— Мне стало известно, что офицеры и большая часть сержантов сейчас находятся на вечеринке в учебном манеже и…
   — Не финти, скажи прямо, что тебе нужно.
   — Не финти, говоришь?
   — Да.
   Губернатор кашлянул в кулак, а затем добродушно рассмеялся:
   — Ну, ладно… видишь ли, ты, черт побери, прекрасно знаешь, что это самые крупные беспорядки в Нью-Йорке с тех пор, как в семьдесят седьмом году произошла авария на линии электропередачи. Поэтому я просто обязан показать, что не сижу сложа руки, а делаю дело.
   — В таком случае, лети обратно в Олбани. Позволь уж мне самому хозяйничать в своем городе.
   — Твоем городе? Это мой штат! Я отвечаю за его жителей.
   — Верно… Но где ты был, когда мы так нуждались в деньгах?
   — Послушай-ка. Мне не надо спрашивать твоего разрешения, чтобы вызвать национальную гвардию или полицию штата.
   — Позвони генеральному прокурору и послушай, что он скажет. — Клайн повернулся и направился к лестнице.
   — Постой, Мюррей. Послушай… а что, если Олбани оплатит все расходы на эту операцию. Боже, она обойдется городу во многие миллионы! Я позабочусь и выставлю Вашингтону счет с небольшим наваром. Я скажу, что это была международная проблема, а деньги пошли на охрану консульств. Как считаешь?
   Мэр остановился на середине лестницы и обернулся к губернатору, ободряюще улыбаясь. Губернатор продолжал:
   — Я заплачу за все, если позволишь прислать сюда моих людей. Мне просто необходимо показать, что и силы штата задействованы здесь, — ты понимаешь? Хорошо? Договорились, Мюррей?
   — Деньги должны быть переведены городу в течение месяца.
   — Считай, что они уже у тебя в кармане.
   — В расходы будут включены сверхурочное и обычное рабочее время всех задействованных департаментов города, а также затраты на полицию, пожарных, медиков и другие муниципальные учреждения, а также затраты, которые будут необходимы впоследствии.
   — Хорошо…
   — Включая расходы на ремонт муниципального имущества, компенсацию частным лицам и компаниям, которые понесут убытки.
   Губернатор глубоко вздохнул:
   — Идет.
   — Но участвовать в операции будет только шестьдесят девятый полк. Никаких подразделений национальной гвардии и никакой полиции штата — мои ребятишки не сойдутся с ними характерами.
   — Позволь мне ввести полицию штата в те районы Нью-Йорка, где ощущается нехватка сил, так как многих полицейских перебросили на Манхэттен.
   Мэр задумался, затем кивнул и улыбнулся. Он вынул руку из кармана и обменялся с Доулом рукопожатием. Затем Клайн нарочито громко, чтобы его слышали в коридорах внизу, произнес:
   — Губернатор, я хотел бы, чтобы вы вызвали сюда шестьдесят девятый полк и полицию штата.
* * *
   Полковник Дэнис Лоуган сидел во главе стола в учебном манеже 69-го полка на Лексингтон-авеню. В просторном высоком зале сидели или стояли более ста офицеров, сержантов и приглашенных гражданских лиц. Одни уже были пьяны в стельку, другие прилично поддали. Сам Лоуган чувствовал, что немного перебрал. Попойка в этом году была не очень шумной, и, как заметил Лоуган, после сообщения о беспорядках в центре города гуляки как-то сникли.
   К Лоугану подошел сержант с телефоном и воткнул телефонный провод в розетку.
   — Полковник, губернатор на проводе!
   Лоуган кивнул и выпрямился в кресле. Взяв трубку, он посмотрел на майора Коула и сказал:
   — Полковник Лоуган слушает, сэр. Поздравляю с днем святого Патрика, губернатор.
   — Боюсь, что поздравлять не с чем, полковник. Группа ирландских революционеров захватила собор святого Патрика.
   Полковник внезапно ощутил слабость во всем теле и тяжесть в груди, но постарался произнести твердо:
   — Вот как?
   — Я призываю шестьдесят девятый полк выполнить свой долг.
   Полковник Лоуган обвел из-за стола взглядом огромный зал, раскинувшийся перед ним. Большинство офицеров и сержантов еле держались на ногах, кое-кто спал, положив голову на стол, а рядовые либо разбрелись по домам, либо рассыпались по всевозможным барам города.
   — Полковник…
   — Да, сэр.
   — Объявите полную боевую готовность. Не забудьте бронежилеты и прочую амуницию для подавления мятежа. Оружие зарядить боевыми патронами.
   — Слушаюсь, сэр.
   — Постройте всех у собора святого Патрика, точнее, у резиденции кардинала на Медисон-авеню, и ждите дальнейших указаний. И поспешите!
   — Понятно, сэр!
   — Полк готов, полковник?
   Лоуган начал бормотать что-то невнятное, затем откашлялся и лихо отрапортовал:
   — Ирландские воины всегда готовы, губернатор!
* * *
   — Капитан Берт Шрёдер из нью-йоркского управления полиции, — представился Шрёдер и мгновенно включил динамики в обеих резиденциях. В комнате раздался громкий голос с явным ирландским акцентом, эхом прокатился по офисам и вскоре затих:
   — Чего вы так тянули?
   — Это он, Мак-Камейл, — пояснил Бурк.
   Шрёдер говорил нарочито мягко и подчеркнуто вежливо, что создавало видимость спокойствия:
   — Кое-что пришлось утрясать. Кто говорит?
   — Финн Мак-Камейл, вождь фениев. Я уже говорил сержанту Тезику и лейтенанту Бурку, что хочу вести переговоры с высокопоставленным лицом. А сейчас, как я понимаю, разговариваю всего лишь с капитаном.
   Шрёдер ответил заранее заготовленной фразой:
   — Все, с кем вы хотели бы поговорить, находятся здесь. Они слушают через динамики наш разговор. Слышите, как фонит эхо? Мы решили: чтобы ничего не перепутать, я буду говорить один, от лица всех присутствующих. Свои ответы они будут передавать через меня.
   — Кто вы такой?
   — Скажем так, у меня есть определенный опыт подобных ситуаций.
   — Это даже интересно. А там присутствуют представители ирландского, британского и американского правительств?
   — Да, конечно. А также комиссар полиции, мэр и губернатор.
   — Я выбрал неплохой денек, не правда ли?
   Бурк тихо сказал Шрёдеру:
   — Я забыл предупредить вас, он не лишен чувства юмора.
   Шрёдер кивнул и вновь обратился к Флинну:
   — Да, сэр. Но лучше давайте перейдем прямо к делу.
   — Нет, давайте сначала установим правила игры, капитан. Все ли представители имеют связь со своими столицами?
   — Да, сэр.
   — А установлен контакт с Международной Амнистией и Красным Крестом?
   — Это сейчас делается.
   — Контакт устанавливается через вас?
   — Да. Так лучше — меньше проблем. Считают, что и вы найдете приемлемое решение. — Шрёдер присел на край стула. Наступила самая трудная часть переговоров — уговорить психов вести их с ними, а не с президентом США или королевой Великобритании. — Итак, мы можем продолжить?..
   — Ладно. Посмотрим, что получится.
   Шрёдер с облегчением вздохнул и сказал:
   — У нас есть ваши требования, а также список людей, которых вы хотите освободить в Северной Ирландии. Мы хотим, чтобы вы знали: главное для нас — безопасность заложников…
   — Но не забудьте и про собор. Его в любую минуту можно спалить.
   — Да, можно. Но прежде всего, мы волнуемся за человеческие жизни.
   — Прошу извинить за гибель лошади.
   — Что? Ах да, мы тоже сожалеем. Но пока никто из людей не убит, так что давайте действовать и дальше в том же духе.
   — А что, комиссар Двайер чувствует себя лучше?
   Шрёдер стрельнул глазами на Бурка и прикрыл микрофон рукой.
   — Какого черта ты сказал ему о Двайере?
   — Правило номер один — говорить только правду.
   — Черт! — Убрав руку от микрофона, Шрёдер продолжил разговор с Флинном: — Комиссар Двайер умер естественной смертью, сэр. Вы никого не убивали. — По лицу Шрёдера стало заметно, что он снова начинает нервничать. — Главное — сохранить жизни людей…
   — Значит, я могу поджечь собор после того, как выполнят мои требования?
   Взгляд Шрёдера снова нервно обежал комнату. Все напряженно замерли на своих местах, лишь табачный дым тихо плавал в воздухе.
   — Нет, сэр. Это уже будет поджог, уголовное преступление. Так что давайте не будем осложнять проблему.
   — У нас нет никаких проблем.
   — С заложниками все в порядке?
   — Я уже говорил, что все в порядке. А если я что-то говорю, это так и есть на самом деле.
   — Здесь много людей… Они волнуются… Я им передаю, что все в порядке, как вы сказали. Здесь также и настоятель собора святого Патрика. Он очень переживает за кардинала и других заложников. Они все рассчитывают, что вы сдержите свое слово. Послушайте, а мы не можем поговорить с заложниками? Мне хотелось бы…
   — Можно, но позже.
   — Хорошо. Прекрасно. Да, вот еще что. Насчет прожектора. Ваши действия чреваты опасностью.
   — Нет, это совсем не опасно, поскольку на колокольне находится лучший стрелок графства Антрим. Уберите прожектора.
   — Хорошо. Впредь, если вам что-нибудь понадобится, скажите мне. Постарайтесь не брать все на свою ответственность. Иногда лучше и посоветоваться с другими.
   — Постараюсь этого не забывать. Откуда вы звоните?
   — Из дома настоятеля при соборе, а точнее, из его рабочего кабинета.
   — Хорошо. Лучше быть поближе к центру событий.
   — Вот поэтому-то мы и здесь.
   — И мы тоже. Ну ладно, у меня есть и другие дела. Не отвлекайте меня звонками по всяким пустякам. Надеюсь, во время следующего нашего разговора вы сообщите, что все три правительства и обе заинтересованные международные организации готовы обсуждать конкретные вопросы относительно освобождения и передачи заключенных.
   — Для этого необходимо какое-то время. Хотелось бы периодически связываться с вами и информировать, как продвигается дело.
   — Не создавайте себе лишних хлопот.
   — Но я же нахожусь здесь для того, чтобы помогать делу.
   — Хорошо. Тогда можете начинать прямо сейчас — пришлите мне ключи.
   — Какие ключи? — Шрёдер посмотрел на епископа Доунса, и тот молча кивнул.
   — Все ключи от собора — не от города же. Передайте мне их прямо сейчас через лейтенанта Бурка, — сказал Флинн.
   — Я не уверен, что смогу найти какие-нибудь ключи… — начал Шрёдер.
   — Перестаньте вилять, капитан. Если через десять минут ключи не будут у меня, я уничтожу алтарь. Передайте это Доунсу, и он достанет все ключи, да еще и на сотню больше, чем существует на самом деле.
   Епископ Доунс с озабоченным видом направился к столу. Увидев реакцию епископа, Шрёдер быстро проговорил в микрофон:
   — Ладно, тут просто недоразумение. Монсеньер говорит, что у него есть комплект ключей.
   — Думаю, он найдет их. Кстати, пришлите нам на ужин для сорока пяти человек тушеной говядины с капустой. И чтобы ее приготовили… подождите, не вешайте трубку, я посоветуюсь со своими американскими друзьями. — Прошло несколько секунд, затем снова раздался голос Флинна: — Возьмите все в кафе Джона Барлейкорна на Восточной Сорок пятой улице. А заодно пришлите пресный хлеб, кофе, чай и… сладкое, если вы, конечно, не против. Я за все заплачу.
   — Мы позаботимся обо всем… и о счете тоже.
   — Капитан, еще вечер не кончится, а в городской казне могут иссякнуть все деньги, и не на что будет купить даже кружку пива. Я заплачу за все.
   — Хорошо, сэр. Еще один вопрос. О сроках… Вы поставили перед нами довольно сложные проблемы, и нам понадобится больше времени…
   Голос Флинна резко изменился от подчеркнуто вежливого до угрожающего:
   — Никаких затягиваний времени. Все перечисленные в списке заключенные должны быть освобождены и доставлены в Дублин до того, как первый луч солнца проникнет сквозь окна часовни пресвятой Богоматери. Рассвет или смерть, Шёффер.
   — Шрёдер. Но послушайте…
   — Как бы вас ни звали, с днем святого Пэдди. Живи, Ирландия!
   В трубке раздался щелчок и последовали короткие гудки. Капитан Шрёдер положил трубку, выключил динамики и закурил сигару. Пальцами руки он принялся выбивать дробь о крышку стола. Начало переговоров его не радовало. Он чувствовал, что имеет дело с человеком более твердым и жестоким, чем ему представлялось ранее. Может, и не совсем таким, как его описали, но уж точно, что гораздо более одержимым.
   Продолжая размышлять, он вспомнил, что никогда не знал провалов и всегда добивался продления сроков, если переговоры заходили в тупик. Первое во многом зависело от результатов второго. Шрёдер посмотрел на притихших людей и сказал:
   — Орешек не так-то просто расколоть. Но я люблю иметь дело с неподатливыми.
   Капитан Джо Беллини встал с места, расстегнул мундир и подошел к окну. По привычке большие пальцы его рук легли на ремень с кобурой, взгляд же был направлен на прекрасный вид собора святого Патрика. Мысленно он представил себе неприятную картину: его спецназовцы штурмуют гигантские серые стены храма. Ему не нравились неподатливые. Он вообще никого не любил.
* * *
   Брайен Флинн сидел у алтарного органа около ризницы и смотрел на книгу, лежащую на клавишах, прикрытых чехлом. «Шёффер», — вспомнил Флинн и рассмеялся.
   К органу подошел Джон Хики и поднял книгу, которая называлась «Мои переговоры об освобождении заложников», автор Берт Шрёдер.
   — Шёффер. Ну, что же, неплохо, Брайен. Но теперь ему придется иметь дело с тобой, — сказал Хики.
   — Видимо, так, — кивнул Флинн. Он сдернул чехол с клавиатуры и нажал на клавишу, но из труб в галерее никакого звука не вырвалось. — Забыл повернуть ключ, — заметил он рассеянно и поднял глаза на Хики. — Мы не хотим слишком больно задевать его профессиональное самолюбие. Нужно держать его на коротком поводке. А в самом конце, если понадобится, мы выложим нашу козырную карту против него — Терри О'Нил. — Флинн улыбнулся. — Да разве этот жалкий придурок догадывается, сколько у нас припасено козырных карт?

Глава 26

   — Привет, Бурк, — сказал Флинн.
   Бурк остановился внизу у ступенек ризницы.
   — Я попросил, чтобы пришел ты, тебя за это должно отметить начальство.
   — Благодарю. — В руках Бурк держал большую связку ключей. — Ты их хотел получить?
   — Поднимайся сюда!
   Бурк поднялся по ступенькам и передал Флинну связку ключей через прутья в дверном проеме. Флинн снова вынул детектор обнаружения микропередатчика и провел им по телу Бурка.
   — Говорят, что такая техника негуманна, но зато с ее помощью можно и не обыскивать, ибо обыск — всегда напряженность. Такая техника — путь к взаимному доверию.
   Он убрал прибор.
   — А если бы у меня и было подслушивающее устройство? Мы же не собираемся обсуждать что-то такое, о чем я не должен докладывать начальству.
   — Все равно стоит проверить. — Флинн резко повернулся и приказал Пэду Фитцджеральду идти назад на площадку. — Погуляй там немного.
   Пэд ушел, повесив автомат на шею. Флинн и Бурк молча смотрели друг на друга, затем Флинн резко спросил:
   — Как ты прознал про нас, лейтенант?
   — Это не твоя забота.
   — Нет, моя. Майор Мартин заложил?
   В этот момент Бурк почувствовал огромное облегчение, что при нем нет подслушивающего устройства и их разговор не слышат в доме настоятеля. Он кивнул головой и, увидев странное выражение, на мгновение промелькнувшее на лице Флинна, спросил:
   — Он что, твой старинный друг?
   — Деловое знакомство, — ответил Флинн. — А добренький майор назвал мое настоящее имя?
   Бурк ничего не ответил. Флинн подошел ближе к дверному проему.
   — В разведслужбе бытует старинное присловье: «Неважно знать, кто стрелял в тебя, а важно — кто нанял стрелка». — Флинн пристально вглядывался в лицо Бурка. — И кто же в данном случае нанял?
   — Это я должен у тебя спросить.
   — Ну, что ж, скажу: материально-техническое снабжение фениев осуществляет английская военная разведка.
   — Вряд ли правительство Великобритании пойдет на такой риск, учитывая, что вы ведете слишком ограниченную войну…
   — Речь идет о людях, преследующих собственные цели, которые могут совпадать с целями британского правительства, а могут и не совпадать. Эти люди говорят, что весь исторический опыт оправдывает…
   — Это не люди, а лично вы так считаете.
   Флинн не обратил внимания на реплику Бурка.
   — Эти люди ценят себя очень высоко. Жизнь имеет для них смысл лишь тогда, когда они могут обманывать своих врагов, вводить их в заблуждение, вносить разлад и раздоры в их стан и в конце концов побеждать в открытом бою или же исподтишка. Наиболее умело они проявляют свои способности в критических ситуациях или во время беспорядков. Таковы почти все разведчики, агенты тайной полиции или как они там еще себя называют. Таков же и майор Бартоломео Мартин.
   — Я почему-то решил, что ты говоришь о себе.
   Флинн холодно улыбнулся и ответил:
   — Я революционер. Контрреволюционеры достойны куда большего презрения.
   — Может, мне тогда заняться угоном автомашин?
   Флинн, рассмеявшись, сказал:
   — Лейтенант, ты всего лишь честный городской коп. Я верю тебе.
   Бурк ничего не ответил, и Флинн продолжил:
   — Расскажу-ка тебе еще кое-что. Думаю, что у Мартина есть поддержка в Америке. Он непременно должен ее иметь. Будь осторожен с ЦРУ и ФБР.
   Бурк по-прежнему слушал молча, и Флинн спросил:
   — Кто больше всех выгадал от того, что случилось сегодня?
   Бурк поднял глаза на Флинна и ответил:
   — Только не ты. Тебя вскоре убьют, и если то, что ты сказал, правда, то кто ты такой? Пешка! Жалкая пешка в большой игре, которая ведется британской разведкой, а может быть, еще и ЦРУ с ФБР. Ради их целей.
   Флинн лишь улыбнулся:
   — Я знаю это. Но пешка, как видишь, захватила в плен архиепископа и его собор. Никогда нельзя недооценивать пешку: если она оказывается на противоположном конце доски, то может превращаться даже в королеву.
   Бурк понял, что имел в виду Флинн.
   — Хорошо, — начал он, — допустим, что майор Мартин как раз из той породы людей, о которых ты говорил. В таком случае объясни, зачем ты рассказал мне об этом? Надеешься, что я выведу его на чистую воду?
   — Ну что ты! Меня бы это только скомпрометировало. С него нельзя спускать глаз. Теперь, когда я уже достаточно послужил его целям, он желает только моей смерти. Он хочет также, чтобы погибли заложники, а собор был разрушен. Этим он продемонстрирует всему миру дикость и варварство ирландцев. Твоему начальству следует поосторожнее относиться к его советам. Понимаешь, что я имею в виду?
   — Я понимаю, что ты оказался в безвыходном положении. Тебя заманили в ловушку, ты думал, что как-то выкрутишься, а теперь не уверен в этом.
   — Я не пойду на компромисс в достижении своих целей. Пусть лучше английское правительство отпустит моих людей. Если не отпустит, ответственность целиком ляжет на него.
   — Ради Бога, откажись от своей затеи, — резко бросил Бурк, в его голосе чувствовались нарастающие нетерпение и злость. — Ну, схлопочешь несколько лет тюрьмы за нападение при отягчающих обстоятельствах, за незаконное задержание людей. Что еще может навесить тебе окружной прокурор?
   Флинн резко приблизился к Бурку и схватился за медные прутья.
   — Кончай болтать, как глупый дешевый коп! Я солдат, Бурк, солдат, а не уголовник, у которого руки по локоть в крови и по которому тюрьма плачет.
   Бурк сделал несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться, и произнес еле слышно:
   — Я не могу спасти тебя.
   — А я и не просил об этом. Но тот факт, что ты сам предложил помощь, характеризует Патрика Бурка больше как ирландца, нежели полицейского. Хоть ты сам и не признаешься в этом.
   — Какой-то собачий бред…
   Флинн убрал руки с медных прутьев.
   — Так что берегись майора Мартина, и ты спасешь заложников и собор. Ну а фениев спасу я. А теперь бери ноги в руки и принеси нам тушенки на ужин, будь добрым малым. Потом мы еще поболтаем немного.
   Но Бурк продолжал деловым тоном:
   — Они хотят убрать лошадь с парапета.
   — Разумеется, я не против. Объявим своеобразное перемирие для захоронения трупов. — Флинн явно старался успокоиться и улыбался через силу. — Но убрать ее можно будет только после того, как привезут ужин. Пусть только один человек привяжет веревку к открытому грузовику. И без всяких фокусов!
   — Фокусов не будет.
   — Надеюсь. Для одного дня фокусов было предостаточно. — Флинн повернулся и пошел вверх по ступенькам, но вдруг остановился, обернулся и сказал: — Я докажу тебе, Бурк, что я порядочный человек… Каждая собака знает, что Джек Фергюсон — полицейский стукач. Скажи ему, чтобы он убирался из города, если жизнь ему дорога.
   Флинн снова повернулся, взбежал вверх по ступенькам и скрылся за углом.
   Бурк с минуту смотрел ему вслед. «Я солдат, а не уголовник, у которого руки по локоть в крови», — припомнились ему слова Флинна. Произнес он их спокойно, без всякой боли в голосе, но все равно мука наполняла его душу.
* * *
   Брайен Флинн стоял перед кардиналом, сидевшим на престоле.
   — Ваше Высокопреосвященство, хочу задать вам один очень важный вопрос.
   Кардинал склонил голову.
   — Есть какие-либо скрытые пути или потайные ходы в этом соборе?
   Кардинал ответил сразу же:
   — Даже если бы и были, я бы об этом не сказал.
   Флинн шагнул назад и указал на потолок башни склепа, который украшали красные головные уборы умерших архиепископов Нью-Йорка.
   — Вы бы хотели, чтобы и ваш головной убор тоже висел там?
   Кардинал, отрешенно глядя на него, заметил:
   — Я — христианин, который верит в жизнь после смерти, поэтому меня не запугать.
   — Ах, кардинал, вы неверно поняли мои слова. Я имел в виду, что прикажу своим людям взять топоры и крушить этот прекрасный шпиль, пока он не падет на церковные скамьи прямо к вашим ногам.
   Кардинал еле слышно вздохнул и мягко ответил:
   — Мне неизвестны тайные ходы. Но это не значит, что их нет.
   — Да, так оно и есть. Думаю, что они все же существуют. Припомните, как вам впервые показывал собор главный викарий. В нем наверняка должен быть предусмотрен запасной ход для побега на случай восстания. Проход для священников, какие делаются в Ирландии или Англии.
   — Не думаю, что архитектор предусмотрел такой проход. Здесь все же Америка.
   — Но ведь с каждым годом разница между этими странами в определенном смысле все более сглаживается. Послушайте, Ваше Высокопреосвященство, если сумеете вспомнить про ходы, вы спасете многие человеческие жизни.
   Кардинал откинулся в кресле и оглядел огромное пространство собора. Да, здесь есть двойные стены с лестницами, ведущими куда-то, проходы, которые никогда не использовались, но он, честно говоря, не помнил их или не знал, куда они ведут — наружу или куда-нибудь еще туда, где выход никем не контролируется. Кардинал перевел взгляд на мраморный пол под ногами. Под ним был склеп, вокруг которого располагалась полая выпуклость. Но об этом они уже знали. Он видел, как Хики и Меган Фитцджеральд спускались туда, откинув бронзовую плиту позади алтаря.
   Две трети выпуклости были чуть выше, чем все это низкое темное пространство, где под мраморным полом могли шнырять только мерзкие крысы. Каждый год по этому темному полу проходило шесть миллионов людей, чтобы поклониться Богу, обратиться к нему с молитвой или просто взглянуть на его образ. А холодный мрак под их ногами оставался неизменным. Таков он и сейчас — он просачивается из пустоты в собор, в сознание и души людей, находящихся здесь. Темнота отодвигает назад святые лучи света.
   Взгляд кардинала задержался на фигурах святых, напряженно застывших в трифории и на церковных хорах, подобно часовым на темных, скалистых утесах или у крепостных стен. Вечный страж, испуганный, одиноко стоящий, шепчущий: «Страж. Ну, как ночка?»
   — Думается мне, что сюда входа нет и, по всему видно, для вас нет и выхода, — сказал кардинал, повернувшись к Флинну.
   — Я выйду только через главные парадные двери, — резко бросил тот.
   Он спросил кардинала о странном возвышении, о подземных ходах, ведущих из храма, и о понижении внизу. Но кардинал только покачал головой.
   — Это абсурд. Типичный абсурд — думать так о церкви. Это дом Господа, а не пирамида. Здесь нет никаких других тайн, кроме таинства веры.
   Флинн лишь улыбнулся:
   — И нет даже припрятанного сокровища, кардинал?
   — Да здесь все золото. Тело и кровь Христа, что помещены в дарохранительнице, радость и милосердие, мир и любовь, пребывающие здесь с нами, — вот наша золотая сокровищница. Милости прошу, берите все, что вам нужно.
   — А также несколько диковинных драгоценных чаш и золото алтаря?
   — Можете прихватить и их.
   Флинн мотнул головой:
   — Нет, я ничего не возьму отсюда, только своих фениев. Оставьте при себе свое золото и свою любовь. — Он пробежался глазами по всему величавому великолепию интерьера собора. — Надеюсь, все это сохранится. — Взгляд его остановился на кардинале. — Ладно. Может быть, небольшая прогулка освежит вашу память. Прошу вас, пройдемте со мной.
   Кардинал поднялся, и они вдвоем медленно спустились по ступенькам алтаря и пошли в вестибюль собора.
* * *
   Отец Мёрфи заметил, что кардинал уходит куда-то вместе с Флинном. Когда они скрылись из виду, он осмотрелся, чтобы определить, что происходит вокруг. Меган нигде не было, Бакстер сидел, задумавшись, на другом краю скамьи, а Джон Хики стоял, облокотившись на алтарный орган, и разговаривал по полевому телефону. Отец Мёрфи повернулся к Морин:
   — Вас раздирает желание что-то сделать, не так ли?
   Она вскинула на него глаза. Неудавшийся побег, едва не закончившийся смертью, сделал ее странно расслабленной, почти безмятежной, словно она получила какое-то необычное очищение. Но стремление действовать еще не исчезло до конца из ее души. Поэтому Морин молча кивнула головой.