— Всем постам! Говорит мобильный штаб на Шестьдесят четвертой улице. Линии электропитания перерезаны. Радио работает на генераторе. Телефонные провода тоже перерезаны. Ситуация не ясна…
   Внезапно в фургон пулей влетел Бурк и выхватил из рук Бирда радиотелефон.
   — Мобильный пункт на Пятьдесят первой улице, как меня слышите?
   Через секунду ответили полицейские из фургона, находящегося за собором:
   — Слышим хорошо, здесь все спокойно. Полицейские отряды, конные и на мотороллерах, направляются к вам…
   — Отставить! Слушайте…
* * *
   Когда девятнадцать бронзовых колоколов на северной колокольне собора святого Патрика пробили пять, включился таймер на черной коробке, прикрепленной к поперечной балке на колокольне. Упрятанный в коробку мощный широковолновый передатчик, настроенный на полицейские частоты, заработал, и зуммер заглушил все двусторонние радиопереговоры в срединной части Манхэттена.
* * *
   Из телефонной трубки Бурк слышал теперь лишь высокий пронзительный свист.
   — Пост на Пятьдесят первой — отвечайте! Акция затевается в соборе…
   Свист нарастал и перерос в режущий уши вой.
   — Пост на Пятьдесят первой… — Бурк выронил трубку и повернулся к Бирду. — Глушат.
   — Слышу! Сволочи! — Бирд попробовал настроиться на запасные частоты, но и они оказались забиты все тем же пронзительным воем. — Дерьмо!
   Бурк сжал его руку.
   — Послушай, прикажи своим людям попытаться воспользоваться городским телефоном. Пусть позвонят в полицейское управление и в дом настоятеля. Нужно постараться как-то передать сообщение полицейским постам у собора. Может, в их штабном микроавтобусе телефонная связь пока работает.
   — Сомневаюсь.
   — Прикажи им…
   — Хорошо, хорошо, понял.
   Бирд тут же послал на задание четверых полицейских. В боковое окно микроавтобуса он смотрел, как его люди с трудом пробираются сквозь бушующую толпу. Он обернулся, чтобы что-то сказать Бурку, но того уже и след простыл.
* * *
   На ступенях собора святого Патрика Морин заметила человека в штатском, стоящего напротив нее и пытающегося наладить радиотелефон. Недалеко пробежали несколько полицейских, передающих постовым и принимающих приказы от своего начальства. Морин интуитивно почувствовала, что произошло что-то неладное. Справа на углу улицы стоял полицейский микроавтобус, из которого то и дело выбегали или входили в него полицейские. Морин заметила множество людей на тротуарах, которые надеялись, что важные персоны на ступенях собора знают больше. По огромной толпе словно прошла волна, четко направленная вверх по Пятой авеню и напоминавшая детскую игру «Передай другому». Морин взглянула в сторону, откуда началось это тревожное перешептывание, но ничего необычного не заметила, кроме нарастающего беспокойства толпы. Но затем она отметила, что движение шествующих замедлилось. Повернувшись к Гарольду Бакстеру, она тихо проговорила:
   — Что-то здесь не так.
   Колокола отзвонили в последний, пятый раз, а затем начали свой традиционный пятичасовой гимн «Осень».
   — Да, нужно быть начеку, — кивнул Бакстер.
   Перед собором медленно прошла колонна графства Корк, а за ней еле-еле шла делегация графства Майо — продвижение колонн почему-то замедлилось. Распорядители манифестации и старшие колонн подбегали к полицейским и о чем-то переговаривались с ними. Морин обратила внимание, что кардинал чем-то раздражен, хотя и старается скрыть беспокойство из-за усиливающегося повсюду волнения.
   Служащие и продавцы магазинов начали выбегать из холлов Рокфеллеровского центра, Олимпийской башни и других близлежащих небоскребов на уже и так переполненную народом авеню. Толкая друг друга, они пытались вырваться из толпы и подыскать наилучшее место обзора.
   Внезапно в толпе раздался громкий крик. Морин повернулась на голос. Из дверей магазина «Сакс» на Пятой авеню вырвалась дюжина мужчин в черных пальто и котелках. Еще на них были белые перчатки и яркие оранжевые шейные шарфы. Многие держали в руках трости. Они протолкались к самым заграждениям и развернули длинный флаг, на котором было написано:
   «БОЖЕ, ХРАНИ КОРОЛЕВУ! ОЛЬСТЕР БУДЕТ БРИТАНСКИМ НАВЕКИ».
   Сердце Морин сильно забилось, ей вспомнилась Северная Ирландия, та массовая летняя манифестация, когда оранжисты шествовали по городам и весям с криками и плакатами, демонстрирующими их верность Богу и королеве и ненависть к католикам.
   В толпе поднялся неимоверный шум и свист. Один из ветеранов ИРА, преисполненный решимости, прорвался сквозь полицейский кордон и выбежал на улицу вслед за оранжистами, пронзительно крича на ходу:
   — Проклятые чертовы убийцы, подонки! Всех перебью!
   В это время оранжисты подняли мегафоны и громко запели:
 
Повесим мы папу. Веревка, смелее!
Огонь, разгорайся поярче.
И масла туда подольем, не жалея.
Поджарим святошу пожарче.
 
   Несколько человек из взбудораженной толпы вырвались с тротуара и побежали по мостовой, поощряемые криками людей, тотчас же взявших на себя роль вожаков. Тут же стремительный поток мужчин, женщин и подростков опрокинул заграждения, высыпал на авеню и с улюлюканиями устремился вслед за авангардом. Несколько конных полицейских, не занятых охраной гостевых трибун, поскакали на выручку протестантам. Им в помощь со стороны Пятидесятой улицы приближался «черный воронок» в окружении патрульных автомашин. Полицейские, размахивая дубинками, старались оттеснить толпу от продолжавших орать песню оранжистов. Приемы сдерживания страстей в чрезвычайных ситуациях, которым полицейские обучались в своей академии, сейчас они с успехом применяли на практике для защиты протестантов от возможного самосуда. Да и сами оранжисты наконец-то осознали грозящую опасность, увидев, что сотни разъяренных католиков вышли из-под контроля полиции. И поэтому, бросив мегафоны и флаг, они присоединились к полицейским и вместе с ними стали прокладывать себе путь к спасению — приближающемуся «черному воронку».
* * *
   Патрик Бурк бежал вниз по Пятой авеню, наполненной демонстрантами и зеваками. Остановившись у припаркованной патрульной машины, он перевел дыхание и показал свой полицейский жетон.
   — Вы можете позвонить на мобильный пост у собора святого Патрика?
   Полицейский покачал головой и показал на радиопередатчик, трещавший от постоянных помех.
   — Отвезите меня к собору. И немедленно!
   Бурк схватился за ручку задней дверцы, но сержант в униформе, сидевший рядом с шофером, решительно воспротивился:
   — Нет! Мы не можем двигаться через толпу. Если собьем кого-нибудь, они разорвут нас на куски.
   — Черт побери!
   Бурк хлопнул дверцей и снова перебежал авеню. Перескочив через низенькую ограду, он оказался в Центральном парке и побежал вдоль тропинки, идущей параллельно улице. Выйдя из парка на площади Великой армии, Бурк стал пробиваться дальше сквозь все сильнее бесновавшуюся толпу. Он прикинул, что до собора еще девять кварталов, — это займет не менее получаса, а на параллельных улицах творится то же самое. Искать другие пути просто бесполезно.
   Вдруг прямо перед ним возникла черная лошадь, на которой невозмутимо сидела молодая женщина со светлыми волосами, спрятанными под полицейским шлемом. Бурк подскочил к ней и показал свой жетон.
   — Лейтенант Бурк из оперативно-розыскной службы. Мне нужно срочно попасть в собор святого Патрика. Не позволите ли мне забраться на вашу клячу, чтобы проехать сквозь эту безумную толпу?
   Женщина смерила Бурка взглядом, оценивая его растерзанный вид.
   — Это не кляча, лейтенант, но если вы уж так спешите, то залезайте.
   Она наклонилась и протянула ему руку. Бурк ухватился за нее, поставил ногу в стремя и неловко взгромоздился на круп лошади. Всадница пришпорила коня.
   — У, норовистый! Вперед, Комиссар!
   — Я всего лишь лейтенант.
   Лошадь тронулась с места, а женщина обернулась и бросила через плечо, сдерживая смех:
   — Комиссар — так зовут мою лошадь.
   — Понятно, а вас как зовут?
   — Офицер полиции Фостер… Бетти.
   — Очень приятно. Хорошее имя. Попробуем прорваться.
   Обученная полицейская лошадь ринулась вперед, пробивая себе путь в плотном людском потоке, отталкивая людей прочь, но никому не причиняя вреда. Бурк, крепко держа молодую женщину за талию, увидел, что они приближаются к перекрестку с Пятьдесят седьмой улицей, и наклонился к ее уху:
   — Вы неплохо скачете, Бетти. И часто приходится здесь бывать?
   Бетти повернула к нему голову и смерила взглядом.
   — Этот чертов галоп — есть ли в нем хоть какая-то необходимость, а, лейтенант?
   — Это самая важная скачка со времен Пола Риверы.
* * *
   Майор Бартоломео Мартин стоял у окна небольшой комнаты на десятом этаже здания «Бритиш эмпайр» в Рокфеллеровском центре. Он долго наблюдал за вакханалией вокруг собора, потом обернулся к стоящему рядом человеку:
   — Так, Крюгер, все это говорит за то, что фении объявились.
   — Да. Но к лучшему это или худшему? — начал было гость-американец, но умолк, а затем спросил: — А вы предполагали подобное?
   — Догадывался. Брайен Флинн не доверяет мне. Я дал ему свободу в выборе идей и действий. Ему запрещается только совершать акты насилия против англичан и разрушать их имущество — ну, например, взрывать это здание… Но разве поймешь таких людей?
   Майор Мартин несколько секунд вглядывался в пространство перед собой невидящим взором, затем продолжил беспристрастно:
   — Видите ли, Крюгер, когда я в конце концов поймал его в Белфасте с бандой уголовников прошлой зимой, он был совершенно разбит — как физически, так и духовно. Единственное, чего он ждал, — скорой смерти. И мне очень захотелось помочь ему, уверяю вас, но потом я придумал кое-что получше. Я, как говорится, вывернул его наизнанку, переправил в Америку и отпустил. Это опасно, я знаю — все равно что хватать тигра за хвост. Но, думаю, овчинка стоит выделки.
   Крюгер долго глядел на Мартина, а затем проговорил:
   — Надеюсь, мы не ошиблись в своих расчетах на реакцию американской общественности.
   Мартин улыбнулся и глотнул из фляжки немного бренди.
   — Если вчера американцы разделялись в своем отношении к ирландской проблеме, то сегодня это не так. — Он посмотрел на Крюгера. — Уверен, что это хоть немного поможет вашей службе.
   — А если не поможет, то вы должны оказать нам маленькую услугу, — проговорил Крюгер. — Собственно говоря, мне хотелось бы обсудить с вами то, что мы задумали еще в Гонконге.
   — Звучит интригующе. Да-да, мне хотелось бы узнать об этом подробнее. Но позже. А пока любуйтесь шествием.
   Мартин открыл окно, и в маленькую комнату ворвались звон разбиваемых стекол, вой полицейских сирен и гам десятков тысяч людей.
   — Как говорится, живи, Ирландия!

Глава 14

   Морин Мелон почувствовала, как кто-то коснулся ее плеча. Она обернулась и увидела человека, державшего перед ее лицом жетон полицейского.
   — Специальная служба, мисс Мелон. Кое-кто из гостей привлекает внимание террористов! Мы должны проводить вас в собор в целях вашей безопасности. И вас также, мистер Бакстер. Следуйте, пожалуйста, за нами.
   Бакстер бросил взгляд на толпу на улице и на полицейские ряды, сомкнутые на обочине.
   — Считаю, что пока мы в полнейшей безопасности.
   Полицейский не замедлил с ответом:
   — Сэр, вы должны уйти отсюда ради безопасности других людей на ступенях. Пожалуйста…
   — Да-да, понимаю. Хорошо. Мисс Мелон, он абсолютно прав.
   Морин и Бакстер повернулись и поднялись по ступеням. Морин заметила красное одеяние кардинала, когда он шел сквозь толпу прямо перед ними. Его прикрывали двое телохранителей.
   Остальные представители специальной службы, стоявшие на ступенях, шли за епископом и другими священниками и церковными служителями, по пути вглядываясь в толпу. Двое из них заметили, что кардинала, Мелон и Бакстера сопровождают неизвестные охранники, и они устремились за ними, пробиваясь сквозь толпу. Но внезапно два священника, стоявшие на верхних ступенях собора, подскочили сзади, сбили их с ног, и агенты спецслужб ощутили, как им в спины уперлось что-то твердое и холодное.
   — Не шевелиться! — тихо проговорил один из священников. — Или мы переломаем вам позвоночники.
* * *
   Группа полицейских, находящихся в штабном микроавтобусе у собора святого Патрика, лишилась радиосвязи, как только монотонный вой заглушил все частоты, но в их распоряжении еще оставалась телефонная связь. Внезапно спешившая с Пятьдесят первой улицы «скорая помощь» при повороте ударила полицейский автобус. Тот резко дернулся, и соединительные провода, прикрепленные к разъемам фонарного столба, оборвались. Водитель «скорой помощи» выскочил из машины и в мгновение ока скрылся в переполненном вестибюле Олимпийской башни.
* * *
   Морин Мелон, Гарольд Бакстер и кардинал спускались в центральный проход переполненного собора. За ними шли двое мужчин, а другие двое, идущие перед ними, прокладывали дорогу в толпе. Морин увидела стоящего за кафедрой отца Мёрфи и другого преклонившего колени священника. Проходя мимо молящегося прелата, она уловила что-то знакомое в его фигуре.
   Кардинал обернулся, оглядел проход и спросил:
   — А где же епископ Доунс и другие? Почему их нет?
   Один из сопровождающих ответил:
   — Они идут отдельно. Пожалуйста, проходите, Ваше Высокопреосвященство.
* * *
   Отец Мёрфи пытался продолжать мессу, но крики и вой сирен, доносившиеся снаружи, насторожили его. Он оглядел тысячи верующих, собравшихся в главном зале собора и в его приделах. Он заметил, как в одном из приделов появился кардинал в блестящем пурпурном одеянии. Его неожиданное появление в сопровождении Мелон, Бакстера и охраны встревожило прелата. От мысли, что что-то произошло, у него упало сердце — праздник был испорчен. Он не мог припомнить, на каком месте прервал мессу, и рассеянно произнес:
   — Месса закончена. Идите с миром. — Но внезапно спохватился и добавил: — Нет. Подождите. Сначала узнаем, что случилось. Пожалуйста, все оставайтесь пока на своих местах.
   Отец Мёрфи повернулся и увидел священника, который только что молился на коленях, а сейчас стоял на верхней ступени амвона. Мёрфи узнал в нем высокого, с серьезным взглядом темно-зеленых глаз, человека, которого повстречал здесь утром, и, как ни странно, ничуть не удивился, снова увидев его. Отец Мёрфи откашлялся:
   — Вы что-то хотите сказать?
   Брайен Флинн вытащил из-под черной сутаны пистолет и ткнул ему под ребра холодное дуло.
   — Повернитесь.
   Отец Мёрфи глубоко вздохнул:
   — Кто вы такой? Что вам нужно?
   — Новый архиепископ!
   Флинн оттолкнул Мёрфи от кафедры и взял в руки микрофон. Увидев, что кардинал со свитой уже у алтаря, он обратился к прихожанам, по-прежнему сидевшим и стоящим на своих местах.
   — Дамы и господа! — прозвучал его голос. — Прошу вашего внимания…
   Морин Мелон застыла на месте в нескольких футах от алтарного ограждения, не в силах оторвать взгляда от высокой темной фигуры на амвоне. Человек позади нее подтолкнул ее вперед. Она медленно повернулась.
   — Кто вы?
   Тот показал пистолет, заткнутый за пояс.
   — Можешь быть уверена — я не из полиции… — Его нью-йоркское произношение куда-то исчезло, преобразившись в легкий ирландский акцент. — Пошевеливайся и ты, Бакстер, и вы, Ваше Высокопреосвященство.
   Один из шедших впереди открыл врата мраморного алтаря и изогнулся в шутовском поклоне:
   — Не возжелаете ли войти?
* * *
   Патрик Бурк, весьма неуютно чувствующий себя на лошади, глядел сверху на толпу. Через два квартала он обратил внимание на взволнованных людей, которые явно были напуганы куда больше основной массы вокруг. Витрины магазинов Картье и Гуччи, как и в других, были разбиты по всей Пятой авеню. Напротив многих магазинов стояли полицейские в форме, но это не мешало мародерам. Это была та страшная смесь сражения и празднества, битвы и пира, которую ирландцы называют доннибрук[1]. Вдалеке Бурк увидел собор и понял, что центр беспорядков именно там.
   Толпа вокруг Патрика состояла из участников шествия, которые передавали друг другу по рядам бутылки и распевали песни. Духовой оркестр играл «Восток-Запад», поддерживаемый хором вышагивающих рядом энтузиастов. Бетти пришпорила лошадь.
   На середине следующего квартала, не доезжая до собора, толпа начала сгущаться, и лошадь стали теснить к тротуару. При каждом рывке лошади кто-то из толпы падал ей под ноги и отползал.
   — Давай! Пробивайся! — крикнул Бурк.
   Бетти в ответ так же громко закричала:
   — Боже! Их здесь как сельди в бочке!
   Она натянула поводья, и лошадь поднялась на дыбы. Толпа шарахнулась врассыпную, и какое-то время всадники продвигались спокойно, но затем Бетти пришлось снова повторить тот же маневр.
   Бурк почувствовал сильную тошноту и удушье, он жадно глотал воздух.
   — Хорошо! Хорошо, великолепная работа!
   — Долго нам еще?
   — Пожалуй, пока Комиссар не упадет в изнеможении у ограды.
* * *
   Брайен Флинн ждал, пока кардинал с сопровождающими пройдут за ограждение алтарного помоста, затем проговорил в микрофон:
   — Дамы и господа! В подвале произошел небольшой пожар. Прошу соблюдать спокойствие. Быстро проходите к выходам, идите к парадным дверям.
   По залу прокатился гул, из разных концов собора доносились крики:
   — Пожар! Пожар! Пожар!
   Церковные скамьи мгновенно опустели, и проходы между ними забили люди, кинувшиеся к выходам. Подсвечники опрокинулись, свечи рассыпались по полу, и их сразу растоптала сметающая все на своем пути толпа. Опустел книжный магазинчик при входе в собор, торгующий религиозной литературой, и первая волна людей, охваченных паникой, заполнила вестибюль, а оттуда потоком хлынула через три дверных прохода парадных дверей и разлилась по ступеням собора. Стоявшие там зрители внезапно оказались подхваченными разбушевавшимся людским морем, прорывающимся через порталы храма. Оно выплеснулось на тротуар к полицейским заслонам, и человеческий ураган вызвал панику по всей Пятой авеню.
   Епископ Доунс на первых порах попытался бороться против этого прилива и прорваться в собор, но застрял на улице, зажатый между тучной женщиной и дородным офицером полиции.
   Двое мужчин, переодетых священниками, которые приставили оружие к спинам агентов специальных служб, смешались с движущейся массой и исчезли. Агенты попытались было прорваться к ступеням, но были вынесены толпой обратно на Пятую авеню.
   Полицейские мотороллеры были опрокинуты, а на патрульные машины взгромоздились люди, чтобы не оказаться задавленными в толпе. Шеренги манифестантов смешались и поглотились общей человеческой массой. Полицейские ряды растянулись как можно шире, чтобы сдерживать охваченных паникой людей, но без радиосвязи их действия оказались несогласованными и беспомощными.
   Бригады телерепортеров продолжали снимать происходящее, пока бушующая толпа не смела и их.
* * *
   Инспектор Филип Лэнгли некоторое время вглядывался в темноту из командирского вертолета нью-йоркского управления полиции. Затем он повернулся к заместителю комиссара Рурку и громко выкрикнул, пытаясь перекричать рокочущие звуки лопастей винтов:
   — Думаю, парад по случаю святого Патрика уже закончился.
   Заместитель комиссара Рурк долго смотрел на него, а затем взглянул вниз и увидел невероятную картину. Был час пик, на дорогах образовалась огромная пробка, растянувшаяся на несколько миль. Целое море народа заполонило проезжую часть и тротуары от Тридцать четвертой улицы, с ее южного конца, и до Семьдесят второй на севере. На этой маленькой территории в центре города сосредоточился почти миллион людей, и ни один человек не собирался уходить.
   — Сколько же несчастных там внизу, Филип!
   Лэнгли прикурил сигарету.
   — Сегодня вечером я подам прошение об отставке.
   Рурк взглянул на него.
   — Надеюсь, что хоть кто-нибудь окажется на месте и сможет принять ваше прошение. — Он вновь перевел взгляд вниз на улицы. — Почти все офицеры нью-йоркской полиции находятся сейчас где-то внизу, отрезанные от своего командования, без связи. — Рурк повернулся к Лэнгли. — И это страшнее всего.
   Лэнгли покачал головой:
   — Нет. Думаю, что самое страшное еще впереди.
* * *
   На перекрестке Пятидесятой улицы Бурк увидел группу мужчин с яркими оранжевыми шарфами, едущих в «черном воронке», и вспомнил ирландскую поговорку: «Если хочешь, чтобы на тебя смотрели, начинай бороться». Эти оранжисты хотели обратить на себя внимание, и Бурк знал почему. Он знал также, что они вовсе не были оранжистами, их подбил на эту провокацию настоятель кафедрального собора в Бостоне, и тупые ирландцы, у которых храбрости хоть отбавляй, а мозгов маловато, с легкостью согласились.
   Бетти обернулась к нему, не прекращая погонять лошадь:
   — Кто эти люди с оранжевыми шарфами?
   — Это долгая история. Едем дальше. Осталось немного…
* * *
   Брайен Флинн спустился вниз с амвона и столкнулся лицом к лицу с Морин Мелон.
   — Мы чертовски давно не виделись, Морин.
   Она посмотрела на него и ответила подчеркнуто ровным голосом:
   — Не так уж и давно.
   Флинн улыбнулся:
   — Ну как, получила цветы?
   — Я спустила их в туалет.
   — Да?! А я вижу один у тебя на отвороте.
   Морин покраснела.
   — Значит, ты все-таки приехал в Америку после всего, что случилось, Брайен.
   — Да. Но, как видишь, не за тем, за чем приехала ты.
   Флинн огляделся вокруг. Последние прихожане толпились у выхода, пытаясь побыстрее вырваться через большие бронзовые двери. Двое фениев — Артур Налти, переодетый священником, и Фрэнк Галлахер, одетый в форму распорядителя шествия, — стояли за толпой и подгоняли всех поближе к дверям, на забитые людьми ступени, но многие стали пятиться от дверей обратно в собор. Все остальные двери уже были закрыты на засовы. Флинн взглянул на часы. Операция заняла намного больше времени, чем он рассчитывал. Он снова повернулся к Морин:
   — Да, совсем не за тем. Видишь, что я сделал? Меньше чем через час мы прогремим на всю Америку. Мы устроим им неплохое, чисто ирландское представление. Получше, чем тогда в аббатстве.
   Морин увидела в его глазах знакомое победное выражение, но одновременно в них проскальзывал какой-то страх, чего она прежде никогда не замечала. «Как у маленького мальчика, — подумала Морин, — который стащил что-то из магазина и знает, что расплата за проступок неизбежна».
   — Этим ты ничего не добьешься, ты ведь знаешь.
   Флинн улыбнулся, и страх из его глаз исчез.
   — Да, но я все равно не отступлю.
   Двое фениев, переодетых полицейскими, обошли алтарь и спустились по ступенькам, ведущим в ризницу. Из открытого прохода под аркой в левой стороне ризницы они направились в коридор, ведущий к дому настоятеля. Внезапно из-за такого же открытого прохода в противоположной стене ризницы, выходящего к резиденции кардинала, послышались взволнованные голоса. И из обеих дверей ризницы одновременно появились священники и полицейские.
   Фении с лязгом и грохотом захлопнули за собой двери, и люди в ризнице подняли глаза вверх. Полицейский сержант рванулся к лестнице и приказал:
   — Эй! Откройте двери!
   Фении же протянули через медные завитки дверей цепь и приготовились навесить замок.
   Сержант вытащил пистолет. Другой полицейский подошел к нему и тоже вытащил оружие.
   Фении, казалось, не обращали на них никакого внимания и невозмутимо продолжали продергивать дужку тяжелого замка в звенья цепи. Один из них посмотрел вверх, улыбнулся и козырнул подошедшим полицейским:
   — Извините, парни, вам придется обойти кругом.
   Оба фения взбежали вверх по ступенькам и исчезли. Один из них, Пэдар Фитцджеральд, сел у дверей склепа, чтобы наблюдать, что делается у входа. А другой, Имон Фаррелл, обошел алтарь и кивнул Флинну. Тот повернулся к Бакстеру:
   — Сэр Гарольд Бакстер?
   — Да, угадали, — ответил он.
   Флинн внимательно посмотрел на Бакстера.
   — Вы знаете, с каким удовольствием я убью вас.
   Бакстер спокойно ответил:
   — Вижу, вам доставляет удовольствие убивать всех и вся.
   Флинн отвернулся и взглянул на кардинала.
   — Ваше Высокопреосвященство! — Он поклонился — и было непонятно, издевается он или говорит искренне. — Мое имя — Финн Мак-Камейл, я — глава новой армии фениев. Собор заминирован. Это мой Бруидин. Знаете, что это такое? Это означает — мой священный храм.
   Кардинал, казалось, не слушал Флинна, но неожиданно спросил:
   — А что, в соборе уже пожар?
   — Это в значительной степени зависит от того, что произойдет в ближайшее время.
   Кардинал и Флинн долго смотрели друг на друга, но ни один не отвел глаз. Наконец кардинал сказал:
   — Уходите отсюда. Уходите… пока еще можете.
   — Не могу… и не хочу.
   Флинн посмотрел наверх на церковные хоры над парадным входом, где стоял Джек Лири, облаченный в форму солдата колониальных войск, с винтовкой в руках. Затем он перевел взгляд к боковым входным дверям. Около них продолжали толпиться люди — паника все еще не улеглась, и сквозь открытые двери доносились возбужденный гул и крики.
   Флинн обернулся к отцу Мёрфи, стоявшему рядом: