Дюма Александр. Графиня Де Шарни

   – Да, – твердо повторил Себастьен, – я спрашиваю, почему!
   – Потому что твой отец – ничтожество! – отвечала Андре, не имея более сил сносить змеиные укусы, терзавшие ей сердце. – Потому что твой отец – негодяй!
   Себастьен вскочил с козетки, где до сих пор сидел, и оказался лицом к лицу с Андре.
   – Вы говорите так о моем отце, сударыня?! – вскричал он. – О моем отце, докторе Жильбере, о том, кто меня воспитал, о том, кому я обязан всем и кроме которого у меня никого нет? Я ошибался, сударыня, вы мне не мать!
   Мальчик рванулся к двери.
   Андре его удержала.
   – Послушай! – сказала она. – Ты не можешь этого знать, ты не можешь понять, ты не можешь об этом судить!
   – Нет, зато я могу чувствовать, и я чувствую, что больше вас не люблю!
   Андре закричала от захлестнувшей ее боли.
   В ту же минуту с улицы донесся шум, заставивший ее сейчас же забыть о страданиях.
   Она услышала, как отворились ворота и у крыльца остановилась карета.
   Она задрожала так, что ее волнение передалось мальчику.
   – Подожди! – приказала она. – Подожди и помолчи!
   Мальчик не сопротивлялся.
   Стало слышно, как отворилась входная дверь и к гостиной стали приближаться чьи-то шаги.
   Андре застыла в неподвижности, не сводя взгляда с двери, бледная и похолодевшая, словно олицетворяя Ожидание.
   – Как прикажете доложить? – спросил старый слуга.
   – Доложите о графе де Шарни и узнайте, может ли графиня принять меня.
   – Скорее в ту комнату! – воскликнула Андре. – Малыш, ступай в ту комнату! Он не должен тебя видеть! Он не должен знать о твоем существовании!
   Она втолкнула испуганного мальчика в соседнюю комнату.
   Прикрывая за ним дверь, она сказала:
   – Оставайся здесь! Когда он уйдет, я тебе скажу, я все тебе расскажу… Нет! Нет! Ни слова об этом! Я тебя поцелую, и ты поймешь, что я – твоя настоящая мать!
   Себастьен в ответ лишь застонал.
   В эту минуту дверь из передней распахнулась, и старый слуга, сжимая в руках колпак, исполнил поручение.
   У него за спиной в потемках зоркие глаза Андре различили человеческую фигуру.
   – Просите графа де Шарни! – собравшись с духом, вымолвила она.
   Старик отступил, и на пороге появился со шляпой в руках граф де Шарни.

Глава 10.
МУЖ И ЖЕНА

   Граф был в черном костюме: он носил траур по брату, погибшему два дня тому назад.
   Этот траур, подобно трауру Гамлета, был не только в одежде, но и в его сердце; граф был бледен, что свидетельствовало о пролитых слезах и пережитых страданиях.
   Графине довольно было одного быстрого взгляда, чтобы все это оценить. Никогда красивые лица не бывают так прекрасны, как после слез. Никогда еще Шарни не был так хорош, как в эту минуту.
   Она на мгновение прикрыла глаза, слегка откинула голову, словно желая вздохнуть полной грудью, и прижала руку к готовому разорваться сердцу.
   Когда она снова открыла глаза, она увидела, что Шарни стоит на том же месте.
   Андре жестом и взглядом будто спрашивала его, почему он не вошел, и ее взгляд и жест были настолько красноречивы, что он отвечал:
   – Я ждал вашего приказания, графиня. И он шагнул в комнату.
   – Прикажете отпустить карету вашего сиятельства? – спросил старик, исполняя настойчивую просьбу лакея графа.
   Граф взглянул на Андре с непередаваемым выражением, а она, словно потерявшись, снова прикрыла глаза и застыла в неподвижности, затаив дыхание, будто не слыша вопроса и не понимая выражения его глаз.
   Однако оба они прекрасно друг друга поняли.
   Шарни попытался уловить хоть малейший знак, который указывал бы ему на то, что ему следовало ответить. Он заметил, как по телу Андре пробежала дрожь, и не зная, чему ее приписать: опасению, что граф не уйдет, или желанию, чтобы он остался, – он ответил:
   – Прикажите кучеру подождать. Дверь затворилась, и, может быть, впервые после свадьбы граф и графиня остались одни. Граф первым нарушил молчание.
   – Прошу прощения, графиня, – молвил он, – не помешал ли я вам своим неожиданным вторжением? Я еще не садился, карета моя у ворот, и, если вам угодно, я могу немедленно уехать.
   – Нет, граф, напротив, – с живостью возразила Андре. – Я знала, что вы живы и здоровы, однако я не менее счастлива воочию убедиться в этом после того, что произошло.
   – Неужели вы были так добры, что справлялись обо мне? – спросил граф.
   – Разумеется.., вчера и нынче утром, и мне сообщили, что вы в Версале; сегодня вечером мне сказали, что вы у королевы.
   Были ли эти слова сказаны без задней мысли или в них был упрек?
   Очевидно, граф и сам не знал, как к ним отнестись, и потому на минуту задумался.
   Впрочем, почти тотчас же, решив, по-видимому, оставить выяснение этого вопроса на потом, он продолжал:
   – Графиня! Меня задержала в Версале печальная необходимость; долг, который я полагаю священным в том положении, в каком сейчас находится королева, вынудил меня сразу же по приезде в Париж отправиться к ее величеству.
   Андре попыталась отнестись к последним словам графа без предубеждения.
   Потом она подумала, что необходимо прежде всего ответить на его слова о печальной необходимости.
   – Да, граф, – молвила она. – Увы, я знаю о страшной потере, которую…
   Она замялась на секунду.
   –..которую вы понесли.
   Андре едва не сказала: «Которую мы понесли», однако не осмелилась и продолжала:
   – Вы имели несчастье потерять вашего брата барона Жоржа де Шарни.
   Можно было подумать, что Шарни с нетерпением ждал подчеркнутых нами слов, потому что он вздрогнул в тот момент, когда каждое из них было произнесено.
   – Да, графиня, – отвечал он, – вы правы, смерть моего брата – страшная для меня потеря, которую, к счастью, вы не можете оценить, потому что почти не знали бедного Жоржа.
   В его словах «к счастью» послышался легкий печальный упрек.
   Андре это поняла, однако ничем не выдала, что придала этому значение.
   – Лишь одно утешает меня в этой потере, если тут что-нибудь может утешить, – продолжал Шарни, – бедный Жорж умер так, как суждено умереть Изидору, как, видимо, умру и я: он умер, исполняя свой долг.
   Слова «как, видно, умру и я» больно задели Андре.
   – Граф! Так вы полагаете, что дела обстоят настолько плохо, – спросила она, – что для утоления Божьего гнева могут понадобиться новые жертвы?
   – Я думаю, графиня, что час королей ежели еще не наступил, то вот-вот пробьет. Я уверен, что какой-то злой гений толкает монархию в бездну. Я полагаю, наконец, что если монархия падет, она увлечет за собой в своем падении всех, кто участвовал в ее возвеличивании.
   – Вы правы, – согласилась Андре. – Когда наступит этот день, поверьте, что он застанет меня, как и вас, граф, готовой к любым испытаниям.
   – Ах, графиня, вы давно доказали свою преданность в прошлом, – отвечал Шарни, – и никто, а я – еще менее других, не может усомниться в вашей преданности в будущем. Возможно, я тем меньше имею право усомниться в вас, что я сам, может быть, в первый раз только что ослушался приказания королевы.
   – Я вас не понимаю, граф, – молвила Андре.
   – Прибыв из Версаля, я получил приказание незамедлительно явиться к ее величеству.
   – О! – только и смогла с печальной улыбкой вымолвить Андре.
   Спустя мгновение она прибавила:
   – Это объясняется просто: королева, как и вы, полагает, что ее ожидает таинственное и мрачное будущее, вот она и хочет собрать вокруг себя тех, в ком она уверена и на кого может положиться.
   – Вы ошибаетесь, графиня, – отвечал Шарни, – королева вызвала меня к себе не для того, чтобы приблизить, а с тем, чтобы удалить от себя.
   – Удалить вас от себя? – с живостью переспросила Андре, шагнув к графу.
   Спохватившись, что граф стоит у двери с самого начала их разговора, она проговорила, указав ему на кресло:
   – Простите, граф, я заставляю вас стоять. С этими словами она, не имея больше сил держаться на ногах, упала на козетку, где несколько минут тому назад сидела вместе с Себастьеном.
   – Удалить вас! – в радостном волнении повторила она, полагая, что Шарни и королева собираются расстаться. – С какой же целью?
   – Она собиралась отправить меня в Турим с поручением к графу д'Артуа и герцогу Бургонскому, вскинувшим Францию.
   – Вы согласились?
   Шарни пристально посмотрел на Андре.
   – Нет, графиня, – молвил он.
   Андре побледнела так, что Шарни шагнул к ней, желая ей помочь; однако она заметила движение графа и, собрав все свои силы, пришла в себя.
   – Нет? – пролепетала она. – Вы ответили «нет» королеве?.. Вы, граф?..
   Последние слова она произнесла с сомнением и изумлением.
   – Я отвечал, графиня, что в настоящую минуту мое присутствие в Париже более необходимо, нежели в Турине. Я сказал, что любой может выполнить то, что королева соблаговолила поручить мне, и что для этого вполне может подойти другой мой брат, на днях прибывший из провинции: он готов предложить королеве свои услуги и отправиться вместо меня.
   – Разумеется, королева была рада принять такое предложение?! – воскликнула Андре с горечью, которую ей не удалось скрыть и которая, как могло показаться, не ускользнула от внимания Шарни.
   – Нет, графиня, напротив: мой отказ задел ее за живое. И мне пришлось бы ехать, если бы в эту минуту не вошел король и я не попросил бы его величество нас рассудить.
   – И король за вас вступился, граф? – насмешливо улыбаясь, спросила Андре. – Король согласился с тем, что вам следует остаться в Тюнльри?.. О, как добр его величество король!
   Шарни и бровью не повел.
   – Король сказал, – продолжал он, – что мой брат в самом деле очень подходит для этого поручения, тем более, что мой брат впервые прибыл из провинции ко двору и чуть ли не в первый раз в Париж, его отсутствия никто не заметит; он прибавил, что было бы жестоко со стороны королевы требовать, чтобы в такую минуту я не был рядом с вами.
   – Со мной? – вскричала Андре. – Король так и сказал?
   – Я вам повторяю собственные его слова, графиня. После этого он, поискав глазами вокруг королевы, обратился ко мне с вопросом: «А где же графиня де Шарни? Я не видел ее со вчерашнего вечера». Так как вопрос был обращен ко мне, я взял на себя смелость ответить: «Государь, я, к сожалению, так редко вижу графиню де Шарни, что не могу вам сказать, где сейчас находится графиня, однако ежели вы, ваше величество, желаете об этом узнать, обратитесь к королеве; королева знает и может вам ответить». Заметив, как насупилась королева, я начал настаивать: я подумал, что между вами что-нибудь произошло.
   Андре так увлеклась его рассказом, что и не думала отвечать.
   Тогда Шарни снова заговорил.
   – «Государь, – молвила королева, – графиня де Шарни час тому назад покинула Тюильри. – Как так? – спросил король. – Графиня де Шарни покинула Тюильри? – Да, государь. – Но она скоро вернется, не так ли? – Не думаю. – Не думаете? – переспросил король. – По какой же все-таки причине графиня де Шарни, ваша лучшая подруга…» Королева сделала нетерпеливое движение. «…Да, я повторяю, ваша лучшая подруга уехала из Тюильри в такую минуту? – Мне кажется, ей было здесь неудобно. – Разумеется, неудобно, если бы в наши намерения входило навсегда оставить ее в смежной с нашей комнате; однако мы подобрали бы апартаменты, черт побери, и для нее и для графа. И вы, я надеюсь, не стали бы слишком привередничать, верно, граф? – Государь, – отвечал я, – королю известно, что я всегда доволен тем местом, которое он мне определяет, лишь бы это место давало мне возможность служить вашему величеству. – Ну, я так и думал! – продолжал король. – Итак, графиня де Шарни удалилась… Куда же, ваше величество? Вам это известно? – Нет, государь, я не знаю. – Как?! Ваша лучшая подруга уезжает, а вы даже не спросили, куда она направляется? – Когда мои друзья меня покидают, я не вмешиваюсь в их дела и не спрашиваю, куда они отправляются – Ну что же, я понимаю, – молвил король, обращаясь ко мне, – женские капризы!.. Господин де Шарни! Мне необходимо сказать несколько слов королеве. Ступайте ко мне, подождите меня там, а потом вы представите мне вашего брата. Он нынче же вечером должен отправиться в Турин; я с вами согласен, господин де Шарни: вы нужны мне здесь и я оставляю вас при себе». Я послал за братом, который, как мне доложили, только что прибыл и ожидает в зеленой гостиной.
   Заслышав слова «в зеленой гостиной», Андре, почти совершенно позабывшая о Себастьене, так ее внимание было поглощено рассказом мужа, мысленно перенеслась к тому, что сейчас произошло между нею и сыном, и тревожно взглянула на дверь спальни, где она его заперла.
   – Простите, графиня, – молвил Шарни, – я боюсь, что отнимаю у вас время на разговоры, которые, должно быть, не очень вам интересны. Вы, верно, спрашиваете, как я здесь оказался и зачем сюда явился – Нет, граф, напротив: то, что я имела честь от вас услышать, мне чрезвычайно интересно; что же до вашего прихода ко мне, то после пережитых мною волнений по вашему поводу ваше присутствие может быть мне только приятно, так как оно доказывает, что лично с вами ничего не случилось. Продолжайте же, прошу вас! Итак, король приказал вам пройти к нему, и вы пошли предупредить брата.
   – Мы отправились к королю. Спустя минут десять он вернулся. Так как поручение к принцам не терпело отлагательств, король начал с него. Поручение имело целью поставить их высочества в известность о недавних событиях. Четверть часа спустя после того, как его величество вошел в комнату, мой брат отправился в Турин. Мы остались одни. Король походил в задумчивости по комнате, потом, внезапно передо мною остановившись, проговорил: «Граф! Знаете ли вы, что произошло между королевой и графиней? – Нет, государь, – ответил я. – Однако между ними, несомненно, что-то произошло, – продолжал он, – потому что я застал королеву в отвратительнейшем расположении духа и даже, как мне показалось, она была несправедлива к графине, чего, как правило, с ней не случается, потому что она обыкновенно защищает своих друзей, даже если они неправы. – Я могу лишь повторить вашему величеству то, что я уже имел честь вам сообщить, – заметил я. – Я не имею ни малейшего представления о том, что произошло между графиней и королевой и произошло ли что-нибудь. Во всяком случае, государь, осмелюсь утверждать, что ежели и был в этой размолвке кто-нибудь виноват, то можно предположить, что это была королева, потому что графиня не бывает неправа».
   – Благодарю вас, граф, за то, – молвила Андре, – что вы хорошо обо мне подумали. Шарни поклонился.
   – «Во всяком случае, – продолжал король, – если королева не знает, где графиня, вы-то должны это знать». Я знал не больше королевы, однако отвечал: «Мне известно, что у графини есть пристанище на улице Кок-Эрон; должно быть, она поехала туда». – «Да, наверное, она там, – согласился король – Отправляйтесь туда, граф, я вас отпускаю до завтра, лишь бы вы привезли графиню».
   С этими словами Шарни так пристально посмотрел на Андре, что она почувствовала неловкость и, не имея сил избежать его взгляда, прикрыла глаза.
   – «Скажите ей, – продолжал Шарни по-прежнему от имени короля, – что мы ей здесь подыщем, а если понадобится, это сделаю я сам, апартаменты – не такие, разумеется, просторные, как в Версале, но такие, каких должно хватить супругам. Идите, господин де Шарни, идите; она, наверное, беспокоится о вас, да и вы, должно быть, тоже обеспокоены, идите!» Когда я сделал несколько шагов к двери, он меня окликнул: «Кстати, господин де Шарни, – молвил он, протягивая руку, которую я поцеловал, – видя ваш траур, мне следовало бы начать именно с этого.., вы имели несчастье потерять брата, будь ты хоть сам король, утешить в таком несчастье невозможно; однако король может сказать: Был ли ваш брат женат? Есть ли у него жена, дети? Могу ли я взять их под свое покровительство? В таком случае, граф, если они существуют, приведите их ко мне, представьте их мне; королева займется его женой, а я – детьми».
   На глаза у Шарни навернулись слезы.
   – Король, конечно, лишь повторил то, что вам раньше сказала королева? – спросила Андре.
   – Королева ни единым словом не обмолвилась об этом, – с дрожью в голосе отвечал Шарни, – и потому слова короля задели меня за живое; видя мои слезы, он проговорил: «Ну, ну, господин де Шарни, успокойтесь; я, возможно, был неправ, что заговорил с вами об этом; впрочем, я почти всегда поступаю по велению сердца, а мое сердце подсказало мне то, что я сделал. Возвращайтесь к нашей милой Андре, граф; потому что если люди, которых мы любим, не могут нас утешить, они могут с нами поплакать, и мы с ними тоже можем погоревать, а это приносит большое облегчение». Вот каким; образом, – продолжал Шарни, – я оказался здесь, по приказу короля, графиня… И потому вы, может быть, меня извините.
   – Ах, граф! – вскочив, воскликнула Андре в протянула Шарни руки. – Неужели вы в этом можете сомневаться?
   Шарни сжал ее руки в своих и припал к ним губами.
   Андре вскрикнула так, словно дотронулась до раскаленного железа, и снова упала на козетку.
   Однако падая, она не выпустила рук Шарни, и потому, сама того не желая. Она увлекла графа за собой на козетку, и он невольно оказался сидящим рядом с ней.
   В это мгновение Андре почудилось, что из соседней комнаты донесся каков-то шум; она отстранилась от Шарни, а тот, не зная, чему приписать крик графини и ее резкое движение, торопливо поднялся и замер перед козеткой.

Глава 11.
СПАЛЬНЯ

   Шарни оперся на спинку козетки и вздохнул. Андре уронила голову на руку. Вздох Шарни заставил ее сердце похолодеть. Невозможно описать, что в эту минуту творилось в душе молодой женщины.
   Она была замужем за человеком, которого она обожала; однако он, занятый все это время другой женщиной, понятия не имел о той страшной жертве, которую принесла Андре, выйдя за него замуж. В своем двойном самоотречении, – самоотречении женщины и подданной, она все видела все безропотно сносила, скрывая от всех свои страдания, и вот наконец с некоторых пор она стала замечать на себе нежные взгляды своего мужа, и, судя по тому, как переменилась к ней королева, она поняла, что ее терпение и страдание оказались не совсем бесплодными. В последние дни, страшные для всех, полные нескончаемых кошмаров, одна Андре среди всеобщего страха жила в предчувствии счастья; ей было довольно одного жеста, одного взгляда, одного-единственного слова Шарни, чтобы почувствовать себя женщиной; она замечала, с каким беспокойством он ищет ее глазами и как радуется, когда видит ее рядом; достаточно было легкого пожатия руки украдкой в толчее, не заметного для тех, кто их окружал, чтобы они почувствовали себя одним целым; все эти маленькие радости были совершенно доселе ей не знакомы, потому что до сих пор любовь для нее была мукой, ведь она была так одинока!
   И вот в ту самую минуту, как бедная, всеми покинутая женщина обрела сына и вновь почувствовала себя матерью, перед ней, почти смирившейся с мрачным и тоскливым одиночеством, забрезжило возможное счастье. Однако до чего странное совпадение, лишний раз доказывавшее, что она не была создана для счастья! – эти два события до такой степени переплелись, что не давали друг другу развернуться: возвращение мужа отталкивало от нее сына, а присутствие сына убивало зарождавшуюся любовь мужа.
   Вот о чем не мог догадываться Шарни и потому не понял ни того, что значил вырвавшийся у Андре крик, ни того, что заставило ее оттолкнуть его; томительное молчание последовало за этим криком, который был похож на крик боли, но который на самом деле был криком любящей души, и за этим жестом, который можно было принять за отвращение, но который на самом деле был вызван лишь страхом.
   Шарни некоторое время смотрел на Андре с выражением, в значении которого молодая женщина не могла бы ошибиться, если бы в эту минуту подняла на мужа глаза.
   Шарни вздохнул и продолжал:
   – Что я должен передать королю, графиня? При звуке его голоса Андре вздрогнула, потом подняла на графа ясные любящие глаза.
   – Граф! Я так много выстрадала с тех пор, как живу при дворе, что с благодарностью принимаю отставку, данную мне королевой. Я не гожусь для жизни в свете, я всегда искала в одиночестве если не счастья, то успокоения. Самыми счастливыми в своей жизни я считаю дни, которые я еще девушкой провела в замке Таверне, а позже те, что были прожиты в монастыре Сен-Дени вместе с благородной дочерью короля Французского ее высочеством Луизой ⁷. Если позволите, граф, я останусь в этом особняке, дорогом для меня по воспоминаниям хоть и печальным, но вместе с тем приятным.
   Шарни поклонился, давая понять, что готов не только удовлетворить эту просьбу, но и исполнить любое приказание Андре.
   – Итак, графиня, это ваше окончательное решение? – спросил он.
   – Да, граф, – отвечала она тихо, но твердо. Шарни снова поклонился.
   – В таком случае, графиня, мне остается лишь спросить вас вот о чем: позволительно ли мне будет навещать вас?
   Андре одарила Шарни взглядом, в котором вместо обычного спокойствия и сдержанности читались изумление и нежность.
   – Разумеется, граф, – отвечала она, – ведь я буду одна, и когда ваши обязанности в Тюильри позволят вам отвлечься, я буду вам весьма признательна, если вы посвятите мне хоть несколько минут.
   Никогда еще Шарни не был так очарован взглядом Андре, никогда он не замечал столько нежности в ее голосе.
   Он ощутил легкую дрожь, какая появляется после первой ласки.
   Он остановился взглядом на том месте, где он сидел рядом с Андре и которое теперь пустовало после того, как он встал.
   Шарни был готов отдать год жизни ради того, чтобы опять оказаться рядом с Андре и чтобы она не оттолкнула его, как в первый раз.
   Но он был робок, как ребенок, и не осмеливался сделать это без приглашения.
   А Андре отдала бы не год, а целых десять лет жизни, чтобы почувствовать рядом с собой того, кто так долго ей не принадлежал.
   К несчастью, они совсем не знали друг друга и застыли в болезненном ожидании.
   Шарни опять первым нарушил молчание, которое правильно мог бы истолковать лишь тот, кому позволено читать в чужом сердце.
   – Вы сказали, что много выстрадали с тех пор, как живете при дворе, графиня? – спросил он. – Но разве король не выказывает вам уважение, граничащее с боготворением, и разве королева не относится к вам с нежностью, похожей на обожание?
   – О да, граф, – отвечала Андре, – король всегда прекрасно ко мне относился.
   – Позвольте вам заметить, графиня, что вы ответили лишь на часть моего вопроса; неужели королева относится к вам хуже, чем король?
   Андре не могла разжать губы, будто все в ней восставало против этого вопроса. Она сделала над собой усилие и отвечала:
   – Мне не в чем упрекнуть королеву, и я была бы несправедлива, если бы не воздала ее величеству должное за ее доброту.
   – Я спрашиваю вас об этом, графиня, – продолжал настаивать граф, – потому что с некоторых пор.., возможно, я ошибаюсь.., однако мне кажется, что королева к вам охладела.
   – Вполне возможно, граф, – отвечала Андре, – вот почему, как я уже имела честь вам доложить, я и хочу оставить двор.
   – Но вы будете здесь совсем одна, вдали от всех!
   – Да ведь я и так всегда была одна, граф, – со вздохом заметила Андре, – и девочкой, и девушкой, и…
   Андре замолчала, видя, что зашла слишком далеко.
   – Договаривайте, графиня, – попросил Шарни.
   – Вы и сами догадались, граф… Я хотела сказать: и будучи супругой.
   – Неужто вы удостоили меня счастья услышать от вас упрек?
   – Упрек? – торопливо переспросила Андре. – Какое я имею на это право, великий Боже! Упрекать вас?! Ужели вы думаете, что я могла забыть, при каких обстоятельствах мы венчались?.. Не в пример тем, кто клянется пред алтарем в вечной любви и взаимной поддержке, мы с вами поклялись в полном равнодушии и вечной разлуке… И значит, мы можем упрекнуть друг друга лишь в том случае, если один из нас забудет клятву.
   Андре не сумела подавить вздох, который камнем лег на сердце Шарни.
   – Я вижу, что ваше решение – решение окончательное, графиня, – молвил он, – позвольте же мне хотя бы позаботиться о том, чтобы вы ни в чем не нуждались.
   Андре печально улыбнулась.
   – Дом моего отца был так беден, – проговорила она, – что рядом с ним этот павильон, который вам может показаться пустым, для меня обставлен с необычайной роскошью, к которой я не привыкла.
   – Однако.., ваша прелестная комната в Трианоне… апартаменты в Версале…
   – О, я прекрасно понимала, граф, что все это ненадолго…
   – Но располагаете ли вы здесь по крайней мере всем необходимым?
   – У меня будет все, как раньше.
   – Посмотрим! – молвил Шарни и, желая составить себе представление о жилище Андре, стал озираться по сторонам.
   – Что вам угодно посмотреть, граф? – поспешно вставая, спросила Андре и бросила беспокойный взгляд на дверь спальни.
   – Я хочу видеть, не слишком ли вы скромны в своих желаниях. Да нет, в этом павильоне просто невозможно жить, графиня. Я видел переднюю, это – гостиная, вот эта дверь – он распахнул боковую дверь – ага! – это Дверь в столовую, а вон та…
   Андре преградила графу де Шарни путь к двери, за которой, как она мысленно себе представляла, находился Себастьен.
   – Граф! – вскричала она. – Умоляю вас, ни шагу дальше! Она развела в стороны руки, заслонив собою дверь.