Страница:
* * *
Имон Фаррелл, мужчина средних лет, но старше других фениев, исключая, конечно, Хики, посмотрел вниз с шестиэтажной высоты северной галереи и увидел Флинна и Хики, выходящих из вестибюля колокольной башни. Флинн был в черном одеянии священнослужителя, а Хики в потертом твидовом пиджаке. Для постороннего они походили на священника и архитектора, обсуждающих проблемы реставрации. Фаррелл перевел взгляд на четырех заложников, сидящих на возвышении алтаря и ожидавших решения своей судьбы. Глядя на них, он почувствовал сострадание. И еще он ощутил огромную жалось к собственному сыну Имону-младшему, который сидел в тюрьме Лонг-Кош. Мальчик объявил двухнедельную голодовку и мог ее не выдержать — срок слишком долгий.Фаррелл скинул с себя полицейский китель и швырнул его на парапет, затем повернулся и направился к низенькой деревянной скамье у стены. В стене виднелась маленькая дверь, и Фаррелл открыл ее, встал на колени и зажег фонарь, прикрепленный к балке потолка в комнате для невест. Он осторожно посветил в сторону балки, несколько раз обвел фонарем вокруг темной ниши и попытался рассмотреть пространство дальше, там, где в ярком свете виднелись деревянные перекладины. Он увидел довольно большое, слабо освещенное пространство, которое напоминало по форме низкий чердак, расположенный под главным чердачным помещением, немного расширявшийся книзу. Он примыкал к внешней стене собора и поддерживался каменными подпорками.
Фаррелл шагнул вправо и направил свет фонаря в угол, где сходились две стены. Там виднелась часть кирпичной оштукатуренной округлой башни. Он подошел к ней и снова опустился на колени; протянув руку, нащупал очень маленькую узкую железную дверь, по цвету почти не отличимую от грязного кирпича.
Фаррелл с трудом отодвинул ржавую щеколду и распахнул дверь. Из темноты повеяло знакомым затхлым запахом. Он протянул руку в пустоту и коснулся внутренней кирпичной кладки. Когда же поднес руку к свету и посмотрел на ладонь, увидел сажу.
Он направил свет фонаря в непроницаемую тьму за железной дверью и обнаружил круглое пустое пространство размером, по крайней мере, футов шесть на шесть. Затем посветил пониже, но ничего не смог разглядеть. Осторожно просунув голову и плечи через дверь, Фаррелл поглядел вверх и скорее почувствовал, чем увидел над собой огни небоскребов. Холодный ветер снизу подтвердил, что эта пустая башня — дымоход.
Вдруг глаза Фаррелла остановились на едва различимом выступе в стене. Он навел на него свет. В кирпичную стену было вделано кольцо. Фаррелл несколько раз посветил фонарем снизу вверх и сверху вниз и увидел железные кольца, бегущие к самому верху дымохода. Осмотрев всю башню, Фаррелл вылез, прикрыл ржавую железную дверь и туго задвинул щеколду. Опустившись на деревянную балку на полу, он некоторое время сидел неподвижно, затем покинул низкий маленький чердак и направился к парапету, чтобы позвать Флинна, который стоял внизу.
Тот быстро подошел и остановился под галереей.
— Нашел что-нибудь, Имон?
Фаррелл мгновение колебался, но затем ответил:
— Я видел башню, которая проходит через галерею, — в нее нет входа.
Флинн бросил на него нетерпеливый взгляд.
— Брось мне веревочную лестницу, я сам посмотрю.
— Не надо, не беспокойся. Лучше я сам еще раз все проверю.
Флинн мгновение подумал и сказал:
— Эта башня для чего-то предназначена — надо выяснить, для чего именно.
Фаррелл кивнул:
— Попытаюсь.
Но он уже все выяснил и разработал в уме маршрут для побега, чтобы выбраться отсюда живым, если переговоры сорвутся.
* * *
Фрэнк Галлахер выглянул из южного трифория. Все, похоже, заняли свои места. Прямо напротив находился Фаррелл. Салливан, как он заметил, стрелял глазами в сторону Абби Боланд, пост которой располагался в противоположном нефе. Джин Корней и Артур Налти раскладывали костры на чердаке и о чем-то договаривались — без сомнения, о том, как перед смертью трахнуться. Над склепом был пост Пэда — брата Меган, он следил за входом в ризницу. Очень молодой, ему не исполнилось и восемнадцати, но уже тверд, как скала. «За твое искусство, Пэдер, и за судьбу, — подумал Галлахер (он был истинным католиком). — Это выше судьбы. Я построю свою церковь, и никакие врата ада не смогут выдержать ее напор». А поможет автомат «томпсон».Перед Дивайном и Маллинсом открывается самый красивый вид, подумал Галлахер, но, вероятно, там холоднее всего. Меган, Хики и Флинн носились по всему собору, словно озабоченные хозяева, которые хлопочут перед вечеринкой, продумывая, как рассадить гостей и создать нужную атмосферу.
Фрэнк снял шелковый парадный яркий шарф распорядителя демонстрации и швырнул его на пол. Затем поднял винтовку и навел ее на церковные хоры — в прицел попал Лири, и Галлахер быстро опустил оружие. Он не хотел целиться в Лири, не хотел иметь с ним никаких дел. Он всегда сторонился его, как сторонился темных аллей и заразных больных.
Затем Галлахер взглянул вниз, на заложников. Он получил четкий приказ: «Если они будут уходить из храма одни, без сопровождения, стреляй в них». Вспомнив приказ, Фрэнк пристально посмотрел на кардинала. Так или иначе, он должен обсудить то, что он сейчас делает, лично с кардиналом или со своим духовником. Но позже — когда все кончится и люди поймут, какое славное и достойное дело они осуществили.
Глава 19
Морин наблюдала за передвижениями Флинна по собору. Тот шагал довольно быстро и целеустремленно, о чем-то размышляя на ходу. Она поняла, что он возбужден и доволен собой. Затем она посмотрела на кардинала, сидящего прямо напротив нее. Морин завидовала его спокойствию и твердой уверенности, что он невинная жертва и, возможно, мученик. Про себя и Бакстера сказать так она не могла. Они попали в такое положение отчасти по своей вине, а отчасти потому, что не прислушались к дурным предчувствиям. Это может помешать им противостоять давлению, которому они, по всей видимости, подвергнутся через несколько часов или дней.
Морин быстро огляделась, чуть задержав взгляд на трифориях и церковных хорах. «Неплохая работа, Брайен, но у тебя слишком мало людей», — подумала она. Морин попыталась вспомнить лица тех, кого успела разглядеть, — вроде она их видела раньше, кроме Галлахера и Дивайна. О Меган и Пэде Фитцджеральдах она знала от их брата Томми. Что сталось со всеми теми людьми, которых раньше она называла братьями и сестрами? Они теперь в лагерях или в могилах. Остались их родственники, втянувшиеся в вековую круговерть кровной мести, ставшей главной особенностью войны, ведущейся ирландцами.
Конец ей придет лишь тогда, когда все ирландцы перемрут или их перебьют на войне.
— Если быстро подбежать к дверям южного трансепта, — предложила Морин Бакстеру, — то можно оказаться в вестибюле, укрытом от огня снайперов, прежде чем они опомнятся. Я могу обезвредить почти любую мину за несколько секунд. Они не успеют добежать до вестибюля, как мы окажемся на улице.
Бакстер взглянул на нее:
— О чем это вы ведете разговор?
— О том, как выбраться отсюда живыми.
— Посмотрите наверх. Там пять снайперов. К тому же мы не сможем уйти и бросить кардинала и отца Мёрфи.
— Они могут бежать с нами.
— Вы сумасшедшая? Об этом и речи не может быть
— Я буду поступать, как хочу, черт побери!
Бакстер увидел, что она напряжена как натянутая струна, и взял Морин за руку.
— Нет. Вы не сделаете этого. Послушайте, у нас есть шанс освободиться, если…
— Нет, у нас нет больше никаких шансов! Из их разговоров я поняла, что они требуют освобождения заключенных из лагерей. Думаете, ваше правительство пойдет на это?
— Я… Я уверен, что-нибудь можно придумать…
— Вы чертов долдон, а не дипломат. Я знаю этих людей лучше, чем вы, и знаю позицию вашего правительства относительно ирландских террористов. Никаких переговоров не будет. Всякая болтовня кончена.
— …Но мы должны выждать более удобный момент. Нужен какой-то план.
Морин попыталась освободить свою руку, но Бакстер крепко держал ее. Она заговорила снова:
— Я не дам и шиллинга за пленного, который сумеет спокойно стоять перед расстрельной командой лишь потому, что выжидал удобного момента для побега. А такой удобный момент, согласно уставу ваших солдат, наступает сразу же после пленения. Нужно бежать до того, как враг успокоится, перед тем, как он разберется, что к чему. Мы уже и так засиделись здесь. Бежим вместе.
— Нет. Позвольте мне что-нибудь придумать, что-нибудь не такое самоубийственное.
— Послушайте меня, Бакстер, у нас нет больше никакой возможности выйти отсюда. Мы должны действовать немедленно. Находиться здесь для нас с вами — все равно что умереть. Кардиналу и священнику еще могут сохранить жизнь, но нам с вами — никогда.
— Хорошо… — Бакстер глубоко вздохнул и продолжал: — Возможно, мне грозит смерть… Но вы же знаете этого парня, Флинна. Разве вы не были вместе в ИРА?
— Мы были любовниками. Это еще одна причина, по которой я не должна оставаться здесь и надеяться, что он не расстреляет меня сразу.
— Понятно. Ну, что ж, если вы хотите совершить самоубийство, это одно дело. Но не говорите мне, что пытаетесь убежать. И не вмешивайте меня в это бессмысленное самоубийство, я не хочу умирать вместе с вами.
— Позднее вы будете сами молить, чтобы вас поскорее расстреляли.
Бакстер спокойно ответил на ее саркастическую реплику:
— Если удобный случай представится, я попытаюсь бежать. — Он снова взглянул на Морин. — Если же нет, значит, когда придет время, надеюсь, умру достойно.
— Я тоже надеюсь. А сейчас отпустите мою руку. Ладно, я подожду. Но если нас свяжут и бросят в склеп или в какое-нибудь подобное место, где вы будете метаться от боли в разбитых коленях, вы вспомните о том, что мы могли убежать. Вам известно, как поступают: продержат на коленях несколько часов, перед тем, как выстрелить в сердце.
Бакстер глубоко вздохнул:
— Полагаю, что мне недостает живого воображения, чтобы от испуга пытаться что-нибудь предпринять… Но вы нарисовали мне потрясающе полную картину. — Он отпустил ее руку и сидел, глядя на нее искоса, но Морин внешне оставалась вполне спокойной. — Не надо волноваться.
— Да, пошли вы к черту со своим хваленым британским спокойствием!
Бакстер вспомнил, как смела она была на ступенях собора, и понял, что вольно или невольно причиной тому отчасти он, вернее, страна, которую он представляет. Он понял также, что ее жизнь в известной мере в его руках. Что касается его самого, то нынешнее положение бесило его, но, тем не менее, он не терял чувства собственного достоинства. Различие было весьма существенным и определяло теперь их поведение в плену, а если придется умирать, то и поведение перед лицом смерти.
Поэтому Бакстер убежденно заявил:
— Когда бы вы ни решились… в любом случае я буду с вами.
— Как дела, Меган?
— Все сделано, только мины не все установлены. — Она посмотрела вниз на ступеньки, ведущие к дверям пустой ризницы. — Заметил какое-нибудь движение?
— Нет. Все тихо. — Пэд пытался выдавить из себя улыбку. — Возможно, они еще не знают, что мы здесь?
Меган в ответ тоже улыбнулась:
— Нет, знают. Наверняка знают, Пэд.
Она достала пистолет, спустилась по ступенькам и проверила замок и цепочку на дверях. Затем прислушалась, пытаясь разобрать звуки, доносившиеся из других коридоров, ведущих в ризницу. Послышалось какое-то движение, а затем кто-то тихо кашлянул.
Меган обернулась к брату и произнесла нарочито громко:
— Когда будете стрелять, мальчики, бейте между засовами. Не ломайте замок и цепь. Эти «томпсоны» могут подвести.
Пэд улыбнулся:
— О, не волнуйся. Мы давно уже научились обращаться с ними.
Она подмигнула брату и, засунув пистолет за пояс джинсов, подошла поближе к Пэду и легонько коснулась его щеки.
— Мы сделаем все, что задумали, Пэд. Томми приговорен к пожизненному. Мы можем погибнуть или угодить в американскую тюрьму на всю жизнь. И наша мать умрет раньше времени от переживаний. Никто из нас, может, и не увидит друг друга снова, если все пойдет наперекосяк.
Пэд Фитцджеральд почувствовал, что из его глаз вот-вот потекут слезы, но сдержал себя. Постаравшись придать голосу твердость, он сказал:
— Мы сделали ставку на Брайена, Меган. Ты… Ты доверяешь ему? Сможет ли он выполнить задуманное?
Меган пристально посмотрела в глаза брату:
— Если не сможет и мы поймем, что он не в силах, тогда… ты и я, Пэд… Мы сделаем это сами. Не посрамим честь семьи.
Она резко отвернулась и побежала по ступенькам вверх к алтарю, обошла его кругом и посмотрела на Морин, сидящую на церковной скамье. Их взгляды встретились, но обе не отвели глаз.
Из внутренней галереи выглянул Флинн и крикнул:
— Меган, подойди к нам.
Меган отвернулась от Морин, подошла к Флинну и Хики, и они вместе направились к центральному приделу храма.
— В коридорах, ведущих к ризнице, есть люди, — сообщила она.
Флинн на ходу кивнул:
— Они ничего не станут предпринимать до тех пор, пока не установят: кто мы и чего хотим. У нас есть в запасе еще немного времени.
Они подошли к парадным дверям. Флинн ощупал холодную бронзу.
— Чудо. Так и хочется взять их с собой, — улыбнулся он. Затем, проверив мины, повернулся и повел их в обход по собору. — Мы встретим их метким смертоносным перекрестным огнем с пяти длинных скрытых выступов, защищенных каменными парапетами. Пока будем удерживать верхние точки, считайте, что собор наш. Но, если потеряем их и схватка начнется внизу, нам придется несладко.
Хики, пыхтя, раскурил трубку.
— Продержимся, пока не завяжется бой в книжном магазине.
Меган взглянула на него:
— Надеюсь, ты сохранишь чувство юмора, когда вокруг начнут свистеть пули.
Хики выпустил дым в ее сторону.
— Девочка, за свою жизнь мне довелось пострелять больше раз, чем число твоих ежемесячных течек.
Флинн прервал его:
— Если бы ты командовал полицией, Джон, что бы ты сделал?
Хики на мгновение задумался, а потом ответил:
— Я бы сделал то же, что и британская армия в Нижнем Дублине в шестнадцатом году. Я вызвал бы артиллерию и сровнял это чертово место с землей. А затем предложил бы условия капитуляции.
— Но это не Дублин шестнадцатого года, — заметил Флинн. — Думаю, что полицейские станут действовать весьма осмотрительно и осторожно.
— Можешь называть это осмотрительностью. Но я назову хитростью. В конце концов, они пойдут на штурм, когда поймут, что нас отсюда не выманить. Но сильного огня не будет. Больше тактики и меньше оружия, уничтожающего все на своем пути. Они будут применять газ, вертолеты, шумовые и дымовые гранаты, которые не разрушают. У них теперь таких средств навалом. — Хики огляделся. — Но мы, возможно, сумеем удержать свои позиции.
— Мы обязательно их удержим, — подтвердила Меган, а Флинн добавил:
— К тому же на всякий случай у нас есть противогазы.
— Правда? Ты очень предусмотрительный человек, Брайен. Старая добрая ИРА всегда была недостаточно подготовленной, когда пыталась противостоять снарядам британского льва. А тому нравилось угощать ИРА на славу… — Хики посмотрел наверх на трифорий, а затем перевел взгляд на огромный пустой зал собора. — Думаю, плохо другое… Что ты не нашел побольше людей…
Флинн перебил его:
— Их здесь и так достаточно. Каждый стоит двадцати головорезов старого образца.
— Кто? Вот эти? И даже женщины?
Меган это задело, и она хотела было ответить, но вмешался Флинн:
— Ты несправедлив к женщинам, старый пройдоха! Даже я с годами научился их ценить. Они осторожны и надежны.
Хики бросил взгляд в сторону алтаря, где сидела Морин, но затем с преувеличенном притворством быстро отвел глаза.
— Полагаю, таковы многие из них. — Он присел на краешек церковной скамьи и зевнул. — Утомительное это дело. Меган, девочка, надеюсь, ты не думаешь, что я имел в виду тебя? Я говорил про бабье вообще.
— Иди ты к черту! — резко бросила она и быстро отошла.
Флинн глубоко вздохнул, и в этом вздохе чувствовались раздражение и досада.
— Зачем ты к ней придираешься?
Хики посмотрел вслед Меган, направляющейся к алтарю.
— Как же холодно!.. Ну прямо как в чертовом деревянном ящике со льдом.
— Джон, послушай…
Внезапно зазвонил телефон, стоящий на органе около алтаря, и все, как один, повернулись на этот долгожданный звук.
Морин быстро огляделась, чуть задержав взгляд на трифориях и церковных хорах. «Неплохая работа, Брайен, но у тебя слишком мало людей», — подумала она. Морин попыталась вспомнить лица тех, кого успела разглядеть, — вроде она их видела раньше, кроме Галлахера и Дивайна. О Меган и Пэде Фитцджеральдах она знала от их брата Томми. Что сталось со всеми теми людьми, которых раньше она называла братьями и сестрами? Они теперь в лагерях или в могилах. Остались их родственники, втянувшиеся в вековую круговерть кровной мести, ставшей главной особенностью войны, ведущейся ирландцами.
Конец ей придет лишь тогда, когда все ирландцы перемрут или их перебьют на войне.
— Если быстро подбежать к дверям южного трансепта, — предложила Морин Бакстеру, — то можно оказаться в вестибюле, укрытом от огня снайперов, прежде чем они опомнятся. Я могу обезвредить почти любую мину за несколько секунд. Они не успеют добежать до вестибюля, как мы окажемся на улице.
Бакстер взглянул на нее:
— О чем это вы ведете разговор?
— О том, как выбраться отсюда живыми.
— Посмотрите наверх. Там пять снайперов. К тому же мы не сможем уйти и бросить кардинала и отца Мёрфи.
— Они могут бежать с нами.
— Вы сумасшедшая? Об этом и речи не может быть
— Я буду поступать, как хочу, черт побери!
Бакстер увидел, что она напряжена как натянутая струна, и взял Морин за руку.
— Нет. Вы не сделаете этого. Послушайте, у нас есть шанс освободиться, если…
— Нет, у нас нет больше никаких шансов! Из их разговоров я поняла, что они требуют освобождения заключенных из лагерей. Думаете, ваше правительство пойдет на это?
— Я… Я уверен, что-нибудь можно придумать…
— Вы чертов долдон, а не дипломат. Я знаю этих людей лучше, чем вы, и знаю позицию вашего правительства относительно ирландских террористов. Никаких переговоров не будет. Всякая болтовня кончена.
— …Но мы должны выждать более удобный момент. Нужен какой-то план.
Морин попыталась освободить свою руку, но Бакстер крепко держал ее. Она заговорила снова:
— Я не дам и шиллинга за пленного, который сумеет спокойно стоять перед расстрельной командой лишь потому, что выжидал удобного момента для побега. А такой удобный момент, согласно уставу ваших солдат, наступает сразу же после пленения. Нужно бежать до того, как враг успокоится, перед тем, как он разберется, что к чему. Мы уже и так засиделись здесь. Бежим вместе.
— Нет. Позвольте мне что-нибудь придумать, что-нибудь не такое самоубийственное.
— Послушайте меня, Бакстер, у нас нет больше никакой возможности выйти отсюда. Мы должны действовать немедленно. Находиться здесь для нас с вами — все равно что умереть. Кардиналу и священнику еще могут сохранить жизнь, но нам с вами — никогда.
— Хорошо… — Бакстер глубоко вздохнул и продолжал: — Возможно, мне грозит смерть… Но вы же знаете этого парня, Флинна. Разве вы не были вместе в ИРА?
— Мы были любовниками. Это еще одна причина, по которой я не должна оставаться здесь и надеяться, что он не расстреляет меня сразу.
— Понятно. Ну, что ж, если вы хотите совершить самоубийство, это одно дело. Но не говорите мне, что пытаетесь убежать. И не вмешивайте меня в это бессмысленное самоубийство, я не хочу умирать вместе с вами.
— Позднее вы будете сами молить, чтобы вас поскорее расстреляли.
Бакстер спокойно ответил на ее саркастическую реплику:
— Если удобный случай представится, я попытаюсь бежать. — Он снова взглянул на Морин. — Если же нет, значит, когда придет время, надеюсь, умру достойно.
— Я тоже надеюсь. А сейчас отпустите мою руку. Ладно, я подожду. Но если нас свяжут и бросят в склеп или в какое-нибудь подобное место, где вы будете метаться от боли в разбитых коленях, вы вспомните о том, что мы могли убежать. Вам известно, как поступают: продержат на коленях несколько часов, перед тем, как выстрелить в сердце.
Бакстер глубоко вздохнул:
— Полагаю, что мне недостает живого воображения, чтобы от испуга пытаться что-нибудь предпринять… Но вы нарисовали мне потрясающе полную картину. — Он отпустил ее руку и сидел, глядя на нее искоса, но Морин внешне оставалась вполне спокойной. — Не надо волноваться.
— Да, пошли вы к черту со своим хваленым британским спокойствием!
Бакстер вспомнил, как смела она была на ступенях собора, и понял, что вольно или невольно причиной тому отчасти он, вернее, страна, которую он представляет. Он понял также, что ее жизнь в известной мере в его руках. Что касается его самого, то нынешнее положение бесило его, но, тем не менее, он не терял чувства собственного достоинства. Различие было весьма существенным и определяло теперь их поведение в плену, а если придется умирать, то и поведение перед лицом смерти.
Поэтому Бакстер убежденно заявил:
— Когда бы вы ни решились… в любом случае я буду с вами.
* * *
Пэд Фитцджеральд посмотрел наверх — по лестнице справа к нему спускалась сестра. Он встал, опустив дулом вниз автомат «томпсона».— Как дела, Меган?
— Все сделано, только мины не все установлены. — Она посмотрела вниз на ступеньки, ведущие к дверям пустой ризницы. — Заметил какое-нибудь движение?
— Нет. Все тихо. — Пэд пытался выдавить из себя улыбку. — Возможно, они еще не знают, что мы здесь?
Меган в ответ тоже улыбнулась:
— Нет, знают. Наверняка знают, Пэд.
Она достала пистолет, спустилась по ступенькам и проверила замок и цепочку на дверях. Затем прислушалась, пытаясь разобрать звуки, доносившиеся из других коридоров, ведущих в ризницу. Послышалось какое-то движение, а затем кто-то тихо кашлянул.
Меган обернулась к брату и произнесла нарочито громко:
— Когда будете стрелять, мальчики, бейте между засовами. Не ломайте замок и цепь. Эти «томпсоны» могут подвести.
Пэд улыбнулся:
— О, не волнуйся. Мы давно уже научились обращаться с ними.
Она подмигнула брату и, засунув пистолет за пояс джинсов, подошла поближе к Пэду и легонько коснулась его щеки.
— Мы сделаем все, что задумали, Пэд. Томми приговорен к пожизненному. Мы можем погибнуть или угодить в американскую тюрьму на всю жизнь. И наша мать умрет раньше времени от переживаний. Никто из нас, может, и не увидит друг друга снова, если все пойдет наперекосяк.
Пэд Фитцджеральд почувствовал, что из его глаз вот-вот потекут слезы, но сдержал себя. Постаравшись придать голосу твердость, он сказал:
— Мы сделали ставку на Брайена, Меган. Ты… Ты доверяешь ему? Сможет ли он выполнить задуманное?
Меган пристально посмотрела в глаза брату:
— Если не сможет и мы поймем, что он не в силах, тогда… ты и я, Пэд… Мы сделаем это сами. Не посрамим честь семьи.
Она резко отвернулась и побежала по ступенькам вверх к алтарю, обошла его кругом и посмотрела на Морин, сидящую на церковной скамье. Их взгляды встретились, но обе не отвели глаз.
Из внутренней галереи выглянул Флинн и крикнул:
— Меган, подойди к нам.
Меган отвернулась от Морин, подошла к Флинну и Хики, и они вместе направились к центральному приделу храма.
— В коридорах, ведущих к ризнице, есть люди, — сообщила она.
Флинн на ходу кивнул:
— Они ничего не станут предпринимать до тех пор, пока не установят: кто мы и чего хотим. У нас есть в запасе еще немного времени.
Они подошли к парадным дверям. Флинн ощупал холодную бронзу.
— Чудо. Так и хочется взять их с собой, — улыбнулся он. Затем, проверив мины, повернулся и повел их в обход по собору. — Мы встретим их метким смертоносным перекрестным огнем с пяти длинных скрытых выступов, защищенных каменными парапетами. Пока будем удерживать верхние точки, считайте, что собор наш. Но, если потеряем их и схватка начнется внизу, нам придется несладко.
Хики, пыхтя, раскурил трубку.
— Продержимся, пока не завяжется бой в книжном магазине.
Меган взглянула на него:
— Надеюсь, ты сохранишь чувство юмора, когда вокруг начнут свистеть пули.
Хики выпустил дым в ее сторону.
— Девочка, за свою жизнь мне довелось пострелять больше раз, чем число твоих ежемесячных течек.
Флинн прервал его:
— Если бы ты командовал полицией, Джон, что бы ты сделал?
Хики на мгновение задумался, а потом ответил:
— Я бы сделал то же, что и британская армия в Нижнем Дублине в шестнадцатом году. Я вызвал бы артиллерию и сровнял это чертово место с землей. А затем предложил бы условия капитуляции.
— Но это не Дублин шестнадцатого года, — заметил Флинн. — Думаю, что полицейские станут действовать весьма осмотрительно и осторожно.
— Можешь называть это осмотрительностью. Но я назову хитростью. В конце концов, они пойдут на штурм, когда поймут, что нас отсюда не выманить. Но сильного огня не будет. Больше тактики и меньше оружия, уничтожающего все на своем пути. Они будут применять газ, вертолеты, шумовые и дымовые гранаты, которые не разрушают. У них теперь таких средств навалом. — Хики огляделся. — Но мы, возможно, сумеем удержать свои позиции.
— Мы обязательно их удержим, — подтвердила Меган, а Флинн добавил:
— К тому же на всякий случай у нас есть противогазы.
— Правда? Ты очень предусмотрительный человек, Брайен. Старая добрая ИРА всегда была недостаточно подготовленной, когда пыталась противостоять снарядам британского льва. А тому нравилось угощать ИРА на славу… — Хики посмотрел наверх на трифорий, а затем перевел взгляд на огромный пустой зал собора. — Думаю, плохо другое… Что ты не нашел побольше людей…
Флинн перебил его:
— Их здесь и так достаточно. Каждый стоит двадцати головорезов старого образца.
— Кто? Вот эти? И даже женщины?
Меган это задело, и она хотела было ответить, но вмешался Флинн:
— Ты несправедлив к женщинам, старый пройдоха! Даже я с годами научился их ценить. Они осторожны и надежны.
Хики бросил взгляд в сторону алтаря, где сидела Морин, но затем с преувеличенном притворством быстро отвел глаза.
— Полагаю, таковы многие из них. — Он присел на краешек церковной скамьи и зевнул. — Утомительное это дело. Меган, девочка, надеюсь, ты не думаешь, что я имел в виду тебя? Я говорил про бабье вообще.
— Иди ты к черту! — резко бросила она и быстро отошла.
Флинн глубоко вздохнул, и в этом вздохе чувствовались раздражение и досада.
— Зачем ты к ней придираешься?
Хики посмотрел вслед Меган, направляющейся к алтарю.
— Как же холодно!.. Ну прямо как в чертовом деревянном ящике со льдом.
— Джон, послушай…
Внезапно зазвонил телефон, стоящий на органе около алтаря, и все, как один, повернулись на этот долгожданный звук.
Глава 20
Брайен Флинн положил руку на трубку звонящего телефона и посмотрел на Хики.
— А я уже начал верить, что всем на нас наплевать — премного наслышан о безразличии ньюйоркцев.
Хики рассмеялся:
— Да, думаю, для ирландских революционеров самое худшее — это когда их не замечают. Возьми трубку, и если это кто-нибудь, предлагающий алюминиевую обшивку для дома священника, то нам останется только разойтись по домам.
Флинн глубоко вздохнул и поднял телефонную трубку:
— Мак-Камейл слушает.
На другом конце провода некоторое время молчали, а затем мужской голос нервно спросил:
— Кто?
— Финн Мак-Камейл, вождь фениев. А с кем я говорю?
Снова последовало молчание, и потом тот же голос произнес:
— Сержант полиции Тезик. Оперативная патрульная служба. Я звоню из дома священника. Что за чертовщина у вас там творится?
— Ничего особенного в данный момент.
— А почему двери закрыты?
— Потому что все они заминированы. В целях вашей же безопасности.
— Почему?..
— Слушай, сержант Тезик, и слушай очень внимательно. У нас здесь четыре заложника: отец Мёрфи, Морин Мелон, сэр Гарольд Бакстер и Его Высокопреосвященство собственной персоной. Если полиция попытается ворваться силой, то взорвутся мины, а если станут продолжать ломиться, то заложники будут убиты, а собор сожжен. Ты понял меня?
— О Боже…
— Передай мои слова своему начальству, и побыстрее — я хочу говорить по телефону с человеком более высокого ранга. И не тяни, сержант Тезик!
— Да… будет сделано… Послушай, зачем так нервничать из-за каких-то пустяков! Так что ты уж полегче! Мы разберемся во всем в самое ближайшее время и найдем человека из высших чинов, который позвонит тебе. Хорошо?
— Да, и поскорее. И без глупостей, иначе в ответ получите немало трупов. И никаких вертолетов поблизости, никаких бронетранспортеров на улицах. В башнях мои люди с гранатометами и винтовками. А я нацелил пистолет прямо кардиналу в голову.
— Ну ладно, полегче. Но не…
Флинн положил трубку и повернулся к Хики и Меган, подошедшей к ним.
— Это сержант из оперативной патрульной службы — достойной наследницы королевской полиции Ольстера и гестапо. Мне не понравился его тон.
Хики кивнул:
— Это их манера. Они считают, что тем самым демонстрируют свое превосходство. — Он улыбнулся. — Хотя бы перед слабаками.
Флинн посмотрел на двери.
— Мы заставили их посуетиться. По-видимому, они сперва восстановят связь — прежде чем лезть, очертя голову. Следующие минуты будут критическими.
Меган повернулась к Хики и резко спросила:
— Хочешь, чтобы Салливан помог тебе устанавливать мины?
— Меган, солнышко. Я хочу, чтобы ты помогла мне. Пробегись по помещениям и проверь, что нам еще нужно. — Подождав, пока Меган ушла, Хики повернулся к Флинну: — Теперь нам необходимо принять решение насчет заложников — решение о том, кто кого должен убивать.
Флинн перевел взгляд на кардинала, неестественно прямо сидевшего на своем троне, как и подобает истинному отцу церкви, и осмотрел его с ног до головы. Он знал, что кардинал так ведет себя не из суетного тщеславия или из желания порисоваться, а потому, что так предписывает двухтысячелетняя история христианства, церемониал и личное воспитание. Его не только было труднее всех захватить в заложники, но и решиться на его убийство будет также труднее всего.
Флинн обернулся к Хики:
— Только очень крутой человек осмелится всадить в него пулю…
Глаза Хики, в которых светилось старческое озорство, сузились и засверкали злобным огнем.
— Ладно, я сделаю это… — Хики кивнул головой в сторону Морин, — …если ты прикончишь ее.
Флинн взглянул на Морин, сидящую на клиросе между Бакстером и отцом Мёрфи. Несколько мгновений он колебался, затем твердо произнес:
— Ладно, согласен. Пойди и займись минами.
Хики не обратил внимания на приказ.
— Ну, Бакстера сможет укокошить любой. А Меган прикажи разделаться со священником. Этой маленькой сучке будет нелегко впервые в жизни пролить человеческую кровь. Вот Морин она прикончила бы с удовольствием.
Флинн внимательно посмотрел на Хики. Несомненно, тем овладела навязчивая мысль прихватить с собой на тот свет как можно больше народу.
— Да, — согласился Флинн, — видимо, так и надо разделить заложников. — Он еще раз окинул взглядом хорошо знакомое огромное пространство собора, расстилавшееся перед ним, и тихо сказал, скорее себе, чем Хики: — Боже! Как же мы сумели войти сюда и как же теперь нам выбраться?
Хики взял руку Флинна и крепко сжал ее.
— Забавно, но ты почти слово в слово повторил фразу, которую произнес Педрик Пирс, когда в пасхальный понедельник его люди захватили главный почтамт в Дублине. Я помню это очень хорошо. И ответ будет такой же, как и тогда: «Ты проник сюда путем удачи и обмана, но живым отсюда не выйдешь». — Хики отпустил руку Флинна и ободряюще похлопал его по спине. — Не падай духом, парень. Мы прихватим с собой в могилу порядком народу, как и в шестнадцатом году. Сожжем дотла все это, раз уже решились. Взорвем все к чертовой матери, если успеем установить мины.
Флинн пристально смотрел на Хики. Он с готовностью убил бы его, пока тот не угробил их всех.
— Пойдем!
Меган спустилась через люк по шаткой железной лестнице, нашла фонарь и включила его. Хики тоже сошел вниз и передал Меган кейсы, которые она осторожно поставила на пол. Они внимательно осмотрели низенькое помещение с неровными стенами, где можно было двигаться лишь на четвереньках. Кругом нагромождены обломки камней, обрезки труб и проводов. Пробираться вперед было очень трудно, разглядеть что-либо почти невозможно.
— Это внешняя стена склепа, — пояснила Меган. В ответ из полутьмы раздался голос Хики:
— Да, и за ней еще стена лестницы, ведущей вниз, в ризницу. Пойдем вдоль нее.
Хики повернул фонарь, продвигаясь на ощупь и волоча за собой один из кейсов.
Так они достигли противоположного угла, где стена, за которой находилась лестница, становилась по мере их продвижения все ниже и ниже. Грязный пол оказался скальным основанием Манхэттена. Хики остановился и произнес:
— Что-то виднеется наверху впереди. — Он подполз к выступающей площадке, над которой поднимался массивный столб. — Вот мы и добрались, подползай ближе. — Хики осветил фонарем окружавшее их темное пространство. — Видишь? Это как раз то место, где срезано старое основание, что позволило соорудить лестницу в ризницу. Если копнуть глубже, то наткнемся на фундамент самой ризницы. Это сооружение сложной планировки чем-то напоминает фундамент современного дома с комнатами на разных уровнях.
Меган отнеслась к его словам скептически:
— Черт его разберет, что это за место! Чердак более надежен.
— Но зато там намного холоднее. Не бойся, тебя я не взорву.
— Плевала я на это. Мне важно только уложить мины как следует.
— Понятно, понятно… — Хики ощупал поверхность столба. — Когда в тысяча девятьсот четвертом прокладывали новую лестницу через основание, ослабили и боковые столбы. Выражаясь языком архитекторов, эти столбы являются опорными. Один парень, отец которого принимал участие в этом деле, говорил мне, что ирландские рабочие поверили, что это милостивый Господь Бог сохранил весь собор от разрушения, когда в основание заложили динамит. Но милостивый Бог уже давно здесь не живет — так что, когда мы заложим взрывчатку и взорвем ее, крыша вряд ли удержится.
— А если она все-таки выдержит, то ты уверуешь в Бога?
— Нет. Лишь подумаю, что мы неправильно заложили взрывчатку.
Хики открыл кейс и вынул оттуда 20 упакованных в целлофан белых брикетов. Он разорвал целлофановую упаковку, вынул брикет и заложил его в щель между скальной породой и основанием колонны. Меган присоединилась к нему, и они вдвоем стали обкладывать брикетами подножие колонны.
— Держи его поровней, — сказал Хики, передавая Меган фонарь.
Затем Хики вставил в брикеты четыре детонатора и присоединил их проводом к батарейкам. После чего вынул обыкновенный будильник и взглянул на свои часы.
— Сейчас шесть часов четыре минуты. Часовой механизм не различает время до полудня или после, так что самое большее время, какое можно установить, — это одиннадцать часов пятьдесят девять минут. — Хики стал медленно устанавливать время звонка, продолжая при этом объяснять: — Я перевожу сигнал на шесть часов пять минут, а может, лучше на шесть часов три минуты. — Хики зло рассмеялся, продолжая переводить стрелку. — По этому поводу вспоминается одна история. Один парень из Голуэя не знал про эту особенность будильника. Ровно в полночь он поставил таймер на одну минуту первого, предполагая, что прибор сработает, насколько я помню, в Британском офицерском клубе в одну минуту первого после полудня. Как он рассчитывал, во время ленча. Однако в одну минуту первого после полуночи… он предстал перед Создателем, который, должно быть, очень удивился, увидев его в столь ранний час. — Хики опять рассмеялся, присоединяя провод таймера звонка к батарейкам.
— А я уже начал верить, что всем на нас наплевать — премного наслышан о безразличии ньюйоркцев.
Хики рассмеялся:
— Да, думаю, для ирландских революционеров самое худшее — это когда их не замечают. Возьми трубку, и если это кто-нибудь, предлагающий алюминиевую обшивку для дома священника, то нам останется только разойтись по домам.
Флинн глубоко вздохнул и поднял телефонную трубку:
— Мак-Камейл слушает.
На другом конце провода некоторое время молчали, а затем мужской голос нервно спросил:
— Кто?
— Финн Мак-Камейл, вождь фениев. А с кем я говорю?
Снова последовало молчание, и потом тот же голос произнес:
— Сержант полиции Тезик. Оперативная патрульная служба. Я звоню из дома священника. Что за чертовщина у вас там творится?
— Ничего особенного в данный момент.
— А почему двери закрыты?
— Потому что все они заминированы. В целях вашей же безопасности.
— Почему?..
— Слушай, сержант Тезик, и слушай очень внимательно. У нас здесь четыре заложника: отец Мёрфи, Морин Мелон, сэр Гарольд Бакстер и Его Высокопреосвященство собственной персоной. Если полиция попытается ворваться силой, то взорвутся мины, а если станут продолжать ломиться, то заложники будут убиты, а собор сожжен. Ты понял меня?
— О Боже…
— Передай мои слова своему начальству, и побыстрее — я хочу говорить по телефону с человеком более высокого ранга. И не тяни, сержант Тезик!
— Да… будет сделано… Послушай, зачем так нервничать из-за каких-то пустяков! Так что ты уж полегче! Мы разберемся во всем в самое ближайшее время и найдем человека из высших чинов, который позвонит тебе. Хорошо?
— Да, и поскорее. И без глупостей, иначе в ответ получите немало трупов. И никаких вертолетов поблизости, никаких бронетранспортеров на улицах. В башнях мои люди с гранатометами и винтовками. А я нацелил пистолет прямо кардиналу в голову.
— Ну ладно, полегче. Но не…
Флинн положил трубку и повернулся к Хики и Меган, подошедшей к ним.
— Это сержант из оперативной патрульной службы — достойной наследницы королевской полиции Ольстера и гестапо. Мне не понравился его тон.
Хики кивнул:
— Это их манера. Они считают, что тем самым демонстрируют свое превосходство. — Он улыбнулся. — Хотя бы перед слабаками.
Флинн посмотрел на двери.
— Мы заставили их посуетиться. По-видимому, они сперва восстановят связь — прежде чем лезть, очертя голову. Следующие минуты будут критическими.
Меган повернулась к Хики и резко спросила:
— Хочешь, чтобы Салливан помог тебе устанавливать мины?
— Меган, солнышко. Я хочу, чтобы ты помогла мне. Пробегись по помещениям и проверь, что нам еще нужно. — Подождав, пока Меган ушла, Хики повернулся к Флинну: — Теперь нам необходимо принять решение насчет заложников — решение о том, кто кого должен убивать.
Флинн перевел взгляд на кардинала, неестественно прямо сидевшего на своем троне, как и подобает истинному отцу церкви, и осмотрел его с ног до головы. Он знал, что кардинал так ведет себя не из суетного тщеславия или из желания порисоваться, а потому, что так предписывает двухтысячелетняя история христианства, церемониал и личное воспитание. Его не только было труднее всех захватить в заложники, но и решиться на его убийство будет также труднее всего.
Флинн обернулся к Хики:
— Только очень крутой человек осмелится всадить в него пулю…
Глаза Хики, в которых светилось старческое озорство, сузились и засверкали злобным огнем.
— Ладно, я сделаю это… — Хики кивнул головой в сторону Морин, — …если ты прикончишь ее.
Флинн взглянул на Морин, сидящую на клиросе между Бакстером и отцом Мёрфи. Несколько мгновений он колебался, затем твердо произнес:
— Ладно, согласен. Пойди и займись минами.
Хики не обратил внимания на приказ.
— Ну, Бакстера сможет укокошить любой. А Меган прикажи разделаться со священником. Этой маленькой сучке будет нелегко впервые в жизни пролить человеческую кровь. Вот Морин она прикончила бы с удовольствием.
Флинн внимательно посмотрел на Хики. Несомненно, тем овладела навязчивая мысль прихватить с собой на тот свет как можно больше народу.
— Да, — согласился Флинн, — видимо, так и надо разделить заложников. — Он еще раз окинул взглядом хорошо знакомое огромное пространство собора, расстилавшееся перед ним, и тихо сказал, скорее себе, чем Хики: — Боже! Как же мы сумели войти сюда и как же теперь нам выбраться?
Хики взял руку Флинна и крепко сжал ее.
— Забавно, но ты почти слово в слово повторил фразу, которую произнес Педрик Пирс, когда в пасхальный понедельник его люди захватили главный почтамт в Дублине. Я помню это очень хорошо. И ответ будет такой же, как и тогда: «Ты проник сюда путем удачи и обмана, но живым отсюда не выйдешь». — Хики отпустил руку Флинна и ободряюще похлопал его по спине. — Не падай духом, парень. Мы прихватим с собой в могилу порядком народу, как и в шестнадцатом году. Сожжем дотла все это, раз уже решились. Взорвем все к чертовой матери, если успеем установить мины.
Флинн пристально смотрел на Хики. Он с готовностью убил бы его, пока тот не угробил их всех.
* * *
С двумя небольшими плоскими кейсами Меган Фитцджеральд поднялась на алтарь. Быстро подойдя к правой стороне, она поставила их у бронзовой плиты, встроенной в мраморный пол, и подняла плиту. Хики подошел к ней и взял кейсы.— Пойдем!
Меган спустилась через люк по шаткой железной лестнице, нашла фонарь и включила его. Хики тоже сошел вниз и передал Меган кейсы, которые она осторожно поставила на пол. Они внимательно осмотрели низенькое помещение с неровными стенами, где можно было двигаться лишь на четвереньках. Кругом нагромождены обломки камней, обрезки труб и проводов. Пробираться вперед было очень трудно, разглядеть что-либо почти невозможно.
— Это внешняя стена склепа, — пояснила Меган. В ответ из полутьмы раздался голос Хики:
— Да, и за ней еще стена лестницы, ведущей вниз, в ризницу. Пойдем вдоль нее.
Хики повернул фонарь, продвигаясь на ощупь и волоча за собой один из кейсов.
Так они достигли противоположного угла, где стена, за которой находилась лестница, становилась по мере их продвижения все ниже и ниже. Грязный пол оказался скальным основанием Манхэттена. Хики остановился и произнес:
— Что-то виднеется наверху впереди. — Он подполз к выступающей площадке, над которой поднимался массивный столб. — Вот мы и добрались, подползай ближе. — Хики осветил фонарем окружавшее их темное пространство. — Видишь? Это как раз то место, где срезано старое основание, что позволило соорудить лестницу в ризницу. Если копнуть глубже, то наткнемся на фундамент самой ризницы. Это сооружение сложной планировки чем-то напоминает фундамент современного дома с комнатами на разных уровнях.
Меган отнеслась к его словам скептически:
— Черт его разберет, что это за место! Чердак более надежен.
— Но зато там намного холоднее. Не бойся, тебя я не взорву.
— Плевала я на это. Мне важно только уложить мины как следует.
— Понятно, понятно… — Хики ощупал поверхность столба. — Когда в тысяча девятьсот четвертом прокладывали новую лестницу через основание, ослабили и боковые столбы. Выражаясь языком архитекторов, эти столбы являются опорными. Один парень, отец которого принимал участие в этом деле, говорил мне, что ирландские рабочие поверили, что это милостивый Господь Бог сохранил весь собор от разрушения, когда в основание заложили динамит. Но милостивый Бог уже давно здесь не живет — так что, когда мы заложим взрывчатку и взорвем ее, крыша вряд ли удержится.
— А если она все-таки выдержит, то ты уверуешь в Бога?
— Нет. Лишь подумаю, что мы неправильно заложили взрывчатку.
Хики открыл кейс и вынул оттуда 20 упакованных в целлофан белых брикетов. Он разорвал целлофановую упаковку, вынул брикет и заложил его в щель между скальной породой и основанием колонны. Меган присоединилась к нему, и они вдвоем стали обкладывать брикетами подножие колонны.
— Держи его поровней, — сказал Хики, передавая Меган фонарь.
Затем Хики вставил в брикеты четыре детонатора и присоединил их проводом к батарейкам. После чего вынул обыкновенный будильник и взглянул на свои часы.
— Сейчас шесть часов четыре минуты. Часовой механизм не различает время до полудня или после, так что самое большее время, какое можно установить, — это одиннадцать часов пятьдесят девять минут. — Хики стал медленно устанавливать время звонка, продолжая при этом объяснять: — Я перевожу сигнал на шесть часов пять минут, а может, лучше на шесть часов три минуты. — Хики зло рассмеялся, продолжая переводить стрелку. — По этому поводу вспоминается одна история. Один парень из Голуэя не знал про эту особенность будильника. Ровно в полночь он поставил таймер на одну минуту первого, предполагая, что прибор сработает, насколько я помню, в Британском офицерском клубе в одну минуту первого после полудня. Как он рассчитывал, во время ленча. Однако в одну минуту первого после полуночи… он предстал перед Создателем, который, должно быть, очень удивился, увидев его в столь ранний час. — Хики опять рассмеялся, присоединяя провод таймера звонка к батарейкам.