Демилль Нельсон. Собор

* * *

   Морин Мелон спокойно сидела на скамье и смотрела, как Джон Хики передавал информацию. Но вдруг она резко повернулась к Гарольду Бакстеру и выкрикнула:
   — Скотина!
   Бакстер оторвал взгляд от Хики и невозмутимо заметил:
   — Да, может, и так, но сила на его стороне, не правда ли? И притом это вряд ли принесет вред, особенно если первое сообщение все-таки было получено.
   — Думаю, вы не понимаете, — ответила Морин. — Люди за собором до сих пор считают, что сигнальная кнопка под нашим контролем. Хики не послал им грубую фальшивку или чего-нибудь в этом роде. Он прочел наше сообщение и отбивал дезинформацию от нашего имени.
   Бакстер взглянул на Хики, и предположение Морин дошло до него.
   — И только один Бог знает, что он передал. Он сумасшедший, вам же известно, — не унималась Морин. — Флинн по сравнению с ним — образчик здравого рассудка.
   — Хики вовсе не сумасшедший, — возразил Бакстер. — Он гораздо опаснее, чем просто псих.
   Морин опустила глаза.
   — Во всяком случае, я не считаю нужным оправдываться и извиняться за попытку.
   — А я вас и не прошу. Но, думаю, в следующий раз мы будем действовать по моему плану.
   — Да? — Она говорила как-то вяло, бесстрастно. — Не думаю, что у нас есть время дожидаться разработки вашего плана и слушать ваши рассуждения по поводу подходящего момента.
   Он ответил без всякого раздражения:
   — Предоставьте мне еще несколько минут. Думаю, я нашел способ, как выйти отсюда.

* * *

   Бурк пошел в кабинет епископа, за ним потянулся инспектор Лэнгли. Одетый в форму офицер дал каждому копию расшифрованного сообщения. Бурк, присев на краешек стола Шрёдера, прочел его. Он обвел глазами присутствующих: Шрёдер, комиссар Рурк, Роберта Шпигель и Беллини — вот самые упрямые в их группе из тринадцати человек, на которых взвалили немыслимую задачу, а он и Лэнгли присоединятся к ним или, наоборот, отколются в зависимости от ситуации.
   Капитан Беллини оторвал взгляд от своего экземпляра сообщения и обратился к Рурку:
   — Если это правда, я могу захватить собор без особого риска для моих людей. Если заложники находятся в склепе, у них есть неплохие шансы выжить… хотя полной гарантии я дать не могу. — Он опять взглянул на бумагу. — Но если фении будут держать их при себе, шансы у них небольшие. — Он встал. — Мне требуется несколько часов, чтобы обдумать план.
   Бурк вспомнил слова Морин у входа в ризницу — двенадцать человек. А Мёрфи теперь говорит, что восемь. Он посмотрел через комнату на Беллини и спросил:
   — А что, если здесь неточные сведения?
   — Ну, насколько же они отличаются? — ответил Беллини. — Головы-то у них на плечах есть. Так ведь? И считать они умеют. Вот смотрите: меня, по правде говоря, не очень тревожит сама операция, но сейчас, после получения сообщения, я чувствую себя намного увереннее, чем прежде.
   — Мы не может исключить возможность, что одно из сообщений, а может, и оба, спровоцированы фениями, — спокойно произнес Лэнгли и, посмотрев на свой экземпляр, сравнил его с первым сообщением, держа его в другой руке. — Я несколько озадачен. Похоже, здесь что-то не так. — Он поднял глаза на присутствующих. — Беллини, я, как офицер службы розыска, советую не верить ни одному из них.
   Беллини растерянно спросил:
   — Ладно, но тогда, черт побери, какое же из этих сообщений верное?
   — Верить или не верить любому из них, — заговорила Роберта Шпигель, — не в этом дело. Важно, что каждый в резиденции кардинала и в соседних комнатах прочитал последнее сообщение, и каждый теперь припрется сюда со своими выводами. — Она посмотрела на Рурка. — Их выводы станут для нас оправданием нанесения упреждающего удара, комиссар. А они о нем только сейчас и думают. — Она снова повернулась к Беллини: — Капитан, подготовьтесь броситься на штурм по первой же команде.
   Беллини встревоженно кивнул.
   Дверь открылась, в кабинет вошел епископ Доунс.
   — Кто-то хотел меня видеть?
   Все пятеро мужчин вопросительно посмотрели друг на друга, затем раздался голос Роберты:
   — Да, это я просила вас прийти.
   Доунс остался стоять посреди кабинета. Помощница мэра задумалась на несколько секунд, а потом уверенно произнесла:
   — Монсеньер, ни мэр, ни я, ни кто бы то ни было не хотят делать ничего такого, что нанесло бы ущерб собору или подвергло угрозе жизнь заложников. Тем не менее…
   Епископ заметно напрягся.
   — …Тем не менее, если мои коллеги, полиция и люди в Вашингтоне решат, что переговоры больше нет смысла продолжать, что все ясно и угроза жизни заложников только возрастает… тогда вы и ваша епархия согласитесь с нашим решением направить в собор подразделения сил специального назначения?
   Епископ застыл, словно каменное изваяние, и молчал.
   — Дайте монсеньеру копию последнего сообщения, — обратилась Шпигель к Беллини.
   Доунс взял протянутую бумагу, прочел ее и взглянул на Роберту Шпигель:
   — Я должен буду посоветоваться с главным викарием. На себя такую ответственность брать не могу, — сказал он, повернулся и покинул комнату.
   Снова заговорила Шпигель:
   — Каждый раз, когда мы раскрываем новый пласт этой проблемы, я убеждаюсь, как сильно мы недооцениваем Флинна. Наша позиция слаба со всех сторон, время бежит, и становится очевидно, что самый легкий способ действия — сдаться, но не Флинну, а нам.
   — Тут даже сдаться не так-то просто, — заметил Лэнгли. — Мы, конечно, можем сдаться, но это вовсе не значит, что сдадутся и Вашингтон, и Лондон, и Дублин.
   — Капитан, — обратился к Беллини комиссар Рурк, — единственное, на что мы можем решиться сами, без чьего-либо разрешения, кроме мэра, — это штурм.
   — Легко сказать, сэр, но осуществить штурм не так-то просто и очень опасно, — ответил Беллини.
   — Судя по всему, вы решили отказаться от переговоров, — проговорил Шрёдер.
   Все посмотрели на него, а Бурк сказал:
   — Капитан, вы пока все еще наша главная надежда. Если есть нечто среднее между капитуляцией и штурмом, я уверен, вы найдете, что это такое. Вместе с тем Брайен Флинн сказал, что третьего не дано, и, по-моему, он сказал правду. Рассвет или смерть.

* * *

   Морин, не отрываясь, глядела на Хики, который разговаривал с кардиналом и отцом Мёрфи в исповедальне. Она обратилась к Бакстеру:
   — Он спрашивает их о кнопке и о содержании первой информации.
   Бакстер кивнул и поднялся со скамьи.
   — Давайте походим немного, разомнем ноги. Заодно поговорим.
   Они молча пошли по алтарному помосту к престолу, пройдя расстояние около сорока футов, затем повернулась и направились назад. Когда они проходили у ограды, Бакстер наклонил голову и тихо сказал:
   — Посмотрите туда, на медную плиту.
   Морин бросила взгляд на алтарь справа. За лестницей в ризницу виднелась огромная медная плита, через которую Хики и Меган Фитцджеральд спускались вниз с кейсами.
   Бакстер осмотрел все обширное пространство собора.
   — Я стараюсь изучить это здание. Когда Хики и Фитцджеральд вылезли из-под этой плиты, руки и колени у них были испачканы землей. Значит, там должно быть очень низкое пространство, в котором можно передвигаться только на четвереньках. Это должно быть темное, неосвещенное или слабо освещенное помещение. Огромное пространство, почти с городскую площадь, где можно бесследно испариться. Если нам удастся быстро поднять эту плиту и нырнуть в подземелье, они никогда не смогут отыскать нас там даже с фонарем.
   Проходя опять по правой стороне алтаря, они вновь внимательно оглядели плиту.
   — Даже если мы сможем поднять плиту, — сказала Морин, — и нырнуть под нее, прежде чем нас застрелят, мы не окажемся на свободе, и никто вне собора не узнает, что мы там, внизу.
   — Зато мы будем знать, что мы уже не наверху.
   Морин согласно кивнула:
   — Да, это уже довод, не так ли?
   Несколько минут они продолжали молча прохаживаться, затем Морин спросила:
   — Как вы собираетесь все это проделать?
   Бакстер изложил свой план.

* * *

   Кардинал и отец Мёрфи не спеша шли по алтарю, и Морин и Бакстер заметили смертельную бледность, покрывшую лица обоих священнослужителей. Отец Мёрфи печально посмотрел на Морин и Гарольда.
   — Хики все пронюхал.
   Затем заговорил кардинал:
   — Я не возражал бы против передачи сигналов в дом настоятеля. — Он недовольно посмотрел сначала на отца Мёрфи, а затем на остальных. — Но было бы лучше, если бы вы заблаговременно предупреждали меня о своих планах.
   Бакстер кивнул:
   — Мы как раз и собираемся это сделать, Ваше Высокопреосвященство. Мы обдумываем план побега. И хотим, чтобы вы оба пошли с нами.
   Кардинал отрицательно покачал головой и произнес твердо:
   — Мое место здесь. — На какое-то мгновение показалось, что его мысли витают далеко, но он встрепенулся и продолжал: — Но я готов дать вам свое благословение. — Кардинал повернулся к отцу Мёрфи: — Вы можете уходить вместе с ними, если того пожелаете.
   Мёрфи покачал головой и обратился к Морин и Бакстеру:
   — Я не могу оставить Его Высокопреосвященство. Но помогу вам, если сумею.
   Морин внимательно посмотрела на каждого из трех стоящих перед ней мужчин.
   — Хорошо. Давайте обсудим детали и выберем время. — Она взглянула на свои часы. — В девять часов мы уходим.

Глава 33

   Как только епископ Доунс вошел в кабинет настоятеля, капитан Беллини спросил у него:
   — Вы еще не нашли план собора?
   Епископ мотнул головой:
   — Сотрудники ищут его здесь и в здании епархии. Мне даже не верится, что что-то найдется.
   Комиссар Рурк обратился к Лэнгли:
   — Что вы делаете, чтобы разыскать архитектора Гордона Стиллвея?
   Лэнгли закурил и некоторое время молчал. Наконец произнес:
   — К его офису на Восточной Пятьдесят третьей улице ездили детективы. Но, конечно, там все оказалось закрыто…
   — А вы получили ордер на обыск? — не дал ему договорить Рурк.
   Лэнгли заметил про себя, что комиссар стал более напористым. К полуночи он, вероятно, постарается получить ордер. Чуть помолчав, Лэнгли ответил:
   — По сути дела, кто-то уже входил без ордера. Чертежей собора нет. Сейчас детективы ищут список служащих. Очевидно, он тоже пропал.
   Епископ откашлялся и проговорил:
   — Я не одобряю идею штурма… но, полагаю, его нужно готовить… — Он взглянул на книжный шкаф и продолжал: — Среди этих книг вы найдете штук пять, где есть иллюстрации помещений собора. В них есть несколько планов. Схемы очень приблизительные — для туристов, проходящих по первому этажу. Но интерьеры изображены довольно точно, думаю, вам это окажется полезным.
   Беллини подошел к книжному шкафу и принялся просматривать полки.
   Бурк привстал и сказал:
   — Может быть, в квартире Стиллвея лежит комплект кальки? Но там никто не берет трубку, и детектив, которого мы туда направили, говорит, что на стук в дверь никто не отвечает. Я сейчас сам собираюсь туда.
   Шрёдер тоже встал.
   — Вы не можете уйти отсюда. Флинн сказал…
   Бурк повернулся к нему:
   — Черт с ним, с этим Флинном!
   — Вперед, лейтенант, — подбодрила его Роберта Шпигель.
   Лэнгли вырвал страничку из своей записной книжки и черкнул несколько слов:
   — Вот адрес. Но не входи туда незаконным путем.
   Епископ Доунс добавил:
   — Если найдете Гордона Стиллвея, помните, что он очень старый человек. Постарайтесь не волновать его.
   — Ничего незаконного я не делаю и не собираюсь волновать людей.
   Бурк повернулся и вышел в соседний кабинет. Тяжелая дымовая завеса висела на уровне лиц людей, толпящихся в приемной. Он прошел в холл и спустился по ступенькам. Кабинеты в доме настоятеля на нижнем этаже были заполнены разными чинами в полицейской форме, отдававшими оперативные распоряжения. Бурк подошел к сидящему за столом капитану и показал свой жетон.
   — Мне необходима полицейская машина с радио и лихой водитель.
   Капитан оторвался от плана центральной части города.
   — Вам? Но зона по другую сторону оцепления плотно забита транспортом и людьми. Куда вы так спешите, лейтенант?
   — В Грэмерси-парк. И побыстрее, как только можно.
   — Хорошо, пробивайтесь тогда к радиотелевизионной станции на Лексингтон-авеню.
   — Черт возьми! — Бурк схватил трубку телефона и соединился через коммутатор с кабинетом епископа. — Лэнгли, вертолет пока еще во дворе Рокфеллеровского центра? Хорошо. Позвони и прикажи ему прогреть мотор.
   Он вышел из дома настоятеля на Пятьдесят первую улицу, вдохнул холодного бодрящего воздуха и почувствовал себя намного лучше. Дождь со снегом прошел, но ветер все еще дул довольно сильно. Он подошел к безлюдному перекрестку Пятьдесят первой улицы и Мэдисон-авеню.
   Мрачная тишина повисла над освещенными улицами, прилегающими к собору. Вдали виднелся кордон из полицейских машин, автобусов и карет «скорой помощи», по заснеженным улицам и тротуарам тянулись коммуникационные кабели. Силуэты часовых четко вырисовывались на фоне полутемных зданий. В джипах разъезжали солдаты Национальной гвардии с винтовками наготове. В холодном воздухе гулко раздавалось рявканье мегафонов, вооруженные полисмены патрулировали по оцепленному району. Бурк слышал, как скрипит снег под их и его собственными ногами. Пока он шел, думал о Белфасте, и хотя там никогда не был, почему-то чувствовал, что знает этот город. Он поднял воротник и зашагал быстрее.
   Через Мэдисон-авеню кто-то на холодном северном ветру ехал не спеша верхом на лошади. Бурк пристально вгляделся в седока. Ба! Да это же Бетти Фостер проехала под фонарем. Похоже, она не заметила его, и он продолжал шагать дальше.
   Ветер стих, и до него донеслись издалека, из-за оцепления, звуки музыки и пения. Нью-Йорк не отказался от праздника.
   Бурк обошел заднюю стену часовни Богоматери, приблизился к резиденции кардинала и через кружевные занавески комнаты на первом этаже увидел сотрудников службы спецназначения, стоящих в комнате. Их инструктировал какой-то лейтенант, видна была классная доска с каким-то написанным на ней изречением. В другом окне, в углу, Бурк заметил хорошо одетых мужчин и женщин, среди них губернатора и мэра города, столпившихся вокруг буфета. Непохоже было, чтобы они развлекались, но вместе с тем не выглядели столь сурово и мрачно, как спецназовцы у классной доски.
   На перекрестке Бурк повернул и оглянулся на собор, освещенный фонарями из сада. Мягкий люминесцентный свет ложился на цветные витражи и бросал красочные тени на белую от снега улицу. Безмятежная картинка, прямо привлекательная открытка: покрытые инеем ветви голых деревьев и искрящееся пространство нетронутого, чистого снега. Кто знает, может, более безмятежной картины в нашем веке больше и не наблюдалось — нигде вокруг не видно ни машин, ни людей, свет в домах погашен…
   Что-то отвлекло его внимание, и он взглянул на две башни, через разбитые слуховые окна которых пробивался свет. В северной башне-колокольне мелькнула какая-то тень, так и есть — одинокая фигура осторожно перемещается от окна к окну. Человек, видимо, замерз, все время настороже и внимательно наблюдает. В южной башне также виднелась фигура, но она стояла неподвижно. Два человека — по одному на каждой башне — вот, пожалуй, и все, кто наблюдал из осажденного кафедрального собора. «Теперь многое зависит от них», — подумал Бурк. Он надеялся, что у них хватит выдержки.

* * *

   Полицейский штабной вертолет летел на юг вдоль Лексингтон-авеню. Сверху Бурк видел, что внизу началось движение транспорта и наметился совсем небольшой проход для его движения по Манхэттену. Проблески красного света на каждом перекрестке говорили, что там стоят по нескольку полицейских машин. Высотные здания средней части города сменились в старой части Грэмерси-парк более низкими, и вертолет пошел на посадку.
   Бурк разглядел фонари небольшого частного сквера, окруженного изящными городскими зданиями. Он указал на них, и пилот, развернув машину в воздухе, направил ее на открытую площадку, включив посадочные фары. Вертолет приземлился на маленькой лужайке. Бурк спрыгнул и поспешил к высокой чугунной ограде. Он с грохотом затряс прутья высоких тяжелых ворот но оказалось, что они закрыты. По ту сторону ворот, на тротуаре, собралась небольшая толпа людей, и все смотрели на него с нескрываемым любопытством. Бурк крикнул:
   — Нет ли среди вас привратника?
   Никто не откликнулся.
   Обхватив ладонями холодные прутья, Бурк заглянул между ними. Ему вспомнились ворота зоопарка и клетки с обезьянами, которые он видел утром, а также церковные ворота и тюремные решетки, которых немало перевидал на своем веку. Припомнились ему Лонг-Кеш и Крамлин-роуд, Лубянка и Дахау. Он подумал, что на свете еще очень много решеток и слишком много людей смотрят на белый свет через них. Внезапно его охватила злость, и он закричал:
   — Идите сюда, черт возьми! У кого ключи?
   Тут же хорошо одетая пожилая женщина подошла к нему и вынула красивый массивный ключ. Она молча открыла ворота, Бурк быстро проскользнул между створками и, грубо расталкивая толпу, поспешил к дому.
   Он подошел к величественному старому зданию и громко постучал в дверь. Открыл охранник, и Бурк, показав жетон, прошмыгнул мимо него в вестибюль. Там на единственном стуле сидел человек в гражданской одежде, и Бурк небрежно представился ему.
   — Детектив Льюис, — зевая, ответил сидящий и нехотя привстал.
   — Что можешь сказать о Стиллвее? — спросил Бурк.
   Детектив только отрицательно помотал головой.
   — А вы уже получили ордер на обыск?
   — Нет.
   — У меня его тоже нет.
   Бурк стал подниматься по ступенькам. Как-то раз, когда он был еще новичком, старый коп сказал ему: «Каждый живет на верхнем этаже. Каждого грабят на верхнем этаже. Каждый совершает грехи на верхнем этаже. И каждый умирает там же, на верхнем этаже». Бурк поднялся на верхний, четвертый этаж. На лестничную площадку выходили двери двух квартир. В одной, по-видимому, проживала обслуга. Он нашел дверь Стиллвея и позвонил. Детектив следовал за ним.
   — Никого нет дома.
   — Нету, Шерлок. Вот сволочи. — Бурк увидел, что на двери три замочные скважины врезаны вертикально, причем наверху самая старая, пониже — поновее, а третья совсем новая. Такое расположение явно свидетельствовало о нарастающей боязни хозяина стать жертвой ограбления. Бурк повернулся к детективу и спросил:
   — Не хочешь ли приложить к двери свое плечико?
   — Нет такого желания.
   — У меня тоже. — Он направился к узкой лестнице за небольшой дверью. — Останься здесь!
   Затем Бурк поднялся по лестнице и выбрался на крышу, а оттуда спустился вниз по пожарной лестнице к окну апартаментов Стиллвея.
   В квартире было темно, лишь желтым светом мерцал циферблат радиочасов. На окнах решеток не было, Бурк вытащил револьвер и проткнул им старое, хрупкое стекло над оконным запором. Затем открыл защелку и толкнул оконную раму. Потом осторожно спустился в комнату и направился от окна на цыпочках, держа перед собой пистолет обеими руками. Он затаил дыхание и прислушался. Глаза у него стали привыкать к темноте и различать тени и очертания предметов. Ничто в комнате не двигалось, ничто не дышало, ничем не пахло; не было ничего такого, что хотело бы убить его, и Бурк понял, что тут никого не убивали. Он выпрямился во весь рост, нащупал выключатель люстры и включил свет.
   Он находился в большой квартире-мастерской, современный интерьер которой мало походил на обычное жилье. Стены цвета слоновой кости, скрытое мягкое освещение, хромированная мебель. Это был интимный современный мир старого архитектора, который занимался реставрацией готики. «Стыд и срам, Гордон Стиллвей», — подумал Бурк.
   Бурк направился к двери холла, держа наготове револьвер, и, медленно продвигаясь, заглядывал в темные углы. Все выглядело как обычно, ничего не было сдвинуто с места, нет темно-красного пятна на белом ковре, нет следа запекшейся крови на сияющем хроме. Бурк вложил револьвер в кобуру и, открыв дверь, направился к детективу.
   — Окно, выходящее во двор, разбито. Основание для подозрения в совершении преступления есть. Надо подготовить протокол.
   Детектив подмигнул и пошел к лестнице.
   Бурк прикрыл за собой дверь и огляделся. Он находился в комнате, посредине которой стоял письменный стол с ящиками, где хранился архив. Он подошел к столу, выдвинул средний ящик, на котором были обозначены буквы G-S, и не очень удивился тому, что между карточками на собор святого Марка в Боувере и собор святого апостола Павла ничего не оказалось, а пустое место между ними было больше, чем следовало бы.
   На обеденном столе Бурк заметил телефон и попытался связаться с домом настоятеля, однако на другом конце провода он услышал короткие гудки «занято». Тогда он позвонил оператору на коммутаторе, попросил его соединиться с нужным абонентом, сообщил свой номер и положил трубку. Изучая комнату, в одном из стеллажей он наткнулся на бар Гордона Стиллвея и выбрал себе виски бурбон.
   Зазвонил телефон, и Бурк откликнулся. В трубке послышался голос Лэнгли:
   — Догадываюсь, что трудно было дозвониться. Что там за история? Нашел труп в библиотеке?
   — Никакого трупа нет. Стиллвея тоже нет. Досье на святого Патрика также отсутствует.
   — Интересно… — протянул Лэнгли. Он сделал паузу, а затем добавил: — Удача отвернулась от нас и в других наших розысках.
   Бурк услышал, что в комнате кто-то громко разговаривает.
   — Это кто там шумит, Беллини? — спросил он.
   — Да, он собирается играть свою роль, — спокойно ответил Лэнгли. — Не обращай внимания.
   Бурк закурил и заметил:
   — Инспектор, я еще ни разу нормально не встретил день святого Патрика.
   — Восемнадцатое марта и в самом деле не выглядит многообещающим. — Лэнгли глубоко вздохнул. — Где-то в этом городе есть чертежи, есть другие архитекторы, может быть, инженеры, которые знают это место. Мы могли бы их всех собрать завтра утром, но у нас нет времени. Флинн многое предусмотрел. Добрался даже до Стиллвея и чертежей и упрятал их подальше.
   — Интересно, — промолвил Бурк.
   — Что интересно? — недоуменно спросил Лэнгли.
   — Не могло ли так случиться, что Флинн захватил и Стиллвея, а теперь Стиллвей тоже сидит в соборе, где он им очень даже пригодится.
   — Он вполне может быть там.
   Бурк задумался на минутку.
   — Не знаю. Если бы архитектор был у Флинна, он похвастался бы. Наверняка рассказал бы нам, что знает, как лучше взорвать собор, заминировав потайные ходы, если они есть… Он умный человек и знает, как извлечь максимальную выгоду из всего, что делает. Подумай об этом.
   Бурк еще раз окинул взглядом опрятно убранную комнату. Экземпляр «Нью-Йорк пост» лежал на диване, и он пошел к нему, потянув за собой телефонный шнур. На первой полосе газеты, на фотографии было зафиксировано столпотворение перед собором. Заголовок гласил: «ДЕМОНСТРАЦИЯ ВОЕННОЙ МОЩИ», подзаголовок: «А ЭТО ИРЛАНДСКИЙ МАРШ». Для специального вечернего выпуска могли бы послать репортеров и похлеще.
   Из трубки слышался голос Лэнгли:
   — Бурк, ты еще там?
   — Да, — откликнулся Бурк. — Послушай-ка, Стиллвей был здесь. Он принес с собой вечерний выпуск газеты и…
   — И что?
   Бурк обошел комнату, держа в руках телефон. Он открыл туалет, находящийся перед входом, и сказал в трубку:
   — Мокрое пальто, мокрая шляпа. Плаща нет. Зонта нет. Портфеля нет. Он приходил домой, переоделся и снова ушел, захватив портфель, в котором, я догадываюсь, лежат бумаги, касающиеся собора святого Патрика. Возможно, он ушел не один, а с кем-то, кто имел достаточно весомые рекомендации и наплел правдоподобную легенду. Этот кто-то свободно проходил в его квартиру…
   — Один из фениев, — прервал его Лэнгли, — пришедший слишком поздно, а потому не сумевший привести его в собор.
   — Может быть. Но может быть, это кто-то еще, кто не хочет, чтобы к нам попали чертежи или сам Стиллвей.
   — Темное дело!
   — Инспектор, поразмысли над этим. Пожалуйста направь сюда ребят из уголовного розыска, а потом скажи оператору, чтобы он дал мне «зеленую улицу» для телефона, и я попытаюсь связаться с Фергюсоном.
   — Ладно. Но поспеши. Шрёдер начинает нервничать.
   Бурк повесил трубку и, взяв стакан бурбона, пошел осматривать всю квартиру. Никаких улик или зацепок он не нашел, но какое-то предчувствие продолжало его мучить. «Нет, архитектор не из тех людей, — подумал он, — который мог выйти под холодный дождь со снегом без серьезной надобности».
   Зазвонил телефон. Бурк поднял трубку, сообщил оператору телефонный номер Фергюсона и попросил:
   — Позвоните мне опять через десять минут. Мне нужно выдать еще один звонок.
   После шести звонков телефон ответил. К аппарату подошел сам Джек Фергюсон, его голос звучал нерешительно:
   — Алло.
   — Это Бурк. А я думал, что звоню следователю.
   — Что ж, дозванивайся. Где ты, черт побери, был все это время?
   — Был занят. Ну ладно. Ты как будто собираешься получить в этом году награду за поимку шпиона.
   — Да хватит тебе. Почему не вышел на связь? Я так ждал твоего звонка.