Бергстен коротко улыбнулся ему.
   — Ваше превосходительство, вы можете сообщить его величеству, что намерения наши целиком мирные.
   — Я уверен, что он будет счастлив услышать это.
   — Эмбан и сэр Тиниен вернулись в Чиреллос пару месяцев назад, — продолжал Бергстен. — Они сообщили, что дела здесь складываются не лучшим образом. Долмант отправил нас сюда, чтобы помочь навести порядок. — Рослый патриарх помрачнел. — Боюсь, начали мы не лучшим образом. У нас была неудачная стычка в окрестностях Басны, и нашим раненым требуется помощь лекарей.
   — Я извещу ближайшие монастыри, сэр рыцарь, — предложил бородатый священнослужитель, стоявший рядом с Фонтеном.
   — Бергстен больше не рыцарь, ваше преподобие, — поправил его Комьер. — Он был рыцарем, но у Бога на его счет оказались другие планы. Теперь он патриарх церкви. Молится он, думается мне, неплохо, но нам до сих пор не удается отобрать у него топор.
   — Я совсем забыл о правилах приличия, — извинился Фонтен. — Позвольте представить вам моего друга — это архимандрит Монсел, помазанный глава Астельской церкви.
   — Ваша светлость, — Бергстен вежливо наклонил голову.
   — Ваша светлость, — отозвался Монсел, с любопытством разглядывая воинственного церковника. — У нас с вашим другом Эмбаном состоялось несколько весьма многообещающих споров о различиях в доктрине. Мы с вами могли бы их продолжить, но прежде позаботимся о ваших раненых. Сколько их у вас?
   — Примерно двадцать тысяч, ваша светлость, — мрачно ответил Комьер. — Нам довольно трудно вести точный счет, потому что всякий час умирает еще несколько десятков.
   — Боже милостивый! — воскликнул Монсел. — С кем же это вы сражались там, в горах?
   — Насколько мы могли определить, ваша светлость, с самим владыкой ада, — ответил Дареллон. — Мы оставили на поле боя тридцать тысяч убитых — большей частью сириникийцы. Лорд Абриэль, их магистр, возглавлял атаку, а его рыцари следовали за ним. Они оказались втянутыми в бой прежде, чем сумели понять, против кого сражаются. — Дареллон вздохнул. — Абриэлю почти сравнялось семьдесят, и он, видно, думал, что ведет свой последний бой.
   — Он, увы, оказался прав, — проворчал Комьер. — От него не осталось даже что похоронить.
   — Но погиб он славной смертью, — вставил Гельдэн. — Найдутся у вас гонцы попроворней, ваше превосходительство? Спархок и Вэнион рассчитывают, что мы доберемся до Материона в ближайшее время, и лучше будет известить их, что нам придется задержаться.
   — Его имя Валаш, — сказал Стрейджен Спархоку и Телэну, когда все трое, по-прежнему в измазанных смолой матросских робах, ступили с шумной, освещенной факелами улицы в кромешную темноту вонючего проулка. — Он и двое его дружков — дакиты из Верела.
   — Удалось тебе выяснить, на кого, собственно, они трудятся? — спросил Спархок, когда они остановились, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте, а носам — к вони. Закоулки Бересы славились особой непривлекательностью.
   — Я слыхал, как один из них упомянул Огераджина, — ответил Стрейджен. — По-моему, это вполне возможно. Огераджин с Заластой — старинные приятели.
   — Но ведь мозги Огераджина как будто прогнили насквозь, — возразил Телэн.
   — Может быть, у него бывают просветления. В сущности, кто их сюда послал, особого значения не имеет. Пока они здесь, они доносят о своих успехах Крегеру. Насколько я понимаю, они прибыли, чтобы хоть отчасти возместить ущерб, который мы нанесли этой теплой компании в Праздник Урожая, и собирать любого рода сведения, которые подвернутся под руку. Денег им выдали порядочно, но они не очень-то охотно с ними расстаются. Они сунулись в это дело исключительно ради прибыли — ну и для того, чтобы пощеголять важностью своей персоны.
   — А Крегер появляется здесь, чтобы выслушать их доклады? — спросил Спархок.
   — В последнее время не появлялся. Валаш связывается с ним через посланца. Эта дакитская троица взялась за дело, которое ей явно не по плечу. Они жаждут заграбастать побольше из тех денег, что дал им Огераджин, и в то же время ни за что не хотят упустить что-нибудь важное. По большей части они заняты тем, что ищут способа добывать информацию и не платить.
   — Мечта мошенника, — заметил Телэн. — Чем они занимались у себя в Вереле?
   — Продавали детей людям с определенными наклонностями, — с отвращением ответил Стрейджен. — Насколько я понял, Огераджин был одним из их постоянных покупателей.
   — Стало быть, они принадлежат к самым низам?
   — И даже ниже, по-моему. — Стрейджен огляделся, желая убедиться, что они одни. — Валаш хочет познакомиться с вами двумя. Он там, наверху, — Стрейджен указал на конец проулка. — Он снимает угол на чердаке у одного типа, который скупает краденое.
   Телэн нехорошо усмехнулся.
   — Если эти дакиты сообщат Крегеру слишком много неверных сведений и ложных слухов, он, пожалуй, решит, что они пережили свою полезность, как вы полагаете?
   — Возможно, — пожал плечами Стрейджен.
   — Это пробуждает мое воображение.
   — Вот как? С чего бы это?
   — Мне не нравятся люди, торгующие детьми. Это чисто личная неприязнь. Идемте познакомимся с Валашем. Мне не терпится узнать, действительно ли он так легковерен, как ты говоришь.
   Они поднялись по ветхой наружной лестнице к непрочной грязной двери, которую, судя по всему, не раз вышибали хорошим пинком. Чердак оказался завален разного рода поношенной одеждой, старой мебелью и выщербленной кухонной утварью. По углам, собирая пыль, валялись даже сломанные сельскохозяйственные орудия.
   — Чего только не крадут некоторые! — презрительно фыркнул Телэн.
   В дальнем конце комнаты горела одинокая свеча, и в ее неверном свете клевал носом, сидя за столом, костлявый элениец. На нем была короткая, бархатная куртка дакитского покроя, и его редкие, цвета грязи волосы стояли дыбом, образуя вокруг продолговатой головы нечто вроде прозрачно-грязного ореола. Услышав их шаги, он встрепенулся, торопливо подгреб к себе какие-то бумаги и с важным видом принялся ими шуршать. Затем с притворным нетерпением взглянул на пришедших.
   — Ты опоздал, Вимер, — упрекнул он пронзительным гнусавым голосом.
   — Прошу прощения, мастер Валаш, — угодливо извинился Стрейджен. — Нам с Фроном пришлось вытаскивать молодого Рельдэна из весьма нехорошей ситуации. Рельдэн работает неплохо, но иногда берется за то, что ему не по зубам. Как бы то ни было, ты хотел познакомиться с моими друзьями. — Он положил руку на плечо Спархока. — Вот это Фрон. Он заядлый забияка, а потому мы предоставляем ему действовать всякий раз, когда дело можно уладить парочкой увесистых плюх или пинком в живот. Этот мальчик Рельдэн — самый ловкий воришка из всех, кого я когда-либо знал. Он способен протиснуться в мышиную нору, а слух у него такой острый, что он слышит, как муравей переходит улицу на другом конце города.
   — Я только хочу нанять его, Вимер, — хмыкнул Валаш. — Я не собираюсь его покупать. — Он захихикал над собственной шуткой, явно ожидая, что они присоединятся к его веселью. Телэн, однако, и не думал смеяться. Глаза его заледенели.
   Валаша, похоже, привела в замешательство реакция на его остроту.
   — Почему вы одеты матросами? — спросил он не столько из любопытства, сколько для того, чтобы что-то сказать.
   Стрейджен пожал плечами.
   — Это портовый город, мастер Валаш. На улицах полно матросов, так что еще трое не привлекут особого внимания.
   — У вас есть для меня что-нибудь стоящее? — осведомился он, старательно изображая высокомерную скуку.
   Телэн стянул с головы шапку.
   — Тебе самому решать, чего это стоит, мастер Валаш, — хнычущим голосом проговорил он, неловко кланяясь. — Я и впрямь набрел на кое-что любопытное, если пожелаешь выслушать.
   — Говори, — велел Валаш.
   — Такое дело. Есть один тамульский купец, и у него большой дом в богатых кварталах. На стене в его кабинете висит гобелен, на который я давно уже положил глаз. Гобелен хороший — стежки мелкие и почти не выцвел. Беда только в том, что он занимает всю стену. За хороший гобелен можно получить целое состояние, если только удастся вынести его целиком. За разрезанный на куски гобелен много не выручишь. Как бы то ни было, я как-то ночью забрался в этот дом — решил попытаться вытащить этот гобелен целехоньким. Оказалось, однако, что купец сидел в кабинете, и у него был гость — какой-то придворный из Материона. Я подслушал у двери, как придворный рассказывал купцу слухи, что ходят по императорскому дворцу. Все говорят, что император весьма разочаровался в этих людях из Эозии. Недавняя попытка свергнуть правительство здорово его напугала, и он бы с радостью заключил соглашение со своими врагами, но этот тип, Спархок, ему не позволит. Сарабиан убежден, что они все равно проиграют, а потому втайне собрал целый флот судов, доверху нагруженных сокровищами, и как только дело запахнет жареным, он намерен удрать. Весь двор знает об этих его планах, и придворные украдкой сами готовятся бежать, когда начнется настоящая драка. В одно прекрасное утро этот самый Спархок проснется и обнаружит, что у его ворот стоит вражеская армия, а помочь управиться с ней некому. — Телэн помолчал. — Тебе ведь нужны именно такие сведения?
   Дакит изо всех сил старался скрыть свой интерес к услышанному. Он принял неодобрительный вид.
   — Здесь нет ничего такого, чего бы мы не знали. Твой рассказ лишь подтверждает то, что нам и так известно. — Он настороженно толкнул по столу пару мелких серебряных монеток. — Я сообщу об этом в Панем-Деа — увидим, что они об этом думают.
   Телэн поглядел на монетки, затем на Валаша — и решительно нахлобучил шапку.
   — Я ухожу, Вимер, — холодно сказал он, — и не собираюсь больше тратить время на этого скупердяя.
   — Да не торопись ты, — умиротворяюще заметил Стрейджен. — Дай мне вначале поговорить с ним. — Ты делаешь ошибку, Валаш, — обратился он к дакиту. — У тебя на поясе увесистый кошелек. Если ты будешь мошенничать с Рельдэном, одной прекрасной ночью он вернется и взрежет брюхо у твоего кошелька. Он не оставит тебе денег даже на завтрак.
   Валаш поспешно схватился за кошелек. Затем с явной неохотой развязал его.
   — Я думал, что лорд Скарпа в Натайосе, — небрежно проговорил Стрейджен. — Разве он переместился в Панем-Деа?
   Валаш, обливаясь потом, отсчитывал деньги, подолгу задерживая в пальцах каждую монетку, словно прощался со старым другом.
   — Ты очень многого не знаешь о наших делах, Вимер, — ответил он и, бросив умоляющий взгляд на Телэна, подтолкнул к нему по столу несколько монет.
   Телэн даже не шевельнулся.
   Валаш запыхтел и добавил еще несколько.
   — Это уже лучше, — заметил Телэн, сгребая добычу.
   — Так Скарпа переселился в Панем-Деа? — спросил Стрейджен.
   — Разумеется нет, — огрызнулся Валаш. — Ты что же, думаешь, что вся его армия стоит в Натайосе?
   — Во всяком случае, так я слышал. Значит, у него есть и другие крепости?
   — Конечно. Только дурак собирает все силы в одном месте, а Скарпа, скажу я тебе, далеко не дурак. Он многие годы набирал людей в эленийских королевствах Западной Дарезии и теперь посылает их в Лидрос, а затем в Панем-Деа — для обучения. После этого они отправляются либо в Синакву, либо в Норенджу. В Натайосе стоят только лучшие его войска. Его армия по меньшей мере в пять раз больше, чем полагают люди. Джунгли попросту кишат его людьми.
   Спархок старательно спрятал усмешку. Валаш явно нуждался в том, чтобы казаться важной персоной, и это заставляло его проговариваться о таком, о чем следовало бы помолчать.
   — Я не знал, что армия Скарпы так велика, — признался Стрейджен. — Меня это радует. Приятно для разнообразия оказаться на стороне победителей.
   — Давно пора, — проворчал Спархок. — Мне уже осточертело удирать из каждого нового города, даже не успев распаковать дорожный мешок. — Он, Прищурясь, взглянул на Валаша. — Раз уж мы заговорили об этом, надеюсь, поблизости есть люди Скарпы на тот случай, если дела обернутся худо и нам придется смываться?
   — А что может случиться?
   — Валаш, ты когда-нибудь видел атанов? Они ростом с дерево, а плечи у них просто бычьи. Они делают с людьми всякие неприятные вещи, так что я предпочел бы, чтобы поблизости было надежное убежище, если мне вдруг придется уносить ноги. Есть в джунглях безопасные местечки?
   Выражение лица Валаша вдруг стало настороженным: он сообразил, что наболтал больше, чем следовало.
   — Э послушай, Фрон, — ловко вмешался Стрейджен, — я думаю, мы и так знаем все, что нам полагается знать. Я уверен, что когда нам понадобится безопасное местечко, оно непременно найдется. Мастер Валаш наверняка знает много такого, о чем не должен нам говорить.
   Валаш тотчас набычился и принял вид посвященного в тайну.
   — Ты отлично понимаешь ситуацию, Вимер, — похвалил он. — Я не могу открывать то, что лорд Скарпа доверил мне под большим секретом. — И он снова принялся подчеркнуто шуршать бумагами.
   — Не будем отвлекать тебя от важных дел, мастер Валаш, — сказал Стрейджен пятясь. — Мы пошныряем по городу и дадим тебе знать, если еще что-то узнаем.
   — Очень хорошо, Вимер, — отозвался Валаш, деловито перебирая бумаги.
   — Ну и осел, — пробормотал Телэн, когда они осторожно спустились по ветхой лестнице и снова оказались в проулке.
   — Откуда ты узнал так много о гобеленах? — спросил у него Спархок.
   — Я о них понятия не имею.
   — А говорил так, как будто имеешь.
   — Я говорю о многом, в чем вовсе ничего не смыслю. Это помогает заполнить паузы, когда хочешь всучить человеку какую-нибудь дрянь. Судя по тому, как глаза Валаша остекленели, едва я заговорил о гобеленах, он разбирается в них не больше, чем я. Он слишком старался произвести на нас впечатление, чтобы оставаться начеку. На этом человеке можно разбогатеть. Я бы мог продать ему синее масло.
   Спархок озадаченно посмотрел на него.
   — Это термин мошенников, — пояснил Стрейджен. — Значение его слегка неясно.
   — Я так и подумал.
   — Хочешь, чтобы я объяснил?
   — Спасибо, не очень.
   — Это что же, семейный обычай? — спросил Берит. — Или ты таким образом чтишь память своего отца?
   Молодые люди, в кольчугах и серых дорожных плащах, стояли, опираясь о поручень, у борта потрепанного грузового суденышка, которое неспешно брело по водам Арджунского моря — из Супаля в Тиану.
   Халэд пожал плечами.
   — Ни то ни другое. Просто так уж сложилось, что все мужчины в нашей семье густо обрастают бородами — кроме Телэна, конечно. Если б я решил избавиться от бороды, мне пришлось бы бриться дважды в день. А сейчас я только раз в неделю подстригаю бороду ножницами — и все. На это уходит куда меньше времени.
   Берит потер ладонью свое измененное лицо.
   — Интересно, не будет ли Спархок возражать, если я отращу ему бороду? — пробормотал он.
   — Спархок, может, и не будет, зато королева Элана наверняка соскребет ее с тебя собственными ручками. Ей нравится его лицо таким, как есть. Она обожает даже этот его перебитый нос.
   — Похоже, нас ожидает непогода, — Берит указал жестом вперед, на запад. Халэд нахмурился.
   — Это еще откуда взялось? Минуту назад небо было чистое. Странно, что я ничего не почувствовал.
   Завеса туч, громоздившаяся на западе низко, над самым морем, сейчас отливала лиловым и угрожающе бурлила, распухая с поразительной быстротой. В недрах туч поблескивали молнии, и угрюмые раскаты грома над темными бурными водами озера доносились до суденышка.
   — Надеюсь, эти матросы знают, что делают, — заметил Берит. — Я вижу все признаки самой чудовищной бури.
   Они смотрели, как чернильно-лиловая туча разрастается вес выше и выше, захватывая все небо на западе.
   — Это не обычная буря, Берит, — напряженным голосом проговорил Халэд. — Она приближается слишком быстро.
   Оглушительно прогрохотал гром, и туча на миг обесцветилась, содрогаясь от вскипевших в ней молний. И в это мгновение, когда синеватые отблески молний отбросили мрак, обнажив то, что таилось за ним, — Берит и Халэд разом увидели в недрах тучи смутный силуэт.
   — Клааль! — вскрикнул Берит, не в силах оторвать глаз от чудовищной крылатой тени, полускрытой бурлящей стеной грозовых туч.
   Новый удар грома рассек небо, и утлое суденышко затряслось, накрытое, как волной, этим оглушающим грохотом. Перевернутый конус Клаалева лика покрылся рябью, задрожал, растекаясь и меняясь в гуще грозовых туч, и раскосые щели-глаза полыхнули пламенем внезапного гнева. Гигантские черные крылья яростно замолотили по тучам, раздирая в клочья их невесомую плоть, и чудовищная пасть исторгла рев, в котором были злоба и разочарование. Клааль выл в бессильной ярости, и его безмерно длинные руки алчно протянулись в штормовое небо, стремясь схватить нечто, чего там не было.
   А потом он исчез, и странная туча, так и не разразившись бурей, стремительно умчалась на юго-восток, очень скоро превратившись лишь в пятнышко грязной тьмы на горизонте. Только воздух так и остался пропитанным сернистой едкой вонью.
   — Сообщи-ка ты об этом Афраэли, — угрюмо проговорил Халэд. — Клааль снова вырвался на свободу. Он искал что-то и не нашел. Одному Богу ведомо, где он появится в следующий раз.
   — Рука Комьера переломана в трех местах, — рокочущим басом проговорил сэр Гельдэн, обращаясь к патриарху Бергстену, облаченному в кольчугу, послу Фонтену и архимандриту Монселу, которые собрались в заваленном книгами кабинете Монсела, — а у Дареллона до сих пор двоится в глазах. Комьер мог бы ехать дальше, но Дареллона, думается мне, лучше оставить здесь, пока он окончательно не выздоровеет.
   — Сколько рыцарей в состоянии продолжать поход? — спросил Бергстен.
   — Самое большее, сорок тысяч, ваша светлость.
   — Придется нам обойтись тем, что есть. Эмбан знал, что мы можем появиться здесь, и десятками слал сюда гонцов. Положение в Юго-Восточной Дарезии резко обострилось. Жена Спархока похищена, и наши враги требуют в обмен на нее Беллиом. Войско мятежников в джунглях Арджуны готовится к походу на Материон, и еще две армии собираются на восточной границе Кинезги. Если все эти силы соединятся — наше дело проиграно. Эмбан хочет, чтобы мы ехали на восток, пока не минуем Астельские топи, а потом повернули на юг и осадили столицу Кинезги. Ему нужно любым способом оттянуть эти армии от границы.
   Сэр Гельдэн вынул карту.
   — Задумано неплохо, — проговорил он, разглядывая карту, — но для такого предприятия сил у нас маловато.
   — Придется поднапрячься. Вэнион на марше, но эти армии на кинезганской границе значительно превосходят числом его силы. Если мы не отвлечем их на себя, чтобы ослабить натиск на него, его попросту сметут.
   Гельдэн задумчиво взглянул на рослого патриарха.
   — Вам это вряд ли понравится, ваша светлость, — сказал он, — но другого выбора у нас, похоже, нет.
   — Говори, — бросил Бергстен.
   — Вам придется снять клобук и принять командование над рыцарями церкви. Абриэль убит, Дареллон выведен из строя, и, если Комьер попытается вступить в бой, его искалечит тяжесть собственного топора.
   — Есть еще и ты, Гельдэн. Ты тоже можешь принять командование.
   Гельдэн покачал головой.
   — Я не магистр, ваша светлость, и это хорошо известно всей армии. К тому же я пандионец, а прочие ордена относятся к нам не слишком-то дружелюбно. За минувшие столетия мы ухитрились нажить себе немало врагов. Рыцари из других орденов не станут под мое начало. Ты — патриарх и говоришь от имени Сарати и церкви. Они примут тебя беспрекословно.
   — Об этом не может быть и речи.
   — Значит, нам придется сидеть здесь, покуда Долмант не пришлет нам нового командира.
   — Мы не можем ждать!
   — Именно об этом я и говорю. Могу я сказать рыцарям, что ты принимаешь командование над войском?
   — Я не могу, Гельдэн. Ты же знаешь, мне запрещено применять магию.
   — С этим мы как-нибудь справимся, ваша светлость. Среди нас достаточно опытных волшебников. Просто скажи нам, что нужно сделать, — и мы об этом позаботимся.
   — Я принес обет.
   — Но еще раньше ты принес другой обет, лорд Бергстен. Ты поклялся защищать церковь. Этот обет сейчас главенствует над первым.
   Бородатый, облаченный в черное архимандрит Монсел задумчиво поглядел на упорствующего талесийца.
   — Не желаешь ли выслушать непредвзятое мнение, Бергстен? — ровным голосом осведомился он. Бергстен одарил его мрачным взглядом. — Ну так или иначе тебе придется его выслушать, — хладнокровно продолжал астельский церковник. — Имея в виду природу нашего противника, мы оказались лицом к лицу с «кризисом веры», а это отменяет все прочие правила. Господу нужен твой топор, Бергстен, отнюдь не проповеди. — Монсел прищурился. — Мои слова тебя не убедили?
   — Не хочу оскорбить тебя, Монсел, но нельзя вытаскивать на свет Божий «кризис веры» всякий раз, когда нам захочется обойти какие-то правила.
   — Ну что ж, попробуем еще раз. Мы в Астеле, а Церковь Чиреллоса признает мое главенство здесь. Покуда мы на астельской земле, я говорю от имени Бога.
   Бергстен стащил с головы шлем и принялся рассеянно тереть рукавом черные блестящие рога огра.
   — Формально — пожалуй, да, — согласился он.
   — Формальности есть душа веры, ваша светлость. — Огромная борода Монсела встопорщилась в полемическом запале. — Так ты согласен с тем, что здесь, в Астеле, я говорю от имени Бога?
   — Согласен — только ради того, чтобы обойтись без споров.
   — Я очень рад это слышать — мне бы до смерти не хотелось отлучать тебя от церкви. Так вот, я говорю от имени Бога, а Бог желает, чтобы ты принял командование над рыцарями церкви. Ступай же, сын мой, и громи врагов Господа, и да укрепят небеса твою руку.
   Бергстен долго, Прищурясь, смотрел в окно, на неопрятно-пасмурное небо, обдумывая этот явно благовидный довод.
   — Так ты, Монсел, принимаешь всю ответственность на себя? — наконец спросил он.
   — Принимаю.
   — Что ж, с меня этого достаточно. — Бергстен решительно нахлобучил шлем. — Сэр Гельдэн, сообщи рыцарям, что я принимаю командование всеми четырьмя орденами. Пусть готовятся в путь. С рассветом выступаем.
   — Слушаюсь, маршал Бергстен! — отчеканил Гельдэн, становясь навытяжку.
   — Анакха! — Голос Беллиома гулким эхом отдался в сознании Спархока. — Пробудись, Анакха!
   Еще не открыв глаза, Спархок ощутил легкое прикосновение к ремешку на шее, на котором он носил шкатулку. Он схватил маленькую ручку и лишь тогда открыл глаза.
   — Что это ты задумала, Афраэль? — строго спросил он у Богини-Дитя.
   — Мне нужен Беллиом, Спархок, очень нужен! — В голосе ее было безмерное отчаяние, по лицу текли слезы.
   — Что случилось, Афраэль? Успокойся и расскажи мне, в чем дело.
   — Сефрения ранена! Она умирает! Пожалуйста, Спархок, дай мне Беллиом!
   Спархок одним прыжком оказался на ногах.
   — Где это случилось?
   — В Диргисе. Она готовилась ко сну, когда Заласта пробрался в ее комнату. Он ударил ее ножом в сердце, Спархок! Умоляю тебя, отец, дай мне Беллиом! Я должна спасти ее!
   — Она еще жива?
   — Да, но я не знаю, сколько она продержится! С ней Ксанетия. Она поддерживает ее жизнь дэльфийским заклинанием, но Сефрения умирает, моя сестра умирает! — Афраэль всхлипнула и бросилась в объятия Спархока, разразившись безудержными рыданиями.
   — Перестань, Афраэль! Слезами здесь не поможешь. Когда это случилось?
   — Часа два назад. Спархок, умоляю тебя! Только Беллиом может ее спасти!
   — Афраэль, это невозможно! Если мы вынем Беллиом из шкатулки, Киргон тотчас поймет, что мы пытаемся обвести его вокруг пальца, и Скарпа тотчас убьет твою мать!
   Богиня-Дитя прижалась к нему, все еще безудержно всхлипывая.
   — Я знаю, знаю! — прорыдала она. — Что же нам делать, отец? Мы не можем попросту дать ей умереть!
   — А ты ничем не можешь ей помочь?
   — Нож задел ее сердце, Спархок! Я не могу исправить этого! Только Беллиом способен на такое!
   Словно невидимая рука стиснула сердце Спархока, и он с силой ударил кулаком о стену.
   «Что же мне делать, Голубая Роза? — с силой воззвал он, запрокинув лицо к потолку. — Что, во имя Господа, я могу сделать?!»
   «Приди в себя, Анакха! — Резкий голос Беллиома словно хлестнул плетью его разум. — Ни Сефрении, ни подруге своей ты ничем не сумеешь помочь, ежели поддашься сему неразумному отчаянию!»
   «Но ведь надо что-то делать, Голубая Роза!»
   «Ты не в силах принять сие решение, Анакха, а посему решать буду я. Итак, ступай тотчас же и исполни то, о чем молит тебя Богиня-Дитя».
   «Ты обречешь на гибель мою жену!»
   «Сие покуда неведомо, Анакха. Сефрения же воистину на грани меж жизнью и смертью, и сие нам ведомо. О ней и следует нам позаботиться в первую голову».
   «Нет! Я не могу!.. «
   «Ты подчинишься мне, Анакха! Ты — мое творение, а потому покорен моей воле! Ступай же и сделай так, как я тебе велю!»

ГЛАВА 12

   Спархок рылся в дорожном мешке, вышвыривая из него вещи на пол.
   — Что ты делаешь? — нетерпеливо спросила Афраэль. — Нам надо спешить!
   — Я должен оставить записку Стрейджену, но не могу найти бумаги.
   — Держи. — Она вытянула руку, и на ее ладони появился кусок пергамента.
   — Спасибо. — Спархок взял пергамент и продолжал рыться в вещах.
   — Скорее, Спархок!
   — Мне нечем писать.
   Афраэль пробормотала что-то по-стирикски и сунула ему перо и крохотную чернильницу.