— Вы не могли слышать ничего подобного.
   Маллинс рассмеялся:
   — Но я слышал. Слышал! И видел катафалк — огромный, весь черный, так и блестит лаком, он ехал вон по тем крышам. А на нем стоял красный гроб… а безголовый Даллахан безумно хлестал упряжку безголовых лошадей… карета пронеслась мимо этого окна, святой отец, и возница выплеснул мне в лицо целую чашу ледяной крови…
   Отец Мёрфи сокрушенно покачал головой, а Маллинс улыбнулся:
   — Ладно. У меня, видите ли, разыгралось поэтическое воображение, и я слегка злоупотребил им…
   Отец Мёрфи теперь посмотрел на него с интересом:
   — Так вы поэт?..
   — Да… — Тусклая улыбка тронула посиневшие от холода губы Маллинса, но его голос звучал печально. — Несколько лет назад я влюбился в Линхон Ши, эту гэльскую музу, которая дарует нам вдохновение. Она живет в потустороннем мире, как вы, возможно, знаете, и призывает своих любимцев к себе. Вот почему гэльские поэты умирают молодыми, отец. Вы верите в эту красивую легенду?
   — Они умирают молодыми потому, что недоедают, пьют слишком много спиртного и зимой плохо одеты, — ответил отец Мёрфи. — Они умирают молодыми, потому что не в пример большинству цивилизованных поэтов не уклоняются от битв в войнах, ведущихся с дурными намерениями. Так вы будете исповедоваться?
   Маллинс опустился на колени и взял священника за руки.
   Флинн спустился в комнату этажом ниже. Сильный порыв ветра ворвался в разбитые окна и поднял целые облака пыли, которую не сметали, кажется, целую вечность.
   Закончив отпущение грехов, отец Мёрфи спустился к нему и показал на разбитые окна.
   — Вот единственное, что не дает ему покоя, — сказал он. — Наверное, мне не следовало говорить вам об этом…
   Флинн чуть не рассмеялся:
   — Да будет вам, что для одного человека является шутливой проделкой, для другого может обернуться тяжким грехом, и наоборот.
   Флинн быстро вспрыгнул на винтовую лестницу и стал спускаться по ней, отец Мёрфи последовал за ним. Выйдя из колокольной башни, они оказались в помещении, где горел мягкий свет, и было заметно теплее.
   Проходя вдоль перил, отец Мёрфи отчетливо почувствовал, что кто-то следит за ним. Он бросил взгляд на скамьи на церковных хорах, видневшиеся из-за клавиатуры органа, и у него на мгновение перехватило дыхание.
   Над скамьями возвышалась стоящая в тени неподвижная фигура, закутанная с головы до ног в монашескую рясу. Отвратительную нечеловеческую личину прикрывал капюшон, и лишь спустя несколько секунд отец Мёрфи распознал в ней ужасную морду леопарда. Из-под жуткой маски послышался голос Лири:
   — Что, испугался, попик?
   Отец Мёрфи сразу же вновь обрел самообладание.
   — Мог бы намазать побольше грима, мистер Лири, — заметил Флинн.
   Лири визгливо рассмеялся, что прозвучало как-то необычно для него, так как говорил он низким, грудным голосом.
   Между скамей появилась Меган в черной сутане, ее лицо украшали жуткие пятна, похожие на трупные, нанесенные для маскировки, как признал Флинн, довольно умелой рукой.
   Меган направилась в центральный проход, и Флинн заметил, что она шла босиком. Он внимательно всмотрелся в Меган и нашел, что маскировочные пятна не смогли стереть с ее лица те же самые следы, что он заметил и на лице Джин Корней.
   — Когда смерть так близка, я вряд ли могу упрекать тебя, Меган, — сказал он.
   Она гордо вздернула подбородок в вызывающем жесте и резко произнесла:
   — Да брось ты, даже если из этого ничего хорошего не выйдет, ты, по крайней мере, нашел себе подходящего напарника.
   Отец Мёрфи слышал каждое слово, но ничего не понимал; у него перехватило дыхание, когда Меган спросила Флинна:
   — Мой брат умер?
   Флинн кивнул. Ее лицо осталось на удивление безразличным. Она подошла к Лири, в то же время пристально глядя на Флинна своими зелеными глазами.
   — Мы не позволим тебе сдаться. Никакого компромисса не будет, — с угрозой произнесла она. Флинн огрызнулся:
   — Мне не нужны твои напоминания о моих обязанностях и твоя забота о моей судьбе.
   — Когда они заявятся сюда? Каким образом собираются проникнуть? — поинтересовался Лири.
   Флинн разъяснил ситуацию и добавил специально для Лири:
   — А тебя ждет богатейший в твоей жизни урожай.
   — Да, даже после того как ты сдохнешь, я еще долго буду стрелять, — заметил Лири.
   Флинн пристально посмотрел в его темные глаза, которые глядели на него из-под маски, и спросил:
   — А что будешь делать потом?
   Лири ничего не ответил.
   — Мне трудно верить, мистер Лири, в готовность умереть вместе с нами.
   — Он так же предан нашему делу, как и ты. Если нам суждено умирать, так умрем вместе, — вмешалась Меган.
   Флинн так не думал. У него возникло желание предупредить Меган, но он не знал, что сказать, поэтому желание быстро прошло, и он просто произнес:
   — До свидания, Меган. Желаю удачи!
   Она вернулась обратно к скамьям и села рядом с Лири.
   Отец Мёрфи внимательно посмотрел на две фигуры в рясах, и они тоже оглянулись. Он подумал, что они не колеблясь могли бы прикончить его оттуда и даже не задумались бы, что человек — не насекомое. Но все же…
   — Я должен спросить их… — сказал он Флинну.
   — Пойдемте, не выставляйте себя опять дураком, — остановил его Флинн. Отец Мёрфи повернулся к нему:
   — Дурак — вы, потому что привели их сюда.
   Меган и Лири, казалось, почувствовали, о чем они говорят. Меган обернулась и позвала наигранно приторным голосом:
   — Идите сюда, отец! Отпустите нам наши грехи. — Лири рассмеялся, а она продолжала: — Только приходите ночью, святой отец, а то, боюсь, все увидят ваше лицо, покрасневшее, как кардинальская шапочка, потому что вам навряд ли доводилось слыхивать о таких грехах, как наши.
   Она рассмеялась, и Флинн подумал, что никогда раньше не слышал, как она смеется. Он снова взял священника за руку и повел его, без всякого сопротивления с его стороны, в южную башню. Поднявшись по лестнице, они вошли в длинный юго-западный трифорий. Там стоял у парапета Джордж Салливан и не спускал глаз с двери северного трансепта. Его одеяние — юбка шотландских горцев и гимнастерка — как-то не очень гармонировало с черной автоматической винтовкой и патронташем. Флинн тихо позвал:
   — Джордж, можешь поведать обо всех своих грехах священнику.
   Салливан покачал головой и, не поднимая на них глаз, закурил. Казалось, что его мысли витают где-то далеко. Флинн слегка подтолкнул его локтем и показал на пустой трифорий, виднеющийся сразу за трансептом.
   — Ты должен будешь подстраховывать Галлахера.
   Салливан поднял глаза.
   — А почему Меган не пойти туда?
   Флинн не ответил, а Салливан не настаивал. Флинн внимательно посмотрел на Абби Боланд. Личные отношения всегда только усиливали фениев, но, случалось, и становились помехой…
   Салливан тоже взглянул через неф и смущенно сказал:
   — Я видел, как она исповедовалась священнику… Эти наши проклятые бабы вечно считают себя в чем-то виноватыми, и их мучит совесть… Чувствую какую-то измену…
   — Ну вот и расскажешь ему, что видел, — мягко сказал Флинн.
   Салливан начал сбивчиво излагать, но остановился и задумался. Флинн протянул к нему руку, и Джордж крепко пожал ее.
   Затем отец Мёрфи и Флинн вернулись в южную башню, поднялись там на десятый этаж и оказались в башенке, где в темноте у окна стоял Рори Дивайн. Лицо его потемнело, на худых плечах свободно висела большая, не по размеру, куртка. Он приветливо поздоровался с пришедшими, но вид священника с пурпурной накидкой на плечах, пожалуй, не поднял его настроения.
   — Примерно в пять пятнадцать эту башенку со всех сторон начнут обстреливать бронебойными пулями снайперы, — пояснил Флинн.
   — Их будет целая толпа, не так ли?
   Флинн продолжал:
   — И тем не менее ты должен остаться здесь и стрелять по вертолетам. По бронетранспортерам стреляй из противотанкового гранатомета.
   Дивайн подошел к разбитому окну и посмотрел вниз. Флинн добавил еще пару фраз к своим указаниям, а потом сказал:
   — Вот отец Мёрфи интересуется твоей душой.
   Дивайн посмотрел назад, на священника:
   — Я уже исповедовался минувшим утром в этом же самом соборе у отца Бертеро. После этого никаких особых грехов не было.
   — Если вы покаетесь, — сказал отец Мёрфи, — обретете спасение. — Он повернулся и направился к входу на лестницу.
   На прощание Флинн пожал Дивайну руку:
   — Удачи тебе! Увидимся в Дублине.
   — Пока, Брайен… Жду тебя в пивной Каванахса или на нашем старом месте… в пивнушке у черной стены.
   Флинн повернулся и бросился вниз по лестнице, догнав отца Мёрфи на ближайшем пролете. Они вышли из южной башни и, пройдя церковные хоры, подошли к колокольне. Флинн, показав рукой на винтовую лестницу, сказал:
   — Я должен снова поговорить с Маллинсом.
   Отец Мёрфи хотел напомнить, что существует полевой телефон, но что-то в поведении Флинна остановило его. По винтовой лестнице они добрались до площадки, откуда вверх приходилось подниматься по скобам пожарной лестницы. Добравшись до нижней звонницы и войдя в нее, Флинн огляделся. В большом четырехугольном помещении тускло блестели стекла маленьких окошек, вделанных в толстые стены. Маллинс предусмотрительно разбил почти все окна на случай, если придется менять позицию. Подняв с пола толстый осколок стекла, Флинн посмотрел на него, а потом на священника и проговорил:
   — Великое множество людей смотрят сейчас на собор по телевидению и в болезненном нетерпении ожидают того момента, когда покажут, как он выглядит после всего случившегося.
   Отец Мёрфи не дал ему продолжить:
   — Я не хочу больше выслушивать от вас никаких откровений. Я — священник, и меня вряд ли чем-нибудь удивишь, но я все еще сохранил веру в человечность.
   — Вот уж воистину чудо. Я испытываю благоговейный трепет перед…
   На этот раз отец Мёрфи понял, что Флинн не шутит, а говорит искренне. Поэтому он сказал:
   — Я видел, как ваши люди заботятся друг о друге и о вас тоже… Я выслушал их исповеди… Все это вселяет добрые надежды.
   Флинн кивнул:
   — А как Хики? Меган? Лири? Я, наконец?
   — Да будет Бог милостив ко всем душам.
   Флинн ничего не ответил, а отец Мёрфи продолжал:
   — Если вы собираетесь убить меня, то делайте это побыстрее.
   На лице Флинна отразилось сперва крайнее недоумение, а затем обида.
   — Но… Почему вы так подумали?
   Отец Мёрфи машинально стал бормотать извинения, но почувствовал, что в данных обстоятельствах это совсем лишнее. Флинн приблизился и, взяв его за руку, произнес:
   — Послушайте, я сдержал свое обещание и позволил вам обойти всех и выполнить свой долг. Но теперь я хочу просить вас исполнить мою просьбу.
   Отец Мёрфи настороженно посмотрел на него. Флинн продолжал:
   — Обещайте мне, что после того как все закончится, вы проследите, чтобы всех моих людей похоронили в Гласневине вместе с ирландскими патриотами. Можете хоронить по католическому обряду, если сочтете нужным… Я знаю, устроить все будет нелегко… Могут пройти годы на уговоры этих чертовых свиней в Дублине… Они никогда не знали своих героев и признают их лишь через полвека после их смерти…
   Священник с недоумением посмотрел на Флинна, затем ответил:
   — Меня не будет в живых, так что…
   Флинн взял священника за руку, будто собираясь пожать ее, но вместо этого надел на запястье Мёрфи одну половинку наручников, а вторую прикрепил к железным перилам винтовой лестницы.
   Отец Мёрфи пристально посмотрел на свое прикованное запястье и перевел взгляд на Флинна.
   — Освободите меня.
   По лицу Флинна проскользнуло жалкое подобие улыбки.
   — Вы даже не предполагали, что окажетесь здесь. Постарайтесь сохранить рассудок, когда здесь начнут летать пули. Эта башня при взрыве уцелеет.
   Лицо священника побагровело, и он закричал:
   — Вы не имеете права! Освободите меня!
   Флинн будто не слышал его слов. Он достал из-за пояса пистолет и прыжком вскочил на ступеньку лестницы.
   — Может случиться, что Хики, Меган… или кто-нибудь еще заявится к вам… — Он положил оружие на пол. — Убейте их, падре… — Флинн начал спускаться по лестнице. — Удачи вам, святой отец!
   Мёрфи нагнулся и схватил пистолет свободной рукой. Взведя курок, он нацелился в голову Брайена.
   — Стоять!
   Флинн улыбнулся, продолжая невозмутимо спускаться по лестнице.
   — Живи, Ирландия! — выкрикнул он по-ирландски. — Прощай, Тимоти Мёрфи.
   Он рассмеялся, и его смех эхом разнесся по всей башне.
   Отец Мёрфи закричал ему вслед:
   — Остановитесь! Послушайте… вы должны спасти и других!.. Морин!.. Бога ради, вы же мужчина, она любит вас… — Не отрываясь он смотрел в темноту лестничной клетки, пока Флинн не скрылся из виду.
   Отец Мёрфи бросил пистолет на пол и попытался сорвать наручники, но ничего не вышло, и он упал на колени рядом с входом на лестницу. Где-то в городе звонил церковный колокол, первые его звуки подхватили в других церквах, и вскоре до его слуха доносилось с добрую дюжину разнообразных перезвонов, на все лады играющих гимн «Не страшись». И Мёрфи подумал, что, должно быть, сейчас звонит каждый колокол в городе, каждый колокол в стране, и надеялся, что остальные также услышат этот стройный колокольный перезвон и почувствуют, что они не одни. Впервые с того момента, как все это началось, отец Мёрфи ощутил, как на его глаза наворачиваются слезы.

Глава 55

   Брайен Флинн вышел из колокольной башни и направился по проходу центрального нефа, его шаги по мраморному полу гулко отдавались в тишине собора. Повернув в галерею, он подошел к Джону Хики, который стоял на платформе алтарного органа и смотрел на Флинна. Тот нарочито неторопливо поднялся по ступенькам и остановился прямо перед стариком. После краткого молчания Хики сказал:
   — Сейчас четыре пятьдесят девять. Ты позволил Мёрфи потратить драгоценное время, пытаясь спасти уже проклятые души. По крайней мере, все знают теперь, что должны делать?
   — Шрёдер не звонил?
   — Нет. Значит: либо ничего нового, либо что-то не так. — Хики вытащил из кармана трубку и набил ее. — Всю ночь я беспокоился, что табаку мне не хватит до конца моих дней. Вот что по-настоящему заботило меня… Ни один мужчина не должен экономить на табаке до своей смерти. — Он чиркнул спичкой, и этот звук показался непомерно громким в окружающей тишине. Хики глубоко затянулся и продолжил: — О'кей… А где священник?
   Флинн неопределенно кивнул в сторону башен и пояснил:
   — На него мы не держим зла… Он не обязан расплачиваться за то, что оказался в неудачное время в неудачном месте.
   — Почему, собственно, нет? В таком случае, почему все остальные должны умереть? — Во взгляде Хики появилось какое-то странное жуткое выражение. — А-а, понимаю, подхалимничая перед Богом, ты должен спасать жизнь каждого десятого из массы жертв.
   — Кто ты такой? — неожиданно спросил Флинн. Старик весело улыбнулся:
   — Что, напугал я тебя, парень? Не бойся! Я всего лишь старый человек, который забавляется, играя на человеческих страхах и суевериях. — Хики перешагнул через тело Пэда Фитцджеральда и придвинулся ближе к Флинну. С причмокиваниями посасывая трубку, он с грустным видом всматривался в его лицо. — Знаешь, парень, мне стало веселее жить с тех пор, как я сам себя похоронил, в отличие от того времени, когда я был заключенным. Ты же очень далек от воскресения — хотя однажды некто создал на этом целую религию. — Он показал пальцем на распятие, висящее над алтарем, и рассмеялся вновь.
   Флинн ощутил дыхание старика и немного отпрянул назад. Положив правую руку на корпус органа, он спросил:
   — Ты знаешь что-нибудь об этом кольце на моей руке?
   Хики даже не взглянул на кольцо.
   — Я знаю только, что ты веришь в него.
   — А что же оно представляет собой на самом деле?
   — Обычное кольцо, сделанное из бронзы.
   Флинн снял кольцо с пальца и положил его на свою раскрытую ладонь.
   — В таком случае, я ношу его слишком долго. Возьми его!
   Хики пожал плечами и потянулся за кольцом, но Флинн резко зажал ладонь и настороженно посмотрел на Хики. Глаза старика сузились в темные щелочки.
   — Так ты хочешь знать, кто я такой и зачем я здесь? — Хики с преувеличенным интересом уставился на тлеющие красноватые огоньки в своей трубке. — Могу сказать тебе, что я призрак, мертвец, вставший из могилы, чтобы вернуть кольцо и уничтожить тебя и новых фениев, дабы увековечить эту борьбу в последующих поколениях. Только так следует разъяснять это кельтское поверье, связанное с кольцом, ибо оно укрепляет твой дух и развеивает суеверные страхи. — Хики долго не спускал взгляда с Флинна. — Но могу также сказать тебе и гораздо более страшную правду. Я живой. Твоя собственная темная душа вообразила мертвеца, как вообразила она привидение, или злого духа, или все ночные кошмарные существа, которые хороводом бродят по темным берегам твоего сознания вокруг мерцающих огоньков торфяного болота. Господи, Брайен, это же страх, и ты не можешь найти убежище от монстров, которых носишь в себе.
   Флинн не отрываясь смотрел на морщинистое белое лицо Хики. Внезапно глаза старика стали ласковыми и искрящимися, а рот скривился в добродушной улыбке.
   — Что-нибудь понял из сказанного? — спросил он.
   — Да, понял, — ответил Флинн. — Понял, что ты тварь, которая сосет кровь и силу из других, тех, кто слабее тебя. Я ошибся, взяв тебя сюда, поэтому на мне лежит обязанность не дать тебе совершать дальнейшие злодеяния.
   — Все злодеяния уже совершены. Да если бы ты примкнул ко мне, вместо того чтобы хныкать и жаловаться на судьбу, то уже давно смог бы выполнить свои обязанности перед народом, не говоря уже о своем предназначении.
   Флинн насмешливо посмотрел на Хики:
   — Дело тут не в том, что могло случиться, а в том, что я не допущу, чтобы ты вышел отсюда живым. — Резко повернувшись на каблуках, он направился к алтарному помосту. Остановившись перед престолом кардинала, он обратился к нему: — Ваше Преосвященство, полиция начнет штурм где-нибудь около пяти пятнадцати. Отец Мёрфи находится в относительной безопасности, мы же — нет, весьма вероятного, что мы можем погибнуть. — Флинн внимательно посмотрел в лицо кардинала, пытаясь понять, как тот отреагирует на его слова, но никакой реакции не последовало. Тогда он продолжил: — Я хочу, чтобы вы знали, что все люди, находящиеся за пределами собора, тоже несут ответственность за случившееся. Как и я, они суетны, самовлюбленны и порочны. Весьма печальный жребий преподносила нам за тысячелетия христианская заповедь любви к ближнему и милосердия. Вы не согласны?
   Кардинал наклонился к нему с трона.
   — Этот вопрос всегда встает перед человеком, когда он ищет путь, по которому идти всю жизнь. Ваша жизнь окончена, и очень скоро вы получите ответы на все вопросы. Так используйте последние минуты, чтобы поговорить с ней, — сказал он и кивнул в сторону Морин.
   Флинн отшатнулся. Такого ответа он, по-видимому, не ожидал от священнослужителя. Отойдя от трона, он повернулся и пошел на другую сторону алтаря.
   Морин и Бакстер так и сидели там молча, прикованные к первой скамье. Не говоря ни слова, Флинн расковал наручники, а затем сдержанно проговорил:
   — Мне хотелось бы, чтобы вы оба находились в менее открытом месте, но кое-кто не разделяет моего мнения. Как бы то ни было, когда начнется стрельба, вас не казнят, потому что мы сможем отразить штурм, и вы снова нам понадобитесь. — Он посмотрел на часы и продолжил все так же бесстрастно: — Вскоре после пяти пятнадцати вы увидите, как взорвутся все двери собора вместе с полицейскими, которые станут крушить их. Знаю, что вы оба можете сохранять хладнокровие. Постарайтесь спрятаться под скамейки, которые позади вас. А ближе к шести часам трем минутам, если, конечно, останетесь живы, убирайтесь отсюда, что бы ни происходило вокруг вас… Большего для вас я сделать не могу.
   Морин встала и пристально посмотрела на Флинна.
   — Никто не просил тебя что-то делать для нас. Если что-нибудь хочешь сделать для всех, иди вниз и открой ворота ризницы. Затем поднимись на кафедру и скажи своим людям, что все кончено. Никто не остановит тебя, Брайен. Думаю, они ждут от тебя этих слов.
   — Когда откроют ворота Лонг-Кеш, я открою все двери здесь.
   — Ключи от тюрем Ольстера находятся не в Америке, не в Лондоне или Дублине. Они в Ольстере, — не унималась Морин. — Дай мне срок — год, и я освобожу в Белфасте и Лондондерри больше людей, чем когда-либо освободил ты, прибегая к захвату заложников, налетам и покушениям…
   Флинн рассмеялся:
   — Год? Да тут многих лет не хватит. Если католики позволят, протестанты не согласятся.
   Морин глубоко вздохнула, чтобы говорить спокойно, и продолжала:
   — Хорошо… Теперь к этому лучше не возвращаться. Но ты не имеешь права вести этих людей на верную смерть. И ты лишь одним словом можешь устранить угрозу смерти, нависшую над этим проклятым местом. Иди же! Сделай это! Сейчас же!
   Она размахнулась и ударила его по лицу. Бакстер отшатнулся в сторону и отвернулся. Флинн притянул Морин к себе за руки и сказал:
   — Этой ночью каждый считает нужным давать мне советы. Странно, что люди не обращают на тебя особого внимания, пока не подложишь им адскую машину, не правда ли? — Он выпустил ее руки. — А ты, кстати, ушла от меня четыре года назад, так и не дав ни единого совета на будущее. Все, что ты наговорила мне сегодня ночью, могла бы сказать еще тогда.
   Морин бросила взгляд на Бакстера — ей было неловко от того, что он все слышал. Она тихо-тихо проговорила:
   — Да и тогда я тоже высказала все, что должна была, но только ты не прислушался.
   — Видимо, ты говорила слишком тихо. — Флинн повернулся к Бакстеру: — Насчет вас, Гарри. — Он придвинулся ближе. — Майору Бартоломео Мартину очень нужно, чтобы здесь нашел бы свою смерть какой-нибудь англичанин. Вы прекрасно подходите для этой роли.
   Бакстер на мгновение задумался и ответил:
   — Да… он больной человек… одержимый… Мне кажется, я всегда подозревал его…
   Флинн посмотрел на часы.
   — Извините, мне нужно поговорить со своими людьми.
   Он отвернулся и направился к кафедре. Морин побежала за ним и, положив руку ему на плечо, развернула к себе.
   — Черт побери, ты что, даже не собираешься попрощаться?
   Лицо Флинна вспыхнуло, похоже, он потерял самообладание, но, откашлявшись, произнес:
   — Извини… Я даже не подумал, что ты… Ну что ж… Прощай… Больше нам не представится случай поговорить. Удачи!..
   Поколебавшись, он наклонился к ней, но внезапно выпрямился. Морин начала что-то говорить, но ее прервал Галлахер, выкрикнувший из ризницы:
   — Брайен! Здесь Бурк, он хочет тебя видеть!
   Флинн с некоторым удивлением посмотрел на часы. Из-за органа донесся голос Хики:
   — Это ловушка!
   Флинн неуверенно посмотрел на Морин. Она чуть заметно кивнула. Он на пару секунд удержал ее взгляд и прошептал:
   — До сих пор я доверяю тебе. — Улыбнувшись, он быстро обогнул алтарь и спустился по ступенькам.
   У решетки стоял Бурк, без пиджака, в рубашке с короткими рукавами и с пустой наплечной кобурой, держа руки в карманах брюк. Флинн без опаски приблизился к решетке и остановился перед ней.
   — Ну, что скажешь?
   Бурк ничего не ответил, тогда тон Флинна стал еще грубее:
   — Разве ты не собираешься требовать, чтобы я сдался или…
   — Нет.
   Флинн обернулся и крикнул Галлахеру:
   — Отдохни немного. — Потом опять повернулся к Бурку. — Ты пришел, чтобы убить меня?
   Бурк вынул руки из карманов и положил их на прутья решетки.
   — Почему ты так считаешь? Потому что я пришел без белого флага?
   — Ты должен. Ты обязан убить командира противника при любом удобном случае. Если бы на твоем месте был Беллини, я не задумываясь убил бы его.
   — На этот счет, к сожалению, установлены правила.
   — Да, и в отношении тебя я придерживаюсь одного такого правила.
   Пара секунд прошла в тишине, потом снова заговорил Флинн:
   — Что тебе надо на сей раз?
   — Я только хотел сказать, что не испытываю к тебе личной враждебности.
   — Я это знал, — улыбнулся Флинн. — Я чувствовал это. И к тебе, Бурк, у меня нет неприязни. Да черт с нею, с этой неприязнью. У меня также нет личной ненависти к твоим людям, впрочем, и у большинства из них тоже, видимо, нет личной ненависти ко мне.
   — Тогда почему же мы находимся здесь?
   — Потому, что в тысяча сто пятьдесят четвертом году Адриан Четвертый позволил английскому королю Генриху Второму ввести свою армию в Ирландию. Мы здесь потому, что четыре года назад красный автобус до Кледи прошел мимо Уайтхорнского аббатства. Поэтому я здесь. А вот почему ты пришел сюда?
   — До пяти часов я был на дежурстве.
   Флинн улыбнулся и заметил:
   — Черт побери, это на удивление недостаточная причина, чтобы умереть. Я освобождаю тебя от обещания участвовать в штурме. Может, за это ты убьешь Мартина? Это он подставил бедного Гарри, и тот оказался здесь. Ты уже догадался зачем?
   Лицо Бурка не отразило никаких эмоций. Флинн посмотрел на часы: 5.04. Что-то не так, видимо, какая-то накладка.
   — Может, тебе лучше уйти отсюда?
   — Как хочешь? Я останусь на связи с тобой до шести ноль три.