Страница:
Дэвид Эддингс
Потаенный город
Доктору Брюсу Грэю
за энтузиазм и профессиональные советы — а также за то,
что сохранил жизнь нашему любимому писателю (и его супруге).
И Нэнси Грэй,
медицинской сестре, которая заботится обо всех других
и забывает позаботиться о себе.
Займись фигурой, Нэнси!
ПРОЛОГ
Профессор Итайн с дипломатического отделения Материонского университета сидел на трибуне, просматривая свои заметки. Был ранний вечер чудесного весеннего дня, и окна аудитории, где собрались преподаватели факультета политических наук, были распахнуты настежь, впуская в зал запахи цветов и трав и отдаленное птичье пение.
Профессор Эмеритус Гинтана с отделения международной торговли, стоя за кафедрой, монотонно и томительно долго вещал что-то о тарифных установлениях двадцать седьмого столетия. Гинтану, тощего, седовласого и слегка рассеянного академика, в университетских кругах обычно именовали «наш славный старикан». Итайн не вслушивался в его речь.
Это добром не кончится, мрачно заключил он, скомкав и отбросив очередной листок с заметками. Известие о теме его выступления разнеслось по всему университету, и в зал набились даже ученые с таких далеких от политики отделений, как прикладная математика и современная алхимия, — глаза их горели от предвкушения скандала. Первые ряды занимал целиком весь ученый состав отделения современной истории — в черных академических мантиях эти почтенные господа смахивали на стаю ворон. Они явились во всеоружии, готовые всеми силами разжечь скандал, на который так надеялось высокое собрание.
Итайн лениво размышлял, не устроить ли ему притворный обморок. Как, во имя бога — какого бы то ни было, — сумеет он продержаться следующий час, не выставив себя полным ослом? У него, конечно, есть все факты, но какой здравомыслящий человек поверит фактам? Дословное изложение того, что произошло во время недавних беспорядков, прозвучит здесь как бред сумасшедшего. Если он будет придерживаться правды, бездарностям с отделения современной истории даже не придется говорить ни слова. Он уничтожит свою репутацию собственными руками и безо всякой их помощи.
Итайн снова бросил беглый взгляд на заметки, которые готовил с таким усердием, затем угрюмо смял их и сунул в просторный рукав своей академической мантии. То, что должно было произойти сегодня вечером, скорее будет напоминать драку в таверне, нежели пристойный доклад. Господа с отделения современной истории явно намерены освистать его. Итайн расправил плечи. Что ж, если они так хотят драки, они ее получат.
Налетел ветер. Занавеси на высоких окнах заколыхались, зашуршали, заплясали, дрожа, золотистые язычки пламени в масляных светильниках. Был чудесный весенний вечер — повсюду, кроме этого зала.
Рассыпались вежливые хлопки, и почтенный профессор Гинтана, краснея и смущаясь от такого признания его существования, неловко раскланялся, сгреб обеими руками свои заметки и потрусил к своему месту. Декан факультета политических наук поднялся, чтобы объявить о главном событии сегодняшнего вечера.
— Коллеги, — начал он, — прежде чем профессор Итайн окажет нам честь выступить со своим докладом, я хотел бы воспользоваться случаем и представить вам наших почетных гостей. Уверен, что вы так же, как и я, будете рады увидеть здесь патриарха Эмбана, первого секретаря Церкви Чиреллоса, сэра Бевьера, рыцаря Сириникийского ордена из Арсиума, и сэра Улафа из Генидианского ордена Талесии.
Под вежливые аплодисменты Итайн поспешил навстречу своим эленийским друзьям.
— Благодарение Богу, что вы здесь! — с жаром проговорил он. — Тут собралось все отделение современной истории — не считая тех, кто, по всей видимости, греет смолу и таскает мешки с перьями.
— Неужели ты думал, Итайн, что твой брат бросит тебя на произвол судьбы? — усмехнулся Эмбан. — Он решил, что тебе здесь будет одиноко, и прислал нас составить тебе компанию.
Итайн вернулся на свое место в куда более приподнятом настроении. По крайней мере, Бевьер и Улаф помогут ему отразить физические нападки.
— А сейчас, коллеги и достопочтенные гости, — продолжал декан, — профессор Итайн с дипломатического отделения выступит с отзывом на недавно изданный отделением современной истории труд под заглавием: «Киргайское дело: Исследование кризиса». Профессор Итайн, прошу!
Итайн поднялся, целеустремленно подошел к кафедре и придал лицу наиболее оскорбительно-вежливое выражение.
— Декан Алтус, достопочтенные коллеги, супруги достопочтенных коллег, уважаемые гости… — Он сделал паузу. — Я кого-нибудь пропустил? — По залу пробежал нервный смешок. Слушатели пребывали в изрядном напряжении. — Я особенно рад увидеть здесь столь многих наших коллег с отделения современной истории, — продолжал Итайн, нанося первый укол. — Поскольку тема моего выступления весьма близка их сердцу, было бы куда лучше, чтобы они своими ушами услышали то, что я намерен им высказать, чем были бы вынуждены полагаться на недостоверные сведения из чужих уст. — Он одарил доброжелательной улыбкой своих набычившихся в первом ряду противников. — Вам хорошо слышно меня, господа? Или, может быть, я говорю слишком быстро — с вашей точки зрения?
— Это возмутительно! — протестующе воскликнул упитанный, обливающийся потом профессор, который восседал в первом ряду.
— Дальше будет еще хуже, Квинсал, — заверил его Итайн. — Если правда тебе не по вкусу, лучше уходи сейчас. — Он молча обвел взглядом слушателей. — Говорят, что поход за истиной есть наиблагороднейшее из занятий человека, однако в темных чащобах невежества рыскают драконы. Имя этим драконам — Политические предубеждения, Намеренное искажение, а также Обыкновенная тупость, упорствующая в своих заблуждениях. Наши отважные друзья с отделения современной истории в своем недавно опубликованном труде «Киргайское дело» храбро выступили на битву с этими драконами. С глубочайшим прискорбием вынужден сообщить вам, что драконы победили.
Ответом на эти слова были новые смешки и неприязненные взгляды из первого ряда.
— В этом учреждении никогда и ни для кого не было секретом, что отделение современной истории занимается не столько наукой, сколько политикой, — продолжал Итайн. — С самого своего основания оно пользовалось покровительством первого министра, и единственной причиной, оправдывающей существование данного отделения, была необходимость затушевывать его промахи и как можно тщательнее прятать его полную непригодность для своей должности. Я не сомневаюсь, что ни первый министр Субат, ни его соучастник министр внутренних дел Колата никогда не были заинтересованы в истине, но, господа, это же университет! Неужели мы не можем хотя бы сделать вид, что говорим правду?
— Чушь! — проревел кряжистый академик из первого ряда.
— Разумеется, — ответил Итайн, высоко поднимая копию «Киргайского дела» в желтой обложке. — Я и сам это заметил. Но если это чушь, профессор Пессалт, почему вы ее опубликовали?
На сей раз хохот был громче, и в нем потонула бессвязная попытка Пессалта дать достойный ответ.
— Итак, перейдем к этому великому труду, — продолжал Итайн, — Все мы внаем, что на самом деле пондия Субат — тупица, невежда и заговорщик, но единственное, что меня по-настоящему ввергает в недоумение в этом вашем «Киргайском деле», — это ваши постоянные попытки возвести стирика-отступника Заласту чуть ли не в ранг святого. Как, во имя Божье, может кто-то — даже такой ограниченный субъект, как первый министр, — почитать этого проходимца?
— Как ты смеешь так отзываться о величайшем человеке нашего столетия? — выкрикнул кто-то с первого ряда.
— Если Заласта — лучшее, что способно произвести на свет наше столетие, — беда нам и нашему столетию! Однако мы отвлеклись. Кризис, которые господа с отделения современной истории именуют «Киргайским делом», назревал в течение нескольких лет.
— Верно! — крикнули с сарказмом из первых рядов. — Мы и сами это заметили!
— Я очень рад за вас, — промурлыкал Итайн, вызвав в зале новый приступ смеха. — К кому же обратился за помощью наш болван первый министр? К Заласте, разумеется. И что же посоветовал Заласта? Послать за пандионским рыцарем принцем Спархоком из Элении. Отчего бы это имя эленийского дворянина сорвалось с уст Заласты чуть ли не прежде, чем он услышал вопрос, — особенно если иметь в виду печально известную враждебность эленийцев по отношению к стирикам? Разумеется, деяния сэра Спархока вошли в легенду, но что же такого было в этом человеке, что Заласта вдруг так затосковал по его обществу? И почему же Заласта предпочел не сообщать нам, что Спархок — Анакха, орудие Беллиома? Неужели этот факт каким-то образом ускользнул от его внимания? Неужели он счел, что дух, созидающий целые вселенные, не достоин того, чтобы о нем упоминать? Я не нашел ни единого упоминания о Беллиоме в опубликованной отделением современной истории куче птичьего помета. Намеренно ли вы упустили из виду величайшее событие нашей эпохи? Неужели вы были так увлечены тем, чтобы восхвалить вашего обожаемого Пондию Субата за политические шаги, которых он не предпринимал, что решили вовсе ни словом не упоминать Беллиом?
— Вздор! — проревел чей-то бас.
— Весьма приятно познакомиться, профессор Вздор. Меня зовут Итайн. Так мило, что ты решил представиться. Тысячу благодарностей, старина.
Эти слова были встречены оглушительным хохотом.
— А он за словом в карман не полезет, — прошептал Улаф Бевьеру.
Итайн поднял взгляд на слушателей.
— Коллеги, — сказал он, — я утверждаю, что Заласте нужен был не принц Спархок, а Беллиом. Беллиом — источник наивысшего могущества, и Заласта вот уже три столетия стремился заполучить его — с целью столь отвратительной, что о ней лучше не упоминать. Он готов был пойти на что угодно. Он предал свою веру, свой народ, свою честь — если она у него вообще была — только бы добыть то, что тролли называют «Камень-Цветок».
— Ну это уже слишком! — провозгласил, вскакивая с места, дородный Квинсал. — Это же сумасшедший! Теперь он заговорил о троллях! Перед тобой ученые, Итайн, а не дети. Ты выбрал неподходящее место для того, чтобы рассказывать страшные сказки.
— Позволь, Итайн, я сам разберусь, — предложил Улаф, вставая и выходя на трибуну. — Я улажу эту проблему в считанные минуты.
— Действуй, друг мой, — благодарно отозвался Итайн.
Улаф оперся громадной лапищей о край кафедры.
— Профессор Итайн попросил меня, господа, вкратце просветить вас, — сказал он. — Как я понимаю, у вас вызвало какие-то трудности упоминание о троллях.
— Вовсе нет, сэр рыцарь, — язвительно огрызнулся Квинсал. — Тролли — эленийский миф, не более того, а потому с ними не может быть никаких трудностей.
— Поразительно. Я пять лет составлял грамматику языка троллей. Ты полагаешь, что я попусту тратил время?
— Я полагаю, что ты такой же сумасшедший, как и Итайн.
— Тогда тебе бы лучше не раздражать меня, верно? Особенно если принять во внимание, что я намного больше тебя. — Улаф глубокомысленно скосил глаза на потолок. — Логика учит нас, что ничего нельзя доказать простым отрицанием. Ты уверен, что не хочешь изменить свое утверждение?
— Нет, сэр Улаф. Я стою на том, что только что сказал. Троллей не существует.
— Ты слышал, Блокв? — Улаф слегка повысил голос. — Этот человек говорит, что ты не существуешь.
В коридоре за стеной раздался чудовищный рык, створки массивных дверей в дальнем конце зала затрещали и с грохотом распахнулись настежь.
— Успокойся! — шикнул Бевьер на Итайна, подпрыгнувшего от неожиданности. — Это всего лишь иллюзия. Улаф развлекается.
— Не хочешь ли, Квинсал, обернуться и посмотреть на моего друга Блоква? — любезно осведомился Улаф. — Кем бы ты его назвал, а?
В дверном проеме, заполняя его почти целиком, высился косматый великан, и его полузвериная морда была искажена яростью.
— Кто это сказал, У-лав? — оглушительно проревел он. — Я причиню ему боль! Я разорву его на куски и съем!
— Разве тролли говорят по-тамульски? — прошептал Итайн.
— Разумеется, нет, — улыбнулся Берит. — Улаф слегка увлекся.
Косматое чудовище в дверях зала продолжало жутким рыком перечислять, каким именно неприятностям подвергнется отделение современной истории в полном своем составе.
— Есть еще вопросы о троллях? — мягко осведомился Улаф, однако достопочтенные академики не расслышали его за криками, воплями и грохотом опрокидываемых кресел.
После того как Улаф велел своей иллюзии удалиться, добрых полчаса понадобилось на то, чтобы восстановить порядок, и, когда Итайн снова вышел к кафедре, слушатели, как один, теснились поближе к первым рядам.
— Господа, я тронут вашим горячим желанием расслышать каждое мое слово, — усмехнувшись, сказал Итайн, — однако я в состоянии говорить достаточно громко, чтобы меня можно было услышать и в дальних рядах, так что вовсе незачем так тесниться. Я полагаю, визит друга сэра Улафа прояснил мелкое недоразумение по поводу троллей? — Он мельком взглянул на Квинсала, который все еще сидел на полу, скорчившись и что-то в ужасе лопоча. — Превосходно, — сказал Итайн. — Короче говоря, принц Спархок прибыл в Тамульскую империю. Эленийцы — народ изобретательный, а потому королева Элана предложила нанести в Материон официальный визит и скрыла сэра Спархока и его спутников в своей свите. Прибыв на место, они почти тотчас же обнаружили два факта, которые мы отчего-то проглядели: во-первых, что у императора Сарабиана есть мозги, и во-вторых — что правительство, возглавляемое Пондией Субатом, состоит в союзе с нашими врагами.
— Измена! — взвизгнул, вскакивая с места, тощий лысый профессор.
— В самом деле, Далаш? — спросил Итайн. — Кому?
— Но… э… — Далаш смешался.
— Вы все еще не понимаете, не так ли, господа? — обратился Итайн к отделению современной истории. — Прежнее правительство смещено — смещено самим императором Сарабианом. Тамульская империя отныне представляет собой монархию эленийского образца, и правит ею полновластно император Сарабиан. Прежнее правительство — и его первый министр — больше не стоят у власти.
— Первого министра нельзя сместить! — визгливо крикнул Далаш. — Он сохраняет свой пост пожизненно!
— Даже если это и так, у этой проблемы есть весьма простое решение, не так ли?
— Ты не посмеешь!
— Не я, старина. Это решать императору. Не сердите его, господа. Если вы выведете его из себя, он украсит вашими головами городские ворота. Итак, продолжим. Я хотел бы успеть сказать побольше перед тем, как наступит традиционный перерыв. Ход событий был ускорен неудавшимся мятежом. Пондия Субат был причастен к заговору и намеревался стоять в стороне, ломая руки, покуда пьяная толпа не перебьет всех его политических противников, включая, очевидно, и самого императора. Если профессору Далашу так хочется кричать «измена!», пусть он поразмыслит вот над этим. Мы многое открыли после провала мятежа, не только то, что касалось измены первого министра, но и предательство министра внутренних дел. Наиважнейшим, однако, было открытие, что весь мятеж был подготовлен и вдохновлен Заластой и что Заласта состоит в тайном союзе с Экатасом, верховным жрецом Киргона, бога якобы вымерших киргаев.
Теперь у принца Спархока не было иного выхода, как только извлечь Беллиом оттуда, где он был спрятан, и послать в Чиреллос за подкреплением. Привлек он к своему делу и других союзников, не последними среди которых были дэльфы — существующие на самом деле и во всем своем грозном сиянии.
— Что за чушь! — презрительно фыркнул главный забияка отделения современной истории, грубый и мускулистый профессор Пессалт. — И мы должны поверить всей этой чепухе?
— Ты уже видел сегодня тролля, Пессалт, — напомнил ему Итайн. — Хочешь дождаться и явления сияющего? Если пожелаешь, я могу это устроить — только, пожалуйста, снаружи. Мы в жизни не избавимся от вони, если ты превратишься в груду гниющей слизи прямо перед трибуной.
Декан Алтус многозначительно кашлянул.
— Да, сэр, понимаю, — кивнул Итайн. — Мне нужно еще несколько минут. — Он снова повернулся к слушателям. — Итак, — быстро продолжал он, — поскольку снова всплыла тема троллей, разберемся с ней раз и навсегда. Как вы уже заметили, тролли существуют. В Талесии Киргон, представившийся им одним из их богов, заманил их из родных гор в Дарезию. Настоящие Тролли-Боги были тысячелетиями заключены в Беллиоме, и принц Спархок предложил им свободу взамен за их помощь. Затем он повел большое войско в Северный Атан, где рыскали введенные в заблуждение тролли: Киргон надеялся этими беспорядками вынудить атанов вернуться и защищать родные земли, что сделало бы нас совершенно беззащитными, поскольку атаны составляют ядро нашей армии. Казалось, что ход Спархока на руку врагу, однако, когда Киргон и Заласта бросили на него троллей, Спархок призвал их настоящих богов. В отчаянии Киргон извлек из прошлого огромную армию киргаев — и тогда тролли, верные своей природе, сожрали их.
— Неужели ты думаешь, Итайн, что мы все это проглотим? — презрительно осведомился профессор Сафарон, глава отделения современной истории и шурин первого министра.
— Придется, Сафарон, — ответил Итайн. — Брат твоей жены больше не диктует официальную историю. Отныне император желает, чтобы мы давали нашим студентам чистую и неприкрашенную правду. В следующем месяце я намерен опубликовать свой доклад, и ты, Сафарон, позаботься сделать с него копию, потому что в будущем тебе придется учить студентов именно по моему докладу — если, конечно, у тебя есть будущее в этом учреждении. Как я понимаю, бюджет следующего года будет урезан, так что придется пожертвовать некоторыми отделениями. — Он мгновение помолчал. — Ты умеешь обращаться с инструментами, Сафарон? Я слыхал, что в Джуре есть небольшая и очень славная ремесленная школа. Тебе понравится Дакония, вот увидишь.
Декан вновь прокашлялся, на сей раз настойчивее.
— Прошу прощения, декан Алтус, — извинился Итайн. — У меня мало времени, господа, так что я сжато изложу вам последовавшие за тем события. Несмотря на сокрушительное поражение, Киргон и Заласта оставались еще могущественны. Они нанесли дерзкий удар — побочный сын Заласты, некий Скарпа, пробрался в имперскую резиденцию и похитил королеву Элану, требуя, чтобы Спархок отдал Беллиом в обмен на возвращение его жены живой и невредимой.
После перерыва, которого так терпеливо ожидает декан Алтус, я расскажу вам о том, что предпринял принц Спархок в ответ на такой поворот событий.
Профессор Эмеритус Гинтана с отделения международной торговли, стоя за кафедрой, монотонно и томительно долго вещал что-то о тарифных установлениях двадцать седьмого столетия. Гинтану, тощего, седовласого и слегка рассеянного академика, в университетских кругах обычно именовали «наш славный старикан». Итайн не вслушивался в его речь.
Это добром не кончится, мрачно заключил он, скомкав и отбросив очередной листок с заметками. Известие о теме его выступления разнеслось по всему университету, и в зал набились даже ученые с таких далеких от политики отделений, как прикладная математика и современная алхимия, — глаза их горели от предвкушения скандала. Первые ряды занимал целиком весь ученый состав отделения современной истории — в черных академических мантиях эти почтенные господа смахивали на стаю ворон. Они явились во всеоружии, готовые всеми силами разжечь скандал, на который так надеялось высокое собрание.
Итайн лениво размышлял, не устроить ли ему притворный обморок. Как, во имя бога — какого бы то ни было, — сумеет он продержаться следующий час, не выставив себя полным ослом? У него, конечно, есть все факты, но какой здравомыслящий человек поверит фактам? Дословное изложение того, что произошло во время недавних беспорядков, прозвучит здесь как бред сумасшедшего. Если он будет придерживаться правды, бездарностям с отделения современной истории даже не придется говорить ни слова. Он уничтожит свою репутацию собственными руками и безо всякой их помощи.
Итайн снова бросил беглый взгляд на заметки, которые готовил с таким усердием, затем угрюмо смял их и сунул в просторный рукав своей академической мантии. То, что должно было произойти сегодня вечером, скорее будет напоминать драку в таверне, нежели пристойный доклад. Господа с отделения современной истории явно намерены освистать его. Итайн расправил плечи. Что ж, если они так хотят драки, они ее получат.
Налетел ветер. Занавеси на высоких окнах заколыхались, зашуршали, заплясали, дрожа, золотистые язычки пламени в масляных светильниках. Был чудесный весенний вечер — повсюду, кроме этого зала.
Рассыпались вежливые хлопки, и почтенный профессор Гинтана, краснея и смущаясь от такого признания его существования, неловко раскланялся, сгреб обеими руками свои заметки и потрусил к своему месту. Декан факультета политических наук поднялся, чтобы объявить о главном событии сегодняшнего вечера.
— Коллеги, — начал он, — прежде чем профессор Итайн окажет нам честь выступить со своим докладом, я хотел бы воспользоваться случаем и представить вам наших почетных гостей. Уверен, что вы так же, как и я, будете рады увидеть здесь патриарха Эмбана, первого секретаря Церкви Чиреллоса, сэра Бевьера, рыцаря Сириникийского ордена из Арсиума, и сэра Улафа из Генидианского ордена Талесии.
Под вежливые аплодисменты Итайн поспешил навстречу своим эленийским друзьям.
— Благодарение Богу, что вы здесь! — с жаром проговорил он. — Тут собралось все отделение современной истории — не считая тех, кто, по всей видимости, греет смолу и таскает мешки с перьями.
— Неужели ты думал, Итайн, что твой брат бросит тебя на произвол судьбы? — усмехнулся Эмбан. — Он решил, что тебе здесь будет одиноко, и прислал нас составить тебе компанию.
Итайн вернулся на свое место в куда более приподнятом настроении. По крайней мере, Бевьер и Улаф помогут ему отразить физические нападки.
— А сейчас, коллеги и достопочтенные гости, — продолжал декан, — профессор Итайн с дипломатического отделения выступит с отзывом на недавно изданный отделением современной истории труд под заглавием: «Киргайское дело: Исследование кризиса». Профессор Итайн, прошу!
Итайн поднялся, целеустремленно подошел к кафедре и придал лицу наиболее оскорбительно-вежливое выражение.
— Декан Алтус, достопочтенные коллеги, супруги достопочтенных коллег, уважаемые гости… — Он сделал паузу. — Я кого-нибудь пропустил? — По залу пробежал нервный смешок. Слушатели пребывали в изрядном напряжении. — Я особенно рад увидеть здесь столь многих наших коллег с отделения современной истории, — продолжал Итайн, нанося первый укол. — Поскольку тема моего выступления весьма близка их сердцу, было бы куда лучше, чтобы они своими ушами услышали то, что я намерен им высказать, чем были бы вынуждены полагаться на недостоверные сведения из чужих уст. — Он одарил доброжелательной улыбкой своих набычившихся в первом ряду противников. — Вам хорошо слышно меня, господа? Или, может быть, я говорю слишком быстро — с вашей точки зрения?
— Это возмутительно! — протестующе воскликнул упитанный, обливающийся потом профессор, который восседал в первом ряду.
— Дальше будет еще хуже, Квинсал, — заверил его Итайн. — Если правда тебе не по вкусу, лучше уходи сейчас. — Он молча обвел взглядом слушателей. — Говорят, что поход за истиной есть наиблагороднейшее из занятий человека, однако в темных чащобах невежества рыскают драконы. Имя этим драконам — Политические предубеждения, Намеренное искажение, а также Обыкновенная тупость, упорствующая в своих заблуждениях. Наши отважные друзья с отделения современной истории в своем недавно опубликованном труде «Киргайское дело» храбро выступили на битву с этими драконами. С глубочайшим прискорбием вынужден сообщить вам, что драконы победили.
Ответом на эти слова были новые смешки и неприязненные взгляды из первого ряда.
— В этом учреждении никогда и ни для кого не было секретом, что отделение современной истории занимается не столько наукой, сколько политикой, — продолжал Итайн. — С самого своего основания оно пользовалось покровительством первого министра, и единственной причиной, оправдывающей существование данного отделения, была необходимость затушевывать его промахи и как можно тщательнее прятать его полную непригодность для своей должности. Я не сомневаюсь, что ни первый министр Субат, ни его соучастник министр внутренних дел Колата никогда не были заинтересованы в истине, но, господа, это же университет! Неужели мы не можем хотя бы сделать вид, что говорим правду?
— Чушь! — проревел кряжистый академик из первого ряда.
— Разумеется, — ответил Итайн, высоко поднимая копию «Киргайского дела» в желтой обложке. — Я и сам это заметил. Но если это чушь, профессор Пессалт, почему вы ее опубликовали?
На сей раз хохот был громче, и в нем потонула бессвязная попытка Пессалта дать достойный ответ.
— Итак, перейдем к этому великому труду, — продолжал Итайн, — Все мы внаем, что на самом деле пондия Субат — тупица, невежда и заговорщик, но единственное, что меня по-настоящему ввергает в недоумение в этом вашем «Киргайском деле», — это ваши постоянные попытки возвести стирика-отступника Заласту чуть ли не в ранг святого. Как, во имя Божье, может кто-то — даже такой ограниченный субъект, как первый министр, — почитать этого проходимца?
— Как ты смеешь так отзываться о величайшем человеке нашего столетия? — выкрикнул кто-то с первого ряда.
— Если Заласта — лучшее, что способно произвести на свет наше столетие, — беда нам и нашему столетию! Однако мы отвлеклись. Кризис, которые господа с отделения современной истории именуют «Киргайским делом», назревал в течение нескольких лет.
— Верно! — крикнули с сарказмом из первых рядов. — Мы и сами это заметили!
— Я очень рад за вас, — промурлыкал Итайн, вызвав в зале новый приступ смеха. — К кому же обратился за помощью наш болван первый министр? К Заласте, разумеется. И что же посоветовал Заласта? Послать за пандионским рыцарем принцем Спархоком из Элении. Отчего бы это имя эленийского дворянина сорвалось с уст Заласты чуть ли не прежде, чем он услышал вопрос, — особенно если иметь в виду печально известную враждебность эленийцев по отношению к стирикам? Разумеется, деяния сэра Спархока вошли в легенду, но что же такого было в этом человеке, что Заласта вдруг так затосковал по его обществу? И почему же Заласта предпочел не сообщать нам, что Спархок — Анакха, орудие Беллиома? Неужели этот факт каким-то образом ускользнул от его внимания? Неужели он счел, что дух, созидающий целые вселенные, не достоин того, чтобы о нем упоминать? Я не нашел ни единого упоминания о Беллиоме в опубликованной отделением современной истории куче птичьего помета. Намеренно ли вы упустили из виду величайшее событие нашей эпохи? Неужели вы были так увлечены тем, чтобы восхвалить вашего обожаемого Пондию Субата за политические шаги, которых он не предпринимал, что решили вовсе ни словом не упоминать Беллиом?
— Вздор! — проревел чей-то бас.
— Весьма приятно познакомиться, профессор Вздор. Меня зовут Итайн. Так мило, что ты решил представиться. Тысячу благодарностей, старина.
Эти слова были встречены оглушительным хохотом.
— А он за словом в карман не полезет, — прошептал Улаф Бевьеру.
Итайн поднял взгляд на слушателей.
— Коллеги, — сказал он, — я утверждаю, что Заласте нужен был не принц Спархок, а Беллиом. Беллиом — источник наивысшего могущества, и Заласта вот уже три столетия стремился заполучить его — с целью столь отвратительной, что о ней лучше не упоминать. Он готов был пойти на что угодно. Он предал свою веру, свой народ, свою честь — если она у него вообще была — только бы добыть то, что тролли называют «Камень-Цветок».
— Ну это уже слишком! — провозгласил, вскакивая с места, дородный Квинсал. — Это же сумасшедший! Теперь он заговорил о троллях! Перед тобой ученые, Итайн, а не дети. Ты выбрал неподходящее место для того, чтобы рассказывать страшные сказки.
— Позволь, Итайн, я сам разберусь, — предложил Улаф, вставая и выходя на трибуну. — Я улажу эту проблему в считанные минуты.
— Действуй, друг мой, — благодарно отозвался Итайн.
Улаф оперся громадной лапищей о край кафедры.
— Профессор Итайн попросил меня, господа, вкратце просветить вас, — сказал он. — Как я понимаю, у вас вызвало какие-то трудности упоминание о троллях.
— Вовсе нет, сэр рыцарь, — язвительно огрызнулся Квинсал. — Тролли — эленийский миф, не более того, а потому с ними не может быть никаких трудностей.
— Поразительно. Я пять лет составлял грамматику языка троллей. Ты полагаешь, что я попусту тратил время?
— Я полагаю, что ты такой же сумасшедший, как и Итайн.
— Тогда тебе бы лучше не раздражать меня, верно? Особенно если принять во внимание, что я намного больше тебя. — Улаф глубокомысленно скосил глаза на потолок. — Логика учит нас, что ничего нельзя доказать простым отрицанием. Ты уверен, что не хочешь изменить свое утверждение?
— Нет, сэр Улаф. Я стою на том, что только что сказал. Троллей не существует.
— Ты слышал, Блокв? — Улаф слегка повысил голос. — Этот человек говорит, что ты не существуешь.
В коридоре за стеной раздался чудовищный рык, створки массивных дверей в дальнем конце зала затрещали и с грохотом распахнулись настежь.
— Успокойся! — шикнул Бевьер на Итайна, подпрыгнувшего от неожиданности. — Это всего лишь иллюзия. Улаф развлекается.
— Не хочешь ли, Квинсал, обернуться и посмотреть на моего друга Блоква? — любезно осведомился Улаф. — Кем бы ты его назвал, а?
В дверном проеме, заполняя его почти целиком, высился косматый великан, и его полузвериная морда была искажена яростью.
— Кто это сказал, У-лав? — оглушительно проревел он. — Я причиню ему боль! Я разорву его на куски и съем!
— Разве тролли говорят по-тамульски? — прошептал Итайн.
— Разумеется, нет, — улыбнулся Берит. — Улаф слегка увлекся.
Косматое чудовище в дверях зала продолжало жутким рыком перечислять, каким именно неприятностям подвергнется отделение современной истории в полном своем составе.
— Есть еще вопросы о троллях? — мягко осведомился Улаф, однако достопочтенные академики не расслышали его за криками, воплями и грохотом опрокидываемых кресел.
После того как Улаф велел своей иллюзии удалиться, добрых полчаса понадобилось на то, чтобы восстановить порядок, и, когда Итайн снова вышел к кафедре, слушатели, как один, теснились поближе к первым рядам.
— Господа, я тронут вашим горячим желанием расслышать каждое мое слово, — усмехнувшись, сказал Итайн, — однако я в состоянии говорить достаточно громко, чтобы меня можно было услышать и в дальних рядах, так что вовсе незачем так тесниться. Я полагаю, визит друга сэра Улафа прояснил мелкое недоразумение по поводу троллей? — Он мельком взглянул на Квинсала, который все еще сидел на полу, скорчившись и что-то в ужасе лопоча. — Превосходно, — сказал Итайн. — Короче говоря, принц Спархок прибыл в Тамульскую империю. Эленийцы — народ изобретательный, а потому королева Элана предложила нанести в Материон официальный визит и скрыла сэра Спархока и его спутников в своей свите. Прибыв на место, они почти тотчас же обнаружили два факта, которые мы отчего-то проглядели: во-первых, что у императора Сарабиана есть мозги, и во-вторых — что правительство, возглавляемое Пондией Субатом, состоит в союзе с нашими врагами.
— Измена! — взвизгнул, вскакивая с места, тощий лысый профессор.
— В самом деле, Далаш? — спросил Итайн. — Кому?
— Но… э… — Далаш смешался.
— Вы все еще не понимаете, не так ли, господа? — обратился Итайн к отделению современной истории. — Прежнее правительство смещено — смещено самим императором Сарабианом. Тамульская империя отныне представляет собой монархию эленийского образца, и правит ею полновластно император Сарабиан. Прежнее правительство — и его первый министр — больше не стоят у власти.
— Первого министра нельзя сместить! — визгливо крикнул Далаш. — Он сохраняет свой пост пожизненно!
— Даже если это и так, у этой проблемы есть весьма простое решение, не так ли?
— Ты не посмеешь!
— Не я, старина. Это решать императору. Не сердите его, господа. Если вы выведете его из себя, он украсит вашими головами городские ворота. Итак, продолжим. Я хотел бы успеть сказать побольше перед тем, как наступит традиционный перерыв. Ход событий был ускорен неудавшимся мятежом. Пондия Субат был причастен к заговору и намеревался стоять в стороне, ломая руки, покуда пьяная толпа не перебьет всех его политических противников, включая, очевидно, и самого императора. Если профессору Далашу так хочется кричать «измена!», пусть он поразмыслит вот над этим. Мы многое открыли после провала мятежа, не только то, что касалось измены первого министра, но и предательство министра внутренних дел. Наиважнейшим, однако, было открытие, что весь мятеж был подготовлен и вдохновлен Заластой и что Заласта состоит в тайном союзе с Экатасом, верховным жрецом Киргона, бога якобы вымерших киргаев.
Теперь у принца Спархока не было иного выхода, как только извлечь Беллиом оттуда, где он был спрятан, и послать в Чиреллос за подкреплением. Привлек он к своему делу и других союзников, не последними среди которых были дэльфы — существующие на самом деле и во всем своем грозном сиянии.
— Что за чушь! — презрительно фыркнул главный забияка отделения современной истории, грубый и мускулистый профессор Пессалт. — И мы должны поверить всей этой чепухе?
— Ты уже видел сегодня тролля, Пессалт, — напомнил ему Итайн. — Хочешь дождаться и явления сияющего? Если пожелаешь, я могу это устроить — только, пожалуйста, снаружи. Мы в жизни не избавимся от вони, если ты превратишься в груду гниющей слизи прямо перед трибуной.
Декан Алтус многозначительно кашлянул.
— Да, сэр, понимаю, — кивнул Итайн. — Мне нужно еще несколько минут. — Он снова повернулся к слушателям. — Итак, — быстро продолжал он, — поскольку снова всплыла тема троллей, разберемся с ней раз и навсегда. Как вы уже заметили, тролли существуют. В Талесии Киргон, представившийся им одним из их богов, заманил их из родных гор в Дарезию. Настоящие Тролли-Боги были тысячелетиями заключены в Беллиоме, и принц Спархок предложил им свободу взамен за их помощь. Затем он повел большое войско в Северный Атан, где рыскали введенные в заблуждение тролли: Киргон надеялся этими беспорядками вынудить атанов вернуться и защищать родные земли, что сделало бы нас совершенно беззащитными, поскольку атаны составляют ядро нашей армии. Казалось, что ход Спархока на руку врагу, однако, когда Киргон и Заласта бросили на него троллей, Спархок призвал их настоящих богов. В отчаянии Киргон извлек из прошлого огромную армию киргаев — и тогда тролли, верные своей природе, сожрали их.
— Неужели ты думаешь, Итайн, что мы все это проглотим? — презрительно осведомился профессор Сафарон, глава отделения современной истории и шурин первого министра.
— Придется, Сафарон, — ответил Итайн. — Брат твоей жены больше не диктует официальную историю. Отныне император желает, чтобы мы давали нашим студентам чистую и неприкрашенную правду. В следующем месяце я намерен опубликовать свой доклад, и ты, Сафарон, позаботься сделать с него копию, потому что в будущем тебе придется учить студентов именно по моему докладу — если, конечно, у тебя есть будущее в этом учреждении. Как я понимаю, бюджет следующего года будет урезан, так что придется пожертвовать некоторыми отделениями. — Он мгновение помолчал. — Ты умеешь обращаться с инструментами, Сафарон? Я слыхал, что в Джуре есть небольшая и очень славная ремесленная школа. Тебе понравится Дакония, вот увидишь.
Декан вновь прокашлялся, на сей раз настойчивее.
— Прошу прощения, декан Алтус, — извинился Итайн. — У меня мало времени, господа, так что я сжато изложу вам последовавшие за тем события. Несмотря на сокрушительное поражение, Киргон и Заласта оставались еще могущественны. Они нанесли дерзкий удар — побочный сын Заласты, некий Скарпа, пробрался в имперскую резиденцию и похитил королеву Элану, требуя, чтобы Спархок отдал Беллиом в обмен на возвращение его жены живой и невредимой.
После перерыва, которого так терпеливо ожидает декан Алтус, я расскажу вам о том, что предпринял принц Спархок в ответ на такой поворот событий.
Часть 1
БЕРИТ
ГЛАВА 1
Стылый туман подымался от луга, и редкие тучи, наплывшие с запада, заволакивали колкое морозное небо. Теней не было, и промерзшая почва была не просто неподатлива — тверда, как железо. Зима неумолимо стискивала мертвой хваткой Северный мыс.
Многотысячное войско Спархока, облаченное в сталь и кожу, стояло широким строем на покрытой инеем траве луга, неподалеку от развалин Тзады. Сэр Берит, сидевший в седле среди массивных, закованных в доспехи рыцарей церкви, смотрел на отвратительное пиршество, что разыгрывалось в нескольких сотнях ярдов перед войском. Берит был молодым рыцарем, идеалистом, и ему трудно было примириться с некоторыми особенностями поведения их новых союзников.
Крики звучали отдаленным эхом, не более, да и те, что кричали, не были настоящими людьми — всего лишь тени, смутное напоминание о давно умерших людях. Кроме того, это были враги — жестокое дикое племя, поклонявшееся омерзительному богу.
Но от их тел исходил пар, и от этого ужаса сэр Берит никак не мог отмахнуться. Сколько ни повторял он себе, что эти киргаи — мертвецы, призраки, оживленные магией Киргона, живой пар, исходивший от их расчлененных тел, которые исступленно пожирали тролли, опрокидывал все заслоны, которыми Берит ограждал свои чувства от этого чудовищного зрелища.
— Проблемы? — сочувственно спросил Спархок. Черные доспехи Спархока тронул иней, и его покрытое шрамами лицо было мрачно.
Берит вдруг смутился.
— Ничего особенного, сэр Спархок, — поспешно солгал он. — Просто… — Он замялся, подыскивая нужное слово.
— Знаю. Мне и самому не по себе. Понимаешь, тролли вовсе не жестоки. Для них мы всего лишь пища. Они следуют своим природным наклонностям.
— В том-то и беда, Спархок. От одной мысли, что людей можно съесть, у меня стынет кровь в жилах.
— Поможет тебе, если я скажу: «Лучше их, чем нас»?
— Не очень, — Берит вяло усмехнулся. — Должно быть, я не слишком гожусь для этого ремесла. Все прочие принимают это как должное.
— Никто не принимает это как должное, Берит. Все мы чувствуем то же, что и ты. Потерпи немного. Мы ведь уже встречались с войсками из прошлого. Как только тролли прикончат киргайских генералов, остальные исчезнут, и это положит конец пиру. — Спархок нахмурился. — Давай-ка отыщем Улафа. Мне кое-что пришло в голову, и я должен посоветоваться с ним.
— Хорошо, — быстро согласился Берит. Оба пандионца развернули коней и поскакали по замерзшей траве вдоль передних рядов огромного войска.
Они нашли Улафа и Бевьера в нескольких сотнях ярдов дальше.
— У меня к тебе вопрос, Улаф, — сказал Спархок, осаживая Фарэна.
— Ко мне? Ох, Спархок, лучше бы его не было. — Улаф снял свой конический шлем и рассеянно натирал глянцево-черные рога огра краем зеленого плаща. — В чем дело?
— Всякий раз, когда прежде мы сталкивались с солдатами из прошлого, все они превращались в высохшие мумии, когда убивали их предводителей. Как отреагируют на это тролли?
— Почем мне знать?
— Ты же у нас знаток троллей.
— Пошевели мозгами, Спархок. Прежде такого никогда не случалось. Никто не в силах предсказать, чем может обернуться совершенно новая ситуация.
— А ты попробуй угадать! — раздраженно буркнул Спархок.
Мгновение они сверлили друг друга сердитыми взглядами.
— Спархок, зачем донимать Улафа? — мягко осведомился Бевьер. — Просто предупреди Троллей-Богов, что такое случится, а дальше уж пускай они сами разбираются.
Спархок бессознательно потер небритую щеку, и щетина зашуршала под его ладонью.
— Извини, Улаф, — сказал он. — Меня раздражает шум этой пирушки.
— Я вполне понимаю твои чувства, — мрачно ответил Улаф, — однако я рад, что ты заговорил об этом. Вряд ли тролли удовлетворятся сухим пайком, когда в полумиле от них столько свежего мяса. — Он водрузил на голову увенчанный рогами шлем. — Тролли-Боги не станут нарушать соглашения с Афраэлью, но все же нам стоит предупредить их насчет того, что рано или поздно случится с киргаями. Мне решительно хотелось бы, чтобы они придержали за шиворот своих троллей, когда их ужин вдруг превратится в сухари. Недоставало только закончить свою жизнь в качестве десертного блюда.
— Элана?! — вскрикнула Сефрения.
— Тише! — шикнула на нее Афраэль и огляделась. Они находились в отдалении от арьергарда войска, однако были не одни. Она коснулась ладонью выгнутой шеи Чэль, и белая кобылка Сефрении, послушно отойдя на несколько шагов от Келтэна и Ксанетии, принялась щипать подмерзшую траву.
— Я не знаю подробностей, — сказала Богиня-Дитя. — Мелидира ранена, а Миртаи в таком бешенстве, что ее пришлось заковать.
— Кто это сделал?
— Не знаю, Сефрения! Никто не хочет говорить с Данаей. Все, что мне удалось услышать, — слово «заложница». Кто-то пробрался в замок, похитил Элану и Алиэн и испарился бесследно. Сарабиан вне себя. Он наводнил коридоры стражей, и Даная даже не может выйти из комнаты, чтобы разузнать, что же случилось.
— Мы должны сказать Спархоку!
— Ни в коем случае! Спархок взвивается до небес, когда Элане грозит опасность. Пускай вначале благополучно доставит войско в Материон, а уж потом бушует, сколько угодно.
— Но…
— Нет, Сефрения. Он скоро сам все узнает, но прежде пусть уведет отсюда людей. У нас осталось не больше недели до того, как солнце совсем зайдет, и все и вся в этих местах превратится в лед.
— Пожалуй, ты права, — сдалась Сефрения. На миг она задумалась, рассеянно глядя на посеребренный инеем лес на границе луга. — Думается мне, что слово «заложница» объясняет все. Можешь ты как-нибудь определить, где сейчас твоя мама?
Афраэль покачала головой.
— Не смогу, не подвергнув ее опасности. Если я начну рыскать повсюду и разнюхивать, что к чему, Киргон мгновенно поймет, что я подбираюсь к его замыслам, и что-нибудь сделает маме прежде, чем начнет соображать. Сейчас наша главная цель — не дать Спархоку сойти с ума, когда он узнает, что произошло. — Она вдруг осеклась, ахнула, и ее темные глаза расширились.
— В чем дело? — встревоженно спросила Сефрения. — Что происходит?
— Не знаю! — почти крикнула Афраэль. — Что-то чудовищное!
Мгновение она дико озиралась, затем взяла себя в руки и наморщила лоб, сосредоточиваясь. Затем ее глаза гневно сузились.
— Кто-то произносит запрещенное заклятье, — наконец проговорила она. Голос ее был тверд, как промороженная почва.
— Ты уверена?
— Совершенно уверена. Самый воздух пропитан его вонью.
Джарьян-некромант и сам смахивал на оживший труп — тощий как скелет стирик с глубоко запавшими глазами. От него исходил затхлый смрад могилы. Как и других пленных стириков, его заковали в цепи и поместили под бдительную охрану рыцарей церкви, искушенных в отражении стирикских заклятий.
Многотысячное войско Спархока, облаченное в сталь и кожу, стояло широким строем на покрытой инеем траве луга, неподалеку от развалин Тзады. Сэр Берит, сидевший в седле среди массивных, закованных в доспехи рыцарей церкви, смотрел на отвратительное пиршество, что разыгрывалось в нескольких сотнях ярдов перед войском. Берит был молодым рыцарем, идеалистом, и ему трудно было примириться с некоторыми особенностями поведения их новых союзников.
Крики звучали отдаленным эхом, не более, да и те, что кричали, не были настоящими людьми — всего лишь тени, смутное напоминание о давно умерших людях. Кроме того, это были враги — жестокое дикое племя, поклонявшееся омерзительному богу.
Но от их тел исходил пар, и от этого ужаса сэр Берит никак не мог отмахнуться. Сколько ни повторял он себе, что эти киргаи — мертвецы, призраки, оживленные магией Киргона, живой пар, исходивший от их расчлененных тел, которые исступленно пожирали тролли, опрокидывал все заслоны, которыми Берит ограждал свои чувства от этого чудовищного зрелища.
— Проблемы? — сочувственно спросил Спархок. Черные доспехи Спархока тронул иней, и его покрытое шрамами лицо было мрачно.
Берит вдруг смутился.
— Ничего особенного, сэр Спархок, — поспешно солгал он. — Просто… — Он замялся, подыскивая нужное слово.
— Знаю. Мне и самому не по себе. Понимаешь, тролли вовсе не жестоки. Для них мы всего лишь пища. Они следуют своим природным наклонностям.
— В том-то и беда, Спархок. От одной мысли, что людей можно съесть, у меня стынет кровь в жилах.
— Поможет тебе, если я скажу: «Лучше их, чем нас»?
— Не очень, — Берит вяло усмехнулся. — Должно быть, я не слишком гожусь для этого ремесла. Все прочие принимают это как должное.
— Никто не принимает это как должное, Берит. Все мы чувствуем то же, что и ты. Потерпи немного. Мы ведь уже встречались с войсками из прошлого. Как только тролли прикончат киргайских генералов, остальные исчезнут, и это положит конец пиру. — Спархок нахмурился. — Давай-ка отыщем Улафа. Мне кое-что пришло в голову, и я должен посоветоваться с ним.
— Хорошо, — быстро согласился Берит. Оба пандионца развернули коней и поскакали по замерзшей траве вдоль передних рядов огромного войска.
Они нашли Улафа и Бевьера в нескольких сотнях ярдов дальше.
— У меня к тебе вопрос, Улаф, — сказал Спархок, осаживая Фарэна.
— Ко мне? Ох, Спархок, лучше бы его не было. — Улаф снял свой конический шлем и рассеянно натирал глянцево-черные рога огра краем зеленого плаща. — В чем дело?
— Всякий раз, когда прежде мы сталкивались с солдатами из прошлого, все они превращались в высохшие мумии, когда убивали их предводителей. Как отреагируют на это тролли?
— Почем мне знать?
— Ты же у нас знаток троллей.
— Пошевели мозгами, Спархок. Прежде такого никогда не случалось. Никто не в силах предсказать, чем может обернуться совершенно новая ситуация.
— А ты попробуй угадать! — раздраженно буркнул Спархок.
Мгновение они сверлили друг друга сердитыми взглядами.
— Спархок, зачем донимать Улафа? — мягко осведомился Бевьер. — Просто предупреди Троллей-Богов, что такое случится, а дальше уж пускай они сами разбираются.
Спархок бессознательно потер небритую щеку, и щетина зашуршала под его ладонью.
— Извини, Улаф, — сказал он. — Меня раздражает шум этой пирушки.
— Я вполне понимаю твои чувства, — мрачно ответил Улаф, — однако я рад, что ты заговорил об этом. Вряд ли тролли удовлетворятся сухим пайком, когда в полумиле от них столько свежего мяса. — Он водрузил на голову увенчанный рогами шлем. — Тролли-Боги не станут нарушать соглашения с Афраэлью, но все же нам стоит предупредить их насчет того, что рано или поздно случится с киргаями. Мне решительно хотелось бы, чтобы они придержали за шиворот своих троллей, когда их ужин вдруг превратится в сухари. Недоставало только закончить свою жизнь в качестве десертного блюда.
— Элана?! — вскрикнула Сефрения.
— Тише! — шикнула на нее Афраэль и огляделась. Они находились в отдалении от арьергарда войска, однако были не одни. Она коснулась ладонью выгнутой шеи Чэль, и белая кобылка Сефрении, послушно отойдя на несколько шагов от Келтэна и Ксанетии, принялась щипать подмерзшую траву.
— Я не знаю подробностей, — сказала Богиня-Дитя. — Мелидира ранена, а Миртаи в таком бешенстве, что ее пришлось заковать.
— Кто это сделал?
— Не знаю, Сефрения! Никто не хочет говорить с Данаей. Все, что мне удалось услышать, — слово «заложница». Кто-то пробрался в замок, похитил Элану и Алиэн и испарился бесследно. Сарабиан вне себя. Он наводнил коридоры стражей, и Даная даже не может выйти из комнаты, чтобы разузнать, что же случилось.
— Мы должны сказать Спархоку!
— Ни в коем случае! Спархок взвивается до небес, когда Элане грозит опасность. Пускай вначале благополучно доставит войско в Материон, а уж потом бушует, сколько угодно.
— Но…
— Нет, Сефрения. Он скоро сам все узнает, но прежде пусть уведет отсюда людей. У нас осталось не больше недели до того, как солнце совсем зайдет, и все и вся в этих местах превратится в лед.
— Пожалуй, ты права, — сдалась Сефрения. На миг она задумалась, рассеянно глядя на посеребренный инеем лес на границе луга. — Думается мне, что слово «заложница» объясняет все. Можешь ты как-нибудь определить, где сейчас твоя мама?
Афраэль покачала головой.
— Не смогу, не подвергнув ее опасности. Если я начну рыскать повсюду и разнюхивать, что к чему, Киргон мгновенно поймет, что я подбираюсь к его замыслам, и что-нибудь сделает маме прежде, чем начнет соображать. Сейчас наша главная цель — не дать Спархоку сойти с ума, когда он узнает, что произошло. — Она вдруг осеклась, ахнула, и ее темные глаза расширились.
— В чем дело? — встревоженно спросила Сефрения. — Что происходит?
— Не знаю! — почти крикнула Афраэль. — Что-то чудовищное!
Мгновение она дико озиралась, затем взяла себя в руки и наморщила лоб, сосредоточиваясь. Затем ее глаза гневно сузились.
— Кто-то произносит запрещенное заклятье, — наконец проговорила она. Голос ее был тверд, как промороженная почва.
— Ты уверена?
— Совершенно уверена. Самый воздух пропитан его вонью.
Джарьян-некромант и сам смахивал на оживший труп — тощий как скелет стирик с глубоко запавшими глазами. От него исходил затхлый смрад могилы. Как и других пленных стириков, его заковали в цепи и поместили под бдительную охрану рыцарей церкви, искушенных в отражении стирикских заклятий.