Сверху показалась мужская фигура: черные ботинки, черные брюки (романтический образ — как раз под стать окружающей обстановке), затем обозначилось лицо отца Доннелли. Высоко над головой он держал поднос, чтобы тот не мешал ему спускаться.
   — Они были здесь, но уже ушли.
   Флинн подошел к проходу и взял поднос у священника. Отец Доннелли закрыл гроб, они вошли в комнату, и Флинн поставил поднос на небольшой деревянный столик.
   Настоятель внимательно осмотрел комнату — так хозяин проверяет помещение для гостей. Потом перевел взгляд на неподвижную фигуру Морин и обернулся к Флинну.
   — Так, значит, это вы взорвали бронетранспортер, верно? Могу сказать, что это более чем дерзко.
   Брайен промолчал.
   — Ну хорошо, в любом случае они теперь направились к ферме Мак-Глохлинов. Эти Мак-Глохлины — верные прислужники полиции. Твердые пресвитериане. Они пришли сюда из Шотландии еще с армией Кромвеля. И все три века, проживая на этой земле, считали Ольстер своей страной… Как чувствует себя ваша спутница?
   Флинн осторожно опустился на колени около Морин.
   — Спит. — Он коснулся рукой ее лба. — У нее жар.
   — Я принес несколько таблеток пенициллина, аптечку первой помощи, а еще горячий чай с беконом. — Из кармана аббат достал небольшую бутылочку. — А здесь немного виски для вас. Конечно, если пожелаете.
   Флинн взял протянутую ему бутылку.
   — Благодарю. Это именно то, в чем я нуждаюсь сейчас больше всего. — Он откупорил бутылку и сделал большой глоток.
   Отец Доннелли нашел в углу две скамеечки и пододвинул их к деревянному столику, на который Брайен поставил поднос.
   — Дайте ей поспать. А пока мы с вами выпьем чаю.
   Флинн присел, наблюдая за священником, за движениями человека, который с полнейшей серьезностью относится к принятию пищи.
   — И кто же был здесь? — внезапно спросил Флинн.
   — Английские солдаты и местная полиция. Полицейские, как водится, хотели подорвать здание, но армейский офицер удержал их. Майор Мартин. Вы, наверное, знаете его? Да, он законченный мерзавец. В любом случае, все они великолепно разыграли свои роли.
   — Я рад, что у каждого человека когда-нибудь наступают лучшие времена. Жаль лишь, что приходится будить людей так рано.
   — Знаете, молодой человек, создается впечатление, что участники этой войны про себя высоко оценивают достоинства друг друга. Равнодушие в этом деле особо не ценится.
   Флинн внимательно смотрел на священника. Наконец ему встретился человек, который не лгал.
   — Можно нам уйти отсюда? — спросил Флинн, маленькими глоточками отхлебывая горячий чай.
   — Нужно подождать, пока они окончательно не исчезнут из этих мест. Знаете, наблюдать ведь можно и в бинокль. Посидите еще, по крайней мере, дня два. Уйдете, разумеется, ночью.
   — А что, разве все путешествуют по ночам?
   Прелат рассмеялся:
   — Видите ли, мистер…
   — Кохарен.
   — Раз на раз не приходится… Когда же все это закончится?
   — Когда англичане покинут наши земли и шесть северных и двадцать шесть южных графств объединятся.
   Отец Доннелли осторожно опустил чашку на стол.
   — Нет, сын мой. Истинное желание ИРА, самое тайное, самое скрытое желание всех католиков — это не только сосуществование в мире после объединения юга и севера, о чем сказали вы. Это желание выдворить всех протестантов обратно в Англию, Шотландию, Уэльс. Выгнать всех Мак-Глохлинов, чтобы те отправлялись обратно, на свою историческую родину, которую они не видели и не вспоминают уже три столетия.
   — Да, они все ублюдки.
   Священник лишь пожал плечами.
   — Поймите, я не собираюсь навязывать свое личное мнение. Хочу только, чтобы вы поняли зов своего собственного сердца.
   Флинн склонился над столом.
   — Почему вы здесь? Католическое духовенство никогда не поддерживало каких-либо выступлений или восстаний ирландцев против Британии. Так как же вы решились на подобное?
   Отец Доннелли долго молча смотрел в свою чашку, а потом перевел взгляд на Флинна.
   — Я не связываю себя с теми понятиями, которые так много значат для вас. Мне безразлично, какова ваша политика или даже политика церкви. Моя роль здесь — обеспечить убежищем нуждающихся в нем. Тайное убежище в стране, доведенной до безумия.
   — Любому? Убийце, подобному мне? Протестантам? Английским солдатам?
   — Всем, кто попросит. — Настоятель встал. — Когда-то в этом аббатстве был орден из пятидесяти монахов, теперь остался только я. — Он остановился и пристально посмотрел на Брайена. — У этого аббатства довольно призрачное будущее, мистер Кохарен, но очень богатое прошлое.
   — Будущее… оно одно — и у вас, и у меня. И я надеюсь, что не такое призрачное, как у нашей страны.
   Прелат, казалось, не слышал его слов и продолжал:
   — Эта гробница была когда-то подземным хранилищем ценностей древнего кельтского знатного рода Бруидинов. Вы знаете, для чего она предназначалась?
   — Догадываюсь.
   — Здание называлось домом для заложников. Но у этого подземелья было совсем иное предназначение. Шесть сторон — стены комнаты — обозначают место, где встречаются шесть дорог. Поэтому-то строившиеся здания имели многогранную форму — скорее всего, именно по форме фундамента.
   Священник на миг прервал свои объяснения и жестом показал наверх.
   — По преданию, здесь, в Бруидине, путники или беженцы могли скрываться в стенах дома по традиции и согласно королевскому указу. Как видите, кельты не были варварами, как принято считать. — Аббат внимательно взглянул на Флинна, как бы показывая, что закончил рассказ. Однако после долгого молчания продолжил: — Так что, по древнему кельтскому преданию, вы выбрали верное место.
   — Значит, вы даете приют людям, соединяя отголоски языческих преданий и христианского милосердия?
   Священник слегка улыбнулся и ответил:
   — Ирландский католицизм всегда был смесью язычества и христианства. Раннее христианство (после Патрика) воздвигало свои церкви на святых местах древних друидов, это место также считалось священным. Думаю, что сначала они сожгли Бруидин дотла, а потом создали свой храм странной архитектуры, но на старом фундаменте. Вы, должно быть, обратили внимание на древность этих каменных стен. Позже этот своеобразный монастырь разрушили викинги, а британская армия Кромвеля практически стерла его с лица земли. Уайтхорнское аббатство — последний храм, поставленный на древнем фундаменте. Протестантские фермеры нагло захватили все лучшие земли Ирландии, но католическая церковь сохранила свои храмы на старых священных местах.
   — А разве вы желали чего-то большего?
   Священник долгим взглядом посмотрел на Флинна, а затем проговорил:
   — Вы бы лучше разбудили свою спутницу, пока чай не совсем остыл.
   Флинн поднялся и прошел в угол, где неподвижно лежала закутанная в одеяло Морин, опустился перед ней на колени и шепнул:
   — Будешь чай?
   Она медленно открыла глаза.
   — Давай я помогу тебе встать, — предложил ей Брайен. — Держись за меня.
   Он помог ей подняться и подвел к скамье, на которой только что сидел.
   — Как ты себя чувствуешь? — снова спросил он. Морин настороженно обвела взглядом уставленную свечами комнату.
   — Вроде бы получше.
   Флинн налил ей чаю, а отец Доннелли извлек из пузырька таблетку.
   — Выпейте это.
   Морин взяла таблетку и запила ее одним большим глотком еще теплой жидкости.
   — Англичане приходили? — обеспокоенно спросила она.
   Священник положил руку на лоб девушки.
   — Приходили, но уже ушли. Дня через два и вы сможете уйти отсюда.
   Морин настороженно посмотрела на служителя церкви. Он был так внимателен к ним, хотя и знал, кто они и чем занимаются. Вдруг ей стало очень стыдно. Всякий раз, когда о ее жизни узнавали другие люди, она чувствовала не гордость за свое дело, а стыд, хотя, казалось, это противоречит нормальной логике.
   — Вы можете помочь нам?
   — Да, конечно, дочь моя. Не волнуйтесь. Пейте чай.
   — Нет, я имею в виду, можете ли вы помочь нам… уйти отсюда?
   Священник кивнул головой:
   — Я понял. Да, если вы захотите, то я помогу вам. Это намного проще, чем вы думаете.
   Флинн явно стал беспокоиться.
   — Святой отец, спешите спасти души своих прихожан. А мне нужно лишь немного поспать. И… благодарю вас за все, что вы для нас сделали.
   — Рад, что смог вам помочь.
   — А может быть, вы окажете нам еще одну услугу? Я дам вам телефонный номер. Человеку, который подойдет к телефону, скажите, где мы находимся, и передайте, что Брайен и Морин нуждаются в помощи. А мне потом расскажете, что он ответил.
   — Я позвоню из соседнего селения. Только там есть неиспорченный телефон.
   Флинн еле заметно улыбнулся:
   — Если я показался вам чересчур резким, то…
   — О, не тревожьтесь об этом, — успокоил его священник и, еще раз повторив номер телефона, который ему дал Брайен, попрощался и исчез в узком темном проходе.
   Флинн несколько секунд смотрел ему вслед, затем повернулся, взял со стола бутылку виски и немного налил в чашку для Морин. Девушка раздраженно мотнула головой:
   — Нет, Брайен, не надо. Я же приняла пенициллин.
   Флинн нежно посмотрел на нее:
   — Вижу, тебе не стало лучше, да?
   — Боюсь, что так.
   Он понимающе кивнул головой.
   — Давай теперь посмотрим твою рану! — предложил он.
   Морин встала, медленно сняла через голову еще влажный свитер и положила его на скамью. Флинн видел, что она испытывает сильные страдания, расстегивая и снимая окровавленный лифчик, но не предложил помощь. Вместо этого он взял со стола свечу и внимательно рассмотрел то, что причиняло ей столько мучений, — широкая глубокая рана протянулась по всей правой груди и доходила до подмышки. Пройди пуля всего на дюйм влево, и она бы погибла.
   — Задело лишь слегка, — заметил Флинн.
   — Знаю сама.
   — Самое поганое, что мы не можем обратиться к врачу.
   Раздеваясь, Морин сделала несколько резких движений, от которых рана снова открылась, и Флинн увидел, что из нее опять сочится густая темная кровь.
   — Потерпи, будет немного больно, — предупредил он. Флинн осторожно перевязал рану, поддерживая ее руку, которую самой ей держать поднятой долгое время было трудно. — А теперь ложись и хорошенько укутайся в одеяло.
   Морин послушно легла, но согреться не могла: ее по-прежнему знобило, одеяло и одежда были противно мокрыми. Вся правая сторона горела от непрерывной ноющей боли, к горлу подступала тошнота, от чего она испытывала мучительную жажду.
   — Мы живем, как звери, зализывая свои раны, забывая свою человеческую природу… забывая веру в…
   — Бога? Ты что, веришь в эти церковные бредни, Морин? Ну, тогда присоединяйся к англиканской церкви — у тебя будет свой Бог, ты станешь почтенной дамой и сможешь сидеть за чаем с болтливыми леди, обсуждая последние зверства ИРА.
   Она закрыла глаза, по ее щекам потекли горькие слезы…
   Заметив, что девушка уснула, Флинн взял чашку, налил виски, залпом выпил и принялся мерить шагами подземную камеру. Он снова пристально изучил стены и выжженные на них знаки. Сколько им лет? Что заставило друидов и христиан считать это место священным? Какой дух жил здесь, в самом центре земли? Взяв в руки свечу, Брайен поднес ее к деревянному сундуку и внимательно рассмотрел его. Затем дотронулся до деревянной крышки и открыл ее. Внутри лежали обломки штукатурки с древними кельтскими письменами и несколько металлических осколков бронзы и ржавого железа. Рассматривая их, Флинн обратил внимание на большое овальное кольцо, кое-где покрытое зеленоватым налетом.
   Флинн взял его и осторожно надел на безымянный палец. Кольцо хоть и было большим, но пришлось впору. Сжав руку, он поднес ее поближе к свече и стал внимательно изучать кольцо. Оно было сделано в форме креста с овальным отверстием в середине, сквозь тусклую матовую поверхность он разобрал кельтские надписи вокруг грубо вычерченного бородатого лика.
   Потерев пальцами поверхность кольца, ему удалось снять немного налета. На него смотрело лицо с резкими чертами, похожее на детское, но с тяжелым, мрачным взглядом. Вдруг у Брайена закружилась голова, и он ощутил, как слабеют ноги. Тело его согнулось, и он с глухим стуком упал на пол. И потерял сознание.

Глава 4

   Флинн открыл глаза и увидел знакомое лицо, склоненное над ним.
   — Уже полдень, — сказал отец Доннелли. — Я принес вам поесть.
   Взглянув на священника, Флинн заметил, что тот внимательно рассматривает кольцо на его пальце. Поднявшись на ноги, Брайен огляделся вокруг. Морин сидела за столом в новом свитере и ела из большой чашки, от которой шел аппетитный запах. Флинн подошел и сел напротив нее.
   — Ну как, тебе лучше?
   — Намного.
   Отец Доннелли приблизился к ним.
   — Не будете против, если я присоединюсь к вам?
   — Это ваша пища и ваш стол, — заметил Флинн. Священник улыбнулся:
   — В одиночестве никогда не получаешь удовольствия от еды.
   Флинн взял со стола ложку.
   — Почему вам не присылают в помощь… монаха или кого-нибудь еще? — спросил он, зачерпывая полную ложку тушеного мяса.
   — Здесь есть один человек, который присматривает за хозяйством, но сейчас он в отъезде. — Отец Доннелли наклонился, бросив взгляд на кольцо на руке Флинна. — Я вижу, вы нашли сокровища Уайтхорнского аббатства.
   Флинн не ответил сразу, будучи не в силах оторваться от еды.
   — Извините. Невозможно противостоять такому искушению, — сказал он наконец.
   — Ничего.
   Морин подняла глаза на мужчин:
   — Не могли бы вы объяснить, о чем идет речь?
   Флинн снял с пальца кольцо, передал его девушке и показал на открытый сундук. Морин долго рассматривала древнее кольцо, затем протянула его отцу Доннелли.
   — Необычное кольцо, — сказала она. Тот повертел его в руках и заметил:
   — Оно необычайно большое, по меньше мере.
   Флинн взял со стола бутылку и налил себе виски в стакан.
   — Откуда оно появилось здесь? — спросил он священника.
   Отец Доннелли покачал головой:
   — Последний аббат говорил, что оно всегда было здесь вместе с другими вещами, в этом сундуке. Возможно, его нашли, когда строили один из храмов, скорее всего, в этом подземелье… или под ним.
   Флинн задумчиво глядел на кольцо в руке прелата.
   — Еще в дохристианскую эпоху?
   — Да. В языческие времена. Если хотите романтическую историю, то можно сказать, что оно принадлежало королю-завоевателю. Более точно, какому-то фению. Это, несомненно, мужское кольцо, причем довольно могучего мужчины.
   Флинн кивнул головой:
   — А может быть, это кольцо Мак-Камейла? Или Дермота?
   — А почему бы и нет? Кто еще мог носить кольцо такого большого размера?
   Флинн улыбнулся:
   — А вы чуточку язычник, святой отец. Разве святой Патрик не требовал от фениев отправляться ко всем чертям? Какое преступление они совершили, чтобы потом вечно гореть в аду?
   — Не преступление. Просто родились не в то время. — Отец Доннелли улыбнулся Флинну и добавил: — Как и многие из нас.
   — Это верно.
   Флинну все больше нравился этот священник, способный подшучивать над своими же догмами. Отец Доннелли перегнулся через стол.
   — Когда Ойзин, сын Финна Мак-Камейла, вернулся из Земли Вечной Юности, он увидел, что христианство в Ирландии уже начинает крепнуть. Говорили, что мужественного завоевателя этот процесс привел в замешательство. Ойзин отвергал все принципы христианской веры и стремился к воскрешению свободной и непобедимой Эрин — этой древней Ирландии. Если бы он или его отец, Финн Мак-Камейл, попали в свою страну сегодня, то возрадовались бы, увидев, как христиане воюют друг с другом. И, несомненно, смогли бы опознать среди нас немало новых язычников.
   — Вы имеете в виду меня? — перебил священника Флинн.
   Морин, разливая чай в кружки, с укором сказала:
   — Сейчас речь ведешь не ты, Брайен, не так ли? Пожалуйста, не перебивай!
   Отец Доннелли поднялся:
   — Я выпью чай в трапезной.
   Морин тоже поднялась вслед за святым отцом:
   — О нет, не уходите.
   — Мне действительно надо идти.
   Поведение священника перешло от назидательно спокойных манер священнослужителя к деловому тону. Он посмотрел на Флинна:
   — Ваши друзья сказали, чтобы вы остались здесь хотя бы еще на пару дней. Они свяжутся со мной и передадут дальнейшие указания. У вас есть какие-либо вопросы или просьбы?
   Флинн покачал головой:
   — Нет.
   Морин взглянула на него, а затем на отца Доннелли:
   — У меня есть просьба… Скажите им, что мне нужен безопасный проезд до Дублина, сто фунтов и рабочая виза для поездки туда.
   Кивнув, священник повернулся, чтобы уйти, но, с мгновение поколебавшись, возвратился. Подойдя к столу, он положил на него кольцо.
   — Мистер…
   — Кохарен.
   — Да. Возьмите это кольцо себе.
   — Но почему?
   — Потому что вы хотите иметь его, а я нет.
   — Это ценная реликвия.
   — Для вас — да, а для других — это еще вопрос.
   — Не буду спрашивать, что вы имеете в виду.
   Бросив настороженный взгляд на священника, Флинн встал, взял кольцо со стола и снова надел его на палец. В его голове мелькнуло несколько мыслей, но ни одну из них он не хотел высказывать вслух.
   — Благодарю вас, — обратился он к священнику и опять взглянул на кольцо. — Может быть, на нем лежит какое-нибудь проклятие, как мне узнать об этом?
   — Считайте, что так оно и есть, — ответил священник.
   Отец Доннелли долго смотрел на двух молодых людей, стоящих перед ним.
   — Я не могу одобрить вашего жизненного выбора, но мучительно больно видеть, как умирает любовь, любая любовь, в нашей бесчувственной стране… — С этими словами, резко повернувшись, он исчез в темном проходе.
   Флинн понял, что, пока он спал, Морин рассказала священнику обо всем происшедшем с ними в последнее время. Белфаст, пожилая женщина в автобусе, аббатство, священник, который, проповедуя христианство, использует языческие легенды, отчужденность Морин… Ситуация явно выходила из-под его контроля. Какое-то время он стоял неподвижно, погруженный в свои мысли. Затем, очнувшись от тягостных раздумий, обратился к Морин:
   — Я рад, что ты снова подумала о Дублине.
   Не поднимая на него глаз, она покачала головой.
   — Прошу тебя остаться… не только потому, что я… я имею в виду… — начал Флинн.
   — Я знаю, что ты имеешь в виду. «Вступают раз, не выходят никогда». Я не боюсь их.
   — А бояться нужно. Но я не могу защитить тебя…
   — Я и не прошу об этом. — Морин с надеждой посмотрела на него. — Лучше бы нам уехать обоим, — сказала она.
   — Наверное, ты права. Ты понимаешь эти вещи лучше, чем я, — тихо проговорил Брайен.
   Морин хорошо понимала его интонации. Голос отчужденный. Насмешливый. Воздух в подземелье сразу стал густым и гнетущим. Священное это место или нет, но оно вызывало у нее тревогу. Она подумала о гробе, сквозь который они попали в это святилище, и решила, что сейчас они сами стали в чем-то походить на мертвецов. Когда она выйдет отсюда, то постарается вычеркнуть из памяти это место, а заодно и все воспоминания о войне.
   Морин настороженно посмотрела на кольцо, надетое на палец Флинна.
   — Оставь эту проклятую штуку здесь, — попросила она.
   — Нет, Морин. Даже больше чем нет. Я возьму не только это кольцо, но и имя, связанное с ним.
   — Какое имя?
   — Мне необходимо новое кодовое имя… Финн Мак-Камейл.
   Морин чуть было не рассмеялась.
   — В любой другой стране пришли бы к выводу, что ты страдаешь манией величия, и отправили бы тебя на лечение. В Северной же Ирландии тебя посчитают вполне нормальным, Брайен.
   — Но я действительно нормален.
   — Что-то сомневаюсь…
   Флинн удивленно посмотрел на нее, освещенную мерцающими бликами горящих свечей. Он подумал, что Морин никогда еще не выглядела так прекрасно, и вспомнил, что, когда они направлялись сюда, он ни разу не обратил внимания на то, как она выглядит. А сейчас она была очень взволнована предстоящими возможными изменениями в своей жизни, лихорадка окрасила ее щеки легким румянцем и заставила глаза ярко блестеть.
   — Ну, ладно, ты права.
   — В чем права? В том, что ты сумасшедший?
   — Если хочешь, то и в этом тоже. — Он улыбнулся ее милой, безобидной шутке. — Но я имел в виду твой отъезд в Дублин.
   — Прости.
   — Тебе не нужно извиняться. Это я должен извиняться за то, что не могу поехать с тобой.
   — Но, Брайен, возможно, через какое-то время ты сможешь приехать ко мне.
   — Маловероятно.
   — Нет? Не приедешь?
   — Я буду по тебе скучать.
   — Очень надеюсь на это, — сказала Морин. Некоторое время оба молчали.
   — Я до сих пор не знаю, можем ли мы полностью доверять ему, — прервал тишину Флинн.
   — Ради Бога, Брайен! Он же священник! Ты должен быть благодарен ему за то, что он оказался таким.
   — Он оказался здесь неспроста. Во всем этом есть нечто странное… В любом случае, мы еще не на свободе.
   — Да, я знаю.
   — Если что-нибудь случится и у меня не будет времени попрощаться…
   — У тебя было достаточно времени за все эти годы, чтобы сказать, что ты чувствуешь. Время — это не проблема… Хочешь еще чаю?
   — Да, пожалуйста.
   На некоторое время в комнате воцарилась тишина, чай они пили молча.
   Флинн первым поставил чашку.
   — Твоя сестра…
   Морин нервно мотнула головой:
   — Шейла не нуждается в нашей помощи.
   — Может быть, и нет, но если ты ошибаешься…
   — Я не хочу, чтобы убили кого-нибудь еще…
   — Есть разные дороги… — Флинн ненадолго замолчал, подбирая нужные слова, а затем продолжил: — Разные дороги… Но ключи к тюремным воротам Ольстера лежат в Америке…
* * *
   Через месяц, когда весна уже вступила в свои права, и спустя три недели с тех пор, как Морин Мелон уехала в Дублин, Брайен Флинн отправился на такси в Уайтхорнское аббатство, чтобы поблагодарить отца Доннелли и попросить его о возможной помощи в будущем.
   Ворота аббатства оказались запертыми. Флинн долго стучал в надежде, что кто-нибудь услышит, но все было тщетно. Проезжавший мимо в двуколке местный фермер объяснил, что за аббатством присматривают местные жители, нанятые епископом. А постоянно в нем много лет уже никто не живет…

Книга вторая
Нью-Йорк

   Англичане, шотландцы, евреи — все всегда жили в Ирландии припеваючи. Ирландцы же — никогда. Даже ирландскому патриоту, чтобы к его словам прислушались, приходится уезжать на чужбину.
Джордж Мур, английский философ

Глава 5

   Брайен Флинн, облаченный в черную сутану с белым воротником католического священника паствы Папы Римского, стоял неподалеку от южного входа в собор святого Патрика. В руках он держал пакетик, завернутый в белую оберточную бумагу, расписанную растительным орнаментом. В нескольких шагах от него мерзли в холоде туманного серого утра три пожилые женщины и двое мужчин.
   Одна из двух створок огромных дверей распахнулась — появился церковный сторож и кивком пригласил ожидавших войти. Кучка людей медленно поднялась по ступенькам и вошла в собор. Флинн последовал за ними.
   Войдя, он встал на колени перед престолом. Мраморная стена и алтарь были празднично украшены, и он разглядывал убранство.
   Прошло четыре года, как он покинул Уайтхорнское аббатство. Четыре долгих года минуло с тех пор, как он видел ее. Сегодня он сможет увидеть ее снова. В последний раз.
   Поднявшись с колен, Флинн прошел в переднюю часть собора; его рука скользнула в карман черной сутаны и нащупала холодную сталь автоматического пистолета.
   Отец Тимоти Мёрфи вышел из своей комнаты в доме настоятеля собора и направился к подземному переходу между домом и собором. Он подошел к большой панельной двери в конце коридора и открыл ее. Войдя в темную комнату, повернул висящий на стене выключатель — мягкий свет разлился под мраморным сводом ризницы.
   Пройдя в часовню, расположенную в задней части ризницы, отец Тимоти Мёрфи опустился на колени, обратив молитвы к святому Патрику в его праздничный день, прося, как он делал каждый год, мира Северной Ирландии — его родной земле. Он молился также о хорошей погоде для торжественного шествия и о мирном, спокойном дне в своем городе.
   Поднявшись с колен, священник снова прошел через ризницу, поднялся по мраморным ступеням и направился к полуоткрытым медным воротам под белой мраморной аркой. Прикрыв за собой ворота, он продолжил путь.
   Первую остановку он сделал на площадке, чтобы заглянуть в склеп, закрытый на тяжелый засов, где находились останки усопших архиепископов Нью-Йорка. Мягкий желтоватый свет, разлитый по всей гробнице, создавал атмосферу полнейшей отрешенности от земной жизни.
   Над площадкой лестница разветвлялась, и отец Мёрфи пошел налево. Обогнув алтарь, он направился к массивной кафедре, возвышающейся над церковными скамьями. Поднявшись по крутым, дугой изгибающимся каменным ступеням, священник оказался под высоким резным бронзовым навесом.