Страница:
— Это я… Пошли вниз… Чердак горит.
Священник обхватил руками лицо и прошептал:
— Чердак!.. О Господи… — Затем спросил снова: — Налти! Это вы?
— Да.
Отец Мёрфи заколебался:
— А… а Лири с вами? Где Меган?
Офицер оглядел своих людей, лица которых выражали напряжение и нетерпение, и сказал в сторону лестничного колодца:
— Они здесь. Спускайся.
Священник попытался собраться с мыслями, но его мозг был слишком изнурен, и единственное, что он мог делать, — это тупо смотреть на черное отверстие.
Командир группы закричал:
— Спускайся! Или мы сами поднимемся за тобой.
Отец Мёрфи отодвинулся от отверстия как можно дальше, насколько позволяло прикованное запястье.
— У меня с собой пистолет! — выкрикнул он.
Командир дал сигнал одному из пожарных бросить в отверстие баллончик с газом. Он взлетел высоко вверх и разбился о лестницу рядом с головой отца Мёрфи. Осколок попал ему в лицо, а в легкие проник газ. Он попытался откинуться назад, затем дернулся вперед, обессиленно наклонился и вывалился в отверстие. Наручники удержали его от падения, и Мёрфи остался висеть, качаясь из стороны в сторону, его легкие и желудок забил газ, из горла вырывались бульканье и стоны.
Какой-то спецназовец, увидев вывалившуюся из темной дыры фигуру, выпустил в нее из автомата целую очередь. Тело дернулось и повисло неподвижно. Спецназовцы начали осторожно пробираться к верхнему этажу.
Сквозь разбитые слуховые окна виднелись огни города, помещение было освещено голубоватым светом. Сильный холодный ветер быстро выдул остатки газа. Кто-то из подошедших ближе всех к лестнице, у которой висело мертвое тело, крикнул:
— О! Да это же священник!
Командир группы припомнил, что в инструктаже по телефону вроде упоминалось, что среди заложников должен быть священник. Откашлявшись, он тихо произнес:
— Ведь некоторые из них переоделись священниками… верно?
Спецназовец с автоматической винтовкой добавил:
— Он говорил, что у него есть пистолет… Я слышал, как что-то упало… где-то здесь… — Он огляделся вокруг и нашел пистолет. — Смотрите… и к тому же он называл их по именам…
Его прервал боец с портативным гранатометом в руках:
— Смотрите, он прикован к лестнице!
Командир группы пожарных в ужасе приложил руки к вискам.
— Черт возьми… Что мы сделали, мать вашу… — Он положил руки на лестничные перила и замер. По железным прутьям стекала кровь, собираясь в небольшую лужицу у его пальцев. — О… о… нет… не может быть, нет, нет, нет!!!
— Капитан, северный трифорий очищен. Если заметите в нем движение — это мы.
— Это Бурк, — раздался голос на другом конце провода. — Беллини убит. Послушайте, пошлите несколько человек вниз, на хоры… Остальные пусть остаются на месте и ведут огонь по хорам. Там два снайпера, и один из них бьет очень точно.
Командир группы положил трубку, окинул взглядом оставшихся четырех человек и сказал:
— Капитан погиб… Двое останутся здесь и будут вести огонь по хорам. Двое других — за мной.
Он вернулся в башню и спустился по винтовой лестнице на этаж, где располагались церковные хоры.
Один из оставшихся в трифорий перегнулся через балюстраду и оглядел торчащий флагшток, который, как он заметил, обгорел и был весь в крови. Затем он посмотрел вниз и в свете свечей увидел тело молодой женщины, в неестественной позе лежащей поперек скамеек.
— Господи!.. — Он перевел взгляд на хоры и наобум пустил короткую очередь. — Выбить этих засранцев…
В ответ с хоров раздался одиночный выстрел, пуля прошла сквозь деревянную панель и пробила его бронекуртку. Он вскочил на ноги и уронил винтовку. Затем упал и покатился по полу, хватая ртом воздух:
— Боже!.. Господи!..
Второй спецназовец, до сих пор не поднимавшийся с колен, сказал:
— Удачный выстрел, Тони! Но он больше не повторит его.
Раненый просунул руку под куртку и нащупал опухоль величиной с яйцо прямо посредине грудной клетки — там, где сходятся ребра.
— Вот это всадил! — Он посмотрел на напарника. — Теперь твоя очередь.
Второй спецназовец стащил с головы черную вязаную шапочку, надел ее на ствол винтовки и поднял вверх над балюстрадой. С церковных хоров донесся слабый, похожий на кашель звук, а вслед за ним второй такой же, но шапка не колыхнулась. Спецназовец опустил ее пониже. «Вот гребаный мерзавец», — подумал он. Он внимательно вглядывался с балюстрады.
Огромный бело-желтый папский флаг больше не висел на флагштоке, а, разорванный и обгорелый, валялся на скамейке внизу, прикрывая тело мертвой женщины. Спецназовец посмотрел на флагшток и заметил, что веревки на нем развеваются подобно самому флагу. Он быстро подполз к раненому коллеге и сказал:
— Ты ни за что не поверишь…
Со стороны хоров послышался громкий смех…
— Эй! Вы там, на хорах! Представление окончено. Кроме вас, никто не уцелел. Слезайте с хоров, подняв руки вверх. Мы не причиним вам вреда. — Он прикрыл рупор ладонью и громко добавил: — Мы только наделаем из вас гамбургеров, ублюдки.
Гнетущая тишина повисла в соборе, затем с хоров послышался мужской голос:
— Черта с два нас вытащишь отсюда.
Вслед за словами последовали два пистолетных выстрела, и снова наступила тишина. Спецназовец повернулся к Бурку:
— Они совсем рехнулись, мозги себе своей стрельбой вышибли.
— Точно, — кивнул Бурк и показал на тело Беллини. Спецназовец мгновение колебался, затем протер лицо и лоб Беллини носовым платком и вместе с Бурком прислонил мертвое тело к парапету.
Сразу же последовал звук, похожий на жужжание пчелы, затем громкий стук, и тело Беллини вырвалось у них из рук и упало на пол трифория. С хоров раздался странный визгливый голос:
— Жизнь всего одна! И я не хочу подыхать!
Впервые за время штурма Бурк почувствовал, как по его лбу стекает холодный пот.
Спецназовец побледнел, как полотно, и произнес:
— О Боже мой!..
В темноте один за другим грохнули пять выстрелов. Их вспышки высветили корчившиеся на полу три тела, изрешеченные картечью. Меган быстро подошла к ним, подняла фонарик и осветила их. Один из спецназовцев поднял голову и испуганно уставился на приближающуюся фигуру в черном балахоне и с жутко раскрашенным, искаженным злобой лицом. Меган подняла пистолет и, тщательно прицелившись, прострелила головы всех трех спецназовцев, затем спокойно закрыла дверь, включила сигнализацию и вернулась на хоры. Она посмотрела на Лири, перекатывающегося по полу хоров и не прекращавшего ни на секунду стрелять, и крикнула:
— Не дай сбежать Морин и Бакстеру! Пусть они сидят, как приколотые, до самого взрыва.
— Да, конечно! — крикнул в ответ Лири, продолжая стрелять. — Только повнимательнее следи за боковыми дверьми!
С длинного северо-западного трифория вырвалась трассирующая струя автоматных пуль, которые впились в деревянные скамьи на хорах. Лири тщательно прицелился и выстрелил в то место, откуда вырывались трассы, и автоматная очередь резко оборвалась.
Лири перекатился назад к высоким трубам органа, когда новая очередь полоснула по хорам, и оттуда бросил взгляд через черную горизонтальную линию ограждения хоров на подрагивающее пламя свечей и факелов. Он знал, что может долго продержаться в подобной ситуации, но все зависит от слепого случая. Он лежал в полной темноте на церковных хорах площадью тысяча триста квадратных футов, а по нему вели хаотичный, бесприцельный огонь около двадцати полицейских. Стрелять им приходилось из неудобного положения вверх, под крутым углом, вслепую, что резко уменьшало шансы попасть в боевиков. К тому же он и Меган надели под комбинезоны бронежилеты. Винтовка у него была прицелена, на дуло навинчен глушитель с пламегасителем, и оба они постоянно перемещались по всему пространству. Приборы ночного видения у спецназовцев оказались бесполезными из-за яркого света горящих внизу фосфорных факелов, Лири же отчетливо различал очертания противников, когда они приближались к краю трифориев. Но все может быть. Непредвиденный случай. Ловкость врага. Выгодная позиция. Пока, однако, все в его пользу. И так было всегда. Нет такого понятия — удача. И Бога тоже нет.
— Как там время? — крикнул он в сторону Меган. Она посмотрела на светящуюся стрелку своих часов. Прошла еще минута.
— Осталось четырнадцать минут.
Он удовлетворенно кивнул. В такие мгновения он ощущал себя бессмертным, а было время, когда бессмертие сужалось для него в промежуток между выстрелами. Ну, что же — осталось целых четырнадцать минут. Продержаться — нет проблем.
— Бурк слушает.
— Лейтенант, я не хочу вмешиваться в ваши распоряжения, — раздался голос мэра Клайна, — но меня не было, поэтому я не в курсе дела. Конечно, было бы лучше, если бы командовал капитан Беллини, но теперь…
— Мы ценим ваше участие, сэр. — Бурк заметил, что в голосе мэра появился металл, хотя его речь все равно была похожа на жалобное хныканье. — По сути дела, я не знаю только, как идут дела у группы, находящейся в подполе, господин мэр, так что…
— Понятно. Но, секунду, я только хотел бы знать, не могли бы вы взять на себя командование…
— Я только что это сделал.
— Что? Ах, да. Еще секунду. Необходимо, чтобы вы, как старший по званию и, между прочим, как исполняющий обязанности командира спецназа, постоянно докладывали сюда обстановку.
— Спасибо за доверие. Разрешите перезвонить чуть позже.
— Договорились.
Бурк услышал в трубке щелчок отбоя и сказал полицейскому оператору:
— Не связывай меня снова с этой ослиной задницей. — И швырнул трубку на пол.
Первая группа вскарабкалась наверх, в комнату, где раньше был пост Дивайна, бросая впереди себя шумовые гранаты. В темном, полном дыма помещении, в башенке, обитой медными листами, они стали искать тело убитого снайпера боевиков, но увидели лишь залитый кровью пол и в спешке брошенный в угол противогаз.
Командир группы потрогал свежие пятна крови, тянувшиеся по лестнице, взглянул вверх и сказал:
— Пускаем газ и одновременно поднимаемся.
Все быстро натянули противогазы и швырнули вверх баллончики с газом. Бойцы стали карабкаться по лестнице, осматривая этаж за этажом; газ поднимался вместе с ними и уже почти достиг узкого шпиля башни. Прямо над ними послышался чей-то кашель, затем частое неровное дыхание — кому-то явно не хватало воздуха, — а через пару секунд судорожные всхлипывания, сопровождающиеся рвотой. Группа шла по кровавым следам, протянувшимся по всей ржавой лестнице, пока не достигла узкой восьмигранной комнаты, которая находилась на высоте пятнадцатиэтажного дома над видневшимися внизу улицами. В каждой стене, выложенной из необработанного камня, имелись отверстия, напоминавшие по своей форме узкие окна, но только без стекол. Здесь кровавый след, тянувшийся по лестнице, прервался, а у одного из отверстий осталась рвотная масса. Командир стянул с себя противогаз, высунулся по плечи из окна и посмотрел наверх.
Еще футов на сто по ровному покатому шпилю к огромному медному кресту вверх бежали железные скобы. Командир группы, скользнув взглядом по этой лестнице, увидел человека, карабкающегося по ней. Тот прошел уже половину пути, с трудом нащупывая каждую скобу. Командир обернулся, осмотрел маленькую холодную комнату, в которой столпились его люди, снял винтовку, загнал патрон в патронник и проговорил:
— Эти долбаные придурки отправили на тот свет немало наших ребят — все понятно?
Кто-то из спецназовцев заметил:
— Самое время отправить и его туда же, тем более зевакам в Рокфеллеровском центре будет на что посмотреть.
Командир выглянул из окна и посмотрел на соседние здания, протянувшиеся по Пятой авеню. Вопреки приказам и всевозможным мерам, предпринятым полицией, сотни людей прилипли к окнам, выходящим на собор, забрались на крыши домов и не отрываясь смотрели на фигуру, ползущую к гранитной верхушке. Зрители подбадривали его криками, аплодисментами и размахивали в экстазе руками. Командир слышал эти крики и аплодисменты, ему даже показалось, что многие ахнули, когда у ползущего по шпилю соскочила со скобы нога.
— Вот дуболомы! — в сердцах выругался он. — Злодеев всегда встречают аплодисментами.
Отстегнув страховочный корд, он подошел к окну, выглянул и крикнул:
— Эй ты, Кинг-Конг! Давай назад, комедия закончилась!
Ползущий лишь бросил взгляд вниз, но продолжал упорно продвигаться вперед. Тогда командир обернулся к своим ребятам и приказал:
— Подайте мне альпинистские причиндалы. — Взяв нейлоновую веревку, он плотно обмотал себя ею. — Как там детективы по расследованию самоубийств говорят? «То ли он сам упал, то ли его столкнули?» Вот в чем вопрос.
Вдруг из трифория напротив поднялся перископ и раздался голос по мегафону:
— Ложись! Хоры! Следите за хорами!
Все одновременно повернулись и настороженно посмотрели вниз, на хоры, правый угол которых выступал футов на тридцать под ними. Внезапно там последовали две вспышки выстрелов, и двое спецназовцев упали. Остальные трое встали на четвереньки на полу.
— Какого черта? — выругался командир и стал нервно озираться, просматривая каждый клочок темной длинной галереи, будто там засело полным-полно стрелков. — Откуда стреляли?.. С хоров? — Он перевел взгляд на двух мертвых товарищей. Обоим пули попали точно между глаз. — В жизни не видел ничего подобного… И даже не слышал.
— И они тоже не видели и не слышали, — заметил один из спецназовцев, глядя на погибших товарищей.
— Майор, нужно что-то делать.
Коул почувствовал, что с желудком у него становится все хуже, однако нашелся что ответить:
— В любом случае, мы не имеем права мешать полиции. Могут быть недоразумения, несчастные случаи…
По ступеням поднялся посыльный, прошел через разбитые двери, пересек вестибюль и приблизился к Коулу, который внимательно смотрел на часы. Он присел рядом с майором.
— От губернатора, сэр!
Майор нехотя взял написанную от руки записку и прочитал только последний абзац.
— Отец Мёрфи еще не найден. Обнаружить и освободить его и двух заложников, прячущихся под скамьями святилища…
Коул посмотрел на сержанта. Тот обратил внимание на бледное лицо майора и предложил свой план действий:
— Если мне удастся проникнуть на хоры и грохнуть там снайпера, то можно смело бежать в проход и хватать этих двух заложников… — Он улыбнулся. — Но бегать придется очень быстро, чтобы опередить копов, которые за них устроят драку.
— Хорошо, — глухо ответил майор. — Возьми десять человек и мотай с ними на хоры. — Он повернулся к посыльному: — Приказ понятен? Свяжись с командирами спецназа в трифориях и передай, чтобы минут пять не стреляли…
Посыльный взял под козырек и ушел. Коул повернулся к сержанту:
— Смотри там, чтобы никого не зацепило.
Сержант отдал честь и повел десять гвардейцев назад, в южный вестибюль, оттуда они стали подниматься по винтовой лестнице, пока не увидели большую деревянную дверь в стене. Сержант осторожно приблизился к ней и прислушался, но ничего не услышал. Тогда он положил ладонь на круглую ручку, медленно повернул ее и толчком открыл дверь. Но перед ним была лишь темнота. Первое, о чем он подумал, что он не на церковных хорах, но потом увидел на некотором отдалении мерцание свечей, отражающееся на стене длинного северного трифория над ними, и пустой флагшток. Открыв дверь пошире, сержант, пригнувшись, направился вперед, в один из проходов между скамьями, держа винтовку перед собой. За ним, соблюдая дистанцию, последовали остальные десять солдат.
Продвигаясь вперед, щурясь в темноте и прислушиваясь к каждому шороху, доносившемуся со стороны хоров, сержант нечаянно задел плечом спинку скамейки.
Повернув, он оказался в другом, довольно широком проходе, который вел прямо к центру хоров.
В проходе стояла темень, хоть глаз выколи, но его большие размеры ощущались по массивному, выше двухэтажного дома окну, мрачно поблескивающему в темноте. За окном виднелись огоньки Рокфеллеровского центра, стоящего как раз напротив. Сержант ступил в проход, плавно поднимающийся вверх, и услышал совсем близко от себя какой-то треск, будто рвется шелковая материя.
В том же проходе, но чуть выше, прямо напротив него стояла женщина. Сержант уставился в ее зеленые глаза, в которых отражался дрожащий свет свечей, горящих позади нее. Пару секунд она не спускала с него глаз, пока он не опомнился и не поднял винтовку.
Меган дико закричала и выпустила из автомата целую очередь прямо ему в лицо. Потом запрыгнула на скамью и начала обстреливать остальные проходы. Солдаты прижались к полу, град пуль обрушился на их каски и бронекуртки, пока они ползли назад в башню.
Откуда-то донесся голос Лири:
— Гони их отсюда, Меган! Прикрой меня! Я сегодня в ударе! Никогда еще так не стрелял! Дай мне время продержаться! — Он стрелял, перебегал на другое место, снова стрелял и снова перебегал.
Меган схватила свою автоматическую винтовку и короткими очередями прошлась по дверям башни. Лири заметил перископ, высовывающийся над парапетом в южном трифории, и дал по нему одиночный точный выстрел.
— Господи, я в ударе! Сегодня я раздухарился вовсю!
За спиной послышался голос одного из спецназовцев:
— Судя по звукам, наши парадные солдатики тоже не сумели захватить хоры.
Бурк поднял полевой телефон и соединился с остальными тремя трифориями:
— Всем по моей команде открыть огонь по хорам! — Потом связался с группой, засевшей на лестнице в ризницу: — Передайте Мелон и Бакстеру, что мы снова попытаемся подавить стрелков на церковных хорах, и если они готовы бежать, то пусть делают это сейчас же — другого подходящего момента не будет. — Бурк подождал, когда пройдут те пять минут, которые он отпустил гвардейцам 69-го полка, хотя был уверен, что они больше и не сунутся туда, потом поднес телефонную трубку поближе ко рту и скомандовал: — Огонь!
Двадцать пять спецназовцев одновременно поднялись с пола во всех четырех трифориях и начали вести огонь длинными очередями из автоматических винтовок и стрелять из гранатометов.
Из автоматических винтовок спецназовцы вели непрерывную стрельбу, заливая хоры шквальным ливнем пуль, из гранатометов же стреляли изредка, так как их приходилось перезаряжать после каждого выстрела, чередуя гранаты с разными зарядами: с длинными иглами, с картечью, фугасные, газовые, световые, противопожарные.
Меган и Лири, надев противогазы, стояли на коленях в нижней части прохода за массивным выступающим парапетом, идущим вдоль всех хоров. Лири стрелял в трифорий напротив, перебегал, стрелял и снова перебегал. Меган посылала очередь за очередью по алтарному помосту, передвигаясь вдоль парапета.
Бурк слышал, как стреляли гранатометы, как вскрикивали спецназовцы, в которых попадали пули. Он приподнялся из-за балюстрады, посмотрел на хоры и увидел, что там разгорается пожар. По телефону он услышал, как из других трифориев вызывают санитаров. А ответный огонь с хоров, несмотря ни на что, не прекращался ни на минуту. Бурк не вытерпел и выхватил у стрелявшего рядом спецназовца его винтовку М-16.
— Вот ведь проклятые сволочи! Не угомонятся никак.
Выпустив сразу весь магазин, он вставил новый и стрелял до тех пор, пока винтовка не перегрелась и ее не заело. Со злостью отбросив оружие, он заорал в телефон:
— Выпустить по хорам все оставшиеся противопожарные гранаты — и кончай стрельбу.
Когда последняя граната по дуге полетела на хоры, Бурк увидел, что ответный огонь начал убывать. Импульсивно он схватил мегафон и крикнул в направлении хоров:
— Я иду за вами, ублюдки! Я…
Кто-то сбил его с ног, он сильно ударился об пол, но успел заметить, что как раз в том месте, где стоял, пролетела пуля. Рядом с ним на полу сидел, скрестив ноги, какой-то спецназовец и смотрел на него.
— Вы были бы трупом, лейтенант! Между ними и нами нет ничего общего… Понимаете?
Другой спецназовец прикурил сигарету и добавил:
— Они поставили туда своих лучших снайперов, мы тоже поставили лучших, но сегодня удача на их стороне… А нам не везет. Поневоле задумаешься почему…
Бурк взял у него сигарету и затянулся, постепенно приходя в себя.
— О'кей… у кого какие идеи?
Спецназовец с легкой раной на подбородке дотронулся до нее и ответил:
— Предложите им работенку — мою работенку.
Другой добавил:
— Кому-то надо пробраться на хоры через башни. В этом все дело.
Бурк взглянул на часы лежащего рядом спецназовца. Потом поднял телефон и связался с группой, засевшей на ризничной лестнице:
— Как заложники? Живы?
— Кто-то из тех двоих на хорах по твоим ребятам не стрелял, зато поливал градом пуль скамьи и лестницы алтаря — на кого-то из заложников у него огромный зуб.
— Не думаю, между ними не должно быть личных счетов. — Бурк бросил трубку.
— Что за черт вселился в этих проклятых ирландцев? — спросил спецназовец. — Политика? Вряд ли. Вот я — убежденный демократ, но никогда не стану так психовать из-за этого. Понимаете?
Бурк вынул изо рта сигарету, посмотрел на запекшиеся пятна крови на своих брюках и подумал, что это ведь кровь Беллини, у которого хоть и были глупые мозги, но зато они вмещали такой богатый опыт и знания, что он и сам не подозревал об этом. Беллини, конечно бы, знал, что теперь надо делать, а если бы даже не знал, то наверняка смог бы поднять боевой настрой своих бойцов, которые уже совсем пали духом. Бурк наконец понял, как тяжело отдавать приказы, выполнение которых повлечет за собой смерть многих людей; и только теперь он оценил — оценил по-настоящему — причину столь нервного поведения Беллини на протяжении всей ночи. Он машинально стирал на своих брюках пятна крови Беллини, когда услышал, как кто-то рядом сказал:
— Что-то ничего у нас не получается.
Бурк кивнул. Он понял, что теперь идти на хоры должен сам и лично так или иначе кончать это дело.
— Думаю, это был наш последний шанс, Морин, — прервал ее мысли Бакстер.
Она снова напряженно прислушалась — на кафедре кто-то глухо стонал, и она проговорила:
— У нас есть еще один шанс! — Она быстро скользнула под другую скамью, увернувшись от его попытки удержать ее, потом под следующую и оказалась почти у самой кафедры, в нескольких футах от открытого люка в полу. Она нырнула в люк и мягко упала на мраморные ступеньки, обвивавшиеся вокруг огромной колонны. Поднявшись, Морин заметила пятна крови на самых верхних ступенях. А еще выше, у самой кафедры, она увидела Флинна, сидящего на полу, опираясь спиной о мраморную колонну. Глаза у него были закрыты, и Морин, несколько секунд внимательно глядя на него, поняла, что ему трудно дышать: грудь то резко поднималась, то судорожно опускалась. В следующее мгновение она уже была на полу кафедры.
Священник обхватил руками лицо и прошептал:
— Чердак!.. О Господи… — Затем спросил снова: — Налти! Это вы?
— Да.
Отец Мёрфи заколебался:
— А… а Лири с вами? Где Меган?
Офицер оглядел своих людей, лица которых выражали напряжение и нетерпение, и сказал в сторону лестничного колодца:
— Они здесь. Спускайся.
Священник попытался собраться с мыслями, но его мозг был слишком изнурен, и единственное, что он мог делать, — это тупо смотреть на черное отверстие.
Командир группы закричал:
— Спускайся! Или мы сами поднимемся за тобой.
Отец Мёрфи отодвинулся от отверстия как можно дальше, насколько позволяло прикованное запястье.
— У меня с собой пистолет! — выкрикнул он.
Командир дал сигнал одному из пожарных бросить в отверстие баллончик с газом. Он взлетел высоко вверх и разбился о лестницу рядом с головой отца Мёрфи. Осколок попал ему в лицо, а в легкие проник газ. Он попытался откинуться назад, затем дернулся вперед, обессиленно наклонился и вывалился в отверстие. Наручники удержали его от падения, и Мёрфи остался висеть, качаясь из стороны в сторону, его легкие и желудок забил газ, из горла вырывались бульканье и стоны.
Какой-то спецназовец, увидев вывалившуюся из темной дыры фигуру, выпустил в нее из автомата целую очередь. Тело дернулось и повисло неподвижно. Спецназовцы начали осторожно пробираться к верхнему этажу.
Сквозь разбитые слуховые окна виднелись огни города, помещение было освещено голубоватым светом. Сильный холодный ветер быстро выдул остатки газа. Кто-то из подошедших ближе всех к лестнице, у которой висело мертвое тело, крикнул:
— О! Да это же священник!
Командир группы припомнил, что в инструктаже по телефону вроде упоминалось, что среди заложников должен быть священник. Откашлявшись, он тихо произнес:
— Ведь некоторые из них переоделись священниками… верно?
Спецназовец с автоматической винтовкой добавил:
— Он говорил, что у него есть пистолет… Я слышал, как что-то упало… где-то здесь… — Он огляделся вокруг и нашел пистолет. — Смотрите… и к тому же он называл их по именам…
Его прервал боец с портативным гранатометом в руках:
— Смотрите, он прикован к лестнице!
Командир группы пожарных в ужасе приложил руки к вискам.
— Черт возьми… Что мы сделали, мать вашу… — Он положил руки на лестничные перила и замер. По железным прутьям стекала кровь, собираясь в небольшую лужицу у его пальцев. — О… о… нет… не может быть, нет, нет, нет!!!
* * *
Другая половина второго взвода в это время осторожно пробралась через чердак, проникла в темную звонницу и ворвалась в трифорий, где раньше находился пост Абби Боланд. Они взломали пол и полезли вниз, в темную галерею, там прошли по мокрому от крови полу, мимо флагштока, и повернули за угол, откуда попали в северный трансепт. Двое спецназовцев принялись осматривать чердак трифория, а командир группы взял телефонную трубку и доложил командиру спецназа:— Капитан, северный трифорий очищен. Если заметите в нем движение — это мы.
— Это Бурк, — раздался голос на другом конце провода. — Беллини убит. Послушайте, пошлите несколько человек вниз, на хоры… Остальные пусть остаются на месте и ведут огонь по хорам. Там два снайпера, и один из них бьет очень точно.
Командир группы положил трубку, окинул взглядом оставшихся четырех человек и сказал:
— Капитан погиб… Двое останутся здесь и будут вести огонь по хорам. Двое других — за мной.
Он вернулся в башню и спустился по винтовой лестнице на этаж, где располагались церковные хоры.
Один из оставшихся в трифорий перегнулся через балюстраду и оглядел торчащий флагшток, который, как он заметил, обгорел и был весь в крови. Затем он посмотрел вниз и в свете свечей увидел тело молодой женщины, в неестественной позе лежащей поперек скамеек.
— Господи!.. — Он перевел взгляд на хоры и наобум пустил короткую очередь. — Выбить этих засранцев…
В ответ с хоров раздался одиночный выстрел, пуля прошла сквозь деревянную панель и пробила его бронекуртку. Он вскочил на ноги и уронил винтовку. Затем упал и покатился по полу, хватая ртом воздух:
— Боже!.. Господи!..
Второй спецназовец, до сих пор не поднимавшийся с колен, сказал:
— Удачный выстрел, Тони! Но он больше не повторит его.
Раненый просунул руку под куртку и нащупал опухоль величиной с яйцо прямо посредине грудной клетки — там, где сходятся ребра.
— Вот это всадил! — Он посмотрел на напарника. — Теперь твоя очередь.
Второй спецназовец стащил с головы черную вязаную шапочку, надел ее на ствол винтовки и поднял вверх над балюстрадой. С церковных хоров донесся слабый, похожий на кашель звук, а вслед за ним второй такой же, но шапка не колыхнулась. Спецназовец опустил ее пониже. «Вот гребаный мерзавец», — подумал он. Он внимательно вглядывался с балюстрады.
Огромный бело-желтый папский флаг больше не висел на флагштоке, а, разорванный и обгорелый, валялся на скамейке внизу, прикрывая тело мертвой женщины. Спецназовец посмотрел на флагшток и заметил, что веревки на нем развеваются подобно самому флагу. Он быстро подполз к раненому коллеге и сказал:
— Ты ни за что не поверишь…
Со стороны хоров послышался громкий смех…
* * *
Один из спецназовцев, находившийся около Бурка, поднял мегафон Беллини, намереваясь говорить из-за балюстрады, но передумал и начал, не поднимаясь с колен:— Эй! Вы там, на хорах! Представление окончено. Кроме вас, никто не уцелел. Слезайте с хоров, подняв руки вверх. Мы не причиним вам вреда. — Он прикрыл рупор ладонью и громко добавил: — Мы только наделаем из вас гамбургеров, ублюдки.
Гнетущая тишина повисла в соборе, затем с хоров послышался мужской голос:
— Черта с два нас вытащишь отсюда.
Вслед за словами последовали два пистолетных выстрела, и снова наступила тишина. Спецназовец повернулся к Бурку:
— Они совсем рехнулись, мозги себе своей стрельбой вышибли.
— Точно, — кивнул Бурк и показал на тело Беллини. Спецназовец мгновение колебался, затем протер лицо и лоб Беллини носовым платком и вместе с Бурком прислонил мертвое тело к парапету.
Сразу же последовал звук, похожий на жужжание пчелы, затем громкий стук, и тело Беллини вырвалось у них из рук и упало на пол трифория. С хоров раздался странный визгливый голос:
— Жизнь всего одна! И я не хочу подыхать!
Впервые за время штурма Бурк почувствовал, как по его лбу стекает холодный пот.
Спецназовец побледнел, как полотно, и произнес:
— О Боже мой!..
* * *
Командир второго штурмового взвода повел своих двух оставшихся людей вниз по ступенькам темной колокольни. Они потихоньку вошли в комнату для спевок хора и подкрались к закрытой двери, ведущей на хоры. Командир настороженно прислушался, потом отошел в сторону, положил ладонь на ручку двери и бесшумно повернул ее — никакого тревожного сигнала не последовало. Все трое вжались в стену, затем командир резким толчком распахнул дверь, и они, пригибаясь к полу, ворвались внутрь.В темноте один за другим грохнули пять выстрелов. Их вспышки высветили корчившиеся на полу три тела, изрешеченные картечью. Меган быстро подошла к ним, подняла фонарик и осветила их. Один из спецназовцев поднял голову и испуганно уставился на приближающуюся фигуру в черном балахоне и с жутко раскрашенным, искаженным злобой лицом. Меган подняла пистолет и, тщательно прицелившись, прострелила головы всех трех спецназовцев, затем спокойно закрыла дверь, включила сигнализацию и вернулась на хоры. Она посмотрела на Лири, перекатывающегося по полу хоров и не прекращавшего ни на секунду стрелять, и крикнула:
— Не дай сбежать Морин и Бакстеру! Пусть они сидят, как приколотые, до самого взрыва.
— Да, конечно! — крикнул в ответ Лири, продолжая стрелять. — Только повнимательнее следи за боковыми дверьми!
С длинного северо-западного трифория вырвалась трассирующая струя автоматных пуль, которые впились в деревянные скамьи на хорах. Лири тщательно прицелился и выстрелил в то место, откуда вырывались трассы, и автоматная очередь резко оборвалась.
Лири перекатился назад к высоким трубам органа, когда новая очередь полоснула по хорам, и оттуда бросил взгляд через черную горизонтальную линию ограждения хоров на подрагивающее пламя свечей и факелов. Он знал, что может долго продержаться в подобной ситуации, но все зависит от слепого случая. Он лежал в полной темноте на церковных хорах площадью тысяча триста квадратных футов, а по нему вели хаотичный, бесприцельный огонь около двадцати полицейских. Стрелять им приходилось из неудобного положения вверх, под крутым углом, вслепую, что резко уменьшало шансы попасть в боевиков. К тому же он и Меган надели под комбинезоны бронежилеты. Винтовка у него была прицелена, на дуло навинчен глушитель с пламегасителем, и оба они постоянно перемещались по всему пространству. Приборы ночного видения у спецназовцев оказались бесполезными из-за яркого света горящих внизу фосфорных факелов, Лири же отчетливо различал очертания противников, когда они приближались к краю трифориев. Но все может быть. Непредвиденный случай. Ловкость врага. Выгодная позиция. Пока, однако, все в его пользу. И так было всегда. Нет такого понятия — удача. И Бога тоже нет.
— Как там время? — крикнул он в сторону Меган. Она посмотрела на светящуюся стрелку своих часов. Прошла еще минута.
— Осталось четырнадцать минут.
Он удовлетворенно кивнул. В такие мгновения он ощущал себя бессмертным, а было время, когда бессмертие сужалось для него в промежуток между выстрелами. Ну, что же — осталось целых четырнадцать минут. Продержаться — нет проблем.
* * *
Бурк услышал, как звякнул полевой телефон, и поднял его с пола.— Бурк слушает.
— Лейтенант, я не хочу вмешиваться в ваши распоряжения, — раздался голос мэра Клайна, — но меня не было, поэтому я не в курсе дела. Конечно, было бы лучше, если бы командовал капитан Беллини, но теперь…
— Мы ценим ваше участие, сэр. — Бурк заметил, что в голосе мэра появился металл, хотя его речь все равно была похожа на жалобное хныканье. — По сути дела, я не знаю только, как идут дела у группы, находящейся в подполе, господин мэр, так что…
— Понятно. Но, секунду, я только хотел бы знать, не могли бы вы взять на себя командование…
— Я только что это сделал.
— Что? Ах, да. Еще секунду. Необходимо, чтобы вы, как старший по званию и, между прочим, как исполняющий обязанности командира спецназа, постоянно докладывали сюда обстановку.
— Спасибо за доверие. Разрешите перезвонить чуть позже.
— Договорились.
Бурк услышал в трубке щелчок отбоя и сказал полицейскому оператору:
— Не связывай меня снова с этой ослиной задницей. — И швырнул трубку на пол.
* * *
Шестой штурмовой взвод спустился с полицейских вертолетов на крышу собора и через открытые люки проник на чердак. Бойцы перебежали по залитому пеной деревянному помосту к южной башне и разделились на две группы: одна направилась вверх к посту Дивайна, другая вниз — к трифорию и церковным хорам.Первая группа вскарабкалась наверх, в комнату, где раньше был пост Дивайна, бросая впереди себя шумовые гранаты. В темном, полном дыма помещении, в башенке, обитой медными листами, они стали искать тело убитого снайпера боевиков, но увидели лишь залитый кровью пол и в спешке брошенный в угол противогаз.
Командир группы потрогал свежие пятна крови, тянувшиеся по лестнице, взглянул вверх и сказал:
— Пускаем газ и одновременно поднимаемся.
Все быстро натянули противогазы и швырнули вверх баллончики с газом. Бойцы стали карабкаться по лестнице, осматривая этаж за этажом; газ поднимался вместе с ними и уже почти достиг узкого шпиля башни. Прямо над ними послышался чей-то кашель, затем частое неровное дыхание — кому-то явно не хватало воздуха, — а через пару секунд судорожные всхлипывания, сопровождающиеся рвотой. Группа шла по кровавым следам, протянувшимся по всей ржавой лестнице, пока не достигла узкой восьмигранной комнаты, которая находилась на высоте пятнадцатиэтажного дома над видневшимися внизу улицами. В каждой стене, выложенной из необработанного камня, имелись отверстия, напоминавшие по своей форме узкие окна, но только без стекол. Здесь кровавый след, тянувшийся по лестнице, прервался, а у одного из отверстий осталась рвотная масса. Командир стянул с себя противогаз, высунулся по плечи из окна и посмотрел наверх.
Еще футов на сто по ровному покатому шпилю к огромному медному кресту вверх бежали железные скобы. Командир группы, скользнув взглядом по этой лестнице, увидел человека, карабкающегося по ней. Тот прошел уже половину пути, с трудом нащупывая каждую скобу. Командир обернулся, осмотрел маленькую холодную комнату, в которой столпились его люди, снял винтовку, загнал патрон в патронник и проговорил:
— Эти долбаные придурки отправили на тот свет немало наших ребят — все понятно?
Кто-то из спецназовцев заметил:
— Самое время отправить и его туда же, тем более зевакам в Рокфеллеровском центре будет на что посмотреть.
Командир выглянул из окна и посмотрел на соседние здания, протянувшиеся по Пятой авеню. Вопреки приказам и всевозможным мерам, предпринятым полицией, сотни людей прилипли к окнам, выходящим на собор, забрались на крыши домов и не отрываясь смотрели на фигуру, ползущую к гранитной верхушке. Зрители подбадривали его криками, аплодисментами и размахивали в экстазе руками. Командир слышал эти крики и аплодисменты, ему даже показалось, что многие ахнули, когда у ползущего по шпилю соскочила со скобы нога.
— Вот дуболомы! — в сердцах выругался он. — Злодеев всегда встречают аплодисментами.
Отстегнув страховочный корд, он подошел к окну, выглянул и крикнул:
— Эй ты, Кинг-Конг! Давай назад, комедия закончилась!
Ползущий лишь бросил взгляд вниз, но продолжал упорно продвигаться вперед. Тогда командир обернулся к своим ребятам и приказал:
— Подайте мне альпинистские причиндалы. — Взяв нейлоновую веревку, он плотно обмотал себя ею. — Как там детективы по расследованию самоубийств говорят? «То ли он сам упал, то ли его столкнули?» Вот в чем вопрос.
* * *
Другая половина шестого штурмового взвода спустилась по южной башне и, заглянув в чертежи, наскоро набросанные Гордоном Стиллвеем, обнаружила дверь в длинный юго-западный трифорий. Кто-то из группы выбил ногой дверь, и все, пригнувшись, ворвались в длинную галерею. У балюстрады, в дальнем углу комнаты, лежало скрюченное тело мужчины, одетого в кельтскую юбку, а под ним виднелась волынка.Вдруг из трифория напротив поднялся перископ и раздался голос по мегафону:
— Ложись! Хоры! Следите за хорами!
Все одновременно повернулись и настороженно посмотрели вниз, на хоры, правый угол которых выступал футов на тридцать под ними. Внезапно там последовали две вспышки выстрелов, и двое спецназовцев упали. Остальные трое встали на четвереньки на полу.
— Какого черта? — выругался командир и стал нервно озираться, просматривая каждый клочок темной длинной галереи, будто там засело полным-полно стрелков. — Откуда стреляли?.. С хоров? — Он перевел взгляд на двух мертвых товарищей. Обоим пули попали точно между глаз. — В жизни не видел ничего подобного… И даже не слышал.
— И они тоже не видели и не слышали, — заметил один из спецназовцев, глядя на погибших товарищей.
* * *
Когда в бронетранспортере стихло пламя, пятнадцать солдат из 69-го полка вернулись назад в собор и залегли на полу под церковными хорами, направив винтовки в пять широких проходов между скамьями, тянувшимися к высокому алтарю. Майор Коул привстал на одно колено, достал бинокль и проверил все четыре трифория. Казалось, в соборе все вымерло, лишь над головой свистели пули фениев. Коул опустил бинокль и посмотрел на дымящуюся машину рядом с собой. От запаха горящего бензина и человеческого тела к горлу подступила тошнота. К нему подполз сержант и сказал:— Майор, нужно что-то делать.
Коул почувствовал, что с желудком у него становится все хуже, однако нашелся что ответить:
— В любом случае, мы не имеем права мешать полиции. Могут быть недоразумения, несчастные случаи…
По ступеням поднялся посыльный, прошел через разбитые двери, пересек вестибюль и приблизился к Коулу, который внимательно смотрел на часы. Он присел рядом с майором.
— От губернатора, сэр!
Майор нехотя взял написанную от руки записку и прочитал только последний абзац.
— Отец Мёрфи еще не найден. Обнаружить и освободить его и двух заложников, прячущихся под скамьями святилища…
Коул посмотрел на сержанта. Тот обратил внимание на бледное лицо майора и предложил свой план действий:
— Если мне удастся проникнуть на хоры и грохнуть там снайпера, то можно смело бежать в проход и хватать этих двух заложников… — Он улыбнулся. — Но бегать придется очень быстро, чтобы опередить копов, которые за них устроят драку.
— Хорошо, — глухо ответил майор. — Возьми десять человек и мотай с ними на хоры. — Он повернулся к посыльному: — Приказ понятен? Свяжись с командирами спецназа в трифориях и передай, чтобы минут пять не стреляли…
Посыльный взял под козырек и ушел. Коул повернулся к сержанту:
— Смотри там, чтобы никого не зацепило.
Сержант отдал честь и повел десять гвардейцев назад, в южный вестибюль, оттуда они стали подниматься по винтовой лестнице, пока не увидели большую деревянную дверь в стене. Сержант осторожно приблизился к ней и прислушался, но ничего не услышал. Тогда он положил ладонь на круглую ручку, медленно повернул ее и толчком открыл дверь. Но перед ним была лишь темнота. Первое, о чем он подумал, что он не на церковных хорах, но потом увидел на некотором отдалении мерцание свечей, отражающееся на стене длинного северного трифория над ними, и пустой флагшток. Открыв дверь пошире, сержант, пригнувшись, направился вперед, в один из проходов между скамьями, держа винтовку перед собой. За ним, соблюдая дистанцию, последовали остальные десять солдат.
Продвигаясь вперед, щурясь в темноте и прислушиваясь к каждому шороху, доносившемуся со стороны хоров, сержант нечаянно задел плечом спинку скамейки.
Повернув, он оказался в другом, довольно широком проходе, который вел прямо к центру хоров.
В проходе стояла темень, хоть глаз выколи, но его большие размеры ощущались по массивному, выше двухэтажного дома окну, мрачно поблескивающему в темноте. За окном виднелись огоньки Рокфеллеровского центра, стоящего как раз напротив. Сержант ступил в проход, плавно поднимающийся вверх, и услышал совсем близко от себя какой-то треск, будто рвется шелковая материя.
В том же проходе, но чуть выше, прямо напротив него стояла женщина. Сержант уставился в ее зеленые глаза, в которых отражался дрожащий свет свечей, горящих позади нее. Пару секунд она не спускала с него глаз, пока он не опомнился и не поднял винтовку.
Меган дико закричала и выпустила из автомата целую очередь прямо ему в лицо. Потом запрыгнула на скамью и начала обстреливать остальные проходы. Солдаты прижались к полу, град пуль обрушился на их каски и бронекуртки, пока они ползли назад в башню.
Откуда-то донесся голос Лири:
— Гони их отсюда, Меган! Прикрой меня! Я сегодня в ударе! Никогда еще так не стрелял! Дай мне время продержаться! — Он стрелял, перебегал на другое место, снова стрелял и снова перебегал.
Меган схватила свою автоматическую винтовку и короткими очередями прошлась по дверям башни. Лири заметил перископ, высовывающийся над парапетом в южном трифории, и дал по нему одиночный точный выстрел.
— Господи, я в ударе! Сегодня я раздухарился вовсю!
* * *
Бурк услышал несколько одиночных выстрелов из дробовика, раздавшихся на хорах, за ними последовали короткие быстрые очереди М-16, а потом свист пуль прямо над головой, выпущенных из снайперской винтовки.За спиной послышался голос одного из спецназовцев:
— Судя по звукам, наши парадные солдатики тоже не сумели захватить хоры.
Бурк поднял полевой телефон и соединился с остальными тремя трифориями:
— Всем по моей команде открыть огонь по хорам! — Потом связался с группой, засевшей на лестнице в ризницу: — Передайте Мелон и Бакстеру, что мы снова попытаемся подавить стрелков на церковных хорах, и если они готовы бежать, то пусть делают это сейчас же — другого подходящего момента не будет. — Бурк подождал, когда пройдут те пять минут, которые он отпустил гвардейцам 69-го полка, хотя был уверен, что они больше и не сунутся туда, потом поднес телефонную трубку поближе ко рту и скомандовал: — Огонь!
Двадцать пять спецназовцев одновременно поднялись с пола во всех четырех трифориях и начали вести огонь длинными очередями из автоматических винтовок и стрелять из гранатометов.
Из автоматических винтовок спецназовцы вели непрерывную стрельбу, заливая хоры шквальным ливнем пуль, из гранатометов же стреляли изредка, так как их приходилось перезаряжать после каждого выстрела, чередуя гранаты с разными зарядами: с длинными иглами, с картечью, фугасные, газовые, световые, противопожарные.
Меган и Лири, надев противогазы, стояли на коленях в нижней части прохода за массивным выступающим парапетом, идущим вдоль всех хоров. Лири стрелял в трифорий напротив, перебегал, стрелял и снова перебегал. Меган посылала очередь за очередью по алтарному помосту, передвигаясь вдоль парапета.
Бурк слышал, как стреляли гранатометы, как вскрикивали спецназовцы, в которых попадали пули. Он приподнялся из-за балюстрады, посмотрел на хоры и увидел, что там разгорается пожар. По телефону он услышал, как из других трифориев вызывают санитаров. А ответный огонь с хоров, несмотря ни на что, не прекращался ни на минуту. Бурк не вытерпел и выхватил у стрелявшего рядом спецназовца его винтовку М-16.
— Вот ведь проклятые сволочи! Не угомонятся никак.
Выпустив сразу весь магазин, он вставил новый и стрелял до тех пор, пока винтовка не перегрелась и ее не заело. Со злостью отбросив оружие, он заорал в телефон:
— Выпустить по хорам все оставшиеся противопожарные гранаты — и кончай стрельбу.
Когда последняя граната по дуге полетела на хоры, Бурк увидел, что ответный огонь начал убывать. Импульсивно он схватил мегафон и крикнул в направлении хоров:
— Я иду за вами, ублюдки! Я…
Кто-то сбил его с ног, он сильно ударился об пол, но успел заметить, что как раз в том месте, где стоял, пролетела пуля. Рядом с ним на полу сидел, скрестив ноги, какой-то спецназовец и смотрел на него.
— Вы были бы трупом, лейтенант! Между ними и нами нет ничего общего… Понимаете?
Другой спецназовец прикурил сигарету и добавил:
— Они поставили туда своих лучших снайперов, мы тоже поставили лучших, но сегодня удача на их стороне… А нам не везет. Поневоле задумаешься почему…
Бурк взял у него сигарету и затянулся, постепенно приходя в себя.
— О'кей… у кого какие идеи?
Спецназовец с легкой раной на подбородке дотронулся до нее и ответил:
— Предложите им работенку — мою работенку.
Другой добавил:
— Кому-то надо пробраться на хоры через башни. В этом все дело.
Бурк взглянул на часы лежащего рядом спецназовца. Потом поднял телефон и связался с группой, засевшей на ризничной лестнице:
— Как заложники? Живы?
— Кто-то из тех двоих на хорах по твоим ребятам не стрелял, зато поливал градом пуль скамьи и лестницы алтаря — на кого-то из заложников у него огромный зуб.
— Не думаю, между ними не должно быть личных счетов. — Бурк бросил трубку.
— Что за черт вселился в этих проклятых ирландцев? — спросил спецназовец. — Политика? Вряд ли. Вот я — убежденный демократ, но никогда не стану так психовать из-за этого. Понимаете?
Бурк вынул изо рта сигарету, посмотрел на запекшиеся пятна крови на своих брюках и подумал, что это ведь кровь Беллини, у которого хоть и были глупые мозги, но зато они вмещали такой богатый опыт и знания, что он и сам не подозревал об этом. Беллини, конечно бы, знал, что теперь надо делать, а если бы даже не знал, то наверняка смог бы поднять боевой настрой своих бойцов, которые уже совсем пали духом. Бурк наконец понял, как тяжело отдавать приказы, выполнение которых повлечет за собой смерть многих людей; и только теперь он оценил — оценил по-настоящему — причину столь нервного поведения Беллини на протяжении всей ночи. Он машинально стирал на своих брюках пятна крови Беллини, когда услышал, как кто-то рядом сказал:
— Что-то ничего у нас не получается.
Бурк кивнул. Он понял, что теперь идти на хоры должен сам и лично так или иначе кончать это дело.
* * *
Морин услышала, что шквал выстрелов неожиданно прекратился. Меж скамьями, под которыми они лежали, свисала рука полицейского, упавшего из трифория, кровь сбегала по пальцам мертвой руки и собиралась в лужицу на полу. Во время перестрелки Морин показалось, что с кафедры доносятся какие-то непонятные звуки.— Думаю, это был наш последний шанс, Морин, — прервал ее мысли Бакстер.
Она снова напряженно прислушалась — на кафедре кто-то глухо стонал, и она проговорила:
— У нас есть еще один шанс! — Она быстро скользнула под другую скамью, увернувшись от его попытки удержать ее, потом под следующую и оказалась почти у самой кафедры, в нескольких футах от открытого люка в полу. Она нырнула в люк и мягко упала на мраморные ступеньки, обвивавшиеся вокруг огромной колонны. Поднявшись, Морин заметила пятна крови на самых верхних ступенях. А еще выше, у самой кафедры, она увидела Флинна, сидящего на полу, опираясь спиной о мраморную колонну. Глаза у него были закрыты, и Морин, несколько секунд внимательно глядя на него, поняла, что ему трудно дышать: грудь то резко поднималась, то судорожно опускалась. В следующее мгновение она уже была на полу кафедры.