После долгого молчания отец Мёрфи опять спросил ее:
   — Вы знаете какой-нибудь код — ну, вроде азбуки Морзе?
   — Да. Азбуку Морзе я знаю. А зачем?
   — Вы — в смертельной опасности, и я думаю, вам надо исповедаться, вдруг что-нибудь случится… внезапно…
   Морин посмотрела на священника, но ничего не ответила.
   — Доверьтесь мне.
   — Я согласна.
   Отец Мёрфи подождал, пока Хики закончит разговаривать по полевому телефону, и подозвал его:
   — Мистер Хики, могу я поговорить с вами?
   Хики выглянул из-за алтарной ограды.
   — Выбирайте любую из комнат для невест. Только сначала протрите скамейку.
   — Мисс Мелон хочет исповедаться.
   — Да ну, — рассмеялся Хики. — Ее исповедь займет, по меньшей мере, целую неделю.
   — Это не повод для шуток. Она чувствует, что ее жизнь в опасности, и…
   — Так оно и есть. Ну ладно. Идите, вас никто не остановит.
   Отец Мёрфи встал, Морин последовала за ним. Хики смотрел, как они направляются к противоположной стороне ограды, к исповедальне.
   — А вы не можете исповедаться здесь?
   Лицо отца Мёрфи выразило удивление:
   — У всех на виду?! Это же исповедь!
   Во взгляде Хики сквозило уже неприкрытое раздражение.
   — Постарайтесь побыстрей.
   Отец Мёрфи и Морин спустились по ступенькам и прошли через галерею к боковой кабинке для исповеди. Хики рукой дал сигнал стрелкам на карнизах, привлекая их внимание, а затем крикнул заложникам, остановившимся у кабинки:
   — И без шуточек. Вы под перекрестным прицелом, так что не делайте глупостей.
   Отец Мёрфи показал Морин на занавес кабинки, а сам вошел в сводчатый проход рядом. Пройдя в исповедальню через вход священников, он присел там на маленькое отгороженное место и дернул за шнур, раздвигающий черную ширму.
   Морин преклонила колени и посмотрела через тонкую завесу на нечеткие очертания профиля священника.
   — Я давно не исповедовалась. Я даже не знаю, с чего начать.
   Она смущенно замолчала, и в ответ послышался отчетливый шепот отца Мёрфи, каким обычно принято говорить во время исповеди:
   — Для начала найдите кнопку на створке двери.
   — Не поняла.
   — Там есть кнопка. Если вы нажмете ее, в верхнем холле дома настоятеля раздастся звонок. Таким способом осуществляется вызов священника, если кому-нибудь понадобится срочное отпущение грехов.
   Он тихонько хихикнул, и Морин подумала, что по этому поводу в среде священнослужителей должна быть в ходу какая-нибудь шутка.
   — Полагаете, мы сможем связаться… — От волнения она с трудом произносила слова.
   — Мы не получим обратного сигнала, да нам он и не нужен. Я даже не знаю, услышит ли нас кто-нибудь. А сейчас действуйте побыстрей, нужно послать сообщение, что-нибудь полезное для тех, кто находится за стенами собора.
   Морин быстро пробежала пальцами по дубовой панели и нашла кнопку. Сначала нажала на нее несколько раз, чтобы привлечь чье-нибудь внимание, а затем начала отстукивать послание, закодированное точками и тире.
   «Это Морин Мелон и отец Мёрфи».
   Что нужно сказать? Она постаралась припомнить, чему обучалась на курсах радистов… Так что же сообщать?.. Кто, что, где, когда, сколько…
   «В соборе находятся 13-15 вооруженных людей. По снайперу в каждом трифории и галерее. Один на церковных хорах. На лестнице в ризницу человек с „томпсоном“. По одному-два человека в каждой башне. Два или больше на чердаке. На постах установлены полевые телефоны. Заложники на алтаре».
   Морин на минуту остановилась, припоминая, что ей удалось подслушать из разговоров террористов, затем начала отбивать в более быстром темпе:
   «На чердак принесли много свечей. Бомбы? Также под алтарем»
   Она снова остановилась, лихорадочно прокручивая в голове: кто, что, где?.. Через несколько секунд продолжила:
   «Мак-Камейл это Брайен Флинн. Его заместитель Джон Хики. Меган Фитцжеральд третья из руководителей. Все двери заминированы. У них есть снайперские винтовки, автоматы, пистолеты, противотанковые гранатометы М-72, противогазы…»
   — Стоп! — послышался из-за ширмы голос отца Мёрфи.
   Морин отдернула руку от звонка. Голос отца Мёрфи зазвучал громко и уверенно:
   — Сожалеешь ли ты, дочь моя, о всех содеянных тобою грехах?
   — Да, сожалею.
   — Прочти молитву, перебирая четки, еще раз.
   В спокойную атмосферу исповедальни ворвался резкий голос Хики:
   — Еще раз? О Господи, да пусть бы она стояла на коленях до самой Пасхи, если бы у нас было время. Выходите.
   Морин вышла из кабинки для исповеди, а отец Мёрфи появился из-под свода прохода, кивнув по пути Хики, глядевшему на него:
   — Благодарю. Позднее я попрошу кардинала выслушать мою исповедь.
   Лицо Хики сморщилось в издевательской усмешке:
   — Ну а потом чем вы займетесь, святой отец?
   Священник вплотную приблизился к Хики.
   — Я выслушаю исповеди ваших людей еще до того, как кончится вечер.
   Хики презрительно хмыкнул:
   — В соборах нет атеистов, так ведь, отец? — Он отошел на несколько шагов назад и кивнул священнику. — Кто-то сказал однажды: «К ночи и атеист немного верит в Бога». Так что, может быть, вы и правы. На рассвете они все потянутся к вам, когда увидят лицо смерти с жутким оскалом, показавшееся в окнах при первых лучах солнца. Но я не буду исповедоваться другому обреченному на смерть, и никто не будет — ни Флинн, ни эта стерва, с которой он спит.
   Лицо отца Мёрфи стало пунцовым, но он продолжал:
   — Я думаю, что Гарольд Бакстер захочет обрести покой в своей душе.
   — Этот нехристь? Да еще в католическом храме? Я не поставлю и гроша ломаного… — Хики повернулся и посмотрел на одинокую фигуру, сидящую на скамье у алтаря. — А это действительно стоящая картина — протестантский подонок на коленях перед католическим священником. Очень забавно… Ну ладно, вам пора уматывать в свой загон.
   Сзади него послышался голос Морин:
   — Надеюсь, что доживу до того, чтобы посмотреть на вас перед лицом смерти. — Она отвернулась и вслед за священником направилась к алтарной ограде. Отойдя от Хики на некоторое расстояние, Морин коснулась руки отца Мёрфи и тихо произнесла: — Этот человек… В нем что-то зловещее… страшное…
   Священник молча кивнул. Когда они подошли к ограде, Морин еле слышно спросила:
   — Как вы думаете, у нас что-нибудь получилось?
   — Не знаю.
   — А азбуку Морзе вы сами знаете?
   Священник преодолел последнюю ступеньку и открыл ворота в алтарной ограде.
   — Нет. Но вы напишете эти точки и тире для меня, перед тем как я пойду исповедоваться. — Он пропустил ее вперед, и Морин, проходя мимо, слегка пожала его руку. В ответ на это отец Мёрфи взволнованно воскликнул:
   — Подождите!
   — Что случилось? — обернулась к нему Морин. Отец Мёрфи бросил взгляд в сторону Хики, который стоял около исповедальни и смотрел на них. Священник вытащил из-под рясы четки и протянул их Морин.
   — Останьтесь здесь и станьте на колени у ограды.
   Морин взяла четки и тоже бросила взгляд на Хики.
   — Какая же я глупая…
   — Нет, это моя вина. Теперь молитесь, чтобы он ничего не заподозрил, — тихо сказал отец Мёрфи и вошел в алтарь.
   Морин встала на колени и начала задумчиво перебирать пальцами четки. Повернувшись, она оглядела собор и остановила взгляд на самом сокровенном для нее месте. С мрачноватых балконов на нее смотрели, словно зловещие вороны, темные фигуры святых. Она, будто тень, проскользнула к передней дверце; неземная тишина повисла в холодной серой дымке каменной кладки башенных стен. Она пристально следила за Джоном Хики. И он глазел во все глаза на исповедальню, улыбаясь во весь рот.

Глава 27

   Брайен Флинн помог кардиналу подняться в звонницу. Тот с осуждением посмотрел на разбитые слуховые окна. Флинн подошел к Дональду Маллинсу и спросил насмешливо:
   — Ты давал когда-нибудь официальную аудиенцию архиепископу Нью-Йорка?
   Маллинс не обратил внимания на иронию в голосе Флинна, встал на колени и поцеловал кольцо на руке кардинала.
   — Отдохни, Дональд, — распорядился Флинн. — Внизу, в книжной лавке, есть горячий кофе.
   Маллинс быстро сбежал вниз по лестнице. Флинн подошел к одному из разбитых слуховых окон и выглянул на улицу. В холодной сырой комнате надолго воцарилась тишина.
   — Вам не кажется это странным… вооруженный революционер встал на колени на пыльный пол, чтобы поцеловать вам руку?
   Кардинал ничего не ответил на очередную колкость Флинна, а лишь бросил на него нетерпеливый взгляд.
   — Зачем мы поднялись сюда? Здесь нет потайных ходов.
   — Вы много общались с Гордоном Стиллвеем?
   — Мы обсуждали план проведения реставрационных работ, — ответил кардинал.
   — И он никогда не говорил о странностях в архитектуре собора? Не секрет, что…
   — Не в моих привычках повторять одно и то же дважды…
   Флинн шутовски поклонился:
   — Ах, извините. Я только попытался освежить вашу память, Ваше Высокопреосвященство.
   — Чего конкретно вы хотите от меня, мистер Флинн?
   — Мне нужно, чтобы вы приняли участие в переговорах и выступили перед широкой публикой. Я собираюсь провести нечто вроде пресс-конференции в помещении под ризницей — мне кажется, что там будет достаточно удобно. Ваше выступление будет демонстрироваться по телевидению и радио…
   — Я не буду в этом участвовать.
   — Черт возьми, вы же давали множество интервью на радио и телевидении, лишь бы дискредитировать нас. Вы довольно долго использовали свою кафедру для выступлений, направленных против ИРА. Теперь у вас есть возможность реабилитировать нас.
   — Я выступал против убийств и беспорядков. Если такие выступления считаются дискредитированием ИРА, то…
   — Вы были когда-нибудь в английских лагерях для интернированных? — сердито спросил Флинн. — Вам известно, как там обращаются с несчастными заключенными?
   — Я видел и слышал многое и осуждаю британские методы в Ольстере, равно как и методы, применяемые ИРА.
   — Да никто и не помнит о таких выступлениях. — Брайен приблизил свое лицо к лицу кардинала. — Вы сделаете сообщение всему миру, что, как американо-ирландец, как католический прелат, поедете в Северную Ирландию и посетите эти лагеря.
   — Но если вы освободите оттуда всех своих сподвижников, зачем тогда будет нужен такой визит, мистер Флинн?
   — В этих лагерях сотни заключенных.
   — Но у тех, кто будет освобожден по вашему списку, останутся еще родственники в лагерях. Да кроме того, большое число известных и популярных лидеров вашей партии. Они-то ведь останутся, так что у вас будут моральные оправдания своим кровавым методам. Я не такой простодушный, как вы думаете, мистер Флинн, и не допущу, чтобы вы использовали меня в своей игре.
   Флинн глубоко вздохнул:
   — В таком случае я не могу давать никаких гарантий сохранности этой церкви. Мне предстоит увидеть, как все это разрушится, несмотря на исход переговоров.
   Теперь кардинал придвинулся ближе к Флинну:
   — Мистер Флинн, каждый человек должен заплатить за каждый свой грех определенную цену. Наш мир несовершенен, и грешники, населяющие его, нередко избегают наказания и мирно умирают в своих постелях. Но есть и высший, небесный суд…
   — Не старайтесь запугать меня. И не воображайте, что суд проклянет меня, а вам приделает ангельские крылышки. Мое представление о рае, или о рае справедливости, несколько более атеистическое, нежели ваше. В моем рае воинов почитают так, как их не почитали на земле. Ваше же представление о рае для меня слишком призрачно.
   Кардинал ничего не ответил, а только печально покачал головой.
   Флинн молча отвернулся от него и отрешенно посмотрел на голубые огни города. Спустя какое-то время он сказал:
   — Ваше Высокопреосвященство, я избранный свыше и знаю это. Избранный возглавить борьбу народа Северной Ирландии за освобождение от британского гнета. — Он повернулся к кардиналу и поднес к его лицу правую ладонь. — Видите это кольцо? Это кольцо Финна Мак-Камейла. Оно было подарено мне одним священником, который никогда и не был священником… Человеком, которого никогда не существовало, в месте, которого никогда не было, хотя все казалось очень реальным. В священном месте древних друидов, живших давно, тысячелетия назад или даже раньше, задолго до того, как в Ирландии впервые было произнесено имя Иисуса Христа. О, не смотрите на меня столь скептически — вы же должны верить в чудеса, черт побери.
   Кардинал печально заметил:
   — Вы закрыли свое сердце для любви Господа, а вместо нее впустили туда силы тьмы, которых никогда не должно быть в душе христианина. — Он протянул руку к Флинну. — Дайте мне это кольцо.
   Флинн непроизвольно сделал шаг назад.
   — Нет.
   — Дайте его мне, и вы увидите, что христианский Бог — ваш истинный Бог, не воинственный, а кроткий и добродетельный.
   Флинн покачал головой и отдернул ладонь, сжав ее в кулак.
   Кардинал опустил протянутую руку и сказал уверенно:
   — Теперь я ясно вижу свое предназначение. Может быть, я и не смогу сохранить этот собор и жизни людей, находящихся в нем. Но до того, как эта ночь пройдет, я попытаюсь спасти вашу душу, Брайен Флинн, и души ваших людей.
   Флинн бросил взгляд на бронзовое кольцо, затем на кардинала и на большой крест, висевший на его груди.
   — Иногда мне хотелось забыть образ Бога, в которого вы верите. Но я не сумел сделать этого. К утру один из нас будет знать, кто победил в этой битве.

Глава 28

   Епископ Доунс стоял у окна своего кабинета, выкуривая одну сигарету без фильтра за другой, и неотрывно смотрел на залитый светом прожектора собор, который казался призрачным через голубую завесу табачного дыма. В своем воображении он видел не только дым, но и огонь, золотые языки пламени, охватившие серые каменные стены храма, вырывающиеся из огромных витражных окон и достигающие высоких шпилей. Доунс прикрыл глаза, чтобы видение исчезло, и повернулся к людям, собравшимся в кабинете.
   За столом сидел капитан Шрёдер, по всему видно было, что он не собирался уходить отсюда, пока все не закончится. Около него расположились лейтенант Бурк, майор Мартин и инспектор Лэнгли. Капитан Беллини стоял чуть в стороне. На диване сидели представитель ФБР Хоган и Крюгер из ЦРУ. Все шестеро мужчин перечитывали полученное расшифрованное сообщение.
   Бурк посмотрел на копию сообщения.
   «…под алтарем. Мак-Камейл это Брайен Флинн. Его заместитель Джон Хики. Меган Фитцджеральд третья из руководителей. Все двери заминированы. У них есть снайперские винтовки, автоматы, пистолеты, противотанковые гранатометы М-72, противогазы…»
   Бурк оторвал взгляд от сообщения и стал размышлять вслух:
   — Что значит «под алтарем»? Может, совершено убийство? Там расположена лестница?
   Лэнгли пожал плечами:
   — Надеюсь, тот, кто послал это сообщение, свяжется с нами снова. Я посадил двоих парней в верхнем холле: они запишут, если что-нибудь появится вновь. — Он опять взглянул на сообщение. — Не нравится мне, что оно оборвалось так внезапно.
   — А мне не нравится перечень оружия, — добавил Беллини.
   — Сообщение могли передать только Мелон или Бакстер, — заметил Бурк. — Только они могут владеть морзянкой и знать, что нам надо выяснить, кто у них руководители. Ведь так? Монсеньер сказал, что о звонке в исповедальне могли знать только кардинал или отец Мёрфи. Тогда из нашего списка можно исключить Бакстера, он, насколько известно, протестант.
   В обсуждение включился майор Мартин:
   — Все же можно допустить, что это он.
   — Я все прикидывал… — послышалось нерешительное замечание епископа, — возможно, мистер Бакстер будет исповедоваться… так они смогут снова что-то передать. Отец Мёрфи может принять исповедь у кардинала и наоборот… так что можно ожидать еще, по меньшей мере, три сообщения…
   — Тогда у нас не будет грешников. А могут ли они еще раз повторить такую передачу? — спросил майор Мартин.
   Епископ смерил его холодным взглядом и ничего не сказал.
   — А хорошо ли это, монсеньер? Я имел в виду, можно ли использовать исповедальню в подобных целях? — вмешался Беллини.
   Епископ еле заметно улыбнулся:
   — Можно, не волнуйтесь.
   Мартин откашлялся и сказал:
   — Послушайте, мы не учитывали, что это сообщение может оказаться фальшивкой, посланной самим Флинном с целью убедить нас, что он неплохо вооружен… Такая коварная хитрость для ирландца… вполне возможна.
   — Если бы у нас был полный текст сообщения, мы точнее определили бы его достоверность, — проговорил Лэнгли.
   Шрёдер обратился к Лэнгли:
   — Мне нужна информация о людях, упомянутых в сообщении. Меган Фитцджеральд, она третья по старшинству.
   — Я, конечно, проверю досье, — кивнул Лэнгли, — но я никогда ничего не слышал о ней.
   В комнате наступила тишина, слышны были лишь голоса людей, приезжающих, отъезжающих и разговаривающих в холле по телефонам. В нижних этажах дома полицейские начальники отдавали распоряжения, как и где устанавливать заграждения и сдерживать напор толпы. В резиденции кардинала, около буфетной стойки, установленной в столовой, губернатор Доул и мэр обсуждали узловые спорные вопросы с представителями правительства. С Вашингтоном, Лондоном, Дублином и Олбани наладили прямую телефонную связь.
   Зазвонил один из шести только что установленных телефонов. Шрёдер взял трубку, а затем передал ее представителю ЦРУ. Крюгер говорил не больше минуты. Повесив трубку, он сказал:
   — На Брайена Флинна и Меган Фитцджеральд ничего нет. Ничего. И на фениев. Есть лишь старое досье на Джона Хики. Абсолютно бесполезное.
   Одновременно зазвонили еще два телефона. Шрёдер ответил на оба звонка и передал одну трубку Хогану, другую — Мартину. Хоган разговаривал лишь несколько секунд и, повесив трубку, сообщил:
   — У нас нет ничего на Флинна, Фитцджеральд и фениев, но кое-что есть на Хики. На его похоронах случайно присутствовал наш агент, чтобы следить за теми, кто пришел попрощаться. Таковы последние данные. Думаю, пришлют еще текст соболезнования.
   В это время майор Мартин разговаривал по телефону, внимательно слушая и что-то записывая на листке. Повесив трубку, он удовлетворенно произнес:
   — Есть кое-что стоящее. Наши сведения о Флинне будут вскоре пересланы факсом в консульство. Есть также данные об армии фениев, которые могут пригодиться. Ваше досье на Хики более полное, чем наше, так что, если возможно, пришлите нам в Лондон копию. — Он прикурил сигарету с довольным видом. — Также уже послана информация о Меган Фитцджеральд. Здесь я записал некоторые подробности относительно нее. Родилась в Белфасте. Возраст — двадцать один год. Отец бросил семью. Брат Томас сидит в тюрьме Лонг-Кеш за нападение на тюремный фургон. Второй брат, Пэд, — член ИРА. Мать в больнице — сильное нервное потрясение. — Мартин затянулся сигаретой и язвительно добавил: — Типичная белфастская семья из пяти человек. — Майор повернулся к Бурку и продолжил, глядя на него: — Ее описание: волосы рыжие, глаза голубые, веснушки, рост пять футов семь дюймов, стройная — вполне симпатичная внешность, как сказал парень, с которым я говорил по телефону. Вроде похожа на ту юную леди, что в вас стреляла, не так ли?
   Бурк кивнул, а Мартин продолжал:
   — Она — нынешняя подружка Флинна. — Он презрительно усмехнулся. — Интересно, как она там ладит с мисс Мелон. Я уже начинаю сочувствовать старине Флинну.
   Двери приоткрылись, и в проеме показалась голова полицейского офицера.
   — Привезли обед от Джона Барлейкорна.
   Шрёдер потянулся к телефону.
   — Хорошо. Скажу Флинну, что Бурк готов притащить эту чертову тушенку. — Он вызвал оператора и приказал: — Соедините с органом в алтаре. — Дождавшись ответа, произнес: — Алло, говорит капитан Шрёдер. Это Финн Мак-Камейл?
   Нажав нужную кнопку, он включил динамики в соседней комнате, и там все затихли.
   — У телефона Дермот. Мак-Камейл молится вместе с кардиналом.
   Шрёдер несколько секунд колебался, стоит ли говорить:
   — Э-э, мистер… Дермот…
   — Можете звать меня Хики. Джон Хики. Мне никогда не нравилось это дурацкое прозвище — вроде я какая-то фиговина. Все сразу смущаются. Ты прознал, что я здесь? Успел получить досье на меня, и теперь оно лежит перед тобой, Шнидер?
   — Шрёдер.
   Он посмотрел на толстое полицейское досье, лежащее перед ним на столе. Каждый человек играет по установленным правилам. У каждого свои собственные требования. Шрёдер не часто признавался людям, с которыми вел переговоры, что у него есть на них досье. Но сейчас было важно, чтобы противник не смог уличить его во лжи. Частенько бывает выгодно сыграть на человеческом самолюбии.
   — Шрёдер? Ты не заснул?
   Капитан поудобнее уселся на стуле.
   — Нет, сэр. Да, мы знали, что вы находитесь в соборе. И у меня действительно есть досье на вас, мистер Хики.
   Хики довольно рассмеялся:
   — Ты прочел ту часть, где говорится, как меня поймали за попытку взорвать парламент в тысяча девятьсот двадцать первом году?
   Шрёдер нашел материалы.
   — Да, сэр. Очень… — он посмотрел на майора Мартина, невозмутимо сидевшего на своем месте, — …очень дерзко. А также дерзкий побег…
   — В таких случаях ставка только своя задница, сынок, больше терять нечего. А теперь посмотри на сорок первый год. Я работал тогда с немцами, мы взрывали британские суда в нью-йоркской гавани. Особо этим не горжусь, как понимаешь, но во Вторую мировую многие из наших занимались подобным. Чтобы дать выход своей ненависти к англичашкам и свергнуть их иго, приходилось сотрудничать и с кровавым нацизмом.
   — Понятно. Послушайте…
   — Дублинское и британское правительства приговорили меня к смерти заочно по пяти разным статьям. И как сказал Брендан Бехан, они могли и повесить меня пять раз заочно. — В трубке послышался ехидный смех Хики. Казалось, кто-то смеется в соседней комнате, но там все сидели молча.
   Шрёдер прикурил сигару и начал:
   — Мистер Хики…
   — А что у вас там есть на двенадцатое февраля семьдесят девятого? Прочти мне, Шеффер.
   Шрёдер перевернул листы и прочел последнюю страницу:
   — Умер естественной смертью у себя дома в Ньюарке, штат Нью-Джерси. Похоронен… Похоронен на городском кладбище в Джерси…
   Хики снова рассмеялся высоким, пронзительным смехом. Несколько секунд оба собеседника молчали. Затем Шрёдер, собравшись с мыслями, спросил:
   — Мистер Хики, первое, чем я хотел бы поинтересоваться: все ли в порядке с заложниками?
   — Глупый вопрос. Если бы что и случилось, так бы я тебе и сказал.
   — Но все же с ними все в порядке?
   — Вот заладил одно и то же, — нетерпеливо ответил Хики. — С ними все прекрасно. Зачем ты позвонил?
   — Лейтенант Бурк готов принести вам еду, которую вы заказывали. Куда…
   — Через ризницу.
   — Он будет один, без оружия…
   Голос Хики резко изменился, он почти кричал на Шрёдера:
   — Не надо талдычить одно и то же. Мне бы хотелось, чтобы ты выкинул какую-нибудь штуку, поскольку не успеешь ты взбежать по лестнице с кусачками перекусывать цепочку на двери, как мозги кардинала разлетятся по всему алтарю и тут же так бабахнет, что в Ватикане откликнется. А огонь будет полыхать так, что медные яйца Атласа, который торчит напротив собора, расплавятся словно восковые. Тебе понятно, Шрёдер?
   — Да уж куда понятнее, сэр.
   — И прекрати называть меня сэром, ты, вонючий коп. Когда я был еще парнишкой, если посмотришь косо на констебля, он тебе все мозги выколотит. А вы сейчас все ходите вокруг да около и называете убийц сэрами. Поэтому неудивительно, что весь Нью-Йорк обворован. Проклятые копы скорее отдубасят ребят из трущоб, которые им не приглянулись, чем станут разбираться по-настоящему с заправилами. И еще скажу, пока я на проводе. Мне не нравится твой голос, Шрёдер. Слишком сладко ты поешь. Какого черта ты взялся за такую работу? Твой голос неприятен, он полон лжи.
   — Сэр… мистер Хики… Как вы хотите, чтобы я называл вас?
   — Зови меня «сукин сын», Шрёдер, потому что я таковой и есть. Давай начинай, тебе же от этого легче станет.
   Шрёдер откашлялся и произнес:
   — Хорошо… вы теперь будете сукиным сыном.
   — Неужели? Ну ладно, лучше уж буду сукиным сыном, чем бестолковым ослом вроде тебя. — Хики опять рассмеялся и повесил трубку.
   Шрёдер тоже положил трубку, перевел дыхание и выключил динамики.
   — Так-так… Дайте подумать… — Его взгляд упал на досье Хики. — Очень неуравновешенный человек. Может, у него уже старческий маразм. — Он посмотрел на Бурка. — Вам не следует идти, если вы…
   — Нет, следует. Я должен идти, черт побери! Где эта проклятая жратва? — Бурк нетерпеливо вскочил со своего места.
   — Мне не понравились его разглагольствования по поводу грандиозного взрыва, — заметил Лэнгли.
   — Буду весьма удивлен, если они еще не заложили взрывчатку. Это в их вкусе, — уверенно заявил майор Мартин.
   Бурк направился к дверям, выругавшись на ходу:
   — Ирландцам по вкусу всякое дерьмо! — Он обернулся и посмотрел на Мартина. — Конечно, майор, дерьмо их изысканностью не блещет. Самое обыкновенное вонючее дерьмо. И если у них столько взрывчатки и бомб, сколько в них дерьма, то они могут запросто взорвать всю нашу Солнечную систему. — Бурк уже открыл дверь, но обернулся вновь. — Сорок пять порций. Ни фига себе! Не хотел бы я слопать те порции, которые останутся у них после того, как все нажрутся.