И тут тусклый полумрак расколотого мгновения наполнился дымом, и перед ними возник чудовищный силуэт бога огня.
   — Твоя охота слишком долгая, Улаф-из-Талесии. Ты нашел злых? Если нашел, покажи, где злой. Он будет гореть вечно.
   Тиниен и Улаф обменялись долгим взглядом. Затем Тиниен по-волчьи ухмыльнулся.
   — Почему бы и нет? — сказал он.
   — Действительно, почему бы и нет? — согласился Улаф и повернулся к окутанному искрами богу огня.
   — Наша охота была удачной, Кхвай, — объявил он. — Мы нашли одного из злых, которые украли подругу Анакхи. Теперь ты можешь ввергнуть его в огонь, который горит вечно. — Улаф помолчал. — Есть и другие, за кем мы охотимся. Мы не хотим спугнуть их, потому что тогда наша охота станет труднее. Может Гхномб поместить этого злого в He-Время? Там ты ввергнешь его в огонь. Если он будет гореть в He-Времени, другие из его стаи не почуют дым и не услышат криков, и мы не спугнем их.
   — Это хорошая мысль, Улаф-из-Талесии, — согласился Кхвай. — Я скажу об этом Гхномбу. Он поместит того, кто будет гореть вечно, во время, которое не движется. Кого из них я должен сжечь?
   — Этого. — Улаф указал на барона Парока.
   Герцог Миланис, поворачиваясь от окна, застыл на полушаге, точно изваяние.
   Барон продолжал беспокойно расхаживать по комнате.
   — Нам придется принять новые предосторожности, — говорил он, не замечая, что люди вокруг него окаменели. Затем он развернулся и налетел на изнеможденного гонца из Натайоса.
   — С дороги, болван! — рявкнул он. Тот не шевельнулся.
   — Я велел тебе возвращаться к Заласте! — в гневе проревел Парок. — Почему ты еще здесь?
   Он ударил гонца наотмашь по лицу и закричал от боли, разбив руку о нечто, более твердое, чем камень. Барон дико огляделся.
   — Что это с вами всеми стряслось? — пронзительно крикнул он.
   — Что он говорит? — прозвучал ужасный голос Кхвая.
   Парок уставился на гигантскую фигуру Бога-Тролля, завопил и опрометью бросился к двери.
   — Он не понимает, что он в He-Времени, — по-тролличьи ответил Улаф.
   — Он должен знать, за что наказан, — решил Кхвай. — Он поймет, если ты заговоришь с ним птичьими звуками?
   — Я заставлю его понять, — заверил Улаф.
   — Это хорошо. Заговори с ним. Парок бессмысленно молотил кулаками по неподвижной двери.
   — Это тебе не поможет, старина, — изысканно вежливым тоном сообщил Улаф перепуганному насмерть дакиту. — Дела обернулись для тебя — хуже некуда, барон Парок. Этот парень, у которого из ушей идет дым, — Тролль-Бог Кхвай. Он недоволен тем, что ты принимал участие в похищении королевы Эланы.
   — Кто ты такой? — взвизгнул Парок. — Что происходит?
   — Ты доставлен к месту казни, барон, — пояснил Тиниен. — Как уже сказал мой друг, Кхвай весьма тобой недоволен. Поступки, которые мы привыкли спускать, — похищения, отравления, требование выкупа — отчего-то страшно раздражают троллей. Они народ в высшей степени высоконравственный. Впрочем, в твоем положении есть одно маленькое преимущество. Ты никогда не умрешь, барон Парок. Ты будешь жить вечно.
   — О чем ты говоришь?
   — Увидишь.
   — Теперь он понял? — нетерпеливо спросил Кхвай.
   — Мы думаем, что понял, — ответил Улаф на языке троллей.
   — Хорошо. — Кхвай неумолимо шагнул к съежившемуся от страха Пароку и вытянул громадную лапу.
   — Гори! — проревел он.
   Барон Парок пронзительно закричал.
   А потом его лицо пошло трещинами, и из-под кожи брызнули языки слепящего пламени. Куртка задымилась — и в один миг превратилась в пепел.
   Он снова закричал.
   Он все еще напоминал обликом человека, но этот облик был сотворен из пламени. Барон горел заживо, не сгорая, плясал и выл, корчась в немыслимых муках.
   Кхвай ударил кулаком по неподвижной двери, и она разлетелась пылающими обломками.
   — Беги! — проревел Тролль-Бог. — Беги и гори вечно!
   И пылающий дакит с воплем бросился бежать.
   Арджун застыл, вмороженный в остановленный миг вечного «сейчас». Горожане замерли недвижными изваяниями, не подозревая, что мимо них по безмолвным улицам мчится огненный призрак. Они не слышали его диких воплей и не видели, как он, охваченный пламенем, со всех ног бежит к озеру.
   Пылающий силуэт, бывший бароном Пароком, бежал, оставляя за собой облако жирного дыма. Он добежал до пристаней и, пылая, выскочил на длинный пирс, далеко протянувшийся в темные воды Арджунского моря. Добежав до края пирса, он не остановился ни на мгновение, но прыгнул вниз, жадно стремясь к живительной прохладе воды. Однако озеро, как и все в этом остановленном мгновении, застыло, и его гладь была неподатлива и тверда, как алмаз. Пылающий призрак испустил разочарованный вой и, упав на колени, замолотил кулаками по сверкающей глади, моля пропустить его, дать ему погрузиться в благословенную прохладу, такую близкую и такую недоступную. Затем Парок вскочил, подгоняемый грозным велением Тролля-Бога. Вопя от немыслимых мук и страшного одиночества, человеческий силуэт, состоящий из вечного пламени, бежал по темной алмазно-твердой глади, постепенно уменьшаясь, покуда не стал только искоркой в ночном сумраке огромного озера. И только вой его, душераздирающий плач боли и одиночества, еще долго разносился эхом по равнодушным берегам.
   — Хорошо бы Спархок поскорей вернулся, — едва слышно прошептал Телэн, когда он и Стрейджен вновь поднимались по ветхой лестнице на знакомый чердак. — Мы добыли множество чертовски важных сведений и никак не можем передать их остальным.
   — Пока мы ничего не в силах сделать, — сказал Стрейджен. — Посмотрим, что скажет Валаш на состряпанную тобой небылицу. Говори небрежно, как о пустяке, покуда мы не поймем, куда он клонит.
   — А потом ты начнешь учить меня резать кошельки? — с притворным воодушевлением осведомился Телэн.
   — Ладно, — вздохнул Стрейджен, — извини. Признаю, что ты знаешь, что делаешь.
   — О, спасибо тебе, Вимер! — с жаром воскликнул Телэн. — Спасибо, спасибо!
   — Ты слишком много времени проводишь с принцессой Данаей, — кисло пробормотал Стрейджен. — Я очень надеюсь, что она-таки женит тебя на себе. Ты этого вполне заслужил.
   — Прикуси язык, Стрейджен. Я пока еще бегаю быстрее, чем она.
   — Это не всегда помогает, Рельдэн. Я тоже думал, что умею бегать, но Мелидира одним словом сшибла меня с ног.
   — Вот как? И что же это за слово?
   — Прибыль, мой юный друг. Она помахала у меня перед носом бесчисленными грудами золота.
   — Ты продался, Стрейджен, — упрекнул Телэн. — Ты изменил всемирному братству холостяков ради звонкой монеты.
   — А ты не изменил бы? Речь ведь идет не о пригоршне медяков.
   — Дело в принципе, — возвышенно ответил Телэн. — Я бы ни за что не продался за деньги.
   — Полагаю, мой юный невинный друг, что Даная предложит тебе отнюдь не деньги. Если ты начнешь бежать сейчас, ты, возможно, и сбежишь от нее, хотя я в этом не уверен. Я знавал вашего отца, а у мужчин в вашем роду имеется определенная слабость. Даная все равно заполучит тебя, Телэн. У тебя нет ни малейшего шанса.
   — Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом? От этой темы у меня мурашки бегут по коже.
   Стрейджен рассмеялся, и они отворили грязную дверь, к которой вела лестница.
   Валаш сидел в тусклом свете единственной свечи, с уныло-обреченным видом слушая, как лопочет Огераджин, выплескивая длинные бессвязные фразы.
   — Похоже, ему никак не становится лучше, — заметил негромко Стрейджен, когда он и Телэн подошли к столу.
   — Ему уже никогда не станет лучше, — вздохнул Валаш. — Я и прежде видел, как протекает эта хворь. Не подходите к нему слишком близко. Он сейчас особенно заразен.
   — Да уж, — содрогнулся Телэн, — не хотел бы я подхватить от него эту заразу.
   — У вас есть что-то для меня? — осведомился Валаш.
   — Я бы не дал за это голову на отсечение, мастер Валаш, — осторожно проговорил Телэн. — Те, от кого я это услышал, — не слишком-то надежный источник. Впрочем, можешь передать это в Панем-Деа. Их это прямо касается, так что пусть что-нибудь предпримут.
   — Продолжай, — буркнул Валаш.
   — В общем, я слышал, как в одной портовой таверне разговаривали два арджунских солдата — настоящие солдаты арджунской армии, а не те, кого набрал лорд Скарпа. Они толковали о каких-то приказах, которые только что доставили из столицы Арджуны. Насколько я понял, им приказано готовиться к большой военной кампании в джунглях. Солдаты считали, что они примут участие в нападении на лагерь лорда Скарпы в Панем-Деа.
   — Не может быть! — фыркнул Валаш.
   — Они говорили, что приказ исходит от самого короля Ракьи. Получили этот приказ, само собой, офицеры, так что, может, солдаты чего и напутали — но они были совершенно уверены, что арджунская армия готовится напасть на войска Скарпы. Я подумал, что тебе стоило бы об этом знать.
   — Эти солдаты были пьяны, Рельдэн. Король Ракья наш союзник.
   — В самом деле? Поразительно! Тогда ему следовало сообщить об этом своим войскам. Те двое, которых я подслушал, так и пускали слюнки, грезя о добыче, которую они награбят в Панем-Деа.
   — Королева едет, едет в Панем-Деа, — вдруг визгливо проблеял Огераджин на мотив старой колыбельной песенки, — королева едет, едет в Панем-Деа… — И залился пронзительным безумным хихиканьем.
   По лицу Валаша скользнула досадливая гримаса.
   — Успокойся, господин мой, — пробормотал он, с опаской посмотрев на Телэна и Стрейджена.
   — Королева едет, едет в Панем-Деа, в золотой карете едет в Панем-Деа, — напевал Огераджин надтреснутым голоском.
   — Не обращайте на него внимания, — торопливо сказал Валаш. — Он просто сам не знает, что лопочет.
   — Похоже, он здорово тронулся, — заметил Стрейджен.
   — В золотой карете, с белыми конями… — надтреснуто блеял Огераджин.
   — Слыхали вы когда-нибудь этакую чушь? — со слабым смешком проговорил Валаш.
   — Должно быть, наше присутствие его возбуждает, — сказал Стрейджен. — Он ведь вечером обычно засыпает?
   — Да, как правило.
   — Отлично. С этих пор мы с Рельдэном будем приходить после полуночи, когда он уже заснет.
   — Да, Вимер, так будет лучше. — Валаш все еще с беспокойством поглядывал на них. — Знаете, он ведь не всегда был такой. Это все болезнь.
   — Не сомневаюсь. Он, должно быть, даже не сознает, что говорит.
   — Именно, именно. Он совершенно не в себе. Забудьте вы об этой дурацкой песенке. — Валаш сдернул с пояса кошелек и выудил оттуда несколько монет. — Вот, возьмите. И приходите, когда он заснет.
   Два вора поклонились и бесшумно ушли.
   — Как он забеспокоился, а? — сказал Телэн, когда они спускались по лестнице.
   — А, так ты заметил? Он настолько забылся, что решил расщедриться.
   Они спустились с лестницы.
   — Куда теперь? — спросил Телэн.
   — Пока что никуда. Никому об этом не говори, ладно?
   — О чем?
   Но Стрейджен уже произносил звучные стирикские слова, плетя в воздухе пальцами сложные узоры.
   Телэн во все глаза смотрел, как Стрейджен повернул руки ладонями вверх и тряхнул ими, словно выпуская невидимого голубя. В глазах его появилось отстраненное выражение, и губы беззвучно зашевелились. Наконец он улыбнулся.
   — Я ее удивил, — сказал он. — Пойдем.
   — Что это значит? — спросил Телэн.
   — Я сообщил то, что мы узнали, Афраэли, — пожал плечами Стрейджен.
   — Ты? Когда это ты успел выучиться стирикской магии?
   — Это не так уж трудно, Телэн, — ухмыльнулся Стрейджен. — Я частенько видел, как это делает Спархок, а я, в конце концов, владею стирикским. Самое сложное — жесты, но Афраэль мне уже дала несколько наставлений. В следующий раз я справлюсь лучше.
   — Откуда ты знал, что у тебя получится?
   — Я и не знал. Я просто решил, что пора попытаться. Афраэль мной очень довольна.
   — А ты понимаешь, что только что отдал себя ей на службу со всеми потрохами? Я достаточно хорошо знаю Афраэль. Теперь ты ее раб, Стрейджен. Она заполучила тебя.
   — Ну что ж, — пожал плечами Стрейджен, — бывает и хуже. Афраэль и сама воровка, так что, думаю, мы поладим. — Он расправил плечи. — Ну что, идем?

ГЛАВА 18

   — Ты в этом точно уверена? — нетерпеливо спросил Спархок.
   — Келтэн уверен, — отвечала Богиня-Дитя. — Он проходил мимо дома, и Алиэн запела. Уж он-то узнал бы ее голос, верно?
   Спархок кивнул:
   — Ее пение подняло бы его и из могилы. Как скоро ты сможешь доставить меня в Натайос?
   — Вначале доставим остальных в Диргис. Я хочу посвятить Ксанетию и Сефрению в последние события.
   — Мне они и так известны. Афраэль, я должен попасть в Натайос.
   — Всему свое время, Спархок. До Диргиса не так уж и далеко, и у остальных могут возникнуть кое-какие полезные идеи.
   — Афраэль… — начал он.
   — Сделаем по-моему, Спархок, — твердо ответила она. — Это не займет много времени, зато ты успеешь взять себя в руки. Остальные ждут нас в комнате с картой во всю стену. Пойдем к ним, и все вместе отправимся в Диргис.
   Перед тем как им выехать в путь, произошел еще один короткий спор.
   — Мне не нужен конь, — упрямо повторила Бетуана, затягивая ремешок сапога. Афраэль вздохнула.
   — Пожалуйста, Бетуана, — сказала она, — сделаем по-моему.
   — Я могу бежать быстрее коня. Зачем он мне сдался?
   — Затем, что ты знаешь расстояние до Диргиса, а конь — нет. Мне так будет легче. Ну пожалуйста, Бетуана, ради меня! — Богиня-Дитя умильно взглянула на воинственную королеву атанов.
   Бетуана рассмеялась и наконец сдалась.
   Они вместе вышли в заснеженный двор казармы, сели на коней и выехали на улицы Сарны. Низкие тяжелые тучи, затянувшие небо, скрыли от глаз окружавшие Сарну горы, и над городом обильно сыпал снег. Путники покинули город через восточные ворота и медленно, увязая в снегу, двинулись вверх по крутому склону к вершине ущелья. Спархок, Итайн и Вэнион ехали впереди, прокладывая дорогу в снегу для королевы атанов — она ехала, кутаясь в теплый плащ, и на руках у нее уютно устроилась Богиня-Дитя. В личности маленького божества была странная двойственность, которая тревожила и дразнила Спархока. Он знал, что Афраэль настолько мудра, что он этого и постичь не в силах, и однако во многих отношениях она оставалась ребенком. Затем он вспомнил наготу истинного облика Богини — и навсегда отчаялся когда-либо понять Афраэль.
   — Неужели мы не можем двигаться побыстрее? — нетерпеливо спросил Вэнион.
   Нетерпение сжигало друга Спархока с тех пор, как он услышал о ране Сефрении, и Спархок порой боялся, что ему придется смирять Вэниона силой.
   — Быстрее или медленнее, Вэнион, — это не играет никакой роли, — сказал он. — Мы можем бежать или ползти, но все равно прибудем на место в один и тот же срок.
   — Как ты можешь быть так спокоен?!
   — Со временем ко всему привыкаешь, — сумрачно усмехнулся Спархок.
   Прошла самое меньшее четверть часа, когда они перевалили через вершину знакомого длинного холма и с высоты его взглянули на город Диргис, купающийся в ярком солнце.
   — Невероятно! — воскликнул Итайн. Затем он обернулся, чтобы взглянуть на тропку, которой они только что подымались на холм, — и глаза его расширились.
   — Итайн, я ведь просила этого не делать, — напомнила Афраэль.
   — Там еще идет снег, — выдавил он, — но… — и уставился во все глаза на залитое солнцем снежное поле.
   — И почему это люди всегда останавливаются именно на этом месте? — раздраженно осведомилась девочка. — Поезжай дальше, Итайн. Как только ты минуешь эту границу, она перестанет тебя волновать.
   Итайн собрался с силами, решительно устремил взгляд вперед и выехал под потоки солнечного света.
   — Спархок, ты хоть понимаешь, в чем тут суть? — напряженным голосом спросил он.
   — Отчасти. Тебе и вправду хочется услышать, что происходит с тобой, когда ты переступаешь через место, в котором только что ушли в небытие две сотни миль?
   Итайн содрогнулся.
   Они спустились с холма и въехали в город.
   — Далеко еще? — нетерпеливо спросил Вэнион.
   — Уже близко, — заверил его Спархок. — Город совсем невелик.
   Они проехали по узким улочкам, с которых снег сгребли в сугробы к самым стенам домов. Добравшись до знакомого трактира, они въехали во двор и спешились.
   — Теперь все в порядке, Бетуана, — заверяла Афраэль королеву атанов. — Я держу его погруженным в глубокий сон, и все что нужно понемногу срастается и затягивается.
   — Кто присматривает за ним? Быть может, мне следует отправиться туда.
   — Нет, Бетуана, — строго сказала Афраэль, — у меня нет дозволения взять тебя на остров — пока, во всяком случае.
   — Но ведь он там один!
   — Ну разумеется, не один. Я сейчас рядом с ним.
   — Но… — Бетуана запнулась и во все глаза уставилась на девочку.
   — Постарайся не думать об этом. — Богиня-Дитя задумчиво поджала губы. — Знаешь, в Энгессе-атане легко обмануться — может быть потому, что он так немногословен. Я и не подозревала, какой он замечательный, покуда не заглянула в его сознание,
   — Я всегда это знала, — сказала Бетуана. — Долго еще придется ему пробыть вдали от меня… то есть от нас?
   Афраэль сделала вид, что не заметила оговорки королевы.
   — Неделю-две. Я хочу, чтобы рана наверняка зажила. Ну, войдем внутрь, покуда Вэниона не хватил удар.
   Во главе со Спархоком они вошли в нижний зал, где трактирщик был так поглощен вытиранием стола, что, казалось, ничего больше не замечал. Они поднялись по лестнице, и Спархок с изумлением увидел, что у дверей комнаты Сефрении стоит на страже Миртаи.
   — Что ты делаешь здесь! — спросил он. — Я думал, ты в Материоне.
   — Меня одолжили, — отвечала она, — словно старый плащ.
   — Ты ведь знаешь, Миртаи, что это не так, — отозвалась Афраэль. — Данае в замке ничто не грозит, а мне нужна была надежная охрана для Сефрении. Войдемте.
   Сефрения сидела в постели, и над ней заботливо склонилась Ксанетия. Комната утопала в солнечном свете.
   Вэнион направился прямо к любимой и, опустив шись на колени у ее кровати, нежно заключил ее в объятья.
   — Я никогда больше не отпущу тебя от себя, — невнятно пробормотал он.
   Сефрения взяла его лицо в ладони и поцеловала его.
   — Осторожнее, не повреди себе.
   — Помолчи, Вэнион, — отвечала она и, обхватив его голову, с силой прижала ее к своей груди.
   В больших глазах Афраэли заблестели слезы. Затем она сделала над собой усилие и стряхнула нахлынувшие чувства.
   — Что ж, начнем, — нарочито сухо сказала она. — С тех пор как мы в последний раз собирались вместе, произошло очень и очень многое.
   — И все плохое, — угрюмо вставил Итайн.
   — Не совсем, — отозвалась Богиня-Дитя. — Наихудшая новость — то, что Клааль в Земохских горах заманил в ловушку рыцарей церкви. С ним были эти необычные солдаты, наши друзья потеряли почти половину войска убитыми и ранеными.
   — Господи! — простонал Итайн.
   Поскольку Спархок уже был осведомлен о последних событиях, он решил раз и навсегда прояснить тайну солдат Клааля. Он коснулся кончиками пальцев шкатулки, скрытой под рубахой, и мысленно позвал: «Голубая Роза!»
   «Внемлю тебе, Анакха».
   «Наши друзья вновь повстречались с Клаалем. Привел он сюда странных воинов».
   «Сего следовало ожидать. Сам Клааль, по причине своих размеров, непригоден для прямого сражения с людьми».
   «В его глазах мы не более чем мыши?» — предположил Спархок.
   «Сим суждением ты умаляешь себя, Анакха».
   «Возможно. Сдается мне, что воины сии происходят из иного мира. У них желтая кровь, а лица похожи на лик самого Клааля».
   «А-а, — протянул голос. — Припоминаешь ли, как однажды я сказал тебе, что у нас с Клаалем в обычае сражаться друг с другом за обладание различными мирами, кои я сотворяю?»
   «Да, помню».
   «Больно мне признаваться в сем, Анакха, но не всегда побеждал я в сих поединках. Иные мои миры Клааль отнял у меня. Из одного такого мира — сдается мне, что название его Арцера, — и привел он сии создания, с коими сошлись в бою твои друзья».
   «Они страшны, Голубая Роза, однако не непобедимы. Заметили мы, что в долгих стычках испытывают они некое неудобство».
   «Сильно подивился бы я, если б вы сего не заметили. Один глоток воздуха Арцеры навечно сжег бы твои легкие. Воздух сего мира столь целителен и сладок, что и род человеческий, и иные живые твари дышат им с легкостью и радостью. Однако же обитателям Арцеры повезло куда менее. Органы, с помощью коих дышат они зловонными миазмами родного своего мира, куда сложнее, нежели ваши органы дыхания. Более того, то, что было бы смертельно для тебя, для них стало жизненно необходимым. Уверен я, что воздух сего мира находят они чересчур разреженным и неприятным».
   «И смертоносным?» — настойчиво подчеркнул Спархок.
   «Да, со временем он становится и таковым».
   «Не взял бы ты на себя смелость предположить, сколько времени понадобится на то, чтобы наш воздух убил их? «
   «Ты жесток, Анакха».
   «Я в безвыходном положении, Голубая Роза. Воины Клааля подвергли наше дело страшнейшей опасности. Мы должны знать, как долго могут они жить в нашем воздухе».
   «Сие зависит от каждого взятого отдельно воина, однако наверняка не более, чем день, и изнемождение лишь ускоряет сей процесс. «
   «Благодарю тебя, Голубая Роза. Я и мои друзья придумаем, как применить сие знание к вящей для нас пользе».
   — Не отвлекайся, Спархок, — сказала Афраэль.
   — Извини, — отозвался он. — Я совещался с нашим другом. — Спархок похлопал по шкатулке, бугрившейся на его труди, и взглянул на Вэниона. — Я получил некоторые сведения о слабых сторонах солдат Клааля. Нужно будет нам с тобой разработать кое-какие тактические приемы.
   Вэнион кивнул.
   — Ты уверена, что с Беритом и Халэдом не случится ничего плохого? — спросила Сефрения у девочки. Афраэль кивнула.
   — Заласта не хочет дать нам понять, что разгадал нашу хитрость. Он велел всем вести себя так, будто ничего не изменилось. — Она на миг задумалась. — Пожалуй, это все. Бергстен идет по степи; Келтэн, Бевьер и Кааладор уже в Натайосе; Улаф, Тиниен и их ручной тролль вот-вот прибудут туда же.
   — Ты могла бы увидеться с императором? — спросил у нее Итайн. — Он должен знать о том, что король Арджуны в союзе со Скарпой.
   — Я об этом позабочусь, — пообещала Афраэль и слегка нахмурилась. — Сефрения, ты случайно не наставляла Стрейджена в магии?
   — Нет, а что?
   — Он послал мне тайный зов. Вышло у него не слишком ловко, однако ему удалось привлечь мое внимание.
   — Как, во имя Господа, он этому научился? — воскликнул Вэнион, все еще сжимавший в объятиях Сефрению.
   — Видимо, подсматривал за вами. Стрейджен схватывает на лету, а кроме того, он владеет стирикским. Полагаю, воровать магические тайны — почти то же самое, что очищать чужие карманы. Как бы там ни было, именно Стрейджен рассказал мне о других фортах Скарпы. Он и Телэн кормят небылицами своего дакита, чтобы посеять смятение среди наших врагов.
   — Думается мне, что пришла для меня пора отправляться в Натайос, — сказала Ксанетия. — Должны мы убедиться, что королева Анакхи находится именно там, и приготовиться к ее спасению.
   — До того, как Заласта увезет ее куда-то еще, — прибавил Спархок. — Я, пожалуй, тоже отправлюсь в Натайос. Остальные уже там, а Келтэн нуждается в твердой руке, чтобы не наделать глупостей. Кроме того, если Элана и Алиэн действительно там, мы тотчас же переправим их в безопасное место. Тогда я разгоню армию Скарпы, и мы потолкуем по душам с Киргоном.
   — И Заластой, — мрачно добавил Вэнион.
   — О, кстати, — вспомнила Афраэль, — кто-нибудь ведет список людей, с которыми мы не прочь разобраться? Если да, можете вычеркнуть из него имя барона Парока.
   — Улаф убил его? — спросил Спархок.
   — Нет, Спархок, барон не мертв. В сущности, он будет жить вечно, правда, тебе никогда не удастся его отыскать. Кхвай начал терять терпение и потребовал у Улафа и Тиниена сведений о людях, похитивших Элану. Они отдали ему Парока.
   — И что же произошло? — спросил Итайн.
   — Гхномб заморозил время, — пожала плечами Афраэль. — Затем Кхвай вверг Парока в огонь. Теперь он охвачен пламенем. Он так и бежит в этом пустом неподвижном мгновении, и будет бежать — и гореть — вечно.
   — Милостивый Боже! — в ужасе выдавил Итайн.
   — Я передам Кхваю твои слова, — заверила его Богиня-Дитя. — Он будет доволен, что ты одобрил его поступок.
   Воздух был сухим и холодным, небо подернулось странной серостью. Тиниен и Улаф выехали из Арджуна в замороженном времени; рядом с ними косолапо трусил Блокв.
   — Как ты полагаешь, скоро мы доберемся до Натайоса? — спросил Тиниен.
   — Не знаю, — отозвался Улаф, — может быть, за пару секунд.
   — Очень смешно.
   — А мне нравится. — Улаф взглянул на стайку птиц, недвижно зависшую в воздухе над их головами. — Интересно, стареет ли человек в He-Времени?
   — Понятия не имею. Впрочем, ты можешь спросить барона Парока.
   — Вряд ли он будет склонен к беседе. — Улаф поскреб обросшую бородой щеку. — Все-таки я сбрею эту бороду, а если Герде это не придется по вкусу — тем хуже для него. — Тут он вспомнил, о чем хотел расспросить своего косматого спутника. — Блокв! — позвал он.
   — Что, У-лав?
   — Нам грустно, что след ведет нас в земли солнца, где ты будешь страдать от жары.
   — Я не буду страдать от жары, У-лав. В He-Времени нет ни жары, ни холода.