Страница:
— И ты не солжешь, — заметил Бонапарт, — сейчас ровно полночь. Действительно, еще один день канул в бездну времен: часы на стене пробили двенадцать.
Бонапарт внимал ударам, серьезный и задумчивый. Оставалось только двадцать четыре часа до торжественного дня, к которому он готовился добрый месяц, о котором он мечтал целых три года!
Сделаем же то, чего так бы хотелось ему: перескочим через двадцать четыре часа, остающиеся до дня, о котором история еще не вынесла своего суда, и посмотрим, что происходило в семь часов утра в различных местах Парижа, где события, о каких мы сейчас расскажем, должны были вызвать чрезвычайное впечатление.
XXIII. «ALEAJACTAEST» note 16
XXIV. ВОСЕМНАДЦАТОЕ БРЮМЕРА
Бонапарт внимал ударам, серьезный и задумчивый. Оставалось только двадцать четыре часа до торжественного дня, к которому он готовился добрый месяц, о котором он мечтал целых три года!
Сделаем же то, чего так бы хотелось ему: перескочим через двадцать четыре часа, остающиеся до дня, о котором история еще не вынесла своего суда, и посмотрим, что происходило в семь часов утра в различных местах Парижа, где события, о каких мы сейчас расскажем, должны были вызвать чрезвычайное впечатление.
XXIII. «ALEAJACTAEST» note 16
В семь часов утра министр полиции Фуше вошел в кабинет Гойе, президента Директории.
— О! — воскликнул, увидев его, Гойе. — Какие события произошли, господин министр полиции, что я имею удовольствие видеть вас у себя так рано?
— Вы еще не знакомы с декретом? — спросил Фуше.
— С каким декретом? — удивился почтенный Гойе.
— Декретом Совета старейшин.
— Когда он был издан?
— Сегодня ночью.
— Так, значит, Совет старейшин теперь собирается по ночам?
— Да, в случае крайней необходимости.
— О чем же идет речь в этом декрете?
— Он переносит заседания Законодательного корпуса в Сен-Клу.
Гойе почувствовал всю силу удара. Он понял, какие выгоды извлечет из этого перемещения предприимчивый гений Бонапарта.
— А давно ли, — спросил Гойе, — министр полиции превратился в курьера Совета старейшин?
— Вы заблуждаетесь, гражданин президент, — отвечал бывший член Конвента, — сегодня утром я на высоте своего положения как никогда; я пришел вам сообщить о событии, которое может иметь самые серьезные последствия.
Фуше, еще не уверенный в успехе заговора, затеянного на улице Победы, был не прочь на всякий случай обеспечить себе возможность возвращения в Люксембургский дворец.
Но Гойе, при всей своей доверчивости порядочного человека, слишком хорошо знал Фуше, чтобы дать себя одурачить.
— Надобно было еще вчера сообщить мне о декрете, гражданин министр, а не сегодня утром, ведь вы приносите мне это известие лишь на несколько минут раньше официального сообщения, которое я вот-вот получу.
И действительно, в этот миг появился секретарь и доложил президенту, что прибыл курьер, посланный инспекторами дворца Старейшин, и просит разрешения передать послание.
— Пусть войдет! — бросил Гойе.
Вошел курьер и вручил президенту письмо. Тот быстро распечатал его и прочитал:
«Гражданин президент!
Комиссия спешит поставить Вас в известность о декрете, которым резиденция Законодательного корпуса переносится в Сен-Клу.
Декрет будет Вам послан. Но в настоящий момент мы заняты проведением различных мер по обеспечению безопасности.
Мы приглашаем Вас явиться на заседание Комиссии старейшин. Вы встретите там Сиейеса и Дюко.
С братским приветом.
Барийон, Фарг, Корне».
— Хорошо, — сказал Гойе курьеру, отсылая его движением руки.
Курьер вышел.
Гойе повернулся к Фуше.
— О! — воскликнул он. — Заговор идет полным ходом: мне сообщают о декрете, но не посылают его! К счастью, вы мне скажете, в каких выражениях он составлен.
— Но я ничего не знаю, — ответил Фуше.
— Как? Происходит заседание Совета старейшин, и вам, министру полиции, ничего не известно? А между тем это чрезвычайное заседание, которое выносит важное постановление!
— Нет, мне было известно о заседании, но я не смог там присутствовать.
— И у вас на нашлось секретаря-стенографа, который мог бы записать все до последнего слова и принести вам протокол заседания? Ведь, по всей вероятности, на этом заседании решалась судьба Франции!.. Ах, гражданин Фуше, вы весьма неумелый министр полиции или, вернее, более чем ловкий!
— Будут у вас какие-нибудь распоряжения? — спросил Фуше.
— Никаких, гражданин министр! — отвечал президент. — Если Директория найдет нужным давать распоряжения, она выберет людей, достойных доверия. Можете возвращаться к тем, кто вас послал! — прибавил он, поворачиваясь спиной к своему собеседнику.
Фуше вышел. Гойе тотчас же позвонил. Появился секретарь.
— Пойдите к Баррасу, к Сиейесу, к Дюко и к Мулену и попросите их немедленно прийти ко мне… Да! Сначала попросите госпожу Гойе заглянуть сюда и принести письмо госпожи Бонапарт, в котором она приглашает нас на завтрак.
Через пять минут вошла г-жа Гойе в парадном платье, с письмом в руках. Их пригласили к восьми часам утра. Часы уже пробили половину восьмого, и приходилось торопиться: до улицы Победы было не менее двадцати минут езды.
— Вот, мой друг, — сказала г-жа Гойе, протягивая мужу письмо. — Нас ждут к восьми часам.
— Да, — ответил Гойе, — но меня беспокоит не час, а день.
И, взяв письмо из рук жены, он перечитал его.
«Приходите завтра, любезный Гойе, с Вашей супругой к восьми часам утра позавтракать со мной. Не вздумайте отказываться! Мне хочется поговорить с Вами на весьма интересные темы».
— О! — воскликнул он. — Теперь уже нет сомнений!
— Ну что, мой друг, поедем? — спросила г-жа Гойе.
— Ты поедешь, а я нет. Тут произошло одно событие, к которому гражданин Бонапарт, вероятно, имеет прямое отношение. Из-за этого мне и моим коллегам придется остаться в Люксембургском дворце.
— Важное событие?
— Возможно.
— Тогда я остаюсь с тобой!
— Нет. Здесь ты мне ничем не можешь помочь. Отправляйся к госпоже Бонапарт. Может быть, я чересчур подозрителен, но если случится что-нибудь из ряда вон выходящее, что тебя встревожит, дай мне знать любым способом. Придумай что-нибудь — я пойму с полуслова.
— Хорошо, мой друг, я ухожу и надеюсь быть тебе полезной.
— Ступай.
В этот момент вернулся секретарь.
— Генерал Мулен идет следом за мной, — доложил он. — Гражданин Баррас в ванне, но скоро будет. А граждане Сиейес и Дюко ушли в пять часов утра и еще не возвращались.
— Вот двое изменников! — вскричал Гойе. — А Баррас только одурачен.
И, поцеловав жену, он добавил:
— Ступай, ступай!
Выходя из кабинета, г-жа Гойе чуть не столкнулась с генералом Муленом. Вспыльчивый генерал, казалось, был вне себя от ярости.
— Прошу прощения, гражданка, — буркнул он и тут же устремился в кабинет Гойе.
— Ну что, — спросил он, — вы знаете, президент, что творится?
— Нет, но кое-что подозреваю.
— Законодательный корпус переведен в Сен-Клу!.. Генералу Бонапарту поручено привести декрет в исполнение, и он поставлен во главе вооруженных сил!
— А! Вот в чем дело! — воскликнул Гойе. — Ну что ж, нам надо собраться всем вместе и дать отпор!
— Вы слышали, Сиейеса и Роже Дюко нет во дворце!
— Черт возьми! Они в Тюильри! Но Баррас в ванне, бежим к Баррасу! Директория может выносить постановления, когда налицо большинство ее членов. Нас трое. Повторяю, дадим отпор!
— Пошлем сказать, чтобы Баррас сейчас же пришел к нам!
— Нет, пойдем к нему сами, пока он еще в ванне! Двое членов Директории поспешно направились в покои Барраса.
Они, действительно, застали его в ванной и настояли, чтобы он их впустил.
— Что нового? — спросил при виде их Баррас.
— Вы знаете?
— Ровным счетом ничего.
Они рассказали ему все, что знали сами.
— А! — воскликнул Баррас. — Теперь мне ясно!
— Что такое?
— Так вот почему он не пришел ко мне вчера ночью!
— Кто?
— Да Бонапарт!
— Вы ждали его к себе вчера ночью?
— Он сообщил через своего адъютанта, что будет у меня между одиннадцатью и двенадцатью.
— И не явился?
— Нет. Он послал ко мне в своем экипаже Бурьенна сказать, что у него разболелась голова и ему пришлось лечь в постель. Он добавил, что сегодня рано утром будет у меня.
Представители Директории переглянулись.
— Все ясно! — вскричали он.
— Тогда я отправил на разведку моего секретаря Болло, очень толкового малого, — продолжал Баррас.
Он позвонил, появился слуга.
— Как только вернется гражданин Болло, пошлите его ко мне!
— Он уже во дворе, выходит из коляски.
— Пусть поднимется! Пусть войдет! Болло уже был у дверей.
— Ну что? — буквально в один голос спросили его все три члена Директории.
— Так вот, генерал Бонапарт в парадном мундире вместе с генералами Бёрнонвилем, Макдональдом и Моро направляется в Тюильри; там во дворе его ждут десять тысяч солдат.
— Моро?.. Моро с ним! — вырвалось у Гойе.
— По правую руку.
— Я всегда говорил, — выпалил Мулен грубо, по-солдатски, — что Моро — это… всего лишь шлюха!
— Вы по-прежнему намерены сопротивляться, Бар-рас? — спросил Гойе.
— Да, — отвечал Баррас.
— Ну, так одевайтесь и спешите к нам, в зал заседаний!
— Ступайте, — сказал Баррас, — я Сейчас приду. Двое членов Директории направились в зал заседаний. Прошло десять минут, а Барраса все не было.
— Нам следовало подождать, пока Баррас оденется, — заявил Мулен. — Если Моро шлюха… то Баррас просто б…!
Два часа спустя они все еще ждали Барраса.
После них в ванную ввели Талейрана и Брюи, беседуя с которыми Баррас позабыл, что его ждут.
Но посмотрим, что происходило на улице Победы.
Против обыкновения, в семь часов утра Бонапарт уже встал и у себя в кабинете в парадном мундире ожидал своих сподвижников.
Вошел Ролан.
Бонапарт был совершенно спокоен, как всегда накануне сражения.
— Что, еще никто не приходил, Ролан? — спросил он.
— Нет, генерал, — ответил молодой человек, — но я только что слышал, как подъехал экипаж.
— Я тоже, — сказал Бонапарт.
В этот момент доложили:
— Гражданин Жозеф Бонапарт и гражданин генерал Бернадот.
Ролан спросил взглядом Бонапарта, остаться ему или уйти.
Ему велено было остаться.
Ролан замер возле книжного шкафа, как часовой на своем посту.
— А! — воскликнул Бонапарт, увидав Бернадота, как и третьего дня, в штатском. — Вам, я вижу опротивел мундир, генерал!
— Вот еще! — возразил Бернадот. — С какой стати, черт возьми, мне быть в мундире в семь часов утра, когда я не на службе?
— Но вы скоро будете.
— Ведь я в отставке.
— Да. Но я вас снова принимаю на службу!
— Вы?
— Да, я.
— От имени Директории?
— Да разве еще существует Директория?
— Как? Ее больше нет?!
— Разве по дороге сюда вы не видели солдат, что выстроились вдоль улиц, ведущих к Тюильри?
— Я их видел и, признаться, удивился.
— Это мои солдаты!
— Простите, — возразил Бернадот, — я думал, что это защитники Франции.
— Да разве Франция и я не одно и то же?
— Я этого не знал, — холодно бросил Бернадот.
— Я вижу, сейчас вы сомневаетесь, ну, так сегодня вечером вы в этом удостоверитесь. Слушайте, Бернадот, настал великий час! Решайтесь!
— Генерал, — ответил Бернадот, — в настоящий момент я, к счастью, простой гражданин. Позвольте же мне остаться простым гражданином.
— Берегитесь, Бернадот: кто не со мной, тот против меня!
— Генерал, взвешивайте свои слова! Вы сказали мне: «Берегитесь!» Если это угроза, то я не боюсь угроз!
Бонапарт спохватился и взял его за руки.
— Да, я это знаю, вот почему я непременно хочу, чтобы вы были со мной! Я вас не только уважаю, Бернадот, но и люблю. Я оставляю вас здесь с Жозефом. Ведь вы женаты на родных сестрах. Черт побери! Своякам не подобает ссориться.
— А вы куда направляетесь?
— Как истый спартанец, вы строго соблюдаете законы, не так ли? Вот посмотрите декрет, изданный сегодня ночью Советом старейшин, он вверяет мне незамедлительно командование вооруженными силами Парижа. Как видите, — прибавил Бонапарт, — я имел основания сказать, что встреченные вами солдаты мои: ведь я ими командую.
И он передал Бернадоту заверенную копию декрета, изданного в шесть часов утра.
Бернадот прочитал его от первой до последней строчки.
— Я ничего не имею против, — заявил он. — Стойте на страже народного представительства, и все честные граждане будут с вами!
— В таком случае вы должны быть со мной!
— Позвольте мне, генерал, подождать еще двадцать четыре часа, — я хочу посмотреть, как вы будете осуществлять свои полномочия.
— Это дьявол, а не человек! — бросил Бонапарт.
Он взял за руку Бернадота и заставил его отойти на несколько шагов от Жозефа.
— Бернадот, — продолжал он, — я хочу с вами объясниться совершенно откровенно!
— А зачем? — возразил Бернадот. — Ведь я не на вашей стороне.
— Что из того! Вы зритель, а мне хочется, чтобы зрители убедились, что я не мошенничаю в игре.
— Вы не требуете, чтобы я сохранил ваши слова в тайне?
— Нет.
— Вы хорошо делаете, а то я не стал бы слушать ваши признания.
— О! Я буду краток!.. Вашу Директорию все ненавидят, ваша Конституция потеряла силу. Надо положить этому конец и создать правительство, которое придерживалось бы иных принципов. Вы не отвечаете?
— Я хочу послушать, что вы еще скажете.
— Что я еще скажу? Ступайте и наденьте свой мундир. Я больше не могу вас ждать. Вы явитесь в Тюильри и присоединитесь ко мне и ко всем нашим товарищам.
Бернадот покачал головой.
— Вы думаете, что можете рассчитывать на Моро, на Бёрнонвиля и на Лефевра? — продолжал Бонапарт. — Посмотрите-ка в окно. Кого вы там видите… вон там? Моро и Бёрнонвиля! Что до Лефевра, — я его сейчас не вижу, но убежден, что не сделаю и ста шагов, как повстречаюсь с ним… Ну что, вы решаетесь?
— Генерал, — отвечал Бернадот, — я не из тех людей, которые следуют чужим примерам, тем более дурным! Пусть Моро, Бёрнонвиль и Лефевр поступают как им угодно, а я буду исполнять свой долг!
— Итак, вы решительно отказываетесь присоединиться ко мне в Тюильри?
— Я не хочу быть участником мятежа!
— Мятеж! Мятеж! А против кого! Против кучки олухов, которые с утра до ночи кляузничают в своем логове!
— Эти олухи, генерал, в настоящий момент являются представителями закона. Они под охраной Конституции; их жизнь для меня священна!
— Обещайте мне только одно, железный вы человек!
— Что именно?
— Что вы останетесь в стороне.
— Я остаюсь в стороне, пока я простой гражданин, но…
— Что еще за «но»!.. Я вам откровенно сказал все, теперь ваша очередь!
— Но если Директория прикажет мне действовать, я пойду против нарушителей порядка, кто бы они ни были!
— Вот как! Да уж не думаете ли вы, что я честолюбив? — спросил Бонапарт.
Бернадот усмехнулся.
— Я это подозреваю, — сказал он.
— О! Честное слово, вы меня не знаете! — возразил Бонапарт. — Мне опротивела политика, и я желаю только одного — мира. Ах, мой милый, мне бы Мальмезон с пятьюдесятью тысячами ливров дохода, и я откажусь от всего на свете! Вы мне не верите? Я вас приглашаю: приезжайте туда через три месяца, и если вам по нутру пастушеские нравы, мы с вами будем наслаждаться идиллией на лоне природы… А теперь до свидания! Я оставляю вас с Жозефом и, несмотря на ваш отказ, жду вас в Тюильри… Слышите, наши друзья выражают нетерпение.
На улице кричали: «Да здравствует Бонапарт!»
Бернадот слегка побледнел. Бонапарт заметил это.
«Ах, — прошептал он, — он мне завидует… Я ошибался: это не спартанец, это афинянин!»
Бонапарт сказал правду: его сторонники бурно выражали нетерпение.
Декрет был вывешен какой-нибудь час тому назад, а между тем в гостиной, в передней и во дворе особняка уже собралось множество народа.
Первым, кого встретил Бонапарт на верхней площадке лестницы, был его соотечественник полковник Себастиани, командовавший девятым драгунским полком.
— А! Это вы, Себастиани! — воскликнул Бонапарт. — А ваши солдаты?
— В боевом порядке на улице Победы, генерал!
— И хорошо настроены?
— Полны энтузиазма! Я велел раздать им десять тысяч зарядов, которые находились у меня на складе.
— Так. Но их можно было взять со склада только с разрешения коменданта Парижа. Вы знаете, Себастиани, что вы сожгли свои корабли?
— Возьмите меня в свою ладью, генерал! Я верю в вашу счастливую звезду!
— Ты принимаешь меня за Цезаря, Себастиани?
— Честное слово, вас трудно отличить друг от друга… К тому же у вас во дворе я видел десятка четыре офицеров разного рода войск. Директория уж год как не платит им жалованья, и они прозябают в отчаянной нужде. Все они надеются только на вас, генерал, и готовы за вас умереть!
— Хорошо. Иди к своему полку и распрощайся с ним!
— Распрощаться? Как это так, генерал?
— Я даю тебе вместо полка бригаду. Ступай, ступай! Себастиани поспешил уйти. Бонапарт спустился по лестнице. Внизу он встретил Лефевра.
— Вот и я, генерал, — сказал он.
— Ты?.. А где же семнадцатая дивизия?
— Я жду своего назначения, тогда я смогу действовать.
— А разве ты не получил назначения?
— Получил от Директории. Но я не изменник, поэтому сегодня я подал в отставку, чтобы они больше не рассчитывали на меня.
— И ты явился получить новое назначение, чтобы я мог на тебя рассчитывать?
— Вот именно.
— Живо, Ролан, бланк приказа! Проставь там имя генерала, чтобы мне оставалось только подписать. Я сделаю это на луке седла.
— Так будет вернее всего! — заметил Лефевр.
— Ролан!
Молодой человек, уже ринувшийся исполнять распоряжение, вернулся к генералу.
— Заодно возьми на камине, — понизив голос, сказал Бонапарт, — пару двуствольных пистолетов и принеси мне. Еще неизвестно, что может случиться.
— Да, генерал, — ответил Ролан. — Впрочем, я буду при вас.
— Если только мне не понадобится послать тебя на смерть в другое место.
— Правильно, — отозвался адъютант. И он побежал выполнять поручения. Бонапарт двинулся было дальше, но вдруг заметил в коридоре какую-то тень.
Узнав Жозефину, он устремился к ней.
— Боже мой! — воскликнула она. — Так, значит, тебе угрожает опасность!..
— Откуда ты это взяла?
— Я слышала приказ, который ты дал Ролану.
— Так тебе и надо! Вот что значит подслушивать у дверей!.. А что Гойе?
— Он не пришел.
— А его жена?
— Она здесь.
Отстранив рукой Жозефину, Бонапарт вошел в гостиную. Там стояла в одиночестве г-жа Гойе; ему бросилась в глаза ее бледность.
— Что такое? — обратился он к ней без всяких церемоний. — Президент не пришел?
— Он никак не мог, генерал, — ответила г-жа Гойе. Бонапарт чуть не выдал своей досады.
— Он непременно должен прийти, — заявил он. — Напишите ему, что я его жду. Я прикажу отнести ему письмо.
— Спасибо, генерал, — сказала г-жа Гойе, — со мной здесь мои слуги, — я сама их пошлю.
— Пишите, моя дорогая, пишите, — сказала Жозефина. И она предложила жене президента перо, чернила и бумагу.
Бонапарт стал позади г-жи Гойе, намереваясь прочитать письмо через ее плечо.
Она пристально взглянула на него.
Он поклонился и отступил на шаг.
Написав письмо, г-жа Гойе сложила его и стала искать воск, чтобы запечатать, но — случайность или преднамеренность? — на столе оказались только облатки.
Запечатав письмо облаткой, она позвонила. Вошел слуга.
— Передайте это письмо Контуа, — приказала г-жа Гойе, — и пусть он немедленно отнесет его в Люксембургский дворец.
Бонапарт следил глазами за слугой, вернее, за письмом, пока не затворилась дверь.
— Я сожалею, — обратился он к г-же Гойе, — что не смогу завтракать с вами, но если господин президент загружен делами, то у меня тоже их достаточно. Вы позавтракаете с моей женой. Приятного аппетита!
С этими словами Бонапарт вышел. В прихожей он встретился с Роланом.
— Вот приказ, — сказал Ролан, — а вот перо. Бонапарт взял перо и, положив бланк на отворот шляпы адъютанта, расписался. Затем Ролан вручил генералу два пистолета.
— Ты их проверил? — спросил Бонапарт.
Ролан улыбнулся:
— Не беспокойтесь, я за них отвечаю. Бонапарт сунул пистолеты за пояс.
— Хотелось бы мне знать, что она написала мужу, — пробормотал он.
— Сейчас я скажу вам, генерал, все от слова до слова.
— Ты, Бурьенн?
— Да! Она написала следующее: «Ты хорошо сделал, что не пришел, мой друг: судя по всему, что здесь происходит, тебе готовилась западня. Скоро я буду с тобой».
— Ты распечатал письмо?
— Генерал, однажды Секст Помпеи угощал обедом Антония и Лепида на своей галере. К нему подошел его вольноотпущенник и сказал: «Хочешь, я сделаю тебя властителем мира?» — «Каким образом?» — «Очень просто, я перережу канат твоей галеры, и Антоний и Лепид станут твоими пленниками». — «Надо было это сделать, ни слова не говоря мне, — возразил Секст, — а теперь под страхом смерти я запрещаю тебе это!» Мне вспомнились эти слова, генерал: «Надо было это сделать, ни слова не говоря мне».
Бонапарт на минуту задумался, потом, словно очнувшись, сказал:
— Ты ошибаешься, Бурьенн: на галере Секста вместе с Лепидом находился Октавиан, а не Антоний.
И он вышел во двор, сделав Бурьенну упрек только в недостаточном знании истории.
Едва генерал появился на крыльце, как двор огласился криками: «Да здравствует Бонапарт!»; они были подхвачены драгунами, стоявшими у ворот.
— Счастливое предзнаменование, генерал! — заметил Ролан.
— Да. Скорей передай приказ Лефевру, и если у него нет лошади, пусть возьмет одну из моих. Назначаю ему свидание во дворе Тюильри!
— Там уже находится его дивизия.
— Тем более ему необходимо быть там. Оглядевшись по сторонам, Бонапарт увидел Бёрнонвиля и Моро; слуги держали за поводья их лошадей. Он приветствовал генералов, но скорее как повелитель, чем как товарищ.
Заметив, что генерал Дебель в штатском, Бонапарт спустился с крыльца и подошел к нему.
— Почему вы в штатском? — спросил он.
— Генерал, меня ни о чем не предупредили, — ответил Дебель, — я случайно проходил по улице, увидел толпу людей у вашего особняка и вошел, опасаясь, что вам грозит опасность.
— Идите и скорей наденьте мундир!
— Да я живу на другом конце Парижа и не успею. И тут он сделал шаг в сторону.
— Что вы намерены делать?
— Будьте спокойны, генерал.
Дебель заметил конного артиллериста, который был примерно одного с ним роста.
— Слушай, любезный, — обратился он к солдату, — я генерал Дебель. По приказу генерала Бонапарта дай мне свой мундир и лошадь. На сегодняшний день я освобождаю тебя от службы. Вот тебе луидор, выпей за здоровье главнокомандующего! Завтра ты придешь ко мне и получишь обратно мундир и коня. Я живу на улице Шерш-Миди, дом номер одиннадцать.
— И мне ничего за это не будет?
— Будет: тебя сделают бригадиром.
— Слушаюсь, — отозвался артиллерист.
Он передал генералу Дебелю свой мундир и подвел к нему коня.
Между тем Бонапарт услышал голоса где-то наверху. Он поднял голову и увидел в окне Жозефа и Бернадота.
— В последний раз, генерал, — спросил он, — вы идете со мной?
— Нет! — отрезал Бернадот. И он добавил вполголоса:
— Вы сказали мне сегодня, чтобы я остерегался?
— Сказал.
— Ну, так я, в свою очередь, говорю вам: берегитесь!
— Чего?
— Вы направляетесь в Тюильри?
— Конечно.
— Но от Тюильри два шага до площади Революции!
— Ба! — воскликнул Бонапарт. — Гильотина была перенесена к заставе Трона.
— Что из того? Пивовар Сантер по-прежнему ведает Сент-Антуанским предместьем, а он друг Мулена.
— Сантер предупрежден, что если он сделает хоть шаг против меня, то будет расстрелян. Вы идете?
— Нет.
— Ну как вам угодно! Вы не хотите связать свою судьбу с моей, но я не отделяю моей судьбы от вашей. — Коня! — приказал он стремянному.
Ему подвели коня.
Тут он заметил в своем окружении рядового артиллериста.
— Ты что тут делаешь среди золотых эполет? Артиллерист засмеялся:
— Вы не узнаете меня, генерал?
— Ах, клянусь честью, это вы, Дебель! У кого же вы взяли коня и мундир?
— Вот у того артиллериста, видите, он пеший и в одной рубахе! Вам придется подписать еще один приказ — на звание бригадира.
— Вы ошибаетесь, Дебель: два приказа, один на звание бригадира, другой — на звание дивизионного генерала… Вперед, господа! Мы направляется в Тюильри!
И по обыкновению, склонившись над гривой коня, держа левой рукой слабо натянутый повод и опершись правой на бедро, опустив голову, с задумчивым взором, устремленным вдаль, он сделал первые шаги на славном и вместе с тем роковом пути, который должен был привести его к ступеням трона… и на остров Святой Елены.
— О! — воскликнул, увидев его, Гойе. — Какие события произошли, господин министр полиции, что я имею удовольствие видеть вас у себя так рано?
— Вы еще не знакомы с декретом? — спросил Фуше.
— С каким декретом? — удивился почтенный Гойе.
— Декретом Совета старейшин.
— Когда он был издан?
— Сегодня ночью.
— Так, значит, Совет старейшин теперь собирается по ночам?
— Да, в случае крайней необходимости.
— О чем же идет речь в этом декрете?
— Он переносит заседания Законодательного корпуса в Сен-Клу.
Гойе почувствовал всю силу удара. Он понял, какие выгоды извлечет из этого перемещения предприимчивый гений Бонапарта.
— А давно ли, — спросил Гойе, — министр полиции превратился в курьера Совета старейшин?
— Вы заблуждаетесь, гражданин президент, — отвечал бывший член Конвента, — сегодня утром я на высоте своего положения как никогда; я пришел вам сообщить о событии, которое может иметь самые серьезные последствия.
Фуше, еще не уверенный в успехе заговора, затеянного на улице Победы, был не прочь на всякий случай обеспечить себе возможность возвращения в Люксембургский дворец.
Но Гойе, при всей своей доверчивости порядочного человека, слишком хорошо знал Фуше, чтобы дать себя одурачить.
— Надобно было еще вчера сообщить мне о декрете, гражданин министр, а не сегодня утром, ведь вы приносите мне это известие лишь на несколько минут раньше официального сообщения, которое я вот-вот получу.
И действительно, в этот миг появился секретарь и доложил президенту, что прибыл курьер, посланный инспекторами дворца Старейшин, и просит разрешения передать послание.
— Пусть войдет! — бросил Гойе.
Вошел курьер и вручил президенту письмо. Тот быстро распечатал его и прочитал:
«Гражданин президент!
Комиссия спешит поставить Вас в известность о декрете, которым резиденция Законодательного корпуса переносится в Сен-Клу.
Декрет будет Вам послан. Но в настоящий момент мы заняты проведением различных мер по обеспечению безопасности.
Мы приглашаем Вас явиться на заседание Комиссии старейшин. Вы встретите там Сиейеса и Дюко.
С братским приветом.
Барийон, Фарг, Корне».
— Хорошо, — сказал Гойе курьеру, отсылая его движением руки.
Курьер вышел.
Гойе повернулся к Фуше.
— О! — воскликнул он. — Заговор идет полным ходом: мне сообщают о декрете, но не посылают его! К счастью, вы мне скажете, в каких выражениях он составлен.
— Но я ничего не знаю, — ответил Фуше.
— Как? Происходит заседание Совета старейшин, и вам, министру полиции, ничего не известно? А между тем это чрезвычайное заседание, которое выносит важное постановление!
— Нет, мне было известно о заседании, но я не смог там присутствовать.
— И у вас на нашлось секретаря-стенографа, который мог бы записать все до последнего слова и принести вам протокол заседания? Ведь, по всей вероятности, на этом заседании решалась судьба Франции!.. Ах, гражданин Фуше, вы весьма неумелый министр полиции или, вернее, более чем ловкий!
— Будут у вас какие-нибудь распоряжения? — спросил Фуше.
— Никаких, гражданин министр! — отвечал президент. — Если Директория найдет нужным давать распоряжения, она выберет людей, достойных доверия. Можете возвращаться к тем, кто вас послал! — прибавил он, поворачиваясь спиной к своему собеседнику.
Фуше вышел. Гойе тотчас же позвонил. Появился секретарь.
— Пойдите к Баррасу, к Сиейесу, к Дюко и к Мулену и попросите их немедленно прийти ко мне… Да! Сначала попросите госпожу Гойе заглянуть сюда и принести письмо госпожи Бонапарт, в котором она приглашает нас на завтрак.
Через пять минут вошла г-жа Гойе в парадном платье, с письмом в руках. Их пригласили к восьми часам утра. Часы уже пробили половину восьмого, и приходилось торопиться: до улицы Победы было не менее двадцати минут езды.
— Вот, мой друг, — сказала г-жа Гойе, протягивая мужу письмо. — Нас ждут к восьми часам.
— Да, — ответил Гойе, — но меня беспокоит не час, а день.
И, взяв письмо из рук жены, он перечитал его.
«Приходите завтра, любезный Гойе, с Вашей супругой к восьми часам утра позавтракать со мной. Не вздумайте отказываться! Мне хочется поговорить с Вами на весьма интересные темы».
— О! — воскликнул он. — Теперь уже нет сомнений!
— Ну что, мой друг, поедем? — спросила г-жа Гойе.
— Ты поедешь, а я нет. Тут произошло одно событие, к которому гражданин Бонапарт, вероятно, имеет прямое отношение. Из-за этого мне и моим коллегам придется остаться в Люксембургском дворце.
— Важное событие?
— Возможно.
— Тогда я остаюсь с тобой!
— Нет. Здесь ты мне ничем не можешь помочь. Отправляйся к госпоже Бонапарт. Может быть, я чересчур подозрителен, но если случится что-нибудь из ряда вон выходящее, что тебя встревожит, дай мне знать любым способом. Придумай что-нибудь — я пойму с полуслова.
— Хорошо, мой друг, я ухожу и надеюсь быть тебе полезной.
— Ступай.
В этот момент вернулся секретарь.
— Генерал Мулен идет следом за мной, — доложил он. — Гражданин Баррас в ванне, но скоро будет. А граждане Сиейес и Дюко ушли в пять часов утра и еще не возвращались.
— Вот двое изменников! — вскричал Гойе. — А Баррас только одурачен.
И, поцеловав жену, он добавил:
— Ступай, ступай!
Выходя из кабинета, г-жа Гойе чуть не столкнулась с генералом Муленом. Вспыльчивый генерал, казалось, был вне себя от ярости.
— Прошу прощения, гражданка, — буркнул он и тут же устремился в кабинет Гойе.
— Ну что, — спросил он, — вы знаете, президент, что творится?
— Нет, но кое-что подозреваю.
— Законодательный корпус переведен в Сен-Клу!.. Генералу Бонапарту поручено привести декрет в исполнение, и он поставлен во главе вооруженных сил!
— А! Вот в чем дело! — воскликнул Гойе. — Ну что ж, нам надо собраться всем вместе и дать отпор!
— Вы слышали, Сиейеса и Роже Дюко нет во дворце!
— Черт возьми! Они в Тюильри! Но Баррас в ванне, бежим к Баррасу! Директория может выносить постановления, когда налицо большинство ее членов. Нас трое. Повторяю, дадим отпор!
— Пошлем сказать, чтобы Баррас сейчас же пришел к нам!
— Нет, пойдем к нему сами, пока он еще в ванне! Двое членов Директории поспешно направились в покои Барраса.
Они, действительно, застали его в ванной и настояли, чтобы он их впустил.
— Что нового? — спросил при виде их Баррас.
— Вы знаете?
— Ровным счетом ничего.
Они рассказали ему все, что знали сами.
— А! — воскликнул Баррас. — Теперь мне ясно!
— Что такое?
— Так вот почему он не пришел ко мне вчера ночью!
— Кто?
— Да Бонапарт!
— Вы ждали его к себе вчера ночью?
— Он сообщил через своего адъютанта, что будет у меня между одиннадцатью и двенадцатью.
— И не явился?
— Нет. Он послал ко мне в своем экипаже Бурьенна сказать, что у него разболелась голова и ему пришлось лечь в постель. Он добавил, что сегодня рано утром будет у меня.
Представители Директории переглянулись.
— Все ясно! — вскричали он.
— Тогда я отправил на разведку моего секретаря Болло, очень толкового малого, — продолжал Баррас.
Он позвонил, появился слуга.
— Как только вернется гражданин Болло, пошлите его ко мне!
— Он уже во дворе, выходит из коляски.
— Пусть поднимется! Пусть войдет! Болло уже был у дверей.
— Ну что? — буквально в один голос спросили его все три члена Директории.
— Так вот, генерал Бонапарт в парадном мундире вместе с генералами Бёрнонвилем, Макдональдом и Моро направляется в Тюильри; там во дворе его ждут десять тысяч солдат.
— Моро?.. Моро с ним! — вырвалось у Гойе.
— По правую руку.
— Я всегда говорил, — выпалил Мулен грубо, по-солдатски, — что Моро — это… всего лишь шлюха!
— Вы по-прежнему намерены сопротивляться, Бар-рас? — спросил Гойе.
— Да, — отвечал Баррас.
— Ну, так одевайтесь и спешите к нам, в зал заседаний!
— Ступайте, — сказал Баррас, — я Сейчас приду. Двое членов Директории направились в зал заседаний. Прошло десять минут, а Барраса все не было.
— Нам следовало подождать, пока Баррас оденется, — заявил Мулен. — Если Моро шлюха… то Баррас просто б…!
Два часа спустя они все еще ждали Барраса.
После них в ванную ввели Талейрана и Брюи, беседуя с которыми Баррас позабыл, что его ждут.
Но посмотрим, что происходило на улице Победы.
Против обыкновения, в семь часов утра Бонапарт уже встал и у себя в кабинете в парадном мундире ожидал своих сподвижников.
Вошел Ролан.
Бонапарт был совершенно спокоен, как всегда накануне сражения.
— Что, еще никто не приходил, Ролан? — спросил он.
— Нет, генерал, — ответил молодой человек, — но я только что слышал, как подъехал экипаж.
— Я тоже, — сказал Бонапарт.
В этот момент доложили:
— Гражданин Жозеф Бонапарт и гражданин генерал Бернадот.
Ролан спросил взглядом Бонапарта, остаться ему или уйти.
Ему велено было остаться.
Ролан замер возле книжного шкафа, как часовой на своем посту.
— А! — воскликнул Бонапарт, увидав Бернадота, как и третьего дня, в штатском. — Вам, я вижу опротивел мундир, генерал!
— Вот еще! — возразил Бернадот. — С какой стати, черт возьми, мне быть в мундире в семь часов утра, когда я не на службе?
— Но вы скоро будете.
— Ведь я в отставке.
— Да. Но я вас снова принимаю на службу!
— Вы?
— Да, я.
— От имени Директории?
— Да разве еще существует Директория?
— Как? Ее больше нет?!
— Разве по дороге сюда вы не видели солдат, что выстроились вдоль улиц, ведущих к Тюильри?
— Я их видел и, признаться, удивился.
— Это мои солдаты!
— Простите, — возразил Бернадот, — я думал, что это защитники Франции.
— Да разве Франция и я не одно и то же?
— Я этого не знал, — холодно бросил Бернадот.
— Я вижу, сейчас вы сомневаетесь, ну, так сегодня вечером вы в этом удостоверитесь. Слушайте, Бернадот, настал великий час! Решайтесь!
— Генерал, — ответил Бернадот, — в настоящий момент я, к счастью, простой гражданин. Позвольте же мне остаться простым гражданином.
— Берегитесь, Бернадот: кто не со мной, тот против меня!
— Генерал, взвешивайте свои слова! Вы сказали мне: «Берегитесь!» Если это угроза, то я не боюсь угроз!
Бонапарт спохватился и взял его за руки.
— Да, я это знаю, вот почему я непременно хочу, чтобы вы были со мной! Я вас не только уважаю, Бернадот, но и люблю. Я оставляю вас здесь с Жозефом. Ведь вы женаты на родных сестрах. Черт побери! Своякам не подобает ссориться.
— А вы куда направляетесь?
— Как истый спартанец, вы строго соблюдаете законы, не так ли? Вот посмотрите декрет, изданный сегодня ночью Советом старейшин, он вверяет мне незамедлительно командование вооруженными силами Парижа. Как видите, — прибавил Бонапарт, — я имел основания сказать, что встреченные вами солдаты мои: ведь я ими командую.
И он передал Бернадоту заверенную копию декрета, изданного в шесть часов утра.
Бернадот прочитал его от первой до последней строчки.
— Я ничего не имею против, — заявил он. — Стойте на страже народного представительства, и все честные граждане будут с вами!
— В таком случае вы должны быть со мной!
— Позвольте мне, генерал, подождать еще двадцать четыре часа, — я хочу посмотреть, как вы будете осуществлять свои полномочия.
— Это дьявол, а не человек! — бросил Бонапарт.
Он взял за руку Бернадота и заставил его отойти на несколько шагов от Жозефа.
— Бернадот, — продолжал он, — я хочу с вами объясниться совершенно откровенно!
— А зачем? — возразил Бернадот. — Ведь я не на вашей стороне.
— Что из того! Вы зритель, а мне хочется, чтобы зрители убедились, что я не мошенничаю в игре.
— Вы не требуете, чтобы я сохранил ваши слова в тайне?
— Нет.
— Вы хорошо делаете, а то я не стал бы слушать ваши признания.
— О! Я буду краток!.. Вашу Директорию все ненавидят, ваша Конституция потеряла силу. Надо положить этому конец и создать правительство, которое придерживалось бы иных принципов. Вы не отвечаете?
— Я хочу послушать, что вы еще скажете.
— Что я еще скажу? Ступайте и наденьте свой мундир. Я больше не могу вас ждать. Вы явитесь в Тюильри и присоединитесь ко мне и ко всем нашим товарищам.
Бернадот покачал головой.
— Вы думаете, что можете рассчитывать на Моро, на Бёрнонвиля и на Лефевра? — продолжал Бонапарт. — Посмотрите-ка в окно. Кого вы там видите… вон там? Моро и Бёрнонвиля! Что до Лефевра, — я его сейчас не вижу, но убежден, что не сделаю и ста шагов, как повстречаюсь с ним… Ну что, вы решаетесь?
— Генерал, — отвечал Бернадот, — я не из тех людей, которые следуют чужим примерам, тем более дурным! Пусть Моро, Бёрнонвиль и Лефевр поступают как им угодно, а я буду исполнять свой долг!
— Итак, вы решительно отказываетесь присоединиться ко мне в Тюильри?
— Я не хочу быть участником мятежа!
— Мятеж! Мятеж! А против кого! Против кучки олухов, которые с утра до ночи кляузничают в своем логове!
— Эти олухи, генерал, в настоящий момент являются представителями закона. Они под охраной Конституции; их жизнь для меня священна!
— Обещайте мне только одно, железный вы человек!
— Что именно?
— Что вы останетесь в стороне.
— Я остаюсь в стороне, пока я простой гражданин, но…
— Что еще за «но»!.. Я вам откровенно сказал все, теперь ваша очередь!
— Но если Директория прикажет мне действовать, я пойду против нарушителей порядка, кто бы они ни были!
— Вот как! Да уж не думаете ли вы, что я честолюбив? — спросил Бонапарт.
Бернадот усмехнулся.
— Я это подозреваю, — сказал он.
— О! Честное слово, вы меня не знаете! — возразил Бонапарт. — Мне опротивела политика, и я желаю только одного — мира. Ах, мой милый, мне бы Мальмезон с пятьюдесятью тысячами ливров дохода, и я откажусь от всего на свете! Вы мне не верите? Я вас приглашаю: приезжайте туда через три месяца, и если вам по нутру пастушеские нравы, мы с вами будем наслаждаться идиллией на лоне природы… А теперь до свидания! Я оставляю вас с Жозефом и, несмотря на ваш отказ, жду вас в Тюильри… Слышите, наши друзья выражают нетерпение.
На улице кричали: «Да здравствует Бонапарт!»
Бернадот слегка побледнел. Бонапарт заметил это.
«Ах, — прошептал он, — он мне завидует… Я ошибался: это не спартанец, это афинянин!»
Бонапарт сказал правду: его сторонники бурно выражали нетерпение.
Декрет был вывешен какой-нибудь час тому назад, а между тем в гостиной, в передней и во дворе особняка уже собралось множество народа.
Первым, кого встретил Бонапарт на верхней площадке лестницы, был его соотечественник полковник Себастиани, командовавший девятым драгунским полком.
— А! Это вы, Себастиани! — воскликнул Бонапарт. — А ваши солдаты?
— В боевом порядке на улице Победы, генерал!
— И хорошо настроены?
— Полны энтузиазма! Я велел раздать им десять тысяч зарядов, которые находились у меня на складе.
— Так. Но их можно было взять со склада только с разрешения коменданта Парижа. Вы знаете, Себастиани, что вы сожгли свои корабли?
— Возьмите меня в свою ладью, генерал! Я верю в вашу счастливую звезду!
— Ты принимаешь меня за Цезаря, Себастиани?
— Честное слово, вас трудно отличить друг от друга… К тому же у вас во дворе я видел десятка четыре офицеров разного рода войск. Директория уж год как не платит им жалованья, и они прозябают в отчаянной нужде. Все они надеются только на вас, генерал, и готовы за вас умереть!
— Хорошо. Иди к своему полку и распрощайся с ним!
— Распрощаться? Как это так, генерал?
— Я даю тебе вместо полка бригаду. Ступай, ступай! Себастиани поспешил уйти. Бонапарт спустился по лестнице. Внизу он встретил Лефевра.
— Вот и я, генерал, — сказал он.
— Ты?.. А где же семнадцатая дивизия?
— Я жду своего назначения, тогда я смогу действовать.
— А разве ты не получил назначения?
— Получил от Директории. Но я не изменник, поэтому сегодня я подал в отставку, чтобы они больше не рассчитывали на меня.
— И ты явился получить новое назначение, чтобы я мог на тебя рассчитывать?
— Вот именно.
— Живо, Ролан, бланк приказа! Проставь там имя генерала, чтобы мне оставалось только подписать. Я сделаю это на луке седла.
— Так будет вернее всего! — заметил Лефевр.
— Ролан!
Молодой человек, уже ринувшийся исполнять распоряжение, вернулся к генералу.
— Заодно возьми на камине, — понизив голос, сказал Бонапарт, — пару двуствольных пистолетов и принеси мне. Еще неизвестно, что может случиться.
— Да, генерал, — ответил Ролан. — Впрочем, я буду при вас.
— Если только мне не понадобится послать тебя на смерть в другое место.
— Правильно, — отозвался адъютант. И он побежал выполнять поручения. Бонапарт двинулся было дальше, но вдруг заметил в коридоре какую-то тень.
Узнав Жозефину, он устремился к ней.
— Боже мой! — воскликнула она. — Так, значит, тебе угрожает опасность!..
— Откуда ты это взяла?
— Я слышала приказ, который ты дал Ролану.
— Так тебе и надо! Вот что значит подслушивать у дверей!.. А что Гойе?
— Он не пришел.
— А его жена?
— Она здесь.
Отстранив рукой Жозефину, Бонапарт вошел в гостиную. Там стояла в одиночестве г-жа Гойе; ему бросилась в глаза ее бледность.
— Что такое? — обратился он к ней без всяких церемоний. — Президент не пришел?
— Он никак не мог, генерал, — ответила г-жа Гойе. Бонапарт чуть не выдал своей досады.
— Он непременно должен прийти, — заявил он. — Напишите ему, что я его жду. Я прикажу отнести ему письмо.
— Спасибо, генерал, — сказала г-жа Гойе, — со мной здесь мои слуги, — я сама их пошлю.
— Пишите, моя дорогая, пишите, — сказала Жозефина. И она предложила жене президента перо, чернила и бумагу.
Бонапарт стал позади г-жи Гойе, намереваясь прочитать письмо через ее плечо.
Она пристально взглянула на него.
Он поклонился и отступил на шаг.
Написав письмо, г-жа Гойе сложила его и стала искать воск, чтобы запечатать, но — случайность или преднамеренность? — на столе оказались только облатки.
Запечатав письмо облаткой, она позвонила. Вошел слуга.
— Передайте это письмо Контуа, — приказала г-жа Гойе, — и пусть он немедленно отнесет его в Люксембургский дворец.
Бонапарт следил глазами за слугой, вернее, за письмом, пока не затворилась дверь.
— Я сожалею, — обратился он к г-же Гойе, — что не смогу завтракать с вами, но если господин президент загружен делами, то у меня тоже их достаточно. Вы позавтракаете с моей женой. Приятного аппетита!
С этими словами Бонапарт вышел. В прихожей он встретился с Роланом.
— Вот приказ, — сказал Ролан, — а вот перо. Бонапарт взял перо и, положив бланк на отворот шляпы адъютанта, расписался. Затем Ролан вручил генералу два пистолета.
— Ты их проверил? — спросил Бонапарт.
Ролан улыбнулся:
— Не беспокойтесь, я за них отвечаю. Бонапарт сунул пистолеты за пояс.
— Хотелось бы мне знать, что она написала мужу, — пробормотал он.
— Сейчас я скажу вам, генерал, все от слова до слова.
— Ты, Бурьенн?
— Да! Она написала следующее: «Ты хорошо сделал, что не пришел, мой друг: судя по всему, что здесь происходит, тебе готовилась западня. Скоро я буду с тобой».
— Ты распечатал письмо?
— Генерал, однажды Секст Помпеи угощал обедом Антония и Лепида на своей галере. К нему подошел его вольноотпущенник и сказал: «Хочешь, я сделаю тебя властителем мира?» — «Каким образом?» — «Очень просто, я перережу канат твоей галеры, и Антоний и Лепид станут твоими пленниками». — «Надо было это сделать, ни слова не говоря мне, — возразил Секст, — а теперь под страхом смерти я запрещаю тебе это!» Мне вспомнились эти слова, генерал: «Надо было это сделать, ни слова не говоря мне».
Бонапарт на минуту задумался, потом, словно очнувшись, сказал:
— Ты ошибаешься, Бурьенн: на галере Секста вместе с Лепидом находился Октавиан, а не Антоний.
И он вышел во двор, сделав Бурьенну упрек только в недостаточном знании истории.
Едва генерал появился на крыльце, как двор огласился криками: «Да здравствует Бонапарт!»; они были подхвачены драгунами, стоявшими у ворот.
— Счастливое предзнаменование, генерал! — заметил Ролан.
— Да. Скорей передай приказ Лефевру, и если у него нет лошади, пусть возьмет одну из моих. Назначаю ему свидание во дворе Тюильри!
— Там уже находится его дивизия.
— Тем более ему необходимо быть там. Оглядевшись по сторонам, Бонапарт увидел Бёрнонвиля и Моро; слуги держали за поводья их лошадей. Он приветствовал генералов, но скорее как повелитель, чем как товарищ.
Заметив, что генерал Дебель в штатском, Бонапарт спустился с крыльца и подошел к нему.
— Почему вы в штатском? — спросил он.
— Генерал, меня ни о чем не предупредили, — ответил Дебель, — я случайно проходил по улице, увидел толпу людей у вашего особняка и вошел, опасаясь, что вам грозит опасность.
— Идите и скорей наденьте мундир!
— Да я живу на другом конце Парижа и не успею. И тут он сделал шаг в сторону.
— Что вы намерены делать?
— Будьте спокойны, генерал.
Дебель заметил конного артиллериста, который был примерно одного с ним роста.
— Слушай, любезный, — обратился он к солдату, — я генерал Дебель. По приказу генерала Бонапарта дай мне свой мундир и лошадь. На сегодняшний день я освобождаю тебя от службы. Вот тебе луидор, выпей за здоровье главнокомандующего! Завтра ты придешь ко мне и получишь обратно мундир и коня. Я живу на улице Шерш-Миди, дом номер одиннадцать.
— И мне ничего за это не будет?
— Будет: тебя сделают бригадиром.
— Слушаюсь, — отозвался артиллерист.
Он передал генералу Дебелю свой мундир и подвел к нему коня.
Между тем Бонапарт услышал голоса где-то наверху. Он поднял голову и увидел в окне Жозефа и Бернадота.
— В последний раз, генерал, — спросил он, — вы идете со мной?
— Нет! — отрезал Бернадот. И он добавил вполголоса:
— Вы сказали мне сегодня, чтобы я остерегался?
— Сказал.
— Ну, так я, в свою очередь, говорю вам: берегитесь!
— Чего?
— Вы направляетесь в Тюильри?
— Конечно.
— Но от Тюильри два шага до площади Революции!
— Ба! — воскликнул Бонапарт. — Гильотина была перенесена к заставе Трона.
— Что из того? Пивовар Сантер по-прежнему ведает Сент-Антуанским предместьем, а он друг Мулена.
— Сантер предупрежден, что если он сделает хоть шаг против меня, то будет расстрелян. Вы идете?
— Нет.
— Ну как вам угодно! Вы не хотите связать свою судьбу с моей, но я не отделяю моей судьбы от вашей. — Коня! — приказал он стремянному.
Ему подвели коня.
Тут он заметил в своем окружении рядового артиллериста.
— Ты что тут делаешь среди золотых эполет? Артиллерист засмеялся:
— Вы не узнаете меня, генерал?
— Ах, клянусь честью, это вы, Дебель! У кого же вы взяли коня и мундир?
— Вот у того артиллериста, видите, он пеший и в одной рубахе! Вам придется подписать еще один приказ — на звание бригадира.
— Вы ошибаетесь, Дебель: два приказа, один на звание бригадира, другой — на звание дивизионного генерала… Вперед, господа! Мы направляется в Тюильри!
И по обыкновению, склонившись над гривой коня, держа левой рукой слабо натянутый повод и опершись правой на бедро, опустив голову, с задумчивым взором, устремленным вдаль, он сделал первые шаги на славном и вместе с тем роковом пути, который должен был привести его к ступеням трона… и на остров Святой Елены.
XXIV. ВОСЕМНАДЦАТОЕ БРЮМЕРА
Выехав из ворот на улицу Победы, Бонапарт увидел драгунов Себастиани, выстроившихся в боевом порядке.
Он обратился было к ним с речью, но они прервали его при первых же словах.
— Не надо нам объяснений! — закричали они. — Мы знаем, что вы хотите только блага Республике! Да здравствует Бонапарт!
И под крики «Да здравствует Бонапарт!» шествие проследовало по улицам Парижа до Тюильри.
Генерал Лефевр, верный своему слову, ожидал у ворот дворца.
Когда Бонапарт подъехал к Тюильри, он был встречен теми же приветственными возгласами, какие сопровождали его во все время пути.
Но вот он выпрямился и покачал головой. Быть может, его уже не удовлетворяли крики «Да здравствует Бонапарт!», и ему мечталось услышать «Да здравствует Наполеон!».
Он обратился было к ним с речью, но они прервали его при первых же словах.
— Не надо нам объяснений! — закричали они. — Мы знаем, что вы хотите только блага Республике! Да здравствует Бонапарт!
И под крики «Да здравствует Бонапарт!» шествие проследовало по улицам Парижа до Тюильри.
Генерал Лефевр, верный своему слову, ожидал у ворот дворца.
Когда Бонапарт подъехал к Тюильри, он был встречен теми же приветственными возгласами, какие сопровождали его во все время пути.
Но вот он выпрямился и покачал головой. Быть может, его уже не удовлетворяли крики «Да здравствует Бонапарт!», и ему мечталось услышать «Да здравствует Наполеон!».