А затем в комнату вбежала Даная с развевающимися волосами и бросилась в объятия матери.
   Лицо Сарабиана помрачнело.
   — Кто же, в конце концов, убил Заласту? — спросил он. — Если уж на то пошло, именно он был причиной всех наших бед.
   — Заласта не мертв, — с грустью ответила Сефрения, усаживая к себе на колени Флейту.
   — Не мертв? Как же ему удалось уйти?
   — Мы отпустили его, ваше величество, — ответил Улаф.
   — Вы с ума сошли? Вы же знаете, что он может натворить!
   — Он больше ничего не натворит, ваше величество, — отозвался Вэнион, — разве что подожжет где-нибудь траву.
   — Этого не случится, Вэнион, — поправила его Флейта. — Этот огонь — духовный, а не физический.
   — Может быть, кто-нибудь все же объяснит мне, в чем дело? — осведомился Сарабиан.
   — Заласта, ваше величество, появился на свадьбе Сефрении, — сказал Улаф. — Он пытался убить Вэниона, но Спархок остановил его. Затем наш присутствующий здесь друг хотел сотворить с Заластой что-нибудь непоправимое, но тут появился Кхвай и предъявил свои права на Заласту. Из политических соображений Спархок признал эти права, и тогда Кхвай вверг Заласту в огонь.
   — Экая мрачная идея, — содрогнулся Сарабиан и посмотрел на Сефрению. — Но ты же говорила, что он не мертв, а сэр Улаф только что сказал, что он сгорел.
   — Нет, ваше величество, — поправил его Улаф, — я сказал только, что Кхвай вверг его в огонь. То же самое произошло с бароном Пароком.
   — Кажется, тролличье правосудие мне по душе, — с недоброй усмешкой заметил Сарабиан. — И долго они будут гореть?
   — Вечно, ваше величество, — мрачно ответил Тиниен. — Огонь этот — вечный.
   — Боже милосердный!
   — Это было куда больше, чем я рассчитывал сделать, — признался Спархок, — но, как уже сказал Улаф, тут были замешаны политические соображения.
   Они проговорили допоздна, вспоминая в подробностях о минувшей кампании, о спасении Эланы и Алиэн, об освобождении Беллиома и последней схватке между Спархоком и Киргоном. Спархок тщательно подчеркивал, что в этом поединке он был лишь орудием Беллиома, и во всеуслышание объявил, что он большее не Анакха. Он хотел, чтобы никто больше не вспоминал об этой части его жизни.
   Во время этого долгого разговора Сарабиан рассказал им о покушении на его жизнь, которое устроили Шакола и Тореллия.
   — Возможно, им это и удалось бы, если бы не Элисун, — заключил он, с нежностью взглянув на свою валезийскую супругу, которая была теперь воплощением скромности.
   Миртаи посмотрела на Элисун, вопросительно изогнув бровь.
   — Почему ты одеваешься по-другому? — напрямик спросила она.
   Элисун пожала плечами.
   — Я ношу ребенка, — сказала она. — Полагаю, время легкомысленных приключений для меня закончилось. — И добавила, увидев озадаченное выражение на лице Миртаи: — Таков валезийский обычай. Нам предоставляется полная свобода — до первой беременности. После этого мы должны вести себя прилично. — Элисун улыбнулась. — Впрочем, я уже истощила все ресурсы имперской резиденции. Теперь пора угомониться — а заодно и выспаться.
   — Кто-нибудь знает, что со Стрейдженом и Кааладором? — спросил Телэн.
   — Виконт Стрейджен и герцог Кааладор вернулись в Материон неделю назад, — ответил Сарабиан.
   — Новые украшения? — слегка удивленно спросила Элана.
   — Награды за службу, Элана, — улыбнулся Сарабиан. — Я счел это необходимым. Герцог Кааладор принял пост в министерстве внутренних дел, а посему отправился в Лебас, чтобы уладить там свои дела.
   — А Стрейджен?
   — Он на пути в Астел, ваше величество, — недобро усмехнувшись, пояснила баронесса Мелидира. — Он сказал, что хочет кой о чем потолковать с Элроном.
   — Разве Элрон сумел выбраться из Натайоса? — удивился Келтэн. — Экрасиос говорил, что сияющие не оставили там ни единой живой души.
   — Кааладор узнал, что Элрон где-то спрятался, пока сияющие превращали Скарпу и Кизату в груду гнили. Потом он выбрался из развалин и прямиком отправился домой. Стрейджен намерен разыскать его. — Баронесса взглянула на Халэда. — Крегер тоже ушел живым, — сказала она. — Кааладор узнал, что он отплыл в Зенгу, город в Южной Каммории. Впрочем, тебе следует кое-что узнать о Крегере.
   — И что же?
   — Помнишь, как умер король Воргун?
   — Кажется, у него отказала печень. Мелидира кивнула.
   — То же самое сейчас происходит с Крегером. В городе Дэла Кааладор беседовал с человеком по имени Ордей. Крегер был совершенно невменяем, когда его погрузили на корабль, отплывающий в Зенгу.
   — Но он все-таки жив, — угрюмо проговорил Халэд.
   — Если это можно так назвать, — вздохнула она. — Оставь его в покое, Халэд. Он даже не почувствует, если ты проткнешь его мечом. Он не поймет, кто ты такой или почему убиваешь его.
   — Благодарю, баронесса, — сказал Халэд, — но я думаю, что, когда мы вернемся в Эозию, мы с Беритом заедем в Зенгу — просто так, на всякий случай. Крегер чересчур часто ускользал от нас, чтобы полагаться на удачу. Я предпочитаю увидеть его в могиле.
   — А можно я отправлюсь с вами? — оживился Телэн.
   — Нет, — ответил Халэд.
   — Почему это — нет?
   — Тебе пора начинать послушничество.
   — Это может и подождать.
   — Нет, не может. Ты и так уже опоздал на полгода. Если не начнешь обучение сейчас, никогда не станешь хорошим рыцарем.
   Вэнион одобрительно посмотрел на оруженосца Спархока.
   — Не забудь, о чем мы говорили тогда, Спархок, — сказал он. — И передай мои рекомендации Долманту.
   — О чем это вы? — спросил Халэд.
   — Позже узнаешь, — ответил Спархок.
   — Да кстати, Элана, — вставил Сарабиан, — раз уж речь зашла о титулах — ты не рассердишься на меня, если я дарую титул твоей маленькой певчей пташке? — Он нежно улыбнулся Алиэн. — Надеюсь, дорогая, что ты не рассердишься, потому что я это так или иначе сделаю — хотя бы за выдающиеся заслуги перед Империей.
   — Какая замечательная идея, Сарабиан! — воскликнула Элана.
   — Я вряд ли заслужил эту похвалу, — признался он с некоторой горечью. — По правде говоря, идея с титулами принадлежит твоей дочери. Ее высочество — весьма целеустремленная молодая особа.
   Спархок быстро взглянул на свою дочь, затем на Флейту. У обеих на личиках было написано одинаковое лукавое самодовольство. Божественная Афраэль явно задалась целью убрать с пути все преграды, мешавшие ее сводничеству. Спархок кратко усмехнулся и откашлялся.
   — Э-э… ваше величество, — обратился он к императору. — Уже довольно поздно, и все мы устали. Предлагаю продолжить наш разговор завтра.
   — Разумеется, принц Спархок, — согласился Сарабиан, поднимаясь на ноги.
   — Спархок, можно тебя на два слова? — окликнул патриарх Эмбан, когда остальные гуськом двинулись к двери.
   — Конечно.
   Они подождали, пока гостиная не опустеет.
   — Что нам делать с Вэнионом и Сефренией? — спросил Эмбан.
   — Я вас что-то не понял, ваша светлость.
   — Ты же знаешь, этот так называемый брак поставит Долманта в весьма сложное положение.
   — Это не «так называемый брак», Эмбан, — твердо сказал Спархок, отбросив формальности.
   — Ты отлично знаешь, что я имею в виду. Консерваторы в Курии попытаются использовать его, чтобы ослабить положение Сарати.
   — Тогда зачем им об этом знать? Это совершенно не их дело. Ваша светлость, в Дарезии произошло много такого, что не находит объяснений в нашей теологии. Тамульская империя вне юрисдикции Церкви, так к чему рассказывать Курии об этих событиях?
   — Я не могу им лгать, Спархок.
   — А я этого и не предлагаю. Просто не говори об этом.
   — Но я должен доложить обо всем Долманту.
   — Это не страшно. У него гибкий ум. — Спархок помолчал размышляя. — Это, пожалуй, лучшее, что можно сделать. Отведем Долманта в сторонку и расскажем ему обо всем, что здесь приключилось, а уж он пускай сам решает, что именно рассказать Курии.
   — Спархок, ты возлагаешь на него тяжкую ношу. Спархок пожал плечами.
   — Так ведь это и есть его служба, разве нет? А теперь, ваша светлость, с вашего дозволения я удаляюсь. Мне необходимо присутствовать при некоем воссоединении семьи.
   В последующие недели над замком витало меланхолическое ощущение, что все подходит к концу. Все отлично понимали, что, едва установится погода, большинство из них покинет Материон. Возможность того, что они еще когда-либо соберутся вместе, была ничтожной. Они наслаждались каждой минутой близости друг с другом, и частенько кто-нибудь вдвоем-втроем удалялся в уединенное местечко, где велись долгие разговоры о разных пустяках, на деле же они просто старались увековечить в памяти лица, голоса, возникшую близость и дружбу.
   Как-то непогожим утром Спархок, войдя в гостиную, обнаружил, что Оскайн и Сарабиан сидят над какой-то книгой. На лицах обоих была написана откровенная ярость.
   — Неприятности? — осведомился Спархок.
   — Политика, — кисло ответил Сарабиан. — Политика — это всегда неприятности.
   — Отделение современной истории в университете только что выпустило в свет свою версию недавних событий, — пояснил Оскайн. — В этом труде содержится весьма немного правды — особенно если учесть, что пондия Субат, наш достопочтенный первый министр, выставлен здесь настоящим героем.
   — Мне бы следовало избавиться от Субата, как только я узнал о его делишках, — угрюмо заметил Сарабиан. — Оскайн, кто может дать наилучший ответ на этот вздор?
   — Мой брат, ваше величество, — тотчас ответил министр иностранных дел. — Он профессор факультета, и у него солидная репутация. К сожалению, он сейчас в Кинестре.
   — Пошли за ним, Оскайн. Верни его сюда, прежде чем отделение современной истории испакостит мнение целого поколения.
   — Марис тоже захочет поехать с ним, ваше величество.
   — Вот и славно. Твой братец чересчур умен. Пусть атана Марис не отходит от него. Она научит его смирению.
   — Что нам делать с киргаями, ваше величество? — спросил Спархок. — Сефрения говорит, что проклятие, отделявшее их от всего мира, исчезло с гибелью Киргона, и, хотя это не их вина, им никак не находится место в современном мире.
   — Я и сам раздумывал над этим, — признался император. — Полагаю, нам лучше держать их подальше от нормальных людей. В пятистах лигах Восточнее Тэги есть один остров. Он очень плодороден, и климат там мягкий. Раз уж киргаи так обожают одиночество, этот остров придется им по вкусу. Как ты думаешь, сколько времени им понадобится, чтобы изобрести лодки?
   — Несколько тысячелетий, ваше величество. Киргаев никак нельзя назвать народом творческим. Сарабиан ухмыльнулся.
   — Тогда это решение — наилучшее.
   — Я тоже так думаю, — с ответной ухмылкой согласился Спархок.
   В этом году весна в Восточной Дарезии выдалась бурной. Теплый влажный ветер подул с Тамульского моря, в одну ночь растопив снег на склонах гор. Реки разлились, так что ни о каких путешествиях пока не могло быть и речи. Нетерпение Спархока возрастало с каждым днем. Не то чтобы у него накопились неотложные дела, но это затянувшееся прощание становилось невыносимым.
   Ему пришлось выдержать по крайней мере один долгий и серьезный спор. Элана вначале во что бы то ни стало хотела, чтобы все они отправились в Атан на свадьбу Миртаи и Кринга.
   — Ты опять несешь чепуху, Элана, — с обычной прямотой сказала ей Миртаи. — Ты и прежде бывала на свадьбах, но у тебя есть королевство, которым надо управлять. Возвращайся в Симмур, там твое место.
   — Ты не хочешь, чтобы я была на твоей свадьбе? — глаза Эланы наполнились слезами. Миртаи обняла ее.
   — Ты непременно будешь там, Элана, — сказала она. — Ты навсегда останешься в моем сердце. Возвращайся в Симмур. Я приеду туда после того, как мы с Крингом устроимся в Пеле — или там, где мы, в конце концов, решим поселиться.
   Вэнион и Сефрения решили сопровождать отряд королевы Бетуаны до самой Атаны, а уж оттуда отправиться в Сарсос.
   — Там, пожалуй, нам будет лучше всего, дорогой, — пояснила Сефрения Спархоку. — У меня там достаточно высокое положение, и я сумею заткнуть рот фанатикам, которым придется не по вкусу, что мы с Вэнионом отныне муж и жена.
   — Неплохо сказано, — заметил Спархок и вздохнул. — Мне будет недоставать тебя, матушка. Ведь вы с Вэнионом никогда не сможете вернуться в Эозию.
   — Что за глупости, Спархок! — рассмеялась она. — Я всегда возвращалась туда, куда хотела вернуться, так будет и впредь. Я сумею изменить свой облик и облик Вэниона, так что время от времени мы будем вас навещать. Если уж на то пошло, я хочу присматривать за твоей дочерью. — Она поцеловала Спархока. — А теперь иди, дорогой. Мне нужно поговорить с Сарабианом о Бетуане.
   — Вот как?
   — Она лепечет какую-то чушь о том, чтобы отречься от трона и стать женой Энгессы. Атаны — подданные Империи, так что я должна убедить Сарабиана помешать ей наделать глупостей. Энгесса будет очень хорошим соправителем, а Сарабиану нужны покой и стабильность в Атане.
   Когда весенний паводок начал понемногу спадать и поля вокруг столицы подсохли, Спархок отправился в гавань разыскивать капитана Сорджи. В обширной гавани стояло на якоре немало менее потрепанных и более удобных судов, но Спархок доверял Сорджи, а возвращение домой на его корабле придало бы приятный оттенок преемственности завершению всего этого дела. Он нашел курчавого капитана в чистенькой и хорошо освещенной портовой таверне, хозяин которой явно был эленийцем.
   — Нас будет тринадцать, капитан, — сказал Спархок, — и семь коней.
   — Тесновато будет, мастер Клаф, — заметил Сорджи, задумчиво косясь на потолок, — ну да как-нибудь разместимся. Кто покроет стоимость путешествия — вы сами?
   Спархок ухмыльнулся.
   — Император щедро взял на себя все расходы, — сказал он. — Он наш друг, так что, будь добр, не разори его.
   Сорджи ухмыльнулся в ответ.
   — Да ни за что на свете, мастер Клаф. — Он откинулся в кресле. — Занятные были времена, да и Тамульская империя — занятное местечко, но все же хорошо будет вернуться домой.
   — О да! — согласился Спархок. — Порой мне кажется, что всю свою жизнь я только и делаю, что пытаюсь вернуться домой.
   — Я прикину стоимость проезда и пришлю к вам в имперскую резиденцию своего боцмана. Знаете, я ведь едва не потерял его в Бересе.
   — Боцмана? Сорджи кивнул.
   — Парочка бандитов подстерегла его в переулке. Он едва сумел унести ноги.
   — Подумать только! — с невинным видом отозвался Спархок. Похоже, Валаш экономил не только на шпионах, но и на наемных убийцах.
   — Когда именно вы хотите отплыть, мастер Клаф?
   — Мы еще не решили точно — где-нибудь на следующей неделе. Я дам тебе знать. Кое-кто из наших друзей отправляется сушей в Атан. Мы хотели бы отплыть в тот же день.
   — Хорошая идея, — согласился Сорджи. — Никогда не следует затягивать прощание. Уж моряки-то умеют быстро прощаться. Когда приходит время отплытия, всегда нужно застичь утренний отлив, а он не станет ждать.
   — Неплохо сказано, Сорджи, — усмехнулся Спархок.
   Неудивительно, что именно Бетуана наконец приняла решение.
   — Мы уезжаем завтра, — неделю спустя напрямик объявила она за ужином.
   — Так скоро? — голос Сарабиана чуть заметно дрогнул.
   — Половодье сошло, и поля просохли, Сарабиан-император, — пояснила она. — К чему нам мешкать?
   — Но… — он замялся и не стал продолжать.
   — Ты слишком сентиментален, Сарабиан, — бесцеремонно заявила Бетуана. — Ты же знаешь, что мы должны уехать, так зачем тянуть время? Приезжай осенью в Атан, и мы поохотимся на вепря. Здесь, в Материоне, ты слишком много сидишь в четырех стенах.
   — Мне будет трудно вырваться, — с сомнением проговорил он. — Кто-то ведь должен присматривать за делами.
   — Пускай этим займется Оскайн. Он человек честный, много не украдет.
   — Ваше величество!.. — запротестовал Оскайн. Бетуана улыбнулась ему.
   — Я пошутила, Оскайн, — сказала она. — Друзья часто подшучивают друг над другом и никого не хотят обидеть.
   Той ночью все они почти не спали. Пришлось, само собой, собирать вещи и заниматься прочими приготовлениями, но большая часть ночи была истрачена на беготню туда и сюда по коридорам с одними и теми же словами: «Обещай, что не будем терять связи друг с другом».
   И они, конечно, обещали — от чистого сердца. Эта решимость ослабеет не сразу, где-нибудь через год или даже два.
   Они собрались во внутреннем дворе замка, когда над Тамульским морем только начала заниматься заря. И снова были поцелуи, объятия, грубоватые рукопожатия.
   И именно Халэд, славный, надежный, практичный Халэд в конце концов оценивающе поглядел на небо на востоке, откашлялся и сказал:
   — Пора, Спархок, иначе Сорджи, чего доброго, сдерет с тебя плату за лишний день, если пропустит утренний прилив.
   — Верно, — согласился Спархок. Он подсадил Элану в открытую коляску, которую дал им Сарабиан и где уже сидели Эмбан, Телэн, Алиэн и Мелидира. Затем он огляделся в поисках дочери и увидел, что Даная о чем-то тихо разговаривает с Флейтой.
   — Даная, — позвал Спархок, — пора ехать!
   Наследная принцесса Элении в последний раз поцеловала Богиню-Дитя Стирикума и послушно пошла через двор к отцу.
   — Спасибо, что заглянул, Спархок, — просто сказал Сарабиан, протягивая руку. Спархок пожал ему руку.
   — Всегда пожалуйста, Сарабиан, — ответил он. И, рывком вскочив в седло Фарэна, первым поскакал через мост к лужайкам, на которых все еще лежали ночные тени.
   Дорога до гавани заняла четверть часа, и еще полчаса ушло на то, чтобы погрузить коней в носовой трюм. Спархок вернулся на палубу, где ждали остальные, и взглянул на восток — солнце еще не поднялось.
   — Все готово, мастер Клаф? — крикнул с квартердека Сорджи.
   — Готово, капитан Сорджи, — отозвался Спархок. — Мы завершили все, за чем приехали сюда. Пора возвращаться домой.
   Боцман с важным видом расхаживал по палубе, с ненужной придирчивостью наблюдая за тем, как отдают швартовы и поднимают паруса.
   Отлив был сильный, и дул хороший попутный ветер. Сорджи искусно вывел свое потрепанное судно из гавани в открытое море.
   Спархок одной рукой подхватил Данаю, другой обнял за плечи Элану, и так они стояли у поручней левого борта, глядя на город, который тамульцы называли центром мира. Сорджи повернул румпель, взяв курс на юго-восток, чтобы обогнуть полуостров, и в тот самый миг, когда паруса надулись ветром, наконец взошло солнце.
   В рассветных тенях Материон был бледен, но первые лучи солнца зажгли его купола опалесцирующим огнем, и мерцающий радужный свет заиграл на покрытых перламутром стенах. Спархок, его жена и дочь стояли у борта, безмолвно любуясь чудом огнеглавого города, который словно на свой лад прощался с ними, желая им благополучного возвращения домой.