Страница:
— Все дело во внимании к деталям, Берит, — говорил Халэд, закрепляя веревку, которая натягивала правый край одного из «парусов». — Детали — это и есть сущность всякой работы. — Неодобрительно щурясь, он разглядывал край заледенелого паруса, который был так покрыт инеем, что больше походил на снегозащитную стенку. — Спархок придумывает великие замыслы, а детали оставляет другим. И это, по правде говоря, даже хорошо, потому что он оказывается безнадежным неумехой, когда дело доходит до мелочей и настоящей работы.
— Халэд! — воскликнул потрясенный Берит.
— Ты когда-нибудь видел, как он пытается работать с инструментами? Отец нам не раз повторял: «Не давайте Спархоку далее притронуться к инструментам!» У Келтэна руки растут из нужного места, а вот Спархок совершенно безнадежен. Если поручить ему честную работу, он скорее покалечит себя… — Халэд резко вскинул голову и выругался.
— В чем дело?
— А ты не чувствуешь? Буксирные канаты с левого борта ослабли. Пойдем-ка, встряхнем матросов. Мы же не хотим, чтобы эта неуклюжая громадина снова встала торчком.
И двое молодых людей, кутаясь в меховые плащи, быстро зашагали по покрытым инеем бревнам, огибая на ходу загон, где кони тесно сбились в кучу, и спасаясь от ледяного пронизывающего ветра, который дул в корму.
Идея увязать все плоты в один гигантский плот была безусловно хороша, но управлять этим плотом оказалось даже труднее, чем предполагали Сорджи или Халэд. Сплетенные из веток примитивные паруса хорошо ловили ветер, вызванный Ксанетией, направляя тяжесть громадного плота к югу. Корабли Сорджи должны были вести плот на буксире, и тут-то и начинались проблемы. Даже два корабля, подгоняемые ветром одинаковой силы, никогда не движутся с одинаковой скоростью, а потому полсотни судов впереди плота и по двадцать пять по бокам приходилось вести с небывалой точностью, чтобы громадный плот двигался в нужном направлении. Покуда все были настороже, все шло как надо, но в двух днях южнее Беллиомовой стены вдруг сразу несколько мелочей пошло наперекосяк, и плот начал опасно крениться набок. Выровнять этот крен не удавалось никакими усилиями, а потому пришлось разбирать и наново увязывать плот — нелегкий труд на морозе и под промозглым ветром. Никому не хотелось снова повторять этот подвиг.
Когда они добрались до левого борта, Берит вынул из-под мехового плаща бронзовый рожок и проиграл краткий немузыкальный сигнал, повернувшись к буксирным судам, а Халэд между тем неистово размахивал желтым флагом. Условленные заранее сигналы были просты. Желтый флаг приказывал судам прибавить парусов, чтобы натянуть буксирные канаты, синий флаг велел сбросить скорость, чтобы ослабить канаты, а красный — отвязать канаты и убираться с дороги плота.
Наконец канаты снова натянулись — это краткий сигнал Халэда был передан по цепочке матросам, стоявшим на вахте.
— Как тебе удается следить за всем? — спросил Берит у своего друга. — И откуда ты так быстро узнаешь, что что-то не так?
— Боль, — сухо ответил Халэд. — Я вовсе не горю желанием несколько дней подряд разбирать и собирать эту неповоротливую скотину под ледяным дождем, который сразу на мне и намерзает, а потому я весьма внимательно прислушиваюсь к тому, что говорит мне мое тело. Малейшие перемены можно ощутить ногами, а то и пятками. Когда хоть один из канатов ослабляется, плот движется немного по-другому.
— Есть ли что-нибудь такое, чего ты не умеешь?
— Я плохо танцую. — Халэд сморщился под новым порывом жгуче-ледяного дождя со снегом. — Пора кормить и поить лошадей. Пойдем, скажем послушникам, что довольно сидеть сложа руки и восхищаться своими титулами, — пора приниматься за дело.
— Ты и в самом деле ненавидишь аристократов? — спросил Берит, когда они вдоль края загона двинулись к навесам, под которыми укрывались молодые послушники.
— Да нет, вовсе я их не ненавижу. У меня просто не хватает на них терпения, и я никак не могу взять в толк, как это можно не замечать того, что творится вокруг. Титул, должно быть, увесистая штука, если тот, кто его носит, больше ни на что не обращает внимания.
— Ты ведь и сам когда-нибудь станешь рыцарем.
— Не я это выдумал. Спархоку иногда приходят в голову поразительные глупости. Он отчего-то решил, что сделать рыцарями меня и моих братьев — значит оказать честь памяти нашего отца. Уверен, что отец сейчас покатывается над ним со смеху. — Они уже дошли до навесов, когда Халэд повысил голос: — Подъем, господа! Пора кормить и поить коней! За работу!
Затем он критическим оком оглядел загон. Пять тысяч лошадей оставляют весьма внушительные следы своего пребывания.
— Думаю, пора преподать нашим послушникам еще один урок смирения, — тихо сказал он Бериту и громче добавил: — А когда вы с этим управитесь — беритесь за лопаты и тачки. Мы ведь не хотим накапливать лишний вес, верно, господа?
Берит не был еще полностью искушен в некоторых сложных разновидностях магии — эта часть пандионского обучения длится порой всю жизнь. Однако он продвинулся уже достаточно далеко, чтобы распознать игру со временем и расстоянием. Казалось, что гигантский плот едва ползет на юг, однако быстрая перемена погоды безоговорочно противоречила этому ощущению. Во-первых, у них должно было уйти гораздо больше времени на то, чтобы ускользнуть от нестерпимых холодов дальнего севера, а во-вторых, дни не могли так скоро удлиниться вновь.
Как бы то ни было и кто бы это ни устроил, но они — намного раньше, чем следовало, — прибыли к песчаному берегу в нескольких милях севернее Материона и начали сводить коней на берег с шатких бревен плота.
— Недолгое путешествие, — лаконически отметил Халэд, наблюдая за тем, как послушники выгружают на берег коней.
— Так ты заметил! — рассмеялся Берит.
— Они не особенно и скрывали. Когда брызги, намерзавшие на моей бороде, в один миг растаяли, я начал подозревать неладное. — Он помолчал. — Трудное это дело — учиться магии?
— Сама по себе магия не так уж и сложна. Главная трудность — изучить стирикский язык. В стирикском нет правильных глаголов. Они все неправильные, да к тому же у них девять спряжений.
— Пожалуйста, Берит, говори по-эленийски.
— Ты знаешь, что такое глагол?
— Более или менее знаю, но что такое спряжение? Бериту отчего-то стало легче — по крайней мере, Халэд знает не все на свете.
— Я помогу тебе разобраться, — заверил он друга. — Может быть, Сефрения что-нибудь придумает.
Солнце уже заходило, сверкая ослепительными красками, когда они въехали в жемчужно мерцающие ворота Огнеглавого Материона, и к тому времени, когда рыцари добрались до имперской резиденции, на город уже опустились сумерки.
— Что это с ними стряслось? — пробормотал Халэд, когда они миновали ворота резиденции.
— Ты о чем? — не понял Берит.
— Парень, для чего у тебя глаза? Стражники у ворот глядели на Спархока так, словно он вот-вот взорвется — или превратится в дракона. Говорю тебе, Берит, что-то здесь не так.
Рыцари церкви свернули по залитой сумеречным светом лужайке к своим казармам, а остальные с цокотом проскакали по подъемному мосту в ворота замка Эланы. Они спешились во внутреннем дворе при свете факелов и вошли в замок.
— Здесь даже хуже, — пробормотал Халэд. — Давай-ка держаться поближе к Спархоку, на случай, если придется утихомиривать его. Рыцари у подъемного моста, похоже, не на шутку боятся его.
Они поднялись по лестнице к королевским покоям. На привычном месте у дверей не было Миртаи, и это еще больше насторожило Берита. Халэд прав — что-то здесь определенно не так.
Император Сарабиан, в своем любимом лиловом камзоле и обтягивающих штанах, нервно вышагивал по синему ковру гостиной. Когда Спархок и Вэнион направились к нему, он, казалось, попятился и съежился.
— Ваше величество, — приветствовал его Спархок, наклонив голову. — Как приятно вновь вас увидеть. — Он огляделся. — Где Элана? — спросил он, положив шлем на стол.
— Э-э… минутку, Спархок. Как дела на Северном мысе?
— Более или менее так, как мы задумали. Киргон больше не повелевает троллями, но зато у нас теперь есть новая проблема, быть может, похуже прежней.
— Вот как?
— Мы все расскажем, когда Элана присоединится к нам. Это не настолько приятная история, чтобы повторять ее дважды.
Император беспомощно взглянул на своего министра иностранных дел.
— Поговорите с баронессой Мелидирой, принц Спархок, — предложил Оскайн. — У нас здесь кое-что случилось. Она была при этом, а потому лучше нас сможет ответить на ваши вопросы.
— Что ж, ладно, — голос Спархока прозвучал ровно, хотя и беспокойство Сарабиана, и уклончивый ответ Оскайна во все горло кричали о том, что произошло нечто недоброе.
Баронесса Мелидира сидела в своей постели, опершись спиной на гору подушек. На ней был очаровательный синий халатик, однако на левом плече белела широкая повязка. Баронесса была бледна, но ее глаза были холодны и тверды, как камень. У ее постели сидел Стрейджен в своем любимом камзоле из белого атласа. Лицо его выражало нешуточную тревогу.
— Ну наконец-то, — сказала Мелидира. Голос ее прозвучал жестко и деловито. Она метнула уничтожающий взгляд на императора и его советников. — Я вижу, принц Спархок, эти храбрые господа предоставили мне рассказать вам о том, что здесь случилось. Я постараюсь быть краткой. Пару недель назад вечером королева, Алиэн и я готовились ко сну. Вдруг в дверь постучали, и вошли четверо мужчин, которых мы вначале сочли пелоями: у них были обриты головы, они были одеты на пелойский манер — однако это были не пелои. Один из них был Крегер. Трое других — Элрон, барон Парок и Скарпа.
Спархок не шевельнулся, лицо его не изменилось.
— Что же дальше? — спросил он ровным, безжизненным голосом.
— Стало быть, вы решили сохранять благоразумие, — холодно сказала Мелидира. — Что ж, хорошо. Мы обменялись несколькими оскорблениями, а затем Скарпа велел Элрону убить меня — просто для того, чтобы доказать королеве, что он не шутит. Элрон бросился на меня со шпагой, и я отвела его клинок запястьем. Я упала и вымазала себя кровью, чтобы было похоже, что я мертва. Тогда Элана упала на меня, притворяясь, что рыдает от горя, хотя на самом деле она отлично видела, что я сделала. — Баронесса вынула из-под подушки кольцо с рубином. — Это предназначено вам, принц Спархок. Ваша жена спрятала его в моем корсаже. Она также успела прошептать: «Передай Спархоку, чтобы не тревожился за меня, и еще скажи, что я запрещаю ему отдавать Беллиом, чем бы они мне ни угрожали». Слово в слово, именно так она и сказала, а потом прикрыла меня одеялом. Спархок взял кольцо и надел его на палец.
— Понимаю, — ровно сказал он. — Что было потом, баронесса?
— Скарпа сказал вашей жене, что он и его приятели берут ее и Алиэн в заложницы. Он сказал, что вы так дурацки привязаны к ней, что отдадите ему все, только бы вернуть ее живой и невредимой. Он явно намеревается обменять ее на Беллиом. У Крегера уже было приготовлено письмо, и он отрезал локон у Эланы и приложил его к своему посланию. Полагаю, будут еще и другие письма, и к каждому будет приложен ее локон, чтобы подтвердить их подлинность. Затем они взяли королеву и Алиэн и ушли.
— Благодарю, баронесса, — все так же безжизненно проговорил Спархок. — Вы проявили поразительное мужество в этом злосчастном происшествии. Могу я взглянуть на письмо?
Мелидира вновь сунула руку под подушку и протянула ему сложенный и запечатанный кусок пергамента.
Берит полюбил свою королеву с той минуты, когда впервые увидел ее на троне, заключенной в кристалл, хотя никогда ни словом не обмолвился ей о своем чувстве. В жизни, конечно, ему еще не раз довелось бы полюбить, но эта любовь была первой. И когда Спархок сломал печать, развернул пергамент и бережно вынул густой локон бледно-золотистых волос, разум Берита вдруг охватило пламя, и он с силой стиснул рукоять боевого топора.
Халэд взял его за руку пониже плеча, и Берит смутно подивился тому, какая крепкая хватка у его друга.
— Проку от этого не будет, Берит, — жестко проговорил Халэд. — А теперь отдай мне топор, покуда ты не натворил глупостей.
Берит глубоко, судорожно вздохнул, одолевая приступ внезапной, бессмысленной ярости.
— Извини, Халэд, — пробормотал он, — я просто потерял самообладание. Теперь все в порядке. — Берит взглянул на друга. — Спархок, кажется, разрешил тебе прикончить Крегера?
— Во всяком случае, он так сказал.
— Ты не будешь возражать, если я тебе помогу? Зубы Халэда блеснули в краткой усмешке.
— Хорошая компания никогда не помешает, когда возишься с чем-то целую неделю.
Спархок быстро прочел письмо, свободной рукой нежно сжимая локон бледных волос Эланы. Берит видел, как под стиснутыми челюстями друга перекатываются желваки. Наконец он протянул письмо Вэниону.
— Прочти это вслух, — угрюмо сказал он. Вэнион кивнул, взял письмо и прокашлялся.
— »Ну что ж, Спархок, — начал он, — полагаю, что твой гнев уже унялся. Я надеюсь, что ты убил не слишком много людей, которые должны были охранять твою жену.
Ситуация, боюсь, болезненно очевидна. Элана — наша заложница. Ты ведь будешь вести себя прилично, не так ли, старина? Скучная истина в том, что ты можешь получить ее назад в обмен на Беллиом и кольца. Мы дадим тебе несколько дней на то, чтобы перебеситься и поискать выход из создавшегося положения. Затем, когда ты придешь в себя и осознаешь, что другого выхода у тебя нет, кроме как делать то, что тебе скажут, я подброшу тебе другое послание с более подробными наставлениями. Пожалуйста, будь хорошим мальчиком и следуй этим наставлениям в точности. Мне бы не хотелось убивать твою жену, так что умерь свое воображение.
Всего хорошего, Спархок, и дождись следующего письма. Ты поймешь, что оно от меня, потому что я украшу его еще одним локоном Эланы. Будь очень внимателен, потому что, если наша переписка затянется, у твоей жены не останется волос, и мне придется взяться за пальцы». Подписано: «Крегер», — заключил Вэнион.
Келтэн с окаменевшим от ярости лицом со всей силы ударил кулаком о стену.
— Довольно! — рявкнул на него Вэнион.
— Что нам делать? — бешено вопросил Келтэн. — Мы должны хоть что-то сделать!
— Для начала, — сказал Вэнион, — мы не будем прыгать до потолка и бегать сломя голову.
— Где Миртаи? — вдруг с тревогой спросил Кринг.
— С ней все в порядке, доми, — заверил его Сарабиан. — Она слегка вышла из себя, когда узнала о происшедшем.
— Слегка?! — пробормотал Оскайн. — Двенадцать человек едва сумели усмирить ее. Она у себя в комнате, доми Кринг, и, по правде говоря, нам пришлось приковать ее к кровати. При ней стража — чтобы помешать ей причинить себе вред.
Кринг резко развернулся и вышел из гостиной.
— Мы утомили вас, баронесса? — спросил Сарабиан.
— Ничуть, ваше величество, — холодно ответила она и обвела взглядом собравшихся. — Здесь, пожалуй, тесновато. Почему бы нам не перейти в гостиную? Думаю, мы и так проговорим остаток ночи, так почему бы не устроиться поудобнее? — С этими словами она отбросила одеяла, собираясь встать.
Стрейджен мягко остановил ее и поднял на руки.
— Я могу идти сама, Стрейджен, — запротестовала Мелидира.
— Нет, не можешь, пока я рядом. — Стрейджен огляделся, и всегдашнее изысканно-вежливое выражение на его лице сменилось холодной, едва сдерживаемой яростью. — Вот что я хочу сказать вам, господа, — проговорил он. — Когда мы изловим всю эту шайку, Элрон — мой. И я буду крайне недоволен тем, кто нечаянно убьет его.
В глазах баронессы Мелидиры блеснуло удовлетворение, и слабая улыбка тронула ее губы, когда она положила голову на плечо Стрейджена.
Кааладор ждал их в гостиной. Его колени и локти были перепачканы грязью, в волосах запутались обрывки паутины.
— Я нашел этот ход, ваше величество, — обратился он к императору. — Он проложен в подвалы казарм, которые занимают рыцари церкви. — Кааладор одобрительно взглянул на Спархока. — Я уже слыхал о твоем возвращении. Мы тут добыли для тебя кое-какие сведения.
— Я очень рад, Кааладор, — тихо ответил Спархок. Нечеловеческое спокойствие рослого пандионца пугало остальных больше, чем если бы он впал в исступление.
— Стрейджен был слегка не в себе после того, что случилось с баронессой, — продолжал Кааладор, — так что мне пришлось действовать в одиночку. Я предпринял кое-какие прямые меры. Идея была моя, так что ты его не вини.
— Не нужно извиняться, Кааладор, — сказал Стрейджен, бережно укутывая одеялом плечи Мелидиры. — Ты не сделал ничего такого, чего я бы не одобрил.
— Похоже, не обошлось без некоторых зверств, — задумчиво заметил Улаф.
— Давайте-ка я начну с самого начала. — Кааладор запустил в шевелюру растопыренные пальцы, безуспешно пытаясь вытряхнуть из нее паутину. — Один из тех, кого мы собирались прикончить во время Праздника Урожая, каким-то образом ухитрился улизнуть и передал мне весточку, предлагая ценные сведения в обмен на свою жизнь. Я согласился, и тогда он сообщил мне нечто, о чем я и понятия не имел. Мы знали, что под лужайками в императорской резиденции проложены подземные ходы, но вот чего мы не знали — что ходами и туннелями источена земля под всем городом. Вот как Крегер и его дружки пробрались в резиденцию и как они увели из замка королеву и ее камеристку.
— Погоди немного, славный мастер Кааладор, — вмешалась Ксанетия. — Зрела я многое в памяти министра внутренних дел, однако о подобных ходах ничего ему не было ведомо.
— Это нетрудно объяснить, анара, — сказал патриарх Эмбан. — Честолюбивые подчиненные частенько скрытничают со своим начальством. Теовин, глава тайной полиции, как видно, положил глаз на место Колаты.
— Весьма вероятно, ваша светлость, — согласился Кааладор. — Как бы то ни было, мой осведомитель знал, где проходят некоторые туннели, и я отправил туда своих людей, чтобы отыскали новые ходы, а сам занялся допросом тех сотрудников тайной полиции, что оказались под рукой, то есть в тюрьме. Я особо не церемонился, так что те, кто пережил допрос, с превеликой радостью выложили все, что знали. В ночь, когда похитили королеву, в подземных ходах жизнь била ключом. Дипломаты, осажденные в кинезганской посольстве, были осведомлены о заговоре и отлично понимали, что, едва станет известно о похищении, как мы тут же разнесем их посольство по камушку. Они пытались было удрать потайными ходами, но я уже успел расставить своих людей в этих крысиных норах. Возни было немало, однако мы перебили либо схватили почти всех посольских. Сам посол остался в живых, и я позволил ему любоваться тем, как я допрашиваю его помощников. Я весьма привязан к королеве Элане, а потому не стал с ними нежничать. — Кааладор покосился на Сефрению. — Не думаю, что мне следует входить в подробности.
— Благодарю, — пробормотала Сефрения.
— Посол, как выяснилось, знал не так уж и много, — виновато продолжал Кааладор, — но все-таки рассказал мне, что Скарпа и его дружки отсюда направились на юг — что может быть уловкой, а может быть и нет. Его величество приказал закрыть порты Микка и Сарант и выслал на дорогу вдоль берега моря атанские патрули из Тосы — просто так, на всякий случай. До сих пор еще ничего не обнаружили, так что Скарпа либо опередил нас, либо затаился где-то в укромном местечке.
Открылась дверь, и вошел мрачный, как туча, Кринг.
— Ты снял с нее цепи? — спросил Тиниен.
— Сейчас это было бы неразумно, друг Тиниен. Она считает себя виновной в похищении королевы. Она хочет убить себя. Я убрал из комнаты все острое, но, думаю, снимать с нее цепи все еще рановато.
— А ты отобрал у нее ложку? — поинтересовался Телэн.
Глаза Кринга округлились.
— Боже милостивый! — выдохнул он и опрометью бросился к двери.
— Если бы он только кричал на нас или колотил кулаками в стену, или еще что-нибудь в том же роде, — шепотом говорил Берит Халэду на следующее утро, когда все они вновь собрались в синей гостиной. — Так нет же — сидит, и все.
— Спархок не выставляет своих чувств напоказ, — ответил Халэд.
— Но ведь мы говорим о его жене, Халэд! А он сидит точно неживой. Он что — вообще ничего не чувствует?
— Разумеется чувствует, только не желает вытаскивать свои чувства на свет Божий и размахивать ими, точно флагом, перед нашим носом. Сейчас для него куда важнее не чувствовать, а думать. Он слушает и сопоставляет, а свои чувства сберегает до той минуты, когда сможет добраться до Скарпы.
Спархок сидел в кресле, держа на коленях дочь. Упорно разглядывая пол, он рассеянно гладил кошку принцессы Данаи.
Лорд Вэнион рассказывал императору и остальным о Клаале и о том, как будут располагаться их силы: тролли в Тамульских горах на юге Тамула, атаны — в Сарне, пелои Тикуме — в Самаре.
Флейта молча сидела на коленях у Сефрении, и Берит лишь сейчас заметил то, что прежде не приходило ему в голову. Он взглянул на принцессу Данаю, затем — на Богиню-Дитя. Девочки были внешне почти одного возраста и отчего-то были удивительно похожи и лицом, и манерой держаться.
Присутствие Богини-Дитя производило странное воздействие на императора Сарабиана. Блестящий и сумасбродный правитель Дарезии словно лишился дара речи и не сводил с нее ошеломленных, широко раскрытых глаз. Он был бледен и явно не слышал ни слова из того, что рассказывал лорд Вэнион.
Наконец Афраэль резко повернулась и уставилась на него таким же пристальным взглядом.
Император от неожиданности отпрянул.
— Сарабиан, разве твоя мама не учила тебя, что таращиться невежливо? — осведомилась она.
— Веди себя прилично, — шикнула на нее Сефрения.
— Он должен слушать, а не глазеть на меня. Если мне захочется обожания, я заведу себе щенка.
— Прости меня, Божественная Афраэль, — извинился император. — Меня нечасто посещают боги. — Он пристальнее взглянул на девочку. — Может быть, я некстати заговорил об этом, но ты очень похожа на дочь принца Спархока. Ты знакома с ее высочеством?
Спархок резко вскинул голову, и в его глазах появилось странное, почти паническое выражение.
— Нет, — ответила Афраэль, — думаю, что нет. — Она поглядела на принцессу, сидевшую со Спархоком в другом углу комнаты. Берит заметил, что во взгляде Сефрении тоже появилось нечто, похожее на панику, когда Флейта соскользнула с ее колен и через всю комнату направилась к креслу Спархока.
— Привет, Даная, — небрежно произнесла Богиня-Дитя.
— Привет, Афраэль, — почти тем же тоном отозвалась принцесса. — Ты намерена что-нибудь предпринять, чтобы вернуть мою маму?
— Я обдумываю это. Постарайся, чтобы твой отец не слишком выходил из себя. От него не будет толку, если он разлетится на мелкие кусочки, а нам придется собирать его заново.
— Я знаю. Сделаю все, что смогу. Хочешь подержать мою кошку?
Флейта взглянула на Мурр. В глазах кошки был беспредельный ужас.
— Думаю, я ей не нравлюсь, — покачала она головой.
— Я позабочусь об отце, — заверила Даная маленькую богиню, — а ты займись всеми остальными.
— Ладно. — Афраэль помолчала. — Я думаю, мы с тобой поладим. Ты не против, если я время от времени буду заглядывать в гости?
— Сколько угодно, Афраэль.
Происходило что-то в высшей степени странное. Берит не видел ничего необычного в этом разговоре двух девочек, но по лицам Спархока и Сефрении ясно было, что они очень встревожены. Берит как бы невзначай огляделся. Все собравшиеся наблюдали за беседой с легкими снисходительными улыбками — все, кроме лорда Вэниона и анары Ксанетии. В их лицах было то же напряжение, что и у Спархока и Сефрении. Сейчас в этой гостиной явно произошло что-то невероятное, но Берит и под страхом смерти не мог бы понять, что именно.
— Думаю, что нам не следует отвергать и такой возможности, — мрачно проговорил Оскайн. — Баронесса Мелидира не раз уже доказывала нам, сколь проницателен ее ум.
— Благодарю вас, ваше превосходительство, — сладким голосом отозвалась Мелидира.
— Я говорю это вовсе не комплимента ради, — хладнокровно отозвался он. — В данном случае мы можем полагаться только на ваш ум и сообразительность. Вы видели Скарпу, а мы нет. Вы уверены, что он сумасшедший?
— О да, ваше превосходительство, самый настоящий сумасшедший, и меня убедило в этом не только его поведение. Крегер и остальные обращались с ним, как с живой коброй. Они до судорог боятся его.
— Это сходится с кое-какими сообщениями, которые я получал от арджунских воров, — прибавил Кааладор. — Когда речь идет о сумасшедших, никогда не обходится без преувеличений, однако в каждом донесении из Арджуны повторялось, что Скарпа спятил.
— Кааладор, ты выбрал странный способ успокоить нас со Спархоком, — с досадой заметил Келтэн. — Ты подтверждаешь, что женщины, которых мы любим, в руках безумца. От него ведь всего можно ожидать.
— Возможно, дело не так уж плохо, сэр Келтэн, — сказал Оскайн. — Если Скарпа сумасшедший, вполне возможно, что это похищение — целиком его идея. В этом случае выход у нас совсем простой. Принц Спархок последует указаниям, которые он получит в письме, и, когда появится Скарпа с королевой Эланой и Алиэн, его высочество попросту вручит ему Беллиом. Все мы знаем, что будет со Скарпой, едва он прикоснется к Беллиому.
— Халэд! — воскликнул потрясенный Берит.
— Ты когда-нибудь видел, как он пытается работать с инструментами? Отец нам не раз повторял: «Не давайте Спархоку далее притронуться к инструментам!» У Келтэна руки растут из нужного места, а вот Спархок совершенно безнадежен. Если поручить ему честную работу, он скорее покалечит себя… — Халэд резко вскинул голову и выругался.
— В чем дело?
— А ты не чувствуешь? Буксирные канаты с левого борта ослабли. Пойдем-ка, встряхнем матросов. Мы же не хотим, чтобы эта неуклюжая громадина снова встала торчком.
И двое молодых людей, кутаясь в меховые плащи, быстро зашагали по покрытым инеем бревнам, огибая на ходу загон, где кони тесно сбились в кучу, и спасаясь от ледяного пронизывающего ветра, который дул в корму.
Идея увязать все плоты в один гигантский плот была безусловно хороша, но управлять этим плотом оказалось даже труднее, чем предполагали Сорджи или Халэд. Сплетенные из веток примитивные паруса хорошо ловили ветер, вызванный Ксанетией, направляя тяжесть громадного плота к югу. Корабли Сорджи должны были вести плот на буксире, и тут-то и начинались проблемы. Даже два корабля, подгоняемые ветром одинаковой силы, никогда не движутся с одинаковой скоростью, а потому полсотни судов впереди плота и по двадцать пять по бокам приходилось вести с небывалой точностью, чтобы громадный плот двигался в нужном направлении. Покуда все были настороже, все шло как надо, но в двух днях южнее Беллиомовой стены вдруг сразу несколько мелочей пошло наперекосяк, и плот начал опасно крениться набок. Выровнять этот крен не удавалось никакими усилиями, а потому пришлось разбирать и наново увязывать плот — нелегкий труд на морозе и под промозглым ветром. Никому не хотелось снова повторять этот подвиг.
Когда они добрались до левого борта, Берит вынул из-под мехового плаща бронзовый рожок и проиграл краткий немузыкальный сигнал, повернувшись к буксирным судам, а Халэд между тем неистово размахивал желтым флагом. Условленные заранее сигналы были просты. Желтый флаг приказывал судам прибавить парусов, чтобы натянуть буксирные канаты, синий флаг велел сбросить скорость, чтобы ослабить канаты, а красный — отвязать канаты и убираться с дороги плота.
Наконец канаты снова натянулись — это краткий сигнал Халэда был передан по цепочке матросам, стоявшим на вахте.
— Как тебе удается следить за всем? — спросил Берит у своего друга. — И откуда ты так быстро узнаешь, что что-то не так?
— Боль, — сухо ответил Халэд. — Я вовсе не горю желанием несколько дней подряд разбирать и собирать эту неповоротливую скотину под ледяным дождем, который сразу на мне и намерзает, а потому я весьма внимательно прислушиваюсь к тому, что говорит мне мое тело. Малейшие перемены можно ощутить ногами, а то и пятками. Когда хоть один из канатов ослабляется, плот движется немного по-другому.
— Есть ли что-нибудь такое, чего ты не умеешь?
— Я плохо танцую. — Халэд сморщился под новым порывом жгуче-ледяного дождя со снегом. — Пора кормить и поить лошадей. Пойдем, скажем послушникам, что довольно сидеть сложа руки и восхищаться своими титулами, — пора приниматься за дело.
— Ты и в самом деле ненавидишь аристократов? — спросил Берит, когда они вдоль края загона двинулись к навесам, под которыми укрывались молодые послушники.
— Да нет, вовсе я их не ненавижу. У меня просто не хватает на них терпения, и я никак не могу взять в толк, как это можно не замечать того, что творится вокруг. Титул, должно быть, увесистая штука, если тот, кто его носит, больше ни на что не обращает внимания.
— Ты ведь и сам когда-нибудь станешь рыцарем.
— Не я это выдумал. Спархоку иногда приходят в голову поразительные глупости. Он отчего-то решил, что сделать рыцарями меня и моих братьев — значит оказать честь памяти нашего отца. Уверен, что отец сейчас покатывается над ним со смеху. — Они уже дошли до навесов, когда Халэд повысил голос: — Подъем, господа! Пора кормить и поить коней! За работу!
Затем он критическим оком оглядел загон. Пять тысяч лошадей оставляют весьма внушительные следы своего пребывания.
— Думаю, пора преподать нашим послушникам еще один урок смирения, — тихо сказал он Бериту и громче добавил: — А когда вы с этим управитесь — беритесь за лопаты и тачки. Мы ведь не хотим накапливать лишний вес, верно, господа?
Берит не был еще полностью искушен в некоторых сложных разновидностях магии — эта часть пандионского обучения длится порой всю жизнь. Однако он продвинулся уже достаточно далеко, чтобы распознать игру со временем и расстоянием. Казалось, что гигантский плот едва ползет на юг, однако быстрая перемена погоды безоговорочно противоречила этому ощущению. Во-первых, у них должно было уйти гораздо больше времени на то, чтобы ускользнуть от нестерпимых холодов дальнего севера, а во-вторых, дни не могли так скоро удлиниться вновь.
Как бы то ни было и кто бы это ни устроил, но они — намного раньше, чем следовало, — прибыли к песчаному берегу в нескольких милях севернее Материона и начали сводить коней на берег с шатких бревен плота.
— Недолгое путешествие, — лаконически отметил Халэд, наблюдая за тем, как послушники выгружают на берег коней.
— Так ты заметил! — рассмеялся Берит.
— Они не особенно и скрывали. Когда брызги, намерзавшие на моей бороде, в один миг растаяли, я начал подозревать неладное. — Он помолчал. — Трудное это дело — учиться магии?
— Сама по себе магия не так уж и сложна. Главная трудность — изучить стирикский язык. В стирикском нет правильных глаголов. Они все неправильные, да к тому же у них девять спряжений.
— Пожалуйста, Берит, говори по-эленийски.
— Ты знаешь, что такое глагол?
— Более или менее знаю, но что такое спряжение? Бериту отчего-то стало легче — по крайней мере, Халэд знает не все на свете.
— Я помогу тебе разобраться, — заверил он друга. — Может быть, Сефрения что-нибудь придумает.
Солнце уже заходило, сверкая ослепительными красками, когда они въехали в жемчужно мерцающие ворота Огнеглавого Материона, и к тому времени, когда рыцари добрались до имперской резиденции, на город уже опустились сумерки.
— Что это с ними стряслось? — пробормотал Халэд, когда они миновали ворота резиденции.
— Ты о чем? — не понял Берит.
— Парень, для чего у тебя глаза? Стражники у ворот глядели на Спархока так, словно он вот-вот взорвется — или превратится в дракона. Говорю тебе, Берит, что-то здесь не так.
Рыцари церкви свернули по залитой сумеречным светом лужайке к своим казармам, а остальные с цокотом проскакали по подъемному мосту в ворота замка Эланы. Они спешились во внутреннем дворе при свете факелов и вошли в замок.
— Здесь даже хуже, — пробормотал Халэд. — Давай-ка держаться поближе к Спархоку, на случай, если придется утихомиривать его. Рыцари у подъемного моста, похоже, не на шутку боятся его.
Они поднялись по лестнице к королевским покоям. На привычном месте у дверей не было Миртаи, и это еще больше насторожило Берита. Халэд прав — что-то здесь определенно не так.
Император Сарабиан, в своем любимом лиловом камзоле и обтягивающих штанах, нервно вышагивал по синему ковру гостиной. Когда Спархок и Вэнион направились к нему, он, казалось, попятился и съежился.
— Ваше величество, — приветствовал его Спархок, наклонив голову. — Как приятно вновь вас увидеть. — Он огляделся. — Где Элана? — спросил он, положив шлем на стол.
— Э-э… минутку, Спархок. Как дела на Северном мысе?
— Более или менее так, как мы задумали. Киргон больше не повелевает троллями, но зато у нас теперь есть новая проблема, быть может, похуже прежней.
— Вот как?
— Мы все расскажем, когда Элана присоединится к нам. Это не настолько приятная история, чтобы повторять ее дважды.
Император беспомощно взглянул на своего министра иностранных дел.
— Поговорите с баронессой Мелидирой, принц Спархок, — предложил Оскайн. — У нас здесь кое-что случилось. Она была при этом, а потому лучше нас сможет ответить на ваши вопросы.
— Что ж, ладно, — голос Спархока прозвучал ровно, хотя и беспокойство Сарабиана, и уклончивый ответ Оскайна во все горло кричали о том, что произошло нечто недоброе.
Баронесса Мелидира сидела в своей постели, опершись спиной на гору подушек. На ней был очаровательный синий халатик, однако на левом плече белела широкая повязка. Баронесса была бледна, но ее глаза были холодны и тверды, как камень. У ее постели сидел Стрейджен в своем любимом камзоле из белого атласа. Лицо его выражало нешуточную тревогу.
— Ну наконец-то, — сказала Мелидира. Голос ее прозвучал жестко и деловито. Она метнула уничтожающий взгляд на императора и его советников. — Я вижу, принц Спархок, эти храбрые господа предоставили мне рассказать вам о том, что здесь случилось. Я постараюсь быть краткой. Пару недель назад вечером королева, Алиэн и я готовились ко сну. Вдруг в дверь постучали, и вошли четверо мужчин, которых мы вначале сочли пелоями: у них были обриты головы, они были одеты на пелойский манер — однако это были не пелои. Один из них был Крегер. Трое других — Элрон, барон Парок и Скарпа.
Спархок не шевельнулся, лицо его не изменилось.
— Что же дальше? — спросил он ровным, безжизненным голосом.
— Стало быть, вы решили сохранять благоразумие, — холодно сказала Мелидира. — Что ж, хорошо. Мы обменялись несколькими оскорблениями, а затем Скарпа велел Элрону убить меня — просто для того, чтобы доказать королеве, что он не шутит. Элрон бросился на меня со шпагой, и я отвела его клинок запястьем. Я упала и вымазала себя кровью, чтобы было похоже, что я мертва. Тогда Элана упала на меня, притворяясь, что рыдает от горя, хотя на самом деле она отлично видела, что я сделала. — Баронесса вынула из-под подушки кольцо с рубином. — Это предназначено вам, принц Спархок. Ваша жена спрятала его в моем корсаже. Она также успела прошептать: «Передай Спархоку, чтобы не тревожился за меня, и еще скажи, что я запрещаю ему отдавать Беллиом, чем бы они мне ни угрожали». Слово в слово, именно так она и сказала, а потом прикрыла меня одеялом. Спархок взял кольцо и надел его на палец.
— Понимаю, — ровно сказал он. — Что было потом, баронесса?
— Скарпа сказал вашей жене, что он и его приятели берут ее и Алиэн в заложницы. Он сказал, что вы так дурацки привязаны к ней, что отдадите ему все, только бы вернуть ее живой и невредимой. Он явно намеревается обменять ее на Беллиом. У Крегера уже было приготовлено письмо, и он отрезал локон у Эланы и приложил его к своему посланию. Полагаю, будут еще и другие письма, и к каждому будет приложен ее локон, чтобы подтвердить их подлинность. Затем они взяли королеву и Алиэн и ушли.
— Благодарю, баронесса, — все так же безжизненно проговорил Спархок. — Вы проявили поразительное мужество в этом злосчастном происшествии. Могу я взглянуть на письмо?
Мелидира вновь сунула руку под подушку и протянула ему сложенный и запечатанный кусок пергамента.
Берит полюбил свою королеву с той минуты, когда впервые увидел ее на троне, заключенной в кристалл, хотя никогда ни словом не обмолвился ей о своем чувстве. В жизни, конечно, ему еще не раз довелось бы полюбить, но эта любовь была первой. И когда Спархок сломал печать, развернул пергамент и бережно вынул густой локон бледно-золотистых волос, разум Берита вдруг охватило пламя, и он с силой стиснул рукоять боевого топора.
Халэд взял его за руку пониже плеча, и Берит смутно подивился тому, какая крепкая хватка у его друга.
— Проку от этого не будет, Берит, — жестко проговорил Халэд. — А теперь отдай мне топор, покуда ты не натворил глупостей.
Берит глубоко, судорожно вздохнул, одолевая приступ внезапной, бессмысленной ярости.
— Извини, Халэд, — пробормотал он, — я просто потерял самообладание. Теперь все в порядке. — Берит взглянул на друга. — Спархок, кажется, разрешил тебе прикончить Крегера?
— Во всяком случае, он так сказал.
— Ты не будешь возражать, если я тебе помогу? Зубы Халэда блеснули в краткой усмешке.
— Хорошая компания никогда не помешает, когда возишься с чем-то целую неделю.
Спархок быстро прочел письмо, свободной рукой нежно сжимая локон бледных волос Эланы. Берит видел, как под стиснутыми челюстями друга перекатываются желваки. Наконец он протянул письмо Вэниону.
— Прочти это вслух, — угрюмо сказал он. Вэнион кивнул, взял письмо и прокашлялся.
— »Ну что ж, Спархок, — начал он, — полагаю, что твой гнев уже унялся. Я надеюсь, что ты убил не слишком много людей, которые должны были охранять твою жену.
Ситуация, боюсь, болезненно очевидна. Элана — наша заложница. Ты ведь будешь вести себя прилично, не так ли, старина? Скучная истина в том, что ты можешь получить ее назад в обмен на Беллиом и кольца. Мы дадим тебе несколько дней на то, чтобы перебеситься и поискать выход из создавшегося положения. Затем, когда ты придешь в себя и осознаешь, что другого выхода у тебя нет, кроме как делать то, что тебе скажут, я подброшу тебе другое послание с более подробными наставлениями. Пожалуйста, будь хорошим мальчиком и следуй этим наставлениям в точности. Мне бы не хотелось убивать твою жену, так что умерь свое воображение.
Всего хорошего, Спархок, и дождись следующего письма. Ты поймешь, что оно от меня, потому что я украшу его еще одним локоном Эланы. Будь очень внимателен, потому что, если наша переписка затянется, у твоей жены не останется волос, и мне придется взяться за пальцы». Подписано: «Крегер», — заключил Вэнион.
Келтэн с окаменевшим от ярости лицом со всей силы ударил кулаком о стену.
— Довольно! — рявкнул на него Вэнион.
— Что нам делать? — бешено вопросил Келтэн. — Мы должны хоть что-то сделать!
— Для начала, — сказал Вэнион, — мы не будем прыгать до потолка и бегать сломя голову.
— Где Миртаи? — вдруг с тревогой спросил Кринг.
— С ней все в порядке, доми, — заверил его Сарабиан. — Она слегка вышла из себя, когда узнала о происшедшем.
— Слегка?! — пробормотал Оскайн. — Двенадцать человек едва сумели усмирить ее. Она у себя в комнате, доми Кринг, и, по правде говоря, нам пришлось приковать ее к кровати. При ней стража — чтобы помешать ей причинить себе вред.
Кринг резко развернулся и вышел из гостиной.
— Мы утомили вас, баронесса? — спросил Сарабиан.
— Ничуть, ваше величество, — холодно ответила она и обвела взглядом собравшихся. — Здесь, пожалуй, тесновато. Почему бы нам не перейти в гостиную? Думаю, мы и так проговорим остаток ночи, так почему бы не устроиться поудобнее? — С этими словами она отбросила одеяла, собираясь встать.
Стрейджен мягко остановил ее и поднял на руки.
— Я могу идти сама, Стрейджен, — запротестовала Мелидира.
— Нет, не можешь, пока я рядом. — Стрейджен огляделся, и всегдашнее изысканно-вежливое выражение на его лице сменилось холодной, едва сдерживаемой яростью. — Вот что я хочу сказать вам, господа, — проговорил он. — Когда мы изловим всю эту шайку, Элрон — мой. И я буду крайне недоволен тем, кто нечаянно убьет его.
В глазах баронессы Мелидиры блеснуло удовлетворение, и слабая улыбка тронула ее губы, когда она положила голову на плечо Стрейджена.
Кааладор ждал их в гостиной. Его колени и локти были перепачканы грязью, в волосах запутались обрывки паутины.
— Я нашел этот ход, ваше величество, — обратился он к императору. — Он проложен в подвалы казарм, которые занимают рыцари церкви. — Кааладор одобрительно взглянул на Спархока. — Я уже слыхал о твоем возвращении. Мы тут добыли для тебя кое-какие сведения.
— Я очень рад, Кааладор, — тихо ответил Спархок. Нечеловеческое спокойствие рослого пандионца пугало остальных больше, чем если бы он впал в исступление.
— Стрейджен был слегка не в себе после того, что случилось с баронессой, — продолжал Кааладор, — так что мне пришлось действовать в одиночку. Я предпринял кое-какие прямые меры. Идея была моя, так что ты его не вини.
— Не нужно извиняться, Кааладор, — сказал Стрейджен, бережно укутывая одеялом плечи Мелидиры. — Ты не сделал ничего такого, чего я бы не одобрил.
— Похоже, не обошлось без некоторых зверств, — задумчиво заметил Улаф.
— Давайте-ка я начну с самого начала. — Кааладор запустил в шевелюру растопыренные пальцы, безуспешно пытаясь вытряхнуть из нее паутину. — Один из тех, кого мы собирались прикончить во время Праздника Урожая, каким-то образом ухитрился улизнуть и передал мне весточку, предлагая ценные сведения в обмен на свою жизнь. Я согласился, и тогда он сообщил мне нечто, о чем я и понятия не имел. Мы знали, что под лужайками в императорской резиденции проложены подземные ходы, но вот чего мы не знали — что ходами и туннелями источена земля под всем городом. Вот как Крегер и его дружки пробрались в резиденцию и как они увели из замка королеву и ее камеристку.
— Погоди немного, славный мастер Кааладор, — вмешалась Ксанетия. — Зрела я многое в памяти министра внутренних дел, однако о подобных ходах ничего ему не было ведомо.
— Это нетрудно объяснить, анара, — сказал патриарх Эмбан. — Честолюбивые подчиненные частенько скрытничают со своим начальством. Теовин, глава тайной полиции, как видно, положил глаз на место Колаты.
— Весьма вероятно, ваша светлость, — согласился Кааладор. — Как бы то ни было, мой осведомитель знал, где проходят некоторые туннели, и я отправил туда своих людей, чтобы отыскали новые ходы, а сам занялся допросом тех сотрудников тайной полиции, что оказались под рукой, то есть в тюрьме. Я особо не церемонился, так что те, кто пережил допрос, с превеликой радостью выложили все, что знали. В ночь, когда похитили королеву, в подземных ходах жизнь била ключом. Дипломаты, осажденные в кинезганской посольстве, были осведомлены о заговоре и отлично понимали, что, едва станет известно о похищении, как мы тут же разнесем их посольство по камушку. Они пытались было удрать потайными ходами, но я уже успел расставить своих людей в этих крысиных норах. Возни было немало, однако мы перебили либо схватили почти всех посольских. Сам посол остался в живых, и я позволил ему любоваться тем, как я допрашиваю его помощников. Я весьма привязан к королеве Элане, а потому не стал с ними нежничать. — Кааладор покосился на Сефрению. — Не думаю, что мне следует входить в подробности.
— Благодарю, — пробормотала Сефрения.
— Посол, как выяснилось, знал не так уж и много, — виновато продолжал Кааладор, — но все-таки рассказал мне, что Скарпа и его дружки отсюда направились на юг — что может быть уловкой, а может быть и нет. Его величество приказал закрыть порты Микка и Сарант и выслал на дорогу вдоль берега моря атанские патрули из Тосы — просто так, на всякий случай. До сих пор еще ничего не обнаружили, так что Скарпа либо опередил нас, либо затаился где-то в укромном местечке.
Открылась дверь, и вошел мрачный, как туча, Кринг.
— Ты снял с нее цепи? — спросил Тиниен.
— Сейчас это было бы неразумно, друг Тиниен. Она считает себя виновной в похищении королевы. Она хочет убить себя. Я убрал из комнаты все острое, но, думаю, снимать с нее цепи все еще рановато.
— А ты отобрал у нее ложку? — поинтересовался Телэн.
Глаза Кринга округлились.
— Боже милостивый! — выдохнул он и опрометью бросился к двери.
— Если бы он только кричал на нас или колотил кулаками в стену, или еще что-нибудь в том же роде, — шепотом говорил Берит Халэду на следующее утро, когда все они вновь собрались в синей гостиной. — Так нет же — сидит, и все.
— Спархок не выставляет своих чувств напоказ, — ответил Халэд.
— Но ведь мы говорим о его жене, Халэд! А он сидит точно неживой. Он что — вообще ничего не чувствует?
— Разумеется чувствует, только не желает вытаскивать свои чувства на свет Божий и размахивать ими, точно флагом, перед нашим носом. Сейчас для него куда важнее не чувствовать, а думать. Он слушает и сопоставляет, а свои чувства сберегает до той минуты, когда сможет добраться до Скарпы.
Спархок сидел в кресле, держа на коленях дочь. Упорно разглядывая пол, он рассеянно гладил кошку принцессы Данаи.
Лорд Вэнион рассказывал императору и остальным о Клаале и о том, как будут располагаться их силы: тролли в Тамульских горах на юге Тамула, атаны — в Сарне, пелои Тикуме — в Самаре.
Флейта молча сидела на коленях у Сефрении, и Берит лишь сейчас заметил то, что прежде не приходило ему в голову. Он взглянул на принцессу Данаю, затем — на Богиню-Дитя. Девочки были внешне почти одного возраста и отчего-то были удивительно похожи и лицом, и манерой держаться.
Присутствие Богини-Дитя производило странное воздействие на императора Сарабиана. Блестящий и сумасбродный правитель Дарезии словно лишился дара речи и не сводил с нее ошеломленных, широко раскрытых глаз. Он был бледен и явно не слышал ни слова из того, что рассказывал лорд Вэнион.
Наконец Афраэль резко повернулась и уставилась на него таким же пристальным взглядом.
Император от неожиданности отпрянул.
— Сарабиан, разве твоя мама не учила тебя, что таращиться невежливо? — осведомилась она.
— Веди себя прилично, — шикнула на нее Сефрения.
— Он должен слушать, а не глазеть на меня. Если мне захочется обожания, я заведу себе щенка.
— Прости меня, Божественная Афраэль, — извинился император. — Меня нечасто посещают боги. — Он пристальнее взглянул на девочку. — Может быть, я некстати заговорил об этом, но ты очень похожа на дочь принца Спархока. Ты знакома с ее высочеством?
Спархок резко вскинул голову, и в его глазах появилось странное, почти паническое выражение.
— Нет, — ответила Афраэль, — думаю, что нет. — Она поглядела на принцессу, сидевшую со Спархоком в другом углу комнаты. Берит заметил, что во взгляде Сефрении тоже появилось нечто, похожее на панику, когда Флейта соскользнула с ее колен и через всю комнату направилась к креслу Спархока.
— Привет, Даная, — небрежно произнесла Богиня-Дитя.
— Привет, Афраэль, — почти тем же тоном отозвалась принцесса. — Ты намерена что-нибудь предпринять, чтобы вернуть мою маму?
— Я обдумываю это. Постарайся, чтобы твой отец не слишком выходил из себя. От него не будет толку, если он разлетится на мелкие кусочки, а нам придется собирать его заново.
— Я знаю. Сделаю все, что смогу. Хочешь подержать мою кошку?
Флейта взглянула на Мурр. В глазах кошки был беспредельный ужас.
— Думаю, я ей не нравлюсь, — покачала она головой.
— Я позабочусь об отце, — заверила Даная маленькую богиню, — а ты займись всеми остальными.
— Ладно. — Афраэль помолчала. — Я думаю, мы с тобой поладим. Ты не против, если я время от времени буду заглядывать в гости?
— Сколько угодно, Афраэль.
Происходило что-то в высшей степени странное. Берит не видел ничего необычного в этом разговоре двух девочек, но по лицам Спархока и Сефрении ясно было, что они очень встревожены. Берит как бы невзначай огляделся. Все собравшиеся наблюдали за беседой с легкими снисходительными улыбками — все, кроме лорда Вэниона и анары Ксанетии. В их лицах было то же напряжение, что и у Спархока и Сефрении. Сейчас в этой гостиной явно произошло что-то невероятное, но Берит и под страхом смерти не мог бы понять, что именно.
— Думаю, что нам не следует отвергать и такой возможности, — мрачно проговорил Оскайн. — Баронесса Мелидира не раз уже доказывала нам, сколь проницателен ее ум.
— Благодарю вас, ваше превосходительство, — сладким голосом отозвалась Мелидира.
— Я говорю это вовсе не комплимента ради, — хладнокровно отозвался он. — В данном случае мы можем полагаться только на ваш ум и сообразительность. Вы видели Скарпу, а мы нет. Вы уверены, что он сумасшедший?
— О да, ваше превосходительство, самый настоящий сумасшедший, и меня убедило в этом не только его поведение. Крегер и остальные обращались с ним, как с живой коброй. Они до судорог боятся его.
— Это сходится с кое-какими сообщениями, которые я получал от арджунских воров, — прибавил Кааладор. — Когда речь идет о сумасшедших, никогда не обходится без преувеличений, однако в каждом донесении из Арджуны повторялось, что Скарпа спятил.
— Кааладор, ты выбрал странный способ успокоить нас со Спархоком, — с досадой заметил Келтэн. — Ты подтверждаешь, что женщины, которых мы любим, в руках безумца. От него ведь всего можно ожидать.
— Возможно, дело не так уж плохо, сэр Келтэн, — сказал Оскайн. — Если Скарпа сумасшедший, вполне возможно, что это похищение — целиком его идея. В этом случае выход у нас совсем простой. Принц Спархок последует указаниям, которые он получит в письме, и, когда появится Скарпа с королевой Эланой и Алиэн, его высочество попросту вручит ему Беллиом. Все мы знаем, что будет со Скарпой, едва он прикоснется к Беллиому.