовных историй. Причем Юлия стала такой частично по вине генов, а частично – по вине Джейн. Тот же недосмотр, те же придирки, как признавала теперь госпожа Штрассен, она допустила и в отношении Юлии; но они были частью того, что позволило Ари подняться на такую высоту. Психошаблонирование и генетика в действии…
   Возможно, в надежные руки попал не тот ребенок. Или наоборот.
   Так или иначе, что-то все-таки сработало.
   2
   – Все они в хорошей форме, – доложил Петрос Иванов.
   – Прекрасно. В самом деле – прекрасно. – Деннис положил в рот кусочек рыбы, потом – еще один. То был частный обед в служебной столовой – с плотно задернутыми занавесками на герметичных окнах, предназначенных для наблюдений за происходящим на этаже. Синоптики, как и было заказано, организовали дождь, и по стеклам уныло струилась влага. Все обещало успокоиться в течение одного-двух дней. – Черт побрал бы нашего Жиро – конечно, все пройдет как надо, утверждает он. И тотчас отбывает в столицу. Не верю, что его вызвали по телефону.
   – До сих пор все протекало без осложнений. Ази абсолютно нормальны. Они уже задействованы в программе.
   – Как и Ари.
   – Штрассен взъелась на старшую няню.
   – Что еще нового?
   – Утверждает, будто няня самоуверенна и третирует сотрудников.
   – Подумать только: ази самоуверенна! Получается, что ази в точности выполняет инструкции, а Джейн бесится просто оттого, что у нее в квартире появились новые люди. Ничего, переживет! – Най подлил себе еще кофе. – С ази Ольги все еще непросто ладить. Он себя в обиду не дает. Олли моложе, он – парень твердый. Не то что бедняга старик, которого Ольга держала прежде. Но Джейн в чем-то права: нужно прокатать Олли обучающую ленту, дабы смягчить его нрав, а остальное сделает сама Джейн. Линию поведения по отношению к ребенку она сумеет выдержать; изменив Олли и ее отношение к нему, можно ожидать, что все зайдет дальше, чем Джейн была способна себе позволить. Если у девчонки есть обычная детская сообразительность, она едва ли не с колыбели будет чувствовать напряженность между взрослыми. Если вспомнить внимательность Ари, трудно судить, что еще она начнет схватывать с первых дней. И потому скажите: что вы намерены делать?
   – Прокатаем Джейн обучающую ленту? – понимающе улыбнулся Петрос.
   Фыркнув, Деннис отхлебнул кофе:
   – Я и сам очень хотел бы. Но нет. Джейн – профессионалка. Она понимает, что к чему. Мы заключили сделку: мы не трогаем Олли, а Джейн втолковывает ему, какую играть роль. Мы полагаем, что ази, способный осчастливить нашу Джейн, в состоянии справиться с чем угодно.
   Собеседники рассмеялись.
   Деннис был чрезвычайно зол на брата. Ведь Жиро мог запросто снять с его плеч немалую долю того, что ему приходилось теперь делать. Однако с некоторых пор Жиро завел привычку летать в Ресион, причем вне зависимости от состояния дел с проектом.
   «Все – твои заботы, – втолковывал Жиро. – Ты у нас управляющий, тебе и карты в руки».
   Большая часть года ушла на изучение заметок Арианы – той крохотной исходной составляющей компьютерных материалов, с которой техники могли работать без особых трудностей. Ресионская компьютерная система целых три недели обрабатывала только начальные данные по Ари. Хорошо еще, что Ольга в свое время догадалась заархивировать все со ссылками и в хронологическом порядке. Теперь предстояло отыскать нужные обучающие ленты – причем имевшие отношение не только к Ари, но и к паре единственных в своем роде ази, послуживших исходными прототипами. Под холмами располагался тоннель, а теперь спешно сооружались еще три, ибо громадное хранилище было заполнено материалами, что называется, под завязку, а потому сотрудники даже стали сортировать обучающие ленты на активные, более активные и самые активные, поэтому теперь можно было хранить непосредственно в корпусах гораздо большее количество информации.
   Когда проект заработает на полную мощность, информация хлынет настоящим потоком, грозя затопить ресионские архивы. Один из сооружаемых тоннелей намечалось использовать для хранения сведений о физическом состоянии, что подразумевало создание особых компьютерных программ, предназначенных исключительно для обработки данных, которые не успела обработать сама Ариана, а также тех, над которыми трудились другие до момента, когда ребенок научился разговаривать.
   Ресион не собирался передавать в чужие руки ничего имеющего отношение к проекту. Он готов был поручить другим лабораториям некоторые циклы воспроизводства ази, дабы освободить своих сотрудников от монотонных простейших операций. В свете последних широкомасштабных трат Ресион неминуемо разорился бы, не поспей со своими деньгами военные; именно на средства Комитета по обороне возводились филиалы Ресиона на Фаргоне и Планисе, на эти же средства закупались дополнительные эмбриофоны и компьютеры, увеличивалось производство и прокладывались новые тоннели. А в это время Джордан Уоррик оказывал всем услугу самим своим пребыванием и надзором за оборудованием комплекса на Планисе, что впервые после кончины Арианы позволяло ученому ощущать себя счастливым, ибо теперь он был при деле и при очень существенном деле – как-никак, к его разработкам проявляли интерес военные. Из оперативного отдела Ресиона пришлось перевести Роберта Карната – он получил назначение директором комплекса на Планисе: Роберт не водил дружбу с Уорриком и был опытным организатором, способным удержать ситуацию под контролем. Кроме того, из Ресиона пришлось откомандировать еще кое-кого – на строительство фаргонского комплекса, а в будущем предстояли новые переводы, в особенности когда лаборатория вступит в эксплуатацию и будет развернут проект «Рубин». Когда все только началось, в Ресионе ощущался избыток квалифицированных специалистов, но теперь начальству приходилось выкупать в заведениях типа «Лаборатории Бухера» и «Фермы жизни» работавших по контракту ази, подвергать омолаживанию всех ази старше сорока лет и терзать сотрудников бесконечными обучающими лентами для переквалификации. За пределами Ресиона – как здесь было принято выражаться, «в городе» – стояли пятнадцать пустых бараков, и администрация исследовательского комплекса только-только успела подписать с Комитетом по обороне соглашение по рациональному использованию ази предпенсионного возраста: военные экономили таким образом средства, которые в ином случае пришлось бы затратить на переподготовку и выплату пенсий, а ази, в свою очередь, были безумно рады открывшимся перспективам, поскольку вместо отправки в захолустный правительственный трудовой центр могли продолжать трудиться, да к тому же получить неплохие должности в «Ресион-эйр», при организации производства и транспортировки грузов и тому подобную работу; словом, эти ази могли с уверенностью смотреть в будущее. А Ресион в один заход получал солидный резерв дисциплинированного и осознающего секретность предстоящей работы персонала. Даже в отлаженном ресионском механизме неизбежно должен был возрасти процент ошибок и оплошностей, однако они полностью исключались во время работы над проектом, где участвовали сплошь проверенные люди, за деятельностью которых к тому же наблюдали подлинные мастера своего дела.