– Куда – уехать?!
   – Очень далеко. Не уверен, что она вернется. Поэтому тебе придется пойти ко мне. Тебе и Нелли. Нелли останется с тобой, но ей придется прокрутить кое-какую обучающую ленту, чтобы она не слишком переживала.
   – Но ведь мама может вернуться!
   – Сомневаюсь, Ари. Твоя мама – человек занятой, у нее полно работы. Она уезжает… В общем, далеко, туда, куда едва долетают корабли. Она предвидела, что ты расстроишься. И не захотела тебя беспокоить. А потому попросила меня попрощаться с тобой от ее имени. И передала, чтобы ты шла ко мне домой и жила там.
   – Нет! – выкрикнула девочка, цепляясь за слово «попрощаться». Чего-чего, а это мама вряд ли сказала бы! Все было не так. Вырвавшись из рук Денниса, юная Эмори бросилась бежать. Она бежала по коридорам, по залам и в конце концов добралась до своей комнаты. Деннис не смог бы поймать ее. Да и никто не смог бы. Ариана бежала, пока не очутилась у своей двери. Пальцы привычным жестом отстегнули от блузки магнитную карточку и отправили ее в прорезь считывающего устройства.
   Дверь распахнулась.
   – Мама! Олли!
   Ари вихрем пронеслась по комнатам. Искала повсюду, хотя знала, что ни мать, ни Олли никогда не прятались от нее.
   Мама и Олли никогда не бросили бы ее. С ними наверняка случилось что-то ужасное. Конечно, их постигло что-то ужасное, а дядя Деннис просто врал!
   Шкафы и ящики, где хранились вещи мамы и Олли, опустели.
   Исчезли и игрушки – даже Бука и подаренная Валери звезда.
   Девочка тяжело задышала. Ей вдруг перестало хватать воздуха. Издали донесся стук открываемой двери, и Ари бросилась в гостиную.
   – Мама! Олли!
   Но в квартиру пожаловала женщина из службы охраны – высокая, в черной униформе. Она вошла в гостиную, чего не должна была делать.
   Ари, точно окаменев, уставилась на незваную гостью. Женщина ответила ей таким же тяжелым взглядом. Ари ужаснулась: чужая женщина – в ее гостиной, да еще явно не намерена убираться!
   – Память, – бросила Ари, отчаянно пытаясь взять себя в руки, – немедленно свяжись с маминым кабинетом!
   Память молчала…
   – Память, это Ари! Позвони маме на работу!
   – Память отключена, – пояснила женщина в черном. И не солгала. Память молчала, еще когда Ари вошла в квартиру. Все было не так, как всегда.
   – Где моя мама? – в отчаянии спросила девочка.
   – Доктор Штрассен отбыла из Ресиона. Ваш опекун – доктор Най. Пожалуйста, ведите себя спокойно, юная госпожа. Доктор Най уже идет сюда.
   – Не нужен он мне!
   Но дверь распахнулась, и в гостиную, тяжело отдуваясь, влетел бледный дядя Деннис. Вломился в мамину квартиру…
   – Все в порядке, – выдохнул он. – Ари, умоляю…
   – Убирайся! – вне себя завопила юная Эмори, с ненавистью глядя на Денниса. – Вон, вон, вон!
   – Ари, прости. Мне очень жаль. Но послушай меня…
   – Нет, тебе не жаль! Мне нужна мама. И Олли. Где они?
   Деннис подошел и попытался схватить девочку. Однако та, увернувшись, стремглав бросилась к кухне. Где, между прочим, хранились ножи. Однако женщина из службы охраны не дремала: метнувшись кошкой, она перепрыгнула через кушетку и подхватила маленькую бунтарку, которая отчаянно брыкалась и визжала.
   – Поосторожней! – распоряжался Деннис. – Осторожнее! А теперь поставьте ее на пол.
   Охранница мгновенно выполнила распоряжение. Подойдя, Най обнял девочку и прижал ее к своему плечу.
   – Плачь, Ари, плачь. Все пройдет. Отдышись и поплачь как следует.
   Молодая Эмори ловила ртом воздух, точно рыба, но в конце концов задышала ровнее.
   – Сейчас отведу тебя домой, – мягко сообщил дядя Деннис, поглаживая ее по лицу и плечам. – Ари, как ты себя чувствуешь? Унести тебя я не смогу. Может, попросим сотрудницу? Не бойся – она тебя не обидит. Вообще никого не бойся. Хочешь – позову врачей? Если что не так, говори, не стесняйся!
   Слово «домой» неприятно резануло девочке слух. Выходит, здесь теперь не ее дом? Нет, действительно стряслось что-то ужасное…
   Новоявленный опекун взял воспитанницу за руку и повел. Ари не сопротивлялась – она слишком устала, чтобы проявлять строптивость. Она вообще ничего не могла…
   Дядя Деннис вел ее за руку до самой квартиры. А там усадил на диван и велел своему ази Сили принести ей лимонаду.
   Взяв протянутый стакан, она жадно выпила прохладную жидкость. Но ослабевшие пальцы дрожали, и она пролила часть напитка. Даже на то, чтобы держать стакан, сил не осталось…
   – Нелли теперь тоже будет жить здесь, – сообщил дядя Деннис, устраиваясь на диване напротив. – Она всегда будет рядом с тобой.
   – А где Олли? – спросила девочка, судорожно стискивая стакан побелевшими пальцами.
   – С мамой. Олли понадобился ей.
   Молодая Эмори судорожно глотнула. И внезапно подумала, что хотя бы что-то сложилось хорошо: если маме пришлось улететь куда-то, то они с Олли будут вместе.
   – Федра тоже улетела с ними.
   – Мне нет дела до Федры!
   – Стало быть, тебе нужна Нелли? Вот мама и оставила тебе Нелли. Она пожелала, чтобы Нелли и дальше заботилась о тебе.
   Ари кивнула. В горле стоял тяжелый ком. Сердце так и трепыхалось в груди, а в глазах давно уже ощущалась неприятная резь.
   – Ари, должен признаться, что не слишком смыслю в уходе за маленькими девочками. Сили тоже не разбирается в этом. Но мама прислала сюда все твои вещи. Тебе выделили отдельные апартаменты – тебе и Нелли. Хочешь взглянуть на свою комнату?
   Девочка покачала головой, отчаянно пытаясь не разреветься. Она хотела гневаться благородно – как мама.
   – Пока не станем обсуждать это. Нелли придет вечером. Предупреждаю: она будет немного расстроена. Ты же знаешь, нельзя расстраивать ее слишком сильно. Обещай мне, что пощадишь ее покой. Она – твоя ази, и ты обязана обращаться с ней достойно. Вообще-то Нелли лучше полежать в госпитале, но она ужасно переживает за тебя, да к тому же я знаю, как тебе ее не хватает. Нелли станет возвращаться домой каждый вечер между сеансами – я говорил, что ей крутят обучающую ленту. Ничего не поделаешь – бедняжка сильно расстроена, но она любит тебя и очень хочет продолжать заботиться о тебе. Боюсь, правда, что все будет наоборот – тебе придется заботиться о ней. Понимаешь, о чем я? Ты можешь нанести ей непоправимый вред…
   – Знаю, – выдавила девочка. И действительно знала.
   – Стало быть, договорились. Ты у нас такая храбрая! Но уже не маленькая. Что поделаешь: жизнь – штука тяжелая. Спасибо, Сили!
   Сили принес стакан воды и таблетку и выжидательно застыл – таблетку явно требовалось выпить немедленно. Но Сили в глазах Арианы был пустым местом. Он был не такой, как Олли. Его нельзя было назвать красавцем, впрочем, как и уродом – он был всего лишь ази в полном смысле слова. Приняв опустевший стакан, Сили поставил его на поднос, после чего предложил воду.
   – Не нужно мне никаких обучающих лент! – предупредила девочка.
   – Это не та таблетка, – успокоил Деннис. – Она поможет тебе избавиться от боли. Сразу почувствуешь себя лучше.
   Ари настороженно посмотрела на доброхота, ибо не помнила, чтобы жаловалась на боль. К тому же мама всегда внушала: не пить предлагаемых чужими таблеток. И уж тем более не пробовать таблеток, предназначенных для ази. Но сейчас мамы рядом не было, и потому Ари пришлось самой выбирать, как вести себя.
   Тотчас вспомнился Валери. И госпожа Шварц. И другие, которых Ариана с некоторых пор объединяла в группу «Пропавших». Теперь к ним присоединились мама и Олли.
   «Может, – пронеслось у нее в голове, – в следующий раз и мне удастся Пропасть? И отыскать их всех».
   – Госпожа, – раздался голос Сили, – будьте любезны!
   Ари взяла с подноса таблетку. И, положив в рот, запила водой.
   – Спасибо, – поблагодарил Сили, вышколенный настолько, что его присутствие практически не ощущалось в комнате. Ази ловко ази убрал стакан, да так, что Ари не успела заметить, когда он сделал это. За Сили невозможно было уследить.
   Дядя Деннис напоминал гору. Он уселся на стул, и тот прогнулся под тяжестью его тела. Деннис положил руки на колени; лицо у него по-прежнему было тревожным. Помолчав, он сообщил: «Отдохни несколько дней – не ходи в игровую школу. Можешь пойти, когда пожелаешь. Знаю, ты сомневаешься, что тебе станет лучше. Но станет, поверь. Уже завтра. Конечно, ты будешь тосковать по мамочке. Но тоска не будет глодать тебя постоянно – с каждым днем она будет убывать».
   Однако Ари не хотелось подобного улучшения. И еще она не знала, по чьей воле Пропадали люди. Ясно было одно – не по маминой. Конечно, теперь ей могли сулить все что угодно. Но Ари твердо решила не верить тому, что ей внушали.
   Мама и Олли предчувствовали недоброе. Они переживали, но скрывали от нее свои переживания. Возможно, рассчитывали все уладить, но не сумели. А она, ощущая тревогу, просто не понимала ее сути.
   Возможно, Пропавшие собирались где-то в одном месте. Возможно, их исчезновение было сродни смерти. Стоило навлечь на себя неприятность, и человек куда-то Пропадал, и даже мама была не в силах предотвратить этот кошмар.
   И потому Ари поняла – она тоже бессильна. Ей оставалось только упрямо влезать в неприятности – пока вокруг вообще никого не останется. Возможно, она сама во всем виновата. Мысль о собственной вине всегда точила душу Ари. Но, когда Пропадать будет уже некому, все равно что-нибудь да выясниться.
   А потом, может, наступит и ее черед.
   Внезапно Ари почувствовала себя «не так». Руки и ноги точно отнялись, а в животе будто вспыхнуло пламя.
   Да, она попала в беду. Но, когда Сили поднял ее на руки, комната вдруг поплыла куда-то в сторону, а затем превратилась в коридор, который в свою очередь стал спальней. Сили осторожно положил ее на кровать, снял туфельки и накрыл девочку одеялом.
   Здесь обнаружилась и Бука – она лежала рядом. Вытянув руку, Ари тотчас стиснула любимую игрушку. Как ни странно, Ари не смогла вспомнить, откуда у нее взялась Бука. Бука всегда была с нею. Как и сейчас. Вот и все. Бука внезапно стала для нее всем.
   5
   – Несчастный ребенок, – уронил Джастин, подливая себе вина. – Бедная девочка. Неужели им трудно было позволить ей прийти в аэропорт?
   Грант покачал головой. И допил свой стакан. После чего сделал характерный жест, напоминая о подслушивающих устройствах.
   Джастин протер глаза: уж о чем, о чем, а о «жучках» он помнил всегда. Забыть об их существовании ему удавалось очень редко и с трудом.
   – Нас это не касается, – сказал Грант. – И тебя особенно.
   – Знаю.
   Последние две фразы специально предназначались для тех, кто прослушивал комнату. Братья никогда не знали, в какой момент прослушиваются их разговоры. И потому размышляли даже над изобретением собственного языка, недоступного пониманию службы безопасности. Уоррики предполагали выдумать множество совершенно бессмысленных на первый взгляд слов, связанных грамматическими правилами особого рода, причем для запоминания всех этих тонкостей планировалось написать особую обучающую ленту. Однако столь изощренная тактика могла усилить подозрения, и потому, взвесив все «за» и «против», Джастин и Грант остановились на самом простом: использовании обычной грифельной дощечки. Вот и теперь Джастин, взяв ее, нацарапал: «Иногда хочется удрать в Новгород и наняться на фабрику. Мы составляем обучающие ленты, помогающие воспитать нормальных людей. Мы закладываем в людей веру, уверенность в своих силах и помогаем им любить друг друга. Но сами создатели обучающих лент – просто ненормальные».
   Грант написал: «Я глубоко доверяю своим создателям и своему Старшему. Это мое утешение».
   – Ты рехнулся, – объявил вслух Джастин.
   Грант расхохотался. И снова посерьезнел, после чего, подавшись вперед, хлопнул брата по колену – оба сидели на диване, скрестив ноги. И сообщил: «Не понимаю ни добра, ни зла. Я давно уже осознал это. Ази не положено бросаться такими словами – бросаться в широком смысле. Но для меня ты олицетворяешь все хорошее».
   Признание брата невероятно тронуло Джастина. Проклятые вспышки продолжали докучать ему. Даже спустя столько лет – точно застарелая боль. Но стоило Гранту оказаться рядом, и Уоррик-младший уже не чувствовал ее. И это наряду с прочим внушало ему ощущение покоя. Джастин накрыл ладонью руку брата и сжал, поскольку сказать ничего не мог.
   – Я имел в виду как раз это, – молвил Грант. – У тебя ответственная должность. Ты стараешься, как можешь. Иногда даже слишком стараешься. Даже я могу отдыхать. А ты – должен.
   – Как отдохнешь, если Янни постоянно загружает…
   – Нет! – Грант снова похлопал брата по колену. – Ты можешь отказаться. Можешь не работать в те часы. Можешь работать над тем, что тебе больше по нраву. Сам говорил, будто знаешь, чего он добивается. Не позволяй им скрутить себя – откажись. Зачем тебе это?
   На Фаргоне как раз проводили эксперимент с ребенком – точной копией Бенджамина Рубина, жившего, между прочим, по другую сторону непреодолимой стены и работавшего в предоставленной Ресионом лаборатории.
   Ресион подбрасывал военным что-нибудь особенно ощутимое, дабы удовлетворить их аппетиты. Джейн Штрассен по прибытии тоже должна была получить новую работу – усыновить второго ребенка, зачатого и воспитываемого в соответствии с проектом.
   Джастин все знал – ему давали интервью Рубина. И позволяли моделировать программные структуры. Но Уоррик-младший не питал иллюзий, будто его обучающие ленты не станут подвергаться проверкам.
   По крайней мере, такие ленты. И возможность обходиться без них почти год приносила молодому человеку большое облегчение.
   – Ведь это – показатель доверия, разве нет? – вопрос был задан чересчур хриплым голосом, обнаружив напряжение, которое Джастину очень хотелось скрыть.
   – А это взваливает на тебя новое бремя – которое тебе вовсе ни к чему.
   – Возможно, судьба послала мне возможность сделать что-нибудь полезное. Ведь речь идет о грандиозном проекте. Разве я неправ? Ничего подобного давно уже не наблюдалось. Возможно, мне удастся изменить жизнь Рубина – улучшить ее… – Уоррик-младший наклонился подлить себе еще вина. Но Грант опередил брата и сам наполнил его стакан. – По крайней мере, Рубин не одинок. Его мать живет на станции, они видятся, и ему есть на кого опереться.
   Действительно – возле него регулярно сменяется охрана, положенная Особым. Джастин знал все эти штуковины. Рубин был вечно смущенным, погруженным в себя интеллектуалом, чьи проблемы со здоровьем дали о себе знать еще в его детские годы. Его привязанность к матери была безгранична, хрупкое тело заставляло больше всего задумываться о собственном здоровье, а его бесчисленные предубеждения еще в юности вытеснили все страсти, оставив место только работе. Но ничто, ничто подобное не формировало характер Арианы Эмори.
   И слава Богу.
   – Я тоже кое-что могу, – сказал Джастин. – Вот задумал кой-какую работенку по гражданской психологии. И ты поможешь мне. Речь идет о совершенно другой методологии.
   Грант нахмурился. А Джастин рассуждал: поговорить о работе можно было и дома – не боясь сболтнуть что-нибудь лишнее. Но разговор все равно сворачивал в опасное русло; возможно, уже свернул. А от недавней уверенности не осталось и следа. Только усталость. И подумалось: учеба поможет оторваться от повседневной работы. Учеба – как раз то, что нужно. Грант прав: он не рожден для решения жгучих проблем. Потому что слишком много беспокоится.
   Янни кричал: «Сочувствие хорошо, когда берешь интервью. Но в решении проблем ему не место. И запомни наконец, с кем имеешь дело».
   Джастин сообразил – он не создан для работы в области клинической психологии. Потому что не умеет внести исправления, когда сам ощущает боль.
   Но Янни, подозревал Уоррик-младший, играл с подачи Денниса – потому что без Денниса вместе с Жиро здесь никак не могло обойтись; более щедрого подарка они не сумели бы сделать: снова поручить отдельный участок работы, дать допуск к работе с секретными документами, восстановить карьеру Джастина (с поправкой на новый вид деятельности, конечно, причем весьма близкой к деятельности отца), позволить ему трудиться над проектом и добиться определенных результатов – работа над КВ не могла остаться незамеченной военными, хотя им не удалось бы перетащить Джастина к себе. Все это могло помочь не только ему, но и отцу. По крайней мере, такая возможность существовала.
   Это своего рода ультиматум, решил Уоррик-младший: доброта, способная переродиться в нечто прямо противоположное, откажись он от почетного поручения. И об этом всегда следовало помнить. Даже когда ему делали добро.
   6
   Проснувшись, Ари обнаружила, что рядом лежит кто-то еще, и вспомнила, что среди ночи сквозь сон ощутила, как кто-то забрался в ее постель, обнял и голосом Нелли произнес: «Я здесь, молодая госпожа. Я с вами».
   Итак, наутро Нелли оказалась с нею, а мама – нет, и спальня была чужая, и квартира принадлежала дяде Деннису; Ари хотелось плакать или снова попытаться удрать, бежать до тех пор, пока она не спрячется в недоступное для других место.
   Но юная Эмори осталась в кровати, ибо знала – мама действительно улетела. И дядя Деннис оказался прав: сегодня ей действительно полегчало, воспоминания о перенесенной боли и желание обменять Нелли на маму перемежались с мыслями о завтраке.
   Впрочем, сохранить Нелли – это тоже кое-что. Девочка похлопала ази по щекам, и та проснулась, мгновенно заключила ее в объятия, погладила по голове и сказала:
   – Нелли здесь. Нелли с тобой. – И разрыдалась.
   Ари тоже обняла няньку. Юной Эмори показалось, что ее обокрали, – ей и самой хотелось дать волю слезам, но позволить себе такую роскошь она не могла: ведь Нелли была ази, и плач мог навредить ей. А потому, вспомнив наставления матери «вести себя благоразумно», девочка велела той взять себя в руки.
   Нянька подчинилась. Перестала хныкать, всхлипывать, поднялась и оделась, помогла Ариане принять ванну, вымыла ей голову, одела в синие брючки и свитер. После чего принялась расчесывать волосы и расчесывала до тех пор, пока они не стали потрескивать.
   – Сейчас нам нужно завтракать с господином Наем, – доложила Нелли.
   Ари не возражала. Завтрак удался на славу – стол дяди Денниса ломился от разных вкусностей. Ари уписывала лакомства за обе щеки. Дядя Деннис торопился и сообщил, что Ари и Нелли могут оставаться в квартире все время, а когда Нелли придет пора отправляться в госпиталь, то присмотреть за Арианой вменяется в обязанность Сили.
   – Ясно, господин, – учтиво сказала Ари. Все было и одновременно ничего не было в полном порядке. После вчерашних событий девочке было решительно все равно, кто с нею рядом. Она собиралась спросить Денниса, куда подевалась мама, куда она собиралась отправиться. Но не спросила, поскольку все пока было в порядке, а она все еще испытывала усталость.
   Да и если бы Деннис даже назвал место, куда улетела мама, название все равно ничего бы ей не сказало – из всего мира юная Эмори знала пока что только Ресион.
   И потому она, усевшись, позволила Нелли почитать ей какие-то рассказики. Иногда Ариана принималась плакать без видимых причин. Время от времени ложилась поспать. Проснувшись в очередной раз, она услышала голос Нелли – ази предупреждала, что теперь за нею присмотрит Сили.
   Сили без конца приносил ей напитки – стоило только попросить. И еще поставил видеофильм. Он вообще старался выполнить любое ее желание.
   Потом молодая Эмори спросила у Сили, нельзя ли отправиться на прогулку и покормить рыбок. Прогулка была организована немедленно. А по возвращении Ари вновь принялась за напитки и выпила столько, что в какой-то момент даже пожалела, что не слышит слов матери, предупреждающих о вреде прохладительных напитков. А потому вскоре прекратила пить и попросила Сили принести бумагу. Усевшись, девочка занялась рисованием.
   Рисовала она долго – до самого возвращения дяди Денниса. Затем был ужин, за которым дядя Деннис обстоятельно рассказывал, чем Ари предстоит заняться завтра, и обещал купить ей все, что она пожелает.
   Юная Эмори как раз знала, о чем попросит щедрого опекуна. Во-первых, она мечтала об игрушечном космическом корабле с огнями. И о новом пальто. А если дядя Деннис действительно готов был не поскупиться, Ари могла попросить что-нибудь еще – например, что-то дорогое, что мама не купила бы ни за что на свете.
   Но все равно никто не смог бы заставить ее чувствовать себя по-настоящему счастливой. Даже Нелли. Ари рассудила, что окружающие дарят ей подарки, а ей остается только просить нужное и немедленно получать его, а потом просить еще больше и делать вид, будто для нее это очень важно, и изображать великую радость. Но недавние переживания не желали забываться. И вряд ли вообще могли забыться.
   7
   Грант вспотел, томясь ожиданием в приемной Янни Шварца – он не записывался на прием, и только благосклонность Мардж позволила ему прорваться к кабинету. Через дверь слышалась ругань, которую Янни не замедлил обрушить на Мардж. Правда, ази не смог различить отдельных слов. Тем не менее ему показалось, будто Янни твердил о помехах в работе и Джастине Уоррике.
   В какой-то момент Гранта стало одолевать сильное желание подняться и поскорее уйти, ибо он вдруг сообразил, что своим появлением здесь мог навлечь на Джастина неприятности. Ази также не был уверен, что способен противостоять бешеному темпераменту Янни и не сболтнуть лишнего. Ведь Янни относился к числу урожденных людей, с которыми Грант предпочитал не иметь дел, – такие люди вели себя чересчур эмоционально, шумно и на каждом шагу излучали неприкрытую угрозу. Именно таковы были похитители, пытавшие его в хижине в горах. И Жиро во время допросов вел себя таким же образом. Грант сумел усидеть в приемной лишь потому, что «выключил» страх и не думал о худшем – и так до тех пор, пока Мардж не вышла из кабинета начальника и не объявила:
   – Он готов принять тебя.
   Поднявшись, ази вежливо наклонил голову:
   – Спасибо, Мардж.
   И, оказавшись в кабинете, направился к массивному столу и начал:
   – Господин, я пришел поговорить о моем КВ.
   То была речь истинного ази. Джастин упомянул как-то, что Янни достаточно обходителен в общении со своими подопечными, и поэтому теперь Грант старался держаться как можно скромнее.
   – Я не консультирую, – сухо ответил Шварц.
   Стало быть, благосклонности не дождешься, понял гость. И потому отбросил за ненадобностью позерство, пододвинул свободный стул и сел:
   – И все-таки, господин, мне нужно переговорить с вами. Джастин воспользовался вашей любезностью, но я считаю, что это большая ошибка.
   – Ошибка.
   – Ведь вы собираетесь поручать ему только черновую работу, не так ли? Где же он будет через двадцать лет? Да нигде. Он просто будет топтаться на месте, как сейчас.
   – Учеба – именно это ему нужно больше всего. Уж тебе пора бы это знать. Так ли необходимо обсуждать твоего напарника? Его проблемы тебе известны. Я не собираюсь растолковывать их тебе.
   – Скажите, в чем они, по-вашему, заключаются.
   До этой фразы Янни был относительно спокоен. А тут вдруг стиснул челюсти, выпятил подбородок, откинулся на спинку стула – весь его вид не сулил ничего хорошего. Помолчав, Шварц бросил:
   – Тебе бы лучше отправить своего КВ ко мне для разговора. Это он послал тебя? Или ты пришел по собственной инициативе?
   – По собственной инициативе, господин, – отозвался юноша, с неудовольствием отмечая свою скверную реакцию – потливость ладоней. Загвоздка заключалась как раз в том, как снова вернуть КВ в спокойное состояние. И Грант осторожно заметил: – Я боюсь вас. Против собственного желания. Но Джастин не захочет говорить с вами – во всяком случае, правды не скажет точно.
   – Почему не скажет?
   «Янни просто не свойственно спокойствие», – подумал ази. «Потому что, господин… – Грант сделал глубокий вдох, стараясь не вспоминать о неприятном сосании под ложечкой. – Вы – его единственный наставник. Если вы откажетесь от него, Джастину просто не у кого будет учиться. Вы для него – как Старший. Ему приходится полагаться на вас, а вы его унижаете. Мне тяжко смотреть на все это».
   – Грант, мы не обсуждаем психоработу с ази. Ты не понимаешь, что происходит – во всяком случае на операционном уровне – и очутился в весьма опасном положении. Я имею в виду твой умственный шаблон. Не стоит проводить параллелей. Ты должен догадаться, о чем я. Если не…
   – Верно, господин, вы вправе порекомендовать мне обучающую ленту. Я знаю, насколько велики ваши возможности. Но все-таки прошу выслушать меня. Послушайте! Я не знаю, что вы за человек на самом деле. Но я видел вашу работу. Уверен, что вы, возможно, пытаетесь помочь Джастину. Кое в чем вам это удалось. Но он все равно не должен работать так, как сейчас.
   Янни взревел, точно заглушаемый двигатель, и откинулся на спинку кресла, поглядывая на гостя из-под кустистых бровей. И заявил:
   – А все потому, что он не приспособлен для актуальной работы. Я прекрасно это знаю. И ты знаешь. И Джастин. Я надеялся, что он остепенится, но он не из таких – он не в состоянии схватить перспективу. Для стандартной конструкторской работы ему не хватает терпения, а повторение доводит его до безумия. И поскольку он – парень изобретательный, мы подключили его к проекту «Рубин». Идею выдвинул Деннис, а я его поддержал. Это лучшее, что мы способны сделать для твоего брата – позволить ему заниматься теоретическими разработками, а не собственными дурацкими фантазиями, иначе он просто не в состоянии сосредоточиться на чем-то конкретном. Уж кому, как не мне, знать это! Он даже упрямее Джордана – если втемяшит себе что-нибудь в голову, так потом будет биться за свою идею до последнего. Может, у тебя есть готовое решение проблемы? Все предельно ясно: Джастин должен заниматься либо проектом «Рубин», либо обычной конструкторской работой. Я не могу позволить себе роскошь разрешать одному из сотрудников целых три недели заниматься проектом, которому место в мусорной корзине, понятно?