Посмотрев на обоих офицеров полиции, Роберта Шпигель произнесла:
   — Если хотите знать, что на самом деле происходит здесь, не слушайте этих политиков. Лучше слушайте Брайена Флинна и Джона Хики. — Она взглянула на огромное деревянное распятие, висящее над головой Шрёдера, а затем перевела взгляд на собор святого Патрика, видневшийся за окном. — Если Флинн и Хики говорят «рассвет или смерть», значит, они имеют в виду рассвет или смерть. Теперь понимаете, с кем вы имеете дело?
   Шрёдер почти незаметно кивнул головой. На какие-то доли секунды перед его глазами возник образ врага, но изображение исчезло так же быстро, как и появилось.
   Долгая тишина повисла в комнате. Но вот Роберта снова стала говорить мягким и спокойным голосом:
   — Они могут ощущать наш страх… почуять его. Они могут также почувствовать, что мы не собираемся выполнять их требования. — Она посмотрела на Шрёдера. — Жаль, что начальство не дало вам ценных указаний, какие вам следовало бы иметь. Но зато они перепутали ваши обязанности со своими. Они от вас ждут чудес, а вы начинаете верить в свои способности. Но вы не волшебник. Только Джо Беллини способен на чудо, на чудо военной хитрости, — никого не убив, ничего не повредив, не причинив ничему и никому вреда. Беллини кажется людям со стороны более действенным. А в ваших методах они видят долгий и тяжелый путь и теряют надежду. Они предаются фантазиям, что проблему можно решить победоносным оружием. Так что пока вы тут уговариваете фениев и вешаете им лапшу на уши, не забывайте пудрить мозги также и ответственным чинушам в других комнатах.

Глава 36

   Флинн и Хики все еще играли на органах, а Джордж Салливан подыгрывал им на волынке. Имон Фаррелл, Фрэнк Галлахер и Абби Боланд пели песню «Моя дикая ирландская роза». На чердаке Джин Корней и Артур Налти лежали, тесно прижавшись друг к другу, прямо на подмостках церковных хоров. На доске, на которой они улеглись, отражались трубы большого органа. Пэд Фитцджеральд сидел, прислонившись спиной к двери склепа. Он устало прикрыл глаза и тихонько что-то мурлыкал про себя.
   Флинн почувствовал, что напряженность стала ослабевать и каждый погрузился в мир собственных грез. Он ощутил, как мысли и чувства двенадцати человек унеслись прочь из холодного каменного мешка храма. Брайен посмотрел на Меган и Лири. Даже они казались притихшими и размякшими: спокойно сидели на парапете церковных хоров, повернувшись спиной к залу, попивая чай и выкуривая одну сигарету на двоих. Флинн отвернулся от них и опять заиграл на звучном органе.
   Отец Мёрфи неподвижно стоял на коленях перед высоким алтарем. Он взглянул на часы.
   Гарольд Бакстер расхаживал по помосту алтаря, пытаясь казаться равнодушным, а сам тем временем так и шарил глазами по всему собору. Он тоже взглянул на часы. Нет причин, подумал он, ждать намеченного времени. У них может больше никогда не быть столь удобного случая, как сейчас. Проходя мимо отца Мёрфи, он сказал:
   — Тридцать секунд.
   Морин, сжавшись в комочек, лежала на скамье, прикрыв лицо руками. Сквозь щель между пальцами она посмотрела на Бакстера и заметила, как тот кивнул ей. Он же, развернувшись в очередной раз, подошел к престолу. Поравнявшись с кардиналом, прошептал:
   — Время…
   Кардинал поднялся со своего престола, спустился вниз по ступенькам и пошел к ограде алтаря. Открыв ворота, он быстро шагнул вниз в центральный проход между скамьями.
   До отца Мёрфи донесся шепот Бакстера:
   — Идите!
   Мёрфи перекрестился, быстро встал и направился к боковой алтарной ограде.
   Флинн заметил движение на помосте в зеркале органа. Продолжая наигрывать какую-то веселую мелодию, он крикнул Лири:
   — Обернись!
   Лири и Меган молниеносно спрыгнули с парапета и повернулись. Лири поднял винтовку.
   Орган Хики замолчал, вслед за ним оборвал мелодию на долгой протяжной ноте и главный орган Флинна. Песня прервалась, в соборе наступила тишина, и взгляды всех устремились на кардинала. Флинн, продолжая глядеть в зеркало, произнес в микрофон:
   — Стойте там, где стоите, кардинал!
   Отец Мёрфи открыл коробку автоматического выключателя тока на стене алтаря, опустил рычаг, и все пространство алтаря погрузилось в темноту. Бакстер сделал три длинных шага, миновал ризничную лестницу, сильно оттолкнулся ногой и по мраморному полу скользнул к медной плите. Морин скатилась со скамьи и быстро подползла к задней ограде алтаря. Пальцы Бакстера нащупали медную плиту, и он быстро приподнял ее над полом. Морин резко развернулась, и ее ноги скользнули в отверстие в полу.
   Четыре человека в трифориях дико заорали. На церковных хорах раздался выстрел, и крики стали еще громче. Из трифориев почти одновременно вырвались четыре выстрела.
   Морин проскользнула в отверстие и нащупала внизу земляной пол.
   Бакстер почувствовал, как что-то — не поймешь, то ли пуля на излете, то ли кусочек отколовшегося мрамора — с силой ударило ему в грудь, и он неловко сел прямо на пол.
   Кардинал продолжал идти, высоко подняв голову, но на него никто не обращал внимания. Отец Мёрфи подполз к ризничной лестнице и налетел на Пэда Фитцджеральда, взбегающего вверх по ступенькам. Столкнувшись в темноте, они с ужасом отшатнулись друг от друга.
   Бакстер задержал дыхание и сделал резкий выпад вперед. Руки и плечи он уже опустил в отверстие, а ноги скользили по гладкому мраморному полу в поисках опоры для толчка.
   — Прыгай, прыгай! — громко закричала Морин. Она потянулась вперед и схватила его шарящую руку. Еще пять выстрелов прозвучали один за другим, пули крошили мрамор и с визгом отскакивали от медной плиты. Бакстер почувствовал, как его спину пронзила боль, а тело судорожно дернулось. Еще пять пуль со свистом пронеслись над его головой в темноте. Только теперь он понял, что Морин тянула его вниз за правую руку. Он попытался протолкнуть свое тело в отверстие, но кто-то крепко держал его за ноги. Он услышал чей-то вскрик чуть ли не над ухом, и выстрелы прекратились. Морин даже повисла на его руке, все время крича:
   — Прыгай! Ради Бога, прыгай!
   — Не могу. Брось меня. Беги, беги! — Голос Бакстера был низким и хриплым.
   Кто-то крепко схватил его за лодыжки и потащил из отверстия. И он почувствовал, как руки Морин, крепко державшие его кисть, стали постепенно разжиматься, а затем отпустили совсем. Пара сильных рук перевернула его на спину, и он увидел над собой лицо Пэда Фитцджеральда. Тот стоял перед ним на коленях, нацелив автомат ему в горло. Сквозь полутьму Бакстер разглядел, что по шее Фитцджеральда стекает струйка крови, пачкая белую рубашку.
   Фитцджеральд посмотрел сверху вниз на Бакстера и, тяжело дыша, заорал:
   — Тупорылый сукин сын! Я убью тебя, проклятого подонка!
   Он сильно ударил Бакстера кулаком по лицу, затем перелез через него, подполз к краю отверстия и, нацелив дуло автомата в проем люка и откинувшись назад, выпустил две оглушительные длинные очереди в темноту.
   Бакстер смутно ощущал теплую влагу, растекавшуюся под ним по холодному мраморному полу. Он попытался посмотреть на высокий, этажей в десять, сводчатый потолок над собой, но смог различить лишь красные пятна висящих кардинальских шапок. Затем он услышал, как к алтарю бегут люди, как они поднимаются по ступенькам, и увидел промелькнувшие лица — Хики, а несколькими секундами позже Флинна и Меган Фитцджеральд.
   Бакстер повернул голову и увидел отца Мёрфи, лежащего около лестницы, руки он плотно прижал к лицу, а сквозь пальцы сочилась кровь. Затем он услышал голос Меган:
   — Пэд! Тебя зацепило? Пэд?
   Бакстер попытался поднять голову, чтобы посмотреть на кардинала, но увидел только ногу Меган, опускающуюся ему на лицо. В глазах его мелькнула яркая красная вспышка, за ней последовала темнота.
   Флинн встал на колени рядом с Пэдом Фитцджеральдом и вытащил дуло его автомата из отверстия. Он мягко дотронулся до кровоточащей раны на шее Пэда и осмотрел ее.
   — У тебя только царапина, парень. — Флинн повернулся к Меган: — Отведи его обратно на пост. Да побыстрее!
   Потом Флинн лег ничком на край отверстия и крикнул вниз:
   — Морин! Ты в порядке? Не ранена?
   Морин стояла на коленях в нескольких ярдах от отверстия. Ее тело судорожно дрожало, и она сделала глубокий вдох, чтобы хоть немного успокоиться. Она осторожно ощупала свое тело — нет ли где ранения.
   — Морин! Ты не ранена? Ради Бога, ответь мне! — снова позвал ее Флинн, в голосе его чувствовалась озабоченность.
   Она глубоко вздохнула и, к своему собственному удивлению, ответила:
   — Нет!
   Теперь, после ее ответа, голос Флинна звучал более сдержанно:
   — Давай назад!
   — Пошел к черту!
   — Вылезай, Морин, или мы пристрелим Бакстера. Мы пристрелим его и бросим вниз к тебе, чтобы ты могла любоваться на него.
   — Так или иначе теперь мы все умрем.
   — Нет, не умрете.
   — Пусть Бакстер поговорит со мной.
   Наверху воцарилось молчание, затем Флинн ответил:
   — Он без сознания.
   — Проклятые бесчувственные убийцы, подонки! Дайте тогда мне поговорить с отцом Мёрфи.
   — Он… ранен. Подожди, я позову кардинала…
   — Иди к черту! — Морин не хотелось никого слышать, ей хотелось только бежать. — Сдавайся, Брайен! — крикнула она Флинну. — Сдавайся, пока не поздно и не убиты другие люди. Сдавайся! — Поколебавшись немного, бросила напоследок: — Прощай!
   Она стала отползать прочь от отверстия, пока спиной не уперлась в фундамент колонны. Оглянувшись, увидела, что из отверстия опускается лестница. Потом услышала приглушенные голоса и поняла, что кто-то собирается спуститься по лестнице вниз. Вновь раздался голос Флинна:
   — Морин, ты не из тех, кто бросает своих друзей. Их жизни зависят от тебя.
   Она почувствовала, что все ее тело покрыл холодный пот, и тихо пробормотала про себя: «Брайен, ты так чертовски все усложняешь». Она шагнула к отверстию, но вдруг заколебалась. Новая мысль пришла ей в голову: «А что бы сделал Брайен?» Он бы сбежал. Он всегда так поступает. И это не трусость или малодушие, а просто он и все, кто с ним, еще давным-давно договорились считать побег морально оправданным действием в трудных ситуациях. Но все же… он не оставил ее тогда, когда ее ранили. Она снова заколебалась, не зная, что лучше: прятаться за колонной или идти к отверстию.
   В темноте подземелья снова раздался голос Флинна:
   — Ты подлая трусиха, Морин! Ну ладно, как хочешь, теперь очередь Бакстера.
   Резкий звук выстрела прокатился по алтарному помосту.
   Когда стихло эхо, Флинн снова крикнул Морин:
   — Мёрфи — следующий.
   Морин инстинктивно отпрянула назад к колонне, от волнения закрыв руками лицо.
   — Сволочи!
   Флинн крикнул еще громче:
   — Священник будет следующим!
   Она подняла голову и вытерла слезы, непроизвольно текущие из глаз. Вглядевшись в темноту, она заметила вдали слабый свет и через силу заставила себя спокойно оценить обстановку. Справа от нее была наружная стена алтарной лестницы. Если идти вдоль нее, то можно упереться в фундамент основных стен — а за ними свобода. Вот этим-то путем и надо выбираться отсюда.
   Морин быстро оглянулась и увидела чьи-то ноги, просунувшиеся в люк: когда показалась уже большая часть тела, стало ясно, что это Хики. Над его головой свесилась другая пара ног. Меган. Оба держали в руках электрические фонарики и пистолеты. Спускаясь, Хики вертел головой, вглядываясь в темноту. Морин припала к колонне.
   Хрипловатый голос Хики раскатился по всему черному влажному пространству подземелья. Он как будто разговаривал с малым ребенком:
   — Я пришел к тебе, миленькая. Забрать тебя отсюда. Ну, иди к старому Джону. Не дай бяке Меган найти тебя. Иди лучше к доброму мистеру Хики. Иди же, радость моя! — Он рассмеялся, спрыгнул с последней ступеньки лестницы и, включив фонарик, повернулся к ней спиной.
   Меган стояла позади него, и в отблесках верхнего освещения зала вся ее фигура казалась огненно-красной и приобрела зловещие черты.
   Морин глубоко вздохнула и затаила дыхание.

Глава 37

   Берт Шрёдер ожидал, напряженно прижимая телефонную трубку к уху. Посмотрев на Лэнгли — тот был один в комнате, — он выругался:
   — Проклятие, не отвечают!
   Лэнгли стоял у окна и пристально рассматривал собор. За двойными дверями все так же нескончаемо трезвонили телефоны и взволнованно шумели люди.
   Внезапно створки дверей с грохотом распахнулись, и в комнату шумно влетел Беллини, еще более возбужденный, чем в последний раз. Уже с порога он выкрикнул:
   — Я получил от этого придурка Клайна приказ идти на штурм, если вы не можете придумать ничего другого.
   Шрёдер смерил его холодным взглядом:
   — Входите и закройте за собой дверь. — И тут же заорал на диспетчера: — Конечно, хочу, чтобы ты, глупый осел, продолжал вызывать!
   Беллини закрыл за собой дверь, подошел к стулу и опустился на него. Пот тонкими струйками стекал по его заметно побледневшему лицу.
   — Я… не готов… идти… — проговорил он. Шрёдер нетерпеливо спросил:
   — Сколько, черт побери, займет времени укокошить всех четверых заложников, скажите, Беллини? А если они уже мертвы, то Клайн может катиться ко всем чертям и подождать там, пока у вас возникнет, по крайней мере, хоть одна идиотская идея, как нанести удар.
   Внезапно в динамике раздался громкий голос Брайена Флинна:
   — Шрёдер?
   Тот торопливо ответил:
   — Я здесь. — Теперь он обрел самообладание. — Да, сэр. Как там, все в порядке?
   — В порядке.
   Шрёдер откашлялся и начал расспрашивать:
   — Но все же что-то такое произошло?
   — Плохо задуманная и неудачная попытка побега. — Голос Флинна звучал сдержанно.
   — Побега? — недоверчиво переспросил Шрёдер.
   — Я вроде ясно сказал.
   — Никто не пострадал при этом?
   После долгой паузы Флинн ответил:
   — Бакстер и Мёрфи ранены. Но не тяжело.
   Шрёдер посмотрел на Лэнгли и Беллини. Постаравшись придать своему голосу спокойный тон, он продолжил:
   — Давайте я направлю к вам доктора.
   — Если он им понадобится, я извещу.
   — Нет, все же я пришлю доктора.
   — Ладно, присылай, но только скажи ему, что я вышибу из него мозги, если он здесь появится.
   — Черт побери, Флинн, вы же говорили, что стрельбы не будет. Вы сказали… — В тоне Шрёдера проскальзывало раздражение, но он контролировал себя — раздражение было почти напускным, преднамеренным, чтобы показать, что стрельбы он не потерпит.
   — Тут уж ничего нельзя было поделать.
   — Флинн, если, не дай Бог, вы убили кого-нибудь, — теперь тон Шрёдера стал угрожающим, — если ранили кого-нибудь, переговоры практически станут невозможны.
   — Я знаю правила. Успокойся, Шрёдер.
   — Позвольте мне поговорить с каждым из заложников — сейчас же.
   — Подождите минутку. — В динамиках установилась тишина, затем послышался голос кардинала:
   — Алло, капитан, узнаете мой голос?
   Шрёдер бросил быстрый взгляд на двух мужчин, присутствующих в комнате, — те согласно кивнули. Тогда он ответил:
   — Да, Ваше Высокопреосвященство.
   Кардинал говорил таким тоном, что все сразу поняли: предварительно его проинструктировали и сейчас внимательно следят за его словами.
   — Со мной все в порядке. Мистер Бакстер, как мне сказали, получил легкое ранение в спину и еще одно рикошетом в грудь. Сейчас он отдыхает, и у него, похоже, все в порядке. Отец Мёрфи также ранен рикошетом в лицо — в подбородок. Он слегка оглушен, а вообще чувствует себя нормально… Просто чудо, что никто не убит.
   Всем троим офицерам, казалось, стало легче от этих слов кардинала. Из соседних комнат по-прежнему доносились шум и громкие голоса.
   — А как мисс Мелон? — спросил Шрёдер. Ответ кардинала прозвучал как-то нерешительно:
   — Она жива. Не ранена. Она…
   Шрёдер услышал, как трубку на другом конце провода прикрыли рукой, однако пробивались раздраженные приглушенные голоса — там явно говорили на повышенных тонах. Он взволнованно закричал в трубку:
   — Алло! Алло!
   В трубке опять раздался голос кардинала:
   — Это все, что я могу сказать.
   — Ваше Высокопреосвященство, — торопливо заговорил Шрёдер, — прошу вас, не провоцируйте этих людей. Вы не должны подвергать опасности вашу жизнь, иначе под угрозой окажутся и жизни других…
   Послышался равнодушный, без всяких эмоций голос кардинала:
   — Я передам ваши слова всем остальным. — Он добавил: — Мисс Мелон…
   Но неожиданно на линии прозвучал голос Флинна:
   — Добрый совет отважного капитана. Ладно, теперь убедились, что никто не убит? Все сидят себе тихонько.
   — Дайте мне поговорить с мисс Мелон.
   — В данный момент она отошла. Попозже. — Флинн говорил отрывисто. — Все ли готово к пресс-конференции?
   Голос Шрёдера вновь обрел спокойствие:
   — Нужно больше времени на подготовку. Телевидение и радио…
   — У меня есть сообщение для Америки и всего мира, и я намерен донести его до всех людей.
   — Да, вы это сделаете. Наберитесь терпения.
   — Терпение не в характере ирландцев, Шрёдер.
   — Да? Не уверен, что так оно и есть. — Шрёдер почувствовал, что настало время для более личного общения. — Я ведь наполовину ирландец и…
   — Неужели?
   — Да, родные моей матери выходцы из графства Тирон. Послушайте, я понимаю ваше разочарование и раздражение — у меня самого брат деда был в ИРА. В нашей семье его считают героем. Он даже сидел в английской тюрьме.
   — За что же? За то, что был такой же зануда, как его внучатый племянник?
   Шрёдер сделал вид, что не обратил внимания на подковырку Флинна:
   — Я рос с той же ненавистью, и предрассудками в душе, что и у вас…
   — Ты же не был там, Шрёдер. Ты там не был. Ты все время здесь.
   — Ну и что из этого? — решительно произнес Шрёдер. — Здесь бы вы породили себе больше врагов, чем друзей.
   — Здесь людям не надо много друзей. Наши друзья все поумирали или сидят в тюрьмах. Скажи там, чтобы наших людей освободили, капитан.
   — Мы и так стараемся изо всех сил. Переговоры между Лондоном и Вашингтоном продвигаются. Я уже вижу свет в конце тоннеля…
   — А ты уверен, что этот свет — не огни скорого поезда, который наедет прямо на тебя?
   Кто-то в соседней комнате громко рассмеялся. Шрёдер опустился на стул и откусил кончик сигары.
   — Послушайте, почему бы вам не показать нам свои добрые намерения и не отпустить одного из раненых заложников?
   — Кого же?
   Шрёдер быстро вскочил с места.
   — Так… Так…
   — Ну давай, давай же. Пусть Бог решает. Ты ни с кем там не советуйся, а сам скажи — кого.
   — Кто тяжелее ранен?
   Рассмеявшись, Флинн ответил:
   — Очень хорошо! Есть контрпредложение. Ты не согласился бы на кардинала? Думай сразу. Раненый священник, раненый англичанин или здоровый кардинал?
   Шрёдер почувствовал, как в нем закипает раздражение, и с тревогой подумал, что Флинн тоже может обозлиться.
   — Кто же все-таки более серьезно ранен?
   — Бакстер.
   Шрёдер заколебался. Он посмотрел вокруг, но не решился ничего сказать.
   — Думай быстрее, — подстегнул его Флинн.
   — Бакстера.
   Флинн ответил, притворяясь расстроенным:
   — Сожалею. Правильнее было бы просить, конечно же, за кардинала. Ты знал это, Берт. Если бы ты назвал кардинала, я освободил бы его.
   Шрёдер посмотрел вниз на свою незажженную сигару. Когда он заговорил, голос его дрожал:
   — Сомневаюсь в этом.
   — Не сомневайся во мне в подобных делах. Я лучше потеряю заложника, но наберу очки.
   Шрёдер вынул носовой платок и вытер вспотевшую шею.
   — Мы ведь ведем этот спор не для того, чтобы определить, у кого крепче нервы, и у кого крупнее… крупнее…
   — Яйца.
   — Да. Мы и не пытаемся вести его. Таков старый полицейский завет. — Шрёдер быстро взглянул на Беллини, который выглядел довольно раздраженным, и добавил: — Никто здесь и не собирается рисковать жизнями невинных людей…
   — Невинных? В войне больше нет невинных граждан! Все мы солдаты по собственному выбору, по призыву на службу, по принуждению или по призванию. — Флинн глубоко вздохнул и продолжал: — Даже очень хорошо, когда партизанская война длится долго — тогда у каждого есть возможность отомстить по меньшей мере хоть раз в жизни. — Он замолк, а потом добавил: — Давай все же оставим эту тему. Мне хотелось бы получить телевизор сейчас же. Пошли сюда Бурка.
   Шрёдер наконец раскурил сигару и ответил:
   — Извините, но он временно отсутствует.
   — Я, кажется, уже просил, чтобы он постоянно был где-нибудь рядом. Видишь ли, Шрёдер, ты еще не совсем приспособился к общению со мной.
   — Но ему нужно было отлучиться. Он скоро позвонит сам. — Шрёдер сделал паузу, а потом продолжал, но уже совсем другим тоном: — Послушайте, я все о том же, о налаживании общения, как вы сказали, — могу ли я снова попросить вас не подпускать мистера Хики к телефону?
   Флинн промолчал. Тогда Шрёдер продолжал:
   — Не хочется, чтобы начались какие-нибудь неприятности, но он говорит одно, а вы — другое. Я имею в виду, что он настроен очень негативно и очень… пессимистически. Мне всего лишь нужно, чтобы вы осознали, что в случае…
   Телефон замолк.
   Шрёдер откинулся на спинку стула и достал новую сигару. Он думал о том, как легко договариваться с Флинном и как трудно с Хики. Эта мысль разозлила его, и он раздраженно швырнул сигару в пепельницу. «Хороший парень — плохой парень». Старый жульнический прием в каждой игре. И сейчас Флинн и Хики смеются над ним. «Вот сволочи»! — подумал он.
   Лэнгли посмотрел на Шрёдера, а затем бросил взгляд на блокнот для заметок, который держал в руке. После каждого такого диалога его переполняло чувство разочарования и бесполезности переговоров. Переговоры — не его конек, и Лэнгли не понимал, зачем Шрёдер ведет их. Внутренний голос шептал Лэнгли: надо взять трубку у Шрёдера, обложить Флинна и сказать, что он дохлый недоносок. Он закурил и удивился, заметив, что руки у него трясутся.
   — Вот подонки! — прошипел он.
   В комнату вошла Роберта Шпигель, уселась в свое кресло-качалку и уставилась в потолок.
   — Ну как, чья берет? — спросила она.
   Беллини оторвал взгляд от окна и заметил:
   — Наберутся ли они столько же храбрости, сколько в них набито дерьма!
   — Ирландцы — одни из немногих, кто действительно храбр, — ответил Шрёдер.
   Беллини снова повернулся к окну. Шпигель беззаботно раскачивалась в кресле, а Лэнгли наблюдал за дымком своей сигареты. Шрёдер молча разглядывал бумаги, разбросанные на столе. В соседней комнате все так же беспрерывно звонили телефоны. В вечерней темноте гулко раздавался голос в мегафоне, а эхо отражалось от окна. Каминные часы звучно тикали, и Шрёдер непроизвольно обратил на них внимание — 9.17 вечера. А днем, в 4.30, он маршировал на параде, был доволен собой и радовался жизни. Сейчас же у него в горле застрял комок, и жизнь вовсе не кажется такой уж прекрасной. Почему всегда найдется кто-то, кто испортит праздник?

Глава 38

   Морин скользнула за толстую колонну и оттуда наблюдала за Хики, который стоял, подслеповато озираясь в полутьме. Сзади него по лестнице спускалась Меган, непринужденно размахивая тяжелым пистолетом, — так женщины обычно носят дамскую сумочку, но Морин и сама раньше так же носила оружие.
   Морин видела, как они перешептываются друг с другом. Она знала, о чем они говорят, хотя и не слышала слов: куда Морин могла запропаститься? Стоит ли искать в разных направлениях? Стрелять? Или окликнуть? Включать ли ручные фонарики? Она затаилась совсем близко от них, всего футах в пятнадцати, так они никогда не подумают, что она стоит рядом и наблюдает за их действиями. Для них она была сугубо гражданской женщиной, хотя им следовало бы знать ее получше. И Морин даже зло разобрало, что они ее так низко ценят.
   Вдруг зажглись фонарики, и в темных, отдаленных от прохода местах заметались лучи света. Морин еще сильнее прижалась к колонне.
   Хики громко позвал:
   — Последний шанс, Морин. Сдавайся, и тебя не тронут. Но если нам придется стрелять…
   Он замолк на полуслове, такая недосказанность порой страшит человека гораздо больше, чем конкретные слова.
   Морин вновь посмотрела на них и увидела, что они опять о чем-то шепчутся. Они, видимо, ожидали, что она двинется на восток, к фундаменту алтаря. Флинн мог подслушать, как они вчетвером обсуждали план побега. Она и в самом деле вначале хотела так идти, но теперь уже нельзя.
   Морин молилась, чтобы они не разошлись в разные стороны, — тем самым они бы отрезали ей оба направления. Она подумала также, что не хотела бы наткнуться на Меган без Хики, хотя, возможно, если та отколется от него… Морин сбросила туфли, подняла юбку и сняла колготы. Скрутив нейлоновые колготы в жгут, она обмотала его концами запястья и потянула в разные стороны. После этого накинула получившуюся удавку на плечи, встала на колени, взяла горсть земли и втерла ее в лицо, ноги и руки. Посмотрев на твидовые жакет и юбку, решила, что они недостаточно темные, поэтому как можно тише сняла их, вывернула черной подкладкой наизнанку и снова надела. Застегнула жакет на все пуговицы до самого верха, чтобы скрыть белую блузку, и подняла воротник. Все это время, пока маскировалась, не спускала глаз с Меган и Хики.