Страница:
– Я тебя люблю, – прошептала Джейн на ухо ази, когда он, положив голову ей на плечо, задремал. После чего взъерошила пятерней его влажную от пота шевелюру, и Олли взглянул на подругу озадаченно и польщенно. – Олли, я серьезно.
– Госпожа, – бросил он. И тотчас умолк, будто она спустя столько лет потеряла рассудок. Олли устал. А Джейн не спалось. И она знала: даже если глаза у ази слипались, он должен был бодрствовать, поддерживая разговор. Поэтому женщина не боялась лишиться внимания любовника.
– Вот и все, – молвила она. – Я просто хотела сказать тебе об этом.
– Спасибо, – откликнулся Олли, не шевелясь. Хотя вид у ази был озадаченный – он наверняка усматривал за этими словами скрытый смысл.
– Больше ничего, – заверила госпожа Штрассен, массируя любовнику плечо. – Признайся, тебе когда-нибудь хотелось стать КВ? Пройти последнюю обучающую ленту? Выбраться отсюда?
– Нет, – отозвался ази – ему явно расхотелось спать. Дыхание Олли участилось. – Правда, нет. Я не хочу. Я не могу покинуть вас.
– Мог бы. Обучающая лента в два счета все устроила бы.
– Мне это не нужно. Честное слово. Лента не сумела бы внушить мне желание уйти отсюда. И не просите меня пройти ее.
– Не стану. И никто не станет. Я просто полюбопытствовала, вот и все. Стало быть, тебе не хочется уходить отсюда. Но если уйти придется мне?
– Я уйду с вами.
– Неужели?
– Куда мы отправимся?
– Улетим на Фаргону. Возможно, даже надолго. Но мне действительно необходимо удостовериться, что с тобой все в порядке. Ибо я в самом деле влюблена в тебя. Я люблю тебя больше всех. Я даже готова оставить тебя здесь, если ты этого хочешь, или забрать с собой, или выполнить любое твое желание. За столько лет ты заслужил это. Хочу, чтобы ты чувствовал себя счастливым.
Олли даже приподнялся на локте, мучительно подыскивая подходящий ответ – мгновенный и поверхностный, какие и подобает давать ази. Но Джейн нетерпеливым взмахом руки дала понять, что не нуждается в ответе. И закрыла ему рот ладонью.
– Нет, лучше послушай меня. Я старею, и я не бессмертна. А они до смерти боятся, что я не выпущу Ари из-под контроля, когда придет срок… А он подходит, Олли, подходит. Остается всего два года. Господи, как летит время! Иногда мне хочется задушить ее собственными руками, а иногда мне жалко ее до слез. Именно это им и не нужно. Они боятся, что я нарушу правила, на которых все зиждется. Они – Жиро с Деннисом, чтоб им провалиться! – решили, что девочка слишком привязалась к тебе. И хотят положить конец этой привязанности. Добиваются, чтобы ты прекратил общаться с нею. От тебя требуется только холодное и критическое отношение к Ари. Таково предписание. Иногда мне кажется, что они искренне желают, чтобы хлопнулась замертво – как уже когда-то случилось и как предусматривает сценарий. Сегодня у меня был разговор с Жиро… – Женщина тяжело вздохнула, и под глазом у нее задергалась жилка; сердце сжалось. – Мне предложили пост директора «Ресион-спейса» на Фаргоне. Проект «Рубин» и все такое прочее.
– И ты согласилась? – наконец спросил Олли, когда молчание чрезмерно затянулось, а женщина по-прежнему не могла отдышаться.
Госпожа Штрассен кивнула, закусила губу, но сумела взять себя в руки: «Согласилась. Жиро все щебетал: «Ах, тебе только придется перебраться в первый корпус, когда ей исполнится семь». Он болтал, а я развесила уши! Теперь они забеспокоились и хотят сплавить меня подальше. Жиро еще говорит: «Этого мало. Когда Ари было семь лет, Ольга умерла. Твое пребывание в первом корпусе будет означать просто уход из ее жизни – а нам нужно максимально приблизить обстоятельства к естественным». Черт бы их побрал! В общем, так мне и предложили пост директора. Сняли Морли, посадили меня на его место, вот и все».
– Но ты всегда говорила, что хочешь вернуться в космос.
Женщина снова принялась вздыхать. И тихо сказала:
– Да, хотела. Многие годы мечтала. А потом вдруг обнаружила, что состарилась. А когда мне предложили новое назначение, поняла, что уже никуда не хочу. Для прожженной космической путешественницы вроде меня это ужасное открытие. Я состарилась на земле, и все, что я познала, что мне близко, – здесь, и я не хочу это терять. Вот так… – Снова тяжелый вздох. – Но не так, как придется поступить мне. Мне могут дать повышение. Или отправить на пенсию. Черта с два я уйду на пенсию! Вот чем чревата упорная работа вкупе с отсутствием интереса к власти. Выскочка Жиро может запросто вышвырнуть меня. Все к тому и идет. Чтоб ему сдохнуть! Потому я и отправляюсь на Фаргону. И начну все с начала – уже с другой Особой; займусь медицинскими проблемами. Черт возьми, Олли – прежде чем оказать кому-нибудь услугу, подумай, что они могут сотворить с тобой.
Олли погладил ее по волосам. И провел ладонью по плечу. Джейн знала: сердце Олли обливается кровью от жалости к ней, ибо она, как-никак, его Старшая. А когда объект поклонения в опасности…
– Ни за что не допущу, чтобы ты угодил в передрягу. Подумай, что может случиться, если ты выберешься отсюда. Я умру в постели с тобой, учти и это; и вот, пожалуйста, ты остаешься один, до ближайшего островка цивилизации – двадцать световых лет. Разве тому, чей выбор еще более ограничен, чем мой, пристало привередничать? А? Загонять тебя в угол я не собираюсь. Если есть желание остаться в Ресионе, оставайся – я добьюсь, чтобы тебя перепрограммировали в КВ, и живи спокойно, наслаждайся достижениями цивилизации, не опасаясь учебных тренировок, кейса, пирогов с рыбой и коридоров, где люди разгуливают по потолку…
– Джейн, а если я скажу, что хочу улететь, что ты ответишь? Скажешь «глупый ази не знает, чего хочет»? Знаю наперед. Неужели я позволю тебе улететь с каким-нибудь ази-чужаком?
– Мне уже сто с лишним лет…
– Плевать! Мне все равно. Не делай нас обоих несчастными. И не играй мною. Ты хочешь услышать от меня, что я хочу быть с тобой. Да, это так. Но излагать мне все таким вот образом – некрасиво. Я все прекрасно понимаю: «Черт возьми, Олли, я оставляю тебя, я…» Не желаю выслушивать это целых два года. Не желаю даже думать об этом.
Олли невозможно было огорчить. Таков уж он был, Олли. Наконец Джейн окончательно это поняла; вытянув руку, она погладила любовника по щеке.
– Не буду, – заверила она. – Не буду. Господи, как все непросто! Будь проклят Жиро с его проектом! Олли, они ведь хотят, чтобы ты после этого вообще не подходил к Ари…
Лицо ази исказилось:
– Стало быть, обвиняют меня.
– Речь не о виновности. Они видят, что девочка привязалась к тебе. Все проклятая обучающая лента. Они хотели вывести тебя из игры сразу, а я послала их к черту. Пригрозила, что сорву программу, что расскажу все Ари. А они ведь шагают по узкой дорожке – по очень узкой дорожке. Они это понимают, а потому загодя приготовили контрпредложение. Вообразили, будто я тут же на него клюну. И присовокупили угрозу – дескать, если не соглашусь, отправят на пенсию. Что мне оставалось? Пришлось согласиться на пост директора. Спасусь и заодно спасу тебя. Мне не следует огорчаться.
– Прости, если все из-за меня.
– Черт, при чем здесь ты? Я тоже ни при чем. Никто не виноват. Ольга и пальцем не трогала девочку. И слава Богу. Но мое терпение не безгранично, Олли. Я уже начинаю терять его.
– Не плачь, не могу смотреть.
– Я и не собираюсь. Заткнись. И отвернись. Теперь моя очередь. Ты не против?..
12
– Разумеется, нет, – бросил он сидевшему по другую сторону стола Петросу; планшет для записей все строчил, и Джастин знал, что включена также система анализа голосового тембра – возможно, именно этот анализ и отражался на небольшом мониторе, куда то и дело посматривал Петрос. Время от времени врач отрывал взгляд от монитора и плутовато улыбался собеседнику.
– Ты оказался вовлечен в близкие отношения с коллегой, – произнес Иванов. – Неужели до сих пор не ощущаешь неприятных предчувствий из-за этого? А ведь ты прекрасно осведомлен, что в подобных обстоятельствах ази не может постоять за себя.
– Действительно, я думал над этим. И говорил с Грантом. Но ведь мы воспитаны в этой среде, не так ли? Принимая по разным причинам, – думаю, вы понимаете, о чем я – у нас обоих есть проблемы, выделяющие нас из коллектива. Оба мы, скажем так, нуждаемся в поддержке…
– Опиши эти проблемы.
– Ах, Петрос, полно! Мы оба знаем, что не стоим на вершине социальной пирамиды. Я о поветрии под названием «политика» – думаю, нет необходимости описывать вам его симптомы.
– Тебе одиноко.
Джастин рассмеялся:
– Боже, вы были на вечеринке? Мне показалось, что были.
– Да, разумеется, – бросил Иванов, снова глядя на монитор. – Был. Славная девчушка. А что скажешь ты?
Уоррик-младший вскинул взгляд и, сполна оценив суровый юмор доктора, хохотнул:
– Думаю, она – маленькая непоседа. Что еще можно сказать о ребенке? – И снова улыбнулся, перехватив взгляд собеседника: – Хорошо хоть, что я не в состоянии забеременеть! Забрали бы потом у меня ребенка для своих экспериментов. Крутили бы ему день и ночь обучающие ленты. Ну, что говорит анализ моего голоса?
– Волнение наблюдается, но приемлемое.
– Так я и думал. Конечно, вы пытаетесь заставить меня как-то отреагировать, но нужно ли вести себя совсем неестественно?
– Неестественным ты считаешь ребенка.
– Я нахожу ее очаровательной. Но считаю неестественным ее положение. Хотя вашей этике оно, конечно же, не противоречит. Я не собираюсь делать резких движений – из-за меня на мушке держат отца. Такова моя этика. По-вашему, я лгу?
Петрос не улыбался – он уставился в экран. А потом отрывисто бросил:
– Прекрасно. Прекрасная реакция.
– Наверняка.
– Раздражен до черта, не так ли? А что ты думаешь насчет Жиро?
– Люблю его, как отца родного. Как сравнение – истинно или ложно?
– Не советую шутить с нами – ты можешь только навредить себе.
– Отметьте, что я угрожал объекту.
– Считаю, это не то, что имелось в виду. Но намерен настоять, чтобы тебе провели курс терапии. Ага, сердечко забилось!
– Конечно, вы этого давно добиваетесь. Ну и ладно – пройду ваш курс, в вашем же отделе. Но только при условии, что меня будет сопровождать мой ази.
– Необычная просьба.
– Послушайте, Петрос, я и так прошел здесь все круги ада. Вы хотите свести меня с ума или обеспечить приемлемую защиту? Даже непрофессионал вправе проверить психопроцедуру по требованию пациента. А мне нужно мнение другого специалиста. Вот и все. Исполните мою просьбу – и необходимость приводить меня под конвоем просто не возникнет. Я вам больше не запуганный ребенок. Знаю, когда имею право официально жаловаться – если только вы не вздумаете посадить меня под замок или вообще сделать так, чтобы я исчез. Кстати, это, наверное, не самая подходящая тирада для записи на пленку, да?
– Я сделаю нечто более уместное в данном случае. – Иванов щелкнул парой переключателей; монитор погас и отъехал в сторону. – Дам тебе обучающую ленту, и ты прокрутишь ее дома. Мне только нужно твое обещание, что ты действительно ее прокрутишь.
– Сейчас вы здорово удивитесь. Жаль, что отключили монитор.
– Ты напуган и потому утратил здравый смысл, – заметил Петрос. – Но я тебя не виню. Хороший контроль над голосом, но чрезмерно учащенный пульс. Наверное, сам довел себя до такого состояния? Могу распорядиться провести анализ крови. Или ограничимся словесным вмешательством? Грант в состоянии подготовить тебя?
– Я еще должен подписать официальное согласие.
Положив локти на стол, Петрос протяжно вздохнул:
– Джастин, не стоит впутываться в неприятности. Это не для протокола. И получение права на телефонную связь с Джорданом будет отложено на неопределенное время.
– Естественно, – отозвался Джастин, но разочарование превратилось в застрявший в горле ком. – Я догадывался. Все равно ведь это игра. Так я и поверил Деннису! Я-то знал, как все будет.
– Деннис здесь ни при чем. Такое решение вынесла армейская служба безопасности. Деннис же собирается представить им документы, свидетельствующие как раз в твою пользу. От тебя требуется только кратковременное сотрудничество. Кривлянием же делу не поможешь. В общем, ты понял, о чем я – не навлекай на себя неприятностей. И будешь по-прежнему получать письма. – Петрос снова вздохнул, и лицо у него вдруг сделалось скорбным. – Мне выпал случай увидеться с Джорданом. Что ему передать?
– Что с ним собираются сделать?
– Ничего, честное слово, ничего. Успокойся. Я отправляюсь проверить кое-какое оборудование. И проконтролировать работу своих техников. Просто решил оказать тебе мелкую услугу. Дай, думаю, порадую парня! Собираюсь передать твою фотографию – Джордан наверняка это оценит. И привезу тебе другое фото – во всяком случае, попытаюсь.
– Конечно!
– Нет, правда. Ради его – да и ради твоего блага. Я ведь дружил с ним.
– Просто диву даешься, сколько у отца друзей!
– Не смею спорить. Черкнешь ему письмецо?
– Просто скажите, что я люблю его. Что еще останется вне внимания цензоров?
– Я скажу ему все, что смогу. Это опять же не для протокола. Все-таки я работаю здесь. Кто-нибудь может наломать дров. Сам подумай над моими словами. Отправляйся домой. Или займись работой. Но не забудь взять со столика обучающую ленту.
Покинув кабинет доктора, Джастин направился восвояси, снова выбрав маршрут по улице. По дороге он помахивал полученными от Петроса обучающей лентой и рецептом. Юноша не был уверен, выиграл или проиграл эту схватку, обеспечил себе хоть какие-нибудь позиции или, наоборот, утратил часть своих.
Но узнать об этом ему довелось только многие годы спустя.
«Пособие по производству», аудиозапись.
Обучающая лента по генетике № 1.
«Интервью с Арианой Эмори, часть первая»
«Ресионские общеобразовательные публикации», 8970-8768-1.
Одобрено для 80+
К: Доктор Эмори, позвольте поблагодарить вас за любезность, с какой вы согласились ответить на несколько откровенных вопросов по поводу вашей работы.
А: Это мне следует благодарить вас за такую возможность. Пожалуйста, продолжайте!
К: Ваши родители основали Ресион. Это общеизвестно. Вы в курсе, что кое-кто из биографов величает вас архитектором Союза?
А: Слышала, что такое вменяют мне в вину (легкий смех). Думаю, для начала им лучше дождаться моей смерти.
К: Стало быть, вы отрицаете свое личное влияние – как политическое, так и научное?
А: Меня можно величать таким титулом не более, чем Бок. Наука – не политика. Наука в состоянии опосредовать политику. Времени так мало! Позволите мне высказать собственное замечание – которое, кстати, даст ответы на некоторые из подготовленных вами вопросов?
К: Разумеется, сделайте одолжение!
А: Человечество, расселившееся с Земли, на начальном этапе представляло собою избранный генофонд. Мы проходили сквозь сита экономики, политики, даже через сито просто пригодности или непригодности для жизни в космосе. Первую волну, достигшую Дальних Звезд, составляли преимущественно колонисты и экипажи кораблей, тщательно отобранные на станции Сол, причем признанные негодными отбраковывались; к звездам посылали самых одаренных, отборных людей – так, кажется, принято было выражаться в то время. К тому времени, как волна докатилась до Пеллы, генофонд несколько расширился, но не все его носители представляли станцию Сол, тем более Землю – один из больших притоков переселенцев пришелся на момент, когда власти на Земле начали активно заниматься политикой, а основавшая Союз волна положила конец Восточному блоку, как тогда было принято выражаться. На том конечном этапе генофонд получил солидные шансы на расширение – это уже потом эмбарго землян надолго приостановило экспорт генетического материала.
Сайтин представлял собою сито из сит – в том смысле, что если и существовало искусственно отобранное «идеальное население», то именно на Сайтине, где оказались представлены в основном выходцы из Восточного блока: по большей части ученые, и – в крайне малой тогда пропорции – представители торгового сословия и, скажем так, «опылители» из числа коммерсантов. Сложилась опасная ситуация. Оттуда и берет свое начало Ресион. Вот для чего создавался комплекс. Люди думают о Ресионе и ази. Ази служили лишь средством достижения конечной цели, и в один прекрасный день, когда численность населения, говоря техническим языком, достигла бы уровня позитивного технического воспроизводства – то есть когда потребление сумело бы обеспечить существование массового производства – необходимость разводить в данных районах ази отпала бы сама собой.
Но пока ази выполняют иную функцию. Они служат хранилищем всех известных нам врожденных свойств. Разумеется, мы взяли за правило отбраковывать откровенно вредные гены. Но небольшие генофонды имеют и негативную сторону – вне зависимости от тщательности отбора наблюдается отсутствие способности быстро восстанавливать физические и душевные силы, отсутствие адекватной реакции на окружающий мир. Расширение ареала обитания абсолютно необходимо для предотвращения концентрации изначально ограниченного генофонда в центре Союза. Я говорю вовсе не о евгенике, а о диаспоре, рассеянии. Речь идет о необходимости рассредоточения генетической информации в том же смысле, как наблюдалось в древности на Земле. А времени у нас в обрез.
К: Почему же – в обрез?
А: Потому что рост населения происходит экспоненциально, население заполняет свою экосистему – будь то планета или станция – в относительно короткий промежуток времени. Если население несет в себе недостаточную генетическую информацию, то оно, в особенности при более высокой, чем на периферии системы, плотности – мы, конечно, говорим о Сайтине – даже находясь в культурном центре Союза, что является дополнительным измерением, недоступным низшим жизненным формам, но чрезвычайно важным, когда речь заходит о способности живых существ формировать собственные системы, во всех смыслах, – так вот, если такая община, являя собою грозную силу, несет в себе недостаточную генетическую информацию, то она навлечет на себя беду и столкнется с необходимостью делать радикальный выбор как культурного, так и генетического характера. Рассредоточившись по космосу после предварительно проведенного отбора, человечество, значительно снизив плотность населения, рискует через относительно небольшое число поколений оказаться лицом к лицу с эволюционной катастрофой; будут наблюдаться либо чрезмерные отклонения, при которых люди утратят способность переносить жизненные тяготы, либо отклонения, грозящие перерасти в генетический кризис с иным, непредсказуемым исходом – определенно, могут появиться новые особи типа «genus homo», которые, с большой долей вероятности, будут тупиком генетики и трагедией политики. Никогда не следует забывать, что мы – не просто стадные животные, мы еще и политически мыслящие животные и способны бросать вызов самим себе.
К: То есть воевать.
А: Или хищничество. Да, хищничество. Нельзя забывать и о нем. Рассеяние совершенно необходимо, однако так же необходимы разнообразные генофонды, расположенные в изолированных друг от друга очагах, образующихся в конечном итоге. Именно по этой причине создавались и продолжают создаваться ази. Они – переносчики упомянутого разнообразия, и факт, что ази стали объектом конкретных экономических интересов, вполне объясним, хотя и кажется противоестественным лично мне и всему, с чем ассоциируется Ресион. История может обвинить меня во многих неблаговидных поступках, но мне глубоко небезразлична дальнейшая судьба ази, и я приложила немалые усилия для того, чтобы обеспечить им юридическую защиту. Мы производим ази тета не потому, что нуждаемся в дешевом труде. Мы производим тета, так как они – важная и необходимая часть альтернативы человека. К примеру, исключительная координация зрения и движений наблюдается у ThR-23. Их психошаблон позволяет действовать в условиях, в каких обычный КВ гарантированно не выдержит. Они выносливы до того, что вызывают у меня неподдельный восторг, и я рекомендую на случай, если судьба вдруг забросит вас куда-нибудь в сайтинскую глушь, обзавестись спутником-ази из числа ThR, который выживет, дабы обессмертить свой тип, даже если вам повезет меньше. Вот вам генетическая альтернатива в действии.
Когда-нибудь ази исчезнет. Цель, с которой они создаются, будет достигнута – а заключается она в росте и размножении, а также в восполнении пробелов в развитии человека, в ходе достижения максимальной теоретически плотности населения – носителя исходного генофонда, поскольку генофонд должен расширяться для собственного же дальнейшего благополучия, собственной здравости.
Повторяю: ази – генетическая альтернатива. Они – вектор изменения и адаптации к величайшему испытанию, какому когда-либо подвергалось человечество. Они такие, какие есть, ибо время, в течение которого достигается поставленная цель, предельно ограничено. Ресион не препятствовал возведению дополнительных лабораторий просто потому, что его интересы носят в основном научный характер, и потому, что задача поддержания стимула к распространению требует обширных производственных и образовательных ресурсов. Но Ресион никогда не отказывался от своей роли в создании и селекции новых генотипов: никакая другая лаборатория не обладает правом вырабатывать генетический материал.
Пока вы терпеливо слушаете, позвольте выделить два основных обстоятельства: первое – Ресион настаивает на полной интеграции всех генотипов ази, достигших статуса первого класса, в человеческое общество на всех территориях Союза. Говоря практическим языком, ази идеальны в качестве первооткрывателей одного поколения: основная их задача будет заключаться не в обычном труде, а в освоении новых территорий, их колонизации, налаживании нормальных условий существования и производстве потомства, способного войти в гражданский генофонд в количествах, гарантирующих генетическое разнообразие. Единственные виды ази, разведение которых целесообразно, это те, что в случае военной и иной острой необходимости используются в качестве замены обычным людям для обеспечения национальных интересов, а также те, которые входят в классификацию работников «критических» отраслей хозяйства, и те, кого производят для исследовательских целей в имеющих лицензии лабораториях.
Во-вторых, Ресион станет препятствовать любым попыткам узаконить положение ази как необходимости экономического характера. Родильные палаты, где появляются ази, ни в коем случае не должны функционировать как прибыльные инкубаторы на постоянной основе. Такая цель никогда не ставилась.
К: То есть вы хотите сказать, что имеете общие с изоляционистами интересы?
А: Совершенно верно. Общие интересы у нас всегда были.
Глава 5
1
Флориан бежал по тротуару, перпендикулярному линии бараков третьего сектора; при виде шедшей навстречу группы взрослых мальчик вспомнил правила вежливости и, остановившись, отошел в сторону, тяжело переводя дух, после чего приветствовал встречных легким поклоном, на что те ответили едва заметными кивками. Поскольку были старше. И поскольку Флориану было шесть лет, а еще потому, что для малыша в таком возрасте вполне естественно передвигаться бегом, как для взрослых – думать о серьезных делах.
Но на сей раз дело было и у Флориана. Он только-только завершил курс обучения по обучающей ленте. И получил Назначение – настоящее, постоянное. Такое случилось в его жизни впервые, и одна мысль о Назначении приводила ребенка в трепет; он настолько разволновался, что дважды упрашивал Наставницу отпустить его заняться «делом», а не посылать в фонозал, куда Флориану полагалось отправляться после программирования.
– Как, – молвила Наставница с улыбкой, причем один глаз ее подергивался (верный признак готовности удовлетворить просьбу), – не хочешь в фонозал? Но ведь и работа, и фонотека важны одинаково.
– Но я уже был в фонотеке, – взмолился Флориан. – Пожалуйста, отпустите!
И тогда Наставница сунула ему записку, а потом еще одну – фонотабель – как она выразилась, «на потом», но пока ее требовалось предъявить Наставнику по работе. И еще Наставница вытянула руки. Дальнейшие действия подсказал Флориану вымуштрованный мозг: обнять Наставницу, ибо она превосходная Наставница; не бежать по коридору, а идти шагом – идти, идти, идти до самой двери, затем – по тротуару до дороги и вниз по склону холма, а потом бегом, очертя голову.
Бегал Флориан быстро не только оттого, что был альфа, умным, но и потому, что умел хорошо бегать.
Дальше путь юного ази лежал через проход между 4 и 5 секторами бараков, через дорогу, и перетек в короткий бросок (дабы кратчайшим путем добраться до тропинки, ведущей к зданию сельхозсектора). Наконец Флориан, почувствовав колотье в боку, сбавил скорость; малыш надеялся, что все сложится привычным образом и Старшины, занимавшиеся маленькими мальчиками, в следующем месяце припишут его к спальному месту где-нибудь поближе к сельхозсектору: до барачного сектора 104 было далековато.
Работающие Старшины всегда имели преимущественное право на ближние спальные места. Так сказал Флориану Старшина-каппа: он будто бы всегда сохранял за собою место в одном и том же барачном секторе.
– Госпожа, – бросил он. И тотчас умолк, будто она спустя столько лет потеряла рассудок. Олли устал. А Джейн не спалось. И она знала: даже если глаза у ази слипались, он должен был бодрствовать, поддерживая разговор. Поэтому женщина не боялась лишиться внимания любовника.
– Вот и все, – молвила она. – Я просто хотела сказать тебе об этом.
– Спасибо, – откликнулся Олли, не шевелясь. Хотя вид у ази был озадаченный – он наверняка усматривал за этими словами скрытый смысл.
– Больше ничего, – заверила госпожа Штрассен, массируя любовнику плечо. – Признайся, тебе когда-нибудь хотелось стать КВ? Пройти последнюю обучающую ленту? Выбраться отсюда?
– Нет, – отозвался ази – ему явно расхотелось спать. Дыхание Олли участилось. – Правда, нет. Я не хочу. Я не могу покинуть вас.
– Мог бы. Обучающая лента в два счета все устроила бы.
– Мне это не нужно. Честное слово. Лента не сумела бы внушить мне желание уйти отсюда. И не просите меня пройти ее.
– Не стану. И никто не станет. Я просто полюбопытствовала, вот и все. Стало быть, тебе не хочется уходить отсюда. Но если уйти придется мне?
– Я уйду с вами.
– Неужели?
– Куда мы отправимся?
– Улетим на Фаргону. Возможно, даже надолго. Но мне действительно необходимо удостовериться, что с тобой все в порядке. Ибо я в самом деле влюблена в тебя. Я люблю тебя больше всех. Я даже готова оставить тебя здесь, если ты этого хочешь, или забрать с собой, или выполнить любое твое желание. За столько лет ты заслужил это. Хочу, чтобы ты чувствовал себя счастливым.
Олли даже приподнялся на локте, мучительно подыскивая подходящий ответ – мгновенный и поверхностный, какие и подобает давать ази. Но Джейн нетерпеливым взмахом руки дала понять, что не нуждается в ответе. И закрыла ему рот ладонью.
– Нет, лучше послушай меня. Я старею, и я не бессмертна. А они до смерти боятся, что я не выпущу Ари из-под контроля, когда придет срок… А он подходит, Олли, подходит. Остается всего два года. Господи, как летит время! Иногда мне хочется задушить ее собственными руками, а иногда мне жалко ее до слез. Именно это им и не нужно. Они боятся, что я нарушу правила, на которых все зиждется. Они – Жиро с Деннисом, чтоб им провалиться! – решили, что девочка слишком привязалась к тебе. И хотят положить конец этой привязанности. Добиваются, чтобы ты прекратил общаться с нею. От тебя требуется только холодное и критическое отношение к Ари. Таково предписание. Иногда мне кажется, что они искренне желают, чтобы хлопнулась замертво – как уже когда-то случилось и как предусматривает сценарий. Сегодня у меня был разговор с Жиро… – Женщина тяжело вздохнула, и под глазом у нее задергалась жилка; сердце сжалось. – Мне предложили пост директора «Ресион-спейса» на Фаргоне. Проект «Рубин» и все такое прочее.
– И ты согласилась? – наконец спросил Олли, когда молчание чрезмерно затянулось, а женщина по-прежнему не могла отдышаться.
Госпожа Штрассен кивнула, закусила губу, но сумела взять себя в руки: «Согласилась. Жиро все щебетал: «Ах, тебе только придется перебраться в первый корпус, когда ей исполнится семь». Он болтал, а я развесила уши! Теперь они забеспокоились и хотят сплавить меня подальше. Жиро еще говорит: «Этого мало. Когда Ари было семь лет, Ольга умерла. Твое пребывание в первом корпусе будет означать просто уход из ее жизни – а нам нужно максимально приблизить обстоятельства к естественным». Черт бы их побрал! В общем, так мне и предложили пост директора. Сняли Морли, посадили меня на его место, вот и все».
– Но ты всегда говорила, что хочешь вернуться в космос.
Женщина снова принялась вздыхать. И тихо сказала:
– Да, хотела. Многие годы мечтала. А потом вдруг обнаружила, что состарилась. А когда мне предложили новое назначение, поняла, что уже никуда не хочу. Для прожженной космической путешественницы вроде меня это ужасное открытие. Я состарилась на земле, и все, что я познала, что мне близко, – здесь, и я не хочу это терять. Вот так… – Снова тяжелый вздох. – Но не так, как придется поступить мне. Мне могут дать повышение. Или отправить на пенсию. Черта с два я уйду на пенсию! Вот чем чревата упорная работа вкупе с отсутствием интереса к власти. Выскочка Жиро может запросто вышвырнуть меня. Все к тому и идет. Чтоб ему сдохнуть! Потому я и отправляюсь на Фаргону. И начну все с начала – уже с другой Особой; займусь медицинскими проблемами. Черт возьми, Олли – прежде чем оказать кому-нибудь услугу, подумай, что они могут сотворить с тобой.
Олли погладил ее по волосам. И провел ладонью по плечу. Джейн знала: сердце Олли обливается кровью от жалости к ней, ибо она, как-никак, его Старшая. А когда объект поклонения в опасности…
– Ни за что не допущу, чтобы ты угодил в передрягу. Подумай, что может случиться, если ты выберешься отсюда. Я умру в постели с тобой, учти и это; и вот, пожалуйста, ты остаешься один, до ближайшего островка цивилизации – двадцать световых лет. Разве тому, чей выбор еще более ограничен, чем мой, пристало привередничать? А? Загонять тебя в угол я не собираюсь. Если есть желание остаться в Ресионе, оставайся – я добьюсь, чтобы тебя перепрограммировали в КВ, и живи спокойно, наслаждайся достижениями цивилизации, не опасаясь учебных тренировок, кейса, пирогов с рыбой и коридоров, где люди разгуливают по потолку…
– Джейн, а если я скажу, что хочу улететь, что ты ответишь? Скажешь «глупый ази не знает, чего хочет»? Знаю наперед. Неужели я позволю тебе улететь с каким-нибудь ази-чужаком?
– Мне уже сто с лишним лет…
– Плевать! Мне все равно. Не делай нас обоих несчастными. И не играй мною. Ты хочешь услышать от меня, что я хочу быть с тобой. Да, это так. Но излагать мне все таким вот образом – некрасиво. Я все прекрасно понимаю: «Черт возьми, Олли, я оставляю тебя, я…» Не желаю выслушивать это целых два года. Не желаю даже думать об этом.
Олли невозможно было огорчить. Таков уж он был, Олли. Наконец Джейн окончательно это поняла; вытянув руку, она погладила любовника по щеке.
– Не буду, – заверила она. – Не буду. Господи, как все непросто! Будь проклят Жиро с его проектом! Олли, они ведь хотят, чтобы ты после этого вообще не подходил к Ари…
Лицо ази исказилось:
– Стало быть, обвиняют меня.
– Речь не о виновности. Они видят, что девочка привязалась к тебе. Все проклятая обучающая лента. Они хотели вывести тебя из игры сразу, а я послала их к черту. Пригрозила, что сорву программу, что расскажу все Ари. А они ведь шагают по узкой дорожке – по очень узкой дорожке. Они это понимают, а потому загодя приготовили контрпредложение. Вообразили, будто я тут же на него клюну. И присовокупили угрозу – дескать, если не соглашусь, отправят на пенсию. Что мне оставалось? Пришлось согласиться на пост директора. Спасусь и заодно спасу тебя. Мне не следует огорчаться.
– Прости, если все из-за меня.
– Черт, при чем здесь ты? Я тоже ни при чем. Никто не виноват. Ольга и пальцем не трогала девочку. И слава Богу. Но мое терпение не безгранично, Олли. Я уже начинаю терять его.
– Не плачь, не могу смотреть.
– Я и не собираюсь. Заткнись. И отвернись. Теперь моя очередь. Ты не против?..
12
– Разумеется, нет, – бросил он сидевшему по другую сторону стола Петросу; планшет для записей все строчил, и Джастин знал, что включена также система анализа голосового тембра – возможно, именно этот анализ и отражался на небольшом мониторе, куда то и дело посматривал Петрос. Время от времени врач отрывал взгляд от монитора и плутовато улыбался собеседнику.
– Ты оказался вовлечен в близкие отношения с коллегой, – произнес Иванов. – Неужели до сих пор не ощущаешь неприятных предчувствий из-за этого? А ведь ты прекрасно осведомлен, что в подобных обстоятельствах ази не может постоять за себя.
– Действительно, я думал над этим. И говорил с Грантом. Но ведь мы воспитаны в этой среде, не так ли? Принимая по разным причинам, – думаю, вы понимаете, о чем я – у нас обоих есть проблемы, выделяющие нас из коллектива. Оба мы, скажем так, нуждаемся в поддержке…
– Опиши эти проблемы.
– Ах, Петрос, полно! Мы оба знаем, что не стоим на вершине социальной пирамиды. Я о поветрии под названием «политика» – думаю, нет необходимости описывать вам его симптомы.
– Тебе одиноко.
Джастин рассмеялся:
– Боже, вы были на вечеринке? Мне показалось, что были.
– Да, разумеется, – бросил Иванов, снова глядя на монитор. – Был. Славная девчушка. А что скажешь ты?
Уоррик-младший вскинул взгляд и, сполна оценив суровый юмор доктора, хохотнул:
– Думаю, она – маленькая непоседа. Что еще можно сказать о ребенке? – И снова улыбнулся, перехватив взгляд собеседника: – Хорошо хоть, что я не в состоянии забеременеть! Забрали бы потом у меня ребенка для своих экспериментов. Крутили бы ему день и ночь обучающие ленты. Ну, что говорит анализ моего голоса?
– Волнение наблюдается, но приемлемое.
– Так я и думал. Конечно, вы пытаетесь заставить меня как-то отреагировать, но нужно ли вести себя совсем неестественно?
– Неестественным ты считаешь ребенка.
– Я нахожу ее очаровательной. Но считаю неестественным ее положение. Хотя вашей этике оно, конечно же, не противоречит. Я не собираюсь делать резких движений – из-за меня на мушке держат отца. Такова моя этика. По-вашему, я лгу?
Петрос не улыбался – он уставился в экран. А потом отрывисто бросил:
– Прекрасно. Прекрасная реакция.
– Наверняка.
– Раздражен до черта, не так ли? А что ты думаешь насчет Жиро?
– Люблю его, как отца родного. Как сравнение – истинно или ложно?
– Не советую шутить с нами – ты можешь только навредить себе.
– Отметьте, что я угрожал объекту.
– Считаю, это не то, что имелось в виду. Но намерен настоять, чтобы тебе провели курс терапии. Ага, сердечко забилось!
– Конечно, вы этого давно добиваетесь. Ну и ладно – пройду ваш курс, в вашем же отделе. Но только при условии, что меня будет сопровождать мой ази.
– Необычная просьба.
– Послушайте, Петрос, я и так прошел здесь все круги ада. Вы хотите свести меня с ума или обеспечить приемлемую защиту? Даже непрофессионал вправе проверить психопроцедуру по требованию пациента. А мне нужно мнение другого специалиста. Вот и все. Исполните мою просьбу – и необходимость приводить меня под конвоем просто не возникнет. Я вам больше не запуганный ребенок. Знаю, когда имею право официально жаловаться – если только вы не вздумаете посадить меня под замок или вообще сделать так, чтобы я исчез. Кстати, это, наверное, не самая подходящая тирада для записи на пленку, да?
– Я сделаю нечто более уместное в данном случае. – Иванов щелкнул парой переключателей; монитор погас и отъехал в сторону. – Дам тебе обучающую ленту, и ты прокрутишь ее дома. Мне только нужно твое обещание, что ты действительно ее прокрутишь.
– Сейчас вы здорово удивитесь. Жаль, что отключили монитор.
– Ты напуган и потому утратил здравый смысл, – заметил Петрос. – Но я тебя не виню. Хороший контроль над голосом, но чрезмерно учащенный пульс. Наверное, сам довел себя до такого состояния? Могу распорядиться провести анализ крови. Или ограничимся словесным вмешательством? Грант в состоянии подготовить тебя?
– Я еще должен подписать официальное согласие.
Положив локти на стол, Петрос протяжно вздохнул:
– Джастин, не стоит впутываться в неприятности. Это не для протокола. И получение права на телефонную связь с Джорданом будет отложено на неопределенное время.
– Естественно, – отозвался Джастин, но разочарование превратилось в застрявший в горле ком. – Я догадывался. Все равно ведь это игра. Так я и поверил Деннису! Я-то знал, как все будет.
– Деннис здесь ни при чем. Такое решение вынесла армейская служба безопасности. Деннис же собирается представить им документы, свидетельствующие как раз в твою пользу. От тебя требуется только кратковременное сотрудничество. Кривлянием же делу не поможешь. В общем, ты понял, о чем я – не навлекай на себя неприятностей. И будешь по-прежнему получать письма. – Петрос снова вздохнул, и лицо у него вдруг сделалось скорбным. – Мне выпал случай увидеться с Джорданом. Что ему передать?
– Что с ним собираются сделать?
– Ничего, честное слово, ничего. Успокойся. Я отправляюсь проверить кое-какое оборудование. И проконтролировать работу своих техников. Просто решил оказать тебе мелкую услугу. Дай, думаю, порадую парня! Собираюсь передать твою фотографию – Джордан наверняка это оценит. И привезу тебе другое фото – во всяком случае, попытаюсь.
– Конечно!
– Нет, правда. Ради его – да и ради твоего блага. Я ведь дружил с ним.
– Просто диву даешься, сколько у отца друзей!
– Не смею спорить. Черкнешь ему письмецо?
– Просто скажите, что я люблю его. Что еще останется вне внимания цензоров?
– Я скажу ему все, что смогу. Это опять же не для протокола. Все-таки я работаю здесь. Кто-нибудь может наломать дров. Сам подумай над моими словами. Отправляйся домой. Или займись работой. Но не забудь взять со столика обучающую ленту.
Покинув кабинет доктора, Джастин направился восвояси, снова выбрав маршрут по улице. По дороге он помахивал полученными от Петроса обучающей лентой и рецептом. Юноша не был уверен, выиграл или проиграл эту схватку, обеспечил себе хоть какие-нибудь позиции или, наоборот, утратил часть своих.
Но узнать об этом ему довелось только многие годы спустя.
«Пособие по производству», аудиозапись.
Обучающая лента по генетике № 1.
«Интервью с Арианой Эмори, часть первая»
«Ресионские общеобразовательные публикации», 8970-8768-1.
Одобрено для 80+
К: Доктор Эмори, позвольте поблагодарить вас за любезность, с какой вы согласились ответить на несколько откровенных вопросов по поводу вашей работы.
А: Это мне следует благодарить вас за такую возможность. Пожалуйста, продолжайте!
К: Ваши родители основали Ресион. Это общеизвестно. Вы в курсе, что кое-кто из биографов величает вас архитектором Союза?
А: Слышала, что такое вменяют мне в вину (легкий смех). Думаю, для начала им лучше дождаться моей смерти.
К: Стало быть, вы отрицаете свое личное влияние – как политическое, так и научное?
А: Меня можно величать таким титулом не более, чем Бок. Наука – не политика. Наука в состоянии опосредовать политику. Времени так мало! Позволите мне высказать собственное замечание – которое, кстати, даст ответы на некоторые из подготовленных вами вопросов?
К: Разумеется, сделайте одолжение!
А: Человечество, расселившееся с Земли, на начальном этапе представляло собою избранный генофонд. Мы проходили сквозь сита экономики, политики, даже через сито просто пригодности или непригодности для жизни в космосе. Первую волну, достигшую Дальних Звезд, составляли преимущественно колонисты и экипажи кораблей, тщательно отобранные на станции Сол, причем признанные негодными отбраковывались; к звездам посылали самых одаренных, отборных людей – так, кажется, принято было выражаться в то время. К тому времени, как волна докатилась до Пеллы, генофонд несколько расширился, но не все его носители представляли станцию Сол, тем более Землю – один из больших притоков переселенцев пришелся на момент, когда власти на Земле начали активно заниматься политикой, а основавшая Союз волна положила конец Восточному блоку, как тогда было принято выражаться. На том конечном этапе генофонд получил солидные шансы на расширение – это уже потом эмбарго землян надолго приостановило экспорт генетического материала.
Сайтин представлял собою сито из сит – в том смысле, что если и существовало искусственно отобранное «идеальное население», то именно на Сайтине, где оказались представлены в основном выходцы из Восточного блока: по большей части ученые, и – в крайне малой тогда пропорции – представители торгового сословия и, скажем так, «опылители» из числа коммерсантов. Сложилась опасная ситуация. Оттуда и берет свое начало Ресион. Вот для чего создавался комплекс. Люди думают о Ресионе и ази. Ази служили лишь средством достижения конечной цели, и в один прекрасный день, когда численность населения, говоря техническим языком, достигла бы уровня позитивного технического воспроизводства – то есть когда потребление сумело бы обеспечить существование массового производства – необходимость разводить в данных районах ази отпала бы сама собой.
Но пока ази выполняют иную функцию. Они служат хранилищем всех известных нам врожденных свойств. Разумеется, мы взяли за правило отбраковывать откровенно вредные гены. Но небольшие генофонды имеют и негативную сторону – вне зависимости от тщательности отбора наблюдается отсутствие способности быстро восстанавливать физические и душевные силы, отсутствие адекватной реакции на окружающий мир. Расширение ареала обитания абсолютно необходимо для предотвращения концентрации изначально ограниченного генофонда в центре Союза. Я говорю вовсе не о евгенике, а о диаспоре, рассеянии. Речь идет о необходимости рассредоточения генетической информации в том же смысле, как наблюдалось в древности на Земле. А времени у нас в обрез.
К: Почему же – в обрез?
А: Потому что рост населения происходит экспоненциально, население заполняет свою экосистему – будь то планета или станция – в относительно короткий промежуток времени. Если население несет в себе недостаточную генетическую информацию, то оно, в особенности при более высокой, чем на периферии системы, плотности – мы, конечно, говорим о Сайтине – даже находясь в культурном центре Союза, что является дополнительным измерением, недоступным низшим жизненным формам, но чрезвычайно важным, когда речь заходит о способности живых существ формировать собственные системы, во всех смыслах, – так вот, если такая община, являя собою грозную силу, несет в себе недостаточную генетическую информацию, то она навлечет на себя беду и столкнется с необходимостью делать радикальный выбор как культурного, так и генетического характера. Рассредоточившись по космосу после предварительно проведенного отбора, человечество, значительно снизив плотность населения, рискует через относительно небольшое число поколений оказаться лицом к лицу с эволюционной катастрофой; будут наблюдаться либо чрезмерные отклонения, при которых люди утратят способность переносить жизненные тяготы, либо отклонения, грозящие перерасти в генетический кризис с иным, непредсказуемым исходом – определенно, могут появиться новые особи типа «genus homo», которые, с большой долей вероятности, будут тупиком генетики и трагедией политики. Никогда не следует забывать, что мы – не просто стадные животные, мы еще и политически мыслящие животные и способны бросать вызов самим себе.
К: То есть воевать.
А: Или хищничество. Да, хищничество. Нельзя забывать и о нем. Рассеяние совершенно необходимо, однако так же необходимы разнообразные генофонды, расположенные в изолированных друг от друга очагах, образующихся в конечном итоге. Именно по этой причине создавались и продолжают создаваться ази. Они – переносчики упомянутого разнообразия, и факт, что ази стали объектом конкретных экономических интересов, вполне объясним, хотя и кажется противоестественным лично мне и всему, с чем ассоциируется Ресион. История может обвинить меня во многих неблаговидных поступках, но мне глубоко небезразлична дальнейшая судьба ази, и я приложила немалые усилия для того, чтобы обеспечить им юридическую защиту. Мы производим ази тета не потому, что нуждаемся в дешевом труде. Мы производим тета, так как они – важная и необходимая часть альтернативы человека. К примеру, исключительная координация зрения и движений наблюдается у ThR-23. Их психошаблон позволяет действовать в условиях, в каких обычный КВ гарантированно не выдержит. Они выносливы до того, что вызывают у меня неподдельный восторг, и я рекомендую на случай, если судьба вдруг забросит вас куда-нибудь в сайтинскую глушь, обзавестись спутником-ази из числа ThR, который выживет, дабы обессмертить свой тип, даже если вам повезет меньше. Вот вам генетическая альтернатива в действии.
Когда-нибудь ази исчезнет. Цель, с которой они создаются, будет достигнута – а заключается она в росте и размножении, а также в восполнении пробелов в развитии человека, в ходе достижения максимальной теоретически плотности населения – носителя исходного генофонда, поскольку генофонд должен расширяться для собственного же дальнейшего благополучия, собственной здравости.
Повторяю: ази – генетическая альтернатива. Они – вектор изменения и адаптации к величайшему испытанию, какому когда-либо подвергалось человечество. Они такие, какие есть, ибо время, в течение которого достигается поставленная цель, предельно ограничено. Ресион не препятствовал возведению дополнительных лабораторий просто потому, что его интересы носят в основном научный характер, и потому, что задача поддержания стимула к распространению требует обширных производственных и образовательных ресурсов. Но Ресион никогда не отказывался от своей роли в создании и селекции новых генотипов: никакая другая лаборатория не обладает правом вырабатывать генетический материал.
Пока вы терпеливо слушаете, позвольте выделить два основных обстоятельства: первое – Ресион настаивает на полной интеграции всех генотипов ази, достигших статуса первого класса, в человеческое общество на всех территориях Союза. Говоря практическим языком, ази идеальны в качестве первооткрывателей одного поколения: основная их задача будет заключаться не в обычном труде, а в освоении новых территорий, их колонизации, налаживании нормальных условий существования и производстве потомства, способного войти в гражданский генофонд в количествах, гарантирующих генетическое разнообразие. Единственные виды ази, разведение которых целесообразно, это те, что в случае военной и иной острой необходимости используются в качестве замены обычным людям для обеспечения национальных интересов, а также те, которые входят в классификацию работников «критических» отраслей хозяйства, и те, кого производят для исследовательских целей в имеющих лицензии лабораториях.
Во-вторых, Ресион станет препятствовать любым попыткам узаконить положение ази как необходимости экономического характера. Родильные палаты, где появляются ази, ни в коем случае не должны функционировать как прибыльные инкубаторы на постоянной основе. Такая цель никогда не ставилась.
К: То есть вы хотите сказать, что имеете общие с изоляционистами интересы?
А: Совершенно верно. Общие интересы у нас всегда были.
Глава 5
1
Флориан бежал по тротуару, перпендикулярному линии бараков третьего сектора; при виде шедшей навстречу группы взрослых мальчик вспомнил правила вежливости и, остановившись, отошел в сторону, тяжело переводя дух, после чего приветствовал встречных легким поклоном, на что те ответили едва заметными кивками. Поскольку были старше. И поскольку Флориану было шесть лет, а еще потому, что для малыша в таком возрасте вполне естественно передвигаться бегом, как для взрослых – думать о серьезных делах.
Но на сей раз дело было и у Флориана. Он только-только завершил курс обучения по обучающей ленте. И получил Назначение – настоящее, постоянное. Такое случилось в его жизни впервые, и одна мысль о Назначении приводила ребенка в трепет; он настолько разволновался, что дважды упрашивал Наставницу отпустить его заняться «делом», а не посылать в фонозал, куда Флориану полагалось отправляться после программирования.
– Как, – молвила Наставница с улыбкой, причем один глаз ее подергивался (верный признак готовности удовлетворить просьбу), – не хочешь в фонозал? Но ведь и работа, и фонотека важны одинаково.
– Но я уже был в фонотеке, – взмолился Флориан. – Пожалуйста, отпустите!
И тогда Наставница сунула ему записку, а потом еще одну – фонотабель – как она выразилась, «на потом», но пока ее требовалось предъявить Наставнику по работе. И еще Наставница вытянула руки. Дальнейшие действия подсказал Флориану вымуштрованный мозг: обнять Наставницу, ибо она превосходная Наставница; не бежать по коридору, а идти шагом – идти, идти, идти до самой двери, затем – по тротуару до дороги и вниз по склону холма, а потом бегом, очертя голову.
Бегал Флориан быстро не только оттого, что был альфа, умным, но и потому, что умел хорошо бегать.
Дальше путь юного ази лежал через проход между 4 и 5 секторами бараков, через дорогу, и перетек в короткий бросок (дабы кратчайшим путем добраться до тропинки, ведущей к зданию сельхозсектора). Наконец Флориан, почувствовав колотье в боку, сбавил скорость; малыш надеялся, что все сложится привычным образом и Старшины, занимавшиеся маленькими мальчиками, в следующем месяце припишут его к спальному месту где-нибудь поближе к сельхозсектору: до барачного сектора 104 было далековато.
Работающие Старшины всегда имели преимущественное право на ближние спальные места. Так сказал Флориану Старшина-каппа: он будто бы всегда сохранял за собою место в одном и том же барачном секторе.