Глава 40

   Бурк вошел во внутренний кабинет епископа и увидел там одного Лэнгли, в задумчивости стоявшего у окна.
   — Что? Все уже разбежались? — спросил Бурк. Лэнгли обернулся.
   — Где Шрёдер? — вновь спросил Бурк.
   — Успокаивает себя… или рвет на себе волосы, или еще что-нибудь. Слышал, что случилось?..
   — Да, меня уже известили. Эти проклятые идиоты в соборе собрались взорвать его. А с людьми все в порядке?
   — Кардинал сказал, в порядке. Кстати, ты пропустил две ожесточенные схватки: Шрёдер против Шпигель и Шрёдер против Беллини. Бедный Берт! Всегда такой пай-мальчик. — Лэнгли сделал небольшую паузу. — По-моему, он проигрывает.
   Бурк кивнул:
   — И ты думаешь, это ему понравится или нам… Или тем более Флинну?
   Лэнгли недоуменно пожал плечами:
   — Все знать невозможно…
   Бурк подошел к буфету и обратил внимание на то, что жидкости в графинах оставалось чуть-чуть на донышке.
   — И зачем только Бог позволил ирландцам изобрести виски, не знаешь, Лэнгли? — проговорил он.
   Лэнгли знал, как ответить:
   — А чтобы уберечь мир от их правления.
   Бурк рассмеялся.
   — Верно! Бьюсь об заклад, — рассудительно произнес он, — что фении за последние сорок восемь часов не дерябнули ни грамма… Слушай, а ты не знаешь женщину по имени Терри О'Нил?
   Лэнгли задумался, пытаясь вспомнить.
   — Нет, такую я еще не трахал, — сказал он, тотчас же пожалев, что выразился на грубом полицейском жаргоне, и исправился: — Нет, не могу вспомнить это имя. Позвони в офис.
   — Звонил еще с нижнего этажа. Никто ничего не знает. Но они сейчас перепроверяют. А как насчет Дэна Моргана?
   — Тоже не слыхал. Он что, ирландец?
   — Вероятнее всего, из Северной Ирландии. Луиза позвонит, когда что-нибудь прояснится.
   — А кто они такие?
   — Именно это я и хотел бы узнать. — Бурк налил себе остатки бренди и на мгновение задумался. — Терри О'Нил… Кажется, я видел ее лицо, слышал ее голос, но только никак не могу вспомнить…
   Лэнгли перебил его:
   — Флинн спрашивает о телевизоре. По договоренности передать его должен ты. — Лэнгли украдкой бросил на Бурка насмешливый взгляд. — Вы вдвоем, видать, и впрямь неплохо столковались.
   Несколько секунд Бурк думал, почему Лэнгли сказал так. Хотя их встреча с Флинном произошла при слишком неблагоприятных обстоятельствах, тем не менее он признавал в душе, что Флинн был из того типа людей, которые ему нравились. И как знать, если бы Флинн был полицейским или он сам, Бурк, был в ИРА, то…
   — Позвони сейчас же Флинну! — предложил Лэнгли.
   Бурк направился к телефону, проговорив:
   — Флинн может и подождать.
   Убедившись, что в соседних комнатах параллельные с телефоном динамики выключены, он подвинул телефон так, чтобы и Лэнгли мог слышать разговор, и набрал номер полиции Северного округа Центрального Манхэттена.
   — Гонсалес? Это лейтенант Бурк. Мой человек уже у вас?
   В трубке долго не было ни звука, и Бурк непроизвольно задержал дыхание.
   — Он здесь, — наконец ответил Гонсалес. — Всю дорогу орал о дебильных полицейских, их произволе и поливал всех грязью. А еще грозит, что потянет нас в суд за арест без ордера. Кажется, вы говорили, что его нужно охранять?
   — Он что, до сих пор у вас?
   — Да. И жаждет прогуляться до морского вокзала. Не могу я его больше держать ни минуты. Если меня будут судить за арест без ордера, я потащу и вас с собой.
   — Позови-ка его!
   — С превеликим удовольствием. Подождите.
   В ожидании Бурк решил переброситься словом с Лэнгли:
   — Это Фергюсон. Он кое-что знает о Терри О'Нил и Дэне Моргане. Но сейчас нацелился смыться.
   Лэнгли приблизился к Бурку и сказал:
   — Ну что ж, предложи ему деньги, чтобы остался.
   — Ты еще не платил ему за сегодняшнюю информацию. Но это неважно, все равно нет таких денег, которые удержали бы его.
   Бурк проговорил в телефон:
   — Джек…
   Комнату наполнил голос Фергюсона, пронзительный и взволнованный:
   — Что ты, черт бы тебя побрал, делаешь со мной, Пат? Разве так обращаются с друзьями? Бога ради, будь человеком!..
   — Заткнись. Послушай, скажи-ка лучше, кому ты еще говорил что-нибудь об О'Нил и Моргане?
   — Никому. Мои источники надежны, а с друзьями подобные вещи я не обсуждаю. Разведывательные органы в нашей стране…
   — Прибереги свои излияния для первомайской речи. Послушай, Мартин обманывал всех нас. Это он был подстрекателем фениев. Все было специально подстроено, чтобы направить американское общественное мнение против борьбы ирландцев.
   Фергюсон некоторое время молчал, потом все же произнес:
   — Я это давно понял.
   — Послушай, — не отставал Бурк, — не знаю я, какой информацией кормил тебя Мартин и какие сведения о полиции и фениях поставлял ему ты, но сейчас он уже дошел до той стадии, когда пора заметать следы, а на это он большой мастак. Доходит?
   — Я понимаю только, что нахожусь под тройным обстрелом: фениев, временной ИРА и Мартина. Вот почему я удираю из города.
   — Ты должен задержаться. Кто такая Терри О'Нил? Почему ее похитил человек по имени Морган? Кто свидетель этого? Где ее держат?
   — Это твои проблемы.
   — Мы работаем сейчас над этим, Джек, но ты ближе всех к разгадке. И у нас очень мало времени. Если ты назовешь свои источники…
   — Нет, — бросил Фергюсон. Но Бурк продолжал:
   — К тому же пока ты еще здесь, мог бы проследить, где Гордон Стиллвей, архитектор-смотритель собора святого Патрика. Он тоже пропал.
   — Да мало ли кто теперь пропадает. Я вот тоже. Пока.
   — Нет! Подожди!
   — Зачем? Почему я и дальше должен рисковать своей жизнью?
   — По тем же причинам, по которым ты рисковал все это время, — во имя мира.
   Фергюсон вздохнул, но ничего не ответил.
   — Предложи ему тысячу долларов, — прошептал Лэнгли, — нет, дай ему полторы. Нас только похвалят.
   Бурк продолжал разговор с Фергюсоном:
   — Мы хотели бы освободить всех ирландцев, которые не имели никакого отношения к происходящему, и даже активистов и боевиков временной ИРА. Когда закончится этот бардак, мы будем по-прежнему работать с тобой, и ты сам убедишься, что ни власти, ни пресса не коснутся тебя. — Бурк помолчал и продолжил: — И ты, и я, мы оба ирландцы. — Ему вспомнилась попытка Флинна сыграть на кровном родстве. — И ты, и я не хотим терять своих голов. — Бурк оглянулся на Лэнгли и тот одобрительно кивнул.
   — Подожди! — сказал Фергюсон, замолчал на минуту-другую, затем спросил: — Как мне встретиться с тобой попозже?
   Бурк облегченно вздохнул:
   — Попытайся дозвониться в дом настоятеля. Телефоны скоро заработают. Пароль: «гном»… За тобой будут охотиться.
   — Вся эта заваруха больше похожа на эпидемию проказы. Давай, Бурк, сделаем паролем слово «проказа». Ну да ладно, это я так. Если не дозвонюсь до тебя, то к дому настоятеля не пойду — повсюду понатыканы патрули и кордоны, они проверяют всех подряд. Так что если не дождешься от меня звонка, давай установим место встречи. Например, в зоопарке, в час ночи.
   — Давай где-нибудь поближе к собору, — предложил Бурк.
   — Хорошо. Но не бар и не другие людные места. — Фергюсон задумался. — Отлично! Давай в маленьком парке на Пятьдесят первой улице — это недалеко от тебя.
   — Но он закрывается с наступлением темноты.
   — Перелезь через ворота!
   Бурк улыбнулся:
   — Когда-нибудь у меня будут ключи от ворот всех парков в городе.
   Фергюсон усмехнулся:
   — Поступай для этого на работу в департамент парков. Они дадут тебе ключи, а метлу свою принесешь.
   — Договорились. Удачи тебе! — Затем Бурк обратился к Гонсалесу: — Отпусти его. — Он положил трубку и облегченно вздохнул.
   — Так, значит, ты считаешь О'Нил настолько важной фигурой, что стоит рисковать жизнью Фергюсона? — спросил Лэнгли.
   Бурк глотнул из бокала бренди и поморщился:
   — Как только люди пьют такую дрянь?
   — Так как все же, Пат?
   Бурк подошел к окну и посмотрел на собор. Лэнгли не отставал:
   — Я не касаюсь моральных аспектов. Хочу только знать: это действительно настолько важно, что стоит его жизни?
   Бурк ответил, но так, будто вел разговор с самим собой:
   — Похищение — это довольно расплывчатый вид преступления, оно сложнее, чем нападение, а во многом и более зловещее — сродни захвату заложников. — Он на минуту задумался, потом продолжал: — Взятие заложников — эта одна из форм похищения. Стало быть, Терри О'Нил тоже заложница.
   — Кто все же взял ее в заложницы?
   Бурк повернулся к Лэнгли лицом к лицу:
   — Понятия не имею…
   — Кто это сделал и кому нужно ее освобождать? Ведь никто не предъявлял никаких требований.
   — Странно как-то, — согласился Бурк.
   — Вот именно, — поддакнул Лэнгли. Бурк бросил взгляд на пустой стул Шрёдера. Присутствие Берта, несмотря ни на что, все же успокаивало. Бурк спросил с легкой иронией в голосе:
   — А ты уверен, что он вернется?
   Лэнгли пожал плечами:
   — Есть замена, его помощник сидит в соседней комнате у телефона, ждет, словно дублер, когда нужно будет вступить в игру… Позвони Флинну.
   — Позвоню позже.
   Бурк сел на стул Шрёдера и, откинувшись, посмотрел на высокий потолок. Большая трещина проходила от одной стены к другой, ее зашпаклевали, но закрасить не успели. Мысленно он представил себе ужасную картину разрушенного собора, затем вообразил другую: статуя Свободы лежит на берегу гавани, наполовину погруженная в воду. Вспоминались шедевры мировой культуры: римский Колизей, руины Акрополя, затопленные Нилом египетские храмы.
   — Знаешь, — сказал он, — собор сам по себе не так важен. Ничего не стоят и наши с тобой жизни. Важно, как мы поступаем, важно, что люди скажут и напишут о нас потом, в будущем.
   Лэнгли посмотрел на него оценивающе. Иногда Бурк просто удивлял его.
   — Да, ты прав, но лучше сегодня не говори об этом никому больше.
   — И завтра, если придется вытаскивать мертвые тела из-под обломков…
* * *
   — Так, что у нас здесь? — раздался голос Хики совсем близко от Морин. — Что это за свет такой проникает через вон то окно, Морин? — Он рассмеялся, но затем резко произнес: — Отползай оттуда, а то мы пристрелим тебя.
   Морин согнула руку и локтем ударила в решетку. Проволока прогнулась, но края от стены не оторвались. Она прижалась лицом к решетке и вгляделась. Слева, футах в десяти от нее, коридор кончался. На противоположной стене в конце прохода виднелись серые раздвижные двери лифта — они открывались около комнаты для невест. Морин снова ударила локтем решетку, на этот раз одна из ее сторон порвалась и отскочила от оштукатуренной стены.
   — Ну, давай же, давай, пожалуйста.
   Она слышала, как по каменному полу к ней приближаются преследователи, словно голодные крысы, устремившиеся к источнику света. И тут из темноты появился Джон Хики.
   — Руки за голову, милочка!
   Морин обернулась и посмотрела на него, стараясь сдержать слезы, катящиеся из глаз.
   Хики снова заговорил нарочито ласково:
   — Ну, посмотри на себя! Хорошенькие коленочки исцарапаны. И что это за грязь на твоем личике, Морин? Камуфляж? Тебя надо хорошенько отмыть. — Он пробежался фонарем по всей ее фигуре. — Ого, твой изящный костюмчик вывернут наизнанку. Умная девочка! Умница. А что это на твоей прелестной шейке? — Хики схватил нейлоновый жгут и с силой дернул его. — Боже мой, ну что ты капризничаешь? — Он сделал другой рывок и держал жгут затянутым, пока Морин не начала задыхаться. — Уже второй раз, Морин, ты указала мне на маленькую трещинку в нашей обороне. И что бы мы без тебя делали? — Хики отпустил жгут и толкнул Морин на землю. Его глаза сузились в злобные щелочки. — Я хотел прострелить тебе башку и выбросить вон туда, в коридор. Это помогло бы полиции принять решение, а то они чересчур долго колеблются. — Несколько мгновений он раздумывал, а затем продолжил: — Но, с другой стороны, хотелось бы, чтобы ты поприсутствовала на финале представления. — Лицо Хики скривилось в недоброй насмешливой улыбке. — Мне хочется, чтобы ты увидела Флинна мертвым или чтобы он увидел мертвой тебя.
   Внезапно в голове ее сверкнула догадка — она поняла сущность этого злобного старикашки.
   — Убей меня!
   Он лишь покачал головой:
   — Нет. Ты нравишься мне. Мне нравится, какой ты становишься. Хотя ты могла бы убить Галлахера и наверняка бы встала в ряды проклятых, если бы сделала это. Но сейчас ты только на грани… — хихикнул он.
   Морин лежала на влажной земле. Она почувствовала, как чья-то рука схватила ее за длинные волосы и потащила назад в темноту. Через секунду она увидела стоящую на коленях Меган Фитцджеральд, которая нацелила пистолет прямо ей в сердце.
   — Твоя чудесная жизнь, сволочь проклятая, подходит к концу.
   Резкий голос Хики оборвал ее:
   — Не делай этого, Меган!
   В ответ Меган сердито прикрикнула на него:
   — На этот раз тебе меня не остановить! — Она хладнокровно взвела курок.
   — Нет, — снова раздался резкий голос Хики. — Брайен сам решит, убивать ли ее, и если решит так, то самолично ее прикончит.
   Морин слушала эти слова, ничем не выдавая своих чувств. Она лишь почувствовала онемение всего тела и опустошение души.
   Меган истерично взвизгнула в ответ:
   — Пошел к черту! И к черту твоего Флинна! Она сдохнет здесь и сейчас!
   Хики вновь заговорил, но на этот раз спокойно и мягко:
   — Если выстрелишь, я убью тебя.
   Раздался щелчок предохранителя его автоматического пистолета. Галлахер откашлялся и проговорил:
   — Оставь ее в покое, Меган.
   Никто не шевелился и не издал ни единого звука. Наконец Меган вновь поставила курок на предохранитель. Она включила фонарик и осветила лицо Морин. Кривая ухмылка исказила губы Меган:
   — Да ты старуха… И к тому же не такая уж и красивая.
   Дулом своего пистолета она грубо ткнула Морин в грудь. Та пристально посмотрела на искаженное злобой лицо Меган, освещенное светом фонарика.
   — Ты очень молода и должна быть хорошенькой, но ты безобразна, Меган, и каждый видит это, заглянув в твои глаза.
   Меган со злостью плюнула в лицо Морин и исчезла в темноте.
   Хики опустился на колени возле Морин и вытер ее лицо носовым платком.
   — Ну вот, все нормально. Если хочешь знать мое мнение, то, по-моему, ты даже очень хороша.
   — Пошел к черту! — резко отвернулась от него Морин.
   Но Хики не отставал.
   — Вот видишь, дядюшка Джон снова спас тебе жизнь. — Морин не отвечала, и он продолжал: — Потому что я действительно хочу, чтобы ты увидела все, что случится позже. Да, зрелище будет бесподобным! Не столь часто можно наблюдать, как рушится вокруг тебя величественный собор!..
   Галлахер судорожно вздохнул, и Хики повернулся к нему:
   — Это только шутка, Фрэнк!
   Морин тоже повернулась к Галлахеру:
   — Он не шутит, тебе известно, что…
   Хики наклонился пониже к ее уху и прошептал:
   — Заткнись, или я…
   — Что? — Морин сердито фыркнула на него. — Что ты мне можешь сделать? — Она снова повернулась к Галлахеру: — Он хочет видеть всех нас мертвыми. Он хочет увидеть, как ты и все остальные твои молодые друзья последуют за ним в могилу…
   Хики рассмеялся пронзительным, визгливым смехом. Крысы прекратили пищать.
   — Маленькие твари чувствуют опасность… Они чуют смерть. Они догадываются… — проговорил Хики.
   Галлахер ничего не ответил, лишь в тихом холодном воздухе слышалось его тяжелое дыхание. Морин медленно привстала и спросила:
   — Как Бакстер? Другие?..
   Хики ответил в своей обычной грубой манере:
   — Бакстер мертв. Отец Мёрфи ранен в лицо и теперь умирает. С кардиналом же все в порядке. — Он сочувственно добавил шепотом: — Вот видишь, что ты наделала?
   Морин ничего не ответила, только слезы неудержимо текли по ее лицу. Хики отвернулся от нее и перевел свет фонаря на открытую дверцу. Галлахер тоже посмотрел на люк и сказал:
   — Лучше всего установить здесь сигнализацию.
   — Лучшим сигналом тревоги отсюда будет килограмм взрывчатки, — ответил Хики. — Я пришлю сюда Салливана — он заминирует дверцу. — Он взглянул на Морин. — Ну что? Пошли домой?
   Все четверо начали медленно ползти назад, к люку под медной плитой.
   — Если бы я был помоложе, Морин, то влюбился бы в тебя, — обратился Хики к Морин. — Ты так похожа на женщин, которых я знавал в пору своей юности и которые участвовали в нашем движении. В других революционных движениях были мужеподобные неврастенички и психопатки. Но мы всегда умели привлекать умных и хорошеньких девочек — таких, как ты. А знаешь, почему? — Он перевел дыхание. — Ладно, не отвечай. Ну как, устала? Да и я тоже. Помедленней, Галлахер, ты здоров как бык. Нам еще придется изрядно поползать, прежде чем отдохнем. Мы отдохнем все, Морин. Скоро все вылезем наверх… освободимся от всех забот, от всех обязательств… перед рассветом… прекрасный отдых… это не будет так уж ужасно… не будет, правда… мы все идем домой.

Глава 41

   Шрёдер прошел через двойные двери в кабинет настоятеля и с порога воскликнул:
   — Посмотрите, кто к нам пришел! Ну как, звонили Флинну?
   — Без вас, Берт, не решился. Чувствуете себя получше?
   Шрёдер прошелся вокруг стола.
   — Пожалуйста, лейтенант, встаньте с моего места!
   Бурк, усмехнувшись, пересел, а Шрёдер стоял и смотрел на него.
   — Можете отнести им телевизор?
   — Зачем он понадобился им в таком спешном порядке?
   Шрёдер задумался. Флинн действовал как-то непредсказуемо. Запросить срочно телевизор — это, разумеется, мелочи… Но из таких мелочей складывается…
   — Он держит фениев в неведении, — заметил Лэнгли. — Всю информацию из внешнего мира они получают через него. После пресс-конференции он разобьет телевизор или поставит в такое место, где только он да Хики смогут использовать его в качестве источника разведданных.
   Шрёдер с пониманием кивнул головой:
   — Вот уж никогда не думал, что из того, смотреть или не смотреть телевизор, может возникнуть проблема, влияющая на окончательное решение, но если уж они просят, то наше дело дать им телевизор. — Он позвонил на коммутатор. — Соедините меня с главным органом. — Откинувшись на стуле и положив ноги на стол, Шрёдер передал трубку Бурку: — Связь установлена, говорите, лейтенант.
   В подключенных динамиках раздался громкий голос:
   — Алло, это Флинн!
   — Говорит Бурк.
   — Слушай, лейтенант, сделай мне одолжение — никуда не отлучайся и будь все время в этом чертовом епископском доме, хотя бы до рассвета. Когда собор начнет рушиться, тебе, может, захочется видеть это собственными глазами. Приготовьтесь, заклейте все окна полосками и не стойте под люстрами.
   Бурк знал, что сейчас больше двухсот человек, находящихся в соборе и около него, слушают его разговор с Флинном, и каждое их слово записывается на магнитофон и передается в Лондон и Вашингтон. Флинн тоже об этом знал и намеренно играл на публику, чтобы произвести желаемый эффект.
   — Чем могу быть полезен? — нашелся Бурк.
   — А разве ты не обязан в первую очередь спрашивать о состоянии заложников?
   — Ты ведь говорил, что с ними все в порядке.
   — Ну когда это было?
   — И как они сейчас?
   — Без изменений. Если не считать, что Мелон спрыгнула в подпол и поползала там на животе. Но теперь она уже вернулась. Выглядит немного усталой. Вот ведь какая умница: нашла ход из подпола в коридор, а в нем лифт, ведущий в комнату для невест. — Флинн на пару секунд остановился, затем продолжил: — Но вы смотрите, этот люк не трогайте — он заминирован, а взрывчатки заложили столько, что бабахнет ой-ей-ей как!
   Бурк посмотрел на Шрёдера, который по другому телефону разговаривал с одним из помощников Беллини.
   — Понял тебя, Флинн.
   — Ну и отлично. И вы также имейте в виду, что всякий другой вход, который обнаружите, тоже заминирован. А кроме того, весь обширный подпол буквально усеян минами. Ты, лейтенант, конечно, можешь подумать, что я вру или блефую, но это не блеф. Так что советую рассказать об этом спецназовцам.
   — Я так и сделаю.
   — И еще: мне нужен телевизор. Принеси его к нашему обычному месту встреч, скажем, минут через пятнадцать.
   Бурк вопросительно посмотрел на Шрёдера и прикрыл трубку ладонью.
   — Телевизор на нижнем этаже в приемной, — проговорил Шрёдер. — Но за него нужно добиться чего-нибудь взамен. Попросите разрешения поговорить с заложниками.
   Бурк убрал руку с трубки и сказал:
   — Но сперва я хотел бы поговорить с отцом Мёрфи.
   — А-а, твой друг… тебе трудно свыкнуться с мыслью, что твой друг здесь.
   — Он не мой друг, он мой исповедник.
   Флинн рассмеялся:
   — Извини, но твои слова напомнили мне одну забавную шутку: «Да это вовсе не леди, это же моя жена». Ты ведь слышал ее?
   Шрёдер подавил самодовольную усмешку. Бурк начал закипать:
   — Позови все же отца Мёрфи!
   Теперь в голосе Флинна не чувствовалось насмешки, наоборот, в нем звучала твердость:
   — От меня, Бурк, ничего не требуй!
   — Я телевизор не принесу, пока не поговорю со священником.
   Шрёдер взволнованно покачал головой и тихо шепнул:
   — Перестаньте, не давите на него.
   — У нас же есть о чем поговорить, не так ли, Флинн? — продолжал Бурк.
   Флинн долго молчал, затем ответил:
   — Я подведу Мёрфи к выходу. Увидишь его на нейтральной полосе. Через пятнадцать… нет через четырнадцать минут, и не опаздывай ни на минуту.
   Он положил трубку. Шрёдер набросился на Бурка:
   — О чем, черт побери, вы там внизу с ним договариваетесь?
   Бурк не обратил внимания на его слова и снова соединился с главным органом:
   — Флинн?
   В динамиках вновь зазвучал голос Флинна, он был явно удивлен:
   — Ну что еще там?
   Бурк чувствовал, как его всего просто трясет от злости.
   — Давай договоримся. Ты не вешаешь трубку, пока я не кончил говорить. Понял?
   Бурк швырнул телефонную трубку на рычаг.
   — Какой бес в вас вселился? Вы что, все еще ничему не научились? — Шрёдер вскочил со своего места.
   — Да пошли вы к чертовой матери! — Бурк вытер лоб носовым платком.
   — Что, не нравится, когда правду говорят? — не отставал Шрёдер. — Много о себе возомнили. Эти подонки обзывали меня самыми последними словами, а вы разве видели, чтобы я…
   — Ладно. Вы правы. Извините.
   Но Шрёдер не унимался:
   — О чем вы намерены с ним говорить при встрече?
   Бурк покачал головой. Он устал и начинал терять самообладание. Но вместе с тем понимал, что если от усталости допустит ошибку, то неизвестно, чем все это может обернуться.
   Зазвонил телефон. Шрёдер поднял трубку и передал ее Бурку:
   — Это из вашего отдела в полицейском управлении.
   Бурк отключил громкоговорители и перенес телефон подальше от стола.
   — Это кто, Луиза?
   Дежурный сержант сообщила:
   — На Терри О'Нил ничего нет. Дэниел Морган: возраст тридцать четыре года. Натурализованный американец. Родился в Лондондерри. Отец — протестант из Уэльса, мать — ирландская католичка. Невеста арестована в Белфасте за активное участие в делах ИРА. Видимо, до сих пор сидит в Арме. Мы пошлем запрос в английское…
   — Ничего не запрашивайте в их разведывательных службах и не обращайтесь за помощью к ЦРУ и ФБР, пока не получите указаний от меня или от инспектора Лэнгли.
   — Слушаюсь. — Луиза продолжала: — Имя Моргана упоминается в нашем досье: он был однажды арестован за участие в демонстрации перед зданием ООН в семьдесят девятом году, но после уплаты штрафа освобожден. Проживает в общежитии Христианского союза молодежи на Западной Двадцать третьей улице. Вряд ли его там теперь найдешь. Верно ведь? — Она дочитала досье до конца и сказала: — Я передала эти сведения нашим людям и детективам. Копию вам пришлю. Да, вот еще что: о Стиллвее пока ничего не известно.
   Бурк повесил трубку и повернулся к Лэнгли:
   — Давай отнесу этот чертов телевизор.
   — О чем это вы шепчетесь, — спросил Шрёдер.
   Лэнгли смерил его пристальным взглядом.
   — Лучше постарайтесь добиться успеха в своем деле, тогда и Беллини будет немного полегче.
   — Неужели? И это все, что вам удалось разнюхать в результате предварительно расследования?
   — Если мы ничего не прояснили, то и у вас не появится возможность удачно вести переговоры о спасении жизни архиепископа Нью-Йорка и о сохранении собора святого Патрика, — оборвал их перепалку Бурк.
   — Спасибо за разъяснение, премного вам обязан.
   Бурк пристально посмотрел на Шрёдера и понял, что в его шутке есть доля правды.
* * *
   Морин вышла из туалета в комнате для невест и подошла к туалетному столику. Ее верхняя одежда валялась на стуле, а у зеркала стояла аптечка. Морин опустилась на стул и открыла коробку.
   В стороне с пистолетом стояла Джин Корней и следила за Морин. Откашлявшись, Джин неуверенно начала разговор:
   — Видишь ли… о тебе все еще говорят в нашем движении.
   Морин спокойно мазала йодом свои окровавленные ноги. Она даже не удостоила Джин мимолетного взгляда, но все же произнесла равнодушно:
   — Неужели до сих пор?
   — Да. До сих пор не утихают рассказы про твои с Брайеном подвиги, когда ты еще не стала изменницей.
   Морин посмотрела на стоявшую рядом молодую женщину. Ее слова были бесхитростны, без всякой враждебности или злости, лишь пересказ того, о чем она уже слышала, словно история Иуды. Это своеобразное Евангелие от Ирландской республиканской армии. Морин увидела, что пальцы и губы девушки посинели, и спросила: